Текст книги "Заблуждение"

«Всё, довольно сидеть, – решил я. – Все мы иногда устаём, и, наверно, … даже Костя. Но он лидер Компании, он часто занят, у него всегда много дел! – ему бы простительно, да он … он как-то и не жалуется. Живёт с энергией внутри, – смеясь, подумал я. – Всё, пора на курсы!»

Наверно, иногда мы забываем об этом, но … как же всё-таки непоколебима природа человека! До места курсов я ехал на метро; ехал, стараясь не думать ни об отдыхе, ни об остановках, ни о сне… – и всё-таки заснул! Причём так сладко, что даже пропустил нужную остановку. Пришлось пересаживаться, и на это я, к сожалению, потратил несколько золотых секунд, – однако вряд ли они что-нибудь решали, поскольку я уже итак опаздывал… – да, наверно, символично, что в такой день я всё время куда-то опаздываю!

Доехав, наконец, до нужной станции, я осознал, что на обратную пересадку потерял всё-таки слишком много времени. Минуты опоздания накапливались, и компенсировать их я уже ничем не мог; более того, мне очень сильно хотелось есть. Просто кошмар, как хотелось! – и я понимал, что три часа занятий без еды и воды станут для меня крайне тяжёлым испытанием, если я хотя бы даже чего-нибудь не выпью. Пусть Читатель мне поверит, что, вообще, это ужасное состояние – хотеть есть и спать. Одно желание перебивает другое, но перебивает так, что какое-то из них позже проявляется, – и это всегда очень хорошо чувствуется, – с ещё более страшной силой. Планета кажется противной, а дискомфорт в организме никак не даёт покоя. Что ж, исходя из этих мыслей и соображений, я всё же решил забить на время, раз уж всё равно потерял шансы прийти на занятия без опоздания, и зайти в «Макдак». Да, сейчас для меня на свете не было места приятнее «Макдака»!

Там я выпил кофе и съел горячий пирожок. Настроение моё слегка улучшилось, о времени я вконец перестал думать, – в общем, день уже не выглядел таким печальным. Капучино подействовал хорошо! Даже сонное царство на время отступило от меня, и я побрёл по направлению к вузу, где уже начались занятия по обществознанию.

Опоздал я, в итоге, порядочно, но трагедии из этого, конечно, делать не стал. Вообще, опоздания на курсы считаются делом совершенно нормальным, и приходить на них вовремя я предпочитаю лишь по той причине, что именно в начале занятий, как правило, разбираются особо тяжёлые задания из ЕГЭ. Эта тенденция началась ещё со второго сентябрьского занятия, но продолжается до сих пор и закончится, наверно, только в мае. Что ж, к тому моменту я уже вряд ли буду так хотеть спать, как сегодня, – наступит весна, и всё будет прекрасно! Однако сейчас я, и Компания, и природа, и мир – в ноябре. Смиримся же с этим.

Итак, я зашёл в класс и, прежде всего, осмотрелся – не так, конечно, как это делает обычно Дима Ветров, но по-домашнему и с чувством спокойствия. С кем-то из своих товарищей я успел поздороваться (за два месяца я неплохо узнал всех ребят из своей группы), кого-то, ввиду начавшегося занятия, увы, рукопожатием обделил; потом дошёл до последней – пятой по счёту – парты и сел. Впереди меня стал красоваться целый вернисаж спин.

Он хорошо прикрывал меня от профессора, который повёл монолог о теории социально-экономических формаций Карла Маркса. Первые пятнадцать минут я, кстати, слушал препода чрезвычайно внимательно – даже, что называется, глаз не смыкал. Теория показалась мне по-настоящему интересной, и оригинальной, и полезной. Затем я почувствовал, что сон постепенно всё же подкрадывается ко мне – видно, выпитый кофе перестал действовать, – более того, до моего уха стали доходить демагогические нравоучения нашего профессора о вреде коммунизма. Он что-то говорил про массовую бюрократию, отвратительную экономику, коварство Косыгина, … потом стал оскорблять некоторых видных политических деятелей того времени, … потом перешёл к изображению на доске карикатур на тему «Советский позор XX века», – в общем, его понесло.

Я уже дремал и лишь мысленно думал: «Что за … он несёт?!..»

Все присутствующие робко молчали. Очевидно, они боялись вступать в политический спор с профессором, хотя, подозреваю, что он желал именно этого. Я, конечно, мог бы открыть дискуссию и устроить что-то вроде балагана или базар-вокзала, но сейчас у меня просто не было на то сил. Я стремительно засыпал и, засыпая, понимал, что для этого лучших времени, и места, и ситуации сейчас не существует. Антикоммунистическая тирада становилась всё более жаркой по мере того, как я всё глубже погружался в царство Морфея.

Во сне, как я вспоминаю, меня посещали самые разные мысли. В них было всё: и ЕГЭ, и вуз, и Бандзарт, и Костя, и Дарья Алексеевна, и Компания, и Болт, и даже … Басурманов!.. Но спалось великолепно. Я совсем не чувствовал жёсткость деревянной парты – напротив, мне даже показалось, что она, в плане отдыха, комфортнее моей постели.

Допускаю, что, несмотря на мощное спиновое прикрытие, профессор всё же видел, как я отключился. Однако он, мне кажется, так сильно был увлечён своим контрсоветским монологом, что, видимо, не пожелал прекращать его из-за такого пустяка, как мой сон. К тому же, мои товарищи, наверно, ещё слушали его бред.

Проснулся я внезапно – возможно, сообразно тому часу, что я недоспал утром, именно шестьдесят минут продлился мой экстренный отдых. Я открыл глаза, и тотчас же передо мной предстала весьма странная картина: кабинет был абсолютно пуст, и даже кресло профессора пребывало в вакантном состоянии. Окно было открыто, и от него так жутко сквозило, что я сразу понял, что занятие ещё не кончилось – просто наступил перерыв, и все разбежались.

«Ну и хорошо! Пора вставать!» – заключил я и силой заставил себя приподняться. Не скажу, что я теперь чувствовал себя прекрасно, но, очевидно, до этого моё состояние было куда хуже.

Медленным шагом я вышел из кабинета в коридор и там сразу встретил своих товарищей, которые уже начали наперебой завидовать моему крепкому сну:

– Эх, мне бы так поспать!..

– А отчего его так на антисоветчину повело? – спросил я.

– … знает, – ответил кто-то. – Может, предки во время репрессий пострадали – вот и взъелся…

– Мда, … лучше б к ЕГЭ готовил, – сказал другой.

– Да, это точно, – заметил я и решил пройтись по территории университета – так сказать, отойти ото сна. К началу второй половины занятия я чуть-чуть не успел, так что зашёл в уже заполненный народом кабинет.

– Надеюсь, вы с лихвой отдохнули? – начал троллить меня профессор.

– Можете не сомневаться, – мигом ответил я и снова сел на своё место.

Вторая часть занятий оказалась не сильно интереснее первой. Речи о коммунизме закончились, и профессор стал объяснять нам теорию Д. Белла о трёхступенчатом развитии общества. Я больше не дремал и даже ни разу не сомкнул надолго глаз – знал, что это чревато началом очередных сновидений. Вообще же, я просто старался чувствовать себя огурцом.

Обратный мой путь домой получился таким же сонным и голодным, как первый. Вернувшись в свою квартиру, я первым делом поел. Затем посмотрел около получаса телевизор и, ничего не расстилая, бухнулся на кровать. Уснул я моментально. Помню только, как ещё раз посмотрел на окно и увидел в нём всё падающий снег.

Соником[19]19
  Персонаж мультфильмов и видеоигр, известный способностью бегать на запредельных скоростях


[Закрыть] ворвался я в новую неделю, словно уже предчувствуя что-то знаковое впереди. О да! Столь желанный день – понедельник – наступал так медленно, что не закричать от радости в ночь с 23 по 24 ноября было невозможно! Но желанного всегда ждёшь очень долго. Зато потом…

Впрочем, я всё же скажу несколько слов о выходных – 22 и 23 ноября, – которые, к слову, в этот раз получились для меня очень невесёлыми. Если выражаться кратко и с утрировкой, то я провёл их на диване, напротив телевизионного экрана. Оторваться хотелось, но мешало чувство, будто кто-то намазал мне клеем одно место – до такой степени я породнился со своим работающим ящиком. Конечно, мне было бы лучше пойти с Компанией в кино, тем более, что Костя весь вечер пятницы анонсировал приход большого числа друзей и великолепную комедию, но … что-то ленивое вселилось в меня на три прошедших дня, – какой-то внутренний неповоротливый медведь нарочно удерживал меня дома!

Потом Костя рассказал мне об утренней встрече Компании и попытался передать словами то удовольствие, что все получили от премьеры. Разумеется, я пожалел, что был в этот момент не с ними и даже поругал себя за такую крайнюю инертность, но мне уже не впервой довелось столкнуться с данной ситуацией. Каждый предыдущий год моей жизни непременно сопровождался такими днями, когда делать мне вообще ничего не хотелось, и этакие сутки я обычно просто «проглатывал» – с ожиданием чего-то великого и надеждой на весёлый эмоциональный всплеск.

Однако всё это сейчас неважно.

Я почти на 100 % был уверен в том, что на наступившей неделе дело о Бандзарте примет новый оборот. Впрочем, уверенность эта базировалась только на предположении о том, что Щепкина с минуты на минуту устроит свой совет для учителей, – тогда дело и впрямь ожидает новая фаза. Думал ли я о другом развитии событий?.. – вряд ли. И, конечно, лишь с сильным сомнением можно было предполагать, что не сама Щепкина, а нечто другое скорректирует многие действия по пунктам плана. Но вот что случилось…

Мы сидели всем классом на географии, а Чивер, по традиции, препротивным голосом рассказывала что-то об Индии. Она тыкала указкой в карту, причём так вяло, что её желание спать лучше всего было заметно именно по этому движению. Чивер, разводя монологи, вообще всегда любила переноситься в мир картинок и карточных схем, – недаром все плакаты на доске, несмотря на сравнительно недавний год выпуска, выглядели уже порядком потрёпанными, – и сегодняшний урок Тамары Семёновны проходил по привычному плану. После индийского монолога она (думается, ещё и от того, что устала говорить) заявила:

– Всё, довольно слов! Сейчас вы, «одиннадцатый Б», напишите небольшой тест.

– Небольшой!.. Сейчас опять тридцать вопросов …! – шёпотом выругался Саня, сидевший за мной.

– Вы что-то сказали, Топоров? – обратилась к нему Чивер.

– Нет, ничего, – ответил Топор.

– Прекрасно, – сказала Чивер, села за стол и стала искать на нём необходимые для проведения теста КИМы. Класс явно встрепенулся и стал улётно и с явным увлечением листать страницы учебников – так всегда бывает перед тестом, – но вдруг в классе открылась дверь. Стука никто не слышал, – да его и не было, – так что у Чивер появился повод покричать.

– Что всё это значит? – рассердилась она, даже не взглянув на вошедших. Это произошло, несомненно, вследствие давней привычки, которая заключалась в том, что Чивер вообще терпеть не могла, когда кто-то без стука и, особенно, во время урока врывался в класс, – однако сейчас, думается, она пожалела о том, что разгорячилась так быстро. Около доски уже стояли Барнштейн, Долганов и ещё какой-то мужик (он держал в руке некую технику), и Чивер, увидев Людмилу Арнольдовну, само собой разумеется, мигом притихла.

Пауза продолжалась несколько секунд. Мужик бродил у порога, Долганов, – видимо, от важности момента, – застыл на одном месте, а Барнштейн совершила несколько шагов в районе первых парт и обвела глазами всё помещение, пока Чивер к ней не обратилась:

– А вы, Людмила Арнольдовна, по какой причине пожаловали к нам? Поприсутствовать хотите? – аккуратно спросила Тамара Семёновна, учтиво улыбаясь.

– Я бы с удовольствием, да некогда, – заключила Барнштейн, всё ещё продолжая осматривать помещение. – Тут у нас кое-что случилось, – в этот момент она посмотрела на Долганова, который продолжал неподвижно стоять на одном месте, и потом снова перевела взгляд на Чивер: – Дозвольте…

После этих слов, означавших, что Барнштейн приглашает её пройти в свой кабинет, Чивер изобразила деловую физиономию на лице, но сказала:

– Я сейчас же… А что именно произошло?

– Я вам сейчас всё расскажу, – заверила Барнштейн. – Только не здесь.

– А урок?..

– Не беспокойтесь: Константин Викторович побудет пока здесь. Договорились? – обратилась Барнштейн к Долганову.

– Да! Непременно! – выкрикнул тот.

– Отлично! Пойдёмте, Тамара Семёновна, – обратилась Барнштейн к Чивер; спустя секунду она уже уводила её за пределы класса. Мужик ушёл вслед за ними, и никто так и не понял, кто он был такой. Впрочем, в классе теперь присутствовал Долганов, и мы, недолго думая, поспешили к нему обратиться:

– Константин Викторович, а что вообще произошло?

Долганов, уже успевший уткнуть нос в невесть откуда появившуюся спортивную газету, выглянул из-за неё с видом человека, явно не понимающего, кто и зачем к нему обратился. Впрочем, потом он, очевидно, уловил ситуацию, но ещё помолчал, и повертел глазками направо и налево, и бросил беглый взгляд на газету, … – однако всё же ответил:

– А что такое? – и вмиг на его лице воцарилось выражение человека, который даже и близко не понял суть вопроса.

– Зачем приходила Людмила Арнольдовна и этот … товарищ? – вновь обратился Костя, и на этот раз из класса послышались подобные вопросы и от других представителей Компании.

– Товарищ? … С каких пор он вам товарищ? – вдруг возмутился Долганов, и возмутился не на шутку. – Вы что, его знаете?

– Да нет, – отбивался Костя, – мы не знаем. Но в том и дело, что мы не знаем.

– Вот и всё, – ответил Долганов.

Костя явно не ожидал подобного ответа. Стало, впрочем, ясно, что Долганов, скорее всего, просто не хочет чего-то нам рассказывать.

В это время из коридора стали доноситься какие-то звуки, даже крики. Подчёркиваю: они только доносились, – так что понять, кто говорил, было тяжело. Голос, однако, более всего смахивал на барнштейновский.

Костя что-то шепнул Лёше, и уже в следующую секунду Московский обратился к Долганову с просьбой выйти. Константин Викторович, ничего не заподозрив, разрешил.

Таганов, тем временем, настаивал:

– И всё-таки, Константин Викторович, … можно узнать?

– А зачем? Зачем вам это знать?

– Ну, просто желательно, – уверенно произнёс Костя.

– А если не узнаете?

– То есть?.. – не понял Костя.

– То есть я вам ничего не скажу.

– Но вы же скажете, – вдруг вмешалась Люба.

– Довольно! – крикнул Долганов. – Есть вещи, которые порой нельзя знать!

«Очень странно…» – подумал я.

– То есть вы не знаете, зачем приходили Людмила Арнольдовна и этот … человек? – вновь обратился Костя.

– Я ничего не хочу знать, – вновь крикнул Долганов и даже отбросил газету. – А ещё один вопрос – и тридцать отжиманий вам обеспечены! А то и больше! – заявил он. – Лучше занимайтесь своими делами. И радуйтесь, что вам географию отменили.

«Да, здесь он верно сказал» – оценил я.

Что ж, после нескольких грубых слов нам пришлось на время смириться с ситуацией. До конца урока ещё оставалось порядочное количество минут, а Лёша по-прежнему находился за пределами класса. Поведение Долганова, кстати, не могло не удивлять. Константин Викторович обычно командовал нами только на физкультуре – там-то он проявлял себя на все 200 %, – но вот за пределами зала нам не так часто доводилось видеть и слышать, как он проявляет своё руководство. Скорее, такие моменты происходили разве что в рамках исключений, однако сейчас…

Все мы ждали возвращения Лёши, но Московский задерживался, конечно, неспроста. Крики из рекреации по-прежнему доносились, и мне даже стало казаться, что я слышу голос Дарьи Алексеевны.

Вскоре в класс вернулся Лёша, и уже по одной специфике его походки стало ясно, что ему есть, что нам рассказать. Но Костя попросил его:

– До перемены, дружище, до перемены.

Спустя десять минут долгожданный перерыв, наконец, наступил. Долганов так и просидел с нами в кабинете до звонка, пока в классе вновь не появилась Чивер. Барнштейн рядом уже не было, и вообще пока оставались неясными причины столь внезапной отлучки заместителя директрисы вместе с ней самой.

На перемене Костя сразу собрал вокруг себя членов Компании из 11б.

– Нет, вы заметили, как она его подговорила? Долганов был похож на придурка! – заявил Таганов не слишком громко, чтобы никто ничего лишнего не услышал. – Но Феликс… Я предчувствую, что он тоже тут замешан.

– Как же именно? – спросила Карина.

– Пока не знаю. Ладно, Лёха, – обратился Костя к Московскому, – что ты выяснил?

– Не скажу, что много, но на первом этаже было очень громко! – заявил Лёша. – Они базарили в холле.

– Кто базарил? Чивер и Барнштейн? – спросил я.

– Да. Я стоял на лестнице напротив библиотеки и слышал только их крик. Спускаться боялся – спалить могли. И так чуть не попался. Но это была очень жаркая беседа!..

– О чём же? – спросил Арман.

– Там речь шла о каком-то видео…

– Видео… Какое видео? – спросил Костя.

– Блин, они так часто перебивали друг друга, что я не совсем понял… Разговор вообще был очень странным, – отметил Лёша.

– Значит, что за видео, – неизвестно? – уточнил Костя.

– Нет.

– А ещё что-нибудь? О чём они ещё говорили? – спросил я.

– Ну, если б это был нормальный разговор, я бы узнал больше. А так … ну, похоже, что их интересовало только видео.

После этих слов Лёши ненормальный разговор, кажется, начался у нас. Никто и близко не понимал, о каком видео шла речь, но все желали как-то высказаться, – в итоге, наши обсуждения очень хорошо походили на простой базар-вокзал.

Стояли мы на втором этаже, поэтому неудивительно, что мимо нас несколько раз пробежала Щепкина. Однако она была, видно, так занята, что успевала только здороваться, причём иногда делала это и дважды, и трижды.

– Интересно, она причастна? – подумал вдруг Арман.

– Подозреваю, что да, – ответил Костя. – Но во всей этой кутерьме может быть замешан кто угодно.

– Однако явно выделяются два лица: Барнштейн и Чивер! – заявила Даша.

– А Бандзарт? – спросил Миша.

– Ну как же без него?! – сказал Саня.

– Да, везде уже есть подозрения на Феликса, – заметил Костя. – И это не случайно.

– Подозрения-то есть, а где подтверждение? – вопрошала Женя.

– Ну да, пока только одни раздумья, – заметила Карина и посмотрела на Вику, которая тут же взглядом выразила своё согласие.

– И получается, что всё смутно. Мы не знаем, причастен ли Бандзарт: почему? с кем? из-за чего? – сказала Женя.

Вот так вопросы посыпались один за другим. Спор наш усилился, и фигура Бандзарта стала его центральным противоречием. Костя был уверен, что Феликс имеет отношение ко всем странностям, происходящим в нашей школе, и с ним соглашались я, Саня и Даша; Карина, Вика и Женя выражали большие сомнения в правильности этого тезиса; Лёша, Миша и Люба пребывали в явном замешательстве; Арман же, кажется, искал свою исключительную позицию, – правда, пока её не находил.

– Я думаю, что, где есть Бандзарт, – там вечно что-то не так, – заявил Саня.

– Вот-вот. И всё в нашей школе не так, – отметил я. – Чёрт, может быть, Щепкина всё же что-то знает?

– Вполне возможно, – сказала Даша.

– Так. В общем, очевидно, что нам надо с ней поговорить. И насчёт совета, и насчёт этого видео… Если она что-то знает, – то наверняка всё расскажет, – сказал Костя.

Вскоре, после ещё одной минуты спора, раздался звонок. Это означало, что для нашей дискуссии наступил временный перерыв.

Впрочем, тема нас не покидала. Тем более, что, подходя к кабинету Никаноровой, мы услышали сзади голос Чивер – это она шла в свой кабинет и о чём-то говорила по телефону, вероятно, обсуждая что-нибудь важное. Увидев же Никанорову, мы сразу подумали, что некая история с видео её пока, кажется, не коснулась. Хотя… Говоря об этом, нужно, конечно, хорошо понимать саму суть истории, а в этом Компания, к сожалению, не преуспевала. И не удивительно, что из-за такого расклада у нас имелась пока только гора вопросов и подозрений, да и те не имели ни начала, ни конца. Все мы настолько терялись в своих догадках и соображениях, что встреча с Щепкиной через перемену пришлась как нельзя кстати.

– А что у вас такие задумчивые лица? – обратилась она к нам.

– Мы в неведении… – удручающе ответил Костя.

– То есть? – спросила Дарья Алексеевна.

– Не понимаем кое-чего, – заключил я.

– А чего именно?

– Да вот, сегодня, на первом уроке…

– Ах, первый урок! – сказала Щепкина, потерев лоб и показав взглядом, что уже поняла наш вопрос. – Что ж, оно понятно. Но вы, я так понимаю, … ещё ничего не знаете?

Мы помотали головами.

– О, я же вам хотела рассказать!.. Чёрт, вот память-то!.. – Дарья Алексеевна с досады аж топнула ногой. – Кошмар, просто кошмар! Всё бегала, искала вас…

– Так как же? Мы же с вами виделись, – сказал Арман. – Даже поздоровались!..

– Да? – обратилась Щепкина и изобразила очень ветреный вид. – Значит, я совсем заработалась! Ну, пойдёмте же скорей ко мне! – я вам всё расскажу…

Мы прямо-таки подивились её решительности. Хотя этого и желали.

Дарья Алексеевна уже повела нас всех в свой кабинет, но вдруг Арман остановился и сказал:

– Мы, наверно, не успеем. Скоро звонок.

– Что, правда? – Щепкина изумилась и тут же достала свои часы. – И впрямь… Вот некстати!

– Может, на следующей перемене? – предложил Костя. – Она большая – целых двадцать минут. Вы бы всё и рассказали!..

– Что ж, превосходно! Давайте на следующей, – согласилась Дарья Алексеевна. – Ну конечно я вам всё расскажу! Всё узнаете! – радостно воскликнула она, похлопала Лёшу по плечу и побежала в свой кабинет.

– Какая-то она очень весёлая сегодня, – заметил Миша.

– Весёлая или на кураже… – добавил Костя.

– Она явно что-то знает, – заверил я.

– Ладно, пойдёмте вниз, – предложил Арман. – Судя по всему, звонок прозвенит с секунды на секунду.

Итак, мы двинулись в сторону кабинета Гареевой на второй урок английского языка. Звонок действительно прозвенел очень скоро, – впрочем, мы его почти не заметили, ибо перед нашими глазами мысленно всё ещё продолжала маячить эта радостная, бодрая и энергичная Щепкина.

Однако пусть Читатель не выдумывает каких-либо подозрений на этот счёт. Я более чем уверен в том, что Дарья Алексеевна привыкла справляться со всеми своими делами играючи. Допускаю даже, что чем больше забот сваливается на её голову, тем энергичнее работает её творческое воображение, – творческий мотор! Так что сейчас, при немалом количестве дел, которыми, очевидно, полна работа завуча по творческой работе, и при наличии ещё одного важнейшего дела – о Бандзарте, – energizer Щепкиной, несомненно, работает на полную катушку; поэтому есть и тонус, и бодрость, и оптимизм, и улыбка – вечный спутник Дарьи Алексеевны.

Как и договаривались, после четвёртого урока мы зашли к Щепкиной. К счастью, Гареева не стала в этот раз нас задерживать, так что около восемнадцати минут ещё точно было в нашем распоряжении.

На этой перемене Дарья Алексеевна выглядела уже более собранной и серьёзной, и, возможно, это было связано с тем, что напротив неё сидел один мужик – тот самый, что посетил сегодня нашу географию в сопровождении Барнштейн и Долганова. Впрочем, при виде нас Щепкина всё же улыбнулась и воскликнула:

– А, вот и вы! Что ж, мы с Михаилом Михайловичем уже всё обсудили, – при этих словах мужик встал со стула и пошёл к выходу, – так что до свидания. До новых встреч! – сказала Щепкина Михаилу Михайловичу.

Тот что-то буркнул в ответ, и Дарья Алексеевна снова обратилась к нам:

– Ну что ж, заходите все, располагайтесь. У нас двадцать минут – может, меньше. С чего начнём? Ах да, – догадалась она, – вам, наверно, интересно знать, кто есть этот мужчина?

– Разумеется, – ответил за всех Арман.

– Так знайте же: это тот самый человек, который когда-то устанавливал в нашей школе камеры. Можно сказать, мастер своего дела!

– Мастер? – переспросила Карина.

– Да. Он такой профессионал!.. Просто всё в камерах понимает!

– Так зачем он приходил? – спросил Костя.

– О, это интересная история!.. Очень интересная! Но такая странная, что я сама тут ничего не понимаю, – призналась Дарья Алексеевна.

– Но вы нам расскажете? – попросил Саня. – Мы и пришли, чтобы вас послушать.

– Тем более, если есть связь с делом о Бандзарте, – сказал я.

– Да, это вполне возможно! – заявила Щепкина. – Но я, конечно, всё вам расскажу.

– О да, давайте, – с трепетом произнёс Арман.

– Собственно, предысторию вы все знаете, – начала Дарья Алексеевна. – На каникулах в нашей школе пропал предмет, обнаруженный при повреждении сцены. Какой именно, так до сих пор никто не знает, да и неизвестно, узнаем ли мы это когда-нибудь. Но, судя по всему, кто-то за небольшой период времени умудрился выкрасть из моего кабинета нужную вещицу, причём сделал это крайне профессионально. Просмотреть инцидент на камерах мы не могли, так как камеры, как вам известно, в дни каникул не работают… – ну, по крайней мере, всем так казалось. Впрочем, последние две-три недели я пыталась хоть как-то продвинуться в этой истории и узнать какую-нибудь информацию, но, в общем, ни на один след мне наткнуться не удалось. Я уже решила было переключиться окончательно на Книгу Памяти, чтобы, видя такой расклад, забыть раз и навсегда об этом чёртовом предмете, но вот…

Вот как всё получилось.

Охранник школы, наш дорогой Василий Сергеевич, решил проверить всё накопившееся за последний месяц видео – то есть с конца октября. Я же случайно оказалась рядом и решила ему помочь. Всё это, к слову, происходило вечером субботы – тогда, когда уже и в школе никого, кроме нас двоих, не было, и я до сих пор не понимаю, с чего вдруг решила продлить свой рабочий день ещё на несколько часов, – но, видимо, ничего случайного в наших решениях не бывает.

Монотонный процесс просмотра видео мы решили подсократить. Смотрели же всё очень бегло, лишь бы не пропустить чего криминального. И вдруг увидели нечто совершенно удивительное!..

– А это что такое? Что за кино? – спросила я.

Естественно, мы с Василием Сергеевичем насторожились.

– Надо бы увеличить изображение, – предложил он.

На той записи, что мы увидели, школа не выглядела оживлённой. Народ почти отсутствовал, а сама съёмка была порядком удалённой. Различить и без того редко проходящих людей было очень тяжело.

Внимание наше, однако, привлекла одна фигура: некий человек в чёрном костюме, с плотно натянутой шапкой на голове, в невероятно быстром темпе проскочил мимо камеры в сторону лестницы на второй этаж. С какой стороны он появился, понять было тяжело, к тому же его было очень плохо видно; впрочем, требовалось разобраться:

– Похоже, с шестнадцатой… Господи, что с изображением? – возмутился Василий Сергеевич.

Итак, он произвёл настройку записей с шестнадцатой камеры; однако приближение оказалось запоздавшим – нужные кадры прокрутились, и неизвестный человек, соответственно, проскочил.

– Не нравится он мне… – сказал охранник.

– Мне тоже, – согласилась я. – Может, перемотаем?

– Хорошая мысль. Я о том же подумал.

В этот момент было сделано первое наблюдение. Как только Василий Сергеевич начал перематывать нужное видео назад, мы с ним обратили внимание на дату.

– Третье ноября, – сказал Василий Сергеевич. – Интересно, что это за день?..

– Третье? Да это же каникулы! – сообразила я, и сразу мы с Василием Сергеевичем переглянулись.

– Как же так? – изумился он. – Ведь камеры не работали!

– Вот почему народу так мало. И съёмка ужасная.

– Но это невозможно! – не верил своим глазам Василий Сергеевич. – Этого не должно тут быть. И откуда оно только взялось?

– Я не знаю. Но день, и месяц, и год – всё совпадает! Это точно тот понедельник!

– Видимо, я старею, – подумал Василий Сергеевич.

– Да вы не переживайте так, – посоветовала я.

– Но это же чертовщина! Камеры не работали – я сам их проверял.

– А если сбой?

– Технический?

– Например…

– Да им и пяти лет нету, – какой там сбой?..

– Ну, тогда я тоже ничего не понимаю. И что это за странный тип в нашей школе?

– Нет, это неслыханно!.. – хватался за голову Василий Сергеевич. – Это бред! Впрочем, насчёт типа… – мы сейчас посмотрим.

Надо отметить, что очень долго мы с Василием Сергеевичем просматривали ту удивительную запись. Не понимая, откуда она сама взялась, понять причину появления этого странного человека в чёрном было невозможно. Мы и приближение делали, и замедление, и остановку, … – даже идентифицировать личность пытались (есть у нас такая технология)! Но всё тщетно! Изображение было настолько нечётким, что личность таинственного человека установить так и не удалось. Более того, неизвестный бежал спиной к камере, – так что лицо его в объектив так и не попало.

Но далее случился ещё один сюрприз. Мы с Василием Сергеевичем, ещё не отойдя от предыдущей записи, продолжили смотреть видео с различных камер – и вдруг увидели … второй этаж, и того же загадочного человека! Охранник наш уже так и ахнул, я вместе с ним. И, кстати, снова внизу, в правом углу, красовался тот же день – третье ноября этого года.

Человек в чёрном на втором видео уже убегал со второго этажа на первый, – то есть по той же лестнице, только в обратном направлении. На картинке хорошо заметна наша рекреация, – а именно та сторона, где находится мой кабинет, – но самое интересное заключается в том, что человек, выбежавший с правой стороны, попал в кадр всего на полторы секунды, однако даже этого времени хватает для того, чтобы разглядеть наличие какого-то предмета в его руке, какого-то свёртка!..

Мы с Василием Сергеевичем несколько раз просматривали оба видео. Повторюсь, первая запись не даёт информации о том, откуда появился этот человек, и с какой стороны он выбежал. Он возник буквально из ниоткуда, словно какой-то портал выплюнул его – этого чёрта! – но нам всё же показалось, что это была левая сторона… – та, что включает в себя лестницу подъёма. Впрочем, это всего лишь наши с Василием Сергеевичем догадки, и объяснить появление этого странного типа они никак не могут! Также как и не могут дать ответ на вопрос, что было в руках у этого человека на втором видео? Увы, кроме того, что там было что-то похожее на свёрток, я ничего сказать не могу. Но ясно одно: на двух странных видео – один и тот же странный человек. Это совершенно точно! Куда он делся – другой вопрос: Василий Сергеевич не помнит его среди выходивших, аварийный вход, равно как и выход, был закрыт… В общем, этот тип исчез так же странно, как и появился! И ничего тут, ровным счётом, не ясно!

– Поразительно! – воскликнул Арман. – Получается, что какое-то подозрительное лицо непонятным способом проникло в нашу школу, забрало себе предмет и скрылось, даже не оставив ни одного следа присутствия?!

– Получается, что так, – ответила Щепкина. – Но единственный след – эти видеозаписи. Хотя никому не ясно, откуда они взялись.

– А многие уже знают о них? – спросил Костя.

– Да почти все! – мигом ответила Дарья Алексеевна. – По Уставу, директор школы обязан получать все сведения о просмотре видеозаписей, поэтому, первым делом, мы позвонили Людмиле Арнольдовне. Разумеется, всё рассказали – мол, «вот такие странные дела у нас происходят», ну а дальше – утро понедельника. Да, именно сегодня утром Барнштейн беседовала с Чивер, и та тоже оказалась в курсе, а потом слухи стали доходить и до остальных. Вы уж простите, что я так поздно всё это вам говорю, но … так получилось.