Текст книги "Двенадцатый день Рождества"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сэр Майлс неподвижно стоял позади, чуть левее Жизель. На протяжении всей долгой рождественской мессы его пристальный взгляд, который чувствовала на себе девушка, мешал ей сосредоточиться на проповеди отца Павла и полностью насладиться прекрасными песнопениями юных послушников, возносившимися под самый купол часовни.

Голова Жизель и без того была полна заботами, связанными с праздником. Утром, например, неожиданно выяснилось, что в замке возникла нехватка сена для лошадей. Едва рассвело, Жизель разбудил старший грум и после долгих расшаркиваний и извинений сообщил эту новость. Она тут же велела снарядить три подводы и отправить их в дальние деревни, чтобы пополнить запасы, но прежде выговорила груму за недосмотр. Учитывая, что все еще спят, говорила она негромко, тем более что перепуганный слуга явно ни о чем не рассказал сэру Уилфриду. Что ж, можно проявить некоторое великодушие, решила она.

Зато по отношению к сэру Майлсу великодушия в душе Жизель не ощущала. Какого дьявола он вьется вокруг нее, словно пчела вокруг цветка? Чего хочет добиться? Неужели не понимает, что у нее и так голова идет кругом?

Кстати, почему он с самого утра не разговаривает с ней? И что ответить, если он все-таки заговорит?

Когда месса наконец закончилась, Жизель повернулась с намерением вежливо поздороваться с сэром Майлсом, но его позади не оказалось. Осмотревшись, девушка увидела, что он неспешно идет к выходу из часовни. В дверях, поджидая Елизавету Коутон, стояла леди Алиция с выражением безразличия на красивом лице. Однако при виде рыцаря Алиция заметно оживилась. Поравнявшись с нею, Майлс остановился, и они весело о чем-то заговорили.

Быть может, он сделает предложение Алиции? – с надеждой подумала Жизель, торопливо проходя мимо них. Если так, можно не сомневаться, что предложение будет принято с великой радостью, ведь большую часть своего времени Алиция посвящает охоте за самыми завидными женихами.

Только бы сэр Майлс не крутился весь день возле меня, вздохнула Жизель, только бы держался подальше. Сегодня ночью Рождество, и праздничный ужин должен пройти на самом высшем уровне…

Майлс и не думал держаться подальше, как тайно надеялась Жизель. Напротив, он постоянно приводил ее в замешательство, появляясь в самых необычных местах, где она меньше всего ожидала его увидеть, а затем исчезал, не сказав ей ни слова.

Он неожиданно заглянул на кухню – под предлогом взять кусочек хлеба, так как леди Алиции захотелось покормить уток, плавающих в крепостном рве, – как раз когда Жизель отдавала последние распоряжения относительно меню праздничного ужина.

Он на минутку зашел в конюшню, якобы проведать своего жеребца, когда прибыли подводы и Жизель выясняла у грума, достаточно ли теперь сена.

Он играл во внутреннем дворе, метая в цель кольца, когда она перебегала от одной кладовой к другой, выбирая вино и фрукты.

Он прогуливался по залу, когда слуги под наблюдением Жизель расставляли столы.

Он громко хохотал, беседуя с сэром Уилфридом, когда девушка проходила мимо солярия, торопясь в свою комнату.

Словом, он умудрялся повсюду попадаться на глаза, но ни разу не заговорил с ней, даже не пожелал счастливого Рождества.

Впрочем, его вездесущность не должна ее волновать, убеждала себя Жизель. Беспокоила лишь одна мысль: в качестве хозяйки замка она должна заботиться об удобстве гостей, а его упорное молчание могло означать, что накануне она была с ним слишком груба. Наверное, он уже поведал сэру Уилфриду о неучтивости его племянницы. Впрочем, это маловероятно – зная характер дяди, Жизель понимала, что в таком случае тот немедленно призвал бы ее в солярий для отчета.

К счастью, сэр Уилфрид был ею по-прежнему доволен, и ужин прошел без сучка, без задоринки. Жизель усадила Майлса справа от дядюшки, а сама устроилась по левую руку, что полностью исключало возможность всяческих бесед. По крайней мере не пришлось снова выслушивать укоры, что она невнимательна к рассказам гостя. А тот, по правде говоря, и не делал никаких попыток вступать с ней в беседу. Все шло как нельзя лучше, однако в глубине души девушка почему-то чувствовала разочарование.

Вскоре после того, как подали десерт, Жизель выскользнула из-за стола и отправилась в подсобное помещение, чтобы проследить за тем, как разливались спиртные напитки.

На таких торжественных трапезах ни в коем случае нельзя нарушить этикет, кубки с напитками должны подаваться на соответствующие столы: вино, щедро сдобренное всевозможными дорогими пряностями и мелко нарезанными яблочными дольками, – для высокородных дворян, эль с печеными яблоками – для тех, кто занимает более скромное положение в обществе; всадники из свиты господ, как правило, получали кувшины с сидром.

После непременных рождественских тостов столы отодвинули к стене, и в центре зала начали веселое представление жонглеры и фокусники, которых Жизель наняла для потехи гостей на сегодняшний вечер. Жизель и сама увлеклась их забавными выходками, тем более что теперь не нужно было думать о сэре Майлсе – тот стоял в дальнем конце зала и оживленно беседовал с группой молодых вельмож.

В целом Жизель была удовлетворена тем, как прошел рождественский прием, и если весь день ее преследовало чувство досады из-за поведения сэра Майлса, то сейчас она отметила, что он не обращает никакого внимания ни на леди Алицию, ни на леди Елизавету.

Жизель не стала ломать голову над вопросом, почему его пренебрежение другими дамами должно ее утешать.

На следующее утро девушка проснулась с тягостным предчувствием, что сэр Майлс станет снова повсюду безмолвно преследовать ее, но вскоре от прислуги узнала приятную новость: несколько рыцарей, и он в том числе, решили устроить прогулку на лошадях.

Она обрадовалась, так как временная передышка давала уверенность, что никто не будет мешать ей исполнять свои обязанности. Остаток дня пролетел незаметно.

Прежде чем отправиться в опочивальню для того, чтобы переодеться к ужину, Жизель решила, что, раз уж назойливый сэр Майлс не досаждал ей своим присутствием весь день, она сможет вытерпеть его соседство за столом. О чем и сделала соответствующие распоряжения.

Довольная тем, как легко преодолела собственное раздражение, Жизель поднялась в свои апартаменты и увидела, что Мэри успела приготовить ее любимый наряд – отделанное серебряным шитьем платье из мягкой шерсти, темно-синего цвета, каким бывает летнее безоблачное небо при закате солнца. Рядом на кресле лежала голубая шаль с серебряным обручем, которую она всегда носила поверх распущенных волос.

Жизель улыбнулась, подошла ближе – и тут заметила возле платья какую-то расписную деревянную коробку. Заинтригованная, она положила коробку на стол и открыла ее.

Внутри оказалась шаль самого омерзительного цвета, какой она могла себе представить, – тускло-зеленого, как раздавленный горох. Лицо ее исказила гримаса отвращения; пожав плечами, девушка осторожно вынула шаль из коробки. Жизель, конечно, сразу оценила, что изделие выткано из тончайшего шелка, однако никогда еще она не видела вещи, которая столь не шла бы к ее волосам и цвету лица.

Накинув шаль на голову, она подошла к зеркалу, чтобы убедиться в своей правоте.

Интересно, кто преподнес ей такой подарок? Дядюшка? Слава Богу, он ни за что не купил бы для нее столь пышный убор. Сэр Майлс? Да, наверняка это от него.

Ну конечно! Ведь поклонник должен подносить дары предмету своего обожания в каждый из двенадцати рождественских дней! Так принято в высшем обществе. Следовательно, это – первый.

При мысли о том, что теперь неизбежно последуют еще одиннадцать подобных сюрпризов, Жизель тяжело вздохнула. А ей казалось, что сэр Майлс обладает хорошим вкусом! Его собственные одежды были подобраны самым тщательным образом – так, чтобы подчеркнуть и благородство черт, и гордую осанку.

Но ведь он сперва выбрал шаль и лишь после этого увидел будущую невесту, подумала Жизель, однако тут же решительно тряхнула головой. Нечего его выгораживать – теперь-то он ее уже видел, вот и не надо было дарить эту жуткую шаль! Может, он думал…

Какое значение имеет, что он там думал! Шаль ей не идет. К тому же вчера он вел себя не лучшим образом. Следил за каждым ее шагом, словно они уже женаты!.. Сегодня она поблагодарит его, как того требуют приличия, но не более.

Придя к такому решению, Жизель аккуратно положила шаль в коробку и убрала с глаз долой – в большой одежный сундук. Она не испытывала ни малейшего желания давать объяснения своей горничной, которая вот-вот должна была появиться, чтобы одеть хозяйку к выходу.

Когда Жизель спустилась в главный зал и начала проверять, все ли подготовлено к ужину, она сразу заметила статную фигуру Майлса, стоявшего в группе мужчин у камина спиной к ней. Длинные темные волосы мягкой волной падали на его широкие плечи, идеально сшитый черный камзол обхватывал стройное, поджарое тело, на узкой талии поблескивал пояс из переплетенных золотых колец, а вся поза излучала по-кошачьи ленивую грацию. Одним словом, Майлсу не было равных среди мужской части гостей.

Без сомнения, он прекрасно знает о своей привлекательности, подумала Жизель, поэтому считает, что благодаря одной красивой внешности может навеки меня осчастливить. Наверняка уверен, будто я тут весь день горевала и убивалась, узнав, что он предпочел моему обществу верховую прогулку. Видимо, всю жизнь окружающие только и делали, что льстили ему и искали его общества.

Этот самонадеянный щеголь и не подумает принять мой отказ!

Едва заметив Жизель, уже успевшую сесть за стол, Майлс извинился перед собеседниками и направился к ней. Девушка увидела, что между его бровей залегла морщинка, а твердые губы крепко сжаты; и то и другое говорило о досаде и разочаровании.

Девушка почувствовала укол совести. Несмотря на отталкивающий цвет шали, надо было все-таки ее надеть, с искренним раскаянием подумала она. Нельзя же быть такой неучтивой!

Прежде чем Майлс успел подойти, в зал вошли сэр Уилфрид и отец Павел. Слуга с поклоном указал Майлсу на кресло подле Жизель, и тот уселся, даже не пожелав ей доброго вечера.

Стараясь не обращать внимания на суровое выражение его лица, Жизель решила, что у нее есть дела поважнее, чем отмечать, здоровается он с ней или нет.

В непреклонном молчании они приступили к трапезе, однако в скором времени Жизель вспомнила о том, что собиралась поблагодарить его за подарок – и на том покончить с любезностями.

– Сэр Майлс, – ровным тоном произнесла она, когда слуги подали второе блюдо, – сегодня в своих покоях я нашла подарок, предназначенный мне. Он от вас?

Рыцарь улыбнулся, и Жизель была вынуждена признать, что чары его действительно неотразимы.

– Да, от меня. Надеюсь, не в ваших правилах получать подарки от незнакомых мужчин?

– Вы правы, не в моих. Благодарю за шаль. – Ну вот, с формальностями покончено!

Кивнув, Майлс обратил все свое внимание на блюдо с великолепно приготовленной фаршированной рыбой.

Очевидно, я должен быть счастлив, что она соизволила снизойти до благодарности за мой подарок, недовольно подумал он, вновь пораженный красотой Жизель. В своем синем наряде она выглядела как юная богиня. И хотя Майлса поначалу разочаровало то, что она не надела его шаль, досада быстро исчезла, ибо пришлось признать: синий цвет идет ей как нельзя лучше.

А вчера он воочию убедился, что не встречал еще более расторопной хозяйки. Казалось, Жизель поспевала всюду, лично проверяя, как управляются слуги.

Оторвав глаза от блюда, Майлс медленно обвел взглядом собравшихся в зале гостей. Нет, ни одна дама не подходит ему в жены лучше, чем леди Жизель. Тем более если учесть ее приданое и то влияние, которое имеет при дворе ее дядя.

Следовательно, не нужно принимать близко к сердцу ее поведение. Девушка не привыкла получать подарки от мужчин, отсюда и холодные слова благодарности.

Майлс искоса бросил на нее взгляд. До чего же хороша! Как очарователен нежный изгиб тонкой шеи, как маняще красны изящно очерченные губы, едва видные сквозь полупрозрачную шаль!

Да, зеленая шаль придала бы ее белоснежной коже болезненный вид…

Ну да ладно! Зато остальные его подарки непременно вызовут ее благосклонность. А пока что нужно прекратить огорчаться из-за ее реакции на сегодняшний подарок.

Кроме того, как бы ни старалась Жизель выказывать полное к нему равнодушие, у нее это плохо получалось.

Так что, моя прелестная леди, битва с вами только начинается! – невозмутимо подумал Майлс. И сегодня, когда я приглашу вас на танец, я так нежно сожму вашу маленькую ручку, что вы наконец поймете, какое блаженство ждет вас впереди.

Если во время нескончаемо долгой вечерней трапезы Жизель и огорчало полное невнимание к ней сэра Майлса, она ничем не выдала себя. С присущей рачительной хозяйке заботой Жизель оглядывала гостей, примечала те блюда, которые каждому пришлись больше по вкусу, и подавала знаки слугам подкладывать пирующим самые лакомые кусочки. К ее великой радости, рождественский пирог понравился всем без исключения.

Сэр Майлс вступил в нуднейшую беседу с ее дядюшкой относительно количества дичи в окрестных лесах. Девушка откровенно заскучала.

Вскоре музыканты вновь поднялись на подмостки; Жизель кивнула, и слуги начали отодвигать столы. Жизель встала, чтобы заняться раздачей оставшейся пиши деревенским беднякам, но в этот момент сэр Майлс остановил ее, положив руку ей на ладонь.

С некоторым изумлением она подняла на него глаза и, хотя твердо вознамерилась хранить гордое молчание, все же не удержалась от едкого замечания:

– Странно, что вы еще помните о моем существовании, сэр!

На его лице появилась ленивая соблазняющая улыбка, и сердце девушки мгновенно оттаяло.

– О вас невозможно забыть, миледи! Окажите мне честь станцевать со мною менуэт.

Первым порывом было ответить решительным отказом: слуги ожидали дальнейших распоряжений, да и танцевать ей совсем не хотелось – по крайней мере с ним.

Но отказываться было поздно: Майлс уже крепко взял ее за запястье и повел на освободившуюся площадку в центре зала.

Жизель поняла, что упираться глупо, иначе она будет выглядеть посмешищем в глазах именитых гостей. В этот момент музыканты закончили настраивать инструменты, дамы и господа встали парами, и Жизель с Майлсом возглавили процессию.

– Вам к лицу это платье, – тихо проговорил Майлс, склонившись к ее уху. – И еще должен сказать, мне очень нравится ваша прическа. Не могу дождаться, когда увижу, как ваши прекрасные волосы золотым покровом окутывают великолепное стройное тело, лежащее на ложе – на нашем ложе.

Щеки Жизель жарко вспыхнули; она открыла рот, чтобы резко отчитать Майлса за столь наглые слова, но тут заиграла музыка и начался торжественный менуэт.

В сложном танце пары сперва двигались медленно – из стороны в сторону, вперед-назад, – потом темп ускорился, и в конце концов все танцоры взялись за руки и закружились по залу с невероятной быстротой.

В последнее время Жизель танцевала не так уж часто, поэтому ей приходилось концентрировать все свое внимание на витиеватых па, что, впрочем, было значительно лучше, чем смотреть на гордый профиль сэра Майлса или обмениваться с ним вынужденными улыбками.

Когда танец закончился, Майлс даже не запыхался, тогда как Жизель дышала тяжело и прерывисто, словно только что бегом поднялась в свою башню и так же бегом спустилась вниз.

– Благодарю вас, миледи, – склонив голову, учтиво произнес Майлс.

– Я… мне нужно идти, – сказала Жизель, отчаянно стараясь отдышаться и заставить повиноваться тело, ставшее непослушным от оценивающего взгляда своего партнера.

– Да, я знаю, – понимающе кивнул Майлс. – У вас очень много дел.

С этими словами он снова поклонился и неторопливо пошел в сторону Елизаветы Коутон.

Чтобы унять сердцебиение, Жизель глубоко вдохнула, потом выдохнула. Какое, в конце концов, ей дело до того, с кем еще он будет сегодня танцевать? Девушка повернулась и поспешила в кухню, где ее поджидали несколько поварят и Мэри.

Взяв из рук служанки свою меховую накидку, Жизель набросила ее на плечи, затем приказала поварятам заполнить корзины остатками собранной со столов пищи и следовать за ней.

Когда корзины были приготовлены, Жизель вывела поварят в холодную тихую ночь. Булыжная мостовая белела покрывавшим ее льдом, и Жизель посоветовала мальчикам проявлять осторожность, чтобы ненароком не поскользнуться.

С остроконечных башен свисали сосульки – как длинные прозрачные пальцы неведомого великана; в небе над головой сияли мириады ярких звезд. Полная луна освещала путникам дорогу, и, хотя воздух был морозным, прогулка показалась девушке очень приятной.

У внешних ворот их терпеливо ожидала толпа бедных крестьян из близлежащих деревень. В руках люди держали всевозможные емкости, куда предполагали складывать рождественские дары, – старые корзинки, прохудившиеся котелки, ковшики, платки и даже куски дряхлой ветоши. Самые бедные женщины, у которых и такой утвари в хозяйстве не имелось, просто приподняли юбки или плащи.

Во главе ожидавших стояли маленькие ребятишки.

С ласковой улыбкой на губах Жизель поманила их к себе и, называя каждого по имени, раздала столько хлеба, мяса и другой еды, сколько каждый смог унести. Несколько ломтей хлеба упали на мерзлую землю и были тут же подхвачены ловкими ручонками. Дети тонкими голосками благодарили щедрую хозяйку, отчего у той защемило сердце.

Одарив детей, Жизель раздала провизию взрослым. Мужчины кланялись ей в пояс, женщины приседали в реверансе, каждый благодарно улыбался. Из всей рождественской суеты Жизель ближе всего приняла к сердцу эту нехитрую процедуру раздачи подарков. В отличие от многих дворян, собравшихся в празднично украшенном замке, стоявшие вокруг Жизель люди были искренне благодарны за еду, которую получили из ее рук.

Когда корзины были опорожнены, Жизель отпустила продрогших поварят, попрощалась с крестьянами и заторопилась обратно в замок – и едва не столкнулась с сэром Майлсом, прислонившимся к внутренней ограде двора. На его красивом лице блуждала какая-то странная улыбка – то было одобрение и еще что-то…

Уважение. Неподдельное восхищение и уважение.

Завороженная его взглядом, Жизель подошла к нему совсем близко.

– Сэр Майлс? Что вы здесь делаете? – тихо спросила она. – Я думала, вы танцуете…

– Мне, знаете ли, стало любопытно, какие заботы могли вырвать вас из моих рук, – мягко ответил он.

И снова заставил Жизель смутиться!

– Я… я… мне нужно возвращаться, – запинаясь, проговорила она.

Рыцарь кивнул, пропустил ее вперед и пошел рядом, выражение лица его оставалось загадочным.

– Вы отлично справились с вашим заданием, – помолчав, сказал он низким глубоким голосом.

– Не преувеличивайте моих заслуг, сэр. Не так уж сложно раздать неимущим пищу, которую не доели во время трапезы.

– Верно, но лишь очень и очень немногим дарящим удается держать себя так, будто их самих одаривают.

– Полагаю, это оттого, что от дарения я получила истинное наслаждение. Мне нравится видеть детские улыбки, нравится сама мысль о том, что хотя бы сегодня они будут сыты.

– Любите детей?

– Очень. А вы?

– Раньше я как-то не задумывался об этом, но сейчас, когда вы спросили, понял, что люблю.

Внезапно Майлс положил руку ей на плечо, вынуждая остановиться посреди пустынного двора. Девушка удивленно взглянула на своего спутника.

– Сэр?

Что-то вокруг неуловимо изменилось. Может, дело в нем, а может, в ней самой. Как бы то ни было, Жизель почувствовала, что между нею и Майлсом в этот момент протянулась незримая ниточка доверительности и душевности.

Куда только подевалась ее неприязнь к жениху, выбранному для нее дядей? Ведь он сразу не понравился ей из-за тщеславного высокомерия, из-за самолюбования и уверенности в своей неотразимости… Когда же этот надменный красавец дворянин превратился в почтительного и вежливого мужчину?

– Мне бы очень хотелось иметь собственных детей, – проникновенным, мягким голосом продолжал Майлс. – И еще хотелось бы, чтобы родили их вы, чтобы они были нашими детьми.

Жизель вздрогнула: желание его показалось ей не только осуществимым, но и… заманчивым.

И брак с ним – тоже.

Осознание этого явилось для девушки столь неожиданным, столь явно противоречило ее стремлению хотя бы еще ненадолго оттянуть вступление в брак и сохранить независимость, что Жизель резко отстранилась от Майлса и пошла в замок – настолько быстро, насколько позволяли приличия.