Текст книги "Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими"

На богослужении в соборе Св. Якова в Риге по случаю открытия Лифляндского ландтага в марте 1864 года лютеранский епископ (генерал-суперинтендант) Вальтер выступил с проповедью, которая послужила запалом крупнейшей «печатной войны» по остзейскому вопросу[52]52
  Суперинтендант – у протестантов духовное лицо, стоящее во главе церковного округа.


[Закрыть]. Вальтер призывал:

«Просите прощения грехов! Вы, дворяне, не выполнили Богом данную вам задачу: ваши предки появились на берегах Даугавы, чтобы туземцев Ливонии обратить в немецкую культуру. Но туземцы в эту культуру не вошли по сей день, и, даже страшно сказать, прямо очевидно их движение в русскую сторону. Просите прощения грехов и покажите плоды вашей деятельности: онемечьте туземцев. Вот ваша задача, вот программа ваших действий!»

Собор Св. Якова, Рига (в настоящее время). С проповеди, произнесенной в этом соборе в 1864 году, началась «печатная война» по остзейскому вопросу

На первый взгляд, в проповеди генерал-суперинтенданта Вальтера доминировали национальные проблемы. Однако ее суть составлял социальный аспект: как сделать, чтобы дворянство и впредь обладало привилегиями на владение землей, – эта мысль волновала Вальтера более всего. «Едва лишь, – говорилось в проповеди, – такое положение будет утрачено, как сразу отпадут основанные на нем права и обязанности рыцарства, а вместе с ними и его политическая роль».

Искушенный в политике генерал-суперинтендант был убежден в необходимости уступок и на это настраивал колеблющуюся часть ландтага:

«Приступите сами к делу и осуществите то, что необходимо и неизбежно, прежде, чем кто-нибудь иной внесет в нашу жизнь чуждое и вредное, не связанное органически с нами. Только так мы обеспечим вместо недовольства и волнений, с одной стороны, и неуверенности – с другой… такой порядок в имущественных и правовых отношениях, который позволит царю изображать наши условия как образцовые».

Таковы мотивы тактического поворота, какими их видел Вальтер, считавший невозможным и далее отказываться от всяких уступок «низам». Вальтер рассчитывал путем некоторых подачек отколоть зажиточную часть крестьян от общего движения и одновременно убедить правительство в своей способности обеспечить устойчивый «социальный мир».

Подобно Вальтеру, ландмаршал Ливен тоже скорбел о «нарушенном покое мирно дремавшего побережья» и пробуждении, происшедшем под напором накатившейся на Россию «могучей волны реформ». Он сравнивал «неизвестность еще не свершившегося» с темной ночью и, предвещая ее наступление, призывал «своевременно зажечь факел и попытаться найти выход в пространство, озаренное дневным светом». При этом Ливен отнюдь не собирался поступиться извечными принципами стратегии дворян, а, наоборот, предлагал «отстоять внутреннее существо нашего устройства не только от уничтожения, но и против всякого вмешательства и ограничения». Мелкие реформы требовалось проводить осторожно, чтобы не создать впечатления, что «переносятся русские порядки».

Проповедь Вальтера породила небывалую активность российской прессы. Появилась влиятельная группировка в русских «верхах», и ее резкое выступление с критикой положения в прибалтийских губерниях сильно всполошило остзейских дворян и бюргеров. К концу 1864 года, т. е. сразу после усиления «печатной войны», журнал «Baltische Monatsschrift» писал: «Возможно, еще никогда с тех пор, как Курляндия, Эстляндия и Лифляндия стали принадлежать к русской империи, положение не было столь критическим».

М. Н. Катков – издатель «Московских ведомостей»

Для нашего повествования наиболее важна роль «Московских ведомостей», обладавших к тому времени большим весом. В 1865 году в газете стал сотрудничать Х. Валдемар. Под «крылом» Каткова он сумел себя реализовать, сумел, к обиде остзейцев, работать на сближение Лифляндии с Россией.

«Московские ведомости» издавались Московским университетом. В 1863 году газету возглавил Михаил Катков. В это же время началось восстание в Польше. Катков заявил, что держать Польшу «вооруженной рукой» – историческая необходимость. Для сохранения единства империи Катков считал допустимыми любые средства. Находясь вне правительства, но будучи влиятельным публицистом, пользующимся поддержкой большей части российского общества, Катков побуждал власти к решительным действиям. В итоге Катков стал, по выражению одного сотрудника газеты, «государственным человеком без государственной должности», одним из наиболее влиятельных политиков в России.

О размахе «печатной войны» говорят следующие факты: в 1864 году «Московские ведомости» посвятили Прибалтийскому краю 10 передовых статей, в 1865 – 33 (из них написанных самим Катковым насчитывается 28), в 1866 – 6, в 1867 – 23, в 1868 – 18, в 1869 – 32 и в 1870 – 25. Газета «Голос» посвятила Прибалтике за 1866–1870 годы 104 статьи. Особую роль сыграла также газета славянофилов «День».

В том же 1865 году в «Московских ведомостях» появляется девять «Рижских писем» Валдемара, напечатанных с 5 февраля (№ 29) до 6 мая (№ 98). Заметим, что фамилия автора не указана: ведь Валдемар дал подписку о невмешательстве в остзейские дела.

О чем же писал Валдемар в своих письмах? Так как о положении латышских крестьян, о их взаимоотношениях с помещиками писать и печатать было опасно, то темой своих заметок новый сотрудник Каткова избирает как бы нейтральную тему – историю Рижского магистрата. Приведем фрагмент из последнего Письма (в № 98), который показывает направленность мысли Валдемара:

«Отчего же позволительно разоблачать злоупотребления хоть полтавской думы, не рискуя вооружить малороссийские губернии на великороссийские? Отчего же, не задевая племенного чувства белорусов, можно называть злом существующее в их крае то или другое зло? И отчего же нельзя это делать, как скоро речь касается исключительно Риги? В подобном обвинении на нас мы видим только злоупотребление словом и то же пугание нами. Будто не говорится во всех наших письмах, что большинство населения (вот этим словам, пожалуй, придавайте значение племени) не сочувствует образу действий магистрата и издавна желает реформ существенных? Мы утверждаем, что и теперь, в настоящую пору, большинство даже и немецкого населения сочувствует нам, разделяет наши убеждения и сходится с нами в пожеланиях относительно будущего.

Всем рядом наших писем мы шли, не касаясь племенных условий, только против неправых привилегий исключительного класса, составляющего меньшинство населения. Достаточно сравнить численный состав гражданства с общим населением Риги, чтоб убедиться в несправедливости ее городского устройства. Так, по IX ревизии Риги из 30 285 человек мужского населения только 1151 человек принадлежали к высшим купеческим сословиям, тогда как к городу приписано 24 402 человека. Есть ли какое разумное и справедливое основание предоставить всю власть, все ее преимущества этой горсти в 1000 человек в ущерб 24 000 людей, на плечи которых падает вся тяжесть налогов, сборов и повинностей?

В пользу этого-то численного большинства населения, не принадлежащего к замкнутому сословию граждан, и ратуем мы в наших письмах, не разбирая никакого племенного различия: в этом большинстве населения есть и немцы, и русские, и латыши, и финны. Мы одинаково стоим за всех, желаем одинаковых и равных прав всем, без племенного различия.

Желать этого и для Остзейского края значит ли возбуждать племенной раздор? На основании какой же логики уравнение гражданских прав всех племен называется желанием возбудить племенную вражду, а сохранение господства одного племени называется умиротворением племенных раздоров? Кто возбуждает племенной раздор: мы ли, отстаивая племенную равноправность, или противникu наши, воюя за господство одного племени?

Повторяем еще раз: зачем кричать? зачем пугать нами? Эти крики, это пугание при каждом случае племенной враждой – все это лишь уловки. Скажите, например, может ли славянин судиться в Пруссии на своем языке? и не обязан ли немец в Эльзасе писать официальную просьбу no-французски? А в Риге даже и русский обязан писать ее по-немецки».

Катков подробно разобрался в злоключениях Валдемара с переселением курляндцев. 15 октября в № 226 передовая статья начинается с констатации того неприятного для московского журналиста факта, что его противники – «журнальные представители немецкого элемента в наших Прибалтийских губерниях громко торжествуют победу над г. Валдемаром». «Кто такой г. Валдемар?» – задает риторический вопрос Катков. Следует довольно детальное изложение всех тех обвинений, которые Валдемару предъявляет «Рижская газета». Это прежде всего издание ненавистной остзейцам «Петербургас Авизес», среди издателей которой упоминается и Алунан, и Биезбардис, и Динсбергис. Понятно поэтому, что чувство радости, продолжает Катков, с которым ратоборцы немецкого дела в России торжествуют свою победу над Валдемаром: в этой победе они усматривают, как говорит митавский корреспондент «Натионал Цейтунг», «победу немецкого дела между латышами, одержанную (как они полагают) на вечные времена». «В чем же эта победа?» – рассуждает далее Катков.

«Прежде всего немецкой партии удалось провалить эксперимент Валдемара по переселению латышей Дундагской волости в валдемаровское новгородское имение «Юлианово». Беда заключалась в том, что на приглашение Валдемара откликнулись тысяча латышей, которые без каких-либо средств, необходимых для ведения хозяйства, приобретения скота, инвентаря, отправились в Россию и, естественно, разочаровались и разорились. Узнав о намерении своих соотечественников поступить столь опрометчиво, Валдемар обратился к остзейским немецким пасторам и журналистам («литератам») с просьбой опубликовать в газетах и объявить с церковных амвонов разъяснения и предупреждения об условиях эмиграции. Но ни журналисты, ни пасторы выполнить свой человеческий долг из ненависти к Валдемару не пожелали. И способствовали беде многих и многих латышских крестьян, а самого Валдемара поспешили объявить мошенником и жуликом, грозя отдать его под суд».

О характере сотрудничества Валдемара и Каткова сохранились уникальные воспоминания секретаря Валдемара в Москве А. Зандберга[53]53
  Zandbergs A. Atmiņas par Kr. Valdemāru. -Rīga, 1925.


[Закрыть]:

«Получив очередное предупреждение правительства, запрещающее печатать статьи о противостоянии в Остзейском крае, Катков не преминул сообщить секретарю Валдемара. Услышав просьбу Каткова писать только о России и русских, Валдемар расхохотался, что делал весьма редко, как свидетельствует его секретарь. «Хорошо, – сказал Валдемар, – буду писать для Каткова только о России и русских.

Приходите за статьей в 7 вечера». Прихожу. Валдемар утонул в огромных списках российских сенаторов, генералов, министров, членов Государственного совета. Писал он по-немецки своим большим растянутым почерком. Заглавие статьи: «Кто правит Россией: сами русские или немцы?» Среди министров 15 % немцев, среди членов Государственного совета 25 %, среди сенаторов 40 %, генералов 50 %, губернаторов 60 %. А поскольку губернаторы управляют Россией, то это и будет ответом на поставленный вопрос. Поскольку все императрицы немки, естественно, что по их протекции немцы просачиваются в высшую администрацию».

Получив статью, Катков велел Зандбергу ее прочитать. По мере чтения недоверие Каткова все возрастало. «Не может этого быть! Числа явно преувеличены!» – вскрикнул издатель «Московских ведомостей». И тут же велел своему секретарю некоторые цифры проверить. Проверка поразила Каткова еще больше: сенаторов-немцев оказалось даже больше – 63 %.

В завершение передовицы говорилось: «Мы, русские, терпеливее китайцев, более 10 лет терпели во главе русской юстиции безмозглого немца, который не был способен пять слов правильно произнести, и еще теперь терпим другого немца на таком важном посту, как председателя юридического отделения Государственного совета. Разве не настало еще время нам стать на свои ноги». И действительно, через непродолжительное время мы прочитали в газетах, что граф Пален получил отставку.

В воспоминаниях современников жизнь Валдемара выглядит вполне достойно, хотя, по сути, это есть трагедия. Будучи в молодости писарем в волости, он с друзьями в шутку организовал Общество черпателей Балтийского моря: на островке пруда баронского поместья пили пиво и дурачились, строили планы перекачать воды Балтийского моря в пустыню Сахару, тем осушить море, добыть землю и раздать ее крестьянам. Власти почувствовали бунт, устроили обыск, изъяли протоколы с планами исчерпания моря, «общество» закрыли. В зрелые же годы в Москве Валдемар организовал Российское общество содействия торговому флоту и, находясь далеко от моря и практических дел, мог вести протоколы заседаний отставных адмиралов и любителей торгового флота. Правда, эта деятельность была не без пользы: открыли сеть морских училищ по всей России, но живого общения с родиной от был лишен. Вплоть до смерти. В 1891 году в Латвию вернулся прах Христиана Валдемара и при большом скоплении народа был препровожден в Большие кладбища Риги, где и покоится.

В научно-публицистическом наследии Самарина особое место занимает серия книг (выпусков) «Окраины России». Первые два выпуска были изданы в 1868 году в Праге под общим заглавием «Окраины России. Серия первая: Русское Балтийское поморье». Первый выпуск содержал обращение автора к читателю и статью «Русское Балтийское поморье в настоящую минуту». Самарин сформулировал задачу российской политики в Прибалтике: опека и поддержка дружественных России элементов – латышей и эстонцев, освобождение их от немецкого влияния. Во втором выпуске опубликованы «Записки православного латыша Индрика Страумита (1840–1845)». Третий выпуск «Окраин» вышел в 1871 году в Берлине. Сюда включена «Первая часть истории православия в Лифляндии в период времени от 1841 до 1844 годов». Изданный в Берлине четвертый выпуск озаглавлен «Процесс русского правительства с Евангелическим союзом». Еще через год в Берлине вышел в свет пятый выпуск – «Привесок к четвертому выпуску», и, наконец, в 1876 году – шестой, с приложением истории крестьянского вопроса в Лифляндии.

Интересно узнать о том, как Самарин надумал вернуться к остзейским делам после столь долгого перерыва – через 20 лет после «Писем из Риги». Об этом рассказывает барон Б. Э. Нольде, биограф Ю. Ф. Самарина[54]54
  Нольде Б. Э. Юрий Самарин и его время. – Париж, 1926.


[Закрыть]. В 1864 году Самарин из Лондона заехал в Рагац (курорт в Швейцарии) и встретился там с высокосветской компанией: великой княгиней Еленой Павловной, баронессой Э. Ф. Раден (фрейлиной княгини), послом в Турции Штакельбергом и др. Самарин давно уж не думал о Прибалтике, но вся важность и сложность окраинных вопросов России была ему ясна. После великосветских разговоров он пообещал изложить их письменно и, переехав на купания в Остенде (курорт в Бельгии), написал письмо баронессе Раден. Завязавшаяся переписка продолжалась до кончины Самарина в 1876 году. После смерти Самарина баронесса пожелала письма обнародовать[55]55
  Переписка Ю. Ф. Самарина с баронессой Э. Ф. Раден (1861–1876). – М., 1893.


[Закрыть].

Ю. Ф. Самарин во время «печатной войны» по остзейскому вопросу

Дискуссия вокруг «Окраин России» занимает особое место в истории империи, что важно и сегодня в формировании российско-германских отношений. Поэтому войдем в детали тех событий. Возьмем фрагмент из предисловия к первому выпуску:

«Ровно двадцать лет тому назад, пробыв без малого три года в Риге, я набросал на бумагу, в форме писем, выводы из моих исследований о прошедших судьбах этого края и моих наблюдений о тогдашнем его положении. Словом, по тогдашним понятиям, это была непростительная дерзость.

Едва ли нужно добавить, что я вспоминаю теперь об этом давно прошедшем времени без горечи, но и без сожаления. Рукопись моя, разумеется, исчезла из обращения, толки о Балтийском крае, возбужденные в нашем обществе переходом латышей в православие, вскоре совсем замолкли, и весь этот край надолго как будто исчез из виду нашей публики.

Девятнадцать лет спустя, при совершенно изменившихся обстоятельствах и воззрениях, по упразднению крепостного права… я поместил в газете «Москва» несколько передовых статей, в которых, между прочим, указал на жалкое, унизительное положение представителя православной церкви в среде балтийского общества и на неминуемые последствия постепенного упадка доверия к России в тамошнем простонародии».

На выход «Окраин России» лифляндское дворянство отреагировало сразу же: в 1868 году написало всеподданнейший адрес, в котором, демонстрируя верность консервативным устоям, защищало себя от натиска Ю. Ф. Самарина. И в конце 1868 года Санкт-Петербург вступился за Остзейский край: Самарина вызвали к московскому генерал-губернатору, который объявил ему о высочайшем неудовольствии по поводу предпринятого им издания.

В конце декабря 1868 года Самарин отправляет Александру II письмо с изложением своей защиты. Он говорит, что книги его от «первой строки до последней посвящены защите государственных интересов России, против неумеренных и постоянно возрастающих притязаний остзейского провинциализма». Особые права и привилегии, по мнению автора письма, следует ликвидировать: Лифляндская, Курляндская, Эстляндская губернии должны жить в соответствии с общероссийскими законами; законодательная и экономическая основа православной церкви должна быть взята под контроль правительства; государство должно следить за положением местного крестьянства; русский язык должен быть введен в делопроизводство губернских канцелярий. Говоря об опасностях, грозящих России, он, в частности, писал:

«Если бы когда-нибудь русское общество повернулось спиной к Прибалтийскому краю, махнуло рукой на Польшу, забыло про Кавказ и Финляндию, отучилось вообще интересоваться своими окраинами, это бы значило, что оно разлюбило Россию как целое. В тот день возрадовались бы представители всех враждебных ей партий и народностей… они сбежались бы со всех концов Европы на братский пир и отпраздновали бы вместе канун политического крушения Империи».

Свое письмо к императору Александру II, длинное, на 17 страницах печатного текста, Ю. Ф. Самарин завершает словами:

«На пятидесятом году жизни, решившись начать мое издание, я знал, что говорить правду об Остзейском крае не безопасно, обдумал заранее все последствия и приготовился встретить безропотно и покорно как судебное преследование, так и административный произвол. Осмелюсь повторить сказанное мною в начале: я не укрываюсь от ответственности, готов и теперь принять обвинение перед судом в том виде, в каком оно будет предъявлено, не уклоняясь от рассмотрения его в существе, не ссылаясь даже, для моей очистки, на существование закона, который запрещал бы прибегать к заграничной печати.

Верноподданный Юрий Самарин

Москва, 23 декабря 1868 г.»

Правительство по-своему отреагировало – в Третьем отделении завели «Дело о Самарине, издававшем за границей книгу Окраины России», но обошлось без репрессий. Все же времена изменились.

Приведем хронологию полемики по остзейскому вопросу: 1868 – выход в Праге 1-го выпуска «Окраин России» Самарина.

1869, май – «Лифляндский ответ Ю. Ф. Самарину» К. Ширрена[56]56
  Schirren C. Livlandische Antwort an Hernn Juri Samarin. Leipzig, 1869.


[Закрыть].

1869 – «Лифляндские статьи» В. Бокка и «Остзейский вопрос» (письмо проф. Ширрену) М. П. Погодина[57]57
  Книга М. П. Погодина «Остзейский вопрос. Письмо к профессору Ширрену» (М., 1869) – своеобразный свод разногласий остзейской и консервативной русской публицистики по историческим вопросам. Она включает цикл статей, первоначально опубликованных в №№ 201, 202, 204, 205, 230 за 1869 год ежедневной политической и литературной газеты «Голос», выходившей в Петербурге (издатель-редактор А. А. Краевский) и бывшей в то время одной из самых распространенных газет России.


[Закрыть].

1869 – выход в Берлине брошюры Самарина «Ответ гг. Ф. Бокку и К. Ширрену по поводу «Окраин России»[58]58
  J. Samarins Anklage gegen die Ostseeprovinzen Russlands. Leipzig. 1869.


[Закрыть].

Наиболее яркий представитель остзейской «партии» – историк Карл Ширрен (1826–1910). К. Ширрен – сын лифляндского пастора, родился в Риге, окончил философский факультет Дерптского университета. Профессор русской истории, автор многотомного издания «Исторические истоки крушения лифляндской независимости» (Ревель, 1861–1881). Лекции читались на немецком языке, для немцев и превозносили все немецкое в истории России. В 1869 году в связи с выходом брошюры «Лифляндский ответ господину Юрию Самарину» Ширрену пришлось уйти из университета и покинуть Россию. Апофеозом проостзейской публицистики стала именно его брошюра против Ю. Ф. Самарина. Она не потеряла актуальности и сегодня.

Главной целью работ К. Ширрена было обоснование правомочности и даже необходимости присутствия «просвещенного остзейства» в Лифляндии:

«Почва, на которой мы стоим, принадлежит Царю, Империи и нам, но отнюдь не народу Вашему… Немецкое управление, немецкий язык и немецкое право были теми тремя китами, на которых держалась вся остзейская конституция».

Ширрен объявлял временным и условным российское господство в Прибалтике, а не привилегии балтийских немцев. Он настаивал на сохранении статус-кво и выдвинул лозунг «Устоять и отстоять». Назначение привилегий, утверждал Ширрен, состояло в обеспечении господства «немецкой нации и ее потомства в Прибалтике и принадлежности прибалтийских земель немецкой нации и ее потомству». Феодальные привилегии выдавались за совокупность культурных ценностей.

Карл Ширрен (1826–1910). Его имя и поныне вдохновляет сторонников Drang nach Osten

Здание Общества Карла Ширрена в гор. Линебурге, Германия

В остзейской литературе статье Ширрена даны самые хвалебные оценки: «публицист, не имевший себе среди остзейцев равных», «политическая библия прибалтийских немцев» и т. п. Выражением совершенно исключительной меры преклонения перед дерптским профессором в наше время можно считать ежегодное проведение Обществом Карла Ширрена в ФРГ Дня Карла Ширрена (Сагl Schirren-Tag) как дня прибалтийской культуры. Предложенная Ширреном историко-политическая концепция стала методологической основой толкования истории Прибалтики.

Ответ Самарина выдержан в уверенном, доказательном тоне. На основе обширного фактического материала, показывающего бедственное, угнетенное положение латышей и эстонцев в крае, он аргументировал требование поддержки нарождающегося националистического антинемецкого, ориентированного на Россию, движения местного населения. Даже германофилка баронесса Эдита Феодоровна Раден (фрейлина вел. кн. Елены Павловны, с которой переписывался Самарин) писала ему: «Я еще должна благодарить Вас за присланную Вами мне брошюру – она написана с достоинством и с умеренностью и тем опаснее истины, в ней заключающиеся»[59]59
  При изучении «Переписки…» возник вопрос – не из-за общения ли с баронессой вернулся Самарин к остзейским делам.


[Закрыть].

Самарин и Ширрен зло полемизировали друг с другом. Но оба они, хотя и из разных побуждений, вели разговор о немцах Прибалтики (Deutschtum) и о России вообще. Ширрен противопоставлял немцам («борцам за культуру») вымышленный им и отождествленный с Россией «варварский Восток». Приведем слова Ю. Ф. Самарина из статьи «Ответ гг. Боку и Ширрену по поводу «Окраин России»:

«В настоящую минуту выросший на наших глазах балтийский вопрос имеет две стороны: положение русских людей на нашей балтийской окраине и положение балтийцев в России. Г. Ширрен взял на себя труд окончательно разъяснить нам, что русские в Лифляндии не более как заезжие гости, которым позволяется жить в чужом доме, но под условием не домогаться участия в местном домостроительстве».

Христорождественский кафедральный собор в центре Риги (в настоящее время). Храм освятили в 1885 году. В советское время там размещался планетарий

О великом противостоянии по остзейскому вопросу, о котором ежедневно тогда сообщала пресса царской России и создаваемой Германской империи, о битве «Самарин против Ширрена» сегодня в Латвии, да и в России ничего не напоминает. Когда-то, точнее в 1923–1950 годы, имя Самарина в Риге носила нынешняя улица Ломоносова, а имя Карла Ширрена в 1942–1945 годах присвоили нынешней улице Лачплеша. Сохранились только православные храмы Латвии: благо их не взорвали за прошедшее смутное столетие.