Электронная библиотека » Мано Зиглер » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 16:41


Автор книги: Мано Зиглер


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 14. РУТИННАЯ РАБОТА

Поезд из Кенигсберга в Иесау грохотал по рельсам, и окружающий пейзаж был уже знаком мне до такой степени, что я даже не удосужился взглянуть по сторонам. И лишь краем глаза я увидел ремонтный ангар и добрую дюжину новеньких «Ме-163В», сверкающих новой окраской, отчего мое настроение немного улучшилось. На поле Карл Вой появился, выйдя из-за крыла истребителя и улыбаясь во весь рот. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:

– Я очень рад, что ты здесь, Мано. Мы уже просто больше не могли справляться здесь самостоятельно. А где Нелте?

– Приезжает следующим поездом из Кенигсберга, – ответил я. – У него там живет девушка.

Вой улыбнулся, а затем сказал серьезно:

– Хорошенько подготовься к тому, чтобы испытать шок, Мано. Аэродром здесь ничего, но поверхность неровная. Поле такое же грубое, как картофельное, и слишком короткое.

– Нет нужды рассказывать мне об этом чертовом поле, Карл! Я произвел отсюда несколько взлетов и посадок на «ВМ09» и отлично представляю, что это за помойка. Если удачно затормозишь, то, может, и остановишься в пятидесяти метрах от забора.

– Тогда тебе нужно знать, что в сырую погоду мы считаем за счастье, если получится остановить машину в двадцати, нет, даже в десяти метрах от этого чертова забора. Так что не все так плохо, когда сухо. Тогда мы хотя бы имеем резерв в двести метров. А когда дождь, то лучше приземляться в начале аэродрома, а не то есть риск, что планки от забора окажутся на твоем воротничке.

Я скептически посмотрел на забор, который тянулся почти до самой взлетной полосы. Он был очень высоким, выше, чем на всех остальных аэродромах, и постоянно являлся объектом для недовольства тех, кому не посчастливилось взлетать с этого аэродрома. Позади забора была перепаханная ухабистая земля, напоминающая карьер, появившийся, в этом не было сомнений, в результате столкновения самолета с этой самой изгородью.

– Пойдем на взлетную полосу, – предложил Вой. – Першелл как раз готовится к взлету, и ты можешь увидеть своими глазами, как все происходит.

Пока «Вf-110» готовился к старту, мы прогуливались в нескольких сотнях метров, отделявших нас от точки взлета, и я рассказывал Вою о трагическом конце Бад-Цвишенана. Франц Першелл стоял возле «кометы», наблюдая, как мы приближаемся. Першелл мне нравился. Он был одним из тех лишенных бурного воображения парней, которые редко сожалеют о содеянном и берутся за любую самую опасную работу без лишней суеты и шума. Он летал с таким же спокойствием и самоуверенностью, как пекарь засовывает булки в печь. Еще в Бад-Цвишенане «комета» в руках Першелла казалась упрямым ягненком. Затем двигатели «Вf-110» зашумели, и Франц был готов к полету. Стальной буксир был прицеплен, и, помахав нам из кабины, он дал сигнал пилоту «Вf-110». Самолеты начали движение.

То, что произошло в следующие две минуты, стало полной неожиданностью. Был абсолютно тихий безветренный день, и «комета» двигалась нормально. Самолет долго не взлетал, продолжая скользить по траве, и в какой-то момент показалось, что стальной трос упрямо притягивает его, не отпуская. Почти достигнув конца поля, «комета» резко оттолкнулась, но казалось, Першеллу непросто дается набрать высоту. Десять… пятнадцать… двадцать метров. «Комета» как-то опасно покачивалась на тросе, а затем все же немного поднялась вверх и последовала за «Вf-110» к горизонту. Мы подумали, что полет осуществляется нормально, как внезапно самолет начал резко терять высоту и исчез из вида. «Bf-110» сделал круг и вернулся на аэродром. Или Першелл сбросил трос, или он оборвался.

Мы прыгнули в машину и быстро поехали в том направлении, где, по нашим расчетам, должна была приземлиться «комета». В двух километрах от аэродрома, среди кустов, мы нашли самолет. На первый взгляд он выглядел абсолютно неповрежденным. Франц Першелл находился в кабине без сознания. На лице у него кровоточила глубокая рана. Стекло кабины также было в крови, а на плечах висели оборванные ремни безопасности. Его немедленно доставили в госпиталь, где у него обнаружили два сломанных позвонка, двойной перелом челюсти, а также множество царапин и ушибов, и еще несколько дней он находился на грани между жизнью и смертью.

Весь оставшийся день Карл Вой рассказывал мне и приехавшему Нелте о ежедневных рутинных полетах в Иесау.

Ранним утром следующего дня мы с Нелте осваивали технику нашего первого полета на буксире, а Вой совершил тренировочный полет на одном из новых «Ме-163В». Когда он взлетел, я должен был следить за отцепкой троса на высоте четыре тысячи метров и поэтому мог легко улавливать каждое движение «кометы». Взлет прошел отлично, и его «комета» взмыла в воздух как пуля. Затем она начала коптить, и огромный черный хвост потянулся за ней. Потом стало подтекать топливо Т. «Комета» начала дергаться, а затем Вой выпрыгнул из нее. Несколько секунд спустя он уже раскачивался в воздухе на своем парашюте.

Как только я приземлился, мы с Нелте кинулись на поиски Воя. Спираль дыма, поднимавшегося от самолета Карла, указала нам примерный маршрут, и мы нашли Воя сидящим на пне и растирающим ушибленную лодыжку. Его лицо было чернее ночи. Наконец, не в силах сдержать свою радость, мы разразились громким смехом.

– Черт, а? Вы когда-нибудь видели человека, прыгнувшего с парашютом? – закричал он.

– Мы – да, Карл! – сказал я, поднося к его лицу маленькое зеркальце. – Но негра с парашютом – еще ни разу!

– Ну вот теперь увидели. Почти сразу, как я приземлился, я увидел двух мальчишек с фермы, бегущих ко мне. Один постарше, другой маленький. Но, приблизившись, они остановились как вкопанные, а потом развернулись и со всех ног бросились в обратную сторону. Они, должно быть, подумали, что перед ними сам Люцифер!

Еще несколько дней после инцидента ему пришлось ковылять с палочкой, и не так уж скоро Карл сумел вернуться к полетам.


Следующие несколько недель ничего неблагополучного не происходило, не считая мелких неполадок в технике.

Отто Ортзен, который присоединился к нам в качестве офицера по техническому обеспечению, лишь качал головой, видя наши ежедневные занятия. В задней стенке кабины, прямо за головой пилота, находилось определенное место, о котором Отто, очевидно, знал. За этим местом проходила линия соединения топлива Т и кран, и именно отсюда, казалось, исходил самый ужасный запах. Одному только дьяволу было известно, в чем скрывалась неполадка.

В одно утро Нелте выпрыгнул из своего самолета, крича благим матом. Слезы ручьем текли по щекам из раскрасневшихся воспаленных глаз. Он только что выполнил тренировочный полет с полупустыми баками и чисто приземлился. Он чуть не задохнулся от едкого газа, поступающего в кабину. Обычно каждый из нас испытывал «комету» по полной программе. Затем, если все было в порядке, мы охарактеризовывали машину как годную к эксплуатации. В этот день Нелте должен был закончить испытания после обеда, и он попросил меня сделать одолжение и провести заключительный полет вместо него.

– Двигатель в полном порядке, лейтенант, а об утечке я уже рассказал им, так что запаха в кабине не будет.

После этих слов Нелте весело удалился.

Около 15.00 я поднялся в заправленный «Ме-163В» и проверил все приборы. Отто стоял рядом, намекая, что этому самолету было уделено более пристальное внимание и он будет двигаться с таким же комфортом, как «роллс-ройс».

– С двигателем здесь не будет проблем, Мано. Ничто не должно дать сбой.

Я нажал на стартер, потянул за ручку управления, взглянул на показания приборов, и двигатель загремел, как водопад. Стрелка спидометра дико запрыгала. Сто… двести… триста километров в час, потом взлет. Шасси отделилось, и я взял ручку на себя. Еще не поднявшись выше двухсот метров над землей, я увидел, что стрелка датчика температуры двигателя начинает зашкаливать. Я работал ручкой, чтобы набрать как можно большую высоту, но температура повышалась, а кабина начала заполняться едким ядовитым дымом. В Йесау все диспетчеры находились на связи, и я спросил, горит ли мой самолет.

– Отсюда ничего не видно, – последовал ответ снизу, но стрелка циферблата продолжала показывать перегрев. Когда я перешел отметку в пять тысяч метров, стрелка достигла пугающего уровня, но самолет продолжал двигаться, как локомотив. Дым в кабине становилось все труднее выносить, и мои глаза уже с трудом видели предметы, но теперь прибор стал показывать, что температура снижается, наконец возвращаясь к нормальной. Я пока еще набирал высоту, так как хотел как можно скорее опустошить баки. Заглушив двигатель на высоте восьми с половиной тысячи метров, я увидел, что дым в кабине стал гуще, и у меня появилось ощущение, что я сижу в тумане. Я не видел даже своих рук, не говоря уже о панели с приборами.

– Кабина задымлена, – закричал я в радиопереговорное устройство. – Наверное, мне придется катапультироваться!

– Подожди еще немного, может, дым рассеется, – последовал лаконичный ответ с земли. Похоже, Отто больше беспокоился за самолет, нежели за меня.

Я напрягся, готовясь услышать необычный звук, но пока ничего такого не последовало. Я опустил нос «кометы» и пошел на снижение. Спустившись до шести тысяч метров, самолет снова поднялся на высоту восьми тысяч. Судя по звуку, полет проходил нормально, но в кабине продолжал накапливаться дым с ужасающим запахом. Я приоткрыл небольшую створку, встроенную в фонарь кабины, и дым исчез моментально, а видимость стала нормальной. Я посмотрел, где находится аэродром, и слегка изменил курс, но к этому моменту кабина уже снова была заполнена дымом. Я засунул маленький кусок металла в крошечное отверстие в фонаре, в надежде запустить струю чистого воздуха в кабину, но воздух все еще был затуманен, и я не мог четко видеть альтиметр. Но по крайней мере, сейчас я видел, на какой нахожусь высоте, и знал, что если прыгну в этот момент, то окажусь прямо в середине деревни на другой стороне поля. Надо сказать, что я никогда не прыгал с парашютом и чувствовал, что для меня начинать уже немного поздновато.

– Не прыгай, – кричали с земли, – твой самолет летит нормально!

Я начал раздражаться. Для тех, кто находился на земле, все было в порядке. Самолет летел нормально! Если бы у них перед глазами был туман, как у меня сейчас, и они ничего не видели, они бы тогда наверняка изменили свое мнение. Я снял очки, чтобы облегчить свое состояние, но кабина продолжала нагреваться, и мне пришлось снова натянуть их на глаза. Неожиданно бросив взгляд на альтиметр, я увидел, что он показывает отметку три тысячи метров. Как раз подходящая высота, чтобы выпрыгнуть. Я почувствовал головокружение, и перед глазами у меня запрыгали черные точки. Это значило, что я начинаю терять сознание и – конец… Я прикусил язык и, пригнувшись, прижался так тесно, как только мог, к отверстию, чтобы хоть немного глотнуть свежего воздуха. Но тут до меня дошло, что я до сих пор нахожусь в кислородной маске. Может, это из-за нее у меня закружилась голова. Одним движением я стянул ее и вдохнул. Пахло бензином и серой. Я закашлялся и плюнул.

– Сконцентрируйся на заходе на посадку! – послышался крик у меня в наушниках.

Затем я внезапно осознал, что планирую над полем. Тогда у меня появилась идея приоткрыть люк кабины. Это дало желаемый эффект, так как туман стал рассеиваться, и я снова смог четко все видеть. Теперь можно было сажать машину. Я сделал широкий круг над свежевспаханным полем и затем тяжело сел на землю! «Комета» подскочила несколько раз, а потом заскользила по траве, переворачивая попадающиеся на пути камни и гравий, и начала резко останавливаться. Чтобы обезопасить себя, я толкнул фонарь кабины свободной рукой, пока самолет еще продолжал двигаться, а затем стянул очки и расстегнул ремни безопасности. И тут началось! Ослепляющая вспышка откуда-то снизу, а потом жаром ударило мне в лицо. Инстинктивно я поднял колени, с силой уперевшись ступнями в сиденье, и выкатился из самолета. Все, о чем я мог думать сейчас, это на какое расстояние я успел отдалиться от полыхающего «мессершмита»!

За моей спиной раздался хлопок, и я пробежал, как заяц, двадцать или тридцать метров и только потом оглянулся через плечо. «Комета» стояла на месте и дымила, как чайник. К тому времени уже прибыли пожарные, «скорая помощь» и грузовик, направившийся в мою сторону на полной скорости. Сквозь шум воды, заливающей пламя, я слышал голоса Воя и еще двух техников, кричащих:

– Мано, ты в порядке?

Лицо и руки у меня были обожжены, а слезы струились по щекам и были похожи на капли кислоты, но перед тем, как мне окажут первую медицинскую помощь, я хотел еще раз взглянуть на самолет. Кабина действительно была в плачевном состоянии, а обе бронеплиты толщиной с палец, лежащих на полу, выгорели, словно обычный картон, и их острые края загнулись вверх. Клочки металла болтались повсюду, и все резиновые прокладки и стекла приборов на панели инструментов расплавились. Передняя бронированная панель стала черной, как сажа, и треснула посередине, как прогнившее дерево. Фуууу! На этот раз я и в самом деле был на волосок от смерти!

Вернувшись к себе, я посмотрелся в зеркало. Неотразим, подумал я. Брови и ресницы исчезли, да и третья часть всех волос на голове тоже обгорела. Я был похож на какую-то мартышку! Вошел доктор и чем-то помазал мне лицо, чтобы смягчить ожоги, перевязал голову и дал пару таблеток, от действия которых я вскоре заснул.

Поздно вечером Нелте пришел навестить меня. Похоже, ему все рассказали, так как теперь он стоял возле моей кровати, и на его лице читалось виноватое выражение. Я едва мог говорить, но в то же время мне не терпелось подколоть его.

– Двигатель в полном порядке, лейтенант, – передразнил я его. У него сделался такой вид, как у проказливого мальчишки, который тайком осушил целый стакан вина.

– Черт, лейтенант! Насколько мне известно, никто не заставлял тебя лететь на этом проклятом самолете! – запротестовал он.

– Черт, сержант! Если бы я знал, что такое произойдет, то ни за что не пустил бы тебя встречаться с подружкой!

Я попытался засмеяться, но издал только звук, похожий на кряканье.

– По крайней мере, с ней я чувствую себя надежней, чем в этом чертовом самолете!


Доктор не разрешал мне подниматься с постели четыре дня, и в течение этого периода Вой и Нелте продолжали летать почти что беспрерывно, пытаясь выполнить всю намеченную программу. Ламм снова вернулся в строй после своего падения, а когда Першелл сможет продолжать полеты на «комете», и сможет ли вообще, было неизвестно. Итак, нас оставалось только трое, и нам требовалось работать, как каторжным. Взлет за взлетом, и ни дня на передышку.

Несмотря на большие проблемы, двигатели истребителей работали относительно исправно. Под руководством Отто алюминиевые шланги для подачи горючего были заменены другими, сделанными из синтетической резины, и это нововведение оказалось важным усовершенствованием. Очень часто полеты приносили одно лишь удовольствие, особенно когда они происходили в безоблачные августовские дни, и абсолютным блаженством было летать ранним вечером. С высоты порою пятнадцати тысяч метров вид земли в сгущающихся сумерках не поддается описанию, а небо кажется подсвеченным заходящим солнцем.

А тем временем эскадрилья в Виттмундхафене была переведена в Брандис, и однажды «Bf-110» приземлился в Йесау, доставив одного из пилотов старой закалки, сержанта Штрассницки. Он приехал, чтобы забрать новый «Ме-163В», и, конечно, я набросился на него с расспросами, изголодавшись по информации. Ник рассказал мне, что сейчас они формируют новое подразделение «комет» в Брандисе, под командованием капитана Фульда – офицера парашютно-десантных войск. Задачей подразделения будет оборонять расположенный поблизости завод горючего в Лойне. Я снова завелся! К черту все! Война в разгаре, а я сижу здесь непонятно для чего! Я в который раз вспомнил о Талере и спросил Ника:

– А Талер все еще в Цвишенане?

– О да, лейтенант. Чуть не забыл рассказать. Деньки Талера сочтены. Шпёте возвращается к нам. Теперь мы называемся «Ягдешвадер-400»![2]2
  «JG-400» ягдешвадеры воздушные истребительные эскадры. (Примеч. ред.)


[Закрыть]

От таких новостей у меня сильнее забилось сердце. Появился шанс, которого я так долго ждал. Шпёте не позволит мне прозябать здесь! Я прямиком отправился к себе и написал длинное письмо Шпёте, в котором излил всю свою душу. Если он будет формировать команду, то ему понадобятся люди! Я взял обещание с Ника, что он передаст мое письмо, как только приедет в Брандис, и у меня стало легко на сердце впервые с тех пор, как я находился в Йесау.

Только через две недели после визита Штрассницки меня вызвали в штаб, где Карл Вой с недовольным видом сообщил мне, что разговаривал по телефону со Шпёте и что я возвращаюсь в Бад-Цвишенан, где получу приказы на поездку в Брандис! В течение двадцати четырех часов я был готов к отъезду и преданно пообещал Нелте сделать все возможное, чтобы его также как можно скорее перевели в Брандис.

Глава 15. НОВЕЙШЕЕ ВООРУЖЕНИЕ

В то время, пока я чахнул в Йесау, в Брандисе появилось новое оборудование. Несколько месяцев лейтенант Хахтель тщетно работал над тем, чтобы приспособить 30-мм пушку «МК 108» для использования на «Ме-163В». И не получалось не потому, что «МК 108» была плохим оружием. Наоборот, она являлась наиболее подходящим из всего спектра вооружения, но ее недостатком являлось то, что ее часто заклинивало. Но использование в атаках против групп вражеских бомбардировщиков пушек большого калибра тоже становилось все более сложным. Проблема никак не решалась, и в Брандисе установились скучные дни ожидания.

Помочь Хахтелю смог доктор Лангвейлер.

Немногие могли «похвастаться» таким прозвищем, как Доктор Скука, – специалист по оружию и известный изобретатель «панцерфауста», противотанкового оружия, который приехал в Брандис по довольно специфической причине – он должен был разработать принципиально новое и даже революционное вооружение для «Ме-163В»! Он внес предложение установить в самолете новый тип вооружения. На «комете» хотели установить вертикально стреляющие пушки. Идея заключалась в том, чтобы, летя ниже вражеских бомбардировщиков, стрелять одним залпом специально изобретенными снарядами. Самолет необходимо оборудовать сенсорными датчиками. Другими словами, бомбардировщики должны были быть уничтожены, когда изменение освещенности заметят сенсорные датчики.



Рис. 17. «Панцерфауст»

Задумка была очень проста, и теперь оставалось осуществить ее на практике.

Лангвейлер, он же Доктор Скука, хорошо подготовился, привезя с собой в Брандис все необходимое оборудование, и после встречи с генерал-инструктором они с Хахтелем приступили к работе. Прежде всего они встроили две те самые вертикальные 50-мм пушки в крылья «Fw-190», каждый из которых содержал снаряд с большим зарядом ВВ. Датчики были встроены в переднюю часть крыла. Стволы орудий направлялись вверх под небольшим углом. Эффект разрыва одного снаряда был такой силы, что при попадании в любую часть бомбардировщика не оставлял ему шанса на выживание. Конечно, для того, чтобы датчики сработали, требовалась тень вражеского самолета, и, естественно, мысль об использовании двух небольших аэростатов заграждения была принята на ура! Аэростаты соединялись между собой полотнами ткани длиной в пятьдесят метров и два метра в ширину. Ожидалось, что даже у опытного пилота могут возникнуть трудности в полете под таким «щитом».

Все необходимые приготовления не заняли много времени, и в одно прекрасное осеннее утро весь персонал был снят с полетов и находился на аэродроме, чтобы увидеть первый опыт. В воздухе стояла абсолютная тишина, и ткань была туго натянута между аэростатами. Хахтель все проверил и взлетел на «Fw-190». По справедливости, никто из нас не сомневался в успехе. С земли предмет всеобщего внимания выглядел не больше, чем кусочек ленты, и отсюда, снизу, было бы абсурдом предположить, что этот истребитель имеет только два снаряда! Хахтель сделал круг, устремился вверх, зашел на широкий вираж и с жутким ревом пролетел под мишенью на скорости четырехсот километров в час. Когда выстрелили обе пушки, раздался хлопок, а потом появился клуб дыма. Когда самолет приземлился, все увидели красивые дыры прямо посередине материи!

Мы все были ошеломлены поразительным успехом эксперимента, все, кроме доктора Лангвейлера, естественно, а потому он незамедлительно приступил к дальнейшим экспериментам. Хотя процент попаданий был очень высок, в схеме все же имелся недостаток. При стрельбе из пушек плексиглас фонаря «Fw-190» Хахтеля был поврежден.

Целью следующих экспериментов было определение прочности крыла «кометы» при стрельбе из этих мощных пушек. Эксперименты продолжались с боезапасом из 10 снарядов по 5 стволов на каждом крыле нового «Ме-163В». Лишь несколько тестовых полетов было сделано на этой машине, после чего подключилось министерство авиации и дало приказ о прекращении использования в тренировочных полетах аэростатов заграждения. Причиной тому послужила безопасность! Начальство из министерства, очевидно, считало, что все эти затеи небезопасны и такие испытания будет лучше проводить на значительном расстоянии. Какая альтернатива? Две вышки в другом конце поля и натянутый брезент между ними. Это означало, что «кометы» будут летать на короткие расстояния, но приказ есть приказ!

Все было сделано согласно требованиям, и на следующий день Хахтель произвел свой первый полет на полностью оснащенной пушками «комете». Так как ему не нужно было подниматься высоко, то и подвесные баки наполнили только наполовину. Теперь все было по-настоящему непросто, так как вышки стояли на расстоянии тридцати метров друг от друга, а узкая полоса материи находилась в двадцати метрах от земли.

Здесь не было права на ошибку или промах, но у Хахтеля был большой опыт, а на первый взгляд «комета» держалась превосходно, и у него не было сомнений, что он проведет успешный полет на низкой высоте. К сожалению, погода в тот день была не очень ясной, и островки тумана висели низко над полем. Но не так низко, чтобы отменять обычные и тренировочные полеты. А вот для такого эксперимента…

«Комета» Хахтеля взлетела легко и стала четко набирать высоту. В течение пары минут его двигатель затих, и он пошел на снижение, пикируя в сторону поля, со скоростью девятьсот километров в час, показываемой на приборе, а потом… несчастье! Его нашли лежащим распростертым на поле, рядом с почти неповрежденным самолетом. У него был сломан позвоночник, и сам он находился без сознания. Позже, придя в себя, он рассказал, что же произошло:

– Я видел обе вышки с брезентом через прицел. Включив датчики и снизившись до трехсот метров, я почувствовал мощный удар. Моя голова запрокинулась, а очки слетели с глаз, и внезапно мне показалось, что я сижу на открытом воздухе. За долю секунды у меня закружилась голова, а потом я увидел, что фонарь кабины отлетел, и «мессершмит» уже сбился с курса. Я попытался сосредоточиться, но ничего не увидел. Глаза были залеплены мокрой грязью. Я не мог разглядеть поля и только предположительно понимал, где оно находится, поэтому зашел на вираж и полетел в том направлении, где оно могло быть. В следующий момент поле оказалось подо мной, и я попытался развернуться, задрав нос самолета, а затем его снова потянуло вниз, и он шлепнулся на землю. Я почувствовал чудовищную боль в спине и сжал зубы, дабы не лишиться сознания. Немного проскакав, самолет встал как вкопанный, а я отстегнул ремни и, освободившись, выпрыгнул. Это последнее, что я запомнил!

Итак, никто не остался удовлетворен объяснением, почему произошла катастрофа. Единственной вещью, обнаруженной в последующем расследовании, был тот факт, что все десять снарядов из пушек вылетели одновременно после срабатывания датчиков – так как установить специально подготовленные заряды замедленного действия забыли!

Все это произошло перед моим прибытием в Брандис, но мне посчастливилось стать свидетелем демонстрации этого неизведанного оружия через день после моего приезда. Мой старинный друг Фритц Кельб пришел на смену Хахтелю и возглавил испытательные полеты. В то утро, когда я доложил о своем прибытии в Брандис, он взял меня с собой в ремонтный ангар, чтобы показать «Ме-163В», оборудованный новейшим оружием. На первый взгляд самолет ничем не отличался от всех остальных «комет», но у этого экземпляра имелось пять стальных трубок, установленных в один ряд на каждом крыле на расстоянии семидесяти пяти сантиметров от фюзеляжа и только на два-три сантиметра выступающих от поверхности крыла. Каждая трубка помещала в себе 50-мм снаряд, и, как он рассказал мне, он давал такой же эффект, как и 88-мм снаряд зенитки. Впереди каждого ряда трубок была легкая чувствительная пластина, которая чем-то напоминала слепой глаз. Эти датчики активизировались при помощи кнопки, располагавшейся на панели управления, и из усилителя в фюзеляже множество проводов вели к каждой трубке. Глядя на энтузиазм Фритца, могло показаться, что это он изобрел всю систему, и, когда я выразил опасение в реальном функционировании всего этого механизма, Фритц улыбнулся и сказал:

– Ты лучше приходи попозже, когда я буду испытывать самолет, и тогда сам во всем убедишься!

Спустя два часа он уже сидел в специально оборудованном «Ме-163», стоявшем на взлетной полосе. На противоположной стороне поля стояли две вышки с куском материи, натянутым между ними. Сейчас я все мог увидеть своими глазами и почему-то был настроен скептически по поводу осуществления задуманного. Я подошел к месту, где уже собралось несколько заинтересованных зрителей. Двигатель зашумел, самолет помчался по полосе и взлетел. Едва поднявшись на высоту двухсот метров, он сделал широкий вираж и полетел в обратную сторону, приближаясь к нам, как громадная рептилия. Затем, перед тем, как достигнуть вышек, он спустился ниже, а потом громко застонал, как привидение. За долю секунды он рассек воздух между вышками, оглушив нас, и мгновенно материя расползлась на части от невидимых пуль. А когда мы перевели взгляд, Фритц уже взмыл высоко в небо.

От восхищения я потерял дар речи. Если это гениальное оружие будет так же функционировать в боевых условиях и им будут снабжены все «кометы», то совсем скоро нам удастся положить конец атакам вражеских бомбардировщиков.

Фритц чисто приземлился, и я поехал встречать его.

– Ну, что ты думаешь об этом? – крикнул он с таким выражением лица, будто только что выиграл войну.

– Это было ужасно, – ответил я, – но разве сможешь ты повторять то же самое каждый раз?

– Это уже мой третий полет, – сказал мне Фритц. – Первая попытка была неудачной, во второй – только две дырки оставлены в материи после четырех выстрелов, а что скажешь сейчас! Пока мы еще экспериментируем, но я уверен, мы на правильном пути. Завтра днем у меня следующий полет!

Я должен был доложить о своем приезде Шпёте в 9.30 и поэтому сейчас направился к старому зданию, где располагался штаб. Унтер-офицер проводил меня в приемную, находившуюся прямо перед кабинетом Шпёте, и не успел я присесть, как с удивлением услышал голос Шпёте – громкий и твердый, хотя и доносился из-за закрытой двери. Обычно он был мягким и редко повышал голос, поэтому сейчас он действительно был взбешен не на шутку. Затем дверь открылась, и вышел Тони Талер, бледный, как лист бумаги. Он увидел меня, притворно улыбнулся и произнес:

– Ну, Мано, уже вернулись из Йесау?

Я не поверил своим ушам. Впервые за много месяцев он назвал меня по имени. Я не успел ничего сказать в ответ, потому что в дверном проеме появился Шпёте и пригласил меня зайти в кабинет. Мы немного поговорили о прошлом, и он рассказал, что я переведен сюда специальным приказом, а также я узнал, что Талеру дан приказ произвести свой первый тренировочный полет на «Ме-163В» немедленно! Бедный Тони! После «отдыха» в Бад-Цвишенане и отсутствия каких бы то ни было серьезных перемещений, не считая поездок на местном поезде, он должен был лететь на истребителе! Шпёте никогда не требовал от других того, чего сам не мог выполнить, и потому было абсолютно правильным, что Тони ничем не должен отличаться от других. Также Шпёте сообщил мне, что старший лейтенант Медикус примет на себя ответственность за неопытных пилотов «комет», а еще – что ожидается японская делегация, которая будет наблюдать за демонстрацией полетов, и все приготовления для их встречи возлагаются на меня.

Наши японские гости прибыли вовремя, как всегда невозмутимо улыбаясь, правда, совсем скоро улыбки сошли с их лиц, когда мы показали им ремонтный ангар, где прогревались сразу несколько ракетных двигателей. Как раз в кабине одного из самолетов сидел Фритц, лично контролирующий процесс. Когда раздался знакомый приглушенный звук, означающий, что топливо кончилось, и облако белого пара вылетело из выхлопной трубы, Фритц выпрыгнул из кабины и направился к стоявшим японцам, которые не могли произнести ни слова.

– Ну разве это не что-то! – крикнул он, обращаясь к японской делегации, но, вместо ответа, они все так же молчаливо продолжали улыбаться.

Пока самолет снова заправлял топливные баки и готовился для демонстрационного полета, мы все медленно побрели к месту взлета, а Фритц тем временем жестикулировал и рассказывал что-то веселое. Наши японские визитеры вежливо смеялись, реагируя на шутки, которых они, похоже, не понимали. Когда самолет был готов, я помог Фритцу подняться в кабину. Перед тем как захлопнуть крышку кабины, он сказал:

– Мано, голубые гвоздики мои самые любимые!

– Хватит с тебя и одуванчиков! – крикнул я ему сквозь маленькое отверстие в плексигласе. Он хорошо взлетел и находился на высоте около ста метров, когда из хвоста стали вылетать белые клубы дыма, сразу же за которыми появился толстый след, состоящий из масляно-черного дыма. «Комета» загорелась. Дымящий самолет теперь поднимался, раскачиваясь из стороны в сторону, направляясь в сторону, где располагались постройки аэродрома, и как раз был над верхушками деревьев. Я выхватил бинокль у одного из стоящих рядом японских офицеров и увидел Фритца, делавшего все возможное, чтобы не потерять высоту. Фонарь был сброшен после того, как началась утечка топлива Т, а затем самолет стал падать в деревья. Я не увидел ни тела, выпавшего из «кометы», ни парашюта. Но вот что-то темное вывалилось из самолета. Это был Фритц? Потом неожиданно показался парашют, который так же быстро исчез в лесу.

Оставив японцев, стоявших с раскрытыми ртами, я побежал к уже заводившемуся грузовику и сказал водителю гнать к месту крушения. Мы слышали шум взрыва «кометы» Фритца, когда выезжали из ворот аэродрома. У меня не было точного предположения, куда рухнул самолет, и поэтому мы поехали приблизительно, а вскоре нас догнали пожарные и машина «Скорой». Съехав с дороги, машина запрыгала по полю, но из-за прошедших накануне ливней земля оказалась сильно размытой, и нам пришлось разворачиваться, и, наконец, мы попали на маленький мост, окопанный рвом. К этому времени «скорая помощь» и пожарные расчеты поравнялись с нами, и мы никак не могли решить, кто поедет первым, и поэтому пришлось поворачивать, чтобы найти другую дорогу. Наш легкий грузовик «кюбельваген» мог проехать в объезд, и мы помчались через соседнее поле, потом въехали в маленький лес и только затем вырулили к дымящим останкам самолета Фритца. Выпрыгнув на ходу из машины, я стал звать Фритца, крича что было мочи, но его нигде не было видно. Водитель, который пробежал чуть вперед в лес, вернулся, держа в руке обрывок от сумки, где хранился парашют. Это было невозможно! Куда же тогда делся Фритц? Не могло быть такого, чтобы он упал, ничего себе не повредив!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации