Текст книги "Оправдай мою войну"

Внутри было письмо на обычном листе, сложенное два раза. Раскрыв его, я увидел особого качества бумагу, с королевским гербом, как характерный отличительный неподдельный знак принадлежности автора к королевскому окружению. Сам текст был написан красивым размашистым, но компактным почерком густыми чёрными чернилами – явно писалось пером не последнего качества.

Дорогой мистер, верный сын отечества и поданный Его Величества!

Вы успели показать за те длинные годы Вашей талантливой дипломатической работы себя как человека, имеющего не просто огромный потенциал и недюжинные способности, а как человека чести и преданности Короне, готовый проявить инициативу и искренний интерес для того, чтобы отстаивать интересы нашей Империи до последнего. В тоже время, Ваши актуальные и не лишённые остроумия речи успели создать Вам в английском обществе крепкий и неподдельный авторитет человека дальновидного и честного. Корона давно следит за Вашей прекрасной работой, и мне, как члену королевской семьи (своё имя сейчас, равно как и Ваше, как Вы понимаете, я не могу разглашать) нужно встретиться с Вами. Сегодня через моего поверенного человека эта нота будет вручена Вашему непосредственному начальнику – послу, который в этот же день и передаст Вам его. Завтра вечером по указанному внизу письма адресу Вам надо будет явиться для встречи со мною к девяти часам вечера. Предъявите страже письмо – они уже предупреждены мною, и заберут его, приведя Вас ко мне в кабинет. Соблюдайте традиционную процедуру дипломатической анонимности.

Ваш друг.

Ниже подписи следовала королевская печать, но не именная. Письмо явно написано не самим Его Величеством, но кем-то из его родственников – поверенных в государственных делах. Такой визит – это честь для меня. Но чем же я обязан столь важным визитом родственнику Короля?

Письмо меня озадачило; сердце начало насыщаться кровью – не от страха или нервоза, но от сложнообъяснимого чувства… Даже и не знаю, что и сказать. Я очень сильно польщён – неужели я, в своём молодом возрасте, и уже удостоен такой чести? Что же я такого, в конце концов, сделал? Нет, я понимаю конечно, что выполняю свою работу, но… неужели так качественно? Сложно самому себя судить; это относится и к тому, когда тебя хвалят, и к тому, когда ругают; сложно найти своё место в этом мире. Но чтобы так высоко оценил меня родственник первого человека в стране… как-то всё это неожиданно…

Историю пишут молодые – это высказывание будет справедливым, начиная с уже вспоминаемого мною Питта, заканчивая Наполеоном, который уже в двадцать лет был заместителем командира при подавлении бунта во Франции… Есть в этом что-то… ироничное и пророческое. Если молодые вершат судьбы мира, то и ковать победу в грядущей бойне будут именно они. Но с другой стороны – кто же лучше подойдёт для решения всевозможных конфликтов, как не молодёжь? Главное, главное – не дать ей выродиться…

Остаток последнего спокойного вечера я провёл под стуки дождя за окном, употребляя уже остывшую, но не потерявшую вкусовых свойств пищу. Суп-пюре, как и всегда, был отменным – миссис Бакер всегда удаётся состряпать что-нибудь вкусное. Увы, но мы редко пересекаемся – не всегда находится свободная минутка даже для привычных любезностей. Когда живёшь на грани глобальных перемен, орудуя десятками, а то и сотнями пророненных любезностей в переговорах, далеко не всегда может найтись время даже и для одного, действительно чистосердечного комплимента…

Спалось как обычно. Мне редко снятся сны. Когда приходишь к себе в покои после долгих многочасовых изнуряющих дипломатических раундов, голова порою просто гудит. Ночь – это единственное время, когда она затухает. И то, лишь на первый взгляд – пусть я не вижу ярких картинок и образов, но я просто чувствую, как в ней будто что-то «шевелится» – словно нейронные связи, не так давно описанные нашим талантливым Александром Бэйном, продолжают укрепляться, генерируя множество слов и фраз и на подсознательном уровне соединяя их в единые стройные предложения. Когда выдаётся свободная неделька-другая, когда работы либо мало, либо и вовсе нет (а так бывает ох как редко), то мозг, словно грамотно организованная печатная машинка, перестраивается, и сны начинают появляться. Самая настоящая Алиса в стране чудес, но только в голове…

Следующий день прошёл в относительном спокойствии и умиротворённости; под тусклым серым небом бродил по знакомым мне шумным, и в тоже время особенным образом спокойным улочкам Лондона, рассматривая обычную английскую жизнь. Все всем заняты – спешат… только дай дорогу. У тех же немцев, изучить распорядок дня которых мне удалось во время того посольства, устроен несколько иначе – да, там все трудятся ничуть не меньше; но как-то у них это выглядит более… механизировано, что ли. Роботизировано. Сейчас, гуляя по холодной и сырой окраине городка, если так можно назвать Лондон, ловишь себя на мысли, что все люди… разные. Каждый занимается своим делом, одет в разный наряд; в конце концов, даже походка каждого несколько отличается, а иногда – на несколько голов и шагов. В Германии же всё выглядело как-то… однотипно. Серые костюмы, серые люди, серые лица… не то, чтобы это плохо или ещё что-то; наоборот, есть в этом своя интересная изюминка. Немцы меня всегда привлекали своей практичностью. Если же мы, англичане, практичны, но более скрытны в этом вопросе, то немцы наоборот, открыты и ничуть не стеснительны в своих намерениях. Это и пугает нас, накануне всех этих событий… А ведь немцы, в виду этой самой открытости, запросто всё и могут начать, только дай им повод… и не важно, что это будет за представитель разделённого народа – или северяне, верные Кайзеру, или же южане, поданные Императора двух королевств…

Всё прошло в свойственном мне спокойствии и единении со столичным городком. У меня почему-то более грубая и формальная форма «город» ассоциируется с некой… массовостью и неорганизованностью. Глядя на наш прекрасный дивный Лондон, равно как и на другие английские городки, язык просто не поворачивается назвать его городом. Это городок. Большой, очень большой городок, но никак не город. Городок, со своими особыми и неповторимыми чертами, увидеть которые должен каждый…

Вечер и назначенное время подкрались незаметно – как следует нагулявшись и отдохнув, надышавшись свежим воздухом, мне надо было явиться по вверенному мне адресу; предстояла самая важна встреча в моей жизни. Надев самый лучший деловой костюм, собравшись с мыслями и чувствами, я устремился в назначенное место. Это была резиденция неподалёку от Лондона, что-то вроде частного поместья. Как я понимаю, принадлежащее лично этому самому человеку. Увы, узнать его я не мог – не особо интересовался недвижимостью и собственностью, какому знатному лорду или джентльмену принадлежит то или иное имущество. Я считаю это неким дурным тоном – интересоваться такими подробности из праздного интереса. Одно дело, когда это важно, и действительно нужно; иное же это деяния, достойные всякой необразованной черни – интересоваться всякими личностными и интимными подробностями из жизни, считать чужие деньги и рассматривать чужое имущество. Действительно, только неблагородные оборванцы, читающие низкосортную бульварную прессу, способны опускаться до такого. Нет, Вы не подумайте – я сторонник равенства; но речь мы ведём сейчас не про простой рабочий люд, который еле сводит концы с концами, а именно про праздных и глупых невежд, которые не хотят сделать себя Человеком с большой буквы. К последним у меня презрение особое. Негоже прожигать свою жизнь на всякую низкосортную рутину, когда можно ковать своё собственное счастье самому. В это неспокойное время нельзя надеяться ни на кого, кроме как на себя…

Добрался к резиденции этого человека, члена королевской семьи, я несколько заранее – пунктуальность и тактичность, особенно в таких вопросах никто не отменял. Здание поражало своей размашистостью и застройкой – большое и величественное трёхэтажное здание, внешне напоминающее один из тех замков старых времён – и, кажись, более ранних, нежели чем великой викторианской эпохи. Как и положено в таких местах, оно было обнесено железной двухметровой изгородью, а по сторонам компактно и ненавязчиво располагались караульные, несущие вечный и тщательный дозор. Только мой кэб подъехал, к нему подошёл один из них, и как я вышел, он холодно, но дипломатично поинтересовался целью моего позднего визита. Стоило мне только достать и показать ему письмо, как все вопросы тут же отпали, и огромные массивные стальные ворота с королевским гербом распахнулись, пропуская меня внутрь. Кэбмена отправили обратно в Лондон – сказали, что мою доставку в город организуют после завершения встречи. Что же – мне распахнута дверь в ещё одну непреступную ранее крепость. И пока один из гордых стражников, одетых в парадный костюм, провожает меня, ловишь себя на мысли – с кем же предстоит столь важная в моей жизни встреча, и чем же она, всё-таки, закончится…

Внутренние помещения по красоте и изящности ничуть не уступали внешнему виду маленького дворца – длинные коридоры с белыми колоннами и портретами мастеров современности и прошлого, длинные ковровые дорожки на полу из изысканного дерева, и свечи… много свеч. На моё удивление, дом абсолютно не освещался электричеством, хотя последнее уже было доступно в массовом потреблении. «Мы сделаем электричество таким дешёвым, что жечь свечи будут только богачи» – говорит небезызвестный талантливый промышленник Томас Эдисон; здесь же этот принцип отражался на практике – действительно, ещё далеко не все привыкли к прогрессивной лампе накаливания; это, всё-таки, не тот уровень и не тот престиж; со старыми добрыми свечами не сравнится ничего. А здесь они были в таком количестве, будучи одновременно и не назойливыми, и в тоже время освещающими каждый уголок этого мрачного дворца красоты.

Однако, на всё кажущееся затворство, характерную богатым и знатным джентльменам, закрытость и отдалённость, это место… располагало меня. Чувствовалось в нём что-то родное… Нет, не отчий дом – и дело даже не в изысках. Во всех этих несметных богатствах, во всём этом величии… не чувствовалось чего-то… предосудительного. Смотря на всё это, невольно понимаешь, что этот дом – памятник нашей истории. Вся эта атмосфера и дух, парящий в самом воздухе… всё это напоминает мне о былых временах, когда карту мира ещё только предстояло перекроить. Эх… сколько дум и долгий часов расчётливых замыслов прошло за печатью этих стен… величие нашей Империи, нашей любимой всем сердцем Короны…

Сейчас мы шли по коридору – прямолинейному и длинному, как наша сложная и противоречивая история борьбы. Всегда, во все времена мы шли длинной дорогой вперёд; когда другие руководствовались надменной эмоцией, импульсивно и резко скача то вверх, то падая вниз, словно курс акций на неустойчивой бирже, мы, изначально продумав и поняв правила игры, плавно шли вперёд. Незатейливый наблюдатель со стороны мог бы подумать, что как же так, ведь ещё вчера подобное казалось немыслимым… но подобный профанский подход может быть только тогда, когда не знаешь всех тонкостей и правил игры…

Сопровождавший меня охранник завернул к двери справа, приоткрывая мне проход в кабинет. Пройдя в него, дверь захлопнулась, и я остался наедине с человеком, представшим передо мною. Это был невысокого, но статного роста мужчина, по возрасту приблизительно равному нашему Его Величество Королю. Было в чертах лица что-то… похожее на него. Но стоило ему подойти чуть поближе ко мне, чтобы пожать руку своему гостю, как свет свечи осветил его лицо. Бог мой, даже это же…

– Я смотрю, Вы весьма удивлены. – Проронил мне этот талантливый человек, которого я даже и не ожидал увидеть перед собой.

– Я…, – Несколько замешкавшись от неожиданности, но быстро сосредоточившись, проронил, – Для меня большая честь встретиться с Вами.

– Что же мы стоим? Давайте присядем. – Пожав мне руку, близкий родственник Его Величества приглашающим жестом указал мне на два кресла, стоящих около потрёскивающего тёплыми тонами старинного камина.

Его рабочий кабинет был приятен и душе, и глазу; в нём не было никаких излишеств; всё было весьма утончённо и лаконично. Вдалеке прямоугольной комнаты, на противоположном концу от камина стоял рабочий стол, повёрнутый лицом в центр комнаты; на нём лежало множество документов и печатей, что свидетельствовало не о праздном образе жизни этого уважаемого человека, а об активной и длительной работе на благо Короны. Слева от него вдоль всей стены располагались просторные, но завешенные синими шторами окна; за ними уже успел разыграться нешуточный дождь, а тьма, не позволяющая ничего видеть дальше ограды поместья, иногда перебивалась умеренными и слегка поблекшими вспышками молнии, отдающими грохочущими, но насыщенными на разность частот вспышками грома. Будто где-то вдалеке громыхает артиллерия разных калибров, как предвестник грядущей бури…

В центре комнаты располагался круглый зелёный ковёр; в центре него стоял напольный деревянный глобус, который, судя по едва заметным потёртостям, а также сложенными на стоящем под ним шкафом всевозможные флажки и фигурки, и даже кусочки мела, говорили о том, что он не раз использовался для мысленных операций и перекраивания территорий. По левую же сторону, практически всё пространство вдоль стены, не считая ведущей в кабинет двери, было заставлено красивыми и роскошными, но в тоже время без всяких излишеств шкафами, на которых располагалось множество книг различной тематики; начиная от художественной литературы и трудов знаменитых философов, заканчивая прикладными военными и инженерными трудами – даже книги естествоиспытателей и биологов нашли своё отражение здесь.

Его страсть к охоте также находила своё отражение здесь – старое доброе трофейное ружьё, подаренное ему одним родственником короля из восточной Европы предназначалось для охоты на птиц. Трофеев, однако, мне узреть здесь не удалось – наверняка у него для этого есть отдельная комната, где выставлены все его подобные достижения.

Мы уже устремились к камину. Родственник Короля сел в кресло справа, мне же досталось то, что ближе к окну. Штора здесь была слегка приоткрыта, позволяя увидеть всю природную вакханалию, которая не просто кричит, а орёт о своём негодовании. Гневается всё… всё уходит, всё меняется…

– Погода разыгралась не на шутку, да? – Спокойным и поставленным голосом он начал разговор. Действительно, с этим фактом и не поспоришь – другие плотные синие портьеры при ярких вспышках порою попросту просвечивало насквозь.

– Что верно, то верно, – подметил я, включаясь в разговор, – сейчас неспокойно всё – даже сама природа…

– Да… – Слегка вздохнув член королевской семьи, начиная всматриваться в камин. – Пока где-то бушует гроза, здесь горит тёплый душевный огонёк спокойствия и уюта…

Камин приятно потрескивал угольками, который, судя по малому количеству дров в нём, горит здесь достаточно давно – ещё до наступления вечерней тьмы, пришедшей сегодня так рано. Над ним, как ни странно, висел портрет нашего горячо любимого всеми Короля, который, отдаваемый единственным источником в этом месте, – огоньками камина, – будто смотрел на нас, как на верных сынов отечества, нуждающийся в нашей борьбе. Однако недостатка света здесь не было – хоть канделябр и стоял на рабочем столе в той стороне комнаты, создавая атмосферу некой непринуждённости и неформальной обстановки, мы оба прекрасно понимали, что собрались здесь не из праздного интереса и формальных пустых разговоров.

– Стаканчик? – Родственник Короля указал на два стакана виски, которые, судя по тёмному и насыщенному цвету, подверглись ни одному десятилетию качественной выдержки.

– Не откажусь. – Пододвинув стаканчик, предназначенный для меня, я последовал примеру своего собеседника. Однако, никто из нас к нему так и не притронулся – это было бы дурным тоном и плохим началом разговора; судя важности нашей встречи, нам обоим как никогда нужен трезвый рассудок.

– Что же… – С едва заметной деловитой долькой, близкий родственник Его Величества решил постепенно начать вводить меня в суть нашей встречи. – Я так понимаю, Вы догадываетесь, что я пригласил Вас потратить Ваше время не из формальной вежливости и праздного интереса.

– Да, всё верно. – Утвердительно подтвердил я, продолжая глядеть на камин. Его яркие играющие огоньки придавали моему неспокойному сердцу в данную минуту некую щепотку уверенности и спокойствия.

– И как Вы догадываетесь, тема нашего разговора… – Закончил он, сделав искусственную паузу, ожидая моего ответа.

– Война… – Выдыхая, несколько грустным и хриплым, но в тоже время решительным голосом произнёс я это заветное слово.

– Да… война… – с короткими, но душевными паузами, продолжил родственник Короля не без личного интереса к этой проблеме. – Вы – проницательный и талантливый человек. Это видно сразу. Именно поэтому Вы и находитесь здесь… – Продолжил он, стараясь говорить максимально тактично и без лести, как бы констатируя существующие факты, аккуратно подводя меня к самой сути. – Ваш талант и гениальность, вкупе с Вашей молодостью и энергичностью… этот квартет способен сыграть особую мелодию на подходящем к своему концу и окончательно изжившему себя Европейском концерте…

Мой собеседник был твёрд и холоден в своих мыслях. Однако я чувствовал, что его сердце наливалось кровью от не безразличия к событиям грядущим. Говоря максимально рассудительно и мысля рационально, было всё-таки видно, что он не машина – он человек. Ему ничего не чуждо. Он, так же как и все; так же как и я, всем сердцем хочет одного… величия нашей бессмертной Империи.

– Война неизбежна… – Проронил он пророческие слова. – Сейчас только слепой Полифем может верить в трубимую прессой всех стран «незыблемость мира». Вы, думаю, догадываетесь, почему Вас так вовремя отозвали из Берлина…

– Декларация… – Коротко и ясно, прямолинейно заключил я.

– Да, всё верно. Скоро всё начнётся – нельзя подрывать авторитет Короны.

Стуки дождя по окну становились всё сильнее; усиливались и вспышки молнии, ставшее появляться чуть чаще. Металлический откос с внешней стороны, изрядно полируемый многочисленными безликими каплями начинал грозную речь, издавая характерные металлические скрежеты и звуки. В них я слышал крики безликих солдат, давимые стальными гусеничными монстрами. Этот конфликт будет полыхать очень долго, унеся жизни многих людей…

– В чём собственно заключается моя задача?

– Понимаете… – Несколько выдержав, будто задумавшись, продолжил родственник Его Величества. – Современные войны… они несколько… иные. И я говорю сейчас не про гениев военно-промышленной мысли, кующих в могущих концернах настоящие шедевры… люди тоже меняются.

– Общественное мнение? – Поняв, к чему он ведёт, риторически спросил я.

– Именно. – Словно ожидая моего ответа, продолжил мой собеседник. – Из простого народа никто не хочет войны. В нашей Империи практически каждый поданный – преданный слуга Короля; но не каждый готов умереть за Короля… – Становясь всё более откровенным со мною, он продолжил. – Одно дело, когда война в сознании людей «справедливая» – не захватническая. Высадись на наши Острова оккупанты, каждый возьмётся за ружьё – тут никто и не сомневается. Но заставить людей отправиться в далёкое плавание и начать войну на континентальной Европы, а то и где ещё подальше… не каждый пойдёт на это.

– К сожалению, таких верных сынов отечества во всей истории любой страны было меньшинство… – заключил я.

– Именно так. То, что война грядущая, в случае нашей победы, – а в ней я ни капельки не сомневаюсь, – принесёт нашей Империи огромную пользу.

– Да… но вопрос – какой ценой?..

– Я смотрю, Вы меня прекрасно понимаете. – То ли, с целью задобрить меня, то ли с искренним порывом (а может, и то и другое), заключил близкий родственник Короля. – Я убеждаюсь, что не ошибся, выбрав именно Вас. – Выдержав некоторую паузу, дабы слова не казались лестными, продолжил он. – Хоть мы и не будем агрессорами в этой войне, а защищающейся стороной, совершив коренной перелом в её ходе на чужой территории, наши войска устремятся вглубь земель нашего врага. В его логово. А, как и для первого, так и для второго людей будет довольно сложно убедить – в их сознании всё равно может закрепиться образ агрессора, как и в нашем, так и в глазах тех людей, против чьих стран мы и будем воевать.

– Нужна тщательная и грамотно спланированная работа. – Расчётливо заключил я. – Работать над мнением и общественным сознанием.

– Теперь, Вы понимаете, зачем я позвал Вас к себе… – Взяв очередную паузу, продолжил он. – Вы пользуетесь большим почётом и уважением среди знатных джентльменов нашего общества, а лондонская пресса частенько разбирает Ваши выступления на цитаты… Займи Вы в этом вопросе правильную позицию, и те, для кого Вы, не побоюсь этого слова, – авторитет, – те сами будут оправдывать такую модель поведения на уровень более низкий. А там всё пойдёт по цепочке…

– Да и прессу сейчас читают не только в клубах…

– Вы – фигура на дипломатической службе Его Величества относительно новая – за Вами нет десятков лет огромного послужного списка. Вы – не «старая гвардия» – а это хороший шанс изменить общественное мнение в нашу пользу среди тех низов, которые утратили всякую веру в старые лица.

– Я польщён Вашим доверием, – искренне заметил я, – но такая грандиозная война…

– Я догадываюсь, что Вы сейчас скажете. – Воспользовавшись моей короткой паузой, продолжил он. – Что это большая ответственность, что неизвестно, выиграем ли мы или проиграем, и даже – стоит ли оно того. Так?

– Так.

– Как Вы знаете, наша великая и могучая Империя простирается по всему земному шару. Но есть и другие, пусть может, и не такие сильные игроки, но представляющие для нас угрозу – угрозу нашему господству. Если мы не будем тверды и последовательны, если мы не воспользуемся этим неизбежным конфликтом в наших интересах, то им воспользуются они – а там уже мы будем следующей мишенью. Мы не нападаем – мы лишь защищаем себя в будущем. – Мудро и пророчески подтвердил мой собеседник.

– Что будет с другими империями?

– Ну… если всё пройдёт успешно, – с неким энтузиазмом и предвкушением продолжил он, – то… их не останется. Как минимум, их народ не выдержит такой тяжбы, и мы получим их лучшие колонии. Наши сердечные «друзья», отделяемые от нас небольшим проливом… они, конечно, не останутся в накладке – ведь этот вечный спор за пограничные с Германией регионы автоматически делает их одним из ключевых орудий в нашей борьбе. Победят? Хм… ну что же, может, так нам даже и лучше – выйдя победителем из Великой войны, они будут почивать на лаврах, уверовав в свою всесильность… а это позволит им замкнуться на внутренних проблемах, махнув рукой на внешние… грядёт разделённое правительство и слабость центральной власти… это тоже будет нам на руку, позволяя держать под контролем нашего «союзника», чтобы он не почувствовал себя воинственной страной, которой она была почти век назад…

Этот человек был мудр и расчётлив – слушать его рассказы было одно удовольствие. И не от того, что мы станем настолько сильными – это, конечно, тоже прельщало, грея душу, но не из-за этого; его политическая мудрость и дальновидность поражали мой рассудок. А учитывая его доступ к информации первой государственной важности и богатый жизненный опыт… он не может ошибаться.

– Что же тогда с нашей вечной головной болью? – Поинтересовался я.

– Германия? Кайзер пусть талантлив и гениален, что не может не заслуживать уважения, но сейчас он весьма наивен и тщеславен – амбиции сыграли в нём против него. А ведь он держит сильную империю, которая тоже разбросана по всему миру… но одна его ошибка может погубить Германию. Навсегда.

– С ней будет тяжело воевать… – Констатировал я. – Общеизвестно, что воюя на одном фронте, Германия непобедима.

– Да – так и есть. Но только если она воюет на одном, а не на двух фронтах… Её можно будет взять в тиски, отведя большую часть дивизий на Восток.

– Империя Востока в деле?

– Да. Они же с нами в «Согласии».

– А им-то какая выгода от войны? Немцы же не глупцы, воевать сразу на два сильных фронта… что им мешает договориться? – Пребывая в некотором недоумении, решил я поинтересоваться.

– Внешность обманчива. Не обманитесь тем, что их Император очень похож на нашего Короля и они двоюродные братья – Железный Кайзер тоже двоюродный брат Его Величества, но их двоих судьба почему-то обделила политической дальновидностью… Мы по дипломатическим каналам высокого уровня кое-что пообещали ему… Босфор и Дарданеллы – в случае всеобщей победы.

– И что, русский царь настолько глуп, чтобы поверить в то, что кто-то позволит ему забрать проливы и открыть путь в Средиземное море? – Искренне удивившись, решил уточнить я.

– Вы не поверите – насколько. Он то с делами внутри страны справиться не может, не то, что разобраться в международной обстановке… Не удивлюсь, если он не сможет сохранить свою жизнь к окончанию войны, не то, что трон…

Мы продолжали беседовать под грозные клокоты грома, отчётливо доносящиеся сквозь прочные стены. Увлёкшись беседой, я даже и не заметил, как толстая пелена крайне серого тумана успела затянуть всё, что чуть дальше железной изгороди вокруг поместья, слившись с аналогичным поведением мрака воедино. Туман, как предвестник нового оружия, смертоносных газовых атак…

– Каков будет итог? – Повернувшись обратно в сторону моего высокопоставленного собеседника, я задал этот важный вопрос.

– Весь мир уже поделён на сферы влияния… надо их перекроить. Наша победа даст нам новые жизненно важные колонии, лишив наших конкурентов на мировой арене их ценных ресурсов. Разрушенные империи, пусть и не все, но смогут подпасть под наше влияние – как минимум, экономическое. А то и вовсе, политическое… Мир будет совершенно иным – никогда каким не был прежде.

– Звучит интригующе…

– Действительно. Мы не сможем подчинить себе всё – многое нам ещё предстоит. Но нам не будет равных, если мы справимся. А я, уверяю Вас – мы справимся.

– Что будет с немцами? – Не из праздного интереса решил уточнить я – гуляя ранее долгими вечерами по Берлину, я не мог не знать того, что будет с ними.

– О, это долгая и интересная история… – Засуетившись и потянувшись за бумагами на стоящем между нашими креслами столике, он начал искать что-то заранее заготовленное. – Проще один раз показать, нежели чем объяснять.

Он достал небольшой клочок бумаги, на которой весьма схематично, но достаточно отчётливо по ключевым признакам была изображена новая, планируемая карта послевоенной Европы. Когда он протянул мне её в руки и я взглянул на неё, меня от волнения бросило в дрожь – я… я не мог узнать нового мира. Это была совершенно другая Европа. Да что там Европа, весь мир, он… изменился. Очень сильно. А что стало, или точнее, станет с бедняжкой Германией…

Она лишится всей своих колоний; сама страна будет попросту разорвана на множество мелких клочков, словно от плюшевого мишки множество лап оторвали руки, ноги и голову – от малого до многого. Новые государства, никогда ранее не существовавшие, разделённые южане и северяне… увидь это сейчас Кайзер, он бы предпочёл холодную смерть разрушительной войне.

– Впечатляет? – С некой радостной ноткой поинтересовался он.

– Я… у меня нет слов. Дар речи… пропал. – Растерянно ответив и выдержав небольшую паузу, я продолжил. – Но ведь это же слишком жестоко, даже для её амбициозных замашек… И во мне сейчас говорит не милосердие и сострадание к судьбе немцев, а чистая рассудительность – разве немцы смогут простить такое унижение? Горечь поражения будет десятками лет копиться у них, что породит самого настоящего монстра… Мы же нарушим заложенный самим Фридрихом Великим принцип «Никогда не обижать противника наполовину», что особенно ударит по немецкому честолюбию…

– Так на это и сделан расчёт. Неужели Вы думаете, что нас интересует независимость и судьба тех народов? Увольте – нам надо заниматься своими интересами, а не чужими. За одну войну мы все наши планы не выполним даже при всём желании. Её закончит не мир – её закончит перемирие на двадцать лет. А следующая война… там уже мы сможем доделать то, что не успеем выполнить здесь.

– Ух… – Тяжело вздохнул я.

– Грустите о разделённом народе? – Кратко поинтересовался он.

– Да знаете, честно, как-то мне к ним… – Выдержав небольшую паузу, я продолжил. – Холодно. Меня беспокоят больше наши люди – бравые добрые англичане, которые погибнут, навсегда канув в пучине истории…

– Понимаю… – Грустным голосом отметил он, продолжив. – Мне это решение тоже далось непросто. Да что там мне – Его Величество долго думал, не раз печалясь о грядущем. Но таков мир – таковы правила игры. Если мы не обеспечим нашему будущему поколению ценой нашей крови свободу, то оно станет послушными рабами наших врагов или ещё вчерашних союзников.

– Целое потерянное поколение… – Задумавшись, кое-как мне удалось проронить эту фразу. – Столько людей уйдёт на фронт и никогда не вернутся… А те кто вернутся – будут ли они счастливы, живя в ожидании очередной катастрофы, начав убивать так рано?.. А следующее поколение? Не выродиться ли оно? Ужасы рождают вырождение, а вырождение ничего хорошего уже не рождает…

– Либо мы, либо нас – третьего не дано. Эта шахматная партия зашла уже слишком далеко – нельзя избегать мата врагу, сохраняя несколько фигур ради пата в надежде, что следующую партию получится разыграть с меньшими жертвами или бескровно – такого в шахматах не бывает. Также и здесь. А вырождение… Знаете, я ещё успел застать викторианскую эпоху… Наша мудрая Королева, да хранит Господь её бессмертную душу, многое сделало для нашей Империи – плоды многого мы пожинаем до сих пор. Вы не можете помнить тех славных времён – сам я успел застать только последние годы её правления. И уже тогда всё было… другим. Закат викторианской эпохи не был таким, какой была она сама. Всё изменилось. Но вот, я сижу рядом с Вами, человеком уже новой эпохи, нового поколения. И в Вас я вижу надежду…

– Поймите, мне конечно очень приятны эти слова, которых я не заслуживаю, но даже если хоть и толика сказанного про меня и есть истина, то неужели хоть этой маленькой толикой будет обладать большинство?..

– Честно сказать… я не знаю. Человек это такая субстанция, что неизвестно, что будет с ним через десяток лет, не то, что спустя сотню лет. Меня самого пугают мысли, что пройдёт сотня лет с нашего с Вами времени жизни и люди… выродятся окончательно. Но… мы должны бороться. Не допускать слабины. И эта война… разве поражение в ней, коей, кстати, будет равна утраченная нами выгода от активного участия, не приведёт ли к скорейшему вырождению поколений?