Текст книги "Песня Северного ветра"

Андрей лишь обезоруживающе улыбнулся, виновато разводя руками, со своими ни спорить, ни ссориться не хотелось. Пусть прикалываются, ежели есть охота, они же это не со зла, просто тоже нервничают, переживают. Всех мандражит перед акцией, даже самых крутых и безбашенных, в этом Андрей не раз убеждался на собственном опыте. Разве что такие полные отморозки, как Варяг, не волнуются перед боем, да и то навряд ли. Просто лучше владеют собой, умеют не выпускать бушующие внутри эмоции наружу.

А ведь и в самом деле подставился, ишь, размечтался о всеобщей любви и признании. Это уже похоже на грех тщеславия, тоже мне возжелал благодарности за дело, которое и так должен делать, именем Господа и волею его. Нет, что-то сегодня, по части греховных мыслей явный перебор, надо быть внимательным, следить за собой. Как это у Розенбаума, в песне про летчика-камикадзе… «Мне взрываться за других есть резон!» Да, именно так, и никак иначе, не даром сказано, что нет больше той любви, чем у того кто жизнь положит за други своя. И не важно, будут ли знать о его жертве эти самые други. Да и не нужно на самом деле им ничего знать. Господь и так все видит и знает, ибо всемогущ и всеведущ, а мирская слава – тщета и суета. Для чего она человеку, посвятившему себя небу?

– 43-й, все, шутки кончились. Возвращайся из космоса, – в тоне Варяга прорезалась холодная сталь.

Андрей тут же выругал себя, за то, что вновь отвлекся, уплыв с грешной земли в высокие богословские эмпиреи, и настроился внимательно слушать. Тем более старший как раз начинал ставить задачу. До этого момента никто из участников не знал, для чего конкретно их здесь собрали, потому слушали затаив дыхание, ловя каждое слово, впитывая произнесенные инструкции, как губка.

– 47-й, аргументы привезли?

Враз посерьезневший под взглядом Варяга Горох, ответил против обыкновения лаконично и по существу, без обычных своих приколов:

– Все что заказывали, плюс два букета роз по пять штук.

– Отлично, – Варяг жестом пресек недоуменный шепот. – Розы тоже понадобятся. Теперь слушаем сюда внимательно.

Коротко стриженые головы младших братьев склонились к сидящему на лавочке Старшему в предельном внимании.

– Работаем через два двора отсюда. Адрес: Пионерская 27, квартира 16. На самом деле там будут две трехкомнатные, соединенные в одну. Но вторая дверь глухая, так что входить будем через номер 16. Квартиры на первом этаже, на входе будет вывеска «Арт. студия «Белиссимо»«. Хозяин ара, зовут Ариэль, фамилия Гаспарян. Вот фотка, и запомните, он нужен живым.

Качественное цифровое фото пошло по рукам. Андрей пристально вгляделся в изображение Гаспаряна, снятого в момент посадки в сверкающую дорогим черным лаком иномарку. Лет сорок, слегка оплывшее, одутловатое лицо, неизбежный пивной живот и десяток килограммов лишнего жира, характерная армянская чернявость и горбоносость, пошлые усики-стрелочки и пухлые губы, выдающие склонность к любострастью. Мерзкий тип стареющего плейбоя, похотливого развратника и зажравшегося быдла… Андрей даже сплюнул от накатившего вдруг отвращения. Ишь, жаба животастая, поди, ведь вечерами русских девчонок по клубам снимает, скот! Челюсти помимо воли свела гримаса ненависти, крепко до хруста содранной эмали.

– На самом деле под вывеской этой артстудии, самый обычный закрытый бордель для своих. Закрытый, потому что работают там малолетки. Шесть девчонок от десяти, до двенадцати лет и двое таких же пацанят. Беспризорники, или дети алкашей. На улицу не выходят, там и живут. Искать их тоже никто не станет. Работают, понятно, не за деньги, за жратву, ну и чтобы не били.

Андрей подивился, как точно угадал, с одного взгляда на ненавистное черное мурло. Вот только действительность оказалась еще гаже, чем он себе представлял. Блядь, ну почему всегда так, а? Почему у нас дома, нас же убивают, насилуют, издеваются всячески, а мы лишь, как бараны покорно топаем на бойню? Сука, когда же это кончится-то, наконец? Когда наши дебилы оторвутся от телевизоров и посмотрят вокруг себя? Господи, хоть ты помоги! Больше-то вряд ли кто уже сможет…

– Еще там же снимают порнофильмы. Актеры понятно кто. Причем дело поставлено на поток. Наши выходили на этого Гаспаряна, по поводу оптовой закупки, для любителей детской «клубнички». Он без вопросов пошел на контакт, значит, объемы вертит солидные. Всем понятно, на какое дело идем?

Бритые головы синхронно качнулись сверху вниз. Да, понятно, чего там…

– Все понимают, что дело нужное? Что никто кроме нас не сделает?

Вновь молчаливый кивок.

– Хорошо, тогда конкретный разговор. Вот план квартир, смотрите, запоминайте, что непонятно спрашивайте.

Сложенный вчетверо листок из ученической тетради в клетку пошел по рукам, так же как перед ним фотография. План оказался нарисован толково, вопросов не возникало.

– Видите, у них там две зоны. Налево сама студия для съемок, и там же жилые комнаты для ребятни. Направо три отдельные комнаты, где развлекаются клиенты. 15-й, 21-й сразу уходите налево и все там зачищаете, не оставлять никого. Невиновных там не будет. 43-й, 52-й – ваша сторона правая, инструкции те же. Понятно?

Андрей коротко кивнул, сглотнув подкативший к горлу комок. Мишка тоже подтверждающе качнул головой, понял, мол.

– Если кому попадется сам Гаспарян, помните, не убивать, брать живым. Он нужен. Брать можно жестко, но так, чтобы смог потом говорить. Все ясно?

– Как попадем внутрь? – это 15-й.

Что ж правильный вопрос, заданный спокойным деловым тоном. Мысленно Андрей записал незнакомому парню плюс.

– Вход в два этапа. Сначала вы с 21-м. Код на подъезде 14, хорошая примета, – Варяг скалится своей мертвой улыбкой. – И не забудете верняком.

Да действительно, знаковое совпадение. 14 – количество слов в культовой фразе Дэвида Лэйна, давно ставшей девизом защитников белой расы. «We must secure the existence of our people and a future for White children». Мы должны защищать свою расу ради будущего белых детей. В русском переводе слов всего девять, но обычно предпочитают считать по оригиналу. Еще очень часто чтобы не заморачиваться на инглиш, в разговорной речи говорят просто – «четырнадцать», понимая, что под этой цифрой подразумевается. Устойчивый, давно прижившийся оборот, а иногда и боевой клич.

– С собой берете букет из машины. Если кто-то вдруг спросит, ну мало ли, бабушки на лавочке, пенсионер какой особо дотошный, идете на день рождения к Ленке Симаковой из 30-й квартиры. Там такая действительно обитает, и днюха у нее как раз сегодня. Восемнадцатилетие, а вы ее однокурсники по пединституту. Входите, поднимаетесь на второй этаж, ждете там остальных. Ясно?

– Вполне, – это снова 15-й.

Его напарник и вовсе ограничивается кивком. Немногословные ребята, но это и хорошо. Слово оно, конечно, серебро, но молчание-то – золото.

– Хорошо, – Варяг, похоже, тоже доволен спокойной деловитостью младших братьев. – Теперь с вами…

Холодный взгляд привычно сощуренных глаз останавливается на переносице Андрея, неприятный, нервирующий из-за абсолютной невозможности его поймать, глянуть Старшему Брату глаза в глаза.

– Мы подъедем на «шахе» 47-ого, все впятером. Но выходим только я и 43-ий с 52-ым. 47-ой с 34-ым пока остаются в машине, паркуются где-нибудь поблизости, и изображают, что их в салоне и вовсе нет.

– А второй букетик кому? – улыбнувшись, перебивает Старшего Мишка.

Варяг смотрит на него с явным неодобрением, и под его взглядом разом стухает, уходит с лица озорная улыбка Боксера. Дождавшись, когда Мишка полностью стушуется и виновато опустит глаза, Варяг продолжает, как ни в чем ни бывало:

– Мы втроем входим в подъезд. Легенда прикрытия та же, что и у первой группы. И букетик нам для этого как раз пригодится, 52-ой. Ты, как самый любопытный его и понесешь.

– Что Мишаня, довыпендривался! – хмыкает за спиной Боксера Горох, и тут же осекается под жестким, почти ненавидящим взглядом Старшего Брата.

– Это еще что сейчас было? – Варяг говорит по-прежнему тихо и размерено, но перекатывающиеся по скулам желваки и опасно сузившиеся глаза, ясно дают понять, что на этот раз он всерьез разозлен. – 47-ой, ты вроде не пионер, не карлан дешевый, а косячишь, словно молодой. Сколько раз уже говорено, во время акции никаких имен и прозвищ, только личные номера. Или надо еще раз повторить с тобой курс молодого бойца?

Теперь уже Гороху приходит черед прятать глаза, виновато шмыгать носом и заливаться краской стыда. Но этот не таков чтобы смолчать, даже когда явно не прав.

– Так мы пока вроде не на акции…

На этот раз на него уже осуждающе косится вся компания, парни качают бритыми головами с явным неодобрением.

– Акция, 47-ой, чтоб ты знал, начинается в тот момент, когда ты выходишь к месту встречи, а заканчивается, когда ты полностью сбросил все палево и благополучно прибыл на базу. Так что наша уже давно идет, если ты сам не заметил. Еще раз услышу от тебя слово не в кассу, отстраню на хрен, и в следующий раз позову не скоро. Все понял?

– Да, понял, понял, чего там…

– Всех кстати, касается.

Парни вновь согласно кивают, молчаливо признавая правоту Старшего. Да и чего там не признавать, понятно, что у Гороха язык без костей, вот и упорол косяка сам того не желая…

Неловкую паузу прерывает деликатным покашливанием Веня Сапер.

– Я вот чего спросить хотел. Мы «говно» для чего притаранили, дверь подрывать? Так с этим не очень хорошо выйдет, там у смеси бризантность маловата, сразу сказали бы для чего, взял бы пластик, он лучше подходит. А так…

Веня расстроено машет рукой. Он штатный подрывник Братства. Самый настоящий студент-химик, влюбленный во все, что горит, взрывается, отравляет и поражает разъедающей кислотой. Золотая голова и ей же под стать умелые руки. Любую бомбу Веня мог сработать на заказ из подручного материала, и каждый раз несмотря на солидный уже опыт подрывных работ, волновался как школьник на экзамене. Так ли, как нужно сработает его творение, останутся ли довольны поручившие ему работу братья. Вот и сейчас он искренне переживает, что из-за скрытности Старшего Брата, кажется, привез не совсем то, что нужно в данной ситуации.

– Не переживай, «говно», как раз то, что нужно, – по лицу Варяга скользит тень чего-то похожего на нормальные человеческие чувства, делая его на секунду расслабленным, мягким, совсем не похожим на обычную чеканную маску.

Старшему нравится Веня, нравится его добросовестность, то, как Сапер переживает за свой участок работы и не стесняется это показать остальным.

– Дверь рвать мы не будем. «Говно» для другого нам пригодится…

– Не будем рвать дверь? – Андрей так искренне удивлен, что даже позволяет себе перебить Старшего. – А кто же нас внутрь студии пустит? Если там такое творится, то чужакам с улицы просто так войти не дадут.

– А мы прицепом войдем вместе с гостем, – зло оскаливается Варяг. – Наши ребята постарались, подсекли тут одного любителя незрелых яблочек. Тоже ара, кстати, несколько палаток на Комсомольской держит. Так вот, у него сегодня с Гаспаряном стрелочка забита на шестнадцать. То есть ровнехонько через сорок три минуты. Понятно же, клиентура только по предварительным звонкам в такие места приезжает. Вот наши и подсели на трубу ихнего администратора, ну а дальше дело техники. Так что проходим в подъезд, дожидаемся клиента и вслед за ним входим, пока дверку не закрыли. Входим жестко, все равно никого кроме малолеток в живых оставлять не планируем, так что охрану, если подвернется, можно не жалеть, клиентов тем более.

– Так, а «говно»-то зачем, – Веню из всего сказанного волнует только один вопрос, что ж Сапер, он и в Африке Сапер.

– «Говно», это потом, когда уходить будем. Вы с 47-ым спокойно сидите в тачке. Вот вам радейка, вторая у меня будет. Я на вас выйду сам. Говорим исключительно кодом, эту хрень, только ленивый не слушает.

Варяг извлек из объемистого внутреннего кармана джинсовки маленькую пластиковую рацию. Ерундовина, игрушка, можно купить пару рублей за пятьсот в любом салоне сотовой связи. Дальность действия от силы километр, но для акций больше и не надо, зато не требует регистрации, выделения специальных частот и позывных и прочей административной волокиты, плюс отследить практически невозможно. Прослушивать, и впрямь, может кто угодно, от фанатов-радиолюбителей, до тех же ментов, или «фэбов», только до фига ли толку с такого радиоперехвата, если вся информация закодирована цифрами и в эфире кроме них ничего не прозвучит. Иди потом, расшифровывай!

– Короче, как мы закончим, а уложимся, думаю, минут в пять-семь, я вас вызову. Поднимаетесь в квартиру с «говном», 47-ой, ты страхуешь 34-ого, мало ли как обернется, осторожность не повредит. В адресе ты, 34-ый, быстро минируешь, так чтобы был максимальный эффект, чем позже менты врубятся что реально случилось, тем лучше. Так что имитируем бытовуху, ну, взрыв газа с последующим пожаром, что ли…

Веня слушает Старшего Брата с отсутствующим выражением на лице, полностью уйдя в свои мысли. Он уже считает необходимый вес и плотность закладок, прикидывает наиболее выгодное их расположение, в уме проигрывая различные варианты подрыва.

– Подожди, Варяг, – неожиданно даже для самого себя произносит Андрей. – Может не надо взрывать, а? Жилой дом все-таки… Люди пострадать могут, соседи… Ну помнишь, как у меня крайний раз вышло?

Хотя вокруг все свои, проверенные парни, но впрямую о проведенной в автономе акции при них говорить все равно не стоит. Каждый должен знать только то, что должен и не больше. Еще одно жизненно важное правило организации. Впрочем, Варяг и так должен понять, что речь о погибшей во время подрыва салона черной магии девушке.

Старший несколько секунд рассматривает его с удивлением. Не с возмущением, не с пониманием, или хотя бы просто задумчиво, оценивая сказанное, а именно с удивлением, искренним и неприкрытым.

– А чего это ты взялся об «овощах» заботиться, 43-ий? Раньше за тобой, вроде, такого не водилось? Знакомые в доме живут? Родственники?

– Да, нет, – раздраженно пожимает плечами Андрей.

Ему даже странно, что Варяг не понимает того, что он пытается до него донести. Странно и обидно за Старшего Брата, что тот такой толстокожий и непонятливый.

– Они ведь не виноваты, что хачи здесь творили такое? За что же мы их будем взрывать?

– Как ты сказал, брат? – Варяг наклоняется к нему, развернувшись правым ухом и картинно прислонив к нему ладонь, чтобы лучше слышать. – Не ви-но-ва-ты?

Он произносит это слово по складам, как бы разжевывая каждый слог, пробуя его на вкус.

– А ты думаешь, брат, что они не знали, что в их подъезде делается? Не догадывались ни о чем? Ты всерьез так думаешь?

Андрей не найдя, что сказать в ответ пристыжено замолкает.

– Хоть бы одна блядь в милицию позвонила, – горько произносит Варяг, глядя куда-то поверх стриженных голов братьев. – Хоть бы одна блядь… Я уж не говорю, прийти по-мужски, да выжечь это кубло сучье. Куда там! Но хотя бы ментам звякнуть, пусть даже анонимно, если так страшно. А ты говоришь, не виноваты… Нет, брат, нету в России сейчас тех, кто не виноват. Потому что равнодушное быдло, считающее, что вокруг может твориться любая мерзость, лишь бы лично его не задело, куда больше виновно, чем те же ары. С этих что взять, мы им чужие, они нас жалеть не обязаны…

В подъезд, против ожидания вошли вообще без проблем. Во дворе дома было неожиданно пусто, не грелись на лавочках вездесущие бабульки-пенсионерки, не шлялись взад вперед с четвероногими любимцами собачники, даже в детской песочнице никто не возился. Так что легенда о дне рождении студентки из 30-ой квартиры, не пригодилась. Всей гурьбой столпились на площадке между этажами, настороженно поглядывали в затянутое серой паутиной пыльное окно, ждали. Дверь в арт-студию маячила прямо перед глазами Андрея, добротная массивная сработанная на совесть из прочного железа. Такую не вдруг выбьешь, даже учитывая феноменальные способности Сапера. А внутри наверняка найдется охранник с чем-нибудь стреляющим на кармане. Все же в этой конторе денежки крутились немалые, без присмотра их бросать дураков нет. Да еще, кто знает, может и этот ара, что любитель незрелых яблочек, тоже с телохранителями припрется. У них это модно сейчас. Не то чтобы реально чего-то опасаются, а просто друг перед другом красуются, крутизну демонстрируют. Мол, раз у меня охрана, выходит и сам я человек богатый и значительный, изволь мне дополнительное уважение оказывать. Рисовщики дешевые, одно слово Кавказ…

Андрей чувствовал, как по мере приближения равнодушно отмеряющей летящие в небытие минуты стрелки часов к заветной отметке, его все сильнее и сильнее колбасит знакомый предбоевой мандраж. Это вполне нормально, просто организм в усиленном ритме насыщается хлещущим заранее в кровь адреналином, не может правильно переработать и направить его чудовищные дозы и от того мокнут потом нервно дрожащие пальцы, разверзается где-то в животе неприятно сосущая бездна, а в висках начинают колотиться злые, быстрые молоточки. Сам себе кажешься неуклюжим и неловким, ни на что неспособным, бессильным, тренированные всегда послушные мускулы наполняются безвольной ватной слабостью, а в сердце скребется когтистой лапой страх…

Андрей не первый раз участвовал в акциях и знал, что вся эта разбитость и неумелость лишь до первого броска, до команды Старшего: «Вперед!», а там уже не останется места ни слабости, ни неуверенности. Будет только жесткое, первобытное кто кого, и никакого уже шанса что-то переделать, исправить, отмотать назад… И тело почувствовав и осознав эту бескомпромиссность, окончательность происходящего начнет действовать само, четко и стремительно, раньше, чем медлительный мозг успеет оценить ситуацию и выработать какое-то решение, действовать высвобождая из мрачных глубин подсознания древние боевые инстинкты, загнанные в самый дальний и темный чулан мозга за ненадобностью в современном мире…

Он мельком оглядел остальных. Нормально, как и ожидалось, спокойны и собранны, по-крайней мере внешне… Внутри, наверняка, тоже ощущают что-то подобное его ватной слабости и мерзкой нервной дрожи, но не подают виду… А так волнуются, конечно, каким бы ты ни был опытным бойцом, всегда волнуешься перед схваткой, потому что бой это всегда неизвестность, всегда бросок монетки на удачу. Орел, или решка? Узнаем уже через несколько минут… И все твои навыки, опыт и умения, кропотливо наработанные долгими изматывающими тренировками, сейчас лишь маленькая гирька на весах удачи, и какая чаша весов перетянет сегодня решает всегда слепой случай… Потому и катятся сами собой нервные желваки по скулам каменно-спокойных лиц, тискаются в нетерпении кулаки и подергиваются в нервном тике уголки губ и веки глаз. Это страх… И нет в том ничего постыдного, бояться в эти последние минуты – нормально… Так и должно быть… Не боятся дураки и покойники… Да еще разве что, Варяг… Андрей скользит взглядом по расслабленному лицу Старшего Брата, по мечтательно прикрытым глазам, по ползущей по щекам улыбке полной радостного предвкушения… Но Варяг дело особое, не типичное… На него ориентироваться не стоит. Он псих, сродни воинам-берсеркам, седой древности. Человек, сознательно сделавший смыслом жизни уничтожение врагов…

У подъезда мягко тормозит серебристая иномарка, какой-то навороченный джип, размером с легкий танк. Ну почему эти ребята считают, что ты тем круче, чем больше у тебя машина и массивней золотые цацки на шее и пальцах, а? Это что гиперкомпенсация, маленьких размеров члена, как решил бы старик Фрейд? Или просто дикарская любовь ко всему огромному, поражающему воображение размерами?

Ну, вот, как и следовало ожидать, из джипа выбрался кривоногий лысоватый коротышка, неуловимо напоминающий популярного американского актера Дени де Вито. Понятно, явное отсутствие мускулистой, внушающей окружающим почтительное уважение фигуры, мы компенсируем дорогими игрушками – свидетельствами успеха в другой сфере приложения мужских способностей. Высшая степень мужской сексуальности – пухлый кошелек на маленьких ножках…

Как только за хозяином захлопнулась дверь, чудо импортного автостроения, практически бесшумно набирая обороты, стартовало вдоль дома, явно направляясь к ведущей на улицу арке. Отлично, выходит, отпустил водилу, похотливый козел! Видно долго собрался развлекаться, со вкусом! Ничего, мы тебя сейчас развлечем! Так удовлетворим, на всю оставшуюся жизнь хватит, если она, конечно, у тебя будет, эта самая жизнь! Что сомнительно, очень-очень сомнительно…

Не глядя по сторонам, каким-то шестым чувством Андрей ощутил, как подобрались, напружинились, готовясь к броску соратники, и сам потянул из-за пояса травматический пистолет. Все, остались последние секунды, до очередного прыжка навстречу смерти. В голове бушевал насыщенный адреналином шторм, раз за разом вздымался и обрушивался девятый вал кипучей неуемной энергии, нарастающей, копящейся внутри стонущего от напряжения тела, вот-вот обещающей перевалить критическую массу, за которой последует взрыв. Сухо щелкает предохранитель «Макарыча», в наступившей тишине звук проносится громом. Тут же откликаются другие предохранители, встающие на боевой взвод под потными пальцами братьев. Травматы, левые, не регистрированные в ментовке, привезли с собой Горох и Веня. Они же доставили удобные туристические ножи с широкими крепкими лезвиями. Каждому по пистолету и ножу. К пистолету одна обойма, должно хватить с головой. Ножи закуплены где-то в области в неприметном спортивном магазинчике, все одинаковые, чтобы потом ментовские эксперты по характеру ранений не смогли привязать труп к определенной пике. Где взяли травму неизвестно, но тоже верняком по левым, не поддающимся официальной отслежке каналам. Это и есть те, самые «аргументы» о наличии которых Горох докладывал Старшему Брату на месте встречи. «Агрументом» с легкой руки Учителя члены Братства зовут любое оружие. «Наш последний аргумент в борьбе за веру предков, свободу и независимость», – так сказал когда-то Учитель. Сама собой всплывает в памяти легендарная надпись на стволах французских пушек: «Последний довод королей». Вот такие вот дурные ассоциации: аргумент, довод, почти синонимы, между которыми пролегли несколько веков. Из груди непроизвольно вырывается тихий смешок.

Тут же на плечо тяжело ложится рука Старшего: «Тихо, всех запалишь!». Андрей виновато кивает, понял, мол, мой косяк… Действительно, что за чушь лезет в голову перед боем!

Лязгает железными зубьями замка подъездная дверь. Слышны неторопливые размеренные шаги по лестнице, тяжелое запаленное дыхание армянина. Ага, дядя, животик ходить мешает? Физкультурой надо заниматься, батенька, бегать по утрам, тогда глядишь, здоровым помрешь… Впрочем, тебе уже не грозит… В смысле не грозит успеть подтянуть здоровье…

Варяг, отстраняющим жестом рук, заставляет всех податься к дальнему краю лестничной площадки, так чтобы их наверняка нельзя было увидеть снизу. Сам по-жирафьи вытянув шею, остается на месте, осторожно заглядывая вниз через перила. В глазах тускло мерцающие искры охотничьего азарта, поза напряженная, до предела напоенная взрывной, сдерживаемой до поры энергией, как у сделавшей стойку на дичь охотничьей собаки.

Короткий жест пальцами, едва заметное движение, но парни все понимают влет, извлекают из карманов и натягивают на головы респираторы. Теперь вокруг Андрея одинаковые пятаки на манер поросячьих, только зеленого цвета. Опущенные на лица капюшоны одинаковых темных толстовок делают братьев неуловимо похожими друг на друга близнецами. Тяжелое, с присвистом дыхание кажется слышно даже за дверьми квартир.

Текут последние секунды до броска… Вот уже сейчас, совсем скоро… Рот наполняется тягучей с металлическим привкусом слюной… Сердце проваливается куда-то глубоко в желудок, рождая внутри гулкую пустоту… В ушах барабанным ритмом шум бешено несущейся по жилам крови…

– Царю́ Небе́сный, Уте́шителю Ду́ше и́стины, и́же везде́ сый и вся исполня́яй, Сокро́вище благи́х и жи́зни Пода́телю! – сами собой шепчут губы, начальные слова молитвы Святому Духу.

И хлещет внутри освежающий ветер, уносящий прочь скверну сомнения в своих силах и неуверенность. «За святое дело встать легко и радостно», – ободряюще шепчет в голове мягкий наполненный добром и участием голос. И наливаются звенящей, требующей немедленного выхода силой только что бывшие дряблыми, ватными мускулы… Нарастает откуда-то из заповедных душевных глубин, распирает грудь ощущение собственной силы и могущества… Если Господь с нами, то кто против нас?!

Краем глаза Андрей замечает, как неодобрительно косится в его сторону Варяг, но не решается, не смеет прервать замечанием молитвы. И правильно, не смертному прерывать разговор с Богом, не жалкому червю, восставать против высшего существа… Невероятно обострившимися органами чувств Андрей не слышит, а скорее ощущает, как за металлической дверью невидимый за ней человек уже положил руку на головку торчащего в замочной скважине ключа. Слышит тихий скрип плохо смазанных ригелей покидающих свои привычные места под действием поворотного механизма. Чувствует, как начинает приоткрываться, отходя от косяка металлическая створка…

И лишь через томительно долгий, растянутый на часы, миг после этого хлопает в барабанные перепонки отраженный гулкими стенами подъезда крик Варяга: «Бей!» А потом низким фоновым гулом нарастает надрывный рев атакующих жертвы братьев. Больше нет необходимости прятаться и шептать и заключительные слова молитвы уже в полный голос взлетают к закопченным маршам лестничных пролетов верхних этажей, наполняются грозной силой, сотрясают грязные, неровно оштукатуренные стены, звенят, отражаясь от них, и летят все выше и выше, пробивая чердачные перекрытия и крышу, уносясь в облака, к небу…

– Прииди́ и всели́ся в ны и очи́сти ны от вся́кия скве́рны, и спаси́, Бла́же, ду́ши на́ша!

А мускулы тем временем, не дожидаясь команд мозга, уже бросают Андрея вперед, и он летит вниз, туда, где только начинает поворачиваться на звук топочущих по ступенькам ног, оглушенный криком неуклюжий толстяк и открывает в изумлении рот, замерший в дверном проеме молодой чернявый парень, похожий смуглым лицом на итальянского мачо. Андрей летит, несется к ним, перескакивая разом через несколько ступенек, не глядя под ноги и даже не задумываясь о возможности сейчас споткнуться, упасть, разбивая о ступеньки голову, калеча руки и ноги… Такого просто не может быть, он не бежит сейчас, он подобно ангелу мщенья парит над ведущими вниз каменными ступенями. И, так же, как ангел в этот миг он неуязвим, и нет в мире силы, способной остановить его!

Прямо перед лицом мелькает обтянутая вылинявшей на солнце почти белой джинсовкой спина Варяга, намертво отпечатывается в памяти каждой складкой, вырванной случайно из шва ниткой, пятном пота, проступившим подмышкой… Мелькает и тут же уходит из поля зрения. Варяг, немыслимо изогнувшись, бросает свое тело между пролетами, приземляясь, словно кошка, на все четыре конечности уже за спиной все еще ничего не понимающего армянина. Теперь путь отступления жертве надежно отрезан. Не уйдешь, гад!

А это что? Опомнившийся парнишка, походящий на смазливого итальянца, пытается захлопнуть дверь. До него еще метра три, в обычной жизни вообще не расстояние, такого даже не замечаешь, но сейчас это также далеко, как до края света. Нет, не успеть!

– Держи! – надрывно ревет кто-то над ухом.

– Стоять, сука! – вторит снизу уже поднявшийся на ноги Варяг.

Эти вопли на долю секунды парализуют «итальянца», не то чтобы он слушается приказа, но совсем на чуть-чуть замирает, осмысливая услышанное. Доля секунды, десятая, может быть сотая… Но ее хватает, чтобы решить исход дела не в его пользу. Удлиненная тупорылым пистолетным стволом рука Андрея вытягивается вперед. Указательный палец уверенно жмет на спуск. Целиться не обязательно, да в такой горячке, к тому же на бегу, это практически бесполезно. Травматический патрон «Макарыча» заряжен плотным шариком из твердой резины, скорость его на срезе ствола почти равна скорости звука, энергия под сотню джоулей. При стрельбе в упор более чем достаточно. К тому же дурацким ментовским запретом стрелять из травмата в голову, Андрей естественно пренебрег, куда же еще стрелять, в ляжку что ли?

Грохот выстрела рвет воздух, многократным эхом раскатываясь по замкнутому пространству каменного колодца над головой. Палец автоматически дожимает спусковой крючок еще раз. «Когда стреляешь из пистолета, всегда стреляй дважды. Если прицел был верен, враг получит сразу две пули, а если в первый раз смазал, всегда будет шанс поправить дело вторым выстрелом. Не трать времени на прицел, просто дважды нажми на спуск». Въевшиеся в плоть и кровь наставления Учителя вбиты в мозг жестким непререкаемым алгоритмом.

»Итальянец», словно получивший нокаутирующий удар боксер, опрокидывается назад, тяжело всплеснув руками, будто пытаясь уцепиться за воздух, чтобы устоять на ногах. Второй выстрел настигает его уже в падении, удар шарика приходится куда-то в шею, под задранный подбородок. Отчетливо слышен мерзкий хлюпающий звук. Респиратор надежно отфильтровывает кислую пороховую вонь, но Андрей успевает заметить невероятно обострившимся зрением поднимающиеся вверх причудливо переплетающиеся сизые дымные струйки. «Как красиво», – мелькает в голове неуместная мысль. А в следующую секунду он уже подпрыгивает и с налету, вкладывая в удар весь вес тела, впечатывает рифленую подошву кроссовки в норовящую по инерции захлопнуться дверь. Тяжелая металлическая створка с визгом несмазанных петель отлетает в сторону, с зубовным скрежетом царапает подъездную стену. Путь свободен.

Влетев в просторный светлый коридор, Андрей по инерции добавил пару хороших пинков корчащемуся в судорогах на полу «итальянцу» и на миг замер, потерявшись в незнакомой обстановке.

– Правая сторона! Не тормози! Пошел! Пошел! – настигает сзади истошный крик, срывающего голос Варяга.

За плечом слышится тяжелое сбитое дыхание Мишки. Боевая двойка в сборе. Пора! Ну, Боксер, держи спину! Господи, помоги! Пошел! Пошел!

Дальнейшее Андрей запомнил в дискретном мельканье каких-то отдельных мало связанных между собой фрагментов, словно бы яркими вспышками выхваченных из сплошной темноты покрывшей все происходившее.

Вот он несется стремглав по просторному светлому коридору. Виниловые обои на стенах выкрашены пастельным мягким колером, под ногами приятно пружинит толстый ковролин. «Неплохо устроились, сволочи!» – стучит в висках злая отрывистая мысль.