Текст книги "Сверстники"

Хитрость Пенни блестяще оправдала себя: на земле валялась дюжина серых тел. Шёл спор. Лем хотел отвязать собак и пустить их вдогон уцелевшим волкам. Бык и Пенни были против.

– Лем, ты же знаешь: у нас нет собак, которые могли бы догнать эти летучие молнии, – сказал Пенни. – Они не заберутся на дерево, как дикие кошки, они не остановятся защищаться, как медведи. Они будут бежать и бежать.

– Он прав, – сказал Бык.

Пенни с взволнованным видом повернулся.

– Посмотрите-ка, что сделали медвежата. Они влезли на деревья. Давайте-ка попробуем взять их живьём, а? Ведь на восточном побережье за живых зверей дают приличные цены, не так ли?

– Говорят, что так.

Пенни вскочил в седло, Джоди устроился за его спиной.

– Потихоньку, ребята, в таком деле чем спокойней, тем лучше.

Три медвежонка весеннего помета, вероятно давно уже отставшие от матерей и успевшие забыть всякую дисциплину, даже не пытались искать спасения на деревьях. Они сидели на задних лапах и ревели, как малые дети. Пенни связал всех троих и закрепил свободный конец верёвки на толстой сосне. Несколько медвежат забрались на молодые деревца. Стряхнуть их и также связать было легче лёгкого. Ещё двое медвежат залезли на дерево повыше. Джоди, как самый лёгкий и ловкий из всех, полез за ними. Они карабкались от него всё выше и выше, затем перешли на сук. Он осторожно пополз по суку. Трясти сук и при этом не свалиться самому была щекотливая задача. Сук издал лёгкий треск. Пенни велел подождать. Он срезал дубовую ветку, очистил её от листьев и подал наверх. Джоди сполз вниз по стволу, взял ветку, вернулся обратно и стал тыкать веткой в медвежат. Они сидели на суку крепко, словно приросли к нему, но в конце концов оторвались и упали. Джоди слез с дерева.

Медведицы и олень исчезли при первом же выстреле. Два годовалых медвежонка так упорно защищались, что их невозможно было взять живьём. Они были гладкие и пухленькие, и, поскольку оба дома нуждались в свежатине, их пристрелили на мясо. Всего было взято десять медвежат.

Джоди подошёл и заговорил с ними. Они подняли свои острые мордочки, принюхиваясь, и встали на дыбки.

– Ну что, рады небось, что остались в живых?

Он придвинулся поближе и осторожно потянулся погладить одного из медвежат. Тот скребанул его острыми когтями по рукаву. Джоди отскочил.

– Ты не поглядел хорошенько на его глаза, – сказал Пенни, – и выбрал злого. Я ведь говорил тебе, из двух медвежат-близнецов один ласковый, другой злой. Вот попробуй найти такого, с ласковыми глазами.

– Нет уж, не хочу. Ну их.

Форрестеры рассмеялись. Было решено, что Бык и Мельничное Колесо останутся присматривать за медвежатами на случай, если бы им вздумалось перегрызть путы и вырваться на волю; путами служили самые разнообразные предметы, начиная от верёвки Пенни и кончая кожаными шнурками с башмаков Быка. Остальные поедут домой и вернутся с повозкой, чтобы забрать медвежат.

– Теперь осталось договориться о том, куда их везти, – сказал Пенни, – тогда мы с Джоди тоже могли бы отправиться домой. Мне надо обделать по пути одно охотничье дельце.

– Уж не собираешься ли ты подстрелить того оленя? – подозрительно спросил Лем.

– Коли тебе так уж хочется знать, я собираюсь пройти к Можжевеловому Ключу и подстрелить там аллигатора. Мне нужно сало для смазывания башмаков, а хвост я бы прокоптил на корм собакам. Ты доволен?

Лем не ответил. Пенни повернулся к Быку:

– Ты не думаешь, что лучше всего продать медвежат в Сент-Огастине?

– Если цена будет не очень, стоило бы попробовать съездить в Джексонвилл.

– Хорошо, Джексонвилл так Джексонвилл, – сказал Пенни. – Ну, а кто поедет?

Форрестеры переглянулись.

– Из вас только один Бык умеет торговаться, не затевая ссоры, – сказал Пенни.

– Повозка без меня не уедет, – сказал Лем.

– Стало быть, Бык и Лем. Теперь вот что: вы хотите, чтобы я поехал? На сиденье помещаются только трое.

Форрестеры молчали. Наконец Мельничное Колесо сказал:

– У тебя большая доля в медвежатах, Пенни, но мне так хочется поехать. Видишь ли, мне хочется захватить с собой и продать там ещё кучу всякой всячины.

– Ну что ж, я туда вовсе не рвусь, – сказал Пенни. – Буду тебе очень обязан, Бык, ежели ты позаботишься о том, чтобы мне досталось всё, что мне причитается, и купишь для меня всё необходимое. Когда вы поедете? Завтра! Ну так вот, ежели вы завтра заглянете проездом к нам, мы с женой скажем вам, что нам надо купить.

– Я не подведу тебя, ты знаешь.

– Знаю.

Они расстались. Форрестеры направились на север, Бэкстеры на юг.

– Вот уж ни за какие коврижки не поехал бы с этими чертилами на восточное побережье, – сказал Пенни. – Теперь весь их путь будет сплошь разбитая посуда да разбитые головы.

– Ты думаешь, Бык нас не обманет?

– Бык не обманет. Из всего выводка только его и стоило выкармливать. Его да бедняжку Сенокрыла.

– Па, мне нехорошо, – сказал Джоди.

Пенни остановил Цезаря и оглянулся. Джоди побледнел.

– Ты просто переволновался, сын. Теперь всё позади, и волнение дало себя знать.

Он спешился и взял Джоди на руки. Джоди весь обмяк. Пенни усадил его под деревом.

– Сегодня ты поработал за взрослого. Отдышись чуток, а я поищу тебе что-нибудь поесть.

Он пошарил в переметных сумах, достал холодную печёную картофелину и очистил её.

– Это подкрепит тебя. А доберёмся до ключа, как следует напьешься воды.

Сперва Джоди не мог глотать. Затем ощутил вкус сладкого картофеля, сел прямо и стал есть, откусывая понемногу. Ему сразу стало лучше.

– Ты совсем такой, каким я был в детстве, – сказал Пенни. – Ты принимаешь всё близко к сердцу, и на это уходят все твои силы.

Джоди улыбнулся. Будь на месте отца кто-нибудь другой, ему было бы стыдно. Он поднялся на ноги. Пенни положил руку ему на плечо.

– Мне не хотелось хвалить тебя при людях, но ты справился с делом отлично.

Эти слова подкрепляли не меньше сладкой картошки.

– Мне теперь хорошо, па.

Они сели на лошадь и поехали дальше. Утренняя дымка истончилась, исчезла. Ноябрьский воздух был свеж и бодрящ. Солнце было как тёплая рука, обнимающая за плечи. Мерилендские дубы пламенели, карликовые дубы влажно мерцали. Над дорогой плыл аромат пурпурной дикой ванили. Через дорогу перелетали сойки. Их наряд, сплошь голубой, казался Джоди красивее, чем у славок, – голубого цвета у них было больше. Крепкий дух медвежонка, лежавшего на крупе Цезаря у него за спиной, отнюдь не неприятно мешался с запахом лошадиного пота, с густым запахом седла и дикой ванили и едва уловимым ароматом сладкого картофеля.

У него будет что рассказать Флажку, когда он вернётся домой, думалось Джоди. Самое привлекательное в разговорах с Флажком было то, что большую часть рассказа можно было представлять себе мысленно и не обязательно облекать в слова. Флажку можно было сказать: «И вот показались волки. Они крадучись подбирались к прудку», – и после этого сидеть и заново представлять себе всю охоту, и заново всё переживать, все страхи и всё блаженство. Флажок будет тыкаться в него мордочкой и глядеть на него своими кроткими прозрачными глазами, и у него будет ощущение, что его поняли.

Он вздрогнул и вернулся к действительности. Они вступили на старую испанскую тропу, ведущую через хэммок к Можжевеловому Ключу. Вода в ручье была на обычном уровне, берега густо усеяны всяким мусором, нанесённым паводковыми водами. Сам же ключ булькал из бездонной глубины, чистый и синий. Поперёк него лежало упавшее дерево. Они привязали Цезаря к магнолии и обошли ключ кругом, ища признаков, указывающих на присутствие аллигатора. Их не было. В ключе жила старая самка аллигатора, почти ручная. Каждый второй год она выращивала стаю детёнышей. Она подплывала к берегу на зов и брала мясо, которое ей кидали. Сейчас она, наверное, сидела в своей подводной норе с пометом этого года. Оттого что она была такая кроткая и жила здесь так долго, её никто не трогал.

Они спустились по берегу к ручью. Пенни предостерегающе вытянул руку назад. На противоположном берегу было видно место, где недавно валялись аллигаторы: они гладко утрамбовали грязь, ворочаясь в ней своими твёрдыми телами. Пенни присел на корточки за платаном. Джоди присел за его спиной. Ружьё Пенни было перезаряжено. Через некоторое время вода в быстро бегущем ручье взволновалась. Что-то похожее на бревно всплыло со дна и остановилось под самой поверхностью. На одном конце бревна были два нароста. Это был восьмифутовый аллигатор. Наросты были его прикрытые тяжёлыми веками глаза. Он снова погрузился, затем всплыл на поверхность весь и вылез на берег. Медленно подполз он к месту лёжки, приподнялся всем своим массивным телом на коротеньких ножках, опал, шевельнул хвостом и затих. Джоди никогда не видел, чтобы Пенни прицеливался так тщательно даже в медведя или оленя. Раздался выстрел. Длинный хвост аллигатора бешено заработал, но тело тотчас же погрузилось в грязь. Пенни бросился по берегу вверх по течению, обежал ключ и по тому берегу побежал к аллигатору. Джоди не отставал от него ни на шаг. Широкие плоские челюсти зверя механически открывались и закрывались. Пенни крепко сжал их одной рукой, а другой схватил аллигатора за переднюю лапу. Джоди взялся за другую, и они оттащили его тело на твёрдую землю. Пенни поднялся и вытер лоб рукавом.

– Такого далеко не унесёшь, – сказал он.

Они отдохнули, затем принялись вырезать мясо из хвоста. Прокопчённое, это мясо служило удобным кормом для собак на охоте. Потом Пенни вывернул шкуру и стал вырезать жир.

– Аллигаторы из тех, кто разжирел на потопе, – сказал он.

Джоди присел на корточки с ножом в руке.

– И, похоже, мокасиновые змеи, и черепахи тоже, – сказал он.

– И ещё птицы, – сказал Пенни. – Если не считать индюков, птицы не особенно пострадали.

Как удивительно, подумал Джоди. Животные, обитающие в воде, и животные, обитающие в воздухе, уцелели. Только звери, чьим домом была сама твердь земная, погибли, оказавшись в западне между чуждыми стихиями ветра и воды. Мысль эта промелькнула в его голове, словно след утренней дымки. Он вновь обратился к аллигатору.

Собаки не прельщались мясом аллигаторов, подобно тому как не по вкусу им были лягушки, лысухи или утки, которые ели рыбу и прочую водяную снедь в том же духе. Но после копчения мясо из хвостовой части, розовое, как оленина, теряло свой необычный запах и вкус, и собаки ели его за неимением лучшего. Пенни освободил переметные сумы от съестного и заполнил их мясом и жиром аллигатора. Затем поглядел на свёрток со вторым завтраком.

– Ты можешь сейчас есть, мальчуган?

– Я могу есть почти в любое время.

– Тогда съедим его, чтоб уж разделаться.

Они вымыли руки в проточной воде и пошли к ключу. Они легли плашмя на живот и основательно напились. Они открыли свёрток и разделили его на две равные части. У Пенни осталась лепёшка с боярышниковым вареньем и добрая половина пудинга из маниоки. Джоди с благодарностью принял их. Пенни посмотрел на его маленький выпяченный живот.

– Понять не могу, куда ты всё это вмещаешь. Но я рад, что могу отдать тебе лишек. В своё время, когда я был мальчишкой, нас была целая орава, и мне приходилось туже затягивать живот.

Они, довольные, лежали на спине. Джоди глядел в крону магнолии над головой. Изнанка её толстых листьев была как медь котелка, принадлежавшего бабушке его матери. Красные шишки начинали ронять семена. Джоди набрал горсть семян и от нечего делать стал сыпать их себе на грудь. Пенни лениво встал и бросил собакам объедки, затем пошёл к ключу поить Цезаря. Они уселись в седло и повернули на север, к Острову Бэкстеров.

К западу от Ключа Пресной Воды Джулия взяла след. Пенни нагнулся посмотреть.

– Совсем свежий след быка оленя, – сказал он. – Не стану ей мешать, пусть идет.

Хвост Джулии так и работал. Нос был словно приклеен к земле. Она быстро продвигалась вперёд. Вот она подняла нос от земли и побежала рысцой, определяя след верхним чутьем.

– Похоже, он только что прошёл здесь, – сказал Пенни.

След держался дороги на протяжении нескольких сот ярдов, затем свернул направо. Джулия пронзительно взвизгнула.

– Теперь он близко, – сказал Пенни. – Ручаюсь, он залёг прямо тут, в гущине.

Он въехал в чащу следом за собакой. Она взлаяла, и впереди махом встал на колени, а потом поднялся в полный рост бык оленя. Он был при полных рогах. Вместо того чтобы спасаться бегством, он сломя голову бросился на собак. Причина стала сразу ясна: позади него подняла гладкую, безрогую голову самка. Из-за наводнения олени начали спариваться поздно. Бык ухаживал за самкой и рвался в бой. Пенни медлил стрелять, как он делал всегда, сталкиваясь с чем-нибудь непонятным. Джулия и Рвун были удивлены не меньше его. Они были бесстрашны в схватке с медведем, пантерой и дикой кошкой, но тут они ожидали, что дичь побежит. Они отступили. Олень рыл землю копытом и потрясал рогами. Джулия первая смекнула, что к чему, и бросилась на него, норовя достать его глотку. Он принял её на рога и швырнул в кусты. Джоди увидел, как самка повернулась на месте и понеслась прочь. Джулия осталась невредимой и вернулась, готовая продолжать борьбу. Рвун висел у оленя на пятках. Олень атаковал опять, затем стал в оборонительной позе, опустив к земле рога. Пенни сказал:

– Эх, старина, как же мне тебя жалко, – и выстрелил.

Бык упал, подёргал с минуту ногами и затих. Джулия издала торжествующий вой.

– Ах, как мне не хотелось это делать! – сказал Пенни.

Бык был большой и красивый, отъевшийся на желудях и пальмовых ягодах. Однако его красная летняя шуба уже облезла и подёрнулась зимней сединой, стала цвета испанского мха или лишайника, что растёт на сосновых стволах с северной стороны.

– Через месяц, – сказал Пенни, – он избегался бы по зарослям, ухаживая за самками, и стал бы совсем неказистый, а его мясо волокнистым. – Он стоял, и лицо его сияло счастливой улыбкой. – Ну, разве это не наш день, сын? Разве это не наш день?

Они разделали быка.

– Навряд ли старый Цезарь может всё увезти, – сказал Пенни.

– Я пойду пешком, па. Неужто бык весит больше меня?

– По крайности, столько же. Мы лучше оба пойдём пешком.

Цезарь терпеливо нёс свою ношу. Пенни вёл его в поводу. Джоди чувствовал себя совсем бодрым, как будто день ещё только начинался. Он убежал вперёд. Собаки плелись позади. Они добрались до росчисти лишь немногим после полудня. Матушка Бэкстер не ждала их так рано. Она услышала их и вышла к калитке. Она прикрыла ладонью глаза от солнца. При виде дичи её суровое лицо просветлело.

– Я не прочь оставаться одна, ежели б вы всегда возвращались с такой добычей, – сказала она.

Джоди рассказывал взахлёб. Мать слушала вполуха, внимательно разглядывая привезенную оленину и медвежатину – хороша ли. Он оставил её и проскользнул в сарай к Флажку. Он дал ему обнюхать свои руки, рубашку, штаны.

– Так пахнет медведь, – говорил он. – Ты помчишься быстрее молнии, ежели почуешь этот запах вблизи. А вот это – волк. После наводнения волки стали хуже медведей, но нынче утром мы их, наверное, всех извели. Ну, может, осталось три-четыре, так ты от них беги. А вот ещё запах – это твои сородичи. Быть может, твой родитель, – прибавил он, поражённый и вместе с тем зачарованный этой мыслью. – От них убегать не надо. Нет, пожалуй, всё-таки надо. Отец говорит, старый бык, когда в охоте, иногда убивает оленёнка или годовалого оленя. Ты просто убегай от всех.

Флажок махал своим белым хвостиком, топал ногами и вскидывал голову.

– Не говори мне «нет». Слушай, что тебе говорят.

Он отвязал оленёнка и вывел во двор. Отец кликал его: надо было помочь ему отнести дичь на задний двор. Учуяв запах медведя, Флажок бросился прочь, но потом вернулся и стал осторожно принюхиваться издалека, вытягивая свою стройную шею. На свежевание и разделку туш ушёл весь остаток дня. Обеда матушка Бэкстер не варила. Они не были голодны, и, выждав, она приготовила обильный горячий ужин на час раньше обычного. Сперва Пенни и Джоди жадно накинулись на еду, но на середине ужина вдруг почувствовали такую усталость, что у них пропал аппетит. Джоди встал из-за стола. Солнце только начинало садиться. У Джоди ныла спина, веки слипались. Ему хотелось послушать разговор матери и отца о покупках, и ещё надо было решить, что он хочет для себя из Джексонвилла. Но глаза его закрывались сами собой. Он упал в постель и мгновенно заснул.

А Пенни и матушка Бэкстер весь вечер толковали о том, что им всего нужнее на зиму. Результатом был список, который матушка Бэкстер старательно вывела карандашом на линованной бумаге.

Кусок хорошей шерстяной ткани на охотничьи штаны Пенни и Джоди

Полкуска нарядной бумажной ткани в сине-белую клетку для миссис Бэкстер. Только в самом деле нарядной

Кусок простой бумажной ткани

Мешок кофейных зерен

Баррель муки

Топор

Мешок соли

2 фунта соды

2 бруска свинца для дроби

Крупной дроби 4 фунта

Ещё гильз для ружья Пенни

1 фунт пороху для гильз

Домотканой материи 6 ярдов

Материи для рубашек 4 ярда

Холста 6 ярдов

Башмаки для Джоди

1/2 дести бумаги

1 коробку пуговиц для штанов

1 картонку пуговиц для рубах

1 бутылку касторового масла по 50 центов

1 коробку леденцов

1 коробку пилюль от печени

1 болеутоляющее

1 пузырек настойки опия

Столько же камфоры

Лимонов

Мяты

Если хватит денег, 2 ярда ткани из шерсти альпака.

Форрестеры заглянули мимоездом утром следующего дня. Джоди выбежал встретить их, Пенни и матушка Бэкстер вышли следом за ним. На козлах, тесно в ряд, сидели Бык, Мельничное Колесо и Лем. В кузове повозки у них за спиной скандалил, тормошился и визжал клубок лоснящегося чёрного меха, пестривший мелкими сверкающими зубами, когтями и парами блестящих чёрных, бусинками, глаз. Верёвки и цепи медвежат были безнадёжно запутаны. Посередине стоял бочонок самогона. Один из медвежат, с цепью подлиннее, взобрался на него и величаво восседал над сварой. Джоди вскочил на колесо и заглянул в кузов. Перед самым его носом мелькнула когтистая горсть, и он поспешно спрыгнул на землю. В кузове творилось что-то несусветное.

– Не удивляйтесь, ежели весь Джексонвилл высыпет на улицу и пойдёт за вами, – сказал Пенни.

– Может, это набьёт цену, – сказал Мельничное Колесо.

– Я всё думаю о Сенокрыле – вот бы он обрадовался, увидевши их, – сказал Бык, обращаясь к Джоди.

Если бы Сенокрыл был жив, грустно подумал Джоди, их обоих могли бы взять в Джексонвилл. С тоской смотрел он на тесное пространство на полу под ногами мужчин. Они с Сенокрылом могли бы удобно там устроиться и повидать свет.

Бык взял список, составленный матушкой Бэкстер.

– Тут записана куча вещей, – сказал он. – Ежели нам не дадут хорошей цены и денег не хватит, что я должен выпустить?

– Всю бумажную ткань, – сказала матушка Бэкстер.

– Нет, Бык, – сказал Пенни, – бумажную ткань для матери ты купишь в любом случае. Купи, значит, бумажную ткань, топор, гильзы и свинец. И ткань для рубашек – это для Джоди.

– Сине-белую, Бык! – крикнул Джоди. – Пёструю такую, словно желтопузик!

– Ладно, ежели денег не хватит, мы остановимся и наловим ещё медвежат! – крикнул Бык.

Он ударил вожжами по спинам лошадей.

– Шерстяная ткань нужнее всего! – крикнула матушка Бэкстер.

– Останови повозку, – сказал Лем. – Я что-то вижу, а вы?

Он указал большим пальцем на оленью шкуру, растянутую на стене коптильни. Он спрыгнул с козел, отворил калитку и длинными, размашистыми шагами пошёл к коптильне. Он свернул в сторону, высматривая. Он увидел оленьи рога, повешенные на гвоздь для просушки. Он медленно подошёл к Пенни и ударил его так, что тот стукнулся о стену коптильни. Пенни побелел. Бык и Мельничное Колесо тотчас подбежали. Матушка Бэкстер повернулась и кинулась в дом за ружьём. Лем сказал:

– Будешь знать, как увёртываться и врать мне. Это называется, не пошёл за оленем!

– Я должен бы убить тебя за это, Лем, да уж больно ты дрянь, таких не убивают. Я подстрелил этого быка по чистой случайности.

– Ты врёшь.

Пенни повернулся к Быку, словно не замечая больше Лема, и сказал:

– Бык, никто не может сказать про меня, чтобы я когда-нибудь лгал. Ежели б вы все помнили об этом, вы бы не дались в обман тогда с собакой.

– Верно, – сказал Бык. – Не обращай на него внимания, Пенни.

Лем повернулся, прошёл к повозке и взобрался на козлы.

– Я страшно сожалею, Пенни, – вполголоса сказал Бык. – Он подлец или даже того хуже. Он стал такой с того самого дня, как Оливер отбил у него зазнобу. Он как одуревший олень, который не может найти себе олениху.

– Я хотел дать вам четверть туши, когда вы поедете обратно. Клянусь, Бык, это будет трудно простить.

– Я тебя не виню. Ну, а насчет своей доли в медвежатах и за покупки не беспокойся. Мы с Мельничным Колесом скрутим Лема в бараний рог в любое время, как только в этом будет нужда.

Они вернулись к повозке. Бык взял в руки вожжи и завернул лошадей. Джоди и Пенни смотрели им вслед. Матушка Бэкстер, выглядывавшая с порога, поставила ружьё. Пенни вошёл в дом и сел.

– Как ты стерпел от него такое? – спросила матушка Бэкстер.

– Когда один безрассуден, другой не должен терять головы. Я не так силён, чтобы драться с ним. Мне оставалось только взять ружьё и застрелить его. Но уж если мне суждено убить человека, на это должна быть серьёзная причина, а не просто подлость какого-то остолопа.

У него был откровенно несчастный вид.

– Как бы я хотел жить в мире и покое, – добавил он.

К удивлению Джоди, мать сказала:

– Ты поступил правильно. Не думай больше об этом.

Джоди не мог понять до конца ни мать, ни отца. Он негодовал на Лема и был разочарован тем, что отец дал ему уйти безнаказанно. Его чувства смешались. Как раз в тот момент, когда он решил быть верным не Оливеру, а Форрестерам, Лем предал его отца. В конце концов он решил про себя, что будет ненавидеть Лема, но по-прежнему любить остальных, в особенности Быка. Ненависть и дружеская приязнь доставляли одинаковое удовлетворение.