Текст книги "Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими"

25 и 26 апреля 1845 года император Николай I утвердил подробные инструкции о том, как вести дела по присоединению эстонских и латышских крестьян к православию. Через епископа Филарета православным священникам Лифляндской и Курляндской губерний вменялось в обязанность при собеседовании с иноверцами об учении православной церкви «ограничиваться предметами веры, христианской нравственности и преданности государю и объявлять им, что дело веры не должно быть смешиваемо с другими делами, а также внушать, что принятие православия не может переменить их отношений с помещиками, но только к одним пасторам, освобождая от приходских к ним повинностей». В инструкциях оговаривалось, что «присоединение иноверцев к православию подлежит общему, установленному для сего в империи порядку, но по особым местным обстоятельствам края дозволение присоединять представляется не всем священникам, а только надежнейшим и опытнейшим, по усмотрению епархиального викария и под собственной его в таком выборе ответственностью».

Вот инструкции, которые были даны генерал-губернатору Головину:

«1) В последнее время крестьяне в некоторых местах Балтийских губерний начали изъявлять желание к принятию православия. Необходимо посвятить этому обстоятельству особенное внимание, чтобы при подобных случаях предупреждены были всякие недоразумения и беспорядки.

Е. А. Головин, генерал-губернатор Прибалтийского края в 1845–1848 гг.

2) На сем основании с осторожностию должно наблюдать, чтобы со стороны православного духовенства не было допускаемо понудительных средств, и таким образом иноверцы могли свободно присоединяться к православию на основании установленного для сего общего порядка и с собственного подвига.

3) С другой стороны, надлежит объяснить жителям и в особенности помещикам, что никакое местное начальство не вправе запрещать кому-либо принятие господствующего в империи исповедания, а изъявившим такое желание – чтобы они не ожидали по сему поводу никаких особых земных благ, а поступали бы по своему убеждению и совести. Само собою, впрочем, разумеется, что присоединенный к православию, исключаясь из числа прихожан протестантских, вместе с тем освобождается от всех лежавших на нем в отношении к протестантской церкви и духовенству повинностей, потому что, поступая в паству православную, он должен принять на себя и все обязанности в отношении к православной церкви и духовенству, сохраняя, однако, во всей строгости обязанности свои к помещику, на земле которого живет.

4) Не принимать в деле присоединения ходатаев или поверенных, предоставляя каждому говорить и действовать непременно за себя лично.

5) Как присоединение к православию совершенно зависит от собственного желания каждого, то за сим не допускать жалоб со стороны православного духовенства на иноверцев, изъявивших желание присоединиться, но не исполнивших сего, а также и на православное духовенство под предлогом неискренности желания лица, присоединенного к православию.

6) Иметь наблюдение, чтобы в православных церквах при богослужении на языке церковнославянском, равно как и на туземных языках, не было препятствуемо присутствовать всем желающим без различия вероисповеданий.

7) Не допускать принуждений и насилия со стороны иноверцев для удержания кого-либо из тамошних жителей в иноверчестве, если он пожелает перейти к православной церкви; принявших православие ограждать от всякого преследования и притеснений, в особенности же стараться предупредить раздоры, могущие возникать иногда в подобных случаях в самых недрах семейств, коих члены принадлежат к двум различным исповеданиям; и наконец, строго наблюдать, чтобы никто из принявших православие не лишался тех прав и преимуществ, коими по состоянию своему пользовался, находясь в иноверчестве, ибо перемена вероисповедания не переменяет отношений гражданских».

В своих донесениях генерал-губернатору помещики и пасторы писали, что в движении крестьян к православию имеются все признаки назревающего мятежа, что местные власти не отвечают за сохранение спокойствия в уездах и требуют прислать войска. Но Головин на это не реагировал. 21 июля 1845 года он издал циркуляр о том, что никому нельзя мешать в переходе в православие, а перешедших нельзя преследовать. Крестьяне истолковали это как начало новой жизни и победу царя над баронами, что и позволило свершиться великому пробуждению народа.

Началось великое движение Прибалтики, движение, которому подобных не знает история. Как писал Валуев, «движение это противоречит всему, что история представляет о религиозных переменах». За прошедшие с тех пор 150 лет не было в Латвии столь массового движения. К сожалению, не нашлось сильной «партии» – ни в царское, ни в советское время, а уж тем более при Ульманисе Первом с его проанглийской ориентацией и сегодня – при проамериканской ориентации, которая смогла бы это уникальное широкое движение масс надлежащим образом вписать в официальную историю Латвии.

Начался массовый переход в «русскую» веру. «21 апреля совершено было в соборном храме самим епископом миропомазание над десятью обратившимися; к концу апреля было миропомазано 28 человек, а в мае – 50. Богослужение на латышском языке открыто было в Покровской церкви; священником для присоединенных назначен был отец Михайлов, а клиросное чтение отправлял Давыд Баллод»[33]33
  Самарин Ю. Ф. Соч. Т. 10, М., 1896. С. 468.


[Закрыть]. Для латышской православной общины в Риге была отведена маленькая деревянная Покровская кладбищенская церковь. И 22 апреля 1845 года отец Яков Михайлов впервые в истории православной церкви отслужил здесь божественную литургию на латышском языке. 29 апреля новоявленный священник отец Михайлов в Покровской церкви совершает миропомазание семилетнего Петра Баллода (он родился 1 декабря 1837 года).

Давыд Баллод внес наибольший вклад в дело присоединения. Он имел невероятный успех у крестьян. Небольшого роста, темноволосый, с пышной бородой, он, по словам современников, говорил уверенно, зычным голосом, и крестьяне ему доверяли. Уже в мае 1845 года он подает заявление о переводе в духовное сословие. Пасторы пытаются помешать, клевещут на него, но безуспешно. 3 августа просьбу Баллода о переводе в духовное сословие удовлетворили в Синоде. Он стал священником – первым и на долгое время единственным православным священником из латышей.

Давыд Баллод с апреля 1846 года начал службу в Ляудоне (его направили в самый дальний конец Лифляндии) и справлялся с обязанностями весьма успешно: за два года привлек в православие более 7000 лютеран, хотя действовал в условиях, которые трудно ухудшить. Церковь размещалась в казармах военного постоя. За урон, нанесенный лютеранской церкви, пасторы его прозвали чумой.

Карта Лифляндской губернии. Уезды: 1) Валкский, 2) Венденский, 3) Верросский, 4) Вольмарский, 5) Перновский, 6) Рижский, 7) Феллинский, 8) Эзельский, 9) Юрьевский (Дерптский)

До того как остзейцы изобрели эффективные средства борьбы с «бунтующими» крестьянами, в православие перешло более 100 тыс. человек. Подводя итоги 1846 года, лифляндский жандармский штаб-офицер подполковник Гильдебрант сообщает, что за 1845 и 1846 годы всего присоединились 37 279 человек и приписались для присоединения около 70 000 человек, и добавляет характеристику состояния в «бунтарском» крае: «Мнение мое относительно необоснованности опасений лифляндского дворянства, будто движение в Лифляндии крестьян к православию будет неминуемо ознаменовано возмущением и даже кровопролитием, подтверждается в полном смысле слова: ибо доселе спокойствие нигде нарушено не было»[34]34
  ГАРФ, ф. 112, оп. 1, д. 12, ч. 3, л. 187.


[Закрыть].

Но кому же движение конверсии оказало услугу – русскому элементу в Прибалтике или немецкому? Вот слова Ю. Ф. Самарина – убедительные и очевидные любому: «Вся местная власть губернская и уездная, все начальники городской и земской полиции, и (не говоря о пасторах) все помещики происхождения немецкого, лютеранская вера почитается ими главною и господствующею»[35]35
  Самарин Ю. Ф. Соч., т.10, 1896, с.436.


[Закрыть].

Еще более трезвую оценку дает П. А. Валуев 3 ноября 1845 г. в докладной записке «Административные вопросы, заслуживающие особенного внимания правительства в Лифляндской губернии»:

«Отрешение латышей и эстов от лютеранства сопряжено с важным преобразованием в земском быту и сверх того сопровождается неосновательными слухами, несбыточными ожиданиями и опасным для общественного спокойствия ожесточением противу помещиков, равно и нередко притеснением крестьян со стороны землевладельцев. Посему присоединение лифляндских поселян к православной церкви есть дело преимущественно политическое»[36]36
  РГИА, ф.908, оп.1, д. 60, л. 30.


[Закрыть].

Лифляндское дворянство и лютеранское духовенство не склонны были сдаваться. Например, о своих злоключениях в Мариенбурге (Алуксне) сообщал Филарету священник Михайлов. Барон Фитингоф, оказывается, его грубо выругал и всячески препятствовал производить запись крестьян, желающих принять православие. Михайлов принужден был уехать из Мариенбурга преждевременно, не закончив исполнения своего дела.

Для производства записи в православие помещики нарочно назначали места, которые находились далеко от местностей, заселенных православными. Отводили совсем неподходящие помещения: корчмы, кузницы и даже сараи. Отправляясь на место записи, крестьяне должны были взять у помещика особый билет, если одна партия отправилась к месту записи, то другая могла получить его только тогда, когда первая вернется.

В присутствии немца-чиновника крестьянин должен был произнести следующую официальную формулу:

«Я… уезда… имения… прихода… усадьбы крестьянин……… после двукратного устного увещевания заявляю, что от всего сердца и души желаю перейти из лютеранства в православие. Переходя в православие, я не требую и не ожидаю от правительства никаких мирских благ, а от помещика не жду послаблений, но перехожу в православие только для спасения своей души. После присоединения обещаю так же, как до сих пор, беспрекословно подчиняться законным властям, а также служить и работать для своего помещика. Обязуюсь и свято клянусь исполнять это обещание, ибо в случае неисполнения мне грозит строгое наказание. Богослужение желаю слушать на латышском языке, который я знаю. В удостоверение сказанного подписываюсь… или собственноручно ставлю три креста. Сие удостоверение принял… в присутствии чиновника…»

Как старики, так и молодые эту формулу должны были выучить наизусть. Если кто-то начинал запинаться или ошибаться, чиновник такого гнал прочь. Прогоняемому давали срок, по истечении которого он мог явиться снова. Само собою понятно, что враги православия старались использовать помянутый срок на отговоры от принятия православия, не стесняясь средствами увещевания. После приписки крестьянам давался шестимесячный срок до окончательного присоединения. Эти шесть месяцев для крестьянина были временем искушения, а иногда даже пыток и унижений. Как помещики, так и пасторы прилагали все старания для того, чтобы вернуть крестьян в лютеранство. Угрозы, издевательство и пытки пускались в ход в случаях, если крестьяне упорствовали. Те, кто стойко выдерживали искус и не отказывались от присоединения, должны были в назначенное время явиться в указанные властями места, где священник совершал обряд присоединения.

Генерал-губернатор Головин, ознакомившись с местными обстоятельствами, в своем годовом отчете писал:

«Строго охраняя свою немецкую национальность, местные помещики хотели бы, чтобы Прибалтийский край носил немецкий характер. Привыкшие испокон веков смотреть на своих крестьян как на свою полную собственность, они стараются изобразить переход крестьян в православие восстанием и даже бунтом против существующего строя».

И действительно, если порвется та духовная связь, которая еще теперь связывает помещиков с местными жителями, то немцы, которые составляют только 1/13 часть местного населения, попадут в положение изолированных и ненавидимых, чужих пришельцев. Такая перемена могла бы иметь чрезвычайное значение для жизни Прибалтийского края.

Епископ Филарет выставил требование: латышские и эстонские приходы необходимо снабдить священниками и учителями из среды самих латышей и эстов. И он добился, что 11 февраля 1846 года император Николай I утвердил решение Синода об учреждении в Риге духовной семинарии и повелел «вести прием как детей местного духовенства, так и детей природных жителей того края». Задача училища была в течение четырех лет приготовить детей латышей и эстов к поступлению в духовную семинарию. По учебной части велел исключить из общего учебного курса языки греческий и еврейский и другие ненужные предметы, а взамен ввести преподавание языков: латышского, эстского, отчетливое знание коих должно быть доведено до такой степени, чтобы воспитанники могли не только говорить на оных свободно, но и сочинять преимущественно катехизические беседы с простым народом, для назидания его в истинах веры и правилах христианской нравственности.

В 1847 году в самом центре Риги на одном из домов, что возле Верманского сада, красовалась роскошная вывеска: золотыми буквами на синем фоне сияла надпись (по-русски и по-латышски!): «Рижское православное духовное училище» (с 1851 г. – семинария). Вопрос о национальном составе воспитанников стал важнейшим во все время существования Рижского училища (семинарии). С 1 сентября 1847 года к обучению приступили 30 воспитанников; среди них 10 русских, 10 латышей и 10 эстонцев. Тут были и Петр Баллод – сын священника Давыда Баллода, и Янис Лицис, будущий публицист (под псевдонимом Индрикис Страумите). В семинарии Петр учился успешно, особенно легко давались ему языки. Заведение он окончил, но священником не стал. Решил продолжать учебу в Петербурге.

Епископ Филарет уделял серьезное внимание народным школам. Уже в самом начале своей деятельности в Риге он выставил требование, чтобы у каждой церкви была бы основана приходская школа. В 1848 году в Лифляндии было уже 16 православных приходских школ. Число народных школ начинает быстро возрастать: в 1850 году в Лифляндии числится уже 66 приходских школ. Православные латыши были недоступны идеологам онемечивания латышей. Духовная жизнь православных протекала вне сферы влияния немцев. В конце 1844 года в ведомстве Филарета было 25 приходов с 20 686 прихожанами, а в 1848 году – уже 98 приходов и 138 416 прихожан.

Генерал-губернатор Головин как отважный солдат был уверен в успехе и решительно боролся с остзейцами во всех сферах. Но в осадной политической борьбе они оказались сильнее, умело сопротивляясь любому мероприятию, направленному на поддержку бунтующего духа крестьян. Головин проиграл. На его судьбу и судьбу движения в православие роковое влияние оказали международные события.

В 1848 году в Европе вспыхнули революции. 17 мая 1848 года под влиянием бунтующего народа в Вене император Фердинанд I переехал со своим двором в Инсбрук. Император начал искать сближения со славянскими народами империи, желая противопоставить их австрийской и венгерской революции. Ключевое значение в развитии австрийской революции оказали события в Германии, где была выдвинута идея объединения всех немецких земель в федеративное государство. Фактически вся Австрийская империя оказалась охваченной революционным движением, которое распадается на несколько национальных революций: в Австрии, Венгрии, Италии, а также в Чехии, Словакии, Галиции, Трансильвании, Хорватии.

И летом 1848 года Николай I испугался: как бы революция из немецких земель через Лифляндию не перекинулась на Россию. Это привело к смене генерал-губернатора в Риге. Когда Головин в 1848 году в отчете о состоянии дел в губерниях поведал царю, что местное дворянство не исполняет распоряжения правительства относительно православия, что притесняет крестьян, перешедших в православие, остзейцы мобилизовали все свои силы и связи и достигли того, что Головин был отозван из Риги, «чтобы успокоить волнение в среде местного дворянства».

Место Головина в Риге занял князь А. А. Суворов. Типичный карьерист, он увидал, что борются две неравные группы: с одной стороны – поддерживаемые Филаретом крестьяне – латыши и эсты, а с другой – всемогущие местные дворяне, которые имеют большие связи при дворе. И Суворов сразу стал на сторону дворян. Желая польстить дворянству, он всюду демонстрировал свою враждебность к епископу Филарету. К нему с официальным визитом Суворов явился только после того, как посетил всех влиятельных местных немцев: дворян, пасторов, торговцев, гильдейцев и др. Однажды Филарет пришел к Суворову и застал там немецкое общество, с которым Суворов говорил по-французски. Потом немцы пересказывали слова Суворова, мол, явился русский «мужик», который недавно еще смазывал колеса, а теперь занимается «мазанием» местных мужиков (Суворов намекнул на миропомазание). Находя в лице Суворова поддержку, остзейцы осмелели и при помощи своих агентов при дворе добились того, чтобы царь дал Филарету повышение по службе.

На место Филарета был назначен епископ Платон (Городецкий). Свою служебную деятельность он начал в Петербурге, где сначала был профессором академии, а потом состоял ректором духовной семинарии. Ознакомившись с местными силами и обстоятельствами, Платон не счел возможным продолжать борьбу с немцами. Со всеми он хотел ужиться мирно, но это только раззадорило немцев. Агитация против православия в пятидесятых годах развернулась очень широко. Была пущена молва, что сам царь не желает более поддерживать православие, что в 1849 году изданные аграрные законы дают право приобретать землю только крестьянам лютеранского вероисповедания, православные же землю не получат.

По сведениям Синода, в 1845–1848 годах в православие перешло 110 222 крестьянина (62 898 латышских и 47 324 эстонских), что составляло 17 % всех живших в тот период на территории Лифляндии латышских и эстонских крестьян. К сожалению, новообращенные сильно страдали от притеснений со стороны землевладельцев.

«Состояние большей части новообращенных самое жалкое. Тоска сопутствует им повсюду; заключение брачного союза, крестины новорожденного, примирение с Господом в святом причащении, даже роковая минута смерти – словом, всякое событие жизни, освещаемое церковью, возмущает в душе их пламенную, до сих пор тщетную жажду освобождения, душевное горе, безнадежное отчаяние». Такую оценку дает Валуев[37]37
  РГИА, ф. 908, оп. 1, д.158, л.31об.


[Закрыть].

Началось обратное движение за возврат в лютеранство. У Caмарина мы находим описание этих тенденций:

«В начале 60-х годов в кругу новообращенных латышей обнаружилось очень сильное обратное движение из православия в лютеранство. Первыми признаками его были уклонения православных латышей от исповеди и причастия. Потом более или менее упорное сопротивление со стороны родителей крещению и миропомазанию их новорожденных детей по чину православной церкви, наконец стали поступать словесные и письменные просьбы о разрешении православным переходить в лютеранство или, по крайней мере, крестить в лютеранскую веру детей, рожденных от браков лютеран с православными»[38]38
  Самарин Ю. Ф. Окраины России, cep. I, вып.3, Берлин, 1871, с. 105.


[Закрыть].

В апреле 1864 года граф Бобринский, командированный по высочайшему повелению для исследования лифляндского вопроса, признал, что из 140 000 значившихся в то время по православным спискам в Лифляндии эстов и латышей едва 1/10 часть, может быть, действительно исповедуют православную веру, остальные же никогда душою не были православными и «со слезами», «на коленях» умоляют правительство о признании их лютеранами.

Затем летом 1864 года инспекционную поездку предпринял епископ Платон[39]39
  Latvijas vēstures avoti, 5. sēj., Rīga, 1939.


[Закрыть]. За три месяца он объехал все православные приходы Лифляндской губернии: начал 8 июня с эстонских приходов и завершил дальним восточным концом Лифляндской губернии 2 сентября – вскоре после кончины Давыда Баллода. Он как будто отдалял встречу с виновником перекрещенных. И Баллод не выдержал ожидания роковой встречи с Платоном и отчаявшимися прихожанами – ушел из жизни.

По выезде из Риги архиепископ, проездом через мызу Кольцен, изволил в тамошней православной церкви делать присутствовавшим крестьянам увещевание жить в мире, согласии и послушании. Такую молитву он произносил затем во всех приходах и всякий раз слышал одни и те же ходатайства крестьян – об увольнении их из недр православной церкви, догматы и обряды которой им совершенно не известны.

На это епископ возразил, что желает слышать только законные просьбы, закон же, изданный для всей России, дозволяет иноверцев принимать в лоно православной церкви, но положительно воспрещает переходить из пpaвославия в другое какое-либо исповедание. Если такой закон существует для всей Российской империи, то каким образом может быть исключение из него для одной Лифляндской губернии?!

За сим архиепископ вновь обратился к просителям. «Если вы так несчастливы, – сказал он, – то переселяйтесь во внутренние губернии, где государь император пожалует вам землю, переезжайте, например, в Ейск». На это некоторые из толпы отвечали, что они охотно переселились бы, если бы имели деньги на переезд, другие же говорили, что многие из них переселились во внутрь империи, но не нашли там счастья; что они сами были бы вполне довольны и на настоящих местах их жительства, если бы там возвратили им их старую веру.

Перед напутственным благословением народа в одном приходе, соседнем с ляудонским, высокопреосвященство укорял прихожан за отступничество от своей веры из мирских выгод. В это время голос из толпы прервал его речь, говоря, что такую несправедливость сделали латыши, которым ляудонский священник обещал мирские выгоды. Другое лицо возвысило в толпе голос, прося освобождения от православия. Последняя была Мадде Амолинг. Архиепископ просил установить тишину. Мадде, плюя, отвечала матери, чтобы она оставила ее в покое, так как она одна причиной всего ее несчастия.

Давыд Баллод все лето внимательно следил за поездкой епископа. Об этом сообщали немецкие газеты, и в народе распространялась молва. Везде прихожане отрекались от веры, в распространение которой он вложил столько сил. Вместо ожидаемого улучшения быта его последователи обрекли себя на нищету и гонения, в этом была и его вина. Движение, которое он возглавил, дало совершенно противоположные результаты тому, что ожидал народ. Появилось новое зло, новая ненависть. Дети ненавидели родителей за их легковерие. Прихожане ненавидели православных священников, так как они способствовали, пусть невольно, ухудшению их жизни. Баллод знал, что по приезде епископа прихожане отрекутся от него, отрекутся от веры. Как пережить такой позор?..

Не было согласия и в семье: жена его не поддерживала. Старший сын Ян какое-то время служил причетчиком в ляудонской церкви, затем спился. Младший сын Петр отказался идти по стопам отца, ушел из духовного сословия, а ныне уже второй год как томится в Петропавловской крепости – ждет казни или, в лучшем случае, вечной ссылки. От сына-революционера он отрекся еще в 1862 году. Столько несчастий он не мог выдержать. 30 августа 1864 г. Давыд Баллод умер. В возрасте 55 лет. Умер в полном одиночестве – покинутый семьей, проклятый народом, оклеветанный властями лютеранскими, не поддержанный властями православными.

«По прибытии того же числа в 6 часов вечера в Ляудон, узнал о смерти тамошнего священника Баллода. На другой день после литургии и отпевания покойного епископ уехал дальше», – сказано в отчете о поездке Платона.

Ляудонская православная церковь (в настоящее время). Церковь освятили в 1863 году – за год до смерти Давыда Баллода

В новой каменной церкви – ее Платон освятил всего год назад – собралось человек 700. Самое большое число прихожан на пути Платона по Лифляндии. Они проводили Баллода в последний путь. На похороны епископ не остался, ляудонского священника он давно не жаловал.

Тем кончилась жизнь Давыда Баллода. Он исчерпал свои силы, исчерпал смысл своего предназначения и умер. Покоится прах его на местном кладбище под простым деревянным крестом. Могилу еще можно найти – благо дубовый крест выстоял 150 лет.