Текст книги "Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)"

Зеркальное лицо

Разглядывая себя в зеркале, я кривляюсь – глаза навыкат, поджатые губы, брови сходятся на переносице. Я не отдавала себе отчета в этом, пока однажды не оказалась у зеркала вдвоем с подругой. Мы оценивали свой внешний вид перед тем, как выйти в город поужинать. «Что у тебя за фигня с лицом?» – спросила она.

Я знала женщин, которые делают зеркальное лицо (зрелище казалось мне смехотворным), но никогда бы не подумала, что я одна из них, поэтому сразу перешла к обороне: «Ничего, а что за фигня у тебя с лицом?»

Она шутливо передразнила меня, изобразив фирменный взгляд главного героя фильма «Образцовый самец». Я натужно рассмеялась, а сама в триллионный раз с момента рождения пожалела, что в жизни нет кнопки перемотки.

В конце концов, моя подруга задала справедливый вопрос. Действительно, что за фигня с лицом? Отчего зеркало заставляет меня и других женщин неосознанно вести себя так, будто мы подиумные манекенщицы?

Чтобы разобраться в этом, я обратилась к Дженнифер Дэвис, профессору социологии Университета Джеймса Мэдисона и ведущему эксперту по дакфейсу – распространенной гримасе на селфи и ближайшему родственнику губок бантиком при зеркальном лице.

«О да, зеркальное лицо», – сказала она так, будто речь шла о близком друге, с которым недавно посплетничала. Она рассказала, что показывая зеркальное лицо, мы подгоняем свои черты под общественные стандарты красоты. «Вы изображаете карикатуру на женственность, – сказала она. – Надуваете губы, делаете щеки впалыми, скулы острее, морщины незаметнее».

Меня даже впечатлило, сколько всего я умела делать. А я ведь даже не причесываюсь.

«Это не намеренно, – сказала она. – Культура вписывает себя в наши тела».

По предположению Дэвис, зеркальное лицо менялось от эпохи к эпохе, отражая людские предпочтения. «В 1920-х женщины могли соблазнительно подносить сигарету к губам», – объяснила она.

Эти причудливые ужимки в одиночестве перед зеркалом позволяют отрепетировать, как мы хотим выглядеть в глазах окружающих, и вызвать такое ощущение самой себя, которое было бы привлекательным и желанным. «Вы как бы говорите: „Окей, хочу хорошо выглядеть, контролировать лицо и тело, подчеркивая все достоинства“», – сказала она.

«Но если мы кажемся себе такими классными в этот момент, почему так стыдно и неприятно быть застигнутой за этим?» – спросила я.

«Всё так», – сказала она. По ее словам, мы обесцениваем тщеславие, даже когда нуждаемся в нем, из-за того, насколько ценим красоту. «Мы видим всю тщету – и это одна из причин смущения. Мы вдруг ощущаем себя неискренними», – сказала Дэвис. Другими словами, секрет раскрыт. Мы стыдимся, поскольку застигнуты притворяющимися красивыми – вопреки общественным ожиданиям, что мы красивые как таковые.

Последнее соображение Дэвис заключалось в том, что у зеркального лица и дакфейса много общего. Женщины, которых застают за селфи с дакфейсом, могут выглядеть привлекательно. Тем не менее их постоянно порицают и высмеивают за то, сколько усилий они тратят на фото, которое вообще не требует усилий. Вместо критики подлинных причин этого специфичного идеала женственности – патриархата, сексизма и мизогинии – мы критикуем женщин за то, что они этот идеал ретранслируют. «Это уловка-22[8]8
  Термин из одноименного романа американского писателя Джозефа Хеллера, обозначающий ситуацию со взаимоисключающими условиями.


[Закрыть]», – заключила Дэвис.

Даже не подозревала, что мое кривлянье имеет такие тлетворные корни. Я решила покончить с патриархальным влиянием на меня – по крайней мере, в этом конкретном случае. А там, глядишь, недалеко до освобождения и самопринятия. Поэтому увидев себя в следующий раз в зеркале, я не стала делать зеркального лица. Когда осознаешь эту привычку, избавиться от нее проще. Достаточно осознанно расслабить мышцы лица. Через три секунды стало понятно, что такого рода освобождение не по мне. Мои брови, некогда величественные и изогнутые, теперь были разве что пушистыми козырьками над глазами. Уголки сузившихся губы смотрели вниз. Скулы вообще исчезли. Я испытывала противоречивые чувства: хотелось немедля вернуть патриархат в свою жизнь. Черт подери. Зеркальное лицо было моим коньком. Я снова напрягла лицевые мышцы, вздохнула с облегчением и пошла дальше по своим делам.

4
Аж стены тряслись, зуб даю

Впервые занявшись сексом, я удивлялась всему подряд, но двум вещам в особенности. Во-первых, если резко открыть упаковку с презервативом, он может выстрелить вам в лицо как канцелярская резинка. Во-вторых, эротические стоны, которые, как я считала, издают все женщины на свете, у меня почему-то не рождались.

Чем больше стонов, тем лучше секс, полагала я. Стонавшие в объятиях партнера женщины были для меня образцом сексуальной раскрепощенности. Мне казалось, что у них в постели происходит коитус чемпионов – тогда как я в тишине упускаю что-то страшно важное.

Я предположила, что сказочные предоргазменные стоны снизойдут на меня сами, стоит мне освоиться в генитальных отношениях. В моих фантазиях прохожие под окнами моей спальни переглядывались в восторге и испуге, недоумевая, рождены ли эти необычайные крики в любовном экстазе или кто-то получил множественные ножевые ранения.

Когда я занялась сексом во второй раз, то была готова к тому, что меня арестуют как преступно громкого секс-монстра. Мы делали те же прекрасные вещи, на этот раз даже еще задорнее, но по завершении у меня остался странный осадок. Я просто разыграла какую-то пантомиму.

Я знала, что люди часто притворяются, но это же мухлеж! Мне хотелось быть достойной своих вздохов. В нужный момент они должны сами полезть наружу. Я была уверена, что даже не смогу сдержать эти звуки – столь же инстинктивные, как лай собак на чужих (только слюны поменьше).

Шли годы, я меняла бойфрендов, но уровень децибелов оставался удручающе низким. Когда мы сошлись с Дэйвом, мой звуковой ландшафт больше всего напоминал о библиотеке. Хотя мы обсуждали это и Дэйв заверил, что обойдется без порнушной озвучки, я все равно волнуюсь, не смотрит ли он на меня во время секса с мыслями: «Где же у нее кнопка громкости?»

И вот я, уже бывалый сексперт, до сих пор молчу в тряпочку, словно стеснительная студентка. Я уже устала ждать, но эротические звуки так и не появились. Чтобы принять свою предрасположенность к беззвучному сексу, я решила выяснить, чего лишена.

Действительно ли все люди склонны к постельным стонам от природы – и если так, то ради чего весь этот шум-гам?

* * *

Я догадывалась, что мой идеал стонущей женщины может не иметь никакого отношения к реальности и проистекать из порнофильмов с горластыми актрисами. Поэтому, прежде чем пускаться во все тяжкие гонзо-журналистики, я хотела понять, являются звуки секса новым изобретением или врожденным свойством Homo sapiens. Может, наши пещерные предки так отпугивали мамонтов, пока предавались плотским утехам?

Для этого я позвонила Джастину Гарсии – эволюционному биологу из Института Кинси.

Гарсия начал с терминологии. В науке не говорят «звуки секса». «Копулятивная вокализация», – дружелюбно поправил меня ученый. Далее он объяснил, что на протяжении миллионов лет люди издавали эти звуки в замкнутом пространстве – рядом с родственниками, детьми и в постоянном страхе перед нападением хищников. «Поэтому нет никаких оснований предполагать, что они в припадке страсти предавались громким крикам, неконтролируемым стонам и прочим видам вокализации, – сказал Гарсия. – Это в большей степени перформативный аспект секса, чем природный рефлекс».

На мгновение я почувствовала себя реабилитированной.

Очевидно, я такая тихая, потому что угроза быть разорванной львом прямо на любовном ложе отпечаталась в моей ДНК.

Порно, продолжал Гарсия, действительно могло увеличить громкость секса. Будучи социальным видом, мы усваиваем информацию вокруг нас и приспосабливаем к своей жизни. «Люди принимают крики и стоны за вершину экстаза и думают: „Другие ведут себя так, поскольку находят такое поведение возбуждающим. Введу-ка я его в свой сексуальный репертуар и тоже буду считать возбуждающим“. Это один из аспектов взаимосвязанности человеческого поведения».

Полагаю, по той же причине мы бреем подмышки, приклеиваем стразы на ногти и некогда считали химзавивку модной.

В целом для меня это были прекрасные новости: впервые в жизни благодаря своей привычке молчать я чувствовала себя радикальной нонконформисткой, а не скованной и подавленной.

В завершение Гарсия предупредил, что есть и другая теория, согласно которой сексуальные звуки возникли в рамках эволюции с конкретной целью. Он не вдавался в детали, поскольку был не согласен, но упомянул, что связана она с воплями обезьян.

* * *

Прежде чем обратиться к обезьянам, я отдала дань своему безмолвию – вернее, глубоко укоренившимся механизмам выживания. Все шумные телки в моем поселке станут кормом для пантер, а я буду тихонько делать детей возле очага.

Кончив злорадствовать, я отправилась в библиотеку. Нужно было разобраться, о чем говорил Гарсия.

Мой библиотекарь заслуживает награду за то, что даже глазом не моргнул, услышав мой вопрос: «Не могли бы вы помочь найти статью о копулятивной вокализации медвежьих павианов?»

Захватив несколько исследований домой, я изучила их за кухонным столом. Это была сухо написанная обезьянья эротика. Самки павианов, оказывается, издают во время спаривания ритмичные звуки, продолжительность и громкость которых зависит от того, насколько хорош партнер. Как полагают преданные своему делу исследователи, месяцами наблюдавшие за совокупляющимися павианами в болотах Ботсваны, этими звуками самка информирует о своей сексуальной доступности и привлекает потенциальных партнеров. Тем самым она достигает своей главной цели – потрахаться с как можно большим числом самцов. Это увеличивает шансы павианихи зачать от наилучшей спермы в стае, а облапошенные самцы с меньшей вероятностью убьют детенышей, поскольку все будут считать себя папашами. Любопытно, но больно далеко от спален Нью-Йорка и трахающихся в них Homo sapiens.

Для интерпретации этих сведений и понимания их значения для нас я связалась с Кристофером Райаном – автором книги «Секс на рассвете» об истоках человеческой сексуальности. Он убежден, что люди, как и павианы, от природы склонны к промискуитету, поэтому любовные стоны выработались у нас с теми же целями.

«То есть, по-вашему, женщина стонет в надежде, что ее услышат посторонние мужики?» – спросила я.

«Я не утверждаю, что женщина, издающая много звуков, думает при этом: „Только бы парни на улице услышали!“ – объяснил Райан, – но возникло такое поведение наверняка для привлечения других самцов».

Может, поэтому муж никогда не жаловался на мое беззвучие? В глубине души, даже не осознавая того, он благодарен, что я не подстрекаю нашего соседа зайти и оплодотворить меня.

«А как же угроза хищников?» – спросила я. И пересказала тезис Гарсии, что всех крикунов разорвут на части гризли прямо во время соития.

«Тогда такой вопрос, – сказал он, – откуда взялась женская копулятивная вокализация у стольких видов приматов, постоянно имеющих дело с хищниками?»

Я не знала, что ответить. Очевидно, у павианов все в порядке – плодятся и размножаются, несмотря на беспечные вопли.

Райан говорил дело. Не то чтобы мне это было по душе (ведь у меня отнимали новообретенное бахвальство молчуна), но пришлось признать, что в чем-то он прав.

Все это занимательно, но даже если именно так и обстояло дело, все равно этого было недостаточно. Трудно себе представить, что все это оханье да аханье развилось лишь для того, чтобы заманить поджидающих за дверями спальни самцов.

Хотя Райан не слишком-то потворствовал молчунам, мне он приглянулся. Пока мы болтали, я упомянула другое исследование, зацепившее меня одной маленькой деталью. Статья была посвящена сексуальным звукам желтых павианов. Приматологи обнаружили, что они издают при копуляции те же крики, что и при дефекации, – не шучу, точь-в-точь такие же.

«Когда они испражняются, – сказала я Райану, – звуки такие, будто у них страстный секс».

«Как интересно», – согласился он.

Прочитав ту статью, я долго обдумывала ее и вскоре узрела еще один кусок головоломки. В конце концов, обезьяны не одни такие. Люди тоже пыхтят не только во время секса. Многие кряхтят, поднимая тяжелую коробку, открывая туго закрученные банки или бегая в спортзале. В голливудских фильмах часто раздаются звуки, которые зрители принимают за сексуальные, только чтобы в следующем кадре увидеть, как кто-нибудь перетягивает канат или пытается дотянуться до чего-то под кроватью. Да и в туалете мы тоже покряхтываем, как желтые бабуины.

Я рассказала об этом подруге, которая предпочла остаться анонимной. «Моя бы воля – вообще не издавала бы таких звуков, но куда деться», – призналась она.

Имело ли натужное кряхтенье в уборной общие корни с томными стенаниями во время секса?

* * *

Немало дней прошло, прежде чем я разыскала того, кто со знанием дела рассказал бы о происхождении кряхтенья. К счастью, и по этому предмету нашлись эксперты, с одним из которых я связалась.

Лоррейн Маккьюн исследует кряхтенье в Ратгерском университете с 1987 года. По ее словам, это физиологическая реакция на напряжение, появляющееся при нехватке кислорода. Происходит примерно следующее: «В условиях метаболической потребности активность межреберных мышц, способствующая увеличению объема легких, при выдохе приводит к рефлекторному сокращению гортанных мышц, отчего возникает система под давлением, продлевающая экспираторную фазу дыхательного цикла и стимулирующая насыщение крови кислородом. Выдох с сокращенной гортанной щелью приводит к звуковой вибрации».

Перевод: в некоторых условиях звук раздается сам собой.

Теперь, с покряхтыванием вставая с дивана, можете смело заверять окружающих, что не ломаете комедию. Кряхтенье совершенно уместно – с напряженной-то гортанной щелью.

Маккьюн также заметила, что теннисисты часто отбивают удар с тяжелым выдохом, подавление которого может помешать игре. «Сдерживая пыхтение, – сказала она, – вы тратите ту энергию, которую могли вложить в удар».

Есть даже научная статья, подтверждающая тезис Маккьюн. Ученые из Небрасского университета в Омахе установили, что профессиональные теннисисты ускоряют мяч на 3,8 %, если пыхтят при ударе.

Когда я узнала это, мне стало завидно: гипотетически у тех, кто самоотверженно охает в постели, секс более пылкий.

В основном Маккьюн изучает освоение детьми языка, первым шагом к которому называет свое ненаглядное (и многими упускаемое из виду) кряхтенье. Представьте себе лопочущего младенца, который с нетерпением показывает на мячик в другом конце комнаты: «Гуу, гуу!» Исходя из такой перспективы, призналась ученая, ее нисколько не интересует, как этот гортанный звук – да-да, именно под его аккомпанемент мы ходим в туалет – разрастается до звукового секс-удара.

Мне пришлось обратиться к нейроученому и автору книги «Наука оргазма» Барри Комисаруку – я не сомневалась, что уж он-то точно не против пофилософствовать на эту тему. «Вне всяких сомнений, – ответил он, – звуки секса – это физиологическая реакция на напряжение». Он начал описывать эволюцию сексуальных звуков от глухих вздохов до нынешних оглушительных концертов с истории про чаек. «Когда чайка начинает взлетать, она машет крыльями, – сказал Комисарук. – А при каждом взмахе издает звук». Он сделал театральную паузу. «Кья-кья-кья! – закричал Комисарук. – Движения и вокализация синхронизированы, потому что первое приводит ко второму».

Здесь-то и начинается самое интересное: то, что рождается как простой клекот, перерастает в нечто гораздо большее. Для другой чайки из стаи услышанное «кья-кья-кья» сигнализирует, что приятельница взлетает.

«Звук служит средством коммуникации, пусть первоначально возник не для того», – сказал Комисарук.

Со звуками секса то же самое. Изначально это могла быть череда тихих дыхательных движений, которые были адаптированы в качестве формы коммуникации между партнерами. Когда женщина их издает, она информирует партнера о степени своего наслаждения.

«Звуки отображают интенсивность возбуждения, – объяснил Комисарук. – А если и партнер возбуждается от услышанных звуков, это залог взаимовыгодной коммуникации, которая сплачивает людей, сподвигая снова заняться сексом».

Но я-то знаю, что партнера можно сподвигнуть, просто сняв штаны и косо уставившись на него.

* * *

Тем временем я начала чутко реагировать на все неразборчивые звуки, доносящиеся из человеческого рта. Я навострила уши. Больше всего меня интриговало стенание. Похоже на кряхтенье, только без натуг.

Стоны издают не только в спальне. Я их слышала везде.

Мы постанываем от вкусной еды – иногда даже не успев ее попробовать. Сама недавно ночью с вожделением смаковала гамбургер. Мы стонем на массаже, когда массажистка находит ту самую точку. Издаем стон, сладко потягиваясь, и скромное «м-м-м», пригубив вкусный латте. Но почему?

Я спросила профессора антропологии Нью-Йоркского университета Джеймса Хайэма, изучающего человеческую коммуникацию, почему мы в подобных случаях ограничиваемся невнятными стонами вместо дара речи, который каким-то чудом развили в тысячелетних муках эволюции? Другими словами, почему приятные ощущения делают нас неандертальцами?

В ответ Хайэм рассказал о законе краткости. Он гласит, что чаще всего мы произносим короткие слова, а длинные редко. «Если каждое произнесенное „да“ заменить на „сесквипедалианизм“[9]9
  Привычка пользоваться длинными темными словами; термин произошел от выражения Горация sesquipedalia verba, «слова длиной в полтора фута».


[Закрыть], любая наша фраза потеряет смысл», – сказал он.

Кратчайшая и легчайшая форма коммуникации – это, конечно, просто звуки.

«Мне не надо говорить: „О да, вот здесь, хотя нет, чуть повыше“, – объяснил Хайэм. – Можно просто молчать, а когда массажист дотронется до правильного места, промычать „м-м-м“ – и всем все ясно».

Хайэм привел примерно двадцать восемь примеров в пользу стонов.

«Если мама приготовила вам лазанью, от которой вы застонали, – сказал ученый, – она сообразит, что стоит готовить ее почаще».

Вывод: хочешь повторения некоторого действия – сопровождай его низким рассеянным мычанием.

Поговорив с Хайэмом, я обсудила его теорию с подругой. В ходе разговора она пришла к выводу, что в сексе тоже применяет закон краткости. Для ее любовника стоны были чем-то вроде GPS-сигналов. Если она замолкает, он понимает, что сбился с пути. Следуя стонам, он приведет ее к желаемой цели. Короче говоря, они играют в «горячо или холодно» с ее гениталиями, только вместо «горячо» – копулятивная вокализация.

«И работает ведь!» – сказала она.

Значит, стон был не только раздутой физиологической реакцией или старомодным способом привлечь внимание, но также быстрейшим средством получить желаемое. Стоны, эта жиденькая каша из протертых гласных, оказались еще более могущественными, чем я представляла.

* * *

Еще один ключ к значению эротических звуков – понять, почему женщины имитируют их. Никогда не думала об этом прежде, но женщины ведь не тратили бы столько сил на эти аудиоспектакли, если звуки не обладали бы такой властью и влиянием.

Профессор психологии Университета Центрального Ланкашира Гейл Брюэр – соавтор исследования о фальшивых звуках при сексе. В этой сухой работе с выдающимся заглавием «Некоторые основания полагать, что копулятивная вокализация у женщин не является рефлекторным следствием оргазма» все опрошенные Брюэр женщины (71 респондентка) имитировали оргазм время от времени, 80 % женщин – в 50 % случаев.

«Они делают это весьма часто», – сказала Брюэр.

По ее словам, женщины имитируют оргазм по двум причинам.

Во-первых, они хотят, чтобы секс закончился. Позанимались и хватит. Обычно из-за того, что мало времени, устали, натерли кожу или просто надоело.

«Иногда секс сильно раздражает», – сказала Брюэр.

Прием работает вполне успешно. Поскольку стоны сигнализируют партнеру, что женщина испытала оргазм (которого обычно в ходе самого совокупления она не испытывает, потому что – давайте уже признаем это – клитор находится в двух часах езды от пункта проникновения), он с чистой совестью доводит дело до конца.

«Вокализацией, – сказала Брюэр, – женщины как бы говорят: „Все окей, можешь кончить теперь“».

Таким образом, как бы парадоксально это ни звучало, фальшивая эйфория – это вежливый способ сказать: «А ну свалил с меня быстро!»

Вторая причина – поднятие самооценки партнера. Томно вздохнуть – все равно что похлопать по спине или с одобрением поднять большой палец.

«Они убеждают мужчин, что удовлетворены, – объяснила Брюэр, – тем самым делая их увереннее в себе».

Если бы я только прочла об этом в юности! Я-то всегда верила, что мое немое каменное лицо побуждает любовника трахаться усерднее.

Исследователи утверждают, что мужчина с приподнятой самооценкой с большей вероятностью вернется за добавкой. А где добавка, там и десерт. Чем больше секса, тем больше шансов, что презерватив порвется и человеческий род будет продолжен. (В исследовании Брюэр это описано по-другому, но вывод тот же: чем чаще мужчина и женщина занимаются сексом, тем вероятнее, что они произведут потомство.) Готова поспорить, многие женщины стонут и даже не подозревают, что их пытаются обрюхатить собственные же голосовые связки.

Так или иначе, все эти новости вызвали у меня смешанные чувства. С одной стороны, страстные вздохи женщин были поддельными. С другой, стратегически гениальными: на протяжении веков женщины мастерски натаскивали свои связки, в конечном счете наделив их суперспособностью. Тем, кто имитирует оргазменные стоны, следовало бы выдавать супергеройские трико и плащ. Одним голосом женщина способна заставить мужчину влюбиться и/или эякулировать по команде.

Эволюционировали, похоже, не только звуки, но и стратегии их использования. Может быть, они заслуживают большего уважения? Скажем, называть их не «имитацией», а как-нибудь поблагороднее – «мистификацией».

Как ни назови, посыл исследования Брюэр ясен: стонут больше всего тогда, когда стонать особо не от чего.

* * *

У меня оставался последний вопрос – вероятно, самый важный. Теряю ли я что-нибудь, оставаясь молчаливой? Неужели посредством звуков не только коммуницируют, но и расширяют сексуальный опыт? Другими словами, не захочу ли я в восемьдесят лет, укладывая внуков спать, предупредить их, чтобы не совершали моих ошибок? «Дорогуши, лишь об одном жалею. Надо было бабушке трахаться погромче».

Я нашла экспертов, которые казались сведущими в этом вопросе. Нэн Уайз не сомневалась ни капли. Она была убеждена, что я упускаю самое интересное – и это научный факт. Нейроученая из Ратгерского университета, Уайз изучает женские оргазмы и по совместительству работает секс-терапевтом. Она рассказала о явлении, которое прозвала «связью горла и киски».

«Когда вы давитесь, скажем, делаете минет и давитесь, – сказала она, – иногда можно почувствовать, как сокращается влагалище».

Я такого не испытывала, но она заверила, что это распространенное явление. По ее словам, оно всем известно на курсах для рожениц, которых учат расслаблять горло для расслабления вагинального канала. «Все взаимосвязано, – сказала Уайз. – Если задействовать горло во время секса, новые ощущения могут быть самыми приятными».

«А разговоры на фоне секса? – спросила я. – И они помогают?»

Уайз ответила, что разговоры – совсем другое дело. Удовольствие от них возрастает далеко не всегда. «Бывают просто болтливые засранцы», – сказала она.

Затем я обратилась к Барбаре Карреллас – секс-тренеру и автору книги «Городская тантра», которая согласилась с Уайз. «Само собой, еще никто не умер от молчания при сексе, – заверила меня Карреллас, – но звуки многое добавляют к эротическим ощущениям». Она объяснила, что без стонов не получится дышать полной грудью, тогда как дыхание – ключевой компонент расширенного оргазмического опыта. «Секс целиком про энергию, а звуки влекут ее за собой, – сказала она. – Я утверждаю это с точки зрения физики, а не эзотерики какой-нибудь».

Я всегда считала, что должна издавать стоны только тогда, когда их уже невозможно сдержать. Только тогда они будут подлинными. Физические ощущения, полагала я, должны приводить к слуховым.

Уайз и Карреллас утверждали, что можно и даже нужно делать все наоборот. Порой именно вокализация может вызывать, дополнять и возбуждать физические реакции.

Я продолжала это обсуждать с бесчисленным количеством людей: учителями пения, инструкторами перинатальной йоги, целителями звуком, даосскими гуру и даже группой женщин, называвших себя сенсуалистками, которые проводили большую часть дня в оргазменном экстазе. Мнение было единодушным. Все без исключения нахваливали звуки секса. При этом рекомендовали их не для того, чтобы ублажить партнера или изобразить из себя развратную порнозвезду. Все они верили, что наш уникальный голос – каким бы он ни был у каждой – непременно обогатит получаемое удовольствие.

Донна Рид, учитель пения с двадцатилетним стажем, даже ударилась в метафизику: «Освобождая голос, вы освобождаете себя».

Реакция окружающих вынуждала согласиться: быть голосистой женщиной стоило того.

На протяжении нескольких дней я переваривала полученную информацию, столкнувшись с удивительными эмоциями. Хотя шумное поведение имело очевидные преимущества и было моей заветной целью с юных лет, я осознала, что занимаю правильное место в вокальном континууме. Я почувствовала себя тем маленьким человеком, который вынужден стоически отстаивать иной образ жизни, словно амиш. Как бы глупо ни смотрелись у амишей пучки волос под маленькими шапочками, они все равно будут носить их, потому что… черт подери, такие уж они ребята. Я даже задумалась, а не создать ли посвященный тихому сексу чат, чтобы поддержать молчунов со всего мира. Мы объединились бы и подали петицию, чтобы подобных нам тоже показывали в голливудских фильмах.

Но потом любопытство пересилило. Я решила заняться сексом как самка павиана.

* * *

Я предупредила Дэйва, что на этот раз все будет иначе, однако он явно оказался не готов к произошедшему той ночью. Он много смеялся. Я тоже смеялась. Было неловко. Я издавала такие же звуки, как Пи-Ви Херман, пытающийся прополоть гигантский огород зубочисткой[10]10
  Одно из творческих амплуа комика Пола Рубенса, фирменной чертой которого был писклявый манерный голос.


[Закрыть]. Никто меня не предупредил, что для овладения своим эротическим голосом потребуется время – по-видимому, как и в любой другой форме искусства.

Разговаривая с Уайз, я спросила, отчего женщина может не издавать звуков. Сначала она предположила, что из-за скованности, но после добавила кое-что более ценное. «Возможно, она пытается сосредоточиться на своих ощущениях, – сказала она. – Таким образом она фокусируется на своем внутреннем мире, на происходящем с ней самой».

Это объяснение пришлось мне по нраву.

Когда люди слепнут, другие органы чувств компенсируют потерю зрения, скажем, наделяя человека способностью слышать ультразвуковые частоты подобно летучим мышам. Возможно, если в постели не голосить, то в мозгу останется место для развития сверхчувствительности вагины.

Не отрицаю, я малость зажатая. Не без этого. Я не пою в караоке и не выхожу на танцпол, пока не выпью. Я клоню к тому, что непременно продолжу звуковые эксперименты – честно, – но в глубине души навсегда останусь чемпионкой безмолвного секса.