Электронная библиотека » Марат Каби » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 6 января 2017, 15:30


Автор книги: Марат Каби


Жанр: Жанр неизвестен


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Его обучение не ограничивалось абстрактными знаниями. Под внимательным взглядом Ларри он постигал основы боевых искусств, обращения с оружием, учился водить машину и самолет. Его сознание запоминало, какие сигналы нужно будет послать телу во время прыжка с парашютом, обороны в ближнем бою, стрельбы из автомата и пистолета. Он учился медитировать, управлять своим телом, болью, страхом и возбуждением. Его тело пока было неподвижно, но Мартин знал, что наступит тот момент, когда он встанет с кровати, и его мозг будет подготовлен терпеть и принимать боль восстановления, а в памяти уже будут заложены приемы и трюки. Нужно будет только подождать, пока его тело немного окрепнет.

Когда же он чувствовал, что затылок начинает тяжелеть и виски сдавливает усталость, Ларри предлагал ему поиграть, и Мартин с радостью отдавался игре всей своей детской сущностью. Была ли это охота на вампиров, гонки «Формула-1» или соревнования на сноубордах, он со смехом или страхом, но всегда азартно тратил на эти забавы свое время без капли сожаления.

Моменты, когда в своем сознании Мартин особенно увлекался игрой, физическими испытаниями или погружением в дебри науки, можно было отследить, наблюдая за его физическим лицом. Профессор неоднократно замечал, как дрожат ресницы, как заливаются румянцем щеки, как учащается сердечный ритм и даже пробегает судорога по мышцам мальчика, казалось бы, атрофировавшимся. В такие секунды он спешил позвать Мелани и порадовать ее этими еле заметными проявлениями жизни. Только эта маленькая девочка могла понять, насколько они важны, как много они обещают и как о многом говорят.

Профессор и Мелани видели эти тени внутренней жизни Мартина и ликовали. Но внутренняя гроза, потрясшая его, осталась незамеченной ими. Мартин просматривал газетные архивы, заголовки мелькали, история города с огромной скоростью загружалась в его память. Вот возведение первого культурного центра, открытие музея, новые дома. Вот он вспоминал, что был там еще совсем малышом, вот празднование Дня города. Он вспоминал и новыми глазами видел все городские трагедии: кризис, крупные аварии, нелепые смерти. Но вдруг загрузка новых файлов остановилась. Мартин, не отрываясь, смотрел на газетный заголовок годичной давности «Взрыв в особняке доктора Стоуна». Он понимал, о чем пойдет речь, но не мог решиться и начать чтение. Наконец он сделал над собой усилие, и обрывки фраз замелькали в его голове: «при невыясненных обстоятельствах», «множество жертв», «невероятная трагедия», «не подлежит восстановлению», «ребенок вряд ли останется в живых», «дело закрыто за недостатком улик»… Он почувствовал, что его горло сдавливают невидимые клещи, впервые за долгое время он будто бы приблизился к своему физическому телу, ощутив боль и бессилие. Он чувствовал, что слезы текут у него из глаз, хотел крикнуть, хотел вскочить на ноги и начать ломать все вокруг, вымещая ярость, которая была так огромна, что казалось, она разорвет его голову, его тело, сведет его с ума.

Тело, подключенное к медицинским аппаратам, сводило судорогой, оно тряслось и выгибалось, будто от электрических разрядов, из закрытых глаз текли слезы, рот приоткрылся и грудь вздымалась от неровного дыхания.

Мартин почувствовал, что перестает контролировать себя и вот-вот потеряет сознание, ему стало страшно от того, какая ненависть поселилась в нем, от того, какую огромную власть она имеет над всеми его чувствами.

– По… помоги… – Он уже не понимал, говорит или думает, но услышал в ответ спокойный голос Ларри:

– Основы медитации, Мартин. Ты должен перестать думать, ты должен отключить разум и дышать. Только вдох. Только выдох. Больше ничего.

Мартин почувствовал, что он не один в этом ужасе, и смог выдохнуть. Вдохнул, насколько мог, глубоко и выдохнул снова. Постепенно контроль над телом и разумом возвращался к нему, и он обессилено повалился на спину. В это же мгновение его тело расслабленно застыло на сбитых простынях. О недавнем приступе говорили разве что упавшее на пол одеяло и испарина на лбу мальчика.

– Мне было страшно, и я не знал, что делать. Я был совсем один, и мое тело и мое сознание оставили меня. Я боялся, что умру. Ларри, ты слышишь? – Он испуганно смотрел на окрепшего за это время пса.

– Я слышу, я тоже чувствовал твою боль, твой страх. Но ты должен научиться использовать эту энергию. Сейчас ты не можешь управлять собой, и воспоминания, вызвавшие шок, чуть было не погубили тебя. Но ведь ты впервые почувствовал связь с телом, верно? А значит, скоро ты сможешь вернуться в физический мир. Мы вместе научимся делать так, чтобы эта ярость давала тебе силы для новых свершений, мы обуздаем и одомашним ее, понимаешь, Марти? Мы одолеем эту слабость и сделаем ее нашим преимуществом.

– Хорошо. Только… будь со мной рядом. – Мартин зарылся лицом в густую шерсть друга.

…………

…Ход жизни замедлился. Время не ощущалось, оно превратилось в густую массу, в которой можно было медленно плыть, расслабив руки и ноги, можно было заснуть и проснуться, не заметив перемен. Такой казалась Мартину его жизнь. Он продолжал много читать, следил за новостями и воспитывал свой разум и дух, осваивая все новые и новые дисциплины боя и самозащиты, постигая глубины медитации. Но его тело все еще не было готово к жизни, он больше не ощущал его и не знал, когда снова сможет ощутить физическую тяжесть своей руки, согнуть и разогнуть пальцы, почувствовать прикосновение живого человека. Дедушка и Мелани были рядом, он знал это, он рисовал их образы. Но он не видел их. А мечтал видеть, прикасаться, говорить и слышать ответные голоса, а не только воспринимать сообщения.

Он не чувствовал, сколько времени прошло, ему казалось, что бесконечность. И бесконечность могла длиться еще и еще, а могла оборваться в следующую секунду.

А в действительности времени прошло немало – пять лет. Мелани повзрослела, круглое личико обрело новые тонкие черты, и без того серьезные глаза – новую глубину. Она все так же проводила дни в больнице, только теперь она куда увереннее обходилась с оборудованием и больными, за эти годы став профессиональной медсестрой. Профессор чуть сгорбился, его волосы стали еще белее, но взгляд и улыбка по-прежнему озаряли светом. Он все так же по-детски открыто и живо отзывался на все новое, читал научные статьи, забывая про все на свете. Они с Мелани превратились в небольшую семью, а центром этой семьи по-прежнему был Мартин.

За эти пять лет работа над восстановлением его тела не останавливалась. Профессор продолжал развивать и совершенствовать протезы, которые со временем стали неотъемлемой частью тела Мартина. Их уже не нужно было отсоединять. Механический глаз был окончательно готов к функционированию и казался естественным на фоне металлической полумаски, составляющей левую половину лица юноши. Профессор ждал, что его мальчик проснется и почувствует свое тело готовым к движению, а не тяжелой обузой. Мелани с удивлением следила, как меняется внешность ее друга. Несмотря на неподвижность, он все же рос, его черты становились строже и взрослее, темные волосы отросли и теперь лежали на подушке черной волной, даже плечи стали шире и не казались такими слабыми рядом с мощными механизмами протезов.

За эти пять лет профессор и Мелани видели разные признаки внутренней жизни Марти, научились по мельчайшим изменениям в линии губ и бровей, по дрожи ресниц, по усиленному дыханию понимать, радуется он или печалится, активно работает или медитирует, почти остановив сердцебиение. Они общались с ним, отправляя сообщения, часто оставаясь за монитором компьютера до утра, не в силах прервать разговор. Они жили как настоящая семья, поверяя друг другу радости и печали, спрашивая совета и делясь мечтами. Они ждали только одного: когда тело Мартина оживет, когда они приступят к новой, невероятно трудной, но и невероятно радостной фазе его жизни. Они знали, что эта фаза наступит…

– Скоро, Мелани. Я знаю, что уже скоро ему придется выйти из темноты внутреннего мира. Помнишь, я говорил, что он глубоко под толщей воды? Так вот, сейчас он поднялся к самой поверхности. Еще один толчок, небольшое усилие – и он вынырнет из воды, а солнце, что кажется сейчас размытым и бледным, ворвется в его жизнь и ослепит. Сначала ослепит, а только потом согреет, сначала ослепит, а только после – поразит красотой. Понимаешь меня, Мелани? Это страшно. Поэтому он все еще ждет. Но это чудо, от которого нельзя отказаться, поэтому я верю в Мартина, я не сомневаюсь в нем ни на секунду.

– Я понимаю, я все понимаю. Все так, дедушка, все именно так.

………

– Не пойму, что не так с этой штуковиной, – водитель Рон возился с насосом, подающим воду в фонтан. – Лето на дворе, жара. Наша Мелани меня спрашивает: «Дядя Рон, отчего не почините наш фонтан?» А я знаю? Он отродясь не работал… Но подождите, я с ним разберусь…

– Ты хорошее дело затеял, Ронни, – медсестра Мэри ободряюще похлопала его по плечу. – Будет нам радость в жаркие дни. А как красиво он будет играть на солнце, ты только подумай!

– Скоро, скоро, – отрывисто отвечал Ронни, не готовый тратить свое время и силы на разговоры. Он углубился в работу в полной уверенности, что скоро доведет дело до конца.

– Пять лет этот фонтан не работал, разве что чудо сотворится, а то торчать там тебе, милый мой, до зимы, – пробормотала Мэри, направляясь к лечебному корпусу.

Мартин по-прежнему лежал неподвижно на своей, хоть и оснащенной по последнему слову медицинской техники, но все же койке. Мэри привычно прошла через палату, занесла утренние данные в историю болезни и раскрыла плотные шторы, впустив в палату солнечные лучи.

– Пусть немного погреется на солнце, бедный мальчик, – приговаривала она, протирая пол влажной шваброй. – А то ведь совсем бледный лежит, как будто неживой.

Полоска света легла Мартину на лицо.

– Солнце – это ведь тоже лекарство. От солнца и растения оживают, – бормотала Мэри и взялась было поливать цветы на подоконнике, но замерла с лейкой в руке. С резким звуком столб воды прочертил небо и рассыпался брызгами, играющими солнечными бликами. Поток ослаб, но тут же ударил с новой силой, и вот уже несколько струй старого фонтана играли на солнце.

– Неужто получилось? Вот это чудо! – Мэри восторженно смотрела в окно.

В это время Мартин согнул руку в локте и поднес кисть к глазам, закрыв их от слепящего света. Он увидел блестящий механизм – каждый палец – техническое чудо, обвел глазами комнату: белый потолок, стены, яркие зеленые пятна слева – это цветы. Он повернул голову и увидел, что за окном, переливаясь и играя на солнце, ослепительно блестели водяные струи старого фонтана.

– Как… Красиво… – прошептал Мартин и закрыл глаза, обессиленный первыми впечатлениями новой, еще одной своей жизни.

Он не видел, как Мэри подбежала к нему, не веря своим ушам и глазам. Не слышал, как она звала профессора, захлебываясь, пересказывала ему:

– Поднял руку, видела своими глазами! Поднял руку, посмотрел в окно, прошептал что-то и снова уснул! Профессор, я работаю в клинике вот уже тридцать лет, мне ли не быть уверенной!

Он не видел счастливых слез дедушки. Не видел, как Мелани закрыла лицо руками и залилась смехом, таким счастливым, таким безудержным, что суровый старик Рон улыбнулся, услышав его из окна.

Пять лет стали ступенью к новым годам труда, к морю усилий и боли. Но ничто не могло сравниться со счастьем от преодоления этой маленькой ступени.

Когда ты впервые за пять лет поднимаешься, поворачиваешь голову, открываешь глаза – это боль. Солнце слепит, сами собой катятся слезы. Когда ты двигаешь руками – заново учишься управлять совершенно чужими тебе железками, которые должны стать твоими ловкими помощниками, а пока только рушат аппаратуру, отказываются подниматься или опускаться, – это боль, боль, боль в суставах, мышцах, во всем полуживом-полумеханическом теле. Когда ты впервые с усилием садишься на кровати – это счастье. Это победа и праздник. Но счастье – это секунда. Мартин теперь понимал это. Счастье – это секунда, ради которой нужно работать и чувствовать боль. Через секунду, ощущая слабую улыбку на губах, ты уже падаешь на пол, снова потеряв контроль над своими неловкими конечностями. Падаешь, ощущая новую боль. Боль во всем теле, боль, доходящую до самого центра мозга, будто бы прогрызающую себе дорогу, вьющую гнездо где-то там, внутри несчастной головы.

Мартин научился договариваться с ней, научился задабривать свою боль. Они почти стали друзьями. Ведь когда проводишь с кем-то бок о бок практически все время, нужно находить какие-то компромиссы. Он убаюкивал ее, ложась спать. И просил: «Тише-тише-тише», когда медленно шел на онемевших ногах, опираясь о стену и бессильно сползая на пол. «Тише-тише-тише» – он знал, что боли не миновать, просто мысленно просил ее не свирепствовать над ним, побежденным. И когда он признавал себя побежденным, боль слегка утихала, видно, почувствовав свою и без того беспредельную власть. Но с новой силой она взвивалась, когда он, уже было упавший и замерший на полу, поворачивался на живот и начинал ползти, сжав свои наполовину металлические челюсти, не замечая, как из левого глаза текут и текут злые слезы. Боль будто бы боялась проиграть. А Мартин будто бы знал, что когда-нибудь она действительно проиграет. И поэтому позволял себе это унизительное попрошайничество: «Тише-тише-тише», потому что за всеми падениями, ударами, судорогами и сдавленными криками лежала его, Мартина, победа над самим собой, над болью, над смертью.

Мартин ждал этой победы как резкого удара, как вспышки света, как оглушительного рева болельщиков, разрывающего тишину. Но она не была такой. Победа рассыпалась, как брызги фонтана, а он собирал ее по частям и все никак не мог собрать. Он почувствовал, что частица победного ликования у него в кармане, когда впервые, пошатываясь на слабых ногах, секунду простоял без чьей-либо помощи, а затем мешком повалился на пол, разбив губу. Еще кусочек победы он зажал в кулаке, когда, балансируя руками, прошел от койки к окну и, обернувшись, увидел зеленые искорки в глазах смеющейся Мелани. Когда под ободряющие крики деда прошел по еле ползущей ленте беговой дорожки свои первые пятьсот метров и упал без сил, еле дыша и обливаясь потом. Когда с испариной на лбу вывел кривую букву М в детском альбоме для рисования, зажав в руке огромную ручку для начинающих восстановление координации.

Иногда он забывал, что по частям он собирает свою победу, что его счастливая жизнь началась. Что сейчас, в эту самую минуту он должен быть благодарен судьбе за невероятную боль, потому что мог бы не чувствовать ничего и лежать неподвижно, быть мертвым. И тогда боль совсем забирала его, поражая не только тело, но и охватывая отчаянием его разум.

Так случилось, когда он, в очередной раз пытаясь подняться с пола после изнурительной тренировки, обернулся и случайно увидел в зеркале свое отражение: наполовину человек – наполовину робот, с лоснящейся от пота спиной, со спутанными волосами, падающими на бледное лицо.

– Ты ничтожество! – крикнул он отражению с негодованием. Ярость и отвращение захлестнули его, и он, сам не понимая, откуда берет эту нечеловеческую силу, согнул пополам и сломал металлическую раму для ходьбы. Он запустил обломками в зеркало, желая уничтожить это подобие человека, это проявление слабости там, где должна царить сила, желая уничтожить самого себя…

Он швырнул тяжелые обломки и застыл на полу, усыпанный осколками стекла. Тогда ему казалось, что сил не осталось совсем, что он не встанет никогда и умрет здесь, на полу, а из осколков зеркала ему будет ухмыляться неповерженная боль, непобежденная слабость. Его вывел из оцепенения голос, такой домашний, будто бы совсем не встревоженный, а скорее строгий, очень родной.

– Ну и что ты тут делаешь? – Мелани мягко прикоснулась к его плечу.

– Я больше не могу, Мел, – он умоляюще посмотрел ей в глаза, будто прося разрешения сдаться. – Посмотри на меня…

– А ты посмотри на меня. Нет, не отворачивайся, посмотри мне в лицо, – она удержала его подбородок и заставила снова поднять глаза. – Смотри и слушай внимательно. Ты, Мартин Стоун, даже и не думай себя жалеть. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. И я верю в тебя. Слышишь? Ты справишься с чем угодно, потому что тебя так сильно любят, что мне даже страшно думать о том, что так бывает. Понимаешь меня, ты понимаешь? – она слегка тряхнула его за плечо.

Мелани говорила строго, даже немного грубовато. И Мартин с удивлением открывал в ней новые стороны, новую, раньше не знакомую ему решимость, силу, страсть.

– Страшно подумать, как сильно тебя любят, Мартин Стоун. Так что перестань себя жалеть и улыбнись мне сию же минуту! – Мелани продолжала пристально и строго смотреть ему в глаза. – Улыбнись, а не то я так тебе всыплю, что мало не покажется!

Мартин представил себе, как хрупкая рыжеволосая Мелани решительно колотит его бездыханное тело своими маленькими кулачками, и усмехнулся. Мелани прыснула в ответ. И через минуту они оба уже покатывались со смеху, останавливались и, едва переведя дух, заливались смехом снова.

Этот безудержный смех, смех, соединившийся с болью, Мартин потом вспоминал как один из самых крупных осколков своей победы. Этот осколок он всегда считал наполовину принадлежащим Мелани.

…Тренировки чередовались с новыми операциями. Тело Мартина обтянули тончайшим слоем силикона со встроенными микрочипами. Он испуганно отдернул руку, впервые за пять лет ощутив возможность осязания. Он все не мог успокоиться и гладил свое лицо, аккуратно проводил пальцами по изрезанному морщинами лбу деда, по удивительно мягкой щеке Мелани, трогал гладкие листья деревьев, нагретую солнцем кирпичную кладку стены, грациозно изогнувшуюся спину соседской кошки и не смог сдержать смеха, когда та лизнула его пальцы своим шершавым языком. Новая кожа казалась совсем настоящей, и Мартин начал выходить за пределы клиники.

Поначалу ему казалось, что все прохожие смотрят только на него, его неуклюжую хромую походку, на его бледное лицо, на его нестройную мимику. Пройдясь вдоль больничного забора в третий, четвертый, пятый раз, он понял, что никому до него нет никакого дела, он сам придумал себе косые взгляды и кривые усмешки. И ему даже стало немного обидно, что никого не интересует человек, заново научившийся ходить.

– Ну ты посмотри на них, идут себе по своим делам, а я тут практически цирковое представление показываю! – шутливо восклицал он, когда Мелани сопровождала его во время очередной прогулки.

– И вправду! – она с готовностью поддержала шутку. – Но, слава Богу, хотя бы один постоянный почитатель у тебя есть. Давай-ка возвращаться домой. Или вернее сказать: бис!

…Шутя, отвлекая себя от боли, он отвлекал себя и от воспоминаний. Но рано или поздно они должны были догнать и ударить больнее любых несросшихся костей, любых растянутых связок. Он знал это и внутренне готовился к этому удару, не желая, чтобы он стал ударом из-за угла, ударом, перехватывающим дыхание.

……….

Но, видимо, к некоторым ударам невозможно быть готовым. Он стоял, опираясь на трость, и локтем чувствовал дедов локоть. Перед глазами прыгали и расплывались лица родителей, выгравированные на внушительной могильной плите. «Кристофер и Элен Стоун. Любящие и любимые», а дальше годы жизни, после несложных вычислений открывающие невыносимо короткие временные отрезки. Мартин уже отчаялся удержать слезы, и они катились из левого глаза, горячие и странным образом облегчающие дыхание, срывались с острой скулы и высыхали под порывами ветра. Он повернул голову и увидел лицо дедушки, его милого старика. Каким слабым он казался сейчас! Горе прибило его к земле, навело тень на лицо. Его вечно живые, любопытные, по-детски ясные глаза сейчас показались Мартину выцветшими. Он поспешил стереть свои слезы и крепко сжал дедушкино плечо, как будто его внутренняя сила могла передаться через это грубоватое мужское прикосновение.

– За что их убили, дедушка? Это ведь никакой не несчастный случай, это понятно даже чудаку, проспавшему пять лет.

Профессор попробовал улыбнуться, но не смог. Он бессильно пожал плечами:

– Неизвестно. Твой отец был в тот момент на высоте. Многие сильные люди входили в его круг. Иногда, чтобы договориться с такими людьми, необходимо договариваться с собственной совестью, а твой отец не любил и не умел этого делать. Дело сдали в архив, мой мальчик, за неимением улик.

– С одной стороны я понимаю, но с другой – отказываюсь понимать. Папа, мама, еще десяток друзей нашей семьи… Дедушка, у отца были враги? Ведь это целенаправленное уничтожение. Такое нельзя совершить просто так, между делом.

– Не знаю, мой мальчик, не знаю. Он не говорил со мной о таких вещах, он не считал нужным отвлекаться на глупых, жестоких людей. С ним мы много говорили о будущем клиники, о его работе, о его идеях… Он был очень талантлив, знай это.

– Знаю… – Мартин вздохнул, будто решившись признаться в слабости. – Я очень скучаю, все еще невыносимо скучаю по ним, дедушка.

– Я тоже, Мартин, я тоже. Но мы должны продолжать жить! Я знаю, иногда это кажется невозможным, но это необходимо. Когда твоя бабушка умерла, умерла нелепо, слишком рано – от руки уличного грабителя, нам с Крисом казалось, что жизнь кончилась. Но потом мы поняли, что мы есть друг у друга. Я осознал, какое это счастье – растить чудесного сына. А как я гордился им! Он всегда был ужасно самостоятельным, с детства мечтал стать врачом. Я все пытался приобщить его к научной работе, но он отказывался. Он был мечтателем, мой мальчик. Он говорил, что хочет сделать этот мир немного лучше, и, оставаясь хирургом, он видел эти изменения после каждой удачной операции. Что ж… Он был гениальным врачом. Они с твоей мамой были чудесными… Чудесными… Ну, что это я, ты все знаешь и так.

Они медленно покидали кладбище: старик с белоснежной шевелюрой и яркими голубыми глазами медленно шел рядом с прихрамывающим юношей, чье тонкое лицо чуть кривилось то ли от боли, то ли от горечи. За их спинами от тени внушительного надгробья отделился человек в темной куртке и бейсболке с низко опущенным на лоб козырьком.

– Старик и калека. Удачно, – проговорил он себе под нос, глядя в спины впереди идущих. Он прикинул расстояние до машины, что дожидалась его недалеко от входа, еще раз оценивающе посмотрел на фигуры профессора и Мартина, сплюнул себе под ноги и ускорил шаг. Быстро поравнявшись с профессором, он резко рванул из его расслабленной руки портфель.

Профессор вскрикнул от неожиданности и на секунду встретился взглядом с грабителем – мелькнуло ожесточенное, грубое лицо, мутные, будто рыбьи, глаза. В памяти профессора вспыхнула страшная ночь, насквозь промоченная дождем, пропахшая дымом и кровью, пропитанная горем. Тогда это лицо так же стремительно мелькнуло перед его глазами, и он остался стоять, чувствуя неловкую легкость в руке, еще недавно оттянутую ношей подарка. Робот для внука. Подарок для внука. Как странно снова наткнуться на этого человека спустя почти семь лет, когда робот перестал быть игрушкой для его внука, а обратился в неотъемлемую часть его жизни в буквальном понимании: Мартин теперь сам наполовину робот…

Мысли пронеслись в сознании профессора, он даже не успел испугаться, скорее удивление застыло на его лице. Грабитель по инерции отвел руку с портфелем назад и качнулся вперед, собираясь бежать к своему напарнику, но вдруг резкая боль пронзила его руку. Он закричал, обожженный неожиданной и непрекращающейся болью, и увидел перед собой широко раскрытые и будто остекленевшие глаза молодого человека.

Эти секунды растянулись для Мартина в бесконечность, все движения казались до невозможности плавными и тягучими, а в голове воцарилась глухая тишина. Будто бы он вдруг оказался под водой. Не отдавая себе отчета, он резко схватил парня в бейсболке за руку, еще даже не осознав, но почувствовав, что это нужно сделать. А затем, увидев его испуганное и ожесточившееся лицо, ощутил, как по телу, от головы и дальше, по рукам и ногам, растеклась ярость. Он сжал руку грабителя, и портфель упал на землю, под пальцами Мартина что-то хрустнуло. Он перехватил руку иначе и с силой швырнул мужчину на землю. Он заранее знал, как именно тот упадет, знал, какие именно кости потенциально могут быть сломанными. Это в памяти возрождались заученные когда-то навыки боевых искусств. Он прижал грабителя ногой к земле, тот уже еле дышал, распластавшись в пыли, а Мартин все давил и давил ногой ему на грудь, сладостно предвосхищая, как через пару мгновений захрустят кости в области солнечного сплетения и этот отвратительный человек перестанет жить. Он вовремя опомнился и убрал ногу, ощутив, что сдавленные крики грабителя заменились молчанием – бедолага уже потерял сознание.

Мартин еще смотрел на безжизненно обмякшее тело у своих ног, когда к нему подскочил второй парень с судорожно зажатой в руках битой. Он увидел, что его напарник упал, и решил, что лучше этого неудачника справится с калекой и стариком. У него под сиденьем машины была припасена укороченная бита, уже давно заботливо утяжеленная вкрученными в нее шурупами. Он разбил этой малышкой не одну голову и сейчас не сомневался в своем превосходстве.

– Эй, клоун, полегче! – Он замахнулся было, но бита скользнула по воздуху, не задев этого бледного парня.

Мартин видел, как бита медленно движется ему навстречу, как меняется напряженное лицо нападающего. Он неспешно отклонился, пропуская биту, и, сделав хороший размах, резко ударил парня кулаком в грудь. Он почувствовал, как она подалась под его рукой, как будто была сделана из сухих веток…

Грабителя с битой согнуло и отбросило назад к машине. Оставив спиной глубокую вмятину, он застрял в погнувшемся корпусе машины. Боковые стекла разлетелись на мелкие осколки, засыпав газон и сиденье в салоне машины. Стоная, парень пытался высвободиться, похоже, так и не осознав, что произошло.

Наваждение Мартина прошло, и он с недоумением смотрел на свои руки, на грабителей, на встревоженное лицо профессора.

– Что? Что это было? Как это у меня получилось? – он посмотрел на дедушку, будто оправдываясь и ища поддержки.

– Когда после взрыва я впервые увидел тебя в больнице, всего израненного и изломанного, я понял, что судьба коварна. Она дважды посмеялась надо мной, наказав за самонадеянность и наивность. Десять лет назад я написал статью, которая позже была опубликована в медицинском журнале. Статья называлась «Киборг – человек нового времени».

– Да, я помню ее, – Мартин качнул головой, еще не до конца понимая, к чему ведет дедушка.

– Случилось так, что первый киборг в мире – это ты, Мартин. Я должен был изменить твое тело, сделать его более выносливым, сильным, способным к регенерации и быстрому восстановлению. Я должен был сделать это, чтобы спасти тебя. Речь шла не об экспериментах или научном интересе, речь шла о твоей жизни. Теперь ты не только можешь вести полноценную жизнь, но и развивать возможности организма, которые я заложил в тебя за эти годы. Многие возможности трудно научиться контролировать, но ты должен преодолеть себя, тогда труд будет вознагражден, и ты станешь хозяином своей жизни.

Профессор окинул взглядом грабителей, отправленных в нокаут за какие-то доли секунды.

– О, это огромные возможности, мой мальчик. Огромные…

Мартин с испугом приблизил свои руки к глазам. Они выглядели по-прежнему – те же белые костяшки, те же ладони, почти лишенные естественных линий, линий судьбы – на новой искусственной коже они не отпечатались. В этих руках заключалась невероятная сила, которую ему придется контролировать…

– Мне немного страшно… – доверительно прошептал Мартин.

– Бояться не надо, мой мальчик, – профессор ободряюще потрепал его по плечу. – Пройдет совсем немного времени, и вживление новых органов, протезы, неотличимые от натуральных конечностей, микрочипы и другие механизмы в человеческом теле станут обычным делом. Человек станет более сильным, более здоровым. Он будет лучше и дольше жить. Представляешь это, Мартин? – Профессор поднял глаза к небу. Он уже видел мир будущего, где не было больных и несчастных, где людям жилось немного лучше.

– Да ты у меня настоящий мечтатель, – улыбнулся Мартин, обняв деда своей механической рукой.

………

…Мартин ощущал себя как человек, долго проспавший в неудобной позе и проснувшийся с ломотой во всем теле. Сперва, проклиная все на свете, он не может встать и падает, наступив на онемевшую ногу. Но вот кровь снова начинает циркулировать в затекшем теле, к рукам возвращается гибкость, ноги снова готовы к ходьбе и бегу. Еще минуту назад встать с кровати, подойти к умывальнику, завязать шнурки казалось невероятно сложным, а теперь стало незаметным, вновь неоцененным.

Какие-то шесть месяцев назад попытка встать на ноги вызывала во всем его теле нечеловеческую боль. А сейчас? Неужели он вознагражден за свои муки? Неужели есть высшая справедливость, некое равновесие испытаний и вознаграждений, которые выпадают на долю человека? Так или иначе, Мартин наслаждался своим телом. Механические протезы, еще недавно казавшиеся ему уродливой заменой человеческих рук и ног, обрели в его глазах красоту и грацию. Его поражало, насколько легко эти совсем недавно неповоротливые железяки теперь отвечали на его внутренние сигналы. Теперь он не заставлял себя сделать еще один шаг, напрягая не только тело, но и сознание, его механическое тело научилось предугадывать его желания. Будто бы в окрепших мышцах и привыкших к послушанию руках и ногах проснулись рефлексы, и тело раньше, чем мозг Мартина, знало, когда нужно сделать шаг пошире и переступить через камень, когда увернуться от брошенного соседскими мальчишками бейсбольного мяча, когда подставить руку, чтобы поймать летящую на пол тарелку, соскользнувшую со стола.

Энергия разливалась в его теле, и он ощущал потребность в энергичных движениях. Ему невыносимо хотелось бежать наперегонки с ветром, перепрыгивать через бездонные пропасти, плыть, разрезая волны резкими движениями рук.

Выйдя на легкую пробежку вместе с Мелани, он забылся, ощущая, как напрягаются мышцы ног, как ветер начинает свистеть в ушах, как хоровод деревьев по сторонам превращается в единую зеленую стену. Ему казалось, что он летит. Он смог остановиться только через пару минут, но и их хватило, чтобы оставить Мелани далеко позади, изумленно вглядывающуюся вдаль, приставив к глазам ладонь.

– Это было как в кино! – удивленно повторяла она. – Ты бежал с невероятной скоростью, я не шучу. Ты бежал не как человек, понимаешь, Мартин?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации