Текст книги "Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими"

Ливония (земля ливов) – названа так в XIII веке немецкими рыцарями-крестоносцами по имени финно-угорского племени ливов, там проживавших. Еще ранее, во времена викингов, по Даугаве шел путь от их столицы на острове Готланд в Константинополь. Ездили они в Византию за правом на княжение, а возвращались с православными монахами. До прихода рыцарей ливонские земли по Западной Двине (Даугаве) были подчинены Полоцкому княжеству. Термин «Ливония» был постепенно вытеснен другим – «Лифляндия» (нем. Livland). Потомки рыцарей тут безбедно жили, временами откупаясь от России небольшой данью, жили безбедно до Ливонской войны (1558–1583), когда Иван Грозный попытался выйти к Балтийскому морю. Не тут-то было: Литва, Польша, Швеция и Дания имели свои виды на ливонские земли.

У Царства Русского сил тогда оказалось недостаточно. К тому же непрерывно приходилось воевать с татарами на юге. В 1569 году Иван IV задумал создать в Ливонии буферное государство, возглавляемое датским принцем – герцогом Магнусом (1540–1583). Летом 1570 года Магнус прибыл в Москву и был принят с великой торжественностью. Его официально провозгласили королем Ливонии, он дал клятву верности царю. Породнился с домом Рюриковичей: женился на двоюродной племяннице Ивана Грозного. (Позже, во времена Смуты, ее умертвили, дабы не претендовала на трон.) Но в Ливонскую войну Дания Магнусу поддержку не оказала. В итоге и Россия проиграла. При разделе территории Ливонии между победителями (Польшей, Швецией и Данией) Магнусу достался остров Эзель (Сааремаа) и Пилтенский округ в Курляндском епископстве. Городишко Пилтене находится километрах в сорока от Вентспилса вверх по реке Вента. (Сейчас там сохранились жалкие развалины рыцарского замка и в то же время великолепное еврейское кладбище – неоскверненное, только заросшее вековыми деревьями. Откуда там появились богатые евреи и надгробия из итальянского мрамора, в местном музее не знают.)

Через 150 лет, в царствование Петра Первого, по Ништадтскому мирному договору (1721) Лифляндия вошла в состав Российской империи как Лифляндская губерния. Еще ранее, в 1710 году, появились пресловутые петровские гарантии для потомков рыцарей, которые пошли на службу к царю.

Заглянем в старый исторический документ «Жалованную грамоту Петра I Лифляндскому дворянству»[2]2
  ПСЗРИ. Собр. 1. Т. IV. С. 575–577. А также: Немцы в истории России. Документ № 4. Жалованная грамота Петра I Лифляндскому дворянству. 29.09.1710.


[Закрыть]:

«Мы, Петр Первый, Божиею милостию, Царь и Император Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем чрез сие, что понеже Нам благородное Рыцарство и Земство Княжества Лифляндского, со всею тою Провинциею, по Божию милостивому управлению, Нашим справедливым и победоносным оружием, по капитуляции от Нас прежде позволенной, Нам сдались и подданными учинились, и Нам и Нашим законным Наследникам торжественную присягу в верности учинили и… просили, дабы Мы, все их древние и по сие время благоприобретенные и содержанные привилегии, особливо же привилегию Сигизмунда Августа, данную в Вильде 1561 года, рыцарские права, статуты, вольности и принадлежности, праведные владения, и как имеющие, так и у них неправедно отнятые собственности, им и их наследникам милостиво подтвердили и отдать повелели.

Силою сего Милостивейше подтверждаем и укрепляем и обещаем, что они и их наследники, как прямо и справедливо есть, при всем том совершенно и непрестанно содержаны и охранены будут».

Впервые о петровских «гарантиях» россиянам попытался рассказать Ю. Ф. Самарин. Он указывал на то, что остзейцы в Риге усиленно сохраняют свои привилегии, явно средневековые, но забывают о том, что «подданными учинились и… торжественную присягу в верности учинили». Во времена Александра Второго обсуждение петровских гарантий стало горячей темой как в России («Московские ведомости», славянофильская пресса), так и в Германии. Более того, балтийский вопрос, как свидетельствует ссылка на Der Spiegel, злободневен и поныне.

1.2. Россия, по Гердеру, модель для человечества

Иоганн Готфрид Гердер ((Johann Gottfried Herder, 1744–1803) – удивительная личность. Личность уникальная даже в богатейшей палитре немецкой культуры, выделяясь и в среде великих современников Гете и Канта. Долгое время Гердера связывала тесная дружба с Гете, и многие считают, что именно Гердер явился прообразом Фауста. Но к концу жизни дружба переросла в едва скрываемую вражду. С Кантом он сблизился, учась на богословском факультете Кенигсбергского университета, был его любимым студентом, но стал, в конечном счете, одним из самых радикальных критиков основателя «критической философии». И не дух противоречия двигал Гердером. Если вникнуть в суть тех споров, то видно, что их расхождения были принципиальными. Гердер боролся за свою основную идею – идею безусловной ценности самобытных национальных культур, и с Гете он разошелся тогда, когда тот стал подчеркивать исключительную ценность эллинской культуры. Еще интереснее первоисточник его разногласий с Кантом: великий немецкий философ утверждал, что решающее значение имеют различия расовые, а не национальные. Этот принципиальный тезис антропологии Канта, кстати, и до сих пор предпочитают замалчивать. Тем более что через полтора столетия расовое учение привело к гибели германское государство – Третий рейх.

Иоганн Гердер – крупнейший из представителей немецкой культуры, связанный с Ригой: его именем названа площадь в Старом городе, поставлен памятник рядом с Домским собором

Гердер родился в семье бедного школьного учителя в Восточной Пруссии и после учебы, дабы избежать рекрутчины, подался в Ригу, где занял место преподавателя в школе Домского собора. В Риге Гердер провел пять лет, затем многократно ее посещал. В Риге Гердер печатал свои основные философские сочинения: монументальный четырехтомный труд «Идеи к философии истории человечества» (Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit, Riga, 1784–1791), «Письма для споспешествования гуманности» (Briefe zur Beförderung der Humanität, Riga, 1793–1797).

По Гердеру, ключевую роль в формировании европейской культуры сыграли города, городские цеха (гильдии) и университеты. Эти рассуждения актуальны и сегодня – в условиях модернизации России. Приведем фрагменты из российского издания основной книги И. Г. Гердера[3]3
  Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.,1977. С. 603–606.


[Закрыть]:

Русский перевод (Наука, 1977) книги Johann Gottfried Herder «Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit», в 4-х томах издана в Риге, 1784—1791

«Города Европы стали как бы военными лагерями культуры, горнилом трудолюбия, началом нового лучшего хозяйственного строя, без которого земля эта до сих пор оставалась бы невозделанной пустыней. Во всех городах бывших римских владений в той или иной степени сохранились римские искусства и ремесла; в тех краях, которыми Рим не владел, города стали бастионами, отразившими натиск варваров, – убежищем для людей, торговли, искусства, промыслов.

В городских стенах, на малом пространстве теснились все, что только могли пробудить, создать прилежание, находчивость, гражданская свобода, хозяйство, порядок, нравственность; законы некоторых городов – это подлинные образцы бюргерской мудрости. Города расположены были в Германии и в Нидерландах, в северных государствах, в Польше, Пруссии, России, Ливонии, над ними царил Любек; крупнейшие центры торговли в Англии, Франции, Португалии, Испании и Италии примкнули к союзу городов – самому деятельному, какой когда-либо существовал на свете. И этот союз превратил Европу в единую общность, скрепил ее сильнее всех крестовых походов и римских церемоний; ибо союз этот поднялся над религиозными и национальными различиями и основан был на взаимной пользе, соревновании в труде, на честности и порядке. Города совершили то, чего не хотели и не могли совершить государи, священники, дворяне, – они создали солидарно трудящуюся Европу.

Городские цеха были обузой для начальства, а нередко и для самого развивающегося искусства, однако в те времена такие маленькие общины, слитые в органическое единство тела, были совершенно необходимы; благодаря им честное ремесло могло существовать, умение росло, а художник ценился по достоинству. Благодаря им Европа стала перерабатывать материалы, поставляемые целым светом, и эта часть света, самая маленькая и бедная, взяла верх над всеми остальными частями света. Трудолюбию цехов обязана Европа тем, что из льна и шерсти, шелка и пеньки, щетины и кожи, из глины и клея, из камней, металлов, растений, соков и красок, из соли, пепла, тряпок, мусора и грязи стали получаться чудеса, и чудеса эти служили средством для создания других чудес – так будет всегда. История изобретений – это лучшая похвала человеческому духу; цехи и гильдии были школами, в которых воспитывался дух изобретательства: разделение труда между ремеслами, правильно построенное обучение, даже и конкуренция между цехами, и сама бедность производили на свет вещи, о которых не имели и представления правители и начальники, редко покровительствовавшие ремеслам, редко вознаграждавшие труд и почти никогда не пробуждавшие в людях рвение и прилежание.

Университеты были учеными городами и цехами, как городские коммуны они наделены были всеми правами цехов и городов и делили с ними все заслуги. Как политические организмы – не как школы – сбивали они спесь с дворян, поддерживали государей в борьбе с притязаниями пап, и не одному только клиру, как прежде, но целому особому ученому сословию открыт был путь к государственным должностям и рыцарским почестям. Верно, никогда ученых не уважали так, как во времена, когда только занималась заря знаний, – люди увидели всю несомненную ценность блага, которое презирали они столь долго, а если одна сторона боялась света, то другая с тем большей радостью встречала разгоравшуюся зарю. Университеты были крепостями, бастионами науки, они были направлены против воинствующего варварства – церковного деспотизма».

Философ с гордостью говорит о Германии: «Следует, прежде всего, почтить прах императора Фридриха II – за ним, помимо всех остальных его заслуг, числится еще и та заслуга, что он вдохнул жизнь в тогдашние университеты, которые с тех пор все развивались и развивались, по образцу Парижской школы. И эти учебные заведения превратили Германию в центр Европы; все арсеналы и склады наук обрели в Германии устойчивость, прочность, при величайшем внутреннем богатстве».

Особый интерес представляют взгляды Гердера на Россию[4]4
  Р. Стойкерс. Место России в истории европейской дипломатии. – Взгляды Гердера на Россию. http://cultoboz.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=227%3A2011—03–27—14—31–49&catid=49%3Anp6&Itemid=85&limitstart=2


[Закрыть]. И восторженные слова о России он писал в зрелом возрасте, на исходе жизни. Правда, было это в условиях дряхления Священной римской империи германской нации, с одной стороны, и расширяющейся молодой Российской империи – с другой.

Гердер отмечал черты духовного декаданса на Западе задолго до своего великого ученика и последователя Гете. Во-первых, он отметил «особость» русских, их отличие от Запада как народа «восточного». Гердер характеризует русских чрезвычайно лестно (хотя речь идет о времени до появления на русской культурной сцене Державина, Жуковского, Пушкина), отмечая при этом русскую умственную подвижность, гениальную восприимчивость, широту охвата, талантливость, живость, отзывчивость, природное дружелюбие, твердость, упорство, а также несомненную внутреннюю противоречивость, излишнюю податливость внешним впечатлениям[5]5
  Уткин А. И. Вызов Запада и ответ России. М.: Эксмо, 2005. 608 с.


[Закрыть].

Во-вторых, Гердер увидел в России то необходимое дополнение Западу, которое, как он надеялся, совместит рационализм и сердечность, энергию и эмоциональность, твердость воли и отзывчивость души. Гердер увидел в русских носителей высокой гуманности, чуткой совести, самоотверженного человеколюбия. Он предупреждал русских от втягивания во внутренние дрязги Запада, призывал их сохранить свою особенность и оригинальность.

Прибалтийское пространство Гердер рассматривал как сферу культурного общения и тем стал предтечей германского и славянского национализма. В 1789 году в статье, которую он написал во время своего путешествия из Лифляндии в Нант, Гердер утверждал, что Европа стареет, идет к упадку, что она истощила свой потенциал. В противоположность Европе Россия имеет преимущества и возможности. По мнению Гердера, с Россией надо работать, чтобы сделать из нее модель развития для остального человечества.

Особенное восхищение Россией сквозит в эссе Гердера «Петр Великий». Эссе впервые было напечатано в журнале «Адрастея» (Adrastea, Bd. 3, 1802. № 1), который Гердер начал издавать в 1801 году, незадолго до смерти, последовавшей в 1803 году. Приведем выдержки из эссе Гердера[6]6
  http://www.hrono.ru/proekty/metafzik/fk307.php


[Закрыть]:

«Если какой-либо монарх и заслуживает имя Великого, то это Петр Алексеевич; и, однако, как мало говорит это имя! Само по себе оно относительно, ограничено нашим взглядом на то, что выше или ниже; а в конечном счете, оно теряется среди величин бесконечно больших и бесконечно малых. Характеристических свойств личности это имя не передает. Русские монархи называют себя самодержцами; Петр же был не только самодержцем, но также и самоустроителем и домо-держцем своего Царства. Он был везде и во всем деятельным гением, который предписывал и творил, направлял и побуждал, вознаграждал и наказывал – повсюду в неустанном порыве он сам; никогда через него не действовал кто-то другой. Этот порыв, эта сила гения обнаруживает себя в его самых малых и самых больших начинаниях – обнаруживает в сочетании с умом, решительностью, а также справедливостью и человечностью, которые быстро возвращались к нему после приступов дикого гнева.

Очень быстро, уже при осаде Азова, он понял, как недостает его царству людей, владеющих умениями и ремеслами, которые необходимы как на море, так и на суше; отныне и до конца жизни это составило его главную заботу… и не отвергал без испытания ни одну новую идею. Он сам взялся за учение и предпринял два путешествия через Германию в Голландию, Францию и Англию, примечал все полезное, что встречалось ему в самых маленьких и самых больших городах.

Не зная усталости, он вел записи и делал зарисовки, знакомился с различными ремеслами и искусствами, приглашал лучших умельцев в свою Россию, в свой Петербург, – и ко всему стремился приложить свои руки. При заключении Ништадтского мира он дал своим посланникам задания, связанные с искусствами, ремеслами, ведением хозяйства и т. д. О выполнении этих заданий они должны были докладывать ему, а о ходе самих переговоров сообщать лишь Сенату!

На смертном одре он напоминал своей преемнице, что создание Академии Наук входит в число его последних, особенно важных для империи желаний».

Особенно актуально и сегодня звучат слова Гердера о выборе Петром Первым места столицы. И сегодня ведутся разговоры о переносе столицы России – то ли в Екатеринбург, то ли во Владивосток. Вот рассуждения Гердера:

«Позволю себе высказать идею, которая может показаться странной: если бы Петр, захватив Азов, решил именно там создать оплот для исполнения своих замыслов, стал бы именно оттуда реализовывать свои планы преобразований на суше и на море – насколько иной облик приняла бы Россия! Резиденция в прекрасном климате, в устье Дона, в самой счастливой точке его царства, из которой этот монарх мог бы управлять своими европейскими и азиатскими провинциями, как правой и левой рукой, противодействовать турецкой империи, находиться в самом центре, где сходились старинные торговые пути трех частей света – да и четвертой части! Ведь еще с древнейших времен, сначала под властью греков, потом византийцев, генуэзцев – и даже под властью турок, татар и казаков эта область процветала благодаря торговле. Взгляд блуждает там, как в каком-то огромном саду, из которого и вправо и влево открываются ему провинции России. Берега Азова – это для России ключ ко всему миру, самая подходящая отправная точка. Отсюда гигантское русское царство могло бы извлекать всю необходимую пользу из Европы – не тяготясь ее близостью. И от каких усилий, от какого принуждения нации при строительстве Петербурга – не только после, но и посреди кровавых войн – избавил бы себя тогда Петр!

Но его первое европейское путешествие, в особенности голландский образ жизни, к которому Петр привык в Саардаме, направили его взор на Запад. Он хотел быть ближе к Европе, иметь гавань на Балтийском море и жить там по-соседски с голландцами и англичанами.

И Россия со всеми ее азиатскими провинциями устремилась к своей новой вершине на европейской оконечности государства. Санкт-Петербург, новый Амстердам, был основан».

Разрабатывая проекты для Восточной Европы и России, Гердер отводил особую роль прибалтийским государствам – в качестве пространства для общения между германской частью Европы и Россией. История подтвердила прозорливость мыслителя: его родина – Пруссия – стала (под началом Бисмарка) ядром объединенной Германии – Второго рейха, остзейские же немцы стали движущей силой Российской империи.

1.3. Россия и Германия: тогда и сейчас

Одним из итогов наполеоновских войн была ликвидация малоизвестного русскому читателю государственного образования под названием Священная римская империя германской нации. Она существовала с 962-го по 1806 год и объединяла обширную территорию в Центральной Европе. Потом ее назовут Первым рейхом. После разгрома Наполеона, естественно, возникло движение за создание Второго рейха.

Далее, в лекции 4, мы будем говорить о немецком философе Иоганне Готлибе Фихте и его работе «Замкнутое торговое государство». Здесь же вспомним о другом событии, важном для поднятия германского национального духа. В период наполеоновского господства, зимой 1807/08 г., Фихте обнародовал свои «Речи к немецкой нации» (Reden an die deutsche Nation), в которых философ возвышенно и пламенно говорил о культурной миссии немецкого народа. Это произведение стало манифестом к объединению Германии после разгрома Наполеона.

В создании Второго рейха ключевую роль сыграл Отто фон Бисмарк (1815–1898). Он любил воевать, но был реальным политиком и последовательным сторонником сближения Германии и России. По поводу России Бисмарк сказал: «Тот, кто развязывает превентивную войну против огромной Царской империи, ставит себя в нелепое положение, как избирающий простейший способ «самоубийства перед страхом смерти». (Wer einen Präventivkrieg gegen das riesige Zarenreich vom Zaun breche, begehe, mokierte er sich, nur zu leicht «Selbstmord aus Furcht vor dem Tod».)

Во время Крымской войны Бисмарк противился попыткам Австрии провести мобилизацию германских армий для войны с Россией. Он стал ярым приверженцем Германского союза и противником австрийского доминирования. В результате Бисмарк стал главным сторонником союза с Россией и Францией (еще совсем недавно воевавших друг с другом), направленного против Австрии. Бисмарка отправили в Россию послом Германии (1857–1861). Общение с русским вице-канцлером Горчаковым оказало огромное влияние на его формирование как дипломата.

Вернувшись в Германию, Бисмарк провел череду войн за объединение германских земель: в 1864 году воевал с Данией по вопросу статуса Шлезвига и Гольштейна; в 1866 году после войны с Австрией к Пруссии отошли Гессен-Кассель, Нассау, Ганновер, Шлезвиг-Гольштейн и Франкфурт-на-Майне; после Франко-прусской войны (1870–1871) к Пруссии присоединились Эльзас и Лотарингия, королевства Саксония, Бавария и Вюртемберг.

В итоге Бисмарк добился реванша: 18 января 1871 года в Версальском дворце в Париже было провозглашено создание Второго рейха. Вильгельм I принял титул императора Германии. Сам Бисмарк на волне всеобщей популярности получил титул князя.

Бисмарк на посту канцлера Германии, 1871

Остзейские немцы внимательно следили за событиями в германских землях, набирались немецкого национального духа и… стали помышлять о создании немецкого государства в Лифляндии.

В России тем временем зреет революция. Прежде всего в Петербурге, и особенно в 1860-х годах. Столицу сотрясают студенческие волнения и массовые поджоги, идет брожение в царстве Польском, распространяются листовки с призывами к революции. Основным источником нигилистической пропаганды был журнал «Современник» и сатирическое приложение к нему – «Свисток». Руководители этих изданий – Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов – из-за цензурных ограничений не могли открыто призывать к социальной революции. Поэтому они сосредоточились на резкой (хотя и завуалированной) критике приверженцев эволюционного пути развития страны – в первую очередь в лице М. Н. Каткова и редактируемого им «Русского вестника».

Оппонентом Каткова стал еще один революционный демократ – А. И. Герцен (псевдоним – Искандер). Первоначально редактор «Русского вестника» видел Искандера своим союзником, ибо прекрасно понимал, какие богатые возможности для поощрения преобразований и воздействия в этом духе на общество и правительство имеет неподцензурный и популярный «Колокол», издаваемый в Лондоне.

Однако после освобождения крестьян пути «Колокола» и «Русского вестника» диаметрально разошлись. Если Катков приветствовал манифест об освобождении от крепостной зависимости 19 февраля 1861 года, то Герцен счел его несправедливым и начал всячески дестабилизировать обстановку в России, агитировал своих сторонников против правительства, призывал крестьян к восстанию и разрушению государства.

Из-за этого между Герценом и Катковым в 1862 году началась ожесточенная словесная война. Михаил Никифорович обвинил Александра Ивановича в том, что тот в угоду своим политическим фантазиям губит русскую молодежь, из комфортабельного лондонского далека провоцируя ее на «подвиги», кончающиеся каторгой. Редактор «Русского вестника» прозорливо предупреждал, что Герцен и его последователи пытаются превратить Россию в театр для коммунистических экспериментов, вообразив, что наша страна «позволит делать с собою что угодно, что она стерпит все, что оказалось нестерпимым для всех человеческих цивилизаций».

Для утверждения в общественном сознании положительных начал и идейного разгрома радикалов Катков прибегал к помощи лучших писателей – Достоевского, Льва Толстого, Тургенева, Лескова, которые регулярно печатали в «Русском вестнике» свои произведения. Первым залпом по нигилизму были «Отцы и дети», опубликованные Катковым в 1862 году. Вершиной литературного осмысления грядущих бед явились «Бесы» Достоевского (1872).

Но одних художественных сочинений было мало. С властями следовало говорить прямым текстом. И это удалось Каткову после того, как в 1862 г. он приобрел газету «Московские ведомости». После этого он действительно начал влиять на действия правительства. М. Н. Катков стал «великим стражем империи».

Тут уместно вставить реплику о Герцене – главном сопернике Каткова, о том, была ли вражда, которую «Колокол» разжигал к российским властям, основана на одном лишь патриотизме Герцена. Воспользуемся материалами книги Н. Старикова «Кто финансирует развал России»: как Ротшильд шантажировал русского царя[7]7
  Стариков Н. Кто финансирует развал России. От декабристов до моджахедов. – pepper.at.ua/publ/13-1–0-444.


[Закрыть].

В 1847 году Герцен с семьей уехал за границу. Владелец тысяч крепостных крестьян, знаменитый публицист и писатель, Герцен жил безбедно на средства от своих имений. Когда же в Европе начались революции, Николай I призывает всех подданных вернуться домой. Герцен отвечает отказом, не действуют и неоднократные «предложения» и приказы вернуться. Тогда царь решает склонить своего мятежного подданного к послушанию экстраординарными мерами. «…Надо велеть наложить запрещение на его имение, а ему немедля велеть воротиться», – пишет резолюцию монарх.

В течение года Герцен прятался: ни Министерство иностранных дел, ни русская миссия в Париже просто не могли найти бунтаря. Наконец русский консул в Ницце сумел передать ему царский приказ о возвращении. Отказ вернуться в письменном виде пришел через три дня. И российский суд накладывает арест на все имущество Герцена.

Но, оказывается, к тому времени Герцен успел продать свое имущество барону Ротшильду – богатейшему человеку Франции. Ротшильд выплатил деньги, а потом потребовал оплаты у русского контрагента, одного петербургского банкира. Тот ответил, что этого сделать не может: из-за запрета властей. И вот, вместо того чтобы просто запросить деньги назад у Герцена, барон пригрозил бойкотом России со стороны международных финансовых институтов! Петербургский партнер Ротшильда получил аудиенции у министра иностранных дел и министра финансов и заявил, что Ротшильд, мол, «советует очень подумать о последствиях отказа, особенно странного в то время, когда русское правительство хлопочет заключить через него новый заем».

В итоге Ротшильд получил все причитающиеся суммы, даже с процентами. Почему Ротшильд так поступил, остается загадкой. Если, конечно, забыть, что через небольшой промежуток времени именно Герцен становится первым «профессиональным» борцом с Россией, начав выпускать в Лондоне первые антирусские издания. Причем ровно накануне начала Крымской войны.

Рассказанная история с Герценом и Крымская война относятся к противостоянию между русскими и англичанами. Противостояние же между Россией и Германией разворачивалось позднее – в пору формирования объединенной Германии – Второго рейха. И ключевое место в этом противостоянии играли остзейские немцы. Их активизация в середине XIX века совпала с пробуждением национального сознания туземного населения – латышей. Приобщившись к немецкой культуре, в основном посредством движения гернгутеров (о чем позже), латыши тоже стали бунтарями и единственный путь спасения от средневековых порядков в Лифляндии увидели в сближении с Россией, что и придало остроту остзейской проблеме: на национальной почве столкнулись три силы – остзейские немцы, славянофилы и туземное население Прибалтийского края.