Текст книги "Драконы Пропавшей Звезды"

– Это не была твоя родня, – мягко поправила его Мина.

– Нет, была! – прогремел Скай, и его гнев прорвался наружу вспышкой безудержной злобы. – Два столетия я жил среди них и сражался рядом с ними. Они стали мне ближе, чем эти распухшие от обжорства черви. И теперь именно они, пожиратели драконов Кринна, делят между собой самые лакомые его кусочки. Они расширяют свои владения. А я… Я! Меня отправили во Мглу с каким-то фальшивым поручением! Меня провели! Меня обольстили обещаниями! Китиары нет во Мгле. И никогда не было. Меня отправили туда, чтобы убрать с глаз долой, а предназначенную мне власть отдать другому. Кто этот другой? Ты, девочка? Или, может быть, Малистрикс? Вы заключили новое соглашение? Втайне от меня? Вот почему я вернулся – и вернулся, по-видимому, много раньше того времени, когда меня ожидали, ибо, как я слышал, ты намерена взять приступом Солант.

Мина молчала.

Скай беспокойно заерзал, щелкнул хвостом так, что гром прокатился между стенами пещеры и задрожали горы. Однако это небольшое землетрясение не лишило Мину уверенности в себе.

– Единый Бог ничего тебе не должен.

Скай изрыгнул клубок зловонного пара. Молния сверкнула между его зубами, запахло дымом. Воздух наэлектризовался, и рябь пробежала по волосам Мины – так подергивается рябью шерсть на шкуре подкрадывающейся к жертве пантеры. Но она продолжала говорить, не обращая внимания на ярость Ская:

– Ты лишился права на власть, когда позабыл о своих обязанностях, о клятве повиноваться Единому Богу, которому ты обязан всем, и предпочел бросить свою любовь и верность к ногам смертной. Ты хочешь править миром! – Взгляд Мины ожег Ская насмешкой. – Да ты недостоин даже того, чтобы править кучей мусора! В твоих услугах более нет нужды. К правлению призван другой. А твои последователи будут служить мне так же охотно, как когда-то они служили тебе. Что же до твоей драгоценной Китиары, тебе никогда не найти ее. Она недосягаема для тебя. Но ты ведь об этом знаешь, не так ли, Скай?

Немигающий взгляд Мины держал дракона, словно капкан. Скай попытался было отвернуться, но янтарь втянул его в себя, как пойманную муху.

– Ты отказываешься признать очевидное, – продолжала Мина безжалостно. – Возвращайся во Мглу, Скай, ищи Китиару. Сюда ты можешь вернуться в любое время. Ты ведь понимаешь, что произошло, правда? Мгла существует лишь в твоем воображении. Ты действительно находился в плену иллюзии, но Единый Бог здесь ни при чем. Ты сам породил эту иллюзию.

И тут Скай решился: он пошлет свой ответ Единому Богу. Обугленный кусок плоти. Он дохнул ядовитыми парами и поразил девушку ударом молнии, который пришелся прямо в нагрудник ее доспехов. Хрупкое тело распростерлось на каменном полу, руки и ноги раскинулись, как лапы смертельно раненного паука. Мина не шевелилась.

Скай настороженно наблюдал за ней. Ни ей, ни ее Единому Богу доверять нельзя. Победа доставалась невероятно легко.

Мина подняла голову. Ответный удар молнии вырвался из ее глаз и пронзил лоб дракона.

Он прожег насквозь чешуйчатую шкуру и тело Ская до кончика хвоста. Сердце дракона вздрогнуло и зачастило. Скай не имел силы сделать вдох, его легкие лишились воздуха. Туман, плотный серый туман поплыл перед его глазами, и голова бессильно упала на каменный пол. Глаза дракона закрылись, чтобы не видеть этой мглы, которую он знал так хорошо. Из тумана до него доносился голос Китиары, звавший его. В этой серой мгле он искал ее, но мгла оказалась пуста.

Мина поднялась. Ее тело и латы были невредимы. Она чуть задержалась в пещере, наблюдая за драконом, хороня его образ в желтом янтаре своих глаз. Затем резко повернулась и вышла из логова Ская.

Нищий слепец еще долго, скорчившись, прятался в укромном месте, пытаясь понять, что произошло. Он подошел к лежбищу Ская примерно в то же время, что и Мина, только оказался не у главного, а у одного из второстепенных входов в пещеру. Его изумление, когда он узнал Мину, услышав ее голос, не знало предела. В последний раз они говорили друг с другом на дороге в Сильваност.

Она тогда сразу узнала его, узнала в беспомощном слепце-старике серебряного дракона, который когда-то охранял Цитадель.

Но изумление, охватившее его, когда он обнаружил, что она пришла в логово Ская, было ничто по сравнению с тем изумлением, которое овладело им, когда он услышал их беседу.

Теперь он начинал понимать, что происходит, начинал находить ответы на мучившие его вопросы, но эти ответы оказались не менее мучительными и были настолько неожиданными, что он не мог осознать их полностью.

Серебряный дракон чувствовал, как распаляется гнев синего дракона, и дрожал от страха за Мину, за ту сиротку, которую видел когда-то. Ему придется вернуться в Цитадель Света, чтобы принести несчастной Золотой Луне весть об ужасной смерти ребенка, которого она так любила. Он услышал треск молнии и в ужасе склонился, ожидая грома.

Но не Мина вскрикнула в страшной агонии. Крик боли исторгся из уст всесильного Ская, превратившись в жалобный стон.

Звук шагов – человеческих шагов – эхом раздался под сводами пещеры и, постепенно удаляясь, наконец стих.

Мирроар скорее почувствовал, чем услышал биение раненого сердца Ская, его неровный пульс, донесшийся сквозь каменную стену. Гигантское сердце билось все тише и тише.

Даже ослепший дракон лучше разберется в лабиринте пещеры другого дракона, чем человеческое существо – слепое или зрячее. Мирроар легко нашел путь к пещере. Обернувшись драконом, он заскользил вдоль подземных переходов, тесно прижав к бокам крылья, пробираясь как слепой человек, ощупывающий окружающие предметы руками. Звуки и запахи подсказывали ему дорогу, вели прямо туда, откуда слышался стон боли и страдания.

Мирроар не терял осторожности. В окрестностях пещеры обитатели и другие синие драконы. Мирроар слышал их слабые голоса, но слов разобрать не мог. Он чувствовал драконий запах, запах грозы, и боялся, что кто-нибудь вздумает зайти в пещеру и посмотреть, что стало с их поверженным повелителем. Если синие обнаружат тут слепого серебряного дракона, у него не будет ни малейшего шанса на спасение.

Но вот голоса угасли вдалеке. Инстинкт подсказывал Мирроару, что синие ушли, оставив Ская умирать в одиночестве. Они оставили его, чтобы последовать за Миной.

Мирроар не был особенно удивлен и уж тем более не винил их. Он отчетливо помнил свою встречу с ней. Она предложила излечить его, и он чуть было не поддался искушению. Он мечтал не столько вновь обрести зрение, сколь вернуть себе то, что потерял с уходом Богов. Но он нашел в себе силы отказаться от ее предложения. Тьма, которая окружала его, была гораздо менее темной, чем та, что поглотила ее.

Мирроар добрался до того места, где валялся на каменном полу, задыхаясь и хрипя, Скай. Хвост дракона вздрагивал, заставляя трястись стены. Тело, дергаясь, с шуршанием скользило по полу, крылья трепетали, когти бессильно скребли по камням.

Мирроар мог бы излечить тело Ская, но не разум. Преданность слуги превратилась в нем в безнадежную любовь к Китиаре, в наваждение, которое до поры до времени пока служило благородной цели. Когда цель была достигнута, это наваждение стало разрушительным оружием.

Положить конец мучениям Ская было бы актом милосердия, но Мирроар не мог позволить себе быть милосердным. Ему нужно было получить ответы. Ему необходимо было знать, правда ли то, чего он так страшился.

Распростершись на камнях пещеры рядом с умиравшим Скаем, который был его давним смертельным врагом, Мирроар расправил крылья, распростер их над содрогавшимся телом и заговорил на древнем языке драконов.

27. Дремлющий город

Сидя в темноте на толстой доске, служившей ему в этой темнице кроватью, и слушая четвертый за последний час рассказ Тассельхофа о дядюшке Пружине, Герард предавался праздным размышлениям о том, что произойдет, если он придушит несносного кендера. Будет ли это рассмотрено как убийство, за которое полагается смертная казнь, или же как акт самозащиты, дающий право на снисхождение?

– … дядюшка Пружина отправился в Устричный с пятью другими кендерами, гномом и одним овражным гномом, имя которого я никак не припомню: кажется, его звали Пфа. Нет, так звали другого овражного гнома, с ним я сам был знаком. Ральф? Ну ладно, пусть будет Ральф. Это совершенно не важно, потому что дядюшка никогда больше с ним не встречался. Короче говоря, по дороге туда дядюшка Пружина наткнулся на кошелек, полный стальных монет. Он понятия не имел, откуда этот кошелек взялся, и подумал, что, наверное, его кто-то обронил. Но никто не заявлял о пропаже, а так как дядюшке было известно, что держать что-либо в руках – это почти то же самое, что владеть, он решил потратить богатство на всякие волшебные штуки: кольца, заклятия, снадобья. Нужно сказать, что мой дядюшка был сам не свой насчет всякой магии. Он часто говаривал, что, поскольку никогда неизвестно, что за отвар тебе попался, не забывай зажать нос, когда глотаешь его. И вот он отправился в лавку магических товаров. А когда он вошел туда, случилась совершенно невероятная вещь. Владелец лавки сам оказался магом и рассказал дядюшке, что неподалеку от Устричного есть пещера, где живет черный дракон, и у этого дракона хранится необыкновенная коллекция магических предметов со всего Кринна. Владелец лавки сказал также, что не хотел бы вводить дядюшку в расход там, где можно обойтись без всякой оплаты. Разумеется, после победы над черным драконом. Дядюшка сразу оценил эту мысль по достоинству. Почему бы и нет? Он только спросил у владельца лавки, как пройти к этой пещере. Тот любезно объяснил ему во всех подробностях, и тогда дядюшка…

– Закрой рот! – процедил Герард сквозь зубы.

– Прости, не понял? – переспросил Тассельхоф. – Ты что-то сказал?

– Я сказал, закрой рот. Мне нужно поспать.

– Но мы остановились на самом интересном месте. Когда дядюшка Пружина с пятью кендерами вошел в пещеру…

– Если ты не замолчишь, я заставлю тебя силой. – Тон Герарда не предвещал ничего хорошего.

– Сон – это пустая трата времени, – заныл Тас, – и если вы спросите меня, что я об этом думаю…

– Тебя никто не спрашивает. Помолчи.

– Я…

– Помолчи.

Ответом Герарду было кряхтенье – худенький кендер устраивался на нарах напротив него. Рыцаря поместили в одну камеру с Тассельхофом, а гном блаженствовал в полном одиночестве в соседней камере. «Эти воры еще, чего доброго, передерутся между собой», – заметил тюремщик.

Никого еще за свою недлинную жизнь Герард не ненавидел так сильно, как этого охранника.

Конундрум первые двадцать минут своего заключения провел в слезливых жалобах по поводу ордеров на арест и повесток в суд, в непонятных ссылках на дело «Кляйнхоффель против Менкльвинка» и в призывах к некоей Миранде, пока не довел себя до обморока. По крайней мере Герард решил, что это обморок, так как услышал стук упавшего на пол тела, после чего наконец настала благословенная тишина.

Герарду уже удалось задремать, когда Тассельхоф, умудрившийся спать под жалобы Конундрума, внезапно проснулся и, воспользовавшись тишиной, запустил свой рассказ о дядюшке Пружине.

Герард долго мирился с этим и, не обращая внимания на мерное стрекотание кендера, думал о своем. Измотанный, рассерженный на рыцарей, на себя, на судьбу, он лежал на койке, погруженный в тревожные мысли о событиях, происходящих в Квалинести. Герард представлял себе, что Медан и Лорана думают о нем. Время возвращения уже настало, и они могли решить, что он струсил и спрятался в кустах.

Относительно его положения здесь Главы Орденов объяснили ему, что к Повелителю Уоррену послан гонец, но о времени его возвращения оставалось только догадываться. Да и найдет ли его гонец? И найдется ли в Соланте другое место? И найдется ли в Соланте кто-нибудь, кто знает его отца, а если найдется, признает ли он Герарда?

От беспокойства Герард не мог найти себе места, вертелся и вертелся с боку на бок, страхи и сомнения глодали его сердце. Голосок кендера сначала приятно отвлекал от невеселых дум, но потом превратился в надоедливый шум, подобный падению дождевых капель в металлический таз. Измученный до предела, Герард отвернулся лицом к стене и затих, не обращая внимания на патетические вздохи и охи Тассельхофа. Он уже погружался в сон, когда неожиданно до его слуха донеслись (возможно, это и было сном) слова колыбельной песни:

 
Сомкнутся у цветов
Ресницы лепестков.
Тьма – погляди наверх.
С последним вздохом дня,
Молчание храня,
Усни, любовь, навек.
Клубится мрак внизу.
Но здесь, в ночном лесу,
В сгустившейся тени
Ты, погружаясь в сон,
Возносишься, спасен.
Любовь, навек усни.
 

Мелодия убаюкивала и успокаивала, и Герард наконец заснул. Разбудил его голос, прозвучавший из темноты:

– Господин рыцарь, где вы? – спрашивала какая-то женщина.

У Герарда взволнованно забилось сердце. В первый момент он подумал, что голос принадлежит госпоже Одиле, но тембр был иным, более музыкальным и мягким, и в голосе не чувствовалось акцента, свойственного уроженцам Соламнии. К тому же госпожа Одила никогда не стала бы обращаться к нему подобным образом.

Теплый желтый свет возник в окружающей темноте. Герард вытянул голову, чтобы увидеть того, кто разыскивал его среди ночи.

Сначала он не увидел никого, потому что женщина, спустившись с последней ступеньки, помедлила за стеной в ожидании ответа. Затем свет свечи в ее руке дрогнул и стал приближаться, женщина вышла из-за стены, и Герард увидел ее силуэт. Белые длинные одежды казались нежно-желтыми в тусклом свете, волосы отливали серебром и золотом.

– Господин рыцарь, где вы? – снова спросила она, оглядываясь.

– Золотая Луна! – воскликнул Тассельхоф и замахал рукой. – Иди сюда! Он здесь.

– Это ты, Тас? Не кричи, пожалуйста. Я ищу рыцаря, господина Герарда…

– Я здесь, госпожа Первая Наставница, – отозвался Герард.

Быстро поднявшись с койки, он подошел к решетке, ограждавшей камеру, и встал так, чтобы она могла видеть его лицо. Кендер порывисто протянул сквозь решетку руки и почти прижался к ней лицом. Гном тоже проснулся и привстал с пола. Выглядел Конундрум сонным, ничего не понимающим и очень подозрительным.

Золотая Луна, поднеся свечу к лицу Герарда, стала пристально всматриваться в него.

– Тассельхоф, – спросила она кендера, – это тот самый Соламнийский Рыцарь, который, как ты мне рассказывал, отвез тебя к Палину в Квалинести?

– Да-да, он самый, Золотая Луна, – заверил ее кендер.

Молодой человек покраснел.

– Вам нелегко в это поверить, госпожа Первая Наставница, но в данном случае кендер говорит чистую правду. Мундир Неракского Рыцаря, в котором я был, привел к недоразумению…

– Пожалуйста, не продолжайте, господин рыцарь, – прервала его женщина, – я верю Тасу. Мы с ним давно знакомы. Мы долгие годы вместе сражались. О вас он рассказывал как о честном и смелом человеке, вы были ему добрым другом.

Щеки Герарда побагровели от стыда. «Добрый друг» всего несколько минут назад мечтал о том, чтобы никогда в жизни не видеть этого кендера.

– Самым лучшим другом на свете, – закивал с готовностью Тас. – Лучшего у меня никогда не было. Потому я и шел в Солант, чтобы разыскать его. Теперь мы нашли друг друга и оказались вместе, как раньше. Я только что рассказывал ему истории о своем дядюшке Пружине.

– Где я нахожусь? – послышался вдруг недовольный голос гнома. – Кто вы все такие?

– Госпожа Первая Наставница, я должен объясниться… – начал было Герард, но Золотая Луна подняла руку, призывая его к молчанию.

– Мне не нужны ваши объяснения. – Она смотрела рыцарю прямо в глаза. – Вы прилетели сюда на синем драконе.

– Да, госпожа. У меня не было другой возможности достичь…

– Оставьте. Это не имеет значения. Нам нужно спешить. Та женщина сказала, что дракона еще не поймали, он где-то поблизости. Это правда?

– Я… Я понятия не имею, госпожа Первая Наставница. – Герард недоумевал. Сначала ему пришло в голову, что она пришла с обвинениями, потом стало казаться, что она собирается молиться за него или что там еще делают эти жрецы Цитадели. Теперь же он вообще не понимал, что ей нужно. – Вполне возможно, что так. Дракон обещал дождаться моего возвращения, я намеревался доставить послание Совету Рыцарей и сразу вернуться в Квалинести, чтобы участвовать в обороне.

– Прошу вас, возьмите меня с собой, господин рыцарь.

Герард изумленно раскрыл рот.

– Мне необходимо быть там, – лихорадочно продолжала Золотая Луна. – Как вы не понимаете? Мне нужно туда добраться, а вы и ваш дракон можете помочь мне. Тас, ты помнишь, где это находится?

– Квалинести? – с энтузиазмом подхватил Тас. – Конечно, помню! У меня полно всяких карт, на которых указана дорога туда.

– Да не Квалинести! – отмахнулась Золотая Луна. – Башня Высшего Волшебства в Найтлунде! Ты говорил, что был там. Ты покажешь мне дорогу?

– Госпожа Первая Наставница, – возразил ошеломленный рыцарь, – я ведь не могу распоряжаться собой. Я в заключении. Вы слышали, что мне предъявлены обвинения. И я не могу выйти отсюда.

Золотая Луна обвила рукой прутья решетки и сжала их с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Надзиратель спит, я наслала на него сон. Никто не остановит меня. Я должна идти в Башню! Мне необходимо поговорить с Даламаром и Палином. Я могу пойти туда пешком, если придется, но верхом на драконе было бы гораздо быстрее. Вы возьмете меня с собой, не так ли, господин рыцарь?

Золотая Луна была правителем своего народа. Она привыкла к послушанию окружающих. Ее красота очаровывала Герарда. Ее настойчивость звала к действию. К тому же она обещала ему свободу, возможность вернуться в Квалинести и вступить в битву, жить или умереть с теми, заботу о ком он принял на свои плечи.

– Ключ от камеры висит на доске рядом с надзирателем… – неуверенно начал он.

– Ключ мне не нужен, – отмахнулась Золотая Луна.

Она обхватила пальцами прутья, сжала их изо всей силы, и они вдруг стали плавиться, как плавится воск горящей свечи. Раскаленные капли железа капали на пол, и постепенно в решетке образовалась огромная дыра.

Герард остолбенел.

– Как вам это… – не своим голосом спросил он.

– Не важно. Поспешите.

Он не двигался.

– Я сама не знаю как, – нетерпеливо ответила Золотая Луна. Голос ее вздрагивал от отчаяния. – Я не знаю, откуда у меня берутся силы. И откуда исходит песня, которая насылает сон на всех, кто ее слышит. Я просто выполняю свой долг.

– А, теперь я вспомнил, кто эта женщина, – пробормотал гном. – Мертвецы…

Герард не понял, что значат услышанные им слова, но не слишком этому удивился. Он многого не понимал из того, что случилось с ним в последний месяц.

– Пойдем, Тас, – приказала Золотая Луна, – сейчас не время для игр.

Вместо того чтобы радостно выскочить на свободу, кендер забился в дальний угол камеры.

– Спасибо, что ты подумала обо мне, Золотая Луна, – насупился Тас, – и спасибо, что расплавила эти железки. Такую интересную штуку не каждый день увидишь. Я бы охотно пошел с тобой, но не могу оставить Конундрума. Все-таки он мой самый лучший в мире друг…

По лицу Золотой Луны было видно, что она сердита, но старается сдерживаться. Она подошла к соседней камере и ухватилась руками за решетку. Прутья потекли белыми струйками раскаленного железа на пол, и Конундрум выбрался наружу. Он присел на корточки и принялся соскабливать с пола мгновенно твердевшие капельки, бормоча про себя о процессах плавления, точках кипения и тому подобном.

– Я выпустила гнома, Тас, – обратилась к кендеру Золотая Луна. – Выходи, пожалуйста, из своего угла.

– Нам нужно спешить, – сказал рыцарь. Он бы с радостью оставил тут обоих – и кендера, и гнома. – У надзирателей смена кончается в два часа ночи.

– Сегодня ночью смена не явится на пост. Они проспят. Но вы правы, я слышу зов. Тас, сию же минуту выходи из угла.

– Пожалуйста, не заставляй меня это делать! – жалобно запричитал Тас. – Не заставляй меня возвращаться в Башню! Ты не знаешь, что они хотели сделать со мной! Даламар и Палин хотят убить меня!

– Не будь таким глупым, Тас. Палин никогда… – Тут выражение лица Золотой Луны смягчилось, она что-то вспомнила. – А, понимаю. Я забыла. Артефакт.

Тассельхоф с несчастным видом закивал:

– Я думал, он сломался. Палин бросался его деталями в драконидов, и они взрывались, и я решил, что насчет него уже можно не беспокоиться. – Издав душераздирающий вздох, он продолжал: – А когда я полез в карман, он снова оказался у меня. Все детали были в моем кармане. Я все время пытаюсь от него избавиться, а он опять ко мне возвращается. Даже сломанный, а возвращается. – Тас умоляюще взглянул на женщину. – Если я попаду в Башню, они найдут у меня детали и, конечно, починят устройство, и затем на меня наступит гигантская нога. А я не хочу умирать! Золотая Луна, я не хочу! Пожалуйста, не заставляй меня!

Герард готов был стукнуть Таса посильнее и бесчувственным вынести наружу. Но кендер выглядел настолько расстроенным, что Герард внезапно почувствовал к нему жалость. Золотая Луна вошла в камеру и присела рядом с Тассельхофом.

– Тас, – ласково обратилась она к кендеру и погладила непослушый хохолок, свесившийся ему на лоб, – я пока не могу обещать тебе, что наше путешествие окончится благополучно. Мне самой сейчас в это не верится. Но по миру течет нескончаемая река душ мертвецов, и я следую за ней. Они собираются в Найтлунде, и, поверь, не по своей воле. Они – всего лишь несчастные пленники, Тас. Чья-то злая воля поработила их. С ними Карамон, и Тика, и Речной Ветер, и моя дочь. Пожалуй, там все, кого мы любили. И я хочу понять, что с ними происходит и почему такое оказалось возможным. Ты сам сказал, что Даламар находится в Найтлунде. Я должна разыскать его, Тас. Обязательно разыскать и поговорить с ним. Возможно, он – причина всех несчастий.

Тассельхоф покачал головой.

– Это не так. То есть я думаю, что это не так. Даламар сам томится в неволе, я слышал, так он сказал Палину. – Кендер принялся нервно теребить ворот рубашки. – Тут что-то другое, Золотая Луна. Знаешь, со мной в Найтлунде кое-что произошло. Я еще никому не рассказывал об этом.

– Что случилось, Тас? – Золотая Луна серьезно и ласково посмотрела ему в глаза.

Веселость кендера куда-то испарилась. Плечи его поникли, лицо побледнело, и он задрожал от страха. Герард был изумлен. Он часто думал, что хорошая порция страха пошла бы кендерам на пользу, не мешало бы хорошенько проучить этих легкомысленных воришек. Дать им понять, что жизнь – это не только пикники около Усыпальницы Ушедших Героев, поддразнивание шерифов и игра в прятки с лавочниками. Жизнь – это трудное и серьезное дело, требующее ответственного отношения. Но теперь, увидев Таса по-настоящему напуганным, Герард с неловкостью отвел глаза. Ему показалось, что его чего-то лишили. Что было что-то отнято, и не только у него, но и у всего мира.

– Золотая Луна, – страшным шепотом произнес Тас, – я видел там, в лесу, самого себя.

– Как это самого себя?

– Я видел призрак самого себя ! – Он вздрогнул. – И мне это не понравилось. Я раньше думал, что увидеть свой призрак – это очень весело, а оказалось. – совсем не весело. Я там был ужасно одиноким и все время чего-то искал. Или кого-то. Ты только не смейся, но раньше я считал, что после смерти обязательно встречусь где-нибудь с Флинтом, и мы будем так же проказить, я стану рассказывать ему разные истории. Но моему призраку было вовсе не до проказ. Я, то есть он был ужасно одинокий… и какой-то заблудившийся… и совсем несчастный. – Тас поднял глаза на Золотую Луну, и Герард заметил, как по немытой щеке кендера ползет слезинка. – Я не хочу быть таким мертвым, как они, Золотая Луна Потому и не хочу возвращаться.

– Как же ты не понимаешь, Тас? Именно поэтому ты и должен возвратиться. Не знаю, как тебе объяснить, но я не сомневаюсь в том, что то, что мы здесь видим, неправильно. Жизнь в этом мире задумана Богами как этап долгого путешествия. И наши души должны по завершении жизни перейти в иной план бытия, продолжая учиться и совершенствоваться. Не исключено, что мы могли бы немного задержаться здесь, ожидая кого-нибудь из своих близких, как, например, ждет меня Речной Ветер и как тебя где-то, наверное, ждет Флинт. Но никто из нас не может остаться здесь навсегда. И мы с тобой должны попытаться освободить этих несчастных пленников, эти души, запертые в нашем мире, подобно тому как ты был заперт в этой клетке. И единственный способ сделать это – отправиться в Найтлунд. Ключ к тайне спрятан там. – Она протянула руку Тассельхофу. – Ты пойдешь со мной?

– А ты не дашь им отправить меня обратно в прошлое? – осторожно уточнил Тас.

– Я обещаю, что решение будет зависеть только от тебя. Я не позволю им отослать тебя без твоего согласия.

– Тогда ладно. – Тас поднялся, отряхнул пыль с колен и осмотрел себя, проверяя, на месте ли его кошелечки. – Я покажу тебе, где находится Башня. Тем более у меня есть ужасно точный компас…

При этих словах Конундрум, оторвавшись от исследования результатов процесса плавления железа, углубился в описание не менее научных вещей, таких как компасы, бинокли и магниты, и изложение столь же глубоко научной теории его прадедушки о том, почему север располагается именно на севере, а не на юге. Следует заметить, что эта теория имеет некоторые слабые стороны и потому не является общепризнанной и по сей день.

Между кендером и гномом завязалась дискуссия, в которую Золотая Луна не стала вникать. Не мешкая она зашагала прочь, поднялась по ступеням, прошла мимо тюремщика, который, ничего не подозревая, продолжал спать, облокотившись о стол, и вышла из здания тюрьмы. Остальные последовали за ней.

Быстрым шагом они шли по улицам Соланта, по которым скользили сновидения и первые лучи рассвета. На востоке небо окрашивалось в розовые и жемчужные цвета. Гном был весел, как молодой дрозд, Тассельхоф непривычно грустен. Шаги их были беззвучны, и они тихо, словно привидения, миновали пустынные улицы. Никто не попался им навстречу – ни патруль, ни крестьяне, спешащие на рынок, ни пьянчужки, бредущие домой после затянувшегося кутежа. Ни один звук не достиг их ушей: ни лай собак, ни плач младенца.

Герард испытывал странное ощущение, будто полы белого плаща Золотой Луны, развеваясь на ходу, оставляют улицы во власти дремы, принося сны, безмятежность, покой.

Они вышли через главные городские ворота, и ни один из стражников не проснулся и не остановил их.