Текст книги "Оправдай мою войну"

Эта война, она – изменит мир. Более того – она уже меняет его; великие державы делят карту Европы, и не только, простирая своё могущество на наши сферы влияния. Мы будем следующими – вспомните веник; поодиночке можно сломать каждый прутик; попробуй же надломить целый – ничего не получится. Наши союзники ждут нашего решительного вступления в бой; наш народ замер в ожидании Вашего мудрого решения. Мы все – один большой веник, где все наши поданные Его Величества: и я, и Вы, достопочтенные пэры и лорды, и даже сам, да хранит его господь, Георг V; и наши союзники, свободолюбивая Франция и терпеливая Империя Востока – все мы один большой веник. Веник, который выметет этих подстрекателей раздора и врагов свободы с политической карты мира! Мы должны это сделать – для всех нас, для будущего наших детей! Европа стоит на гране трагедии… и лишь этим веником, мы, англичане, со свойственным нам стоицизмом и любовью к нашему Отечеству сможем одержать верх над врагом всех свободолюбивых народов и стран!

Я обращаюсь к Вам от лица всего английского народа. Пока я ждал этого момента, я виделся с множеством людей – начиная от обычных работяг, кующих счастье на огромных мастерских и заводах нашей Империи, заканчивая талантливыми мыслителями и практиками современности. И все, все они, от малого до старого, ждут и требуют одного – раздавить эту проклятую немецкую гадину!

Я взываю к Вашим светлым чувствам, которое есть у каждого из нас, англичан – преданности своему народу, любви к своей стране, верности своему монарху. Ради Его Величества, ради нашего Королевства, во имя бессмертного и непобедимого народа, примите нужное и единственно верное решение, и отправьте жаждущих солдат изничтожать пламя антианглийских перемен уже в зародыше! Во имя нашей бессмертной и горячо любимой Империи! Я верю во всех нас – мы победим!

Свою речь я начал произносить спокойным и уверенным, твёрдым голосом; постепенно начали подключаться жестикуляции и нужные эмоции; и в последней части, как кульминация пламенной речи, слегка повышенный, но способный пробудить огонь в сердце любого англичанина голос, вкупе с мимикой и уверенными жестами, сделали своё дело. У тех, кто изначально смотрел на меня с энтузиазмом, загорелись глаза; те же, кого мало интересовала речь, оторвались от газет и призадумывались, а затем и подключились к своим коллегам, внимающим каждому сказанному мною слову; и вот, спустя пару предложений, нельзя было сказать наверняка, кто из них был заинтересован с самого начала, а кто подключился позднее.

Речь пробудила неподдельный и искренний интерес у каждого – все слушали её с замиранием, и лишь моя плавная и спокойная речь нарушала абсолютную могильную тишину в этом столь высоком месте. Несмотря на жесты и возгласы, речь была одновременно и пламенной, и в тоже время спокойной; для нас, англичан, крайняя эмоциональность губительна и свидетельствует о выходе из холодного рассудка в горячий эмоциональный фонтан гормонов; этот факт я учёл как нельзя кстати – несмотря на слова и вкладываемый в них смысл, мне удалось всё поднести так, чтобы все, абсолютно все собравшиеся здесь, сохраняли рассудок; а сама речь, в первую очередь, апеллировала к разуму, а не к горячим чувствам. Все тонкости, все нюансы – в ней всё было учтено.

Сам же текст содержал и скрытое послание для тех, кого в первую очередь волнует личная выгода – передел карты, который мы получим, сулит нам большую выгоду, и наоборот; потери от её передела чужими руками без нашего участия повлекут огромные денежные потери…

Я добился желанного – речь имела сокрушительный успех; стоило мне только кончить её, как все достопочтенные лорды и пэры, в единодушном порыве патриотических чувств, идущим от разума и стоического восприятия действительности, поднялись с мест и начали аплодировать стоя. Бурные, несмолкаемые и искренние аплодисменты. Нет никаких сомнений – Англия уже участвует в войне.

Этот день был зенитом моей великой звезды; пиком моего могущества и величия. Я не упивался славою или ещё чем-то в этом духе; для меня было важно, что я оказал такое огромное влияние на ход истории моей любимой страны; всё, что я делал, я делал во благо неё – почти год готовящаяся речь, старание при её произнесении и апелляции к разумного и рассудочному – всё это ради него, ради нашего прекрасного Королевства.

На перерыве ко мне подходили парламентарии, знакомились и обменивались со мною карточками и контактными данными. Некоторые даже заявляли, что были наслышаны о моей деятельности на дипломатическом фронте. Мы обменивались мнениями по нескольким вопросам; меня осыпали благодарностями за столь актуальную сейчас речь. Я пока сам не понимал, почему число речи было назначено на столь поздний период времени… чуть более чем за месяц до его начала. Когда все достопочтенные лорды и пэры разошлись, ко мне подошёл отец, и мужественно пожав мне руку, сказал: «Сильная речь. Я горжусь тобой!». Эти слова придали мне сил для дальнейшей работы и были очень сильно важны для меня.

Познакомившись с хорошей частью пэров и лордов, я завёл выгодные для себя знакомства. После перерыва парламент единогласно проголосовал за объявление войны Германии. Завтра, 4 июля она была объявлена официально. И тут уже начинается другая, совершенно другая история нашей страны.

Все эти года, оказавшиеся столь нелёгкими для нашей Империи, я провёл в разъездах и кропотливых дипломатических авантюрах – серая и тёмная дипломатия, скрытая от глаз общественных, была столь необходима нашей стране – нужно было убедить как можно больше стран отправить своих поданных на заклание этой бойни, чтобы меньше наших людей пало на её просторах. Действительно, зачем воевать своими людьми, если можно послать на фронт чужих?..

Ох… сколько изменилось в мире за эти несколько лет… Работа была действительно изнурительной – пусть и не такой сложной и важной, как та речь, но весьма необходимой нашей Короне; приходилось действовать всеми средствами – пока танки раскатывают на гусеницах молодое поколение, выползая из газового тумана, смердящего самой смертью, мы пускали в ход убеждения, угрозы, обещания, шантаж и запугивание. Игра была очень тонкой и шла на незримых полях сражений – в кулуарах переговорных площадей. Били по всем болевым точкам – кого-то можно было склонить на свою сторону за звонкую пару-тройку монет, или даже за туманное обещание оных – всё зависело от того, с кем мы договаривались; другие не спешили за пару серебряников отправлять на фронт целое поколение – приходилось запугивать и угрожать; были и единицы вразумлённых, с кем диалог был попроще – логическое убеждение, основанное на неоспоримой аргументации заставляло их выступать на нашей стороне. Но не всегда всё было так прекрасно, как казалось – многие спешили заявить о своём «нейтралитете»; но и это была маленькая победа нашей дипломатии – как минимум, они были не с нашими врагами, кои работали на этом фланге не меньше нашего, чуть ли не открыто объявляя нас виновниками всей этой агрессии. Шла война незримого, дипломатического фронта…

Прошло несколько лет. Война всё ещё полыхает, оставляя неизгладимые шрамы на теле всей Европы. Эти рубцы нескоро заживут; но остались не в стороне и другие части света… Не без содрогания в душе, скрепя сердцем продолжаю я свою работу – каждый раз когда мне приносят сводки с фронта, меня опутывает вязкая печальная грусть о наших солдатах, погибших за нашу страну… И гибнут ведь не только они – и наши союзники, и даже —наши враги… В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что всё это – лишь некий фарс, не стоящих затраченных на его осуществление средств… столько людей скосила эта чума XXI века…

Отступать уже поздно – я принял решение и несу за него полную ответственность. Каждый месяц становится тяжелее предыдущего… душевные терзания полностью выводят меня из колеи. Когда появляется минутка-другая свободного времени, я пытаюсь придти в себя, но… тоска, а может даже и уныние, продолжают пожирать меня изнутри. Словно коррозия давно заржавевшего изнутри металла…

На работе, в переговорном процессе я веду себя стоически и безупречно, пребывая в спокойном состоянии – никакой, пусть даже и самый чувственный человек, наделённый божественной эмпатией, неспособен даже и усомниться в том, что я силён, и стойко провожу линию нашего государства, уверенно отстаивая её, но в моей душе… Верденская мясорубка, трагедия Галлиполи, Ютландия… всё это и целый ряд других бойней не дают мне покоя. Столько людей полегло ни за что…

Пока ни за что. Успехи на фронте очевидны, и у объединённых немцев нет никаких шансов. Осталось совсем недолго. Работа на моём фронте идёт успешно – абсолютное большинство поддерживает нас. Вот уже и наши заокеанские братья, некогда бывшие с нами единым целым, почувствовав очередной успех нашей коалиции, ввязались в войну. Они не получат столько бонусов сколько мы, но и потери их будут значительно меньше…

И вот момент, которого все мы так долго ждали; приближение которого мы жаждали ценою своей собственной жизни; то единственное, что способно было пробудить улыбку на нашем лице после стольких тяжёлых затяжных лет войны – победа. Победа в этой сложной схватке, унёсшей жизни более десяти миллионов людей… трагедия, которую никогда ещё не видел мир, завершилась; но началась не менее страшная трагедия для тех, кто проиграл в этой борьбе; Германия унижена и обескровлена, будучи разорванной на множество клочков; Империя двух корон прекратила своё существование; от Империи Малой Азии тоже ничего не осталось – всё было потеряно. Наши друзья пострадали не меньше: Империя Востока, как и предсказывал член королевской семьи, прекратила своё существование; глупый и неумелый царь окончательно погубил дело всей его страны. А ведь будь другой, достойный человек на престоле… этого бы и не было. Франция почивает на лаврах, чувствуя себя державой-победительницей… а в тоже время разделённое правительство подтачивает и без того непрочный фундамент в стране; именно мы помогли им остановить скорое падение Парижа в битве на реке Марна (а ведь немцы рассчитывали именно на такой исход событий); не удивлюсь, если опыт этой кровопролитной войны их ничему не научил, и в следующей войне их столица будет быстро взята без особого сопротивления.

Однако, талантливый французский военный деятель Фердинанд Фош при ознакомлении с Версальским договором, который положил конец этой мясорубке, повторил слова родственника Его Величества – «Это не мир, это перемирие лет на двадцать». Слишком жестокие и унизительные условия, раздробившие и без того разделённый немецкий народ, будут копить и уже копят печальную горечь поражения, которая скоро выльется в реваншистские настроения, которые, в свою очередь, породят самого страшного монстра, которого действительно никогда ещё не видело человечество…

Война закончилась, и мы счастливы. И что не менее важно – счастлив я. Моя мечта реализоваться в жизни действительно осуществилась; после продемонстрированных талантов, я получил одну из первых должностей на дипломатической службе. Само Его Величество Георг V, да хранит его господь, узнав о моих успехах, наградил меня орденом и произвёл в рыцари, попутно даровав роскошное поместье и заметную прибавку к и без того большой заработной плате. В английском обществе к моему мнению стали ещё тщательнее прислушиваться – я стал далеко не последней фигурой, способной влиять на политику нашего могучего государства. Отец, который всегда был строг со мною, узнав обо всём этом, вновь крепко пожимая мою руку, сказал мне – «Ты достиг невиданных успехов. Я восхищаюсь тобой»; когда он говорил это твёрдым и крепким голосом, мне чуть ли не показалось, будто он вот-вот готов проронить скупую слезу, но обошлось без этого. Встречи с членом королевской семьи стали более частыми и открытыми, и переросли в откровенную дружбу. Пожалуй, у меня есть всё, что можно пожелать для счастливой жизни. И я счастлив. Но… счастлив ли?..

Прошло несколько лет. Началось новое, третье десятилетие этого измученного века. Волна эйфории, которая накрыла меня, когда я достиг всего этого, прошла, и сейчас, стоя напротив окна, за которым бушует сильный, пробирающий до костей дождь, промозглый и сырой, я задаюсь вопросом – это лишь отголосок недавно минувшей бури, или новой, уже грядущей? За время войны я повзрослел – дело к середине четвёртого десятка. Сейчас, некоторые кусочки мозаики в моей голове начинают складываться в единую картинку. Теперь я понимаю, почему был выбран именно я – как на военном фронте предпочитают талантливую молодёжь закидывать в пекло войны, выковывая из них прочных солдат, в будущем готовых командовать целыми армиями, так и здесь, на фронте дипломатическом, талантливая молодёжь, бурлящая энергией и желанием, готова с яростным устремлением делать то, на что не пойдёт уже зрелый или взрослый человек. Фон Эрих, в это же время, работая по другую сторону баррикад, не провёл столько изнуряющих встреч и бесед, сколько пришлось провести мне, хотя гений этого верного воина «старой гвардии» не подлежит никакому умалению. Фон Эрих… я давно не слышал о нём никаких вестей; знаю только, что в Веймарской республике он не особо приглянулся новому руководству. Говорят, что он застрелился, не выдержав позора Версальского договора… но это всего лишь слухи. Будем надеяться, что с ним всё в порядке…

Также сейчас легко понимается и казавшаяся мне тогда неясной заранее назначенная дата; только сейчас начинаю понимать, что всё уже было решено заранее, и надо было разыграть некую игру – представление, дабы показать, что никто не возражает, и будто всё было навеяно самими событиями и естественным ходом вещей. И моя речь в парламенте… то, что я считал делом всей своей жизни, оказалось лишь наигранной фикцией, как мне теперь кажется. Может это и не так, но я твёрдо убедился в этой мысли – что всё было заранее известно и заранее подстроено. Тяжело осознавать, что то, что ты считал самым полезным, самым важным делом в своей жизни, искренне потратив на которые все свои силы – это одна сплошная фикция и ложь…

Скрепя душой я продолжал борьбу… но за что? Столько англичан и других народов полегло в этой битве… разве их жизнь стоит всех тех приобретений? Словно сама судьба затянула меня в свои сети всех этих траурных событий.

Я до конца своих оставшихся дней буду винить себя за содеянное. Лишь с годами и с опытом начинаешь понимать свои ошибки юности и просчёты прошлого… конечно, наша страна стала сильнее, и никто с этим и не спорит – но… стоило ли оно того? Этот внутренний конфликт в моей душе и открытый вопрос в моём сознании ещё долго будут терзать меня долгими болезненными вечерами… и не думаю, что при жизни я успею дать ответ на этот печальный вопрос. А ведь когда я стану заслуженным воином «старой гвардии», уже грянет новая буря, и очередные юнцы устремятся на войну – как на фронт военный, так и на фронт дипломатический…

Душа моя неспокойна; меня терзают смутные сомнения насчёт избранного пути. Я хотел всего этого, хотел победы страны и желал ей блага, но… не было ли это всё ошибкой? Ошибкой, принёсшей гибель миллионам людей – молодому поколению, способному к мирному строительству во благо страны?

 
«О, если ты спокоен, не растерян, Когда теряют головы вокруг,…
И если ждать умеешь без волненья, Не станешь ложью отвечать на ложь…
Земля – твоё, мой мальчик, достоянье, И, более того, ты – человек!»
 

Редьярд Киплинг, «Если…».

Посвящается всем народам мира, павшим жертвами ужасной трагедии, унёсшей жизни миллионов людей, верным сынам своих отечеств.

Автор будет признателен Читателю за его отклик и отзыв. Контакты:

Электронная почта: [email protected]

Персональный сайт: www.mkabatsky.su

Социальные сети: www.vk.com/mkabatsky