Текст книги "Последний танец Марии Стюарт"

Маргарет Джордж
Последний танец Марии Стюарт

Скотту Джорджу

1920–1989

Любимому отцу, другу и учителю

Margaret George

Mary Queen of Scotland and the Isles

Copyright © 1992 by Margaret George

© Савельев К., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Пролог

Мария Стюарт стояла на коленях перед распятием, но почему-то именно сегодня она не могла сосредоточиться на молитве. Нужные слова никак не шли, мысли путались. Прошло уже почти два месяца с того момента, когда они в последний раз виделись с Босуэллом, и почти столько же с того дня, как ее насильно увезли в Лохлевен – мощный замок на острове посреди глубокого и штормистого озера, которым владела леди Дуглас со своими многочисленными отпрысками. Кроме своего любимого сына лорда Джеймса, леди Дуглас имела семь дочерей и троих сыновей. А Линдсей и Рутвен, одни из основных виновников ее нынешнего заточения и участников заговора, которые когда-то прямо у нее на глазах так жестоко расправились с ее личным секретарем и, по сути, единственным другом Риччио, также состояли в тесном родстве с Дугласами.

Ее заключение в некотором роде являло собой надежную фамильную тюрьму, где все тюремщики были связаны узами родства и взаимной верности, поэтому в замке все время приходилось соблюдать осторожность: если не считать ее верных слуг, ее повсюду окружали враги.

Мария подошла к окну и вгляделась в даль, где поблескивала гладкая поверхность озера. Она размышляла, какой странной эта ситуация показалась бы ей всего два года назад. Она приезжала сюда раньше; они останавливались здесь с Дарнли перед свадьбой и охотились в окрестных холмах, а вечером возвращались на гребной лодке в свое убежище на острове. «Воплощенная мечта для невесты превратилась в воплощенную мечту для тюремщика», – в который раз подумала она. Теперь, когда Дарнли был мертв, а ее обвиняли в его убийстве, ей казалось невероятным, что она безумно любила этого человека и некогда всерьез рассчитывала на его поддержку, но который на поверку оказался тщеславным, трусливым, эгоистичным и вероломным. А она нуждалась в защите. Ситуация еще более усугубилась после убийства Риччио, в смерти которого был повинен Дарнли. Это обстоятельство, собственно, и вынудило ее в свое время в поисках опоры обратить внимание на графа Босуэлла. И как бы иронично это ни звучало, именно в день смерти Дарнли и начались ее настоящие злоключения, и, когда они закончатся, было неизвестно. Казалось, что, даже будучи мертвым, он продолжает плести против нее интриги и сеять в душах ее подданных сомнения. Выходя замуж за Босуэлла, Мария прекрасно сознавала, что противников их союза будет гораздо больше, чем когда два года назад она собиралась замуж за Дарнли.

Вдруг она вспомнила, как прочитала в одной из книг, что свобода может ничего не значить, если за ней тенью следуют голод и холод. Даже в этом замкнутом мире она чувствовала себя в некотором смысле в безопасности, к тому же пока у нее оставалась надежда на то, что Босуэлл что-то придумает и они снова будут вместе.

Хотя за последнее время Мария уже давно перестала чему-либо удивляться, ибо как объяснить тот факт, что она оказалась заложницей в собственной стране, решение о возвращении в которую далось ей с таким трудом! А ведь с того момента минуло всего несколько лет. Вдруг у нее возникла другая мысль: возможно, не стоило сюда приезжать. Да, в этой стране она родилась, здесь родился ее отец король Яков V… Но какие надежды она могла возлагать на это, если в памяти не возникали ни годы, проведенные здесь, ни даже люди, окружавшие ее в детстве. В ее воспоминаниях это по-прежнему было белым пятном. В этот хмурый день существовала и другая причина ее нерешительности, поскольку, набравшись смелости приехать сюда, ей пришлось собирать в памяти кусочки и обрывки легенд, которые она слышала, живя при французском дворе.

И теперь, в волнении стоя перед окном, она начинала спрашивать себя, не потерпели ли крах ее ожидания. Но когда-то она сумела побороть эти страхи. Было множество вопросов, которые требовали ответов, ведь когда-то, еще во Франции, после смерти ее первого мужа Франциска, ей казалось, что нищая, разоренная войнами Шотландия – все же единственное место, где она может заявить свои права на прошлое прежде, чем вступать в будущее. Ведь с первой минуты своей жизни она стала ставкой в дипломатической игре. Неудобным человеком, который не вписывался в окружающую обстановку и разрушал аккуратно выстроенные планы других людей.

Она родилась девочкой, в то время как ее отец жаждал иметь наследника мужского пола. Она стала принцессой, когда королевство нуждалось в принце. В ее жилах текла французская кровь, и она получила французское воспитание, что делало ее чужестранкой в королевстве, где ей предстояло править, и ненавистной для своего народа, так же, как ее мать Мария де Гиз. В стране, где, с одной стороны, властвовала Реформация, возглавляемая Джоном Ноксом, а с другой – вел свою игру ее сводный брат Джеймс. Она была единственной в мире католической королевой в протестантской стране. По своему полу, воспитанию и религии она не вписывалась в обычаи своего народа. Однако от этих трех вещей нельзя было отречься. Они составляли саму ее суть. Она пыталась компенсировать эти недостатки брачными союзами, но один оказался слишком слабым, а другой – слишком сильным. Она была миролюбивой королевой в стране, где уважали только силу.

Но как бы то ни было, она поклялась себе, что подождет еще и посмотрит, как будут развиваться события, а уже потом решит, как к ним относиться и что делать дальше. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, она решила прогуляться к причалу. Кроме того, сегодня должен был приехать Джордж Дуглас, единственный из рода Дуглас, кто относился к ней с симпатией и почти нескрываемым восхищением.

I

Мария стояла у причала, ожидая возвращения Джорджа Дугласа. Она знала, что ему приятно видеть ее здесь, облаченную в плащ с капюшоном, и это давало ей повод стоять у края воды, не вызывая опасений у стражников. Ей нравилось смотреть на воду, когда ветер нагонял рябь, или наблюдать за бегущими отражениями солнца и облаков. Теперь, когда осень вступила в свои права, озеро казалось туманным водоворотом, словно сон, исчезающий при пробуждении.

Ее стража постепенно утратила бдительность, но ей по-прежнему не разрешали самостоятельно покидать пределы замка. Марии позволяли стоять у причала лишь потому, что могли наблюдать за ней от главных ворот.

Распорядок службы был неизменным. Солдаты – гарнизон на острове насчитывал около шестидесяти человек – охраняли стены и единственные ворота. Они оставляли свои посты только во время короткого перерыва на ужин, когда все собирались в главном зале. Тогда ворота запирали, а ключи клали рядом с тарелкой сэра Уильяма до окончания ужина. Таким образом, они всегда оставались на виду.

Мария со своими слугами по-прежнему располагалась в квадратной башне, и две женщины из семьи Дуглас спали вместе с ними. Насколько они знали, Мария не отправляла и не получала письма, и единственным источником новостей для нее было то, что они ей рассказывали с разрешения лорда Джеймса. На самом деле молодой Джордж, возмущенный таким обращением с ней, выполнял роль ее связного с внешним миром. Из соображений безопасности она писала очень редко, но он держал ее в курсе событий, происходивших в Эдинбурге и других местах.

Милый Джордж! Иногда она думала, что это дар судьбы, поскольку не могла найти другого объяснения. Он был таким человеком, каким она раньше представляла Дарнли: храбрым, честным и невинным. Теперь он служил ей единственным утешением, сообщал последние новости, относился к ней как к женщине, достойной любви и уважения, когда весь остальной мир называл ее шлюхой и убийцей и заочно осуждал ее.

Мария пыталась нащупать тонкую грань между признательностью за поддержку Джорджа и поощрением его чувств. Теперь она знала гораздо больше, чем раньше; Босуэлл научил ее понимать собственные желания, и в этой новой жизни оказалось трудно скрывать их. Она больше не была девственницей, беззаботно танцевавшей с Шателяром, а потом удивлявшейся его бурной реакции, легкомысленной королевой, которой нравилось прикасаться к людям и шепотом делиться с ними своими секретами, беспечной госпожой, допоздна засиживающейся в обществе Риччио и не видевшей в этом ничего необычного. Тогда ее тело казалось безобидной вещью, на которую можно было не обращать внимания; теперь оно выглядело самостоятельным и опасным существом, способным говорить на своем языке без ее ведома и разрешения. Возможно, оно делало это с самого начала, и другие откликались на его зов, хотя Мария оставалась глуха к самой себе.

По ночам она часто лежала без сна, переживая моменты, когда она нежилась в объятиях Босуэлла, и пытаясь вспомнить каждую подробность. Она негодовала на себя, когда ее мысли путались, а образы оставались смутными. В снах он иногда приходил к ней, и там она с удивительной ясностью переживала все, что происходило между ними. Она просыпалась вся в поту, с сильно бьющимся сердцем и долго сидела, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. Потом она слышала храп женщин в соседней спальне, плеск воды у стен замка и тихо плакала от разочарования.

По мере того как силы возвращались к ней, образ Босуэлла становился все более четким, а не растворялся в тумане прошлого, как надеялись ее враги. Она никогда не упоминала о нем в разговорах с ними, отчасти потому, что не хотела осквернять его имя, а отчасти для того, чтобы ввести их в заблуждение. Если они будут думать, что она забыла о нем, то, возможно, не станут так настойчиво преследовать его.

Но где он? Мария ничего не слышала о нем с тех пор, как лорд Джеймс сообщил ей об эскадре, которую он отправил, чтобы захватить Босуэлла на Оркнейских островах. Где же он, где?

Какое-то время в ее снах он брал приступом замок, освобождал ее и увозил прочь. Но уже довольно давно она поняла, что должна сама как-то устроить свой побег, а потом найти его. Джордж Дуглас был единственной смутной надеждой на спасение. Однако она заботилась о его безопасности и не хотела навлекать неприятности на его голову. Члены его семьи уже пристально наблюдали за ним после того, как получили предупреждение от лорда Джеймса.

Приближалась лодка, Мария видела, как она покачивается на воде. Джордж возвращался из Эдинбурга, куда он отправился по требованию отца, чтобы посоветоваться со своим могущественным старшим братом, который теперь стал регентом Шотландии. Она надеялась, что он пробудет там достаточно долго, ибо должен был встретиться с английским или французским послом.

Лодка подошла к причалу, и Мария стала терпеливо дожидаться возможности обменяться приветствиями с Джорджем. Солдаты наблюдали за ней и могли заметить их дружеское отношение друг к другу. Поэтому он просто кивнул ей, когда проходил мимо, и прошептал: «Возле дуба». Как послушный сын, он доложит о визите своим родителям, поест вместе с ними, выпьет вина и только потом встретится с ней. Дуб был огромным деревом, растущим за стеной неподалеку от круглой башни. Солдаты почти не смотрели туда, потому что рядом не было лодочного причала.

В сумерках Джордж подошел к воротам вместе с Марией, небрежно бросил стражнику: «Все в порядке, Джо», – и вышел наружу. Они медленно пошли вокруг замка, держась близко к стене: вода начиналась в десяти футах от них, – и приблизились к большому валуну у подножия дуба. Сидя на валуне, они находились под укрытием мощных ветвей, покрытых желтеющими листьями, которые уже начинали опадать.

– Рассказывайте, Джордж! – попросила она. – Лорд Джеймс здоров?

«На самом деле я не желаю ему здоровья, – подумала она, – но, в конце концов, они с Джорджем братья».

Он широко улыбнулся:

– Да, вполне. Он стал очень бодрым и энергичным после того, как занял пост регента.

– Он давно стремился к этому, – сказала она прежде, чем успела остановиться. – Несомненно, он уже много раз представлял себя в этой роли.

– По правде говоря, все тихо. Город приходит в себя и возвращается к нормальной жизни, как и лорды Конгрегации. Я слышал, в декабре они собираются созвать парламент и объявить о своих планах. Но пока что никто не шевелится; даже Нокс помалкивает, что необычно для него.

– Он устал разжигать страсти, чтобы добиться моего смещения с трона. Даже клеветникам время от времени нужен отдых. – Она посмотрела на чистый юношеский профиль Джорджа, пока он глядел на озеро, прищурив глаза. О, почему Дарнли только внешне походил на него? – Но что с моим сыном? Что с Джеймсом?

– Он по-прежнему в Стирлинге; говорят, он здоров и даже начал ходить.

– Бедный ребенок! – промолвила она. – Остается лишь гадать, каким словам они учат его. – «Возможно, такие слова, как мать, убийца и распутница находились в верхней части списка, над уткой, стулом и сыром. Ах, если бы только…» Она заставила себя отвлечься от мыслей о сыне. – Иностранные монархи признали его королем?

Джордж покачал головой:

– Королева Елизавета отказывается это делать, к немалой досаде Джейми. – Он пользовался семейным уменьшительным прозвищем для сурового регента.

Мария злорадно рассмеялась:

– Конечно, он не рассчитывал на это!

– Да, и она стоит на своем. Французы мямлят и колеблются, но напрямую не отказывают ему, как делает английская королева. Что за мужественная женщина!

– О да.

«Мужественная, но вместе с тем и непредсказуемая. Она всегда поддерживала лордов, однако теперь отказывается признать их власть», – подумала Мария, вспоминая о кольце Елизаветы, и пожалела, что рассталась с ним. Оно находилось в Эдинбурге, где она оставила свои драгоценности во время бегства.

– Как вы думаете, что бы она сделала, если бы мне удалось бежать отсюда? – небрежным тоном спросила она. «И что бы ты сделал в ответ на такое предложение?» Она затаила дыхание, ожидая ответа.

– Думаю, она бы помогла вам вернуться на трон, – сказал Джордж. Он так напряженно смотрел на нее, что она не могла отвести взгляд. – Но сначала, разумеется, вам нужно освободиться, а это будет нелегко. Вам нужен человек, которому вы могли бы доверять.

Момент настал. Если она ошибается, то все закончится. Но если она права, то пора раскрыть карты.

– Мне кажется, я знаю такого человека, – тихо произнесла она. – Разве нет?

Джордж помедлил, словно собираясь с духом.

– Да, – наконец ответил он. – Я сделаю, что смогу. – Внезапно он сжал руку Марии, словно пытаясь предупредить ее. – Но я единственный, кто может что-то сделать, и за мной постоянно следят. Кроме того, я не боец. Я не Босуэлл…

– Есть только один Босуэлл, – перебила она, и смысл ее слов был совершенно ясным. Она испытала такое облегчение и восторг от того, что Джордж встал на ее сторону, что не удержалась от следующего вопроса, хотя и понимала, как это опасно: – Есть ли какие-то вести о нем?

– Да. – Единственное слово повисло в воздухе. Марии вдруг показалось, что плеск воды стал нестерпимо громким. Ужасный, леденящий страх охватил ее.

– Какие вести?

– Ему удалось ускользнуть от Киркалди из Грэнджа и солдат Джейми. Был долгий морской бой, и, когда казалось, что он уже обречен, разразилась настоящая буря. Теперь говорят, что это доказательство его чародейства, что он призвал на помощь темные силы.

– Они на самом деле верят в это?

– Они боятся его, поэтому утешаются рассказами о его колдовских чарах.

– Значит, ему удалось спастись? – Это было все, что имело для нее значение.

– На какое-то время.

– Что вы имеете в виду?

– Его отнесло к берегам Норвегии, где он благополучно высадился, но там у него начались трудности с местными властями. Его арестовали и увезли в Копенгаген.

– Ох! – воскликнула она. – Когда? Почему?

– Не знаю почему, но это случилось в последний день сентября. Теперь, когда лорд Джеймс знает, где находится Босуэлл, он пытается добиться его выдачи или казни в Дании. Надо отдать должное королю Фредерику – он отказался удовлетворить оба требования. Но король продолжает держать его под стражей. Полагаю, он хочет получить некий выкуп за Босуэлла.

Мария подавила крик, прижав руку ко рту.

– О Боже! Если бы только у меня что-то осталось. Но они все забрали – мои драгоценности, посуду и даже одежду! – Нужно было что-то придумать. – Как вы думаете, если я обращусь к королю, вы сможете передать ему письмо от меня?

– Такое письмо нельзя скрыть, мадам. Король Фредерик объявит об этом, а потом они узнают, кто передал письмо, и отошлют меня с острова.

Мария ощутила надвигающийся приступ паники:

– Но я должна помочь ему!

– Вы никак не можете этого сделать, – грустно ответил Джордж.

– Неужели никто не в силах помочь ему?! – воскликнула она. – Ни один добрый человек, которого я могла бы отблагодарить?

– Только королева Англии или Франции могли бы это сделать, но ни одна из них не согласится, – ответил Джордж.

– Нет пытки хуже, чем эта, – наконец сказала она. – Когда ты не в силах помочь любимому человеку, а только сидишь и смотришь на его страдания.

– Именно так, – отозвался Джордж, глядя на нее.

* * *

Листья опали, обнажив голые искривленные ветви; осока и камыши завяли. Тонкая корка льда наросла вокруг побережья острова, но, как и подозревала Мария, озеро не замерзло.

В холодную, отвратительную погоду количество лодок, курсировавших между островом и берегом, значительно уменьшилось. Лишь прачки совершали еженедельные визиты, забирая грязное белье и доставляя выстиранное, и рыбаки регулярно привозили свой улов, но больше никто не приходил. Лэрд шаркал по замку с грустными слезящимися глазами и постоянно кашлял. Обычно он покидал остров зимой и жил в поместье на другом берегу, но из-за своей высокопоставленной гостьи он тоже превратился в пленника. Леди Дуглас жалела его и возмущенно поглядывала на Марию.

«Не стоит винить меня, мадам, – думала Мария. – Я бы с радостью освободила вас, если бы сама оказалась на свободе».

В небольшой комнате с постоянно разожженным камином при тусклом свете свечей она вышивала вместе со своими фрейлинами. Потянулись долгие дни, когда не происходило ничего особенного и самым интересным событием было сравнивать два оттенка красного цвета двух разных нитей.

Иногда они с Джорджем оставались наедине у камина: она вышивала, а он чинил упряжь и точил мечи.

– Расскажите мне историю, Джордж, – просила она, и, пока мокрый снег стучал в окна, он с улыбкой принимался повествовать о странствиях Одиссея или падении Трои. Выражение его лица становилось мечтательным, а голос – сонным и глуховатым. Мэри Сетон и Клод Нау сидели на кушетке и слушали. Джордж умел рассказывать истории так же хорошо, как Риччио исполнял песни.

Это помогало коротать темные холодные дни, с их наползающей сыростью и морозными туманами. От Босуэлла по-прежнему не приходило никаких известий.

* * *

Прежде чем они сумели разработать план действий, наступил март. Рождество пришло и ушло; для Марии оно выдалось серым и безрадостным. Лорды наконец огласили свое отношение к ней. Отбросив всякие надежды на «спасение» Марии от Босуэлла (или, скорее, от ее безумной страсти к нему, в зависимости от официальной версии событий), теперь они называли ее убийцей, как и его. Они опубликовали компрометирующие письма, которые, по их словам, доказывали, что она планировала гибель своего мужа и заманила его в Эдинбург по указанию своего любовника Босуэлла. Лорд Джеймс, как добросовестный регент, прислал в Лохлевен герольда – в соответствии со старинным шотландским обычаем, согласно которому лишение титулов и объявление вне закона любого титулованного дворянина должно было провозглашаться в присутствии монарха. Ей зачитали акт Тайного совета и сообщили, что поместья лорда Босуэлла конфискованы и частично переданы в управление Мейтленду и Мортону.

Алый плащ герольда, расшитый золотом, и знамя со львом на носу лодки были яркими пятнами посреди того тускло-серого дня, когда он прибыл на остров. Он встал перед Марией и прочитал:

«Причиной, побудившей нас взяться за оружие, захватить августейшую особу пятнадцатого июня прошлого года и удерживать оную под стражей в замке Лохлевен, послужило ужасное и постыдное убийство короля Генриха, законного мужа королевы, совершенное десятого февраля прошлого года по замыслу и наущению вышеупомянутой королевы, о чем свидетельствуют ее многочисленные письма, составленные ею и подписанные собственноручно, а затем направленные Джеймсу, графу Босуэллу, главному исполнителю вышеупомянутого убийства, а также заключение бесстыдного и неподобающего брачного союза с ним. Достоверно установлено, что она принимала тайное и деятельное участие в замысле и совершении убийства вышеупомянутого короля, ее законного мужа, осуществленного Джеймсом, графом Босуэллом, вместе с его сообщниками и соучастниками. В силу вышесказанного, она заслуживает всего, что было или будет предпринято по отношению к ней».

Выполнив свою официальную обязанность, герольд вернулся в лодку и уплыл, оставив жителей замка стоять на причале и смотреть ему вслед.

С тех пор Мария удвоила свои отчаянные попытки найти какой-нибудь способ для бегства и одновременно старалась вести себя как сломленная и покорная женщина, которая находится под тщательным наблюдением.

Она могла рассчитывать только на Джорджа, хотя его младший родственник (мог ли лэрд иметь собственного бастарда?) по имени Уильям Дуглас тоже рассматривался как возможный кандидат. Он приходил и уходил по собственному желанию, а члены семьи относились к нему как к ребенку, хотя ему было почти пятнадцать лет.

Первый план, предложенный Джорджем, заключался в попытке собрать на берегу группу роялистов: они захватят большой личный баркас лэрда, пришвартованный у его поместья, ночью приплывут к замку и возьмут его приступом с помощью Джорджа, который будет помогать им изнутри. К несчастью, лэрд услышал о возможном заговоре от неизвестных осведомителей и крепко запер баркас, приставив к нему охрану. Потом Джордж предложил устроить засаду со своими людьми – теми самыми роялистами – в руинах монастыря на заброшенном острове Святого Серфа посреди озера. Если Мария убедит лэрда и тот позволит ей отправиться на соколиную охоту, то по прибытии лэрд со своими слугами столкнется с превосходящими силами противника, а Мария сможет уплыть на свободу.

Но это подразумевало множество других людей и необходимость совершить два быстрых марш-броска по воде: до острова Святого Серфа, а потом до берега. В какой-то момент Джордж решил, что будет проще спрятать Марию в большом коробе и под удобным предлогом отправить его в Кинросс.

– Нет, это глупо, – возразил молодой Уильям. – Всегда лучше полагаться на собственные ноги. Пусть королева покинет остров, замаскировавшись под кого-то другого. Это будет надежнее.

Он имел странную привычку дергать головой при разговоре, отчего казался туповатым, хотя это было совсем не так.

– Да, – задумчиво произнес Джордж. – Можно поменяться одеждой с одной из служанок. Но как она покинет остров? Ворота постоянно находятся под охраной; даже когда солдаты ужинают, между половиной восьмого и девятью вечера, их запирают на замок.

Джордж обнаружил, что все чаще думает о королеве: о тихом, доверительном тоне ее голоса и о ее гибких изящных руках. Она начала проникать даже в его сны и делать с ним такие вещи, о которых он не осмеливался и помыслить при свете дня.

– Она может выбраться из эркерного окна в круглой башне, – предложил Уилл. – Оно находится лишь в восьми футах от земли.

Но когда Мэри Сетон попробовала провести эксперимент, она вывихнула лодыжку. Под окном как попало валялись гладкие камни и валуны, мешавшие сохранять равновесие.

Потом, когда Джордж в конце февраля сидел на причале, он увидел приближающуюся лодку, на которой везли постиранное белье. Эта лодка совершала еженедельные рейсы, и тюки с чистым бельем лежали посередине. Впереди и сзади сидели четверо лодочников, сосредоточенно взмахивавших веслами.

Прачки! Их было три, и они носили бесформенные темные плащи; их лица были невыразительными и почти бесцветными. Под плащами Джордж мог видеть тяжелые грязные башмаки на деревянной подошве. Женщины казались огромными, темными и зловещими, словно три парки, особенно когда они медленно направлялись по тропе к замку, с достоинством неся на плечах тяжелые узлы с бельем. Джордж поспешил за ними в надежде рассмотреть их лица и увидел – как странно! – что они действительно напоминали Клото, Лахезис и Атропос.

Когда женщины обернулись и уставились на него, он почувствовал себя глупо. В очередной раз он поддался соблазну наделить обычного человека или ситуацию мифическим величием. Он скованно кивнул и отвернулся.

Тем не менее его сердце гулко забилось. Он нашел способ. Мария могла переодеться и просто выйти вместе с ними, закрыв лицо. Это будет легко, потому что их одежда надежно скроет ее лицо и фигуру. Нужно организовать побег, пока весна еще не вступила в свои права.

Он подкупил прачек, и три парки взяли деньги точно так же, как это делали все обычные люди. По указанию Марии он направил сообщение Джону Битону – родственнику Мэри Битон из верной роялистской семьи, которая служила Марии в Холируде, – а также лорду Сетону и лэрду Риккартону, одному из доверенных людей Босуэлла. Они с вооруженными помощниками должны были собраться в горной долине в окрестностях Кинросса и ждать сигнала об удачном побеге. А потом направиться в крепость Гамильтонов.

– Все будет зависеть от вашего умения пройти незамеченной сто футов от башни через ворота и до лодочного причала, – сказал Джордж. – Постарайтесь не попадаться на глаза моим сестрам.

Две самые юные девушки из многочисленной семьи Дуглас, четырнадцати и пятнадцати лет, были приставлены к Марии «для компании» и в знак протеста против родителей тайно устроили культ ее личности. В результате, к отчаянию Марии, они следили за каждым ее движением.

Мария рассмеялась:

– Это будет труднее всего. Я заметила, что они следят за мной, даже когда думают, что я сплю.

– Не могу их винить, – сказал Джордж.

Мария ощутила легкий трепет предостережения. Она не осмеливалась смотреть на него, чтобы не поощрять его зарождавшуюся страсть. Тем не менее она была тронута и польщена.

– Очень утомительно, когда тебя считают богиней, – продолжила она. – Это далеко не так приятно, как можно представить.

«Ну вот, – подумала она. – Теперь я его предупредила».

– К трем часам, когда прачки соберутся уходить, я постараюсь отвлечь сестер или дам им какое-нибудь поручение – например… например, разобрать вещи для штопки, – быстро сказал Джордж, и она поняла, что теперь может смотреть на него.

Он был очень красивым, настолько, что в семье его называли «красавчик Джорджи». Мария мимолетно подумала, почему он до сих пор не женат или хотя бы обручен. Он происходил из богатой и высокопоставленной семьи, был красноречив, хорошо образован и отлично сложен. Может быть, он набожен и хранит целомудрие для Бога? Но нет, у протестантов это не принято. Взять хотя бы Джона Нокса!

– Чему вы улыбаетесь? – Он рассматривал ее так же пристально, как и его сестры.

– Я гадала, нет ли у вас тайного желания стать монахом, – лукаво отозвалась Мария.

– Вы имеете в виду, религиозен ли я? Или вы считаете меня аскетом?

Он выглядел таким серьезным, какими бывают только очень молодые люди. Мария помедлила с ответом.

– И то и другое, – наконец сказала она.

– Я не берегу свою девственность по религиозным соображениям, – с оскорбленным видом произнес он. – Нет никакой иной причины, кроме той, что я еще не встретил никого, кто был бы достоин моей любви.

Казалось, его ярко-голубые глаза в этот момент засияли каким-то особенным светом.

– Ах, вы все-таки склонны обожествлять других людей, – с улыбкой сказала она. – Берегитесь этого в любви.

– Полагаю, вам лучше знать, – с обидой отозвался он, а потом сразу же стал извиняться. Мария остановила его.

– Да, я слишком хорошо это знаю, – ответила она. – Вы совершенно правы.

Все должно было решиться двадцать пятого марта. Мария молилась о том, чтобы не поднялась буря, не заболела одна из прачек или она сама. «Пусть все случится, как я хочу!» – безмолвно умоляла она.

Словно в ответ на ее молитвы двадцать пятого марта выдался именно такой день, как ей хотелось; он был серым и пасмурным, так что люди старались не задерживаться на улице, но не настолько ненастным, что прачкам пришлось бы отложить свой визит.

Весь день Мария заставляла себя ходить и есть медленно, не выказывая признаков спешки. Из ее слуг только Мэри Сетон знала о замыслах своей госпожи. У остальных будет время узнать, если план сработает; она на собственном опыте убедилась, что любой человек, посвященный в тайну, может нечаянно выдать ее.

Свобода. Может быть, завтра в это время она будет скакать в крепость Гамильтонов в сопровождении верных подданных. Прошло два года после убийства Риччио, и с тех пор ей трижды пришлось побывать в плену, не говоря уже об угрозах, клевете и болезнях. Пусть теперь все закончится!

После полудня они устроили скромную трапезу, и Мария заставила себя попробовать отварную форель. Она устала от этого лохлевенского деликатеса, неразрывно связанного с ее заключением. «Если мне суждено освободиться, я больше никогда не буду есть форель», – поклялась она.

Под ее кроватью лежал неказистый плащ, который ей предстояло надеть, и длинный шарф, чтобы закрыть лицо. Когда унесли тарелки, в дверях появился Джордж и позвал своих сестер:

– Арабелла, Мэгги, вы нужны в комнате для шитья!

Это был условный сигнал. Девушки неохотно встали и вышли из комнаты, напоследок обратившись к Марии:

– Помните, вы обещали нарисовать следующую часть нашего узора для вышивки.

Мария выглянула из окна и увидела трех прачек, идущих к замку. Она знала, что им понадобится лишь полчаса, чтобы отдать чистое белье и забрать грязное. Ей приходилось прятать руки, чтобы другие не заметили, как они дрожат. Выдержит ли она следующие пятнадцать минут? Мария ушла в свою комнату, опустилась на кровать и стиснула руки, чтобы успокоить нервную дрожь. После чего взяла четки и прочитала несколько молитв на латыни. Наконец она решила, что время пришло. Опустившись на колени, она достала плащ и надела его. Потом тихо прошла через главную комнату и спустилась по лестнице. Она не останавливалась и прикрывала лицо капюшоном.

Мария вышла из башни и пересекла двор, заросший бурой и спутанной прошлогодней травой. Солдаты расположились на стене, слишком уставшие, чтобы разговаривать друг с другом. Некоторые дремали, уронив голову на руки. Другие чистили ружья.