Текст книги "Мусульманская Русь. Восток"

– За ваш счет. В нормальной пехотной роте шестнадцать сержантов-сверхсрочников положено по штату. Вы, парни, не просто сержанты, а будущие офицеры. Вот и отдувайтесь. Каждый получит по взводу юнкеров и займется их воспитанием. Жить будете там. Учить – как любящий дядька. Если необходимо – словами и примером, если потребуется – кулаком. Не злоупотреблять!

– Три взвода, – деликатно напомнил Зибров.

– Вот именно. Тульчинский у меня будет отвечать за всю роту. За любые неполадки и происшествия спрошу с командира взвода и с него. Чтоб иллюзий не было…

– Э… – жалобно сказал Гусев.

– Потом объясню, – пихая его в бок, пообещал Зибров.

– …Никто вас так просто домой не отпустит, – не обращая внимания на шепот, вбивал Юнаков. – Офицеры в любом случае уйдут последними, но в свободные головы курсантов могут прийти разные неподобающие мысли. Поэтому гонять будем курсантов до полной отключки. Вы из этого дела выскакиваете и сами попадаете в злобных гонителей. Если все будет чисто, уйдете первыми – я обещаю. Или при училище останетесь, – посмотрев на Гусева, пообещал. Тот довольно просиял. При училище остаться – золотая мечта. Все лучше, чем в обычные полицейские. – Звание по-любому получите. При этом исключительно за положительный результат, и выводы о дальнейшей судьбе соответствующие. Понятно?

– «Если моему народу холодно, тому причиной – я. Если народ голодает, в том я виновен. Если мой народ совершает преступления, я должен считать себя единственно повинным в этом», – пробормотал Ян.

– Ты, католик, мне, саклавиту, будешь хадисы толковать? – изумился Юнаков. – Еще здесь суннизм начни проповедовать. Может, отдать тебя Шаповалову? Он точно знает, что правоверному положено, и тебе объяснит.

– Это древний китайский император сказал, – поспешно отказался Тульчинский.

Чем отличаются в этом смысле русские от прочих правоверных, Ян прекрасно знал. Странно было бы прожить всю жизнь в мусульманской стране и не быть в курсе, почему они друг с другом вечно ссорятся, и остальные саклавитов именуют не иначе как еретиками.

К тому времени, когда собирались и записывались устные традиции, мусульманское сообщество выросло, и каждая секта имела собственную, иногда конфликтную с другими, версию того, что сказал и сделал Мухаммад и его соратники. Поэтому ранние мусульманские ученые, исследуя хадисы, отсортировали их на более и менее надежные. Традиционалисты полагаются на их усилия, но скептики заявили, что вопрос требует более серьезного изучения.

Практически все мусульманские ученые соглашались, что в собрании хадисов есть недостоверные традиции о жизни Мухаммада. Большинство таких традиций были признаны мусульманскими духовными авторитетами как слабые. Лишь небольшая часть традиций считается надежной всеми мусульманскими учеными.

Саклавиты этих «ученых» поголовно категорически не уважали. Они рассматривали весь Хадис как ненадежный и предпочитали руководствоваться старыми обычаями. Как анекдот рассказывали о Хазрат Ахмад ибн-Ханбале[9]9
  Основатель одного из правовых толков ислама (780–855 г.).


[Закрыть]. Он, например, перед тем как приняться за арбуз, долго листал книги преданий о Пророке и выспрашивал знатоков шариата, желая узнать, ел ли арбузы святой Мухаммад, защитник ислама, посланник господа и попечитель грешных рабов божьих. Поскольку он не смог нигде найти и малейшего намека на интересующий вопрос, то так и отправился на тот свет, ни разу не отведав арбуза.

У русских собственная гордость, и они открыто говорили о недопустимости большинства хадисов. Якобы они нередко выдумывались на злобу дня и к реальным словам и действиям отношения не имели. Двадцатилетняя жена Пророка Аиша сразу после смерти Мухаммада была объявлена великим толкователем его слов, затеяла немало интриг, мусульмане разделились не без ее участия на суннитов и шиитов, между единоверцами произошла даже гражданская война.

Об ее жизни сохранилось достаточно записей, и с тех самых пор известно, что Аиша не стесняясь говорила: «Бог сразу ниспосылает Пророку то, в чем он нуждается». Такой неприятный намек. Уж ей-то без сомнений Аллах для откровений не требовался. Прожив после смерти Пророка сорок с лишним лет, она «вспомнила» больше двух тысяч его высказываний. И слишком многие были ей на пользу, а некоторые вполне реальны, но смотрятся очень неприятно. Где там правда, а где ложь, не разобрать. Проще вычеркнуть все.

Сам Мухаммад всегда подчеркивал, что он всего лишь посланник и человек[10]10
  «Я такой же человек, как и все посланники Аллаха». (Коран, 17:93.) И «Отвечай им на это (о Мухаммад!): «Если бы по земле вместо людей ходили спокойно ангелы, Мы бы послали им с неба посланника-ангела из того же рода. Но ангелы же не люди. И поскольку вы – люди, Мы, благодаря Нашему милосердию к вам, послали вам посланника – человека из вашего рода». (Коран, 17:95.)


[Закрыть], но посмотришь в хадисы и обнаруживаешь: «При рытье рва люди наталкивались на большие камни. Тогда они жаловались Пророку. Он просил принести ему сосуд с водой, поплевывал на нее, потом читал какую-то одному Аллаху известную молитву, выливал эту воду на тот камень. Присутствовавший при этом человек рассказывал: клянусь Тем, Кто послал его с истиной, самим Пророком, камень рассыпался и превращался в песок, так что ни топор, ни кирка не отскакивали». Люди не могут жить без чудес, решили русские толкователи, но руководствоваться лучше не их дуростью, а первоисточником – Кораном.

Собственно, это никогда и не скрывалось, однако большинство мусульман и не подозревало, откуда взялась разница в верованиях. Давно известно, что меньше всех знают историю религии и религиозных обрядов именно представители духовенства, которые боятся научных книг, как порох боится огня. А простой народ особо не разбирался в тонкостях толкований. На то существуют мулла. У каждого своя вера лучше всего, и местный авторитет запросто переплюнет ничего не соображающих «умников» из любой другой страны.

– Все претендующие на истину одинаковы, – сообщил между тем Юнаков. – Как ни называй хадисы, или, блин, изречения. Сто тысяч рассказов – и все друг другу противоречат. Кому какой нравится, тот такой и использует. Нет уж. Жить надо по совести, блюдя честь. Делай, что положено, и плевать на последствия. А этим дерьмом пусть богословы занимаются. Тем не менее, – он задумался, – хорошо сказано. Вот именно ты за все и ответишь. Вопросы есть?

– А почему мы? – подозрительно спросил Зибров.

– А это армия, курсант. Пора усвоить. В первом взводе или роте всегда стараются собрать лучших, и первыми же ими дырки затыкают. Из командира отделения лихо прыгаешь в командиры взвода. Так тебе не повезло или, наоборот, счастье привалило. Потом посмотрим.

– А ключи от каптерки кому? – спросил Ян. – Тут вещи чужие, не хочу потом отвечать.

– Мне отдашь. Считай, ревизия проведена. Все равно вещмешки под замком, а больше и тырить нечего. Идите собирайтесь, вместе пойдем. Представлю вас новым… хм… подчиненным.

– Ты вообще что-то понимаешь? – спросил уже за дверью Ян. – Оружие он чистил!

– Не наше дело, – отмахнулся Зибров. – Хотят замять – пусть. Ходил слушок, что он любил мальчиков потрогать. Вот и доигрался. Кто-то не промах оказался.

– Вы это о чем? – не понял Гусев.

– Не стреляются в сердце нормальные офицеры. В голову – верю, а тут очень странно. И время больно удачное. На улице палят, никто не прислушается и выскакивать посмотреть не станет. Плевать. Господин майор сказал: случайность, – кто я такой ставить его слова под сомнение?

* * *

Генерал Чанталов, начальник оперативного управления Генштаба, тихо закрыл тяжелую дверь и смачно плюнул прямо перед собой. Офицеры в приемной уставились на него с изумлением. Он даже не ругался никогда. Всегда корректен и образец для окружающих.

– Можете не ждать, – с явно сочащейся в голосе желчью сказал Чанталов. – Это полный… паралич воли и маразм. Дорошин, Тарасов, Федько, Кулаков – ко мне в кабинет.

– Это еще что? – спросил он на ходу, разворачивая протянутую бумажку.

– Очередной манифест Кагана, – с каменным лицом ответил первый заместитель начальника Управления военной разведки полковник Дорошин.

«Посвящая себя великому нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, к утверждению веры и нравственности…

Велик Аллах в милостях и во гневе своем! Возблагодарим за излитые на нас щедроты, и припадем к Нему с молитвами, да продлит милость Свою над нами, и прекратит брани и битвы, ниспошлет к нам побед победу, желанный мир и тишину».

– Идиот, – раздраженно сказал Чанталов, комкая бумагу и швыряя ее на пол. – Самое время про молитвы рассуждать.

С подписанием перемирия на улицы вышли тысячи горожан. Началось все совершенно стихийно. Десятки тысяч людей всех национальностей и религий бурно радовались окончанию войны. Все обнимались и готовы были любить друг друга совершенно бескорыстно. В этот день предприятия по всей Руси в крупных городах прекратили работу, в мечетях молились, во всех церквах звонили колокола, люди танцевали на улицах, обнимали друг друга, с песнями катались на фаэтонах, трамваях. Каждый выражал свой восторг как мог.

Уже на второй день во Владимир стали стекаться тысячи сельских жителей из близлежащих деревень, а на улицах стали попадаться и солдаты. В окрестностях стояло много запасных полков, и кроме новобранцев, излеченных раненых и сачкующих любыми путями от отправки на фронт, там было много всякого отребья, от которого старались избавиться приличные командиры. Вроде бы все смотрелось прекрасно и страшно верноподданно. Запрещать демонстрации причин не было.

Противоправительственных лозунгов первоначально не произносили. Но бесконтрольная толпа – страшное дело. Требования становились все громче и радикальнее. Правительственный манифест о победе никого не устраивал. Ждали послаблений, улучшения жизни… На самом деле никто толком не знал чего ждать, но слова «Аллах вознаградит наш верный народ» взбесили многих.

В мирное время недовольство населения было не слишком заметно, задавленное законами, объявляющими любую критику действий властей уголовным деянием. Тяжелая война обнажила множество проблем в стране, а метание Кагана из крайности в крайность не успокоили, а напротив – настроили против него практически все слои населения. Все прекрасно видели неумение справиться с ситуацией, и даже в армии появилось огромное количество недовольных. Победа принесла надежды на перемены. Кремль молчал, и это бесило больше всего.

Заводы не работали, с подвозом продовольствия начались проблемы, карточки уже не гарантировали получения товара, и хвосты очередей у магазинов растягивались на сотни метров. Место занимали с ночи – тут не до работы. Толпы на митингах сами себя заводили, речи превращались в реальное подстрекательство. Один из немногих боеспособных полков, вызванных для наведения порядка, отказался открыть огонь по демонстрантам. Солдат попытались разоружить силами жандармского батальона и арестовать офицеров, в результате получили уже реальное восстание, когда солдаты стреляли в жандармов, и толпа обрадованно поддержала столь интересное начинание. С улиц столицы исчезли полицейские постовые и всякий намек на поддержание порядка. Правительство в полном составе приехало на прием к Кагану и вежливо попросило для успокоения народа пообещать послаблений в налогах и вообще улучшения жизни, включая право на собрания и отмену цензуры.

Причиной неприязни Кагана к либеральным реформам была его религиозность. Он был глубоко верующим человеком и отказывался верить, что с момента написания Корана в мире кое-что изменилось. Будучи официальным главой саклавитов, а проще говоря, духовным владыкой большинства населения Руси, он десятилетиями внедрял духовные установления в светские дела. Из самых лучших побуждений он восстановил против себя слишком многих, будучи уверен во вредоносности любых изменений. И в этом его слишком многие духовные авторитеты поддерживали, цепляясь за собственные привилегии. Рано или поздно это должно было кончиться взрывом.

Что там произошло, толком никто не знал, но взбесившийся Абдульвахид никого не удивил. Слухи о его неадекватности давно гуляли по стране. Делегацию арестовали. Министров финансов и промышленности расстреляли без суда прямо во дворцовом саду. Остальным повезло больше – их просто отправили в тюрьму. Премьер-министр Сахаров очень предусмотрительно не поехал на встречу и уже пятые сутки неизвестно где находился.

Толпа взяла штурмом тюрьму и, освободив невинных страдальцев, приволокла их в здание Верховного Совета. Там бывшие министры сидели и тряслись в ожидании неизвестно чего. Во дворе митинговали с плакатами «Свобода, равенство, братство». А с импровизированной трибуны требовали положить конец режиму, угнетающему народ.

Единственный, кто еще мог как-то повлиять на ситуацию и успокоить страсти, шейх саклавитов был убит на ступенях мечети неизвестно кем. Разъяренная толпа растерзала убийцу прямо на месте, а разбираться в причинах было некому.

В семь часов утра 28 октября начался мятеж некоторых частей гарнизона и запасных полков. Офицеров арестовывали и нередко убивали на месте. Далеко не все части выступили. Артиллерийское и пехотные училища оказали сопротивление мятежникам, но были в результате боев отброшены и частью рассеялись, частью заперлись в казармах. Общее руководство мятежом отсутствовало, и очень скоро, потеряв цель и противника, многие солдаты занялись мародерством. Вторые сутки Владимир жил в атмосфере постоянных перестрелок и погромов. Одетые в военную форму (совсем не обязательно военнослужащие) грабили дома и лавки. Погибших в городе были сотни.

– Не подлежит ни малейшему сомнению, – сказал Дорошин, становясь по стойке «смирно» перед собравшимися в кабинете, – что мятеж вызван агитацией низшего мусульманского духовенства. Это не только достоверные сведения из первых рук, но и предъявленные требования. Они явно не хотели допускать до происходящего, но контроль утрачен. Первоначальная численность выступивших – до двенадцати батальонов, сейчас по приблизительным оценкам в грабежах и насилиях участвуют и жители города, и число… хм… бандитствующих элементов может доходить и до ста тысяч. В кварталах иноверцев организуются отряды самообороны. Артиллерийское училище заключило договор о совместной обороне с Юго-Западными кварталами. – Чанталов понимающе кивнул. Там селились все больше христиане. – На… э… обращения за указаниями и приказами из самых разных мест, включая пехотные училища и Шестьдесят восьмой Туркестанский полк, там, – он показал на потолок, – реакции не последовало. Следующий раунд будет гораздо хуже. Можете записать меня тоже в мятежники, но пора убрать нашего начальника Генштаба, поставить человека, готового взять на себя ответственность, – он прямо посмотрел на генерала Чанталова, – и попытаться навести порядок. Дальше будет хуже. Волна уже пошла вне столицы. Во многих городах беспорядки.

– Тарасов, – приказал генерал.

Заместитель управления службы тыла поднялся и непроизвольно провел рукой по бритому черепу. Он изрядно потел, несмотря на прохладу в помещении. Это уже были не просто разговоры с глазу на глаз и выражение недовольства. Они переступили черту.

– Пятеро из шести командующих фронтами подтвердили согласие на применение чрезвычайных мер, – хрипло сообщил. – Готовы оказать помощь. Азимов финтит, ждет, чья возьмет. Он всегда за победителя. Мешать не будет. Салимов…

Генерал остановил его жестом и посмотрел на полковника Кулакова. Этот был его подчиненным и доверенным человеком. А еще кончал Академию одновременно с Салимовым. Удачно совпало. Знакомым легче объясниться, и не будут подозревать чью-то интригу с провокацией.

– Я говорил с ним, – вставая, доложил тот. – Он человек жесткий и стесняться не станет. Первые эшелоны уже разгружаются в Горках. Он, кстати, выполнял прямой приказ Кагана, и переброска войск санкционирована практически сразу после заключения перемирия. Части надежные, специально отобранные и с добавлением добровольческих офицерских команд. Приказы выполнят исключительно от своего прямого начальства. Вот только обстановка изменилась. Тут такая любопытная вилка. В любом случае у него есть оправдание. Но он собирается идти до конца. Завтра на рассвете подразделения Одиннадцатой армии войдут в город. Для нас вариантов нет. Единственная возможность навести порядок. Мы обязаны поддержать его действия.

– Проблема – что дальше, – сказал негромко Федько. Еще один заместитель начальника Управления. На этот раз по кадрам.

А что делать? Только заместители на что-то способны. Они не прочь выдвинуться и тащат на себе весь груз работы. Генералы в тылах все больше дедушки в солидном возрасте и особыми талантами не блещут. Попали на должность по знакомству, и хорошо если стараются не вмешиваться лишний раз. Кое-кто портит так, что никаким диверсантам не приснилось бы. Не дать хода необходимой бумаге или исправить в меру скудного разумения – это нормально. Главное – уметь правильно доложить в Кремле. А там трава не расти.

– Вот именно, – подтвердил генерал. – Каган? Сколько голов слетит потом. И чьи. Такие энергичные деятели редко заживаются. А нарушающие приказы из Кремля – вообще никогда.

– Мы уже и так наговорили на каторгу, – кисло улыбнувшись, сообщил Кулаков. – Иначе как заговором наше собрание не назовешь. Так что смело следуем и дальше. Мы беседовали достаточно откровенно. Салимов прагматик. Без поддержки власть ему не удержать. А она будет у того, за кем пойдут. Есть Владимир, а есть страна. Армию нельзя вечно держать под ружьем, солдаты стремятся вернуться домой. Очередной мятеж с дележом хозяйства ему ни к чему. Так что он готов сотрудничать. Коллективное руководство военных при правительстве из технарей и специалистов. По пунктам. Во-первых, Салимов уберет Кагана и наведет порядок. Если потребуется – могильный.

Замечаний не последовало. Все прекрасно понимали, что простым отречением не кончится. Пока Абдульвахид жив, все они будут приговорены вне степени вины.

– Во-вторых, Генштаб обязан стать связующим звеном между армейскими командирами и арбитром в неминуемых спорах. Обязательно найдутся желающие получить за отсутствующие заслуги. В-третьих, обязательны реформы. Равноправие всех граждан перед законом.

Он обвел взглядом присутствующих и повторил:

– Всех! Без этого ничего не выйдет. Пора убрать тормоз с нашего Русского паровоза и посмотреть по сторонам. Кроме того, – он поморщился, – хотим иметь хорошие отношения с США и… хм… другими странами – придется прислушаться к их мнению. Но это не значит, что мы обязаны следовать чужим указаниям даже в деле политических реформ! Необходимо отстаивание национальных интересов при исполнении заключенных договоров с иностранными государствами. Салимов настаивает на аграрной реформе с проведением точной описи земельного участка и с вручением владельцу документов, реорганизации и приведении юридической системы к европейскому образцу, отделении религии от государства. Список, собственно, может добавляться и увеличиваться, но это основные принципы.

– Ничего ужасного не вижу, – пожав плечами, согласился Чанталов. – Вот только почему Кагана? Семью! Зачем оставлять живыми претендентов на престол?

Тарасов почувствовал, как пот уже потек ручьями. Кровью, гад, повязать хочет. В законе прямо сказано: «Виновные в покушении на жизнь, свободу верховного правителя наказуются смертной казнью».

– Я возьму на себя изолировать всех, кто находится вне Кремля, – сообщил Дорошин. – Но дядя Кагана в Дальневостоке сидит. Что там у нас с хазаками?

– Генерал Дербентский без благословления Старкиса шагу не ступит. Это я беру на себя. Получит он соответствующую телеграмму. Мы уже беседовали и друг друга поняли. Тут скорее надо думать, как бы Сибирь на дыбы не встала, если мы оплошаем. Со Старкиса станет. Ему указания напрямую от его Йахве поступают. Еще и поэтому промедление опасно. Туркестанские и семиреченские полки уже получили приказ и занимают позиции. Они собираются брать под контроль железнодорожные вокзалы. К центральному телеграфу и телефонным станциям выдвинулись отряды «охотников». Я потому и ходил… Эх, до чего страна дошла. Никто не хочет проявлять инициативы. Голову под подушку засунули и надеются – их не коснется. И это военные! Ладно. С нами или без нас – хазаки начнут. У них и выхода нет. В межрелигиозной войне всех порежут. Поэтому и для нас промедление смерти подобно. Гражданская война на пороге. Уж лучше идти в одном строю. Все. Начинаем. Кого брать под стражу и что делать, всем известно. Мы, старшие офицеры, начавшие служить в дни славы и мощи Руси, пережившие позор поражений войны, вынужденное унижение, не можем больше стоять в стороне!

На афоризм тянет, подумал Тарасов. Лучше бы записать и число проставить. Мы! Не я! Не спонтанный поступок нескольких человек – все участвуем.

– Я беру всю ответственность за последствия на себя, – заявил Чанталов, будто подслушав мысли. – Иншалла!

– Аллах Акбар! – хором ответили офицеры. – Все в руках его.

1935 год

Я захлопнул дверь и недовольно поморщился, обнаружив отсутствие бумаги. Вечная история даже в приличных местах. Хорошо, не забыл прихватить первую попавшуюся газету. Как оказалось, не самый лучший выбор. «Новости» – это на грани скандальности. Вечно лезут в чужое грязное белье. Зато про политику не пишут – мне ее и так хватает, и в чужих поучениях совершенно не нуждаюсь.

«И чем меня порадуют?» – устраиваясь поудобнее и разворачивая печатное слово, заинтересовался.

Все-таки я редко бываю дома. Остались старые представления. А у нас, оказывается, даже в «Новостях» передовица о достижениях народного хозяйства. Совсем сбрендили. М-да… Поголовье скота увеличилось в два раза, лошадей – в два с половиной. Кому смешно, а ведь это еще и удобрение в огромном количестве. Урожайность серьезно повысилась.

Число тракторов – 1,26 млн в пересчете на 15-сильные. Количество дворов, охваченных кооперативными отношениями, почти сравнялось с общим количеством хозяйств. Ну, это понятно… Государственная программа развития и поощрения кооперативного движения в деревне, свободного от господства некрестьянских элементов и ставящего целью экономический и культурный прогресс крестьянства, всем плешь проела. Однако для самих крестьян большое дело. Перекупщикам и ростовщикам крепко дали по рукам в первые же годы новой власти. А когда послевоенные высокие цены на продовольствие ощутимо просели в результате мирового кризиса, кооперативы многим облегчили жизнь. Они ведь тоже разные бывают. Когда пишут про проценты, такие вещи в глаза не бросаются, а имеет смысл смотреть внимательно.

Существуют сбытовые кооперативы, дающие возможность покупать более дешевые промышленные товары и продавать свою продукцию на более выгодных условиях. Большими партиями приобретать и продавать всегда удобнее.

Кооперация могла быть кредитной, когда приобретались дорогие сельскохозяйственные орудия и техника. А можно было объединиться и войти в кооперативы уже как члены, например, товарищества по обработке земли. Совместная работа и совместная собственность на сеялки, веялки и трактора при наличии собственного участка, огорода и скота. Вот доходы от общих работ делятся, а побочные заработки – личное дело каждого. Это не община в старом понимании. Перераспределения земельных участков ежегодно не происходит. Обрабатывать землю лучше совместно.

Люди свою выгоду хорошо видят. Недаром, при всех сложностях жизни, деревня горой стоит за власть.

Правительство изначально стремилось уничтожить в деревне почву для недовольства. Мероприятия «Движения» и центральных властей имели четкую направленность. Кроме самой аграрной реформы и выделения земель из кагановой собственности в крестьянскую, были законодательно снижены арендные цены и практически уничтожено ростовщичество. Для этого создали Крестьянский банк, работающий с мелкими собственниками. Существовала государственная закупка сельскохозяйственной продукции. Внедрялось широкое применение удобрений и техники, планировались различные программы поощрения кооперации, что облегчало властям социальное маневрирование, велось жилищно-коммунальное строительство, строились бани и дома культуры. Даже радио проводили в деревни бесплатно. Народ должен слушать правильные передачи и знать правильное направление.

Денежная компенсация, выплаченная правительством помещикам за отчужденную землю, быстро обесценилась в результате послевоенного кризиса и депрессии, и в результате помещики лишились не только земли, но и каких-либо финансовых рычагов влияния на жизнь деревни. Крестьяне же, напротив, оказались в выигрыше, так как инфляция привела к существенному уменьшению реальной величины их выплат за приобретенную землю. Арендаторы в короткий срок смогли рассчитаться за приобретенную землю, по сути, символическими денежными суммами.

Вот про чугун и пуск крупнейшей в Европе домны мне не надо… Впрочем, лозунг хоть и официальный, но звучит прекрасно: «Наша сила – в нашей власти». Мы уже вышли на второе место в мире по производству чугуна и в сопутствующих отраслях. И Русь – один из крупнейших экспортеров продукции металлургии. Недаром государство не только прямо вкладывалось в строительство комбинатов, а еще и использовало экономические методы, поощряя правильно ловящих момент промышленников и купцов.

Много есть способов. Налоги, льготы, ссуды из государственных банков под более низкие проценты на целевые нужды. Салимов делал ставку на многопрофильные частные концерны и прямо отбирал подходящие личности, которые ему казались наиболее понятливыми и не думали исключительно про собственный карман.

Хороший кусок прибыли по негласным договоренностям шел еще и в общественные фонды. Благотворительность по доброте душевной. Ага. Попробовали бы они не дать «добровольно» на строительство школ и больниц или не выделить стипендий для учебы участникам «Движения». Кое-кто из сильно непонятливых остался за бортом, может себе локти кусать. Поздно.

А умные – совсем другое дело. Этим власть расстилала красную дорожку в обмен на выполнение заказов и предписаний. Василя ведь прорвалась вперед не только благодаря способностям. Связи – великое дело.

С трибуны при этом громко прозвучало: «Только поощрение частной инициативы способно дать толчок развитию общества». Каждый понимает как хочет. В массе люди правильно сообразили.

Так… Демонстрации продолжаются повсеместно… Борьба за права женщин… Тьфу! Что-нибудь попроще. Спорт… Это мне мало интересно… Ага… Картина Коршунова продолжает с триумфом идти по всему миру. Даже до Бразилии доехала. Там желают приобщиться к шедеврам. Хорошо, что еще никто не докопался до моей роли в появлении главной героини в фильме. На прессу начхать, но Любка может нервно отреагировать.

Нет, меня многие видели, я ведь не человек-невидимка, однако принимали просто за друга Ахмета. Я у него в номере постоянно прописался в промежутках между выпивками. Вот интересно, про его любовные шуры-муры с Настей правду пишут? С писаки из «Новостей» соврать запросто станет. А, не ревновать же мне теперь. Глупо. Два с лишним года прошло. А девочка далеко пойдет. Прославилась. Хорошая сумма в новом контракте проставлена. Опять же если не врут. Знаю я, киностудия гонорары зря не платит и озвучивать точных сумм в прессе не любит.

– Чего ты так долго? – не прекращая красить ресницы, спросила Любка, внимательно изучая себя в зеркале. Это вам не общий вагон. Большое, на всю дверь. – Опять устроил читальный зал?

– Иногда, – вздохнув, пожаловался я неизвестно кому, – прямо в глаза бросается наша разница в возрасте и опыте. Ты слишком привыкла к европейскому образу жизни и не видишь маленьких радостей в современной Руси.

– Не преувеличивай, – не отвлекаясь от своего занятия, сказала Любка, – про отсутствие канализации перед войной повсеместно я в курсе. Вроде в шести городах было, и даже во Владимире исключительно в центре. А так – во двор. В детстве приходилось регулярно бегать.

– В пяти. И ничего похожего на нормальный стульчак не имелось нигде. Даже в общественных зданиях присутствовала обычная дыра в полу. Садишься на корточки – и вперед. Мы когда в Австрийскую в Европе обнаружили это дело, не имели понятия, как пользоваться. Забираешься с ногами наверх – и в позу орла. А в здании – вообще гадость. Что значит «не на улице»? В многоэтажных домах у тебя над головой сидит еще один и тужится. Неприятно.

На Руси в домах раньше уборных не было. Не потому что нельзя сделать пристройку. Просто место, куда все отходы отправляются, не должно находиться в жилом помещении. Это оскверняет. Обычай. Сортир всегда в стороне. Где-нибудь в дальнем конце двора или огорода.

– Вот и напиши статью, – хихикнула она, – про большой прогресс. Сразу репутацию загубишь. Девять из десяти жителей Руси тебя с твоими восторгами не поймут и страшно удивятся. Европейские грязнули!

А вот это чистая правда. Большинство населения по-прежнему не возьмет в толк, как можно садиться на место, где до тебя побывали десятки других. Почему это считается «просвещенными» европейцами более гигиеничным? Или почему считается нормальным купаться в ванной с грязной водой. Мыться правильно в проточной – в душе. Или в реке. На воде экономить нельзя. Да нам и необходимости не было никогда. Не в пустыне жили. Славяне с древности по рекам расселялись и по ним же передвигались. Потому и с дорогами вечные проблемы. Не укладывается в голове. Никогда за их состоянием особо не следили. Оно ведь прекрасно и сегодня заметно. Если по рекам в город входить, совсем другой и намного более приятный вид открывается.

А уж от бань наших европейцы шарахаются с диким визгом. Даже турки ближе в этом смысле. Хотя, если слегка порыться в истории, когда-то и у них были. И не только в античности. Даже мылись вместе мужчины с женщинами без особых проблем и душевных волнений. Христианская церковь всерьез озаботилась нравственностью только в результате завоза сифилиса из Америки и массового его распространения. Лечить его не умели, и проще было проповедовать мытье пореже. Тогда и общественные бани повсеместно позакрывали. Вот и появилась строгая мораль. На словах. Кто хотел, все равно гулял, даже в чопорной Великобритании. На словах-то все правильные.

Если присмотреться, то пользование водой по всем параметрам лучше. Уж не газетой, от которой на пальцах грязные следы остаются, подтираться. Туалетная бумага совсем недавно появилась, и подмывание гораздо лучше любой тряпки или лопуха. Чем они там пользовались в средние века, мне и представить страшно.

А то, что у нас в результате появилась достаточно странная для «правильных» иностранцев традиция никогда не брать еду левой рукой, не держать в ней чашку и прочее в том же роде – так ничего удивительного. Это невежливо – протягивать для знакомства левую руку или предлагать ею что-то.