Текст книги "От Лукова с любовью"

Я пристально смотрела на тренера, слегка приоткрыв рот, не зная, смотрит ли Иван на нее так же или нет, мне было все равно.

Женщина одарила Ивана таким взглядом, что я не знала, что и думать. Он был… недовольным? Сердитым?

– Судя по вашему поведению, это невозможно?

Иван моргнул.

Потом и я моргнула.

– Я буду добра к вам обоим, и вы знаете это.

Это было спорно.

Мой мозг лихорадочно работал. Вел ли он себя чересчур дружелюбно со всеми своими прежними партнершами? Я не могла вспомнить. У нас с Полом были довольно теплые отношения, но не теплее, чем у других партнеров, катавшихся в паре. И, во всяком случае, я не часто смотрела на него так, будто хочу убить его, подумала я. Но Иван и партнерши, которые были до меня? Я правда не знала, однако вряд ли. И потом, я не слишком обращала внимание на них, потому что всегда была слишком сосредоточена на его надоедливой заднице.

Уголком глаза я увидела, как Иван поднял руку и приложил ее к затылку, но я была слишком увлечена тем, что пыталась понять, что за выражение промелькнуло на лице тренера Ли, и не сразу обратила на это внимание.

Ее лицо порозовело… и неужели она вытаращила глаза, глядя на него?

– Иван, – медленно и строго проговорила женщина, вкладывая какой-то тайный смысл в одно только его имя.

Он моргнул. Длинные черные ресницы быстро прикрыли его глаза, и по тому, как напряглись и расслабились его шея и грудь, я поняла, что он тяжело вздохнул и выдохнул.

Что-то подсказывало мне, что дело здесь не чисто. Они так смотрели друг на друга… я не могла понять, но…

– Конечно, – вдруг с раздражением произнес он, шумно дыша и бросая на меня взгляд, который я чуть было не пропустила, казалось, я вывела его из себя, вынудив сделать то, что ему делать скорее не хотелось.

– Конечно? – прохрипела я.

Он кивнул, выглядя при этом взбешенным.

– Да. Конечно. Я могу сделать это.

– Что за хр… – Я закрыла рот, закусив губы. Думай. Думай, Джесмин. Я дала им слово.

– Это не самое удачное предложение, которое мне когда-либо приходилось слышать, но мы действительно должны сделать это, – пробормотал Иван. Потом он посмотрел в мою сторону и наморщил лоб. – Всего один год, и я избавлюсь от тебя.

Ублюдок.

Тренер Ли заворчала, но я едва слышала ее, борясь с непреодолимым желанием обозвать его стервецом.

Иван вздохнул и поднял голову к потолку.

– Я могу притвориться улыбающимся, – продолжал он, когда я наклонилась, сидя в своем кресле и поставив локоть на подлокотник. – Ей не придется выходить за меня замуж или рожать ребенка… верно, Ли? Или я это пропустил?

От этих слов я откинулась назад и выпрямилась так, чтобы видеть их обоих.

– Я не стала бы рожать от тебя ребенка, даже если бы ты заплатил мне миллион долларов.

Что-то странное случилось с его щекой, прежде чем черты его лица пришли в полный порядок.

– Я не прошу тебя об этом. Это дело нехитрое. Я могу это провернуть. – Его темные, густые брови приподнялись всего на сантиметр, не больше. – Ты способна на такую мелочь? – спросил он, и, клянусь, он нарочно пытался подначивать меня.

Если бы этого поединка было недостаточно для того, чтобы успокоить меня и привести мои мысли в порядок, не знаю, что бы случилось. Разумеется, не было ничего, что бы он мог сделать лучше меня. За исключением квада – прыжка в четыре оборота, – но это к делу не относилось. Я была не намерена позволять Дьяволу думать, что он лучше меня. Поэтому, стараясь говорить приятным и ровным голосом, я попробовала объяснить:

– Я способна на это, просто я плохо умею притворяться, понятно?

Никто из них не произнес ни слова.

– Именно так, – подтвердила я.

Они просили меня быть нежной. Ладно, может быть, не нежной, но… по крайней мере, вести себя не так, как будто я не выношу его. Полагаю, что они хотели именно этого.

Конечно, я могла бы пойти на это. Только я не знала, хочу ли я. Я никогда не была талантливой актрисой. Я никогда не видела смысла в том, чтобы имитировать чувства, которых у меня нет, или любить кого-то, кого я терпеть не могу. В моей жизни и без того хватало дерьма.

– Ты не совсем в моем вкусе, если это как-то тебя утешит, – добавил Иван, вынудив меня медленно повернуть голову и посмотреть на него. – Я могу смотреть на тебя так, будто не питаю к тебе отвращения.

Я моргнула.

– Хорошо. Ты тоже не в моем вкусе.

Он моргнул.

Я моргнула.

А потом тренер Ли издала какой-то нервный звук.

– Я рада, что вы оба не нравитесь друг другу. Итак, можем ли мы договориться о том, что на публике вы будете любезны друг с другом? На следующей неделе мне нужно договориться о вашем совместном интервью.

Иван пожал плечами, когда я пристально посмотрела на него, при этом сам он смотрел в никуда.

– Я-то все сделаю. Все зависит от того, сможет ли она.

Много лет спустя, вспоминая об этом моменте, я поняла, как умно они обыграли меня. Как давно Иван так хорошо понимал меня. Потому что я вляпалась прямо в это дерьмо. Моя гордость завела меня туда.

– Конечно, я могу это сделать.

И хлопок рук тренера возвестил о том, что все улажено.

– Хорошо. Перейдем к следующему вопросу.

– Журнал «Спортс докьюментид»[13]13
  «Sports documented» (англ.).


[Закрыть] хочет опубликовать о вас материал, – сказала тренер Ли, почесывая шею кончиками пальцев, что свидетельствовало о том, что она нервничает.

А она никогда не нервничала.

Взглянув на Ивана, я увидела, что он сидит, скрестив руки на груди. Он казался абсолютно спокойным… до тех пор, пока я не заметила, что он покачивает ногой.

– Ладно, – не спеша проговорила я, все еще глядя на Ивана, который выглядел почти равнодушным.

Но я слишком хорошо знала, что за дьявол сидел в нем. Он не был равнодушным.

На губах тренера Ли заиграла та неловкая, натянутая улыбка, которая выводила меня из себя.

– О вас обоих.

Ну, охренеть, о нас обоих. Зачем им была я, когда рядом был сам мистер Жеманство, пользовавшийся огромной популярностью? Здесь было нечто большее, я чувствовала это нутром.

Просто она почему-то не спешила сказать мне об этом.

Итак, я ждала. И молчала, пристально глядя на нее и готовясь услышать все остальное.

Когда глаза тренера Ли сверкнули в сторону Ивана, это только подтвердило мои подозрения. Заговорив более высоким голосом, чем обычно, она произнесла:

– Это для одного специального выпуска…

Идиот в кресле кашлянул.

– Этот выпуск каждый год продается с потрясающим успехом.

Ох.

Ох.

Я точно знала, о чем она говорит.

Но я держала рот на замке, не давая ей понять, что поняла, потому что разве не забавно было бы посмотреть, как она нервничает и, возможно, даже слегка смущается, пытаясь уговорить меня на то, чтобы я разделась? Она не знала, что я не стеснительная, а должна была бы знать. Я раздевалась моментально, если это было необходимо. Я переодевалась в присутствии других людей с тех пор, как девочкой начала участвовать в соревнованиях.

– Была бы замечательная реклама, если бы ты сделала это…

Я продолжала смотреть на нее. По-прежнему с непроницаемым лицом.

– Это заняло бы только одно утро или вечер.

На этот раз я кивнула, причем медленно.

– Возможно, максимум день, но не больше, – с натянутой улыбкой закончила тренер свою болтовню.

Я моргнула, стараясь казаться как можно более наивной.

– Что за выпуск? – спросила я тем же легкомысленным тоном.

Ее лицо вспыхнуло, и она быстро перевела взгляд на Ивана.

– Ты же знаешь, Фрикаделька, это для «Анатомического выпуска», прекрати быть занозой в заднице и тянуть время, – сказал Иван, тихо посмеиваясь и покачивая головой.

Опять эта чертова Фрикаделька. Сосредоточься. Будь выше этого.

Я посмотрела на него отсутствующим взглядом и пожала плечами.

– Прости, – сказала я, не придавая этому особого значения.

Ее лицо мгновенно помрачнело.

– Ты знала?

– Я поняла, когда вы слишком старательно пытались уломать меня.

Нельзя сказать, что Ли обрадовалась, но она уже не казалась такой злой, просто… удивленной.

– Ты не против?

Я дернула плечом:

– Все, что им от меня нужно, это сделать мои фотографии на коньках, верно?

Тренер моргнула:

– Да.

– Я смогу прикрыть чересчур интимные места, не так ли?

Она неторопливо кивнула, при этом ее лицо перекосилось и стало встревоженным.

– И вокруг будут находиться только сотрудники?

Она отреагировала так же, не изменив выражения лица.

– Тогда я не против, – просто сказала я. – Я понимаю, это стало бы хорошей рекламой. – Кроме того, втайне я всегда надеялась, что меня туда пригласят. Многие талантливые спортсмены почитали за честь фотографироваться для этого журнала.

Тренер Ли как-то подозрительно прищурилась и, потянув время, сказала:

– Не пойми это превратно, но мне трудно допустить, что ты относишься к этому вопросу с таким пониманием.

– В раздевалках я обнажалась в присутствии совершенно незнакомых людей, – сказала я. – Фотографы и сотрудники журнала видели тела получше и похуже, чем мое. У всех нас есть две ягодицы и гениталии. Я не понимаю, что здесь особенного. И, похоже, никто не увидит моих сосков или чего-то еще. – Потом я моргнула. – Никому из вас нет никакой необходимости присутствовать там, верно?

Иван снова кашлянул, а лицо тренера Ли приобрело ярко-красный оттенок. Ее пыхтенье, вероятно, было слышно во всем мире, когда она ответила:

– Джесмин… снимать будут не только тебя. Они хотят снять вас вместе с Иваном.

Меня вместе с Иваном.

Обнаженными.

– Было бы замечательно, если бы вы оба сделали это, – добавила тренер Ли, стараясь придать некоторую восторженность своему голосу. – Очень быстрая съемка. Зная вас обоих, я уверена, что у вас это не займет много времени.

– Мне пришлось бы раздеться перед ним? – Я показала большим пальцем на ухмыляющегося в своем кресле идиота. Не было нужды смотреть на него, чтобы понять, что он ухмыляется. Я просто знала это.

Она кивнула.

Об этом я даже не подумала.

– Нет.

Иван засмеялся, комната наполнилась тем ленивым, радостным смехом, который действовал мне на нервы всякий раз, когда я слышала его.

– Секунду назад ты сказала, что обнажалась в присутствии посторонних людей.

Я бросила сердитый взгляд на идиота, одетого во флисовый пуловер и темно-синие спортивные брюки.

– Да, посторонних. А не в присутствии тех, кого я вижу каждый день, – усмехнулась я. – И не перед тобой.

Он наморщил нос, явно офигенно наслаждаясь тем, что происходит.

– Да, ты знаешь меня. Ты знаешь, что можешь доверять мне…

Я засмеялась:

– Нет.

– Что я такого сделаю? Возьму твою фотографию и запощу ее в интернете? – Он скорчил гримасу.

Он был прав, но…

– Нет.

– Я верю, что ты не станешь постить мою фотографию в обнаженном виде, – предположил он, словно это могло помочь.

Я снова бросила на него взгляд:

– Зачем мне это делать? В любом случае никто не захочет на это смотреть.

Он закатил глаза, и из его горла вырвался раздраженный возглас, который за все эти годы я слышала по меньшей мере раз пять, когда ему нечего было ответить, иными словами, я победила.

– Я не понимаю, в чем проблема. – Иван сменил тему. – Наш тренер беспокоилась по поводу того, что ты откажешь, но я был уверен, что ты согласишься. Это самый продаваемый выпуск.

Черт бы меня побрал.

Иван склонил голову набок, снова глядя на меня с просветленным, самодовольным лицом.

– Мы заключили сделку.

Проклятье.

– Я знаю, что мы заключили сделку, – зашипела я, внезапно выходя из себя.

– Ты обязана это сделать.

Мне захотелось поднять руки и прикрыть глаза, но я не сделала этого. Я не сделала бы этого. Но черт. Черт. Я подняла глаза к потолку и выдохнула.

– Ты понимаешь, что я и прежде видел обнаженных женщин, ведь так? – спросил он со специфическим оттенком в голосе, который можно было бы принять за юмор или развязность.

Я покачала головой, продолжая смотреть наверх. Какого черта я вляпалась в эту историю? И как мне отсюда выбраться?

Одно дело, когда меня с голой задницей видела куча других девушек.

И совсем другое, когда кто-то посторонний видит меня в чем мать родила.

Но совсем невыносимо, когда меня увидит раздетой этот мужчина, привыкший годами подначивать меня.

Я должна была смотреть ему в глаза весь следующий год. Все это время слушать его.

Ни перед кем в мире мне никогда не хотелось бы выглядеть такой уязвимой, как перед Иваном. В его арсенале и без того хватало боеприпасов. Не дай бог, он стал бы отпускать замечания насчет размера моей задницы, когда я буду без трусов. В таком случае я, наверное, попыталась бы оторвать у него член.

Но…

Я дала им слово. Я собиралась сделать все, что было необходимо для того, чтобы использовать с выгодой для себя то время, которое мы должны были провести вместе. И если это значит, что мне придется слушать, как меня поливают дерьмом из-за моей маленькой груди, или формы живота, или половых губ… то я точно оторву у него член.

Сукин сын.

– Итак… да? – спросила тренер Ли с надеждой в голосе.

Я все еще не смотрела на них, когда подлинная сущность происходящего нанесла мне удар прямо в сердце.

– У меня нет выбора, разве не так?

– Не сердись. Мы все сделаем быстро. Мне довольно трудно терпеть тебя полностью одетой, не хватает еще, чтобы я терпел тебя обнаженной.

Я без колебаний послала его куда подальше, несмотря на то, что не отводила глаз от потолка. Опустив глаза, я многозначительно улыбнулась ему:

– Мне тоже не хочется видеть твою рухлядь.

Идиот подмигнул:

– Ой, это не рухлядь, Фрикаделька. Это добротная штуковина.

Я заткнулась.

Глава седьмая
Весна / лето

– Может, ты прекратишь? – прошипел Иван, одновременно долбанув меня ногой под столом.

– Сам перестань. Я сижу со своей стороны, сдвинь ноги. – Я ударила его коленкой под правое колено, хотя говорила себе, что буду вести себя хорошо и выдержу следующий час, как чемпион.

Потому что я могла.

И смогла бы.

Наверняка, если бы он не сидел рядом со мной.

Я не ставила перед собой цели испортить интервью, которое устроила тренер Ли. Если кто-то и собирался это сделать, то это был болван, сидевший рядом со мной. Мы справлялись очень неплохо после той встречи, когда Ли попросила нас постараться терпимо относиться друг к другу, оставляя неприятные слова и взгляды до тех пор, пока мы не окажемся наедине… или, по крайней мере, подальше от чужих ушей. Она также по-прежнему не повторяла своей ошибки и не оставляла нас одних, так-то вот.

Но в этот день мы действительно должны были вести себя идеально. Я думала, что с этим не будет никаких проблем. В течение шестидесяти минут я выдержала бы и кое-что похуже.

Потом Иван решил сесть рядом со мной, и я стала сомневаться в себе. Я уже сидела на скамье в комнате отдыха для персонала КЛ, когда он скользнул на скамейку. Предполагалось, что мы ждем журналистку или блогершу, или кем бы она там ни была, которая должна была прийти и задать нам вопросы, готовя официальное сообщение о том, что мы с Иваном теперь катаемся вместе.

Правда, не предполагалось, что мы скажем о том, что будем вместе только один сезон. Накануне Ли проинструктировала меня на этот счет. Никто, кроме нас, не должен знать об этом.

Замечательно.

Я подвинулась и свела бедра, не желая касаться Сатаны, чтобы эта дама не застала нас в разгар ссоры, и оглядела пустую кухонную зону, стараясь не обращать внимания на тепло, исходящее от тела Ивана, сидевшего на расстоянии пары сантиметров от меня.

Потом он толкнул меня нижней частью бедра в колено. Опять.

– Зачем ты трогаешь меня? – прошептала я, едва шевеля губами и не отводя глаз от двери. Не ручаясь за себя, я старалась на него не смотреть.

– Это ты трогаешь меня, – прозвучал его нахальный – и глупый – ответ, потому что шевелился только он.

Я по-прежнему не смотрела на него.

– Зачем ты сел рядом?

– Потому что имею право.

– Ты слишком прижался ко мне.

– Я сел рядом с тобой.

Я покосилась на него.

– Потому что ты сделал это специально. Иди, сядь вон там. Подальше от меня.

Он уже смотрел на меня своими жуткими, ясными, голубыми глазами.

– Нет.

Я моргнула, и он сразу же моргнул в ответ.

Стервец.

– Тогда подвинься, чтобы я могла сесть напротив.

– Нет.

Я повернула голову, чтобы как следует разглядеть его. Волосы у него были аккуратно зачесаны назад, каждая прядь была на своем месте. В этот день на нем был свитер, который я узнала, он был такого светлого серого оттенка, что казался почти белым. Он оттенял его глаза… если бы только я замечала такого рода вещи.

– Подвинься, – сказала я.

Он опять отказался.

– Подвинься или я сама подвину тебя.

На этот раз он покачал головой.

– Почему?

– Потому что мы лучше смотримся, когда сидим вместе.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что он дурак, но… закрыла его.

Уголки его губ слегка, только слегка, дрогнули.

Я наморщила нос и стала смотреть на дверь. Прошла минута. Может быть, две.

Где эта дама? Нам пришлось прекратить тренировку ради этого интервью. Мы едва начали продвигаться вперед. Мы выполняли прыжки бок о бок, и… все получалось отлично. Мы двигались очень согласованно, особенно в прыжках, нам почти не делали замечаний. Я бы сказала, что тренер Ли была довольна. Я знала, что я сама была довольна.

Иван совершенно неожиданно снова стукнул своей ногой по моей, заставив меня посмотреть в его сторону. Он скорчил мне рожу.

– Прекрати. От тебя трясется вся скамейка.

Что за?..

Ох. Я даже не заметила, что трясу коленкой. Я тут же прекратила и засунула ладони под бедра.

Потом я начала дрыгать пятками. Где, черт возьми, эта особа? Она определенно опаздывала.

На мое колено опустилась ладонь.

– Перестань. Делать это, – произнес Иван абсолютно уравновешенным голосом, он был низким, но не слишком, просто совершенно невыносимым. – Я не знал, что ты способна нервничать.

Перестав качать пяткой, я уголком глаза взглянула на него, обратив внимание на его безупречный цвет лица. Я не помню, чтобы когда-нибудь видела на нем хотя бы один прыщик, черный или белый угорь. Никогда. Фу.

– Я не нервничаю.

Он фыркнул так громко, что я развернулась к нему всем торсом. Он улыбался. Все его худое лицо с микроскопическими порами, высокими скулами и тяжелым заостренным подбородком сияло. Он улыбался, а ведь он не одержал победу на соревновании и не находился в кругу семьи.

Раньше я этого никогда не замечала.

Что это, черт возьми, за человек? Его теплая нога была рядом с моим бедром, и он спросил:

– Поэтому ты перестанешь трясти ногой?

– Я трясу ногой, потому что мы могли бы сейчас тренироваться, а не ждать здесь, – сказала я, не совсем веря в этот вздор. – В любом случае, зачем ты лезешь в мои дела? И почему ты стал таким разговорчивым?

Я правда не могла перестать трясти какой-нибудь частью своего тела с того момента, как проснулась, зная, что меня ждет интервью. Я не испытывала сложностей при общении с людьми, но проблема заключалась в том, что я должна была отвечать на вопросы, а мои ответы будут записаны и сохранятся навечно, и будут оценены и растерзаны судом истории. Несмотря на то, что я сижу рядом с Иваном. С Иваном, который уже достал меня, а ведь еще никто не начал задавать вопросов.

Не дави.

– Ты несешь чепуху, – пробормотал он в ответ, придвигаясь ближе ко мне, так что его бедро прижалось к моему.

Я снова бросила взгляд на дверь, говоря:

– Ты сам несешь чепуху.

Он издал гортанный звук.

Прошла еще минута.

Может быть, две или три. А дама так и не появилась.

Время шло, и я собралась уходить. Я не желала сидеть и ждать.

– Я думаю, что ты волнуешься из-за того, что брякнешь что-нибудь не то, – проговорил Иван почти шепотом, словно не хотел, чтобы нас подслушали.

Секунду я молчала, выслушав его предположение, потом усмехнулась:

– Я не волнуюсь.

– Ты – лгунья, – тут же ответил он.

Проклятие, я не могла придумать ни одного возражения. Поэтому заявила:

– Заткнись.

Смех, вырвавшийся из груди Ивана, застал меня врасплох, и вся эта ситуация только еще больше взбесила меня.

– Чего смешного? – сквозь зубы спросила я.

От этого он рассмеялся еще громче:

– Над тобой. Господи. Правда, я никогда не видел тебя такой напряженной. Не думал, что ты на это способна.

Вытащив руки, я положила их на стол и начала барабанить по нему пальцами.

– Расслабься, Фрикаделька, – не унимался Иван, при этом его голос звучал слишком удивленно.

Я пропустила мимо ушей Фрикадельку, хотя поймала себя на том, что вздрогнула.

– Я расслаблена, – снова соврала я.

– Кто-нибудь говорил тебе, что ты не умеешь врать? Ты даже не пытаешься притворяться. – Он усмехнулся.

Закатив глаза, я продолжала смотреть на дверь, снова засунув ладони под бедра. Мне как раз захотелось подрыгать коленкой, когда я поняла, что начинаю трястись всем телом. Сидеть спокойно было труднее, чем я ожидала.

– Разве она не должна была быть здесь в десять часов?

– Да. Сейчас шесть минут одиннадцатого. Хватит уже, – пробормотал мой новый партнер.

– У меня дела, – объяснила я, отчасти говоря правду. – И почему с нами нет здесь тренера Ли?

– Потому что ей нет необходимости быть здесь, – ответил он, стараясь своим тоном подчеркнуть, что разговаривает с идиоткой.

Фу.

– В любом случае, что у тебя за дела? Ради смеха воровать у малышей одеяла? – Боже, он сам был удивлен тем, что сказал. Кретин.

– Нет, Сатана. Я больше этим не занимаюсь, – сухо ответила я.

– Толкать стариков с ходунками?

– Ха-ха, – промычала я сквозь зубы, наверное, в десятый раз бросив взгляд на дверь.

– Ну? Так чем же ты занимаешься?

Я посмотрела на него:

– А почему тебя это интересует?

– Не интересует, – беззаботно ответил Иван, и я почувствовала, что у меня что-то сжалось в груди. Я отогнала от себя это ощущение.

– Правильно, и не должно.

– Я все равно хочу знать.

Я снова взглянула на него, чувствуя, что сейчас сморожу какую-нибудь колкость.

– Мне нужно идти на работу. Это ты понимаешь?

На его равнодушном лице появилось смущение.

– Ты работаешь?

– Да.

– Зачем?

Я моргнула.

– Затем, что все стоит денег, а деньги не растут на деревьях, ведь так? – попыталась объяснить я, все еще хлопая глазами.

– Ха-ха, – сухо ответил он, скрестив руки на груди, и опять окинул меня своим ленивым взглядом, от которого я чувствовала себя дурой. – Где ты работаешь?

Теперь это заставило меня искренне рассмеяться.

– Ну, думаю, не стоит рассказывать.

На его лице появился намек на то, что можно было принять за улыбку или усмешку.

– Ты не скажешь мне?

– Зачем? Чтобы ты пришел ко мне на работу и выставил меня на посмешище? – спросила я.

Он даже не попытался отрицать, что сделал бы что-нибудь в этом роде. Он только пристально посмотрел на меня. Клянусь, при этом у него дернулся подбородок.

Я вскинула брови, словно говоря: понимаешь? Безусловно, он понял, потому что вообще не потрудился возразить. Зато у него задвигались челюсти, и он посмотрел на стол, а потом опять на меня.

– Но, как бы то ни было, что с тобой? – спросил он, бочком придвигаясь ко мне еще ближе, так что мое бедро, рука и плечо оказались прижаты к нему. – Это всего лишь интервью.

Это было всего лишь интервью – так он сказал.

Но меня от этого все равно чуть ли не тошнило.

– Я только чуть-чуть посмеюсь над тобой, если ты скажешь мне, почему это так тревожит тебя, – предложил Иван, словно утешая меня. Он посмеялся бы над моими страхами, но только чуть-чуть. Ох, ладно. – Итак? – подстрекал он.

Я пристально посмотрела прямо в эти бездушные глаза и промолчала. Он моргнул, потом я моргнула в ответ. Глупая то ли улыбка, то ли усмешка никуда не исчезла, и именно она подтолкнула меня к тому, чтобы слегка надавить ему на бедро своим костлявым локтем, как бы делая предупреждение.

Он даже не вздрогнул и не шевельнулся, когда я с силой нажала на него. Вместо этого он задрал ногу, чтобы нарочно прижаться к моим костям, пытаясь понять, как я отреагирую.

– Если у меня будет синяк на ноге, мне будет труднее удерживать тебя, – попытался он угрожать мне.

– Намного труднее. – Я закатила глаза. – Пошел в задницу. Ты ерничал, когда у тебя все бедра были в синяках.

Он засмеялся, чем снова застал меня врасплох.

– Скажи мне, чем ты занимаешься. Ведь все равно журналистки пока нет.

– Ничем.

– У тебя проблемы.

– У меня нет проблем. Я в порядке.

– Раньше я никогда не видел, чтобы ты так дергалась, и я не понимаю, злит это меня или отчасти радует.

При слове на букву «р» я уставилась на него, но, для начала, ничто в его лице не подтверждало сказанного им. Не думала, что он использует это слово на букву «р» применительно ко мне. Раздражает, может быть. Радует – ни в коем случае.

– Пусть будет «злит», – продолжал он, все еще оставляя вопрос открытым. – Я буду спрашивать тебя до тех пор, пока ты не ответишь мне.

Боже! Что воображали о себе все эти люди в моей жизни, которые не могли и не стали бы слышать «нет» в ответ. Ту же самую игру затевала моя мама, когда ей хотелось что-то разузнать. На самом деле в этой игре принимали участие все мои родственники, если им хотелось узнать то, о чем я не хотела им говорить.

– Фрикаделька.

– Ты – зануда. Надеюсь, ты знаешь об этом. – Я снова бросила взгляд на дверной проем. – И не называй меня Фрикаделькой в присутствии репортера. Еще не хватало, чтобы кто-то еще стал обзывать меня так же.

– Не буду, если ты скажешь мне, что с тобой случилось.

– Ты – идиот.

Он шумно выдохнул:

– Не буду. Скажи мне.

Вздохнув, я закатила глаза, не надеясь на то, что не услышу об этом до конца дня – или дней, – если откажусь.

– Видишь ли, я очень не люблю прессу. Я не люблю большинство писак. Они всегда все перевирают и выворачивают смысл наизнанку, чтобы вызвать полемику. А народ глотает это дерьмо. Ему нужен спектакль. Ему хочется верить всем мерзостям, которые он слышит о тебе.

– И что?

Не произнес ли этот ублюдок слова «и что?» так, будто это было ругательство?

– Что-что… Однажды я сказала, что система судейства все еще не совершенна, и журналисты повернули дело так, будто я считаю, что победа на соревновании была присуждена незаслуженно. После этого я несколько месяцев получала полные ненависти письма по электронной почте. В другой раз я отметила, что у кого-то прекрасно получился флажок[14]14
  Флажок – спираль, которой одна нога, поднятая вверх в поперечном шпагате, удерживается рукой.


[Закрыть], и они вдруг не написали ничего хорошего, – сказала я Ивану, вспомнив два эти случая потому, что они несколько месяцев доставляли мне беспокойство. И это была только частичка того, что акулы пера перевирали и выворачивали наизнанку до тех пор, пока вообще не перестали писать о том, что я думаю или говорю. Я ненавидела людей, занимающихся подобной ерундой. Я действительно бесилась от этого. Господи. – И не заставляй меня говорить о видео.

Иван долго молчал, и мне пришлось посмотреть на него. Его бедро было по-прежнему прижато к моему, но он хмурился. Я подумала было сдвинуть свою ногу, но черт с ним. Он вторгся в мое личное пространство. Я не собиралась больше уступать ему. Его вопрос прозвучал так неожиданно, что удивил меня.

– А ты никогда не думала, что на Кубке WHK[15]15
  Вероятно, речь идет о NHK – этапе Гран-при, проводящегося в Японии.


[Закрыть] было совершено мошенничество?

Черт.

Склонив голову набок, я посмотрела на партнера и пожала плечами:

– Нет, говорила.

Посмотрев на меня сверху вниз, он состроил гримасу:

– Не было никакого мошенничества, поскольку они изменили систему подсчета.

Я знала об этом. Система подсчета очков была изменена, когда я была ребенком, после того как все-таки было совершено мошенничество. То, что когда-то называлось субъективной балльной системой, в основе которой лежала оценка 6.0 за идеальное выступление, было уничтожено и реформировано, превратившись в систему, базирующуюся на подсчете очков, когда каждый элемент оценивается определенным количеством очков, которые вычитаются, если элемент был выполнен плохо. Система была не без изъяна, но она стала лучше.

Но тогда, на кубке WHK, я сходила с ума, и кто, черт побери, мог нести ответственность за то, что произошло, когда они взбесились до ужаса?

– Твоя партнерша приземлилась на обе ноги, и ты чуть не уронил ее, делая тройную подкрутку. Это был обман. – Вторая фраза была ложью, но остальное было правдой. Я в точности помнила этот инцидент.

Иван фыркнул и на этот раз сам развернулся ко мне всем телом.

– Это не было мошенничеством. Наша базовая оценка была значительно выше вашей, и она выполнила все подкрутки.

Я это знала, но я бы провалилась сквозь землю, если бы согласилась с тем, что его программа включала в себя значительно более сложные элементы, оцениваемые более высоким баллом, чем у меня и моего бывшего партнера. Кроме того… мы выступили не идеально. Почти идеально, но не совсем. Вероятно, я помнила каждую ошибку в каждой когда-либо исполненной мной программе. Иногда по ночам случалось, что я мысленно прокатывала все снова, даже те давнишние программы, которые я исполняла в подростковом возрасте. Если бы я не была такой самоуверенной или если бы я каталась чуть лучше… Как тогда сложилась бы моя жизнь, если бы я оправдала возлагавшиеся на меня надежды и не провалила почти все, что можно?

– Хорошо, это не было мошенничеством, – согласилась я, потому что, продолжая настаивать, выглядела бы еще большей идиоткой. Каким-то чудом я удержалась от улыбки. – Кто-то из твоих близких просто заплатил судьям. Как бы ты это ни называл, мне все равно.

Иван моргнул, и я моргнула в ответ.

Он упер кончик языка в щеку, а его лицо было спокойным, когда он сказал:

– Я выиграл честно и справедливо.

– В тот вечер я заняла третье место, я отлично приземлялась после каждой подкрутки.

Он снова моргнул:

– Ты все время отлично приземлялась, но у тебя была ужасная хореография, и на предыдущем этапе ты оттянула серию прыжков после того, что, судя по всему, должно было быть тройным сальховым. Кроме того, ты каталась как робот, а твой партнер все время выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

Он был прав, но…

Иван так беззаботно пожал плечами, что мне захотелось ударить его слева.

– Музыка у тебя была тоже отстойной.

Мне не оставалось ничего другого, как глубоко вздохнуть.

– Извини. Кем ты себя считаешь? Музыкальным гением? – огрызнулась я.

Он дернул плечом:

– Мой музыкальный слух тоньше, чем ты думаешь. Не злись. Это врожденное, либо он у тебя есть, либо нет.

Я бы открыла рот от удивления, но мне хотелось, чтобы он заметил мою реакцию.

Потом он продолжил:

– Ты свихнулась, если думаешь, что я позволю тебе выбрать музыку для какой-нибудь нашей программы.

Теперь мне пришлось, сидя на скамейке, развернуться к Ивану всем телом и одарить взглядом, говорящим «что за фигню ты несешь». Когда я наклонилась к нему, мое колено оказалось практически поверх его бедра. Это было совсем не похоже на то, как я прикасалась к нему по сто или по триста раз в день и к этому моменту уже много недель подряд. Клянусь, я могла бы узнать его в толпе по одному лишь запаху.

– Что?

Бледно-розовые губы искривились в очередной раз за этот день.

– Ты слышала меня. Мы с Нэнси, с хореографом, будем ее выбирать. Она будет безупречной. – Потом его губы опять искривились. – Поверь мне.