Текст книги "Заблуждение"

Размышлял я и над словами Виталика. Да, как ни странно, меня так поразила его уверенность, что я … вдохновился ею и теперь всерьёз надеялся на то, что ему и впрямь удастся собрать хотя бы десять человек. Сам же тоже решил не откладывать дело в долгий ящик, – теперь я знал, что впереди у меня – вечер звонков и сообщений.

Итак, вечером я обзвонил многих друзей из Компании с целью предложить им завтра пойти играть в пинг-понг. Забавно, но мне показалось, что далеко не у всех было желание начать каникулярную неделю у теннисного стола – по крайней мере, я опять услышал слова про некие дела и про колоссальную занятость… Да, конечно, большинство людей ответило согласием на моё предложение (иначе и быть не могло – мы же Компания!), но у меня внутри оформилось совершенно чёткое чувство, что некоторым моим друзьям идти куда-либо в понедельник было просто лень. Тот же Миша, к примеру, очень долго ломался – сначала он рассказал мне историю о том, как отец попросил его съездить в какое-то посольство, которое, мол, работает только по понедельникам и средам, затем, поняв, что это слабенький аргумент (ввиду наличия среды), Миша начал жаловаться на «жуткий бардак в доме, который, наверно, было бы неплохо ликвидировать уже в ближайшие дни», но потом, видимо, совсем запутавшись в своих отмазках, Шпалов просто заявил, что хочет завтра выспаться. Тут я его и уговорил, заверив, что слишком рано начинать игру мы и не собираемся; более того, привёл несколько хороших вопросов типа «А как же ты сегодня?», «Неужто ты и в эту ночь не спал?», – добавив, что «ещё вся неделя впереди – по-любому успеешь выспаться!» Миша, очевидно, понял, что на это ему ответить нечего, и, поборовшись ещё несколько секунд со своей ленью, он всё же согласился завтра подойти к столу. Отмечу, что моя телефонная деятельность оказалась очень даже успешной – прийти пообещали и Миша, и Саня, и Лёня, и Карина, и Даша, и Джахон, и Лёша, и Боря, и Кирилл, и Павел, и Арман, и ещё некоторые лица, чьи имена я сейчас не буду указывать, чтобы не потерять Читателя в этом водовороте инициалов. В отношении Виталика ещё раз скажу, что я верил в то, что у него получится собрать свой народ. Таков уж он: если сказал, что соберёт, – значит, на 99 % соберёт. В любом случае, я свою задачу почти выполнил – теперь дело за ним.

Однако откуда у меня взялся этот 1 % сомнения? – да я и сам не знаю. Но, наверно, всегда, когда речь идёт о каком-то сборе или мероприятии, и когда нужно тупо собрать народ, у организатора присутствует определённая неуверенность в конечном успехе сего действа. И даже если все в один голос крикнут, что, дескать, «мы пойдём!» и «куда ж без нас?!», необходимо всё равно учитывать возможность форс-мажора. Я не случайно говорю об этом, потому что даже наш великий организатор Костя не раз сталкивался с этим, и, кстати, именно отсюда и проистекает его громадный опыт. Но, действительно, сколько раз соратники из Компании в последние секунды перед чем-то важным заболевали, просыпали, отравлялись, всё на хрен забывали или находили какие-то неотложные дела?!.. – да много раз! Так что пусть Читатель рассудит вместе со мной, что если собрать воедино все эти возможные форс-мажорные ситуации, то вот и получится 1 % сомнения, волнения и страха за полный провал. Да, наверно, следующий день убедительно показал и доказал, насколько ничтожными и пустыми они были, но … ведь всё это уже случилось после.

Тем временем, мои ожидания поспешили материализоваться – наступил долгожданный понедельник. Погода предстала в сей день не особенно радостной – не было солнца, – но сегодня меня это волновало не так сильно, как возможность дождя и сильного ветра. В Питере осенью дождь – частый гость, а ветер – постоянный, – однако в этот день оба были совсем нежеланными, ибо они обычно – главные враги при дворовой игре в пинг-понг. Но пока, к счастью, их не предвиделось, и это уже радовало.

Следуя договорённости, мы с Костей встретились в 10:00 у крыльца. Я сразу же рассказал ему про теннис и про Виталика, – а в ответ, к безумной радости, увидел всенепременное желание Таганова принять участие в намечавшемся теннисном празднике. Кстати, подумали мы и о том, чтобы пойти к столу сразу же после выхода из школы, – но тут, конечно, всё уже целиком и полностью зависело от времени. Нужно было ещё зайти домой за ракетками, … да и вообще сейчас мы больше думали о вчерашнем школьном происшествии.

Поднявшись на второй этаж, мы сразу же встретились там с Щепкиной, которая, очевидно, вовсю нас ждала. Без промедлений она провела Костю и меня в актовый зал, где, как оказалось, уже трудились некоторые учителя.

Там был, разумеется, наш трудовик Михаил Геннадьевич Басурманов – он активно работал, стремясь закрыть образовавшуюся яму, но, судя по всему, столкнулся с непредвиденными трудностями, поэтому лицо его выражало недовольство и озадаченность одновременно. Рядом суетился Долганов, наверняка обдумывавший в голове, как бы сделать всё это побыстрее, – чтобы как можно скорее свалить из школы. Дело в том, что он всегда очень трепетно относился к своим выходным, а понедельник для него таковым и являлся. Поодаль стояли ещё какие-то женщины (видимо, учителя начальных классов) – они о чём-то базарили, причём по эмоциональности их болтовни я быстро смекнул, что беседа их продолжается уже как минимум час.

Дарья Алексеевна обратила внимание Басурманова и Долганова на наш с Костей приход, и вскоре мы, наконец, увидели суть проблемы.

Заключалась же она, строго говоря, в том, что добрая четверть закулисной части сцены была в поистине критическом состоянии. Помимо ямы, именно в этой четверти выделялись и хорошо чувствовались все дефекты покрытия; там ощущалась явная непрочность… – в общем, того и гляди, что на хрен всё провалится.

После того, как мы с Костей с осторожностью осмотрели состояние сцены, у Таганова появились очень интересные мысли:

– Очень странно… Такое впечатление, что здесь специально было сделано пустое пространство. И сделано не так давно, – заметил он. – Как будто так и планировалось…

– Но это невозможно! – строго произнёс Басурманов, у которого, к слову, был очень громкий, ясный, слегка грубый, но всегда заметный голос. – Эту сцену проектировали ещё двадцать пять лет назад! Я ещё только начинал здесь работать!

– Кстати, в других местах сцена вроде бы прочна, – заметил я. – Нет даже и намёка на пустоту. А вот в этой зоне…

В это время в зале появились Долгов и Никанорова, и, глядя на их лица, я понял, что они тоже очень заинтересованы произошедшей историей. А чуть позже явилась Барнштейн, но, увы, её реакцию я уже не видел, так как разговаривал в этот момент с Костей.

– Странно, – размышлял лидер Компании, – что происшествие случилось именно в закулисье. По идее, большая нагрузка должна приходиться на переднюю часть, но там всё в порядке. Яма же не такая большая, но покрытие около неё не является надёжным…

– Может, кто-то из рабочих допустил просчёт?..

– Да вряд ли. Эту сцену ещё в том веке делали. А яма наверняка появилась недавно.

– Тогда как? Даже во время капитального ремонта изменили весь зал, но не сцену, – вспомнил я.

– Да, это точно.

– Я вообще не понимаю, как могла так просто провалиться сцена?!.. Для этого нужно особо жёсткое хулиганство или вандализм!

– Нет, это сразу исключаем. Дарья Алексеевна говорила, что грохот раздался внезапно, и никто даже не пытался что-либо сломать.

– А мелкие?

– Ну им бы тяжести даже всем вместе не хватило!..

– Да, логично.

Внезапно я рассмеялся от очередной мысли:

– А там не мог быть какой-нибудь потайной пункт? Именно под сценой!

– А вот это интересная мысль! – неожиданно оценил Костя. – Безумная, но интересная. Ведь, в принципе, если это так, то расчёт наверняка был на то, что никто никогда бы не догадался, что он там есть. Действительно, ну разве можно предположить, что внутри помоста сцены может что-то скрываться?!

– Нет, конечно, – заверил я.

– Вот именно. Если бы происшествие не случилось, то никто ничего бы не узнал! Но теперь!.. Слушай, это реально интересная мысль, – загорелся Костя.

Неожиданно для себя я и сам понял, насколько необычным, но стоящим является моё предположение. Поэтому решил напомнить:

– Тем более, там нашли предмет…

– О! Вот это правильная тема! Нам же надо не забыть поговорить с Дарьей Алексеевной о предмете…

Но прежде нам пришлось поработать, – и помочь Басурманову и Долгову ликвидировать яму. Все остальные учителя, кроме Дарьи Алексеевны, уже успели покинуть помещение, – так что работать нам, фактически, никто не мешал. Отмечу, что наши совместные действия на четверых увенчались успехом, и пробоина, наконец, была засыпана; после этого оставалось ещё уложить новое покрытие, но его пока не было. Впрочем, Басурманов заверил Щепкину, что сам всё купит и сделает, а мы с Костей и Долгов можем быть свободны (кстати, он ещё успел поблагодарить нас за помощь).

После этого Таганов сразу обратился к Щепкиной:

– Дарья Алексеевна, не могли бы вы показать нам с Колей найденные вчера на месте происшествия предметы?

– Точно! – ответила она. – Идёмте.

И мы пошли в её кабинет. Замечу, что, выйдя из зала и шагая по коридорному пути, я не раз оборачивался по сторонам и с удивлением обращал внимание на то, что многие кабинеты открыты, – что ж, видимо, преподы работают и в каникулы, подумал я. Закрыты были, впрочем, кабинеты Чивер – она, как я слышал, уехала в командировку, – и Бандзарта – Феликс, по-видимому, тоже куда-нибудь смотался.

Тем временем, мы подошли к кабинету Щепкиной. Поначалу нас с Костей удивило, что он был открыт, однако тут же выяснилось, что Дарья Алексеевна сознательно решила лишний раз не использовать ключи.

– А зачем? В школе сейчас нет посторонних лиц, – уверенно сказала она, разумея наверняка мелких.

Мы с Костей оценили её логику и вошли внутрь. Разумеется, Таганов сразу принялся осматривать помещение, вглядываясь во все стороны и пытаясь увидеть какую-нибудь бросающуюся в глаза вещь, но, увы, ничего такого он, видимо, не обнаружил и, наверно, скорее, от любопытства, не выдержал и спросил:

– Где же предмет, Дарья Алексеевна?

Тут Щепкина, только что зашедшая в свой кабинет, сразу устремила взоры на письменный стол, однако … не прошло и двух секунд, как раздался недоумевающий вопрос. Мы с Костей так и вздрогнули, а уже в следующее мгновение Дарья Алексеевна, с застывшими руками, повторила:

– Я не поняла. Где она?

– Кто «она»? – слегка испуганно спросил Костя.

– Да коробочка, – вне себя от удивления произнесла Дарья Алексеевна. – Вот тут, – она показала на стол, – лежала коробочка.

– Какая? – спросил Костя.

– Да маленькая такая, металлическая; серого цвета… С фотографией, – добавила она.

– С какой фотографией? – попросил уточнить Костя.

– Да с той самой!.. – ответила Щепкина.

Через несколько секунд мы немножко пришли в себя, особенно Дарья Алексеевна, и Костя уже спокойно её спрашивал:

– А вы не могли её куда-то переложить? Случайно, допустим?..

Вопрос этот, мы догадывались, был дурацким, но Костя не мог его не задать. Впрочем, и ответ выглядел соответствующим:

– Да что ж я, совсем уже беспамятной стала? – возмутилась Щепкина, продолжая глазами оглядывать стол. – Ведь уходила час назад. Ещё проверяла, всё ли на месте. Хотела, вот, вам показать…

– Так поищите! Должен же где-то быть! – утверждал Костя.

– Минутку!.. – сказала Щепкина. – Может, кто-то из учителей забрал? – предположила она, слабо взмахнув указательным пальцем правой руки вверх (это был едва ли не любимый её театральный жест). – Вроде Михаил Геннадьевич грозился сломать эту штуку…

– Вы ему уже показывали?

– А как же! Все учителя, небось, в курсе.

– Даже Бандзарт? – невольно вырвалось у меня.

– Нет. Людмила Арнольдовна говорила, что он уехал куда-то … за город. По делам, – бегло вспоминая, ответила Дарья Алексеевна, и тут мы с Костей выдохнули. – Ладно, я пойду поспрашиваю, – заявила Щепкина и тут же пулей вылетела из кабинета, – так что нам с Тагановым оставалось только переглянуться и признать, что это весьма правильные действия Дарьи Алексеевны.

Что ж, я представляю, с каким азартом она врывалась во все кабинеты, пугая своих коллег и задавая им один и тот же вопрос: «Не брал ли кто находку из актового зала вместе с фотографией?» Я представляю, как быстро она перемещалась по коридорам, лестницам и этажам, с каким остервенением жаждала увидеть хоть в каком-нибудь месте этот злосчастный предмет!.. Но … вряд ли кто сегодня в этой школе мог знать, где он теперь находится. Даже директриса, по словам Дарьи Алексеевны, ровно ничего не могла сказать. Все сочувствовали Щепкиной, многие предлагали ей свою дальнейшую помощь, Басурманов вовсю ругался, что «это есть проявление уже … крайней наглости!», Конторкина пообещала оказать Дарье Алексеевне психологическую поддержку, охранник Василий Сергеевич, который, как оказалось, вообще не знает, как выглядит предмет, посоветовал Щепкиной впредь закрывать кабинет на ключ и вообще быть крайне внимательной и наблюдательной, но … всё это, конечно, слабо могло утешить завуча по творческой работе. Дарья Алексеевна обращалась к уборщицам, к медсестре, как ни странно, к местному электрику и даже к помощнику оного, однако и они не смогли сказать чего-нибудь путного. Все клялись, что, конечно, не брали предмет, и, наверно, у Щепкиной не было оснований им не верить, но, строго говоря, теперь всё это означало лишь одно: предмет, неожиданно найденный в яме, так же неожиданно пропал. Повторюсь, каково сейчас его местоположение, наверно, никто из присутствующих в школе не мог сказать.

Правда, у нас с Костей возникло предположение, что предмет могли взять какие-нибудь ребята – вроде тех, что посещают и на каникулах, и всегда факультативные занятия, – или, может, какие-нибудь двоечники, пришедшие досдавать долги, закрывать хвосты и что-то переписывать, – так что мы решили тоже покинуть кабинет и спросить всех обитающих ныне в школе ребят, мол, не знают ли они чего-нибудь о предмете из кабинета завуча по творческой работе? Но, как, наверно, Читатель уже догадался, и нас в этом деле постигла явная неудача. Мы с Костей, конечно, предположили, что захватчик предмета может уже давно быть не в школе, а любоваться своей находкой где-нибудь на улице или у себя дома, даже решили спросить у Василия Сергеевича, не видел ли он у кого-либо из выходивших какой-нибудь небольшой металлической коробки или другого подозрительного предмета, – однако охранник заверил нас, что ни у кого из проходивших мимо людей он не видел ничего хотя бы отдалённо похожего на некую коробку, – таким образом, последние наши надежды узнать что-нибудь о предмете (я уже не говорю о том, чтобы увидеть его) были разбиты.

Итак, после нескольких минут расспросов мы трое – я, Костя и Дарья Алексеевна – слова встретились на первом этаже. Сказать что-либо позитивное нам всем было нечего, но, правда, очень многое говорили наши досадные от результата лица. Ясно, что более всех была расстроена Щепкина – она понимала, что раз предмет был у неё в руках, а дверь от кабинета была открыта, то и вся вина теперь лежит на ней, – но, увы, нам было нечем её утешить. Оставалась ещё какая-то глупая надежда на то, что, когда мы опять зайдём в кабинет, предмет магическим образом объявится и будет вновь лежать на столе – наверно, иногда такие чудеса случаются, – но … этого, конечно, не произошло.

Как только мы вошли, Дарья Алексеевна сразу же подошла к столу, бухнулась в кресло и, прикрыв глаза ладонями, заключила:

– Надо же было не уследить!..

– Вы только не расстраивайтесь, Дарья Алексеевна. Может быть, вы всё-таки где-то его оставили… – всё ещё предполагал Костя.

– Да где я могла его оставить?! – недоумевала Щепкина. – Я же совершенно точно помню, что предмет лежал здесь, на этом самом месте! – она показала пальцем на край стола.

– Тогда наверняка какой-нибудь работник взял. К вам же часто заходят. Вот кто-нибудь зашёл, увидел интересный предмет, – да и решил взять из соображений любопытства.

– Да я уже у всех спросила! Даже до электриков добралась!

– И что, никто ничего не знает?

– Нет. Абсолютно никто! – пожаловалась Щепкина.

– Ну, тогда я просто не представляю, где он может быть! – заключил Костя.

– И я тоже, – добавила Дарья Алексеевна.

– Но постойте, – вмешался я, – если вы знаете, что предмет лежал тут час назад, но никто, как мы выяснили, ничего не брал и ничего не видел, – то, получается, что его просто украли – тихо и незаметно.

Последние слова прозвучали из моих уст так спокойно и банально, словно всё это загадочное дело уже осталось позади.

– Но кто?! – вопросила Дарья Алексеевна. – Кто мог взять эту проклятую коробку? – Щепкина даже встала, но потом снова села. – Я беседовала со всеми!

– Ну, конечно, – говорил Костя, – какие-нибудь посторонние дети могли быть к этому причастны, но…

– …мы всех опросили, и даже Василий Сергеевич ничего не видел, – закончил я фразу Кости.

– Правда, я всё же сомневаюсь, что он мог всё увидеть, – предположил Костя.

– То есть вы подозреваете детей? – обратилась к нам Дарья Алексеевна?

– Вроде того, – ответил я.

– Но сейчас почти все дети на каникулах.

– Да, но всякие там долги, классные вопросы, репетиции – этого всегда много, – отметил Костя.

– С ума сойти, неужели такие наглые стали дети? Это же кошмар! Вот так просто увидеть и взять себе!.. – возмутилась Щепкина.

– Почему нет? – сказал Костя.

– Не понимаю: у меня тоже есть дети, но когда они были мелкими, то так не делали…

– Видимо, время изменилось, – заметил я. – Сейчас мелкие, при желании, могут украсть всё, что захотят. Руки у них длинные, а наблюдательность и наглость…

– Хорошо. Допустим. Это сделали дети. Допустим, Василий Сергеевич не всё увидел. Но ведь дверь кабинета была прикрыта. В смысле, не нараспашку…

– Ну, для них и это не помеха, – сказал Костя.

– Нет уж, это как-то странно получается. Если даже дети и проходили мимо моего кабинета, то они могли видеть только закрытую дверь. И вряд ли они знали, что я не закрывала её на замок. Что же получается? – что какие-то дети проходили мимо моего кабинета и совершенно случайно, благодаря какому-то необъяснимому чутью, поняли, что там что-то есть, и это что-то вынудило их спокойно зайти в кабинет, найти предмет и забрать его?! Да не может этого быть! Они же наверняка стали бы его рассматривать, трогать, пытаться открыть, … – причём сразу на месте. А если мы не смогли – то они тем более. Не думаю, что они бы забрали коробку, в которой непонятно что лежит. А тем более, они бы просто испугались, – заявила Щепкина, опять поднявшись с кресла.

Рассуждения её нам с Костей понравились. Таганов даже вынужден был признать:

– Да, наверно, вы правы. Но если кто-то планировал к вам зайти…

– Тогда это точно не мог быть кто-то из детей. Они не заходят сюда, – отрезала Дарья Алексеевна.

– А взрослые? – уточнил я.

– Ну, взрослые, может быть, и хотели. Я вообще не удивлюсь, если кто-то сделал это нарочно. Но всё надо было спланировать: заранее рассчитать, найти нужного человека, улучить момент моего отсутствия и … только тогда осуществить задуманное.

– А что? Похоже, что так всё и произошло, – заключил Костя. – Но только мне непонятно, кому это могло понадобиться.

– Тем более… – развела руками Щепкина.

– Интересно, а что, если посмотреть по камерам? Вдруг они поймали момент, – предположил я.

– Эх… Идея хорошая, Коля, да только в каникулы они, увы, не работают, – с досадой произнесла Щепкина.

– Да, … и этот путь для нас обрезан… – грустно заметил Костя. – Ладно, пойду я ещё поспрашиваю…

– Хорошо, – с надеждой сказала Щепкина.

Тем временем, пока Костя опять отправился бродить по рекреациям в надежде разузнать хоть какую-нибудь информацию, мы с Дарьей Алексеевной решили попить чаю и поговорить о жизни – я почувствовал, что нам нужно пока, до прихода Таганова, сменить тему, и мы её сменили. Поговорили какое-то время о начавшихся каникулах, об искусстве (грех было не поговорить об этом с Щепкиной), об экономике, об истории, о событиях в мире… Но через полчаса к нам вновь пришёл Костя. Вернее, он влетел, и нам показалось уже, что ему удалось что-то разузнать, однако…

– Увы, безрезультатно, – заключил Таганов. – По крайней мере, на данный момент.

В этот момент Щепкина, собиравшаяся в очередной раз проглотить некоторое количество жидкости, вдруг остановилась, затем отодвинула кружку от себя, а потом и вовсе поставила её на стол.

– Что ж, дело плохо, – сказала она.

– Да, – согласился Костя. – Но давайте подумаем, кто ещё, кроме детей, мог стащить этот чёртов предмет.

Повисла небольшая пауза, и Дарья Алексеевна встала и потянулась за чайником.

– В теории, это мог сделать кто угодно, – рассуждала Щепкина, наливая чай в ещё одну чашку и приглашая Костю к столу, – но я даже боюсь думать, что это сделал кто-либо из моих коллег.

Здесь мы с Костей переглянулись, создав ещё одну паузу, а потом Таганов с хитринкой в голосе произнёс:

– Ну а если всё-таки какой-нибудь учитель взял предмет?.. Даже, например, в научных целях?..

– Это вряд ли, – сразу возразила Дарья Алексеевна. – Предмет – не такая уж драгоценность, – по крайней мере, если смотреть на него в закрытом виде. Мы же ничего не смогли открыть.

– Но вот это и важно! – заметил Костя. – Просто так металлические предметы не закрывают! Это же явно неспроста. Если предмет закрыт, – значит, у кого-то был повод его закрыть. И я подозреваю, что это связано с тем, что находится внутри предмета.

– Кстати, – заинтересовался вдруг я, – а сколько приблизительно весил этот предмет?

– Да не такой он был тяжёлый… – вспомнила Щепкина. – По сути, вся его масса – это масса металла, из которого сделана коробка. С одной её стороны – замок.

– Хм, а были у вас мысли относительно содержимого предмета? – спросил я.

– Были, конечно. Я думаю, что там находится либо что-то очень лёгкое, либо вообще ничего. И, кстати, я больше склоняюсь ко второму варианту, – заметила Дарья Алексеевна.

– Но вряд ли там пусто… Зачем тогда замок? – продолжил я.

– Да чёрт знает, зачем. Может, шутка чья-то? Может, специально толчок к ложным мыслям?.. Ведь могли ж его и просто так повесить! – предположила Дарья Алексеевна.

– Да уж, мы уже рассуждаем не хуже детективов, – заметил Костя. – Будто есть и преступление, и улики, и коварные цели, и хитроумный план!..

– А что? – подумал я. – Может, так оно всё и есть?

Но тут мы все переглянулись и рассмеялись. Да, проблема, несомненно, состояла в том, что никто из нас, увы, ещё толком не знал, как относиться к столь неожиданной пропаже и как соотнести все имеющиеся предположения, и сомнения, и подозрения с тем, что имеется в качестве фактов. Логично, ведь мы с Костей даже ни разу не видели предмет, но зато у нас есть небанальные мысли о Бандзарте и детях, причём больше нас интересует, конечно, Феликс; Щепкина же помнит, как он (предмет) выглядит – по крайней мере, знает его оболочку, – однако вряд ли она может кого-то подозревать. Разве что тоже детей, но… – чёрт возьми, бедные дети! Пусть и наглые, но бедные, ибо вряд ли они имеют ко всему этому хоть мизерное отношение. А мы на них уже и все стрелки готовы перевести!.. Но что делать? Если Бандзарт действительно за городом, то подозревать нам, по существу, больше и некого.

Впрочем, конечно, существует ещё великая вероятность того, что в краже предмета виновно третье лицо, которое, наверно, нам вообще неизвестно, и, вкупе с тем, что мы также не знаем и содержимого предмета, получается тогда абсолютное осложнение дела. Эх, если бы нам хотя бы было известно, что находится в той металлической коробочке, то, разумеется, стало бы возможным и куда более справедливым выдвижение различных предположений и мыслей относительно потенциального вора; была бы связь: предмет – потенциальный вор!.. А так… связи нет, а построить её без знания о содержимом коробки мне видится пока что очень тяжёлой задачей.

Но Читатель уже наверняка понял, что существуют, в общем, два основных варианта развития дела. Первый – если предмет попал в руки лица, не причастного к тайне; и я сразу скажу, что это ещё неплохой вариант. Ведь тогда, учитывая, что коробка закрыта, вор вряд ли сможет узнать, что за секрет (о, а там точно есть какой-то секрет!) хранится в коробке. Единственный способ – сломать замок, но даже если это произойдёт, и вор увидит содержимое коробки, – то не факт, что и тогда он поймёт весь тайный смысл этого содержимого, ибо к нему оно, возможно, не будет иметь и самого далёкого отношения. Впрочем, тут уж всё будет зависеть от того, что именно находится в коробке, так как не исключено, что там содержится что-то, что может быть жизненно необходимо не только хозяину предмета, но и другим лицам, а уж реакция на разные вещи у людей тоже может оказаться разной.

Однако куда более страшен второй вариант, при котором предмет уже попал в руки своего владельца. Тогда дело и впрямь плохо, ибо многие ключи к разгадке тайны едва ли не сразу пропадают. Пусть Читатель заметит, что под словом «владелец» я сейчас не подразумеваю именно Бандзарта, ведь, конечно, таковым может оказаться абсолютно любой человек. И не имеет даже значения, знаем мы его или нет, – важно, что это может быть кто угодно, считая Феликса, и ему же может принадлежать и найденная в яме фотография, которую, кстати, тоже кто-то спёр. Вот так тайна Бандзарта может запросто оказаться прикрытой совсем другой тайной, и тогда уже она будет являться для нас более важной и актуальной. Кстати, а что, если эти тайны совпадут? Что, если ко всему и окажется причастным наш Бандзарт? Да, это, конечно, размышления на уровне фантастики, но всё же!.. Можно ли представить себе, как тогда развернётся дело? Впрочем, кто бы ни утащил из-под носа Щепкиной злополучный предмет, он всё равно совершил, возможно, роковой для нас поступок.

– Дарья Алексеевна, а вы можете напомнить, как выглядела та фотография? – спросил вдруг Костя. – И кто на ней был изображён?

Очевидно, Таганов задал очень хороший вопрос, – поэтому Щепкина тут же начала нам всё описывать.

Интересно, что сначала, с самых её первых фраз, мне стало казаться, что Дарья Алексеевна описывает не что иное, как ту фотографию, что я нашёл в лаборантской, и это – пусть Читатель мне поверит! – было вовсе не моё желание! Щепкина говорила о мужчине с тёмными волосами и неприятными, злобными глазами, сказала даже про крест!.. Тут я уже стал думать, что в яме была найдена та же фотография, что находится сейчас в кармане моей куртки, и последние сомнения почти уже улетучились из моей головы, – но… Щепкина ничего не сказала про бороду, – напротив, «мужчина как будто совсем недавно побрился», – а возраст этого человека она назвала «типично средним». Православный крест, по её словам, был достаточно маленьким, а когда я, как бы невзначай, спросил Дарью Алексеевну об одежде мужчины, то она уверенно сказала, что на нём была полосатая рубашка.

«Нет, не совпадает…» – с печалью подумал я.

Впрочем, конечно, описание Щепкиной совсем ещё не говорило о том, что на фотографиях непременно запечатлены два разных человека. «Фотки ведь могут быть сколь угодно разными, – думал я, – но если это всего лишь временной интервал?..»

Кстати, не случайно я подумал о временном интервале – Щепкина заявила, что на украденной фотографии мужчине около сорока лет; мы же с Костей, глядя вчера на свою картонку, сошлись во мнении, что ему там около пятидесяти… Чем не разница – сорок и пятьдесят? И ещё один важный момент – Дарья Алексеевна сказала, что фотография из ямы была чёрно-белой…

Тем временем, Костя знаком намекнул мне, что настало время для сюрпризов, и я обратился к Щепкиной:

– Дарья Алексеевна, вы не поверите, но у меня с собой есть ещё одна фотография, – в этот момент я сразу же достал её. – Нам интересно только одно: похожа ли она на ту, что была найдена в яме? – я протянул ей свою картонку.

– Интересно!.. – сказала Щепкина, взяв фото в руки. – Такое впечатление, что очень похожа, только … лицо немного другое, там помладше человек будет. Но глаза и общий вид похожи! Я не удивлюсь, если это один человек.

Тут мы с Костей поняли: это, возможно, ключевая фраза.

– Кстати, а откуда у тебя эта фотография, Коля? – спросила Дарья Алексеевна.

Этот вопрос привёл меня в ступор. Наверно, он оказался бы гораздо более продолжительным, если бы со мной рядом не стоял Костя. Я посмотрел на него и по его глазам понял, что надо говорить правду, и только правду.

– Я нашёл её в лаборантской.

Щепкина явно подивилась моему ответу и решила уточнить:

– В какой лаборантской?

– В химической лаборантской. Ну, рядом с кабинетом химии…

– Погоди, Коль, я что-то не понимаю: откуда, как?.. – недоумевала Дарья Алексеевна.

Тут я окончательно понял, что мне необходимо всё ей рассказать. Очевидно, этого требовало и развитие дела: уж после той фразы про человека, … – в общем, я ей всё рассказал.

Тогда я, конечно, ещё не понял, какой грамотный поступок совершил. Я просто констатировал факт, что Дарья Алексеевна теперь посвящена в дело о Бандзарте. Но то, с каким интересом она меня выслушала, уже не могло не навести на оптимистичный лад. И очень кстати мою речь подхватил Костя:

– Поверьте, – спокойно и искренне начал он изъясняться, поняв, что говорит с человеком, которому многое можно рассказать, – Феликс Бандзарт – крайне неоднозначный человек. Не знаю, что вы о нём думаете, но я от лица многих учеников и, прежде всего, Компании готов заявить, что он уже не первый год вызывает у нас определённые подозрения. И я сейчас имею в виду не только его странные манеры, стиль общения, высказывания… Последние дни показали, что наши подозрения вполне оправданны, и я не удивлюсь, если окажется, что Бандзарт действительно имеет целый комплекс тайн, которые у него есть причины скрывать.

– Допустим. Но такие индивидуальные тайны могут быть у каждого, – заметила Щепкина.

– Да, вы правы, Дарья Алексеевна, – сказал Костя, – но … у многих людей в классе, в Компании и даже во всей школе есть подозрения, что Бандзарт скрывает что-то такое, что вынуждает его порой вести себя несколько … странно. На уроках у него – авторитарный режим, в общении он очень закрыт, его высказывания славятся своей жёсткостью и больше походят на скрытые угрозы, странное поведение…

– А в чём оно проявляется? – заинтересовалась Щепкина.

К этому вопросу Костя явно был готов. Он тут же с большим воодушевлением рассказал Дарье Алексеевне историю Сани, а потом поведал о событиях 4 октября; затем ещё озвучил несколько мыслей относительно фотографий и происшествия, – и вот уже Щепкина вынуждена была совсем по-другому взглянуть на суть дела. Признаться честно, я и сам не ожидал, что Костя будет настолько откровенен, но я не стал его перебивать: у меня было чувство, что он всё делает правильно.