Текст книги "Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров"

Глава 11. Госпожа Ночь

Этой ночью Морриган не просто не спалось. Она и вовсе не ложилась. Причина заключалась в трех словах – «новолуние», «ноктурнизм» и «Файоннбарра».

Существовало несколько способов узнать, где на этот раз находился вход в Пропасть, но Морриган, недолго думая, остановилась на Дэмьене. Он не спал. Сидя на аккуратно застеленной кровати, изучал какие-то мемокарды, разбросанные по серому покрывалу. Увидев входящую в комнату Морриган, резким движением собрал их, словно ловкий крупье – карты.

«Дались мне твои секреты», – с легким раздражением подумала она.

Берсерк встретил ее фирменным хмурым взглядом, будто вопрошающим: «Кто ты и что делаешь в моей спальне?»

– Не подскажешь, где сегодня спрятан вход в Пропасть?

Дэмьен бросил мимолетный взгляд на окна, за которыми серебрилась искусственная луна.

– Не поздновато для прогулки по Верхнему городу?

– Перестань включать мамочку. Тебе не идет.

Усмехнувшись, берсерк рассказал, где на сей раз скрывается тайный путь в город, и уткнулся в книгу. Снова древнескандинавский?

Реакция Дэмьена вызвала в Морриган легкую досаду. Ему что, совершенно не интересно, куда и зачем она направляется? Мог для приличия хотя бы попросить ее быть осторожнее. Этим он дал бы ей повод фыркнуть и надменно заявить, что она уже вообще-то взрослая девочка и опасная ведьма, и защитники ей не нужны. Вместо этого Морриган досталось равнодушное молчание и стремительно законченный разговор.

Зудящее чувство неудовольствия заставило ее небрежно бросить:

– Передать Файоннбарре привет от тебя?

Дэмьен поднял глаза, и Морриган заметила в них мимолетную вспышку удивления. А еще – тщательно скрываемый интерес.

«Так-то лучше», – удовлетворенно подумала она.

Морриган отчетливо видела, как вертятся вопросы у берсерка на языке. Знала: не задаст. Интуиция ее не обманула.

В какой-то момент она подумала, что Дэмьен вызовется пойти с ней. Конечно, не для того, чтобы составить ей компанию, а чтобы навестить давнего приятеля. Успела даже пожалеть, что упомянула Файоннбарру – не хотела, чтобы за ее неловкими попытками научиться новой ветви магии кто-то наблюдал.

Все же девятнадцать лет, при всем ее опыте, мастерстве и потенциале – не восемь, когда она впервые погрузилась в мир магии. И не двенадцать-четырнадцать, когда к силе обращались другие начинающие колдуны, не знающие, что такое нетерпеливый и требовательный характер Бадб Блэр.

Легко не будет, но Морриган это не пугало. Однако в глазах других людей (в том числе и людей древней крови) она предпочитала всегда быть на коне.

Прежде чем снова уткнуться в книгу, Дэмьен, пожав плечами, обронил:

– Передай.

Морриган покидала комнату со странным чувством – облегчения и досады одновременно.

Путь привел ее к башне с портал-зеркалами, а оттуда – прямиком в город, где жил ноктурнист.

Файоннбарра поприветствовал Морриган улыбкой и отворил дверь пошире, позволяя ей пройти. Перешагивая порог, она на мгновение задержалась рядом с колдуном ночи, чтобы он уловил аромат ее духов – тяжелый, немного терпкий, восточный. Судя по вспыхнувшему взгляду, Файоннбарра успел не только почувствовать ее запах, но и осознать ее близость.

Почему, Балор тебя забери, Дэмьен не может смотреть на нее так?

Даже когда это случалось, он мгновенно возводил между ними стену, еще крепче и нерушимее прежней. Будто каждый раз наращивал новый слой брони.

Файоннбарра откашлялся.

– Прежде, чем приступить к первому ритуалу, нужно пройти обряд очищения.

– Что-то вроде посвящения меня в ноктурнисты?

– Не совсем, но близко. Это обряд твоего знакомства с магией ночи и с ее Госпожой. Подожди, пока я возьму все необходимое.

Морриган осталась одна в погруженной в полумрак комнате. Файоннбарра появился несколько минут спустя – она успела вдоволь налюбоваться на загадочные узоры на стенах. В руках колдун держал объемную сумку вроде старинных аптекарских, набитую какими-то склянками.

Морриган двинулась к двери, но Файоннбарра остановил ее жестом.

– По улицам города так просто разгуливать мы не станем. Ты же вроде преступница?

– Эй, полегче, – возмутилась она. – Отступница, вообще-то, причем незаслуженно обвиненная.

– Незаслуженно потому, что полуночные чары ты не практикуешь, или потому, что тебя не сумели поймать на ритуалах запрещенной магии, а поймали на чем-то другом?

Морриган сверлила Файоннбарру взглядом прищуренных глаз.

– Если ты задался целью вывести меня из себя, то не выйдет. – Поразмыслив, добавила: – Или выйдет, но от обучения ноктурнизму я не откажусь.

Что значило «Так просто ты от меня не отделаешься».

– Боевой настрой тебе пригодится, – одобрительно хмыкнул Файоннбарра.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Морриган, но колдун ночи знаком велел ей молчать.

– Тени не разговаривают. А тебе предстоит побыть немного тенью.

Открыв дверь нараспашку, ноктурнист что-то прошептал. Тьма возле него стала гуще, плотнее… а потом мягко перетекла в его ладонь. Сгусток тьмы был видим лишь мгновение, а после исчез. Продолжая шептать, Файоннбарра провел руками по оголенным плечам Морриган. Сначала она ощутила тепло его ладоней, потом – холод той тьмы, того лоскута ночи, который он принес с собой.

Файоннбарра набросил тени ей на плечи. В зеркале она больше не отражалась.

– Тебя невозможно будет увидеть до тех пор, пока не закончится действие чар или пока на тебя не упадет прямой и яркий свет. Так что держись поближе к теням, пока мы не дойдем до нужного места.

На дверь Файоннбарра поставил простейшую рассветную печать. То ли совершенно не волновался о том, что в дом нагрянут грабители, то ли красть здесь было нечего.

Через несколько минут пути колдун ночи привел ее к озерцу, над которым полукругом высились деревья. Только здесь он рискнул снять с Морриган покров тени. Что-то тихо приговаривая, смешал размолотые в пыль травы из своей сумки, залил ее холодной озерной водой. Размешал и нанес пахучую смесь причудливыми узорами на лоб и щеки Морриган. Она морщилась, но терпела.

– Теперь ты должна погрузиться в озеро. Только не мочи лицо. Через некоторое время твое сознание переместится в пустоту, в несуществующее пространство.

– Хорошо. Что мне нужно сделать?

– Разложить по полочкам мысли. Отречься – хотя бы на время – от всего, что может тебе помешать. От мыслей, которые тебя беспокоят. И еще… будь честна с самой собой. Чем быстрее покончишь со всеми помехами, тем быстрее начнется твое обучение.

Морриган кивнула и уже направилась к воде. В спину ей донесся голос Файоннбарры.

– Твоему очищению ничто не должно мешать. Даже одежда. Если хочешь, я могу отвернуться.

Она развернулась, уперев руки в бедра.

– Если хочу?

– Эм-м… Я имел в виду… – Резкий выдох. – Я отвернусь.

Морриган по-лисьи фыркнула. Качая головой, расстегнула застежку на платье. Пока она раздевалась, Файоннбарра, стоящий к ней спиной, посвящал ее в детали обряда.

Вода оказалась холодной. Она не ласкала тело, она его жгла. Стуча от холода зубами (на время обряда Файоннбарра запретил любое колдовство), Морриган погружалась в воду. Как он и велел, легла на спину и расслабилась. Настолько, насколько это возможно, когда ты – обнаженная девушка в ледяной воде за миг до начала совершенно незнакомого ритуала.

Морриган закрыла глаза, позволяя темноте себя поглотить.

Какое-то время ушло на то, чтобы прогнать посторонние мысли, тревоги и сомнения. Может, не окончательно, но, во всяком случае, задвинуть на второй план все то, что мешает людям засыпать по ночам, заставляя ворочаться в кровати часами.

Под воздействием трав Файоннбарры или таинственного заговора, не сразу, но в ее голове проявились образы. Черная комната, залитая водой. Морриган, стоящая в центре. А вокруг нее, живым ореолом – череда знакомых лиц.

Похоже, тут были все люди, сыгравшие в ее жизни даже незначительную роль.

Как объяснил Файоннбарра, Морриган нужно было коснуться рукой плеча того или иного человека, таким образом его «отпуская». Отодвигая мысли, связанные с ним, в самый дальний уголок сознания. К сожалению или к счастью, только на время ритуала. Но людей оказалось слишком много, чтобы коснуться каждого. Потому Морриган сфокусировала свое внимание на том, чтобы «быть честной с самой собой».

Клио. Она – первая в списке. Та, что занимала почти все ее мысли. Морриган любовалась милыми чертами сестры, и особенно – чудесными глазами цвета морской волны. Жаль, что после потери зрения Клио предпочитала их прятать. Белая лента – не просто аксессуар. Не просто желание прикрыть зрачки, которые перестали реагировать на раздражитель. Нечто большее, и корни его спрятаны глубоко внутри, в этой красивой жемчужноволосой головке.

Стоило коснуться Клио, и память, будто сломанный мемокард, запестрела кадрами прошлого, которое вместило обеих сестер. Вот оно, детство – мимолетное, как и всегда. Счастливое – пусть и совсем ненадолго. И в это счастье черными крапинками вклинились переживания Морриган о сестре. О том, что Клио слишком уязвима – потому что не захотела идти по пути потомственного дара.

Теперь Морриган, лишенная иллюзий и шор на глазах, понимала: в ее тогдашних мыслях звучала Бадб. Леди Ворон пыталась повлиять на старшую дочь, чтобы та убедила младшую передумать, обратиться к черной магии, как это сделала сама Морриган.

Там была и смерть Клио, которая до сих пор, и без всяких ритуалов и погружений в собственное сознание, снилась Морриган. Там была душа сестры, пойманная в ловушку зеркал. И лицо Клио с разинутым в немом крике ртом.

Воспоминания пролетели в голове за считанные мгновения. Морриган взрогнула. К этому она была не готова. Об этом чертец Файоннбарра ее не предупреждал.

Однако Клио растаяла, как дым. Кто следующий? Дэмьен? Ник? Глупости, никто из них ее мысли не занимает. От мыслей о берсерке она, возможно, и сама бежит, а Ник… Если «быть честной с самой собой», ей жаль потерянной между ними дружбы. Но никто из них не может измениться и прошлое не может изменить. А значит, тут не о чем и думать.

Кадия, прекрасная рыжеволосая лучница… Ее потерянная подруга. Сложись все иначе, они бы сейчас мерились количеством пойманных отступников и соперничали за право именоваться лучшей охотницей Ирландии. Морриган коснулась и «отпустила» ее, как требовал того ритуал, но знала, что боль утраты окончательно уйдет еще не скоро.

Доминик, остальные члены Дома О'Флаэрти – нет.

Мама. Бадб Блэр. Леди Ворон. Вздохнув, Морриган направилась к ней.

Их не назвать образцовой семьей. Хотя она могла сказать по секрету: семью, в которой есть хоть одна полуночная ведьма, образцовой никогда не назовешь.

Морриган знала семьи, где мать и дочь были подругами друг для друга. Но не подруге обучать другую магическому искусству, наказывать за недостаточное старание или раз за разом отправлять в мир теней блуждать среди мертвых, пока страх перед ними окончательно не сотрется. Не говорить: «Полуночная ведьма настойчива и бесстрашна. Ты можешь сказать такое о себе, Морриган?» И на ее тоненькое «нет» отвечать: «Так учись!»

Для этого нужно быть друг для друга кем-то большим, чем просто подругами. Быть теми людьми, связь между которыми не разрушить ни времени, ни глупым, мелочным ссорам. Мать и дочь, наставница и ученица, великая ведьма и ее последовательница.

Они, как могли, заботились друг о друге. Не их вина, что иногда этого недостаточно, чтобы назвать отношения любовью. Они – семья. А в семьях любовь порой пропадает. Или же меняется на что-то новое, что-то совершенно другое.

Морриган никогда не пыталась понять, что с ними случилось. С тех пор, как она вообще начала задумываться об этом, она всегда где-то пропадала: в школе охотников или в очередной провинции, в очередном городе, в очередной погоне за чьей-то головой. И только теперь, через призму собственных воспоминаний, Морриган смогла увидеть всю хронологию. В детстве от матери им доставались, пусть и редкие, но улыбки. Но в какой-то момент места для улыбок уже не осталось. Их вытеснили досада и раздражение.

Они с Клио и впрямь разочаровали Бадб. Дочери легендарной ведьмы не оправдали ее ожиданий.

Морриган не винила мать. Правда, не винила. Бадб Блэр добровольно отказалась от части своего могущества, которое перетекло в ее дочерей. Морриган распорядилась им по-своему, растратив его часть на постижение рассветной ветви, и так и не смогла достичь непревзойденного мастерства в зеркальной теневой. А Клио… наверное, она слишком многое переняла от отца. Не только дар, но, возможно, и черты его характера. Прежде они не знали, что в ней скрыт сноходческий дар. Только время и влитая в тело Клио со смертью энергия Барона Субботы расставили все по своим местам.

А раньше и Морриган, и сама Бадб недоумевали – почему Клио нарочито отгораживается от них? Отчего не хочет становиться полуночной ведьмой?

В какой-то момент Морриган поняла, что ее сестра – другая, и приняла это. Бадб принять правду, кажется, так и не сумела. Однако она не пошла по пути многих ведьм, отвергших дочерей за нежелание следовать своему пути и продолжать род полуночных ведьм. За одно то, что Клио осталась в семье, а не была изгнана, Морриган была благодарна матери.

Прикосновение заставило истаять и Бадб. Однако вода, как было обещано, не спешила выталкивать ее наружу. В этом странном потустороннем зале, в этом калейдоскопе чужих и родных лиц, кто по-прежнему ее удерживал.

Замерев посреди залитой водой комнаты, Морриган прикрыла глаза. Файоннбарра сказал, что подсознание богаче и честнее, чем само сознание. Хитрить с ним – значит, обманывать саму себя.

– Черт тебя дери, – прошипела она.

Приблизившись к Дэмьену, дотронулась до его плеча.

Их первая встреча, что закончилась дракой… Не тот финал, на который она рассчитывала, когда искала проводника в Пропасть. Сначала на ее неосторожное касание Дэмьен среагировал неконтролируемой вспышкой боевой ярости. Потом уже она, разозлившись (а кого не разозлит, когда тебя швыряют о стену?) напала на него.

Их вторая встреча, уже в обители Доминика. То странное и сложно облекаемое в слова, что их связывало. То, что никак не могло перерасти в дружбу. Проклятый поцелуй. Страсть в его глазах, сменившаяся ледяной яростью – отнюдь не боевой, а истинной эмоцией.

Оказалось непросто признать, что Дэмьен – едва ли не постоянный герой спектакля, который порой против воли разыгрывался в ее голове. Морриган привыкла любую ситуацию, будь то личная драма или дело, держать под контролем. Дэмьен же нахально, настойчиво лез в ее мысли, хотя его об этом никто не просил.

Его образ – весьма притягательный, надо сказать, – поблек и растаял, оставив в душе осадок.

Вода выпустила Морриган из своих объятий на холодный ночной воздух. Дрожа, она выбралась из озера и поспешно натянула на себя тут же промокшее платье. Файоннбарра продолжал сидеть на берегу к ней спиной.

– Точно нельзя использовать…

– Точно.

– …рассветную магию? – Морриган вздохнула.

Она мечтала о теплом ветерке, который бы обдул ставшую гусиной кожу и высушил промокшую ткань.

В дом ноктурниста они вернулись тем же путем, не попавшись на глаза городской страже.

– Что теперь? – осведомилась Морриган.

– Избавление от лишних мыслей – лишь первая ступень, которая позволила Госпоже Ночь лучше узнать тебя. Чтобы укрепить появившуюся между вами связь, тебе нужно провести пять дней в единении с собой. Медитировать, встречая и провожая ночь, перед этим омыв чистой водой тело. Но главное – не видеть солнца на протяжении этих дней, что значит бодрствовать по ночам, а днем, во время сна, плотно задергивать шторы. Даже в Пропасти с его искусственными солнцами.

– Я тебе что, вампир из дешевого сериала?

– Ты хочешь обучаться ноктурнизму? – проворчал Файоннбарра.

– Хочу.

Поежившись, Морриган обхватила себя за плечи. Ноктурнист, стоя к ней полубоком, колдовал над травами, необходимыми для какого-то обряда. Ее взгляд медленно, вдумчиво изучал его привлекательный профиль. Скользил по фигуре – достаточно крепкой и подтянутой для тридцатилетнего. По ловким рукам, которые еще недавно бережно касались ее – то облачая в покров тени, то рисуя на коже знаки из трав.

– Знаешь, есть способ меня согреть, раз уж применять магию ты не позволяешь.

– Горячий душ. Ты можешь…

– Подумай еще, Файоннбарра.

Руки колдуна дрогнули, рассыпав часть трав на стол. Морриган хрипло рассмеялась. А потом грациозно, как кошка, скользнула к нему. Файоннбарра развернулся. Никаких алых искр в глазах… Однако мужское желание она способна разглядеть и без них.

– Морриган, ты уверена?..

Она сократила оставшееся между ними расстояние. Он сам сказал ей отринуть ненужные мысли. Не думать, не размышлять, не оставлять место для сомнений. Не волноваться о будущем, не возвращаться к прошлому. Жить настоящим. Что она сейчас и хотела. А если Морриган чего-то хотела…

И все возможные возражения Файоннбарры, и вопрос, в котором слышались и надежда, и желание, она заглушила страстным поцелуем.

Глава 12. Лабиринты чужих снов

На нежно-розовом покрывале лежала девушка. Жемчужно-платиновые, как у Клио, волосы рассыпались по подушке. Умиротворенное лицо по-девичьи прекрасно: пухлые губы, узкие скулы, аккуратный носик.

Такая красивая, такая юная и… безмятежная. Казалось, она вот-вот проснется и откроет глаза.

Клио сглотнула подступившую к горлу горечь.

Сирша осторожно приблизилась к спящей. Ее и без того бледное лицо от волнения растеряло все краски, словно картина, размытая дождем.

– У тебя получится, – тихо, но уверенно сказала Клио.

В глазах застывшей у окна Кьяры сквозила недоверчивость. Такие же настороженные взгляды бросала на них мать спящей, молчаливо спрашивая: «Чем вы вообще можете помочь моей дочке?» Клио не торопилась объяснять.

Ник, который мог бы снизить градус напряжения, как назло, в другой комнате говорил с кем-то по амулету зова. То ли поступили какие-то новые сведения, то ли начальству доложили о том, что он пускает на место преступления Дану знает кого.

– Что ты видишь? – спросила Кьяра.

Гладкий лоб Сирши прочертили морщины.

– Видишь нити смерти?

Клио бросила на шаманку предупреждающий взгляд. Поздно – и без того бледная до серости мать, услышав слово «смерть», вздрогнула и разом словно постарела.

– Еще как. Они опутали ее, как паутина. Жуткая черная паутина.

Клио поежилась, вспоминая закутанную в кокон Руану.

– Ты можешь увидеть, сколько ей еще осталось?

– Назвать точную цифру не смогу. Знаю только, что… недолго. – Сирша подняла виноватый взгляд на мать спящей. – Я исправлю это. Не навсегда, но… исправлю.

Усталая женщина благодарно кивнула.

– Ты можешь их распутать? – с проснувшейся надеждой спросила Клио.

– Могу попытаться, но вряд ли это поможет Джинни вырваться из лап смерти.

– Но вдруг хотя бы избавит ее от кошмаров?

Сирша склонилась над Джинни. Простирая руки над ее телом, принялась плести невидимую вязь – кружевное полотно из воздушных нитей. Вот бы сюда Морриган с ее мастерством чтения истины через зачарованные зеркальные осколки… Однако фантазия Клио дорисовывала то, что не могло увидеть человеческое… голубиное зрение. Сирша осторожно, нить за нитью, расплетала окутавший Джинни кокон.

– Как странно. Они словно становятся туже.

– Ты же говорила, что можешь их разрубить? – подала голос Кьяра.

Сирша, бросив на нее короткий взгляд, покачала головой.

– В этих нитях – ее энергия. Если их перерезать, Джинни может никогда не проснуться.

– Что значит «ее энергия»? – напряглась Клио.

Сирша помолчала, изучая нечто, что видела только она одна, и пытаясь подобрать верные слова.

– Эти нити – как витая цепочка. Кордовое плетение[17]17
  Кордовое плетение – плетение крученой цепочки, где из одного звена выходит два или три, и затем последовательно соединяются со своей парой.


[Закрыть], в котором звенья тесно переплетены между собой. Я не заметила этого поначалу, потому что черных звеньев больше, но среди них затесались те, которые кажутся мне серебряными. Это не обычная энергия, не энергия жизни, но…

– Я ничего не понимаю, – честно призналась Клио.

Кьяра кивнула, словно подписываясь под ее словами. Сирша покусала губы и предприняла новую попытку.

– Энергия жизни обычно золотистая, а эта переливается серебром. Но вместе с тем она тесно связана с самой Джинни и с черными звеньями, а значит – с той силой, которая медленно, но неумолимо, затягивает ее в мир теней. Я хотела бы сказать больше, но… Помните, для меня все это тоже в новинку.

Клио помолчала, размышляя.

– Что, если некая сила тянет из Джинни энергию через Юдоль Сновидений? Поэтому и энергия не золотая, а серебристая?

– Может быть, – поразмыслив, согласилась Сирша. – Но наверняка я знаю одно: я не могу разрезать эти нити без риска для ее жизни.

– Значит, одной твоей магией Джинни не спасти, – с сожалением вздохнула Клио. По привычке вскинула голову, и голубка повторила ее жест. – Но ты можешь дать мне немного времени, чтобы…

– Чтобы она не повторила судьбу Руаны, – бесстрастно сказала Кьяра.

Тугим комком в желудке свернулся противоестественный, могильный холод, тело пробила дрожь, но Клио нашла в себе силы кивнуть. Чувство такое, будто ей предстоял спуск в темный колодец или в пробитую кем-то в земле дыру. В тонущую во мраке неизвестность. Казалось бы, ей нужно просто делать то, что она умела – ходить по снам. И кого-то другого в Юдоли Сновидений она уже искала. Но слишком жива память о том, чем все это закончилось. У Клио тогда не хватило ни времени, ни дара, ни, в общем-то, понимания, что делать.

Есть ли надежда, что теперь все будет иначе?

Она будто пыталась ответить на заданный прямолинейной Кьярой вопрос. И тут же, глубоко вдохнув спертый воздух квартиры и медленно выдохнув его через приоткрытые губы, ответила самой себе: надежда есть всегда.

Она будет для Клио путеводной нитью в лабиринте чужих сновидений.

Сирша снова склонилась над телом Джинни. Дотронулась до ее груди, шепча заклинание на пракельтском: «Taen Fatalle». Так продолжалось несколько минут. Когда бывшая веретница выпрямилась, лицо ее было бледнее прежнего, но на лице играла слабая улыбка.

– Я выиграла для Джинни несколько дней.

Мама спящей на мгновение сжала ее предплечье, слишком измученная даже для того, чтобы улыбнуться. Несколько дней – совсем немного, но она была благодарна и за эту отсрочку.

Кьяра внимательно взглянула на Джинни. Слегка пожала плечами, наверняка, как и Клио, не обнаружив никаких перемен.

– Как ты собираешься найти ее в этой твоей Юдоли Сновидений?

– Ты проведешь меня.

Кьяра нахмурилась.

– Клио… Я сильная шаманка, но моя специализация – души уже умерших, а не живых и спящих. К Руане я смогла привести тебя лишь потому, что была связана с ней особыми узами.

Клио кивнула.

– Так и я нахожу сны близких мне людей. Иногда даже против собственной воли.

– Но ни у кого из нас нет связи с Джинни. Если только… – Шаманка перевела взгляд на ее мать.

Та с готовностью кивнула, но Клио покачала головой.

– Сожалею, но ваша помощь ничего не изменит. Я не умею находить в снах незнакомых мне людей.

– Но тогда…

– Я попросила сестру научить меня одному заклинанию. Все эти дни я практиковалась. Конечно, у меня выходит не так хорошо, как у Морри, но… – Клио на мгновение прикрыла глаза, внутренне собираясь. – Покажите мне предметы, которыми чаще всего пользовалась и, главное, которыми дорожила Джинни. А ты, Сирша, следи, чтобы ее энергия не иссякла.

– Что ты будешь делать?

– Собирать частицы ее души.

С помощью этих чар Морриган поймала Итана Галлахера – человека, который убил Клио и затянул ее душу в зеркала. Она предупредила сестру, что извлекать энергию живого человека из принадлежащих ему вещей – значит, истончать его душу, приближать час его смерти. Однако жизнь спящей и без того висела на волоске…

Мама Джинни принесла любимые безделушки дочери. Ничего необычного: амулет зова, спектрография симпатичного рыжего парня, заколка в виде цветка и причудливый серебряный кулон. Глазами голубки Клио через проем выглянула в соседнюю комнату. Ник все еще с кем-то разговаривал. Снова вздох, в котором на этот раз оказалось чуть больше разочарования.

– Anam sa roino, – шептала Клио, что на пракельтком означало «душа, вырванная из оков», собирая частицы души спящей в филактерий из зачарованного тонкого стекла.

Наполнив его, принялась переплавлять полученную энергию в то, что называла нитью Ариадны. Путеводные чары, несмотря на практику, давались ей с трудом. А собственные пальцы казались такими неуклюжими!

«Это простейшее заклинание, Клио, простейшее! А ты – потомственная ведьма! Неужели все, что ты можешь – это видеть сны?»

На плечо опустилась прохладная рука. Чувствуя настроение подруги, Сирша ободряюще ей улыбнулась.

– Звено за звеном, Клио.

Она испустила медленный, протяжный выдох. «Звено за звеном».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Клио наконец соткала нить Ариадны. Успел вернуться Ник, помрачневший, но скрывающий тревогу за предназначенной для нее улыбкой.

– Готово, – выдохнула Клио.

А в груди вместе с сердцем бился страх. У нее было слишком мало времени, чтобы как следует обучиться чарам. Что, если в самый ответственный момент они подведут?

Почувствовав ее беспокойство, Ник трактовал его по-своему.

– Не волнуйся, голубка. Я буду рядом.

Сирша кашлянула, торопливо пряча улыбку.

– Мы будем рядом, – смущенно дернув себя за ухо, поправился Ник.

Кьяра закатила глаза, отталкиваясь от стены.

– Я наконец могу начинать?

– Да, пожалуйста.

Шаманка принесла в спальню необходимые инструменты, главным из которых был обернутый кожей бубен. Сегодня на ней было свободное платье с этническим рисунком. В распущенные темные волосы вплелись птичьи перья.

Бубном отбивая ритм, Кьяра запела красивым, пробирающим до мурашек контральто. Танцуя, она не скользила по комнате, а стояла на месте, будто нанизанная на некую ось. То притоптывала, то приседала, то вскидывала вверх руки. Диковатый танец в исполнении Кьяры превращался в поистине завораживающее зрелище. Все убыстряясь, шаманка впала в транс.

Клио, понимая, что скоро ее сознание уплывет в Юдоль Сновидений, крепко сжимала в руке нить Ариадны. Она заберет ее с собой.

Знакомая уже белизна, до краев затопившая пространство. Клио отчего-то снова была боса, будто подражая Ведающей Матери и лесным ведьмам, и снова лишена голубки. Даже на пустой пока еще иллюзорный мир смотреть собственными глазами было… приятно.

Но к этому чувству лучше не привыкать.

Клио ступала по белым хлопьям, что были похожи на снег, но ступни не холодили. Белый пепел… Она шла по следу Джинни, держа в руках сверкающую серебром и тянущуюся куда-то вдаль, в белесый туман, нить Ариадны. Чужие сны не проявлялись, не напоминали о себе, оставаясь где-то там, за пеленой.

Клио прищурилась. Что-то раздражало взгляд, будто не обозначенное до конца, не прорисованное в сновидческой реальности. Разглядев нечто, чернеющее на горизонте, она ускорила шаг.

Дом. Он вырастал перед Клио медленно, неохотно. Словно его хозяйка (а это, несомненно, была Джинни) не желала видеть незваных гостей. Дом оказался странным… впрочем, чего еще ждать от дома в Юдоли Сновидений? Черный, он был опутан белыми нитями.

Клио, сглотнув, остановилась. Это не нити.

Она уже видела нечто подобное – когда встретила Руану, запутавшуюся в собственных снах, словно в паутине. И буквально заключенную в кокон в мире снов.

Клио робко приблизилась к дому, будто вырубленному из камня, который долго полировали, или покрытому застывшей смолой. Черный, блестящий, гладкий на ощупь – она убедилась в этом, когда решила дотронуться до стены, чтобы стряхнуть с нее липкую нить.

Крепкая.

Схватившись за паутину обеими руками, Клио не без усилий ее разорвала. Под одним слоем обнаружился второй, под ним – третий. Спустя бесконечные пласты паутины Клио обнаружила, что у дома нет одной стены, словно он был лишь декорацией на сцене театра. А внутри – самая, что ни на есть, обыкновенная детская комната с занавешенным розовыми шторами окном. Спящая сидела на краю кровати, держа в руках белого плюшевого медведя, прижимая его к груди. Клио едва узнала ее – Джинни из Юдоли Сновидений было лет пять.

Над письменным столом к стене небрежно приклеены спектрографии. На стене – целая россыпь картин. Большая часть – в скромных деревянных рамах, но попадались и куда более роскошные, в стиле портретов бывшей королевской семьи. Те, что Доминик приказал слугам снять, едва переступил порог замка.

И на каждой из картин и спектрографий, кроме Джинни, запечатлен лишь один человек. Мужчина с теми же золотисто-карими глазами и такой же широкой, светлой улыбкой. Сердце сжалось. Клио попала в сон запертой в теле Джинни маленькой девочки, скучающей по своему отцу.

Взгляд скользнул по настенным часам с круглым циферблатом.

– Джинни, – тихо, чтобы не вспугнуть, позвала она.

Та даже не шевельнулась. Клио нахмурилась, склонила голову набок. Джинни не моргала и, вероятно, не дышала вовсе. Статичная картинка, запечатленный образ, не более того. Пропитанный детскими слезами игрушечный медведь и то казался чуточку реальнее.

Клио озадаченно хмурилась. Сны в ее раздробленной на части вселенной никогда не застывали.

Она шагнула вперед, и это движение стало сорванной пломбой, прорванной плотиной и Дану знает чем еще. Стрелки висящих над кроватью часов дрогнули и бешено завертелись. Словно зачарованные, они с сумасшедшей скоростью бежали по кругу. Сталкивались (одна короткая, другая чуть длинней), расходились и пересекались снова, будто дороги на перекрестке, чтобы долю секунды спустя разойтись.

Один взмах ресниц – и вот они уже описали круг.

Клио застыла на пороге комнаты, прижимая руку к груди. Джинни по-прежнему ни на что не реагировала, а вокруг нее стремительно менялся мир.

Комната преображалась, из детской превращаясь в элегантную спальню. Меньше розового, больше стильной, сдержанной пастели. Стульчик сменился бархатным креслом, детская кроватка – двуспальной, с уже знакомым Клио шелковым покрывалом. Джинни оставалась прежней. Пятилетняя заплаканная девчушка все так же сидела на краю кровати, прижимая к груди медведя.

А вещи и вовсе начали исчезать. Не испарялись, не таяли, словно мираж, а опадали на землю белым пеплом. Весь мир Джинни превращался в прах под бешеное вращение стрелок. Последними в невидимом пламени сгорели картины на стенах.

Осталась только девочка на краю кровати, ее игрушка и ее одиночество.

Вот чем были эти белые хлопья под ногами Клио. Прах, в который превратится мир, прежде чем Джинни дождется возвращения отца.

Еще один взмах ресниц – и все вернулось на круги своя. Нетронутая детская… и неумолимый ход часов. А паутина, опутавшая стены, уже подбиралась к ногам Джинни.

Клио подбежала к ней, тронула за плечо, боясь, что оно окажется двумерным – картонкой, бутафорией. От ее прикосновения Джинни будто ожила. Дрогнули длинные, влажные ресницы.