Текст книги "Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске»"

Когда кучка людей двинулась по палубе в мою сторону, я и взгляда не подняла. Я даже не думала прекращать работу, пока они не остановились прямо передо мной. Только тут я, к немалой своей тревоге, увидела, что Экинитос держит сына за ворот рубашки, а Джейк сердито дуется, но явно чувствует за собою вину. Мокрые, потемневшие от пота, волосы Джейка безвольно прилипли к вискам, не в силах собраться с духом и вновь превратиться в кудри.

– Что происходит? – спросила я.

Экинитос слегка встряхнул сына за ворот. Джейк зажмурился.

– Мистер Долин поймал его за игрой вот с этим.

Старший помощник подал капитану некий предмет, а капитан протянул его мне. Тут я увидела, что это секстант.

– Чей он?

– Мой! – пророкотал капитан. – Ваш мальчик стащил его и затеял с ним… игру.

Я ни на минуту не сомневалась, что Джейк не стащил секстант, а только одолжил на время – зачем ему собственный секстант? Но для капитана подобные тонкости вряд ли что-либо значили, и с его стороны это было вполне справедливо.

– Джейк, – строго сказала я, – это правда?

Покраснев от стыда, сын кивнул.

Тем временем вокруг собралась порядочная толпа. К матросам, последовавшим за Экинитосом, Долином и Джейком снизу, присоединились те, кто нес вахту наверху, а также Том с Эбби. Капитан возвысил голос – несомненно, с тем, чтобы его слышали все:

– Подобного непослушания на своем корабле я не потерплю! Воровство карается плетью.

– Теперь послушайте меня, – заговорила я, вскакивая на ноги.

Рисовальный планшет и карандаш со стуком упали на палубу. С морской жизнью я была знакома достаточно, чтобы понимать разницу между поркой, какую непослушный мальчишка может получить в школе, и наказанием плетьми на борту корабля. Экинитос просто не мог говорить всерьез.

Что ж, он действительно говорил не всерьез. Однако и не шутил. Взглянув ему в глаза, я поняла, что он не намерен приказывать выпороть моего сына плетьми, как обычного матроса. Он собирался преподать Джейку урок, который тот забудет не скоро.

И мне тут же пришло в голову, как этого достичь.

– Пороть моего сына плетьми вы не станете, – сказала я со всей возможной твердостью, после чего позволила себе поникнуть головой и вздохнуть. – Однако вы совершенно правы. Подобного поведения на «Василиске» допустить нельзя. А Джейк проявляет непослушание не в первый, и, видимо, не в последний раз. В каком порту следующая остановка? В Атцоуилли? Не идеальный вариант, но ничего не попишешь. Если погода будет благоприятной и попутные ветры приведут нас туда, я приму меры к отправке Джейка и мисс Кэрью домой, в Ширландию.

– Нет, мама, нет! – закричал Джейк, рванувшись из рук капитана.

Я, не скрывая печали, взглянула ему в глаза.

– Мне очень жаль, Джейк. Я слишком много рассказывала об ожидающих нас в плавании приключениях, и слишком мало – о той ответственности, которая должна им сопутствовать. Прости. Я не подготовила тебя к путешествию должным образом. Возможно, ты просто еще слишком мал.

– Вовсе нет! – отчаянно воскликнул он. – Такого больше не повторится, обещаю! Я буду вести себя, как следует… не отправляй меня домой!

– Ну, а когда тебе надоест вести себя как подобает? Я не могу оставить тебя в таком положении, когда ты рискуешь получить порку. С моей стороны это было бы крайней безответственностью.

– Мне не надоест, – ни на миг не задумавшись, сказал он. – Я докажу! А если что, пусть бьют, пусть порют, как он сказал!

Должно быть, порка плетьми казалась Джейку, никогда в жизни не знавшему наказаний суровее нескольких шлепков, чем-то весьма романтическим. (Каких-то три дня назад я случайно услышала, с каким восторгом он рассказывал Тому о килевании.) Я вновь вздохнула, прижала ладонь ко лбу и обратилась к капитану:

– Что ж, я думаю, наказание за первую провинность можно немного смягчить – если, конечно, за ней не последует второй. Как еще вы могли бы наказать моряка, провинившегося столь прискорбно?

– Офицера разжаловал бы, – ответил Экинитос. – Но этот мальчик звания не имеет. Его понижать некуда.

Я с мольбой простерла к нему раскрытые ладони и слегка пожала плечами.

– Тогда поступите с ним так, как если бы имел. Понизьте его до… о, я не слишком разбираюсь в морской терминологии… до какого-нибудь низшего звания, низшей должности, с которой он мог бы начать учиться правильно вести себя в море.

Лицо Джейка, потемневшее, как грязевой оползень, когда речь зашла о его отправке домой, озарилось надеждой. Очевидно, с его точки зрения то было не наказание, а лучшая в мире награда. Но я твердо верила, что Экинитос быстро избавит его от подобных иллюзий.

– Мальчик, – пророкотал Экинитос. – Значит, юнга. Это самая низшая должность, какую он может занять. Будь у меня должность еще ниже – получил бы ее.

– Какие же обязанности исполняют корабельные юнги? – спросила я.

Судьба Джейка висела на волоске, но удержаться он не смог:

– Драят палубу?

Густые, тяжелые брови Экинитоса качнулись вниз. Могу представить, как грозно мог выглядеть его сердитый взгляд снизу: Джейк оробел, съежился.

– Льяло[2]2
  Льяло – на парусных деревянных судах особое место или ящик, установленный в средней части судна, куда стекала набиравшаяся в судно вода.


[Закрыть], – сказал капитан.

И слову своему не изменил. Экинитос не хуже меня догадывался, что Джейк восхищен перспективой учиться настоящему моряцкому делу, и в связи с этим поначалу не допускал его ни до каких дел, кроме тех, в которых «моряцкого» не было ни капли. Тот первый день Джейк провел в трюме, в грязи льяла, и приятным в этой работе было только одно: она позволяла укрыться от обжигающего солнца. Затем он помогал коку на камбузе или помогал размещать грузы в трюмах в каком-то мудреном порядке, дабы улучшить остойчивость судна – если, конечно, эта работа не была изобретена специально затем, чтобы занимать ею непослушных мальчишек.

Все это быстро сломило бы дух любого ребенка, которым движет минутный каприз. Явись Джейк ко мне молить о пощаде, я попросила бы капитана отказаться от этой затеи… а после, как и обещала, отправила бы сына домой из первого же порта. Я не хотела и не могла ни мучить Джейка, ни просить Экинитоса терпеть его проказы. Однако желание Джейка остаться оказалось отнюдь не минутной прихотью, и держался он стойко, хоть и ходил по уши в грязи. Со временем, шаг за шагом, Экинитос начал учить его чему-то большему.

Нет, конечно же, не лично – у капитана «Василиска» имелись дела поважнее обучения одного-единственного мальчишки. Он отдал Джейка под опеку боцмана – человека смешанной, антиопейско-эриганской крови по имени Кранби; этот малый и взял на себя задачу сделать из сына моряка. Под его руководством Джейк изучил устройство судна и румбы компаса, и выучился вязать уйму морских узлов – я и не думала, что геометрия позволяет так много. Он выполнял множество скучных и утомительных работ: «щипал пеньку», раздергивая на паклю обрывки старых просмоленных канатов, счищал ракушки с обшивки и (да!) драил палубу. Со временем ему начали доверять более интересные дела – например, держать вьюшку, когда за борт бросают лаглинь для измерения скорости судна. Позже – гораздо позже – Экинитос позволил ему вновь взять в руки секстант и научил, как пользоваться им для определения своего местоположения.

Джейк был счастлив. Труд матроса на паруснике тяжел, изнурителен, однако если сын и жаловался, то только на нехватку роста и силы: кабы не это, он смог бы сделать намного больше. Управляться с парусами, тянуть канаты – тут мальчик его возраста был бесполезен и только мешал бы. Но Джейк поклялся, что когда-нибудь станет таким же, как все эти люди, и я, видя, какую работу он готов выполнять, только бы остаться на корабле, вполне в это верила.

Однако большая часть этой работы была еще впереди. В данный же момент мы наконец-то покинули штилевую полосу, а по прибытии в койяхуакский порт Атцоуилли я не стала отправлять Джейка домой. Мы пополнили запасы пресной воды и провизии, навели кое-какие справки и взяли курс на Намикитлан… где, как нам было сказано, водятся пернатые змеи.

Глава пятая

Намикитлан – Ныряльщик – Знакомство с Сухайлом – Среди руин – Теория Сухайла – Пернатый змей – Снова о классификации видов – Приручение

Койяхуак очень напоминал Мулин – единственную тропическую страну, которую я видела собственными глазами. Та же буйная растительность, те же огромные деревья, то же сплетение лиан над головой, те же пышные папоротники… Под пологом местных джунглей я изнемогала от душной жары не меньше, чем в мулинских болотах. Однако имелась и разница: в отличие от Мулина, наполовину залитого тихими илистыми водами, в Койяхуаке поверхностных вод не наблюдалось: вся дождевая вода впитывалась в пористые породы, собираясь внизу в подземные ручьи и озера. Вся зелень, росшая поверху, была лишь тонкой шкурой на каменных костях, и эти кости там и сям выступали наружу.

Так было и в Намикитлане, куда мы отправились в поисках пернатых змеев – «кетцалькоатлей», как называют их на местном языке. Морские воды близ этого города отличаются исключительно яркой синевой и весьма глубоки: суша от самого берега круто уходит вниз. Даже намикитланская гавань – лишь небольшая прореха в отвесной каменной стене, обращенной к морю. «Василиск» шел невдалеке от скалистого берега, и перед входом в порт все, кто не был занят, удерживая судно на должном расстоянии от столь близкой угрозы, столпились у борта, чтобы полюбоваться пейзажем.

Двадцатиметровая скала под изумрудной шапкой густой растительности, нависшей над краем обрыва, сверкала золотом в лучах заходящего солнца. Глядя на эту шапку, я не смогла сдержать вздох. Как показывал опыт, искать драконов в подобных местах – задача не из легких, а между тем здесь, в отличие от Бульскево, проводника для нас никто не приготовил.

Стоило мне раскрыть рот, чтобы заговорить об этом с Томом, Джейк дернул меня за рукав.

– Мама, смотри! Там, на обрыве, люди!

Зрение у сына было отменным. Разглядеть движение, надежно укрытое зеленью, смог бы не всякий. Однако вскоре над обрывом показались трое. Двое остались чуть позади, а третий, одетый лишь в свободные матросские штаны, подошел к самому краю. «Туземец», – решила я, увидев, как смугла его кожа в сравнении со светлой тканью.

– Что он делает? – спросил Джейк.

Человек на краю обрыва бросил быстрый взгляд вниз и отступил назад, почти к самым деревьям.

– Возможно, выплюнул что-то в море, – хотела было сказать я, но тут туземец развернулся, широко взмахнул руками, придавая себе ускорение, рванулся вперед и прыгнул со скалы вниз.

Нет, то было не самоубийство. В полете его тело грациозно выгнулось, натянулось, словно струна. Но, несмотря на все это, всплеск, с которым он вошел в воду, оказался столь громким, что Эбби вздрогнула и отшатнулась от борта. У меня тоже перехватило дыхание. Я не могла сделать вдох, пока на поверхности не показалась темная голова и блестящие мокрые плечи. Секунду спустя над морем разнесся восторженный вопль.

– Да он сумасшедший, – сказала я, не сводя с пловца глаз.

Стоявший рядом Том насмешливо фыркнул.

– И это говорит дама, некогда спрыгнувшая со скалы сама!

– У меня был планер, – напомнила я.

О непроверенной конструкции планера Том предпочел умолчать. Соблюдать осторожность, упоминая при сыне – по крайней мере, пока он еще мал – о ряде моих похождений, мы договорились задолго до этого: мало ли, на какие идеи подобные рассказы могут вдохновить ребенка девяти лет? Я вновь подняла взгляд к кромке обрыва. Оставшиеся наверху не последовали за товарищем. Хлопнув друг друга по плечам, они скрылись среди деревьев. Прежде, чем я успела предложить выслать на помощь ныряльщику шлюпку, тот развернулся и поплыл – по-видимому, к гавани.

К тому же ветер гнал судно вперед, а при развороте в такой близости от берега нас могло снести на скалы. Глядя назад, в сторону постепенно уменьшающейся фигурки пловца за кормой, я ненадолго задумалась, сердится ли он на нас, не взявших его на борт, или попросту наслаждается купанием. Дело было осенью (а может, вернее сказать «весной», ведь мы находились несколько южнее экватора), однако день выдался теплым, на море царило спокойствие – отчего бы и не поплавать в свое удовольствие?

Но вскоре я позабыла о ныряльщике: мы вошли в порт. Благодаря крутизне берегов, гавань была небольшой, но настолько глубокой, что «Василиск» смог подойти к берегу почти вплотную. Будь Намикитлан крупным городом, в гавани выстроили бы пирсы, и мы смогли бы сойти с корабля прямо на берег. Однако городок был невелик, примечателен лишь тем, что в этой точке сходились несколько местных торговых путей да раз в месяц устраивалась ярмарка, и потому нам пришлось воспользоваться корабельными шлюпками – сия еще пять месяцев тому назад экзотическая процедура ныне стала для нас практически рутинной.

В Намикитлане имелся небольшой отель. Радуясь возможности избавиться от тесноты и скученности «Василиска» едва ли не до слез, я тут же отправила Тома забронировать нам пару номеров. Пока он занимался этим, я наблюдала за выгрузкой нашего снаряжения и багажа. Мы собирались остановиться в Намикитлане, по крайней мере, на месяц, в течение коего «Василиску» предстояло плавание по торговым делам, и оставлять на борту что-нибудь нужное было никак нельзя.

Посреди сей операции мое внимание привлекли громкие крики людей, кучкой собравшихся на берегу. Один из них только что выбрался из воды, а остальные хлопали его по спине и жали ему руку. Все вместе они двинулись в нашу сторону, и я поняла – не из разговора, представлявшего собою затейливый салат из множества языков, а исключительно по общему тону, – что пловца ведут угостить выпивкой.

Когда они подошли ближе, я узнала в человеке, находившемся в центре общего внимания, того самого ныряльщика, что прыгнул на наших глазах со скалы. Судя по всему, он был не из местных. Почти такая же темная кожа, как и у остальных, такой же орлиный нос, однако лицо его было значительно у́же, губы – тоньше, а мокрые волосы ниспадали вниз свободными, крупными завитками. Вероятно, ахиат – вблизи я смогла разглядеть, что на нем вовсе не матросские штаны, а традиционные ахиатские «ширвалы», заметно пострадавшие во время прыжка.

Чувствуя, как вспыхнули румянцем щеки, я отвела взгляд. Да, во время эриганской экспедиции я видела множество мужчин в гораздо более скудных одеяниях… но в те дни скорбь по погибшему мужу еще не угасла, сколько бы я ни считала, будто оправилась от нее. Теперь же… признаться, я была еще далеко не старухой, и долгое одиночество давало о себе знать.

Шумная компания прошла мимо, направляясь к одному из портовых заведений, дабы отпраздновать подвиг ныряльщика. Я же выкинула его из головы и вновь вернулась мыслями к охоте на драконов.

* * *

Конечно, о бесцельном блуждании по лесам в надежде наткнуться на добычу не могло быть и речи. Похвастать знакомством с данным регионом никто из нас не мог, а местная почва имела сильную склонность к проседанию, причем (спасибо густому подлеску) заметить опасное место, пока земля не обрушится под ногами, было почти невозможно. Посему Том пустил слух, что мы ищем проводника, который мог бы показать нам, где отыскать драконов, а между тем мы решили вплотную заняться птицами: я обещала Мириам Фарнсвуд и Орнитологическому Обществу повсюду, где только можно, собирать новые образцы и отправлять их домой для дальнейшего изучения.

В окрестностях Намикитлана водилось великое множество редких птиц, но образцы обходились недешево. Койяхуакцы широко используют птичьи перья в искусстве и изготовлении одежды, а это означало, что недостатка в продавцах нет, но цены просто немыслимы. Ежемесячная ярмарка, начавшаяся через два дня после нашего прибытия, оказалась шумной площадью, полной людей в треугольных накидках из узорчатого хлопка, продававших и покупавших все на свете, от кофейных бобов до кораллов. После долгого плавания в обществе одних лишь матросов да моих спутников все это казалось просто невыносимым.

По завершении ярмарки я с радостью поспешила удалиться на веранду нашего отеля. Не самое уютное из убежищ: настил отчаянно скрипел под каждым шагом и так обветшал от времени и непогоды, что дерево поддавалось даже ногтю. Но, как бы там ни было, веранда обладала одним несомненным достоинством – покоем. Укрывшись от всех, я принялась листать полученную от Мириам книгу о птичьей ловле и сравнивать изображения на гравюрах с набросками, сделанными на ярмарке.

Вдруг за спиной кто-то сказал по-ширландски:

– Я слышал, вы ищете пернатых змеев.

Я обернулась и увидела позади того самого ныряльщика. На сей раз он выглядел вполне пристойно: ширвалы заштопаны, куртка перетянута кушаком, курчавые волосы сухи. Судя по одежде и легкому акценту, он действительно был родом из Ахии.

– Да, сэр, – настороженно ответила я. – Но не ради охоты на них.

Незнакомец взмахнул рукой, словно сама мысль об этом казалась ему абсурдной.

– Нет-нет, конечно же, нет. Однако я видел нескольких неподалеку от моей рабочей площадки. А может, несколько раз – одного и того же, трудно судить.

– От вашей… рабочей площадки? Вы хотите сказать, там, на скалах над морем?

Он так и засиял от восторга. Еще секунду назад серьезное и задумчивое, его лицо озарилось лучезарной улыбкой.

– Вы это видели? Прошу вас, расскажите всем, кто согласится выслушать! Половина слушателей никак не может поверить, что я сделал это!

– Я тоже едва сумела поверить собственным глазам, – сухо ответила я. – Зачем вам это понадобилось?

– Чтобы проверить, смогу ли, – пояснил он таким тоном, будто более веских причин ему и не требовалось. – К тому же, это было просто восхитительно: полет в воздухе, падение в воду… Никогда прежде не чувствовал в себе столько бодрости! Однако площадка моя вовсе не там, нет. В нескольких милях на юго-восток – руины, там-то я и работаю.

С запозданием вспомнив о приличиях, я предложила ему сесть: на веранде имелось еще одно свободное кресло, обшарпанный, ветхий двойник моего. Оставалось только надеяться, что оно выдержит его вес.

– Я – Изабелла Кэмхерст, – сказала я.

В ответ он приложил ладонь к сердцу.

– Мир вам. Мое имя – Сухайл.

Я молча ждала продолжения, но больше он не сказал ничего. Возникла неловкая пауза, и он вопросительно склонил голову набок.

– Прошу прощения, – краснея, сказала я. – Вы ведь из Ахии, не так ли? Насколько мне известно, ахиатские имена обычно длиннее.

Его тонкие губы дрогнули в горькой усмешке.

– Так и есть, но отец отнюдь не обрадовался бы, пользуйся я полным именем. Посему – просто Сухайл.

– Значит, мистер Сухайл, – сказала я, пытаясь выйти из необычной ситуации наилучшим образом. (Впрочем, безуспешно. По-моему, кроме этого раза, я больше никогда в жизни не обращалась к нему столь официально. Согласитесь, общаться в формальной манере с тем, кого впервые в жизни увидел полуголым, да еще прыгающим в море со скалы, нелегко.) – В чем же заключается ваша работа?

Он выпрямился. Кресло зловеще заскрипело под его тяжестью.

– Я археолог.

Об этом я могла бы догадаться, не спрашивая. Койяхуак просто изобилует руинами, половина из коих – остатки великой империи, господствовавшей в этих землях сотни лет тому назад, пока ее упадок не превратил сей регион в разрозненное скопление городов-государств и антиопейских протекторатов. А вот другая половина…

– Вы изучаете дракониан?

Как выяснилось, заставить его улыбнуться было несложно.

– По крайней мере, то, что осталось после них.

В Ахии после дракониан осталось множество разных разностей. Многие полагали, что центр этой древней цивилизации – если таковой в самом деле существовал – находился в пустынях южной Антиопы. Таким образом, в интересе Сухайла к драконианам не было ничего удивительного. Однако он отмел тему дракониан небрежным взмахом руки.

– Но вам, как я понимаю, требуются драконы живые.

– Да, – согласилась я. – Собственно говоря, я и мои спутники совершаем кругосветное путешествие ради их изучения.

– Ваши спутники… – проговорил Сухайл. – И даже мальчик?

Меньше недели на берегу, а Джейк уже начал жаловаться на то, что скучает по «Василиску»…

– Это мой сын.

Пожалуй, жест Сухайла следовало интерпретировать, как просьбу об извинении.

– Мне следовало догадаться, что тот, другой ширландец – ваш муж.

Вздохнув, я отложила наставление о ловле птиц. Я с самого начала подозревала, что мне придется объяснять, в каких мы с Томом отношениях, по всему свету, от края до края – и не ошиблась.

– Он мне не муж. Я – вдова. Том Уикер – мой коллега. Четвертая наша спутница, мисс Кэрью – гувернантка сына. Драконов ищем мы с Томом. Не могли бы вы описать нам путь к вашей рабочей площадке?

– Я могу предложить кое-что лучшее, – ответил Сухайл. – Если хотите, завтра я отведу вас туда.

На миг мой мысленный взор затмили пернатые змеи – множество, целые стаи! Но в следующую секунду здравый смысл и инстинкт самосохранения взяли свое.

– Нужно посоветоваться с Томом, – сказала я. – У нас здесь есть ряд прочих дел, а его планы и договоренности мне пока неизвестны.

Сухайл кивнул.

– Иными словами, обо мне вы не знаете ничего, кроме того, что я ныряю со скал и выдаю себя за археолога. Поговорите с вашим коллегой. И, если к завтрашнему утру вы решите, что мне можно доверять, отыщите меня на восточном краю рыночной площади.

Прямолинейно, но исключительно точно…

– Благодарю вас, – сказала я.

Сухайл опасливо поднялся на ноги, с недоверчивым облегчением приподнял брови, убедившись, что кресло перенесло сей процесс, не рассыпавшись на части, поднес руку к сердцу и удалился.

* * *

– Археологом его никто не называл, – сказал Том, – но, думаю, так оно и есть. Он здесь уже около месяца. Начал с прочесывания окрестностей в поисках руин, в конце концов остановился на том месте, о котором рассказал вам. Никто не может понять почему: слишком уж близко к Намикитлану. Антиквары и охотники за сокровищами давным-давно обобрали эти руины дочиста.

– Тогда он либо абсолютно безграмотен, либо намного проницательнее всех остальных, – заметила я, пожимая плечами. – Во всяком случае, он не производит впечатления человека, который раскроит нам черепа и бросит в джунглях… – При виде гримасы на лице Тома я не смогла сдержать раздраженный вздох. – Что? Неужели вы так потрясены тем, что я, прожив на свете почти три десятка лет, наконец-то сделалась несколько осторожнее?

– Вроде того, – со смехом ответил Том.

На следующее утро мы встретились с Сухайлом на краю рыночной площади – он заканчивал утреннюю молитву. При виде нас его безмятежный покой тут же сменился внезапным приливом сил. Отсюда следовало, что он не был уверен в нашем появлении. Я познакомила его с Томом, после чего он сказал:

– Совсем забыл предупредить: путь нелегок.

Я указала жестом на свой костюм – удобную рубашку, мужские брюки и прочные башмаки.

– Как видите, я готова. Опыт походов по бездорожью у меня есть.

Только после этого я осознала, что мой жест не из тех, которые можно счесть скромными – особенно когда на мне брюки. Я так давно привыкла к обществу Тома, видевшего во мне всего лишь коллегу, что далеко не сразу вспомнила о своем теле, к коему только что привлекла внимание совершенно чужого человека, а, вспомнив, чуть не сгорела от стыда.

К счастью, в эту минуту Сухайла волновали более утилитарные материи. Он вывел нас за пределы Намикитлана и углубился в джунгли. Здесь, в вязком влажном воздухе, мы разом взмокли от пота. Сухайл ничуть не преувеличивал: путь действительно оказался очень и очень трудным и стал бы еще труднее, если бы он не шел впереди, прорубая дорогу мачете.

– Расчищаю тропу всякий раз, когда хожу в город, – с досадой сказал он. – А возвращаюсь – снова все заросло.

Как следствие, поход, в иных условиях занявший бы максимум час, продлился два часа с лишком, и к финишу я совершенно выбилась из сил. Но результат… Да, результат того стоил!

До этого я никак не могла понять, отчего драконианские руины внушают многим такой восторг. Те, что мне довелось видеть в Ширландии, пребывали в самом плачевном состоянии, и, главное, не впечатляли размерами. Кроме этого, я видела драконианские руины в Выштране, неподалеку от Друштанева, а также множество ксилографий и гравюр, но все это не шло ни в какое сравнение с видом огромного драконианского города!

Над джунглями возвышались полдюжины пирамид. Их ступенчатые грани были украшены гирляндами зелени, словно колоссальные жардиньерки. В просветах между стволами деревьев и стеблями лиан виднелись фрагменты сглаженных погодой и временем монументальных резных барельефов. Все эти мертвые камни служили насестами бесчисленным стаям птиц. Птицы перекликались, порхая в воздухе, вызолоченном солнечными лучами…

Короче говоря, до сего момента я была уверена, что подобные места существуют только в сказках. Я замерла на месте с разинутым от изумления ртом, а Сухайл широко раскинул руки, точно фокусник, только что явивший публике свой коронный трюк.

– Разграблено все подчистую, как ни жаль, – заговорил он, дав мне собраться с мыслями. – И тем не менее здесь можно узнать очень и очень многое.

«Либо абсолютно безграмотен, либо намного проницательнее всех остальных…»

– Например?

Сухайл пригласил нас подняться на одну из пирамид, но вовсе не затем, чтобы осмотреть ее вблизи. Даже не взглянув на развалины храма на ее вершине, он принялся чертить пальцем в воздухе, покрывая окрестности сетью воображаемых линий.

– Пирамиды – само собой. Самое интересное вовсе не так очевидно. Здесь были улицы, видите? Если пройтись понизу – вон там или там, – ровной земли не найдете. Повсюду небольшие пригорки. Даже дракониане не могли поголовно жить в огромных пирамидах и дворцах. Были здесь и обычные дома, и мастерские, и лавки. Их остатки также сохранились – я раскопал кое-что и убедился. Дерево давным-давно сгнило в труху, но некоторые мелочи… Естественно, не те, что могут заинтересовать антикваров или людей, которым нужно лишь золото, огневики, да жуткие статуи древних богов. Битые горшки и тому подобное… но о скольком они могут рассказать!

Этот тон, эту страстную увлеченность человека, нашедшего свое призвание и готового посвятить ему всю жизнь, невозможно было спутать ни с чем на свете.

– А как, по-вашему, они могли быть связаны с драконами? – спросила я (именно эта возможная связь и была единственной причиной моего интереса к древней цивилизации дракониан).

– Смеяться не будете? – спросил он в ответ.

Пожалуй, на этот раз его улыбка была щитом, непробиваемой броней превентивной самоиронии. Я покачала головой, обещая хранить предельную серьезность.

– Я думаю, они их приручали, – сказал он.

Легенды гласили, что это так, но все же…

– Но это ведь пробовали, и не раз. Йеланцы якобы научились разводить и выращивать их в неволе – вот в чем очень хотелось бы разобраться подробнее. Кроме того, я видела цепных драконов, использовавшихся подобно сторожевым псам. Но в самом деле приручить их… превратить в домашних животных, как мы – лошадей? Подтверждающих данных у нас нет.

– Если только вы не обнаружили что-то подобное, – добавил Том.

Сухайл окинул разрушенный город долгим взглядом.

– В моих исследованиях эти руины – далеко не первые. В Ахии нередко встречаются странные сооружения… Представьте себе большой загон, обнесенный высокими стенами, а изнутри разбитый на мелкие ячейки, словно соты. Назначение каждый исследователь интерпретирует на свой лад: рынки, тюрьмы, склады для ценных товаров… Большинство интерпретаций подразумевает, что изначально эти сооружения были крытыми, но кровля не сохранилась. Однако нам не удалось обнаружить ни обломков черепицы, ни гнезд под несущие балки в стенах – ничего! Если эти сооружения были открытыми сверху – а я считаю, что именно так и было, – под склады они малопригодны…

– Но вполне годятся для содержания драконов, – подхватила я, уловив ход его мысли. – При условии, что драконов держат на привязи или приручили настолько, чтобы они не улетали на волю. Да, готова допустить: это вполне возможно… но не доказано.

– Конечно, не доказано. Потому-то я и здесь. Ищу подтверждения… – Сухайл пожал плечами и неожиданно широко улыбнулся. – И этой гипотезы, и многих других. Однако идемте – я ведь обещал вам пернатых змеев. Надеюсь, они не подведут.

* * *

Следуя за ним, мы спустились с нашего наблюдательного пункта и прошли через заросшие развалины города. Путь был опасен: коварные камни и корни так и норовили подвернуться под каблук или зацепить ногу. Необходимость красться задачи тоже ничуть не облегчала.

– В этот час они нередко греются на солнце, – прошептал Сухайл, – но стоит подойти ближе – бегут. А может, не они, а он: я не уверен, что это всякий раз один и тот же. Возможно, вы сумеете определить.

– Несколько крупных – уже стая, – сказала я. – Между тем, я совершенно не ожидала обнаружить так близко к Намикитлану хотя бы одного. Я знала, что в данном регионе они встречаются, но, учитывая высокий спрос на их перья, ожидала, что их придется искать намного дальше.

Сухайл кивнул.

– Потому я и не говорил о нем никому, кроме вас. Не хотелось бы, чтобы сюда по его душу сбежались толпы охотников.

Тут он остановил нас и указал на последнюю из пирамид, стоявшую в некотором отдалении от остальных.

– Недалеко от вершины, два яруса вниз. Видите?

Вначале я не увидела ничего. Стояли мы слишком далеко, а густая зелень служила змею и укрытием, и камуфляжем. Но, проследив за указующим перстом Сухайла, я в самом деле смогла разглядеть его!

Кетцалькоатль

Кетцалькоатль растянулся вдоль каменной ступени пирамиды, улегшись среди кустов, будто на огромной кровати. Его зеленые – того же оттенка, что и у птицы кетцаль (отсюда и его название) – перья блестели в лучах солнца, отливая всеми цветами радуги. Длина его туловища, по моим оценкам, составляла как минимум метров пять, а, вполне вероятно, и больше.

Сможет ли он услышать нас на таком расстоянии? Я прочла все, что было известно о кетцалькоатлях, но об остроте их слуха не упоминалось нигде.

– Насколько близко можно подойти, прежде чем он сбежит? – тихо спросила я.

Сухайл покачал головой.

– Не проверял. В первый раз я наткнулся на него чисто случайно, подойдя к подножью пирамиды.

Это значило, что можно подойти ближе. Некоторое время я рассматривала зверя в полевой бинокль, а затем осторожно, чтоб не споткнуться и не спугнуть его, двинулась вперед. Но тут меня постигло прискорбное разочарование: никакой пользы это не принесло. Кусты и деревья, росшие вокруг пирамиды, начисто перекрыли обзор. Чтоб разглядеть нечто большее, пришлось бы взбираться наверх, а это неизбежно спровоцирует бегство объекта наблюдения…

Я снова припомнила все, что знала о кетцалькоатлях. Подобно многим драконам, охотятся преимущественно в сумерках, нелетающие… Нельзя ли понаблюдать за ним сверху, если успеть забраться на вершину пирамиды до того, как он явится подремать среди дня?