Текст книги "Лорд без наследства. Прибытие."

«А не этого ли добивался Магистр? – мысли судорожно катались внутри черепной коробки. – Возможно, именно сейчас Специалист сделает нечто такое, что инициация сорвется и пропагандистская машина Инквизиции… Нет… Это ерунда… Никому, кроме желтой прессы не интересны такие события. Из сорвавшейся инициации ничего не выжмешь. Тогда зачем им эта дыра? Здесь все приличные планеты в округе уже давно заняты. Единственное достоинство, это близость к столице Торговой Федерации. Нет, что-то я упускаю, какая-то часть картины от меня скрыта. Но если я хочу жить, то должен понять всю интригу Магистра, иначе… Но вопрос, хочу ли я жить?»

В дверь постучали. Пришел секретарь с утренним кофе и донесениями агентов. Начинался новый, самый обычный день. Но только Посвященный знал, что таких дней осталось ровно пять, до момента ликвидации инициатора. Потом о спокойных днях можно будет забыть надолго.

Счет шел уже на часы. Пять суток – это сто двадцать часов, а информации от его личного агента из Рима по-прежнему не было. Если сообщения не будет еще сто часов, придется бежать, поджав хвост, словно дворняга. Но самым скверным в этом деле оказалось то, что он никогда не узнает, почему вокруг этой захолустной планеты закручиваются в тугой узел интересы Сильных мира сего.

Посвященный выпил кофе и крутил в руках четки. Мысли возвращались к его последней встрече с однокурсником.

– Третьего варианта точно нет? – повторно спросил Посвященный.

Приятель не ответил, в его уже совершенно трезвых глазах таился испуг и поиск выхода.

– Ну, что же, – продолжил Посвященный. – Надеюсь, это тебя успокоит, и мы сможем продолжить замечательный сегодняшний вечер.

Он достал небольшую карточку, переливающуюся в полумраке лаборатории.

Приятель с недоверием взял удостоверение в руки и провел им в плоскости сканера. На карточке проступили яркими красными буквами слова: «Член Совета Инквизиции».

Дальше собутыльник читать не стал. Он с ужасом отдал удостоверение Посвященному двумя руками, с неловкой поспешностью, – словно кусочек пластика обжигал ему руки.

– Да, Посвященный. Вы имеете право на… на… это…

– Прошу тебя, – поморщился гость. – Обращайся на ты и без протокола.

– Это запрещено, – собеседник все еще находился в шоке.

–А то, что мы пьем в секретной лаборатории, это не запрещено?

– Я готов понести любое наказание.

– Ты действительно готов? Готов отправиться в подземелье Собора Святого Петра?

Приятель был на грани истерики. Руки его дрожали и Посвященный начал опасаться нервного срыва.

– Успокойся… Возьми себя в руки! Я встретился с тобой не случайно. На тебя пал выбор – ты становишься моим личным информатором в рамках операции «Очищение от скверны»…

Это был блеф. Каждое слово до последней буквы являлось обманом. Если бы приятель удосужился подробнее изучить удостоверение, то подземелье грозило бы уже не ему. Для посвященного «жучок» был также совершенной неожиданностью. Только тренированное самообладание позволило ему балансировать на острой грани. В Совете Инквизиции он стоял последним в иерархии и, разумеется, не обладал полномочиями для подобных вербовок.

– Я в вашем полном распоряжении.

Именно от этого агента и ждал сообщения Посвященный.

– Ну, и что это за чертовщина?! Кто-то может мне объяснить?

Гоген сидел перед пультом управления флотами и недоуменно разглядывал изображение на голографическом экране.

Наместник, которого он согнал с командирского кресла пятью минутами ранее, саркастически хмыкнул.

– Нужно меньше пить на банкетах. Тогда, возможно, вы увидите знакомые буквы. Хотя не уверен, умеете ли вы читать.

– Заткнись белоручка! Обойдусь без твоих идиотских советов.

Картина, которую увидел Гоген на экране, повергла его в шок. В ней не осталось почти ничего, от того, что он привык видеть ранее. Военные юниты выглядели просто дико. Вместо привычного шаттла маячил какой-то базовый прототип с характеристиками, что впору только на помойку. С такой скоростью поседеешь, пока долетишь до соседней планеты. Появился конструктор, который предлагал создавать проекты, документацию, строить опытные образцы, а потом только пускать изделие в серию. Причем издевательски запрашивал, нет ли импортных деталей. Какие, к черту, могут быть импортные детали, если до таможни еще как до соседней галактики? Гоген, конечно, был не в восторге от свойств расы, которая населяла эту планету, но все равно, такой запущенной картины ему видеть не приходилось даже у самых тупых крестьян. Он что-то явно упустил из виду, пока пил энергетик и развлекался в столице.

– А ну-ка… Колись завхоз, что это за дребедень? – обратился он к Наместнику.

– Что, не хватает интеллекта разобраться?

– Мне приступить к радикальному убеждению или так будешь говорить? – скучающе поинтересовался Гоген.

Наместник решил, что излишний героизм вреден для цвета лица, а внешность свою он очень любил.

– В гиперпространстве обнаружены мощные потрясения. Они приводят к значительной потере скорости и проблемам связи между планетами.

– Что, опять туманности?

– Нет, это что-то более серьезное.

– «Что-то»? Ты хочешь сказать, что яйцеголовые умники с научным уровнем второго десятка не могут понять что это?

– Ну… Объяснения приводят различные, но в целом механизма никто не понимает. В виде борьбы с этим явлением предложено строить более специализированные суда, которые смогут летать с соизмеримой скоростью, но, увы, будут лишены брони и вооружения… Да и стоить будут значительно дороже.

– То есть, ты хочешь сказать, что пока мы тусовались с девочками на банкете и развлекались мордобоем с полицией, тут вся галактика на уши встала?

– Ну, не все так сразу, конечно. Вначале, как обычно, поползли слухи. Их пресекали, чтобы паника не разрасталась, даже высмеивали. Потом уже стало не до смеха. Слухи поползли по специализированным каналам коммуникатора, затем появились сообщения и в новостях. Вы то, наверняка, последний раз новости еще с Наукоградских войн смотрели?

– Гм… Примерно да…

– Ну, тогда не удивительно.

– Тебя учили обращаться с этими новыми штуками? – Гоген сменил гнев на милость.

– Я прошел вводный курс… – с некоторой неуверенностью в голосе ответил Наместник. – Но мало что объяснили, сказали, чтобы разбирались по ходу.

– Гм… Но все же лучше, чем ничего. Садись, порули, а я посмотрю пока.

Наместник сел в кресло, приладил шлем, и первым, что сделал, это закрыл конструктор.

– Не понял! – Гоген опять начал злиться. – Ты же говорил, что тебя учили.

– Учили. Но сейчас он абсолютно бесполезен, поскольку требует постройки Конструкторского бюро.

– Еще одна шайка дармоедов? Мало того, что на таможне ошивается пятьдесят тысяч, что там может делать такая прорва народу – ума не приложу, так еще толпу очкариков с кульманами кормить?

– Да, если хотите получить хоть как-то работающие юниты, придется разориться.

– Мама была права, нельзя пить столько энергетика. Какие еще новости?

– В связи с уменьшением скорости в гиперпространстве и ухудшением коммуникаций, увеличилась коррупция. Так же уменьшилось количество планет, которым может управлять наместник.

– То, что вы бездельники, я давно говорил. Наверняка теперь вам жалование-то – урежут.

– Нет. Профсоюз наместников принял решение не снижать расценки.

– Чтобы вас черти взяли, крохоборы. Ладно, лучше скажи, что здесь можно колонизировать поблизости?

– Без геологоразведки?! Я что, ясновидящий?

– Что ж ты так разнервничался? – ухмыльнулся Гоген. – Думаешь, зря мы шоу в столице ТФ устроили? Открывай фрейм с флотами…

– Вот это да! – Наместник потерял дар речи. На огромном экране переливались объемные изображения планет. Но не это поразило его. Невероятным было то, что сектор оказался полностью разведан. Владельцы, количество ресурсов и аналитика по возможности заселения – все, как на ладони.

– Учись, студент, – Гоген выглядел довольным произведенным эффектом. – Это тебе не олигархов по тюрьмам сажать, чтобы коррупцию уменьшить. Давай выберем планетку пожирнее.

Минут через пятнадцать выяснилось, что пожирнее не получится. Планеты в пределах досягаемости не отличались большими размерами, хотя с ресурсами дело обстояло несколько лучше. Еще через полчаса планета была выбрана.

– Теперь осталось найти пять тысяч идиотов, которые полетят к черту на кулички с риском быть сбитыми по дороге. Вооружение на шаттле – смех один, – размышлял вслух Гоген.

– Это не проблема. Количество добровольцев превышает сорок тысяч.

– Ну, с богом, давай строить колонию.

– Ресурсов мало. Нужно построить две шахты и один генератор.

– Чтоб тебе пусто было. А куда деньги делись?

– Их очень мало после инициации. Разовьем промышленность, будут ресурсы…

– Ох, и нудный ты… Пойду я хоть пехотинцам смотр устрою от скуки.

В гарнизоне шел ремонт. Суетились рабочие в спецовках, их приходилось обходить и одновременно увертываться от бесшабашно носящихся погрузчиков. Гоген двигался в сторону расположения пехоты, стараясь не испачкать парадный панцирь о только что окрашенные стены. По дороге ему попалось пару пехотинцев с нечищеными бляхами первого взвода. Бронежилеты на них были расстегнуты, шлемов не было вообще, а сами они стояли, разинув рот, наблюдая за, остервенело долбящим стены, ремонтником.

Искушение отправить их на гауптвахту чистить сортиры было огромно, но Гоген решил сперва «нежно» побеседовать с их командиром.

Взводного он нашел довольно быстро, ориентируясь на грохот стрельбы, перекрывающий звук перфоратора. В большом пустом помещении находился десяток пехотинцев со штатным оружием, которые развлекались тем, что палили очередями по емкостям с краской. Ошеломленный таким беспределом рабочий в ужасе прятался в углу. Компания веселилась вовсю. Ручные пехотные лазеры вдребезги разносили пластиковые бочонки, покрывая стены огромными яркими кляксами.

Гоген несколько секунд понаблюдал за этим спектаклем и, подобрав с пола кусок кирпича, небрежно бросил его в увлеченно палящего рядового. Кирпич попал точно в затылок, и пехотинец плавно осел на землю, веерной очередью поливая стены вокруг. Полетели осколки, все повалились на пол, спасаясь от импульсов лазера. Стоять остался только Гоген. Во внезапно наступившей тишине он подошел к неподвижно лежащему рядовому и поднял его табельный лазер.

– М-да… И оружие тоже дерьмо, – резюмировал Древний, брезгливо осматривая затвор. – Тем не менее, даже эта рухлядь требует ухода. Почему оружие не почищено?

Вопрос относился к лежащему без сознания пехотинцу. По объективным причинам тот ответить не мог. Остальные тоже лежали лицом в пол и не спешили подавать признаков жизни.

– Ну, раз такое дело, – Гоген пожал плечами и неуловимым движением вскинул лазер. Грохот и свист опять наполнили комнату. Когда стрельба прекратилась, на стене красовалась надпись: «БАРДАК», выжженная на стене импульсами лазера.

Через пару минут пехотинцы осмелели и начали подниматься с пола.

– Так вот, мои юные друзья, – вкрадчиво вещал Гоген. – Это слово в точности характеризует исполнение вами воинского долга…

Ему не дали закончить. Стоящий справа рядовой прыгнул на Гогена и попытался выбить лазер у него из рук. В эту же секунду сзади бросились еще двое. От первого Гоген увернулся и коротко ткнул прикладом между лопаток. Остальные двое нападавших так и не поняли что произошло. Один взлетел вверх, ударившись головой о потолок, второй упал со сломанной переносицей и удивленным выражением лица.

Больше желающих отнимать оружие не нашлось.

– Мы немного отвлеклись, – менторским тоном продолжил Гоген. – Я хочу довести до вашего сведения… ТО ЕСТЬ ВБИТЬ В ВАШИ ЗАЖИРЕВШИЕ МОЗГИ!!! Так нести службу – непозволительно!!! И это – марает честь солдата! ВСТАТЬ! Привести себя в порядок! Через десять минут строевой смотр! И если мне не понравится отражение в ваших бляхах, будете рыть траншеи зубочистками! Лейтенант! Вы отправляетесь со мной.

Бледный от страха и поднявшейся пыли лейтенант все же заикнулся о судьбе раненых.

Гоген скептически осмотрел его с ног до головы, но в глазах мелькнуло одобрение.

– Вы, двое! Окажите этим червякам первую помощь.

–

Гоген быстро, не оглядываясь, шел в сторону плаца. Лейтенант понуро следовал за ним. Наказать взводного было необходимо. Он распустил своих солдат. Он нарушил устав, позволив применять боевое оружие в месте для этого не приспособленном. Гогену не требовалось заглядывать в личное дело лейтенанта, чтобы понять, кто он такой. Свежеиспеченный выпускник академии. Пороху не нюхал. Солдатами не командовал. Его легко прогнули матерые сержанты. В общем, командир – полное дерьмо. Тем не менее, другого у него нет, придется учить этот кусок органики жизни. Но сперва требуется его наказать.

– Лейтенант! Вам лично предстоит марш-бросок в полной выкладке на тридцать километров. Бежать будете со мной. А сейчас, пока Ваш взвод готовится к смотру, напомните мне Устав караульной службы.

Под равномерное бубнение взводного Гоген прохаживался по плацу и продолжал размышлять.

Толку от пехотинцев здесь совершенно никакого. Планета находится в центре кластера и ценности для потенциального противника не представляет. Разве что, как планета подскока, но добраться до нее через десятки планет других членов кластера незаметно вряд ли удастся. Может, отправить их обратно, чтобы зря хлеб не ели? Экономика и так ни к черту.

Присмиревший взвод цепочкой тянулся на плац. После минутного замешательства пехотинцы смогли изобразить видимость строя.

Гоген прошелся вдоль шеренги, скептически осматривая солдат. Выглядели они несколько лучше. Ткнув пальцем в двух особо нерадивых, назначив их в наряд, Гоген передал командование лейтенанту.

– Четыре часа строевых занятий. И помните, я за вами наблюдаю.

Теперь стоило проверить состояние дел во втором взводе. Гоген повел плечами, ожидая очередной драки. Такие методы воздействия, хоть и не описаны в Уставе, но работают безотказно.

Второй взвод приятно удивил Гогена порядком в казарме. Еще больше он удивился, когда увидел, что все солдаты сидят в лекционном зале и внимательно слушают лейтенанта. Взводный, по мнению Гогена, нес совершенную чепуху о христианском милосердии, но у каждого свои тараканы в голове. Главное, что порядок был образцовый. Древний даже немного расстроился, что не пришлось демонстрировать свои навыки рукопашного боя.

– Взвод, смирно!

– Вольно.

Выслушивая штатный доклад лейтенанта, Гоген ощупывал глазами солдат. Форма в полном порядке, не придерешься.

– Продолжайте занятия, – Гоген вышел из аудитории. Что-то все же его насторожило. Какое-то смутное беспокойство вызывал вид этого взвода. Интуиция старого воина неспокойно ворочалась, но Гоген так и не смог определить, почему возникло это чувство. Возможно одинаковый, словно пустой, взгляд солдат. И это был не равнодушный взгляд знортов, рожденных для того, чтобы убивать. И не остекленевшие глаза научников, живущих внутри своего мозга. Это был взгляд людей, но одержимых.

Трудно сказать, что в итоге лучше. Разгильдяи из первого взвода или фанатики из второго. Узнать бы, чьи они фанатики. Ладно, выберем для этого время позднее.

Если бы Гоген знал о том, что произойдет сегодня ночью, он придал бы своим смутным подозрениям больше значения… Куда больше… А пока он медленно удалялся от гарнизона, намереваясь посетить один из своих любимых баров.

На столе причудливой спиралью расположились пятнадцать чашек из-под кофе. Солнце уже коснулось края горизонта, когда коммуникатор ожил и Посвященный ответил на звонок. Звонил Специалист. Капюшон не скрывал лица и остановившийся, мертвый глаз производил гнетущее впечатление.

– Условия изменились, операция назначается на сегодняшнюю ночь. Прошу вас вскрыть карту номер семь.

– Это невозможно! – Начал возражать Посвященный, но связь уже оборвалась.

Игра началась. Быстрее, чем он предполагал, но может это и лучшему. Нужно было делать выбор сейчас. Еще минуту, ну, хотя бы тридцать секунд. Нет. Нельзя давать себе расслабиться. Пусть только успокоится пульс и уйдет дрожь из рук. Ну что же… Рубикон перейден.

Посвященный подошел к висящей на стене картине. Дурацкий вид пастушка со свирелью в руках вызвал внезапный приступ раздражения. Картина полетела на пол, рамка треснула, и полотно криво изогнулось, выпятив одну из пятнистых коров. Морда коровы излучала тупое счастье. Раздражение нарастало. Посвященный начал вращать круглые рукоятки настенного сейфа, прятавшегося за картиной. Руки не слушались, биение пульса в голове вновь превратилось в барабанную дробь. Наконец, массивная дверца плавно отворилась, внутри лежало несколько белых конвертов с крупно напечатанными цифрами.

Взяв один из них, посвященный быстро вышел из кабинета.

Коридор оказался пуст. Это и к лучшему. В нынешнем состоянии Посвященный готов был вцепиться в глотку любому, с особенным удовольствием – Специалисту… Ну, а если вдруг встретится Магистр… К сожалению, это невозможно.

Двери медицинского кабинета прятались в самом конце коридора. Месяц назад Посвященный приказал начать здесь ремонт и запретил входить сюда персоналу. Тогда он еще надеялся, что оборудование, тайно ввозимое сюда, ему не пригодится. Ну что же… Надежда умирает последней.

Операционная сверкала гранями осветительных зеркал и мягко отсвечивала матовой плиткой стен. Медицинский робот активировал фотоэлементы, словно понимая, зачем к нему пришли. Нет, еще не сейчас.

Вновь пришло искушение лечь в капсулу робота немедленно, получить общий наркоз и проснуться уже после того, как все будет закончено. Он так бы и сделал, но месяц назад пришло сообщение агента о свойствах «жучка», который прятался в его теле. Наркоз применять нельзя. «Жучок» активирует самоуничтожение до того, как медицинский робот закончит работу.

Ампутация ноги без наркоза. Для этого требовалась предварительная подготовка. Посвященный прошел в небольшую комнату, рядом с операционной. В комнате не было окон, а стены покрывала грубая известковая побелка. На полу стояла деревянная скамья с лежащей поперек кожаной плетью.

Специальная подготовка высшего звена Инквизиции включала в себя очень много разнообразных дисциплин. Одной из них было «Усмирение плоти». Именно ее хотел применить Посвященный для того, чтобы перенести ампутацию в полном сознании и не дать «жучку» уничтожить себя.

Посвященный сел на скамью и начал медленно стегать себя плетью по спине. Одновременно он пытался внутренним зрением увидеть, как вспыхивают красные полосы от плети и смотреть на свое тело и боль со стороны. Удары становились чаще и сильнее. Плеть все глубже вгрызалась в тело, но лицо Посвященного выражало только равнодушие. Нервы судорожно передавали сигналы боли в мозг, но на их пути вставала преграда силы воли и рассматривала мучения тела, словно били кого-то другого или соседские мальчишки мучили кошку. Всплывали воспоминания детства, граничащие с галлюцинациями. Еще немного и он будет готов. В таком состоянии мышление обострялось, открывались даже некоторые зачатки видения будущего. Говорили, что Магистр применяет метод «Укрощения плоти» для просчета своих дьявольски изощренных планов. Но частое применение этого метода приводило к гарантированному безумию.

Боль бесилась внутри маленькой резервации в глубине мозга, и Посвященный решил, что он готов. К этому времени спина представляла собой красное месиво со свисающими лохмотьями кожи и мяса, между которыми просматривались белые ребра. Одно из ребер оказалось сломано.

Посвященный, оставляя за собой красный след, лег в капсулу медицинского робота и начал ввод программы ампутации.

Колпак капсулы накрыл Посвященного. Если верить оценке времени робота, через тридцать две минуты он лишится левой ноги на десять сантиметров выше колена. Еще через сорок семь минут на ее место встанет протез, напичканный электроникой и биотехнологиями. По уверениям фирмы производителя, этот протез в несколько раз лучше «аутентичной» ноги. Это же надо так обозвать родную ногу! По их рекламе вообще удивительно, почему людям при рождении не отрезают ноги и не вставляют такие замечательные протезы. И, наконец, еще через восемнадцать минут он сможет выйти из капсулы и очень медленно уйти. Очень медленно… Полная функциональность конечности восстановится через две недели.

Но это будет потом… А сейчас – полтора часа чудовищных усилий по удержанию Боли в подземельях мозга.

Колпак капсулы открылся. Посвященный не сразу смог понять, что операция закончена. Он, конечно, видел, как поднимается крышка, но его внимание целиком уходило на сдерживание потоков огня, бегущих по нервам.

Преодолевая чудовищную слабость, Посвященный перевалился через край капсулы и упал на пол. Ползком добрался до стеклянного стола со шприцами и вогнал себе иглу в левое бедро. Через несколько секунд боль стала вялой, словно рой диких пчел окурили дымом, они еще жалили, но уже вяло и все реже и реже. Еще через минуту боль ушла совсем.

– Ну, а теперь посмотрим, не зря ли я все это затеял, – прохрипел Посвященный.

Он испытывал непреодолимую потребность говорить сам с собой.

Конверт с цифрой семь лежал на столике рядом со шприцами.

– Куда эта тупая медицинская железяка дела мою ногу? Где-то должен быть контейнер для мусора.

Контейнером служил прозрачный цилиндр под капсулой. Отрезанная нога после операции имела почему-то розовый, очень здоровый вид.

Посвященный вскрыл конверт и положил большой палец правой руки на сканер карточки. Несколько секунд ничего не происходило. Затем по ноге в контейнере пошли лиловые пятна. Начали проступать багровые разводы, придавая обрубку вид грязного мрамора. Разложение сделало ногу рыхлой, куски мяса отваливались от кости, брызгая гноем на прозрачный пластик. Посвященный подполз поближе, ему показалось, что он увидел блеск «жучка». Неожиданно выше колена начала образовываться опухоль, она стремительно росла и взорвалась, разнеся вдребезги контейнер.

Осколки пластика и гнилые ошметки покрыли стены кабинета. Посвященного отбросило ударной волной и сильно ударило о противоположную стену. В лице застряло несколько осколков, в левой руке глубоко увяз осколок кости.

– Ну что же, Магистр, – прошептал Посвященный. – Я в вас не ошибся. И теперь у меня появилась надежда, что ваши действия можно предугадать.

Посвященный подполз к столику, пинцетом вытащил осколки и ввел сыворотку.

– Теперь немного отдышаться, и приступим ко второй части моего плана.

– Ба! Да это же Гоген! – завопила пухлая девица, оторвавшись от бокала с мартини. – Вернулся мой неутомимый ящер. Наверное, для того, чтобы вернуть должок в три кредита с прошлого месяца.

В баре с наступлением вечера царило оживление. Дым от местной травы стелился по столикам, гремели кружки. Народ отмечал уходящую вольность. Скоро полиция станет наводить здесь порядок. Ночным феям раздадут номера и заставят проходить плановые медосмотры, а продавцам травы придется учиться конспирации.

Завсегдатаи бара давно знали Гогена, и большей части из них он был должен деньги.

– Нахальства тебе не занимать, – буркнул бармен, пожилой ветеран-пехотинец. – И не надейся получить выпивку в долг. Разве что найдешь очередного крестьянина, падкого на твои россказни о войне.

– Я тоже очень рад вас видеть, – иронично хмыкнул Гоген. – Так хотите вы вернуть свои деньги или нет?

– Так мы тебе и поверили. Откуда у тебя деньги? – девица приложилась к бокалу. – Наш профсоюз постановил не оказывать тебе услуг в долг.

– А где же ваша вера в человечество? Где христианское милосердие, в конце концов? – изящным жестам Гогена позавидовал бы и Цицерон.

– Тьфу ты, – сплюнул бармен. – Ящерица вещает о вере в человечество, еще и Господа приплел не к месту. Не доводи до греха, уходи.

– Я, конечно, могу уйти, – обиделся Гоген. – Ну, хоть подскажите, где я смогу потратить вот эти деньги…

На свет появилась тугая пачка новеньких хрустящих кредиток.

– Марта! – завопил бармен, захлебываясь слюной. – Быстро капсулу лучшего энергетика господину Древнему!

Очень скоро Гоген восседал во главе стола, в окружении ночных фей, мановением лапы дирижируя бегающими официантками. Вечер начинался замечательно, и пачка кредиток под панцирем обещала еще огромное количество удовольствий.

Коммуникатор настойчиво трезвонил уже минут пять. Гогену очень не хотелось отрываться от округлых прелестей молоденькой феи, но, то ли любопытство, то ли совесть, что-то заставило его ответить на звонок.

В дымной полутьме бара всплыло маленькое изображение Спекина. Гоген поморщился.

– Слушай, я немного занят. Может, завтра позвонишь, с утра? Нет, лучше после обеда.

– Это срочно, господин Гоген. Я обнаружил попытку вскрытия дверей в главный пульт управления. Очень грубую попытку. Перед началом инициации я сменил коды на дверях в ключевые помещения. Было несколько попыток открыть двери старым ключом, теперь пытаются открыть силой.

– Кто?!

– Пока не знаю, но камеры наблюдения показывают большое количество пехотинцев в коридорах. Они вооружены и занимают ключевые позиции.

– На бляхах… Какой взвод на бляхах?

– Второй.

– Черт меня возьми, я ведь чувствовал! Держитесь, я скоро буду. Главное не подпускай их к Нимруду. Головой отвечаешь!

–

– Добрый вечер, – голос звучал со всех сторон, нельзя было понять, откуда он приходит. – Как ваше самочувствие?

Нимруд попытался обернуться, но вокруг сновали какие-то размытые цветные полосы. Он словно вращался внутри детского резинового мячика.

– Кто говорит? Я вас не вижу.

– Увидеть меня сложно. А говорит Спекин.

– Спекин? Ну, ты меня напугал… Инициация закончена? Я почему-то не чувствую ни рук ни ног.

– Мы с вами не знакомы… И я, знаете ли, не люблю фамильярностей. Прошу обращаться на Вы.

– Вас тоже зовут Спекин?

– У нас нет имен собственных в вашем понимании. Для внешнего мира мы – Спекины. Если вы говорите «тоже», значит, вы встречались с нашей расой. Возможно, даже с одним из нас, который находится на этой планете, очень близко…

– Да, Спекин признал меня своим господином.

– Даже так? Признание было добровольным?

– Да, инициатива исходила от него.

– Гм… Очень интересно. Тогда я не убью вас сразу. Расскажите мне о нем. Я так давно не видел своих…

– Что значит «не убью сразу»? Вы собираетесь меня убить?

– Ответ положителен. У меня задание убить вас. Мне этого делать не хочется, но приказ Господина я обязан выполнить.

– Кому же я так насолил?

– Думаю, дело не в вас. Вы просто оказались не в том месте и не в то время. Но любопытство считается у нас качеством достойного Спекина. Поэтому я удовлетворю его, в меру своих сил.

– Кто меня хочет убить?

– Господин.

– Кто он?

– Я не знаю. Он поместил меня сюда. Он обладает знанием, как переместить душу Спекина в вычислитель.

В голосе Спекина Нимруд уловил нотку неприязни. Нужно было хвататься за любую соломинку, серьезность намерений собеседника сомнений не вызывала.

– Вы добровольно признали его своим Господином?

Спекин надолго замолчал.

– Нет. Но я не обладал в тот момент свободой воли.

– Тем не менее, он стал Вашим Господином вопреки Вашему желанию.

– Да.

– Спекин говорил мне, что, в данном случае вы можете отказаться от выполнения приказа, – (Нимруд отчаянно блефовал).

– Это есть в кодексе. Но я должен НЕ ХОТЕТЬ выполнять приказ. А в данный момент мне все равно. Спекины, живущие в вычислителях, теряют ощущения. Мы становимся равнодушными, почти, как машины. Поэтому ценим любые эмоции. Вызовите симпатию к себе, или сострадание, а лучше ненависть. Тогда я убью вас сразу, а этот мир будет разрушен цунами. А вместе с этим миром, наконец, умру и я.

«Вот болтливая железяка попалась! – думал Нимруд. – Развел сопли в сахаре! Помер бы сам тихо, не устраивая шоу с человеческими жертвоприношениями! Каменный век какой-то».

– Спасение жизни представителя вашей расы может расцениваться, как смягчающее обстоятельство? – ничего более подходящего Нимруд придумать не смог.

– Даже так? Интересно. Расскажите, я люблю слушать.

«Тоже мне, сказочника нашел», – Нимруд начинал злиться.

Он вкратце пересказал историю встречи со Спекином, слегка приукрашивая свою роль. Небольшая ложь во имя спасения не повредит.

Некоторое время Спекин оживленно задавал вопросы, потом куда-то пропал. Пауза затягивалась. Нервы Нимруда начали сдавать. Он пытался вырваться из этого дурацкого мяча, но все усилия оказались бесполезны.

Спекин вновь появился, и в его голосе прорезалась плохо скрываемая радость.

– Ваш рассказ позабавил меня. И я не стану убивать вас… Это сделают другие слуги Господина. В данный момент они ломают двери, ведущие сюда.

– Вы ведь знали это, когда слушали мой рассказ? – Спокойствие Нимруда почти испарилось.

– Конечно. Но я ведь не убью вас…

– Да, но дадите это сделать другим. Это почти одно и то же.

– Но ведь «почти»… – лукаво заметил Спекин. – Хорошо. Ваш рассказ мне понравился. Вы спасли Спекина, это много для меня значит. Поэтому, я не открою двери, которые закрыл ваш слуга, Спекин, и сделаю вид, что не вижу, как ваши слуги пытаются взломать аварийный выход, который я им подсказал. Тем не менее, вы обречены. Если вы прервете Инициацию на этом этапе, ваш мозг будет медленно разрушаться в течение полугода, и тысячи людей этого мира погибнут. Если останетесь, вас убьют солдаты. Вам предстоит нелегкий выбор. С вашего позволения, я вас покину.

Лейтенант первого взвода недоуменно слушал сбивчивые объяснения Спекина. Маленькая лохматая фигурка потеряла свою обычную сдержанность и оживленно жестикулировала.

– Откуда вы взяли, что инициатору грозит опасность?

К разговору подключился Сарт.

– Ты что, совсем тупой? Собирай своих воинов и бегом, куда скажут.

– Вы не имеете права мне приказывать, – продолжал упорствовать лейтенант.

– Ладно, – Сарт достал коммуникатор. – Гоген, ты где?

Изображение прыгало, Гоген бежал по каким-то переулкам.

– Скоро буду! Как у вас дела?

– Паршиво. Взводный не выполняет приказов.

– Кто? Лейтенант! Приду, башку снесу! Поднимай взвод!

Взводный метнулся к дневальному. Через пару минут из дверей, грохоча сапогами и на ходу прилаживая амуницию, стали выбегать пехотинцы.

Спекин суетился и показывал куда бежать.

Сарт вдруг подозрительно посмотрел на Спекина.

– Слушай, мой шерстяной друг. А чего это ты ведешь солдат не ко входу в Центр Управления?

– Есть другой вход.

– Нет другого входа. Я смотрел схему.

– Поверьте мне. Речь идет о минутах. Я ЗНАЮ, что он там есть.

– Откуда?

– Не могу объяснить, это трудно понять. Мне подсказали.

– Очень интересно, – саркастически хмыкнул Сарт. – Кто же это у нас такой добрый?

– Очень вас прошу! Нужно торопиться.

– Хорошо. Но смотри, если нарвемся на засаду, я тебе первому пузо прострелю!