Текст книги "Заблуждение"

– Вот он! Вот главный объект нашего исследования! Вот ключ к изучению аренов! – говорил он нам, когда мы в очередной раз пришли к нему в гости (это было 17 сентября).

Мы же не могли не порадоваться за Костю. Очевидно, ему удалось связаться со своим знакомым с химпредприятия, и тот оказал нам всем такую милость.

– Главное – верить в конечный успех! – не уставал теперь повторять Костя. – Уверяю вас, что чем больше настойчивости, веры и желания мы приложим – тем более увеличатся наши шансы добиться хоть какого-то результата. Не сомневаюсь, что теперь, когда у нас появился бензол, появится и уверенность! Авось исследование получится!

– Но как же быть с остальными реактивами? Ведь одного бензола мало, – сказал я.

– Безусловно! Надо будет постараться, чтобы добыть что-то ещё. Но главное – узнать про арены всё то, что мы не знали раньше.

В ту среду мы ещё долго говорили о задании и не только… Под конец, когда настала пора расходиться, Костя пообещал попробовать достать в ближайшее время ещё какие-нибудь реактивы. Заявление это явно означало его готовность бороться до конца.

Тем временем я решал свои личные проблемы – выбирал вуз, куда буду впоследствии ходить на подготовительные курсы. В принципе, я уже твёрдо решил, что, помимо основных экзаменов, сдавать буду обществознание и историю. И вообще, в голове моей далеко не первый день вертелась мысль о том, чтобы стать либо юристом, либо социологом, либо политологом. Почему-то именно эти профессии казались мне наиболее интересными и соответствующими моему гуманитарному складу ума. Оттого я и искал гуманитарный вуз, благодаря которому смог бы достойно подготовиться к ЕГЭ и ликвидировать излишнее волнение. Хотя вряд ли я волнуюсь или очкую, но всё же…

Итак, после долгих раздумий и странствий по городу от одного вуза к другому, продолжавшихся едва ли не весь сентябрь, я всё-таки определился с выбором и записался на курсы. Согласно расписанию, вышло так, что занятыми с утра до вечера у меня оказались два дня – среда и пятница. Что ж, ради ЕГЭ, наверно, можно пойти на такую перегрузку.

Далее же я хочу вернуться немного назад и привести мой разговор с Саней, состоявшийся у него дома в понедельник вечером. Тогда меня особенно волновала тема исчезновения, которое случилось день назад, после кино, – с неё и начали.

– Ты пойми, – говорил Саня, – я не мог оставить Болта одного. Просто не мог! Только подумай, что бы он ещё натворил без меня!

– Так ты пытался его утихомирить?

– Что-то вроде того. Просто он был очень взбешён из-за случившегося и хотел устроить хрен знает что на улице.

– С чего бы это?

– Я и сам не знаю. Его вообще в последнее время не узнать. Он немного изменился… Часто злится, кричит; скрытным стал, подозрительным… Будто со всем миром в ссоре! Да и шутки его стали более … вызывающими. Даже почти и потеряли статус шуток.

– Что же с ним случилось?

– Трудно сказать. Я даже и понимать его перестал… Вот хотел как раз догнать, остановить, поговорить по душам…

– Так ты его не догнал? – удивился я, хотя и сам уже видел на лице Сани ответ.

– Не совсем. Болт бежал очень быстро. Я долго выдерживал его темп, но потом устал и понял, что больше не могу. Он неплохо бегает.

– Это да, – подтвердил я. – Но неужели он не видел, что ты за ним гонишься?

– Я подозреваю, что видел.

– Отчего же не остановился?

– Не знаю… Видимо, не хотел. Он знает, что у меня уже давно назрел к нему разговор. Наверно, он к нему ещё не готов.

– Как-то странно. Для Болта это нехарактерно.

– И я об этом думаю. Я говорю, я перестал его понимать. А он ещё поиздевался: устроил мне эту гонку!

– Вот подлец! – шутя сказал я.

– Подлец ещё тот! – со смешком заметил Саня. – Но что делать? – он это любит. Даже хорошо, что хоть такие шутки у него остались. Помнится ещё, он немало смеялся, когда я рассказал ему о наших подозрениях на Бандзарта!

– Да ладно?! И что же он сказал? – заинтересовался я.

– Он сказал, … что это вообще полная чушь. Назвал это «нашими сказками». Может, он и прав.

– Ну, это пока неясно! Да и с чего бы ему оценивать Бандзарта? Разве он знает его так, как мы?

– Да я ему не раз про Бандзарта рассказывал. Мне кажется, Бандзарт у меня каким-то монстром получился, – рассмеялся Саня.

– Почему бы нет? – подумал я.

– Всё же это перебор. И Олег так считает. Хотя потом он долго смеялся.

– Да?

– Ещё бы! Ему тяжело поверить в наши истории. Он говорит, у него в школе работают «чёткие преподы», – красиво произнёс Саня.

– Уже завидую, – сказал я и представил себе таких учителей. Впрочем, потом отошёл от этих фантазий и решил ещё поспрашивать Саню как человека, хорошо знающего Болта, ибо история его побега уж очень сильно меня заинтересовала:

– А ты разговаривал с ним сегодня?

– Нет.

– А что-нибудь слышал?

– Тоже нет.

– Как же так? Вы же лучшие друзья! Неужели не до общения было?

– Напротив, я хотел с ним поговорить, – ответил Саня, и я заметил, что взгляд его стал каким-то более грустным; он как-то разом весь погрустнел. – Звонил – никто не отвечал. В квартире его тоже не было, я сегодня тоже туда ходил.

– А родичи?

– Да что родичи? Я подозреваю, он опять с ними поругался, – заметил Саня.

– Как же так? Из-за чего?

– Тяжело сказать. Болт часто ругается с родаками. Из-за чего – не знаю. Видно, у них полно непониманий. Вообще, всё это мне и понятно, и странно.

– Может, он вообще сбежал из Купчино? – предположил я.

– Всё возможно. Болт вполне способен на такое. Не забывай – на него же ещё все дворы озлоблены. За его проделки.

– Но тебе не хочется его найти?

– Я бы с радостью… Но всё очень сложно. Если уж Болт пропал – найти его почти нереально. Вот где он сейчас может быть? Да где угодно! Хоть в Кот-д’Ивуаре!

– Это ты загнул!

– А что? Это же Болт! От него будь готов всякого ожидать.

– Но где-то же он есть! Купчино не такое и большое, – сказал я, в определённой степени соврав.

– В том-то и дело, что он может сейчас находиться вовсе и не в Купчино. И даже не в пределах города!

– Да вряд ли. Что он будет делать вне Купчино? У него там и дома нет!

– Ошибаешься. У него там, – Саня сделал характерный жест, – миллион домов!

– Да что ты врёшь, чёрт возьми?! – возмутился я, видя широкую улыбку Сани. – Нет у него там никакого дома!

– Смотря, что ты называешь домом. Квартира у него, как я знаю, одна, и он в ней прописан. Но ведь есть ещё парки, вокзалы, рестораны, клубы, заводы, кладбища, метро…

– Стоп! Вот тут хватит! Ты ещё сделай из него бомжа! – отрезал я и подумал, что Саня сейчас вновь начнёт улыбаться. Но он, однако, и не думал этого делать. Напротив:

– А ты что, мне не веришь? Мне, лучшему другу Болта? Эээ, да ты, похоже, совсем его не знаешь. Совсем не знаешь… – знаково повторил Саня.

– Как не знаю? – возразил я. – Да ещё как знаю. Как и все. Сколько раз встречались!..

– Ууу… Ты думаешь, что в Компании его полностью узнал? Да? – я кивнул головой. – О нет! Вот именно в Компании ты его не мог узнать. Запомни: ты не знаешь о Болте и одной сотой той информации, которой владею я, – Саня с очень горделивым видом это произнёс.

– Неужто?

– Да-да. Вот скажи: как давно вы познакомились?

– В прошлом году вроде, – ответил я. – Ты же сам нас тогда и знакомил!

– Вот-вот, – улыбнулся Саня, – ты познакомился с ним в прошлом году. А я его знаю четыре года, когда ему было десять. И поверь: он уже тогда мастерски находил миллион приключений на свою жопу. И сейчас находит.

– Ха! Ты так говоришь, словно он – бесконтрольный мальчик, у которого родители – пьяницы и тунеядцы, – заметил я.

– Кстати, ты наполовину прав, – ответил Саня. – Родители его – очень занятые люди. По уши в делах. А вот то, что он бесконтролен, – это факт, железный факт.

– И что, его никто никогда не воспитывал? – не без удивления спросил я.

– Скорее всего, это так. Я не вдавался в эту историю, но из рассказов его понял, что ни мать, ни отец никогда не уделяли ему должного внимания. Он был предоставлен самому себе с шести лет, а с восьми стал активно проводить время во дворе. Общения с кем попало, игры в футбол, прятки, жмурки и тому подобное… Вечно где-то шлялся – иногда по улицам, но, в основном, по дворам… Приходил домой только к десяти, уже к моменту прихода уставших родаков. И так – всю начальную школу. Учась дальше, он, разумеется, не мог так часто бывать во дворе, как раньше. Однако он продолжал частенько туда наведываться, и вскоре уже вполне стал там своим. Его никто не контролировал – в принципе, он запросто мог шататься по двору и весь день, невзирая на школу. Здесь всё было на его усмотрение, и нередко Болт выбирал двор вместо школы. Так и вышло, что двор его воспитал. Да, так и знай, Коля, что Болт – истинное дитя двора!

– Погоди, Сань, – сказал я. – По-моему, здесь ничего удивительного нет. Болт – типичный дворовый парень, привыкший к приключениям.

И тут, стоило мне только это сказать, Саня окончательно поймал кураж. Он начал говорить так, словно выступал на какой-то конференции, а не общался с другом. Очевидно, тема Болта его самого зацепила, и он просто не мог говорить о ней спокойно. Таким я его ещё никогда не видел.

– О нет! – начал он. – Ты ничего не понял. В том-то и дело, что Болт – не типичный дворовый мальчик, как ты сказал. Он далеко не типичный!.. Начнём с того, что Олег, хотя и был воспитан дворовой компанией, никогда не проявлял конформизма в своих действиях. Он всегда поступал только так, как сам считал нужным. И это притом, что он был ещё мелким. Болта можно было назвать эгоистом, ибо он редко когда думал о других, но здесь, скорее, это был его плюс, нежели минус. Что бы ему ни советовали, на что бы его ни уговаривали – он почти никогда никого не слушал и поступал по-своему. Конечно, у него иногда возникали проблемы. Бывало, его унижали, оскорбляли, били… Но он всё равно настаивал на своём, и порой его мнение потом признавалось очень грамотным. Собственно, этим он и заслужил определённое к себе уважение, быстро стал своим, и мне, как и многим другим во дворе, сильно захотелось с ним сдружиться. Я просто почувствовал, что мне стал очень интересен этот малый. Кстати, где-то в десять лет, как я слышал, Болт и научился так быстро бегать. Видимо, ещё ранее опасность побоев заставляла его быть всегда готовым к тому, чтобы стремительно удрать, – вот он и приобрёл такой прекрасный навык. В это же время начались его хулиганства. Мне тогда удалось с ним познакомиться – собственно, тут не было ничего трудного, – и я сразу понял, что нашёл в тот момент великолепного друга.

Постепенно Болт менялся: смелость в нём осталась, но он стал больше прислушиваться к мнениям других. И это хорошо – эгоист из него не вышел. Впрочем, двор советовал ему много как хорошего, так и плохого, однако и тут Болт сохранял рассудительность. Я прекрасно помню те компании, в которых мы с ним оказывались. Помнится, были группы из ребят 11-14 лет – мои тогдашние ровесники. Болту же было всего десять, и он уже не первый год наблюдал, как мы все курили, шлялись где попало… Разумеется, я тоже забавлялся. Помню, как хотел ещё приучить Болта, но… Как только мы все ни уговаривали его – думали, что он дрогнет, сломается, решится, – да ничего не вышло. Болт был непоколебим. Видно, с самых первых лет уяснил вред курева – да так и решил никогда не начинать. Помню, ещё меня пытался отучить: всё пугал, приводил цитаты, рисовал на картонных коробках демотиваторы… И ведь у него получилось! Прокурив около года, я всё же бросил и даже пообещал, что больше никогда не начну. Правда, сейчас опять тянет…

Ну а вообще, дружба наша становилась всё крепче и крепче. Мы днями напролёт общались, шутили, освоили все дворовые игры – короче, весело проводили время. В компании он часто прислушивался к моему мнению и считал меня авторитетом, а я старался всячески защищать его при угрозах и поддерживать его идеи. А идей у него было … океан! Фантазией Болт всегда отличался. Так вот постепенно мы стали лучшими друзьями.

Постепенно я понял, что наша с ним разница в три года – полная ерунда. Мы понимали друг друга с полуслова и ощущали истинную общность интересов. А чем больше их у нас становилось – тем более крепла наша дружба. Благодаря мне Болт уже перестал быть просто своим – он начал быстро набирать популярность сперва в нашем дворе, а потом и во всём Купчино. Уже не только подростки, но теперь даже и взрослые его знали. Правда, насколько они его уважали, – другой вопрос, но в среде тинейджеров он стал суперзвездой. Именно тогда, в эти золотые для него дни, всем стала известна его активнейшая деятельность. Болт одаривал всех шутками, приколами и розыгрышами – порой не слишком приятными для жертв, но зато невероятно весёлыми для остальных. Впрочем, те, первые его проказы, сравнивая с нынешними, можно запросто назвать «детскими». Впереди всё обещало быть куда более серьёзнее, и Болт сам это отлично понимал, ну а пока мы все вместе просто развлекались – по-детски развлекались.

Но время шло, и шло неумолимо быстро. Болт рос, менялся его характер, менялись его взгляды. Олег стал более жестоким, грубым, начал ругаться с родаками, соседями, друзьями, просто со взрослыми – вообще со всем обществом. В это время многие отворачивались от него – и не потому, думаю, что их отталкивал его тяжёлый, взрывной, неуступчивый характер, а также вновь проявившийся эгоизм. Мне кажется, что его просто стали побаиваться. Уже один тот момент, когда он однажды появился во дворе с настоящим цианидом калия в руке и этой ампулой едва не отравил своего бывшего друга, заставил всех отстраниться от него. И ведь потом кто-то проверил – в ампуле действительно находился цианид калия. Но есть и ещё причины.

Новых друзей Болт стал находить с трудом – видимо, дворовые толки быстро успели распространиться. Да и те, с кем Олег породнился, были очень странными людьми. Водился, например, он одно время с одним полоумным чуваком и считал его чуть ли не своим братом. Тот, однако, вёл себя как-то странно – так, что даже Болту иногда приходилось удивляться. А уж про репутацию того в народе я вообще не говорю – все от него просто старались держаться подальше. Ну и что в итоге? Выяснилось, что этот чел с ранних лет отличался несуразностью в половом сознании – гейские манеры и пристрастие к парням составляли всю его странную сущность. Что ж, оттого и странность, оттого и полоумие… В общем, когда народ об этом узнал, репутация Болта была заметно подпорчена, но и боязнь в отношении него резко возросла.

Был у него и ещё один необычный товарищ – Лёня Шакалов по прозвищу «Пламя». Разумеется, оно появилось не случайно – дело в том, что Лёня с самого детства страдал расстройством психики. Он имел необыкновенную и непреодолимую тягу к огню и всему, что горит. Сначала он просто предпочитал любоваться горящими спичками, кострами, фейерверками и пожарами, а потом, чуть повзрослев, начал устраивать их сам. Ему доставляло удовольствие поджигать любые предметы: коробки, гитары, ткани, одежду, восковые предметы, … – в начале! – а потом он перешёл на деревья, мусорки и заброшенные дома. Когда же Лёня посетил врачей, те незамедлительно поставили ему диагноз: «Он – пироман!»

Вот такие друзья были у Болта! Я, конечно, и сам не понимаю, где он только таких откапывал…

– А скажи: у тебя никогда не было мыслей прекратить с ним дружбу? Уж больно странным он стал, судя по твоему рассказу…

– Ха! – отреагировал Саня. – Конечно, они возникали. И не раз. Я и тогда понимал, что дружить с Болтом становится опасно; ведь если у него есть друзья-пироманы, то это не к добру… Только представь, сколького он мог понабраться у Шакалова!.. Однако я также понимал, что и прекратить общение с Болтом мне будет нелегко. Да что там говорить – почти невозможно! Уж слишком сильно мы с ним сдружились. К тому же, мне становилось жалко его, когда я представлял себе, как начинаю говорить ему о конце нашей дружбы. Ведь это слёзы, истинные слёзы! – крикнул Саня. – Фактически, у Болта никогда и не было таких друзей, как я. И представь: если я, после нескольких лет дружбы с ним, скажу, что ей пришёл конец, что больше ничего нет, … – как он отреагирует? Вот как? Это же будет плевок в душу, удар ниже пояса, калечение судьбы! С кем он тогда будет общаться? А? С кем он тогда будет шутить? А с кем он будет развлекаться? – я молчал и смотрел нервными глазами на Саню. – Да ни с кем! Просто ни с кем. Он на 99 % радикально изменит своё отношение к жизни, станет ненавидеть мир, перестанет верить в дружбу, в мир, будет считать всех людей предателями, окончательно переругается со всем обществом, и, в том числе, с родителями! Да-да, со своими родителями, которые когда-то дали ему жизнь на Земле, ещё не зная, что у них не будет ни минуты времени на то, чтобы эту жизнь направить в верное русло. И вот, дальше, когда отношения со всеми будут испорчены, может произойти самое страшное: Болт начнёт осознавать, что он лишний в этом обществе, что он здесь никому не нужен, что его судьба никого не интересует, что он маргинал!.. Тогда, находясь в состоянии безысходности, Олег может окончательно сорваться. Он станет курить, попрошайничать, воровать, бухать, … в конце концов, колоться! – и на всё это его будет толкать чувство глубокой мести. Мести не ко мне, а ко всему обществу. Его будущее станет ужасным. Он полностью превратится в бродягу, навсегда потеряет связь с родителями и друзьями, забросит школу, вступит в криминальную социальную группу, станет преступником!.. Станет убивать, насиловать, совершать поджоги, террористические акты!.. – здесь Саня на несколько минут примолк. – И всё это продолжится до тех пор, пока на горизонте не замаячат два пути: либо тюрьма, либо суицид, что, в сущности, есть два слова – трагическая смерть! И вот таковой может быть вся жизнь Болта.

Нет уж, я … не могу его бросить. Как подумаю об этом … – просто не могу.

Саня закончил. Я ещё долго молчал, будучи не в силах произнести ни единого слова. И самое ужасное, что Саня был вполне прав. Со своим, конечно, видением ситуации. Но теперь, после этих слов, мне стало искренне жалко Болта. Жалко на все 200 %. Я почувствовал в душе своей что-то явно колющее, будто самый кончик перочинного ножа воткнулся в неё и засел там, как самый зловредный на свете клещ.

Сане я сказал следующее:

– Мы обязаны его найти. После всего, что ты сказал, нужно хотя бы попытаться.

Потом добавил:

– У меня теперь есть чувство, словно он и душой, и мыслью где-то около меня.

Саня в ответ вздохнул и кивнул головой. Мы договорились с ним рассказать о наших планах всей Компании.

И все представители Компании вскоре уже знали историю Болта.

Очередной понедельник получился для меня тяжёлым. Мы снова дежурили, правда, на этот раз я проспал. Причём проспал так, что явился только ко второму уроку. Тут со мной и случилась неприятность.

Я пытался быстро и незаметно пройти по центру второго этажа, чтобы добраться до одного из торцов горизонтального коридора. Разумеется, я не мог оставаться на своём привычном посту, потому что рисковал там встретиться с Чивер. Риск наткнуться на неё был и так велик, так как по понедельникам она всегда особенно активно перемещалась по школе, но, конечно, в любом другом месте, кроме центральной зоны, он немного, но уменьшался, и я как раз планировал таким образом спастись. Но, увы, задача эта была провалена.

Конечно, сегодняшнее дежурство, да ещё на самом палёном месте, пришлось совсем некстати. Но выхода не было – от дежурства не уйдёшь! – и я сообразил, что можно на время поменяться с кем-то местами, пусть даже по нашим школьным правилам это строго воспрещалось, и побежал в левую рекреацию, что была по другую сторону от кабинета географии, – там стоял Дима. Я подошёл к нему, поздоровался и сразу вкратце описал ситуацию:

– …в общем, эта тварь не должна меня сегодня увидеть. Увидит – мне …, – здесь я смачно выругался. – Она меня сегодня хотела спросить.

– Да, – отвечал Дима, – она вспоминала о тебе.

– Ну так что, меняемся? – более решительно спросил я.

– Идея неплохая, – начал Дима, – но я не вижу в ней смысла.

– Это почему? – с громадным удивлением спросил я.

– Ты же знаешь Чивер, – преспокойно отвечал Дима, – она кого угодно найдёт. Тем более, что этаж для тебя всё равно останется вторым, а это её этаж. Со своим-то собачьим нюхом она тебя точно найдёт.

– Ну, а если не найдёт? Тебе-то чего стоит поменяться? Она же не тебя ищет! – взволнованно произнёс я.

– И всё-таки я не вижу целесообразности в твоей идее, – оставался непреклонным Дима.

Признаться честно, после данной фразы мне просто захотелось прибить его. Я был уже на взводе:

– Да как ты не понимаешь, чёрт побери? Тут всё просто. Я не хочу получить «2» за прогул урока и делаю всё, чтобы не показаться на глаза Чивер.

– Тогда беги на другой этаж, – продолжал спокойно говорить Дима.

– Да уже поздно. Она меня спалит.

– Тогда выхода точно нет.

– Нет, есть! Останься я тут хоть на одну перемену – она может меня не найти.

– Так оставайся. Вместе со мной, – промолвил Дима, слегка улыбнувшись.

– А на том посту кто будет? – я показал рукой в сторону центра. – Она же сразу заметит, что меня там нет. И начнёт искать по всей школе. Если уже не начала…

– Так что я изменю?

– Ты встанешь. Она увидит, что пост занят, и забудет обо мне.

– С её-то памятью? Вряд ли… – не поверил Дима.

В общем, уговаривал я его всю перемену. И договорились-таки, что со следующей перемены он встанет на моё место. После звонка я, более-менее довольный, пошёл на алгебру.

Далее всё было очень рискованно. Мне предстояло аккуратно пройти мимо кабинета географии и дойти до математического кабинета. Я несколько секунд раздумывал над тем, как бы не спалиться, и даже хотел сначала остаться в левой рекреации и некоторое время переждать, пока Чивер не подойдёт к кабинету и не впустит туда другой класс, чтобы потом быстренько проскочить. Но … потом подумал, как будет ругаться Никанорова при моём опоздании, как испоганится её настроение, как это негативно скажется на ходе урока и как затем она надумает провести в наказание за мой грешок тест или задать много д/з, и от этого пострадает уже весь класс, – и решил, что лучше не стоять на месте, а идти поскорее на алгебру. Так и поступил.

Как Читатель понимает, речь здесь шла исключительно о секундах. Малейшее ускорение, малейшее проявление сноровки – и я у цели. Так как со сноровкой и скоростью у меня всё было в порядке, то я удачно проскочил окологеографическую зону и почувствовал, что от кабинета математики меня отделяют несколько шагов. «Кажется, всё супер!» – подумал было я, но, очевидно, подумал напрасно. В ту же секунду меня сзади окликнул знакомый голос. Не повернуться я не мог, ибо мне сразу стало понятно, кто там стоит. Это был Долганов.

– Почему не дежурил? – строго спросил он меня.

Тут я начал оправдываться, как мог. Говорил, что не успел, что задержался, что был в столовке, … – в общем, хотел отмазаться по-быстрому, чтобы поскорее дойти до кабинета алгебры (боже, я никогда так ещё не мечтал оказаться в кабинете алгебры!), и чтобы Чивер к тому моменту ещё не успела доползти, но, видимо, из моих слов вышла какая-то полная ерунда, раз уж я сам почувствовал, что за детский лепет вываливается из моих уст.

Долганов строго посмотрел на меня и пробасил:

– Твоё счастье, что сегодня нет урока физкультуры – пришлось бы несладко. Свободен.

Я отошёл от него, находясь не в самом приятном расположении духа. «От Чивер прячусь – так ещё этот решил поиздеваться. Что за день?!» – досадовал я.

Итак, со следующей перемены я стал дежурить на месте Димы. И … да, пожалуй, он был прав, когда предупреждал меня о собачьем нюхе Чивер… Долганов быстро выяснил, что мы с Ветровым поменялись местами; судя по всему, ему это не понравилось, и он решил всё вернуть на круги своя. И вот, когда я в конце второй перемены пошёл в сторону места прежнего поста, чтобы просто через него пройти, из-за угла неожиданно показалась голова особы из цвета говна кабинета, и эта особа, конечно, сразу меня узнала, а заодно и тут же вспомнила, что я отсутствовал на сегодняшней географии, – в общем, в голове её мысленно открылся файл с полнейшей про меня информацией, бывшей для неё сейчас столь важной.

Разумеется, Чивер сразу устроила скандал: начала кричать, показывать неприятные жесты, хитро улыбаться, видя, что я в замешательстве, пообещала поставить «1»… Потом ещё позволила себе несколько крепких выражений про 11б – куда ж без этого?! В общем, вела она себя сообразно тому, чего я и ожидал. Когда же Чивер, наконец, выругалась по полной и отошла от меня, я глубоко вздохнул и подумал: «Как же всё предсказуемо…»

Впрочем, наверно, я ошибался, ибо никак не мог заранее знать, что, когда уже буду идти домой, мне позвонит Долганов и напомнит, что на этой неделе мы с Соней Картенко дежурим по классу – мол, «мы сами себе назначили эту дату».

– Да, действительно… Что-то такое было, – вспомнил я.

Как Читатель догадался, мне пришлось взять обратный маршрут и вернуться в школу – перечить Долганову при самовольном определении недели дежурства было бессмысленно.

Придя в школу, я сразу встретил у дверей физрука, словно он ждал именно меня. Поручение мне было дано следующее: отмыть весь зал. Я, конечно, ужаснулся, спросил у Долганова, мол, «Не шутка ли это?», на что он только рассердился, заявив, что «Совсем даже не шутка! Работайте!»

Ох и опечалился я в тот момент! Тоска и уныние сопровождали меня, когда я побрёл в зал. Сегодня, в этот гадкий понедельник, мне вообще не хотелось заниматься каким-либо дополнительным дежурством (ведь это совсем не то дежурство, о котором я столь много говорил в предыдущей главе!), что уж говорить об отмывании всего спортзала! Но переносить его на другой день недели, когда, возможно, у меня будет более мрачное настроение, я тоже не хотел. Да ведь ещё эти курсы по средам и пятницам… В общем, как бы этому треклятому дежурству ни противилось моё тогдашнее апатичное состояние, я заставил-таки себя зайти в спортзал, взять большое ведро, пойти в уборную, чтобы наполнить его водой, вернуться в спортзал, захватить швабру и перейти к скучнейшему делу на свете. Кстати, к моему удивлению, Сони в зале не оказалось. Не знаю, где она пропадала, но после первых пятнадцати минут работы я понял, что уже вряд ли дождусь её сегодня, – видимо, кто-то свыше решил, чтобы я сегодня пахал в одиночку, и мне ничего не оставалось сделать, кроме как принять эту грустную мысль.

Однако мне повезло. Моя пол ещё у самой входной двери в зал, я увидел, как в холле стоит Костя. Похоже, он с кем-то гутарил, и, возможно, о чём-то важном, и, кажется, собирался уже выйти на улицу. Но я понял: либо кричу – либо остаюсь здесь до вечера, – и крикнул, причём так громко, что даже баскетбольные мячи, лежавшие в ящике в углу, как мне показалось, зашевелились. Костя, конечно, меня услышал и побежал в зал.

Я рассказал ему всю ситуацию, особенно подчеркнув странное отсутствие Сони, и просто, по-дружески, попросил помощи. Не знаю, удивит ли Читателя следующий ответ Кости:

– Да не вопрос. Доставай швабру!

Вот так он меня выручил. Я достал ему швабру, и мы принялись за работу. Разумеется, теперь она продвигалась куда быстрее, чем ранее. Вдвоём нам было работать куда веселее, Костя ещё включил музыку на своём телефоне – в общем, дело пошло с удвоенной скоростью. Благодаря этому через час работа была закончена. Зал блестел.

Перед прощанием я ещё раз поблагодарил Костю за оказанную помощь. А он, в свою очередь, напомнил мне об очередном «химическом заседании», которое было намечено на 7 часов вечера вторника, в квартире Лёши. На том и разошлись.

Описывать подробно заседание я не буду – оно получилось достаточно скучным и, наверно, символизировало собой все те дни, что нас ожидали впереди. Действительно, четвёртая неделя не обещала принести нам чего-то очень интересного, захватывающего или долгожданного – по сути, она должна была стать аналогом третьей. Всё те же скучнейшие уроки, всё та же портящаяся погода (даже удивительно, что она так рано стала портиться – как бы до снега дело не дошло!), всё тот же стремительно уменьшающийся световой день… Это я ещё не всё перечислил и избежал конкретики – но ведь и так неделя выходила блёклой. До такой степени, что я даже вообще не хотел приходить в школу; уж слишком угнетающе на меня действовала вся эта безрадостная обстановка, с очередными химией, английским, геометрией… В такой ситуации пробудить во мне тонус, сообщить мне мощный энергетический импульс и возродить моё желание ходить в школу могло только какое-то неожиданное и до предела интригующее событие. Но, конечно, я и мечтать не мог о том, что что-то подобное у нас случится – хотя бы просто потому, что хорошо знал нашу школу после десяти лет знакомства с ней. Да и с чего бы? Вроде ничего интересного не происходит, даже Компания бессильна на какой-нибудь новостной взрыв, этакую сенсацию! Да и класс наш не сильно заинтересован в таких новостях! – это уж исторически повелось. Что же может взбудоражить всех и откуда взяться вообще энергетическому событию? Что такое должно случиться? Трудно оценивать… Но именно сейчас, на данном этапе рассказа, мы подошли к очень важному дню – пятнице, 26 сентября – дню, который совершенно неожиданно стал знаменательным для всего нашего повествования. Почему? Давайте обо всём по порядку.

Первый урок литературы в пятницу получился откровенно скучным. Мало того, что он, как и все первые уроки, слишком рано начинался, отчего невероятно сильно хотелось спать, так ещё и биографию Куприна разбирали с его «Гранатовым браслетом». Полнейшая тоска! Конечно, я заставил себя удержаться от сна и, как максимум, только вздремнул. Но вот Лёша, который сидел сзади меня, не выдержал и отключился через десять минут после начала урока, а проснулся уже со звонком. Удивительно ещё, что Фёдорова этого не заметила. Затем была не менее нудная информатика, на которой мы целый урок слушали монолог Баранько Луизы Вячеславовны про историю развития вычислительной техники, а также смотрели соответствующую презентацию, в которой доминировали голубовато-жёлто-лиловые тона. От них спать хотелось ещё больше. Миша мне даже сказал:

– Чёрт, у меня уже зрачки «оголубились»! Никогда не думал, что на ИКТ может быть так скучно.

Я его понимал. Раньше, когда у нас преподавала Платова Ирина Максимовна, информатика была и впрямь интересным предметом – мы легко воспринимали любую информацию, пусть даже чертовски научную, и так же легко справлялись со всеми заданиями. У нас даже оставалось время на то, чтобы пострелять, погонять, … – в общем, заняться задротством. А иногда мы просто зависали в социальных сетях, причём зависали так, что сам звонок означал для нас лишь пустое, никчёмное треньканье. Уходили из кабинета уже под аккомпанемент другого звонка – того, что возвещал о начале нового урока. Увы, сейчас информатика – сплошной геморрой, и ни о каком задротстве при Баранько даже и думать не приходится.