Текст книги "Война за веру"

Глава 3
Торговец

В первой же попавшейся на дороге деревне после той, негостеприимной, отправился к храму. Ну, это так называется. Откуда на отшибе взяться нормальному. По факту обычный жертвенник под навесом. Вместо красивых статуй, пусть и стыренных когда-то в прошлом в местных разоренных виллах и имеющих отдаленное отношение к богам, грубо высеченное изображение быка. Такие частенько попадаются ближе к горам и восходят совсем уж к древним временам. По крайней мере так считается. Культ быков был некогда распространен по всему Средиземноморью.

Впрочем, не важно. С богами у большинства достаточно сложные отношения. Мы даем ИМ, чтоб они дали нам. Я прекрасно сознавал, насколько был не готов к настоящему бою и чем могло закончиться противостояние, окажись тот тип умнее. Он понадеялся на силу и длину клинка, а я выиграл за счет скорости. Настоящий наемник срубил бы меня практически сразу, несмотря на все знания. Я еще не готов к настоящей схватке. Значит, Тюхе выручила уже вторично. Боги не любят должников и мстят излишне забывчивым. Требовалось вернуть сторицей.

Жрец тоже оказался непрофессионалом, но в том ничего странного. Откуда в здешней дыре возможность содержать бездельника. Общим собранием выбирали исполняющего обязанности. Насколько проходил обряд правильно, только специалист и ведает. Можно не сомневаться – молитвы знают наизусть, а вот насчет тонкостей поведения решает согласно практической сметке. Мы-прежние оба не особо религиозны, так что и я-нынешний не страдаю, обходя алтарь по часовой стрелке или против. Я в принципе не уверен в существовании богов. Но если есть магия, а она есть, память приводила кучу примеров, не подбрасывая мой лично случай, то лучше не строить из себя атеиста. Есть ОНИ или нет, от меня не убудет, если поведу себя в рамках здешних правил.

Благодарность бывает разных размеров. Большинство обходится голубем или курицей. Я приобрел козу, правда не постеснявшись поторговаться. Жрец ее зарезал с соответствующими литаниями[10]10
  Литания – в христианстве молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.


[Закрыть]. В заключение я от себя лично выразил признательность и пообещал и в дальнейшем помнить, кто мне помогал. Когда обустроюсь, поставлю алтарь в своем доме, так что, будь любезна, великая, не забывай поклонника своего. Жрец одобряюще кивнул в конце моей краткой, однако достаточно эмоциональной речи и благословил, нарисовав корявой рукой колесо на лбу. Если честно, то мог бы все это проделать самостоятельно. Шаблон достаточно простой и гадать на внутренностях мне нет необходимости. Заодно и мясо бы досталось мне, а не ему. Вера такое допускает, но зачем жлобиться. К тому же теперь можно переночевать в его доме и разжиться на дорогу продуктами. Не воровать же, в самом деле, с огорода.

С утра отправился дальше в путь, и почти сразу пошел мелкий противный дождь. За барабанящими по капюшону куртки каплями дождя и занудным скрипом колес я среагировал слишком поздно. Непростительная ошибка. Наверняка был какой-то шум, но из-за поворота не услышал. Может, холм помешал. Прямо у дороги мужик оседлал бабу. Намерения его не представляли ни малейшей тайны, уж очень старался юбку задрать. Хуже того, чуть в стороне лежала девочка. Похоже, двинул ее со всей молодецкой дури, когда кричать стала. Останавливаюсь буквально рядом. Ему не до проезжих и заметил тоже в последний момент.

– Ты чего творишь? – спрашиваю, продолжая сидеть на телеге.

После изумительно благодарных родственников покойника очень хотелось на ком-то оторваться всласть. Смерть наглого мужика нисколько не успокоила, и в душе бурлило всерьез. Такая прекрасная возможность подвернулась! Плевать на бабу, пусть за мое паршивое настроение заплатит.

Он отшвырнул женщину и встал, картинно извлекая из ножен немалых размеров палаш. Судя по стоящему послушно коню, одежде, оружию и подстриженной бородке, наемник. Не из удачливых. Лошадка не лучших кровей, одежонка старая и небогатая. Клинок паршивого качества. Деревенский охранник. Но руки в шрамах и по щеке давненько резанули. Вид от этого зверский. Но это все больше впечатление для наивных пейзан. Стоит неправильно и меня не боится. Оно и ясно, молодой парнишка. Один. Без оружия. Вот то, что не принимает в расчет мой посох, – четко сообщает о низком уровне. С нормальным воякой не посмел бы выступать.

– Проваливай, – сказал мужик угрожающе.

– Не по закону поступаешь, – бормочу максимально испуганно.

– Щас и с тобой поступлю, – хохотнул дурачок, шагая навстречу и взмахнув клинком.

Ну совсем за противника не считает. Еще и застарелым перегаром несет. Я молча поднял арбалет, прежде прикрытый одеялом. Щелчок, и прошило буквально насквозь. С такого расстояния даже мой малютка прошибет толстую одежду вместе с ржавой кольчугой. Некоторые под кафтан и кольчугу надевают или металлические пластины нашивают на рубахе, однако не тот случай.

Он булькнул, глаза вылезли из орбит и упал сначала на колени, а затем ничком. А то ждал дуэлирования по-благородному. Зарубить глупого парня не постеснялся бы. А мне нет резона проверять, насколько продвинулся в умении драться холодным оружием. Не всегда удача ждет. Могло не выйти так быстро и окончательно. Рисковать не стоит. Мой девиз в последнее время: «Не связывайся по возможности со встречными, ты не так внушителен, как прежде. Однако если дошло до оружия – бей сразу насмерть, целее будешь».

– Спасибо, – сказала баба, – добрый господин.

– Я? – невольно хохотнул. – Ты ошибаешься. Совсем не добрый.

Женщина подбежала к девочке, а я присел у очередного трупа. И чего полез? Можно подумать, сам не баловался такими вещами прежде. На то и бабы, чтоб мужик седлал. Это во мне нечто от молодого вылазит. Что-то там помнится про гормоны и другую физиологию, но тут скорее мораль. Женщин и детей трогать непозволительно. По крайней мере, если у них нет в руках чего убойного. Это в законопослушном, ну, насколько вообще бывает, мире хорошо такими идеями руководствоваться и рассуждать про права человека. У нас тут все просто. Или ты, или тебя.

В кошельке обнаружилось с десяток серебряных монет и чуток мелочи. Половину, на глаз, ссыпал обратно в мешочек. Остальное прибрал. Деньги лишними никогда не бывают. Заодно отпилил наконечник у болта, благо он торчал из спины, и с усилием вытащил древко. Не настолько жадный, чтоб крохоборничать, просто лишняя примета.

– Садитесь на телегу, – сказал, обнаружив, что девочка жива.

Синяк на пол-лица, но вроде ничего не сломано, ладонью бил. Много ли надо, когда ей лет десять. Не плачет. А то, деревенские крепкие. Сразу не померла, можно на работу гнать.

Обе стоят и смотрят, невесть чего ожидая. Я б давно в лес подался, но эти в ступоре.

– А конь? – показала старшая.

Она грязная и в драной одежке, через прорехи светит тело. Если отмыть и приодеть, ничего бабенка. Вряд ли ей больше тридцати. Почти наверняка меньше. В деревне замуж рано отдают, но жизнь не из сладких, и быстро старятся. Она была далеко не красавица, но в ее лице чувствовалась какая-то сила; широкий лоб, большие карие глаза, прямой нос и волевой подбородок.

– Если нас с ним поймают, а клеймо наверняка хозяйское, повесят моментально. Пусть гуляет. Сбросил седока пьяного, вот тот и убился, напоровшись на сук. А найдут его вещи целыми, так и вовсе никому не интересно.

Еще секундная задержка – и залазят на телегу под недовольный вздох моего несчастного мула.

– Вы кто вообще? – спросил уже на ходу, понукая свою клячу. Дождь по-прежнему капал, не сильно, но настойчиво. Вряд ли следы останутся. С дороги не съезжал, а по тракту много кто ходит.

– Изгои, – сказала старшая, вздохнув. – Муж погиб в позапрошлом годе на войне с соседским домом. Срубили за так. Он и не вояка был, дали копье и под конных сунули. Там наших с дюжину полегло. А налоги требуют, будто от живого. И хозяину земли, и городским властям, и зверомордому.

В здешних краях правили урсы, но для обычных крестьян, никогда не видевших настоящих господ, все они были на одну харю.

– Год тянула, а третьего дня согнали с земли. Был дом и нет дома. Вот этот, – тут прозвучало очень емкое определение насильника, – и есть присланный от хозяина. Сначала выгнал, затем догнал и попользоваться захотел без свидетелей. – Опять крайне эмоциональные слова с негативным оттенком, аж заслушался закрученной руганью. Похоже, слегка очухалась. – За нас заступиться некому.

Вот это – верно. На нашей земле все в каком-то сообществе состоят. Деревня, город, община, религиозное или еще какое братство. А они никто и звать никак. И ответа не спросят.

– И идти некуда.

– А родные?

– Мою деревню спалили на той войне. Убитых не было, но сами еле живы, куда им еще кормить дополнительные рты. На юг идем. Говорят, там можно устроиться. – Она посмотрела на дочку.

Ну да, с таким довеском в прислуги не возьмут. А кем еще можно? Проституткой да прачкой. Жить впроголодь и сдохнуть под забором. А ведь, может, и удачно сложилось. Искать нас будут по отдельности, если будут. А вместе можем сойти за семью. Я старший сын, допустим. По возрасту сойдет. Здесь и в двенадцать замуж отдают.

– Меня зовут Валид, – сообщаю. – И тоже двигаюсь на юг. Вместе веселее будет добираться, да и проще. К нашим общим родичам едем, – сказал с нажимом, – в Малаку.

– У моего мужа был сын от первого брака, – после легкой задержки сообщила женщина. Похоже, не дура, дошло. – Я – Анна. Она Мария. Только, Валид… У нас таких имен не бывает.

– Капид был наемник, как раз из южан (чистая правда, только раньше времени незачем говорить с той стороны пролива), и в деревне часто не бывал. А потом погиб в обычной стычке. Как, бишь, звали твоего дома?

– Харолд.

– Вот-вот. На его службе. Понятно?

– Ты теперь мой братик? – спросила девочка.

– Сводный. Отец один, матери разные.

Будем надеяться, в таком возрасте уже мозги имеются и лишнего не сболтнет.

– С мужчиной, – сказала женщина ей, – не тронут, понимаешь?

– Ага.

– В сумке еда, – говорю. – Окорок копченый, хлеб. Можете взять.

Это надо было видеть, как жадно ели. Явно не первый день впроголодь живут. Потом девочка насытилась и задремала. Ей и дождь был не помеха, а грязную материнскую накидку, заботливо накинутую, даже не заметила.

Невысокие каменистые холмы тянулись бесконечной чередой, вгоняя в сон. Даже идущих навстречу или в том же направлении не видно. Все сидят по хижинам в тепле. Дорога петляла между ними то вверх, то вниз. Зрелище бесконечно унылое и без постоянно накрапывающего дождика. Потому по-настоящему обрадовался, когда он внезапно прекратился, а повозка вкатилась в свежевымытую широкую зеленую долину. Внизу пахотные земли и домики, на склонах пасутся неизменные овцы. В Иберии их два вида. С обычной шерстью, которых выгоняют на одни и те же пастбища и каждый вечер загоняют в овчарню. И второй, обладающий тонкой, особо ценимой шерстью, называемый «путешествующими». Лето они проводят в горах, иногда достаточно высоко, и лишь с уходом жары спускаются в низовья.

Солнышко греет, и продолжаю начатый вчера на привале у ночного костра рассказ: «Ваш вызов был бы немедленно принят, – отвечал пилигрим, – если б ваш противник здесь присутствовал…»

Как оказалось, я очень многое не помню из земной жизни вплоть до имен однокурсников, зато прочитанные книги могу цитировать буквально страницами. Что этот чересчур хитроумный друид намудрил с памятью?! Совсем не забавно, когда, пытаясь нечто конкретное вспомнить, обнаруживаешь пробелы в знаниях. Это я отвлекся или не стал читать очередной заданный параграф. Так и осталась лакуна. В результате ни формулы, ни обоснования, чтоб вывести самостоятельно. Кажется, излишне оптимистичен был насчет химии с самого начала. А ведь это мой огромный бонус на будущее! По крайней мере, мыло сварю и кое-что посерьезнее черного пороха сделаю.

Пока что травлю с интересом слушающему ребенку прочитанный подростком «Айвенго». Рыцари с налетом благородства, нападения на соседей и прочее знакомое. Ага, не так просто, как кажется. Здесь христианством не пахнет, и «монах», «перекрестился», «поход к гробу Господню» пустой звук. Прямо на ходу приходится переделывать. При этом не всегда аналогии найдешь с ходу, а иногда прямо напрашиваются. Как Вамба объяснял про свинью? Пока пасешь, она называется саксонским словом, а попав на господский стол, превращается в норманна. Можно прекрасно переделать под тутошние реалии. Крестьяне практически сплошь келтиберы и васконы, жители городов называют себя румами, правящий слой белги, ицены, лузоны. Переделать под нужные понятия достаточно легко, но что-то здесь не так с переселением народов. Вроде Европа и Испания, но не такие. На первый взгляд, белги должны обитать в Бельгии. Хотя даже при отсутствии у меня знаний по этому вопросу, может, заплывали или приходили завоеватели-германцы и в Иберию, а при наличии зверолюдей… Явно не та история.

– Трактир у вас имеется? – спрашиваю, останавливаясь у первого попавшегося домика. Во дворе плечистый крестьянин, зажав голову жалобно блеющей овцы, стриг шерсть.

Собственно, вопрос бессмысленный, найти данное заведение несложно. Но мне требуется предлог для начала разговора.

– Первая изба на выезде, – сказал он с жутким васконским акцентом, не прерывая своего занятия.

Еще пяток овечек, не обращая внимания на страдания товарки, нечто жевали, посматривая из хлева. Это как раз нужная мне порода «путешественников». Значит, имеет смысл обсудить сделку.

– В Албасет на продажу возишь?

– Точно, – согласился, отпихивая до оторопи странно смотрящуюся голую скотину. Она с понурым видом отошла и замерла.

– Полагаю, не стоит этим заниматься, – сообщаю с добродушной улыбкой. – Вольный город Албасет порезал парочку домов, и туда стягиваются войска. Может, сожгут, а может, договорятся, но ехать туда – подставлять шею за два обола.

Это такая местная поговорка, родившаяся от обычая класть покойнику на глаза монеты. На том свете он ими заплатит перевозчику через реку Забвения. Обычай вроде бы настолько древний, что никто не помнит истока. Точно до Румской империи уже существовал.

Стригаль заинтересовался всерьез, перестал заниматься делом и подошел к низкому забору, сложенному из разномастных камней до пояса. Скорее от побега домашних животных, чем нечто спрятать.

– Уверен? – спросил с опаской. Одно дело – оторваться от хозяйства на пару дней в надежде заработать дополнительно, и совсем иное – тащиться неделю в одну сторону, а потом обратно.

– Сам оттуда еду, еле ноги унес. Вон, – показываю на шерсть за спиной, – теперь не знаю, куда деть. Ближе Малаки не сбыть. Придется, видимо, туда отправляться. Ну, ладно, поехал. Заночую в трактире, с утра в дорогу.

– Так, может, и у меня возьмешь? – «осененный» замечательной мыслью, воскликнул он.

Ну, хвала богам здешним и дальним, не пришлось разжевывать и в рот вкладывать. Сам сообразил. Коммерсанты Албасета нынче останутся без дохода. Раз в год скупленную по округе шерсть везут на юг и грузят на корабли. С той стороны пролива искусные ткачи делали великолепные ткани и по ценам, совершенно недоступным для тех, кто этих овец выращивал, продавали по всему миру.

– Ну да, – хмуро говорю. – Вот и возьми… – щупаю сунутую под нос шерсть. – Жидковата.

Я, возможно, не занимаюсь этим много лет, но в овцах разбираюсь неплохо. В породах, шерсти и ценах, включая контрабандные ткани. Вполне приличный товар у него, но сбить стоимость необходимо. Во-первых, дополнительная прибыль. Во-вторых, где это видано правильную цену с ходу давать. В-третьих, может не хватить наличности, а показывать золото себе дороже. В таких отдаленных селениях через одного разбойники, и прикопать чужака им ничего не стоит.

– С одной овцы грош продажная цена в городе, а я отдай здесь сразу живое серебро. Неизвестно, сколько ехать, да питание, да по дороге мытарям плати, да от вояк прячься или откупайся, да при въезде в город дай, а потом качество окажется паршивым и треть хорошей цены дадут. У меня с собой кучи денариев нет. Извини, ты мне не родич, чтоб так рисковать.

– Братик, – сказала «страшным» и хорошо слышным шепотом на ухо Мария. У меня впечатление, что имя не помнит, – дай ты ему, как везде купцы, половину гроша с овцы, если приведет и других с шерстью да скажет им цену подешевле.

– Это можно, – сказал тот, поспешно кивая. – Договорюсь с нашими.

– Тебе, – с нажимом говорю, – половину монеты. Остальным скажешь треть. Идет?

– Не согласятся.

– Мне до задницы. Пусть сами таскаются до торговцев, когда весна и полно работы в поле. Ну ладно. Мы в трактире до утра. Приведешь кого, полгроша с меры лично тебе. Остальным треть. И это честно.

Тут в прямом смысле иногда приходится рубить топором монету, чтоб счет сходился. На руках и половины от целых не бывает, хотя гроши в ходу самых разных номиналов до десятка.

– Соображаешь, – говорю, когда отъехали, погладив девочку по голове.

Она хихикнула.

– С меня подарок. Ты чего хочешь?

– Ты сам дашь много, – сказала она странным голосом. Глаза у нее внезапно стали пустые, жизнь оттуда ушла, и будто дыры темные вместо зрачков, а лицо застывшее. – Много и получишь. Во имя Единого будешь ходить в крови по колено, не веря, но сделаешь это ради меня.

– Мария! – рванулась обеспокоенно мать. Я схватил ее за плечо, не позволяя тронуть и помешать дочери продолжать говорить.

– Однажды умер дважды и снова погибнешь в бою, – удивленно моргнула Мария, становясь нормальной и прижимаясь к Анне.

А ведь истинное пророчество! Такого никто знать не может! Ох и вляпался по глупости. За укрывательство ведьмы петля по Кодексу. Хотя… А ведь невольно в судьбу поверишь. Не зря спас, много получу, ага. Зато количество секретов растет стремительно. И один другого опаснее.

– Это не я, – пробормотала девчушка испуганно.

Ясное дело. Но помнит, а это неплохо. Когда предсказание в памяти не остается – долго не живут. Человеческое тело не выдерживает божественного касания. А эта ничего, меченая, но не медиум. Так мне говорили…

– Голова болит? Тошнит? Кружится?

Могло сотрясение быть от удара, и от этого переклинило. Тогда все уляжется тихо и не повторится.

– Нет, – замотала отрицательно.

– Раньше такое было?

– Нет, – сказали уже одновременно.

Мать определенно со страхом смотрит. С приходом власти зверолюдей ведьм тысячами палили. И за их разоблачение неплохо платили. Почему именно женщин, а мужчин не трогают, мне никто не объяснял, а причин интересоваться прежде не имелось.

– Может, это от удара и пройдет, но обычно в этом возрасте и начинается. Первая женская кровь уже была?

– Да. – Мария покраснела.

Значит, старше, чем сразу показалось. Неудивительно. Растут крестьянки медленно, стареют быстро.

– Ну вот. Тогда вам надо в Мавретан. Там могут научить контролировать себя, иначе все влипнем.

– В сертан? – переспросила мать с ужасом. По пейзанским представлениям, там живут сплошь головорезы, с коня не слезающие даже облегчиться и всех встречных подряд убивающие. Печень у живых отрезающие и прямо горячей жрущие. Неудивительно, если видят людей вроде Капида. Он и не такое мог отколоть.

– Мои родичи там, и шанс выжить у вас выше среди их ведьм.

Кажется, до бабы дошло, что отнюдь не в Малаку направляюсь. Глаза округлились, и рот открылся, звука нет.

– И тебя не пугает, что я сказала про смерть? – поинтересовалась Мария.

Ей сильно неудобно и притом любопытство снедает.

– Все мы когда-нибудь умрем, но мне такое предсказание нравится, – отвечаю абсолютно честно, – больше, чем «сдохнешь в постели от тяжкой болезни в старости, делая под себя, и настолько надоевший близким, что уже мечтают избавиться».

Она опять хихикнула. Хорошо быть ребенком и резко переключаться. Буквально сейчас тряслась с перепугу, а пошутил, и улыбается. Хотя это совсем не юмор. Я всегда боялся не смерти, а беспомощности. У деда Владимира на старости лет вырубились мозги напрочь. Не сразу, постепенно. Я еще мал был, чтоб в болезнях понимать, однако деградацию человека с золотыми руками, способного в семьдесят починить что угодно, до бессмысленно мычащего и никого не узнающего, видел во всех подробностях. Как заботились сначала и мечтали спихнуть в соответствующее заведение потом. И как воняло от него. На всю жизнь испугался. Лучше помереть молодым, чем так. Не для себя – окружающих и любящих тебя. Чтоб запомнили бодрым, умным и полезным. Хм… а ведь вроде не помнил про тех родичей. Всплывает иногда от случайного упоминания. И про Капида тоже.

Здешний трактир больше напоминал пристройку к избе. Откуда другому взяться в глуши. И народу в дневное время нет. Потому спокойно поели, потом отправил своих женщин в комнату отдыхать, а сам принялся излагать хозяину последние известия. Новости сюда доходят с сильным опозданием, а по проселку горожане не часто катаются, так что мы неплохо провели время. А потом потянулись местные селюки с разговорами, желанием заработать и при этом не прогадать. Сначала просто ради интереса, потом взял у парочки тючки с шерстью, и затрясло всю округу от вида настоящего серебра. Тут и за пиво норовят всучить натурой. Не женской, а яйцами или сыром. Наличности звенящей на руках не так много. А что есть, по большей части прячут или на выплату налогов хранят. Золотого денария никто сроду не видел.

Тот самый первый крестьянин оказался хитрым жуликом. С его подачи большую часть шерсти купил даже дешевле ожидаемого и без лишних глаз сунул ему дополнительный грош сверх обещанного. Расстались мы вполне довольные друг другом. Тюк вышел огромный от сотни с лишним овец, в общей сложности по дико мизерным расценкам. С прежним, считай уже, и класть новое некуда. Все шерстью забито, и как мой несчастный мул потянет, не представляю. Придется пешком рядом идти, а то сдохнет от тяжести.

На юге можно получить вдвое, выходит, поездка себя окупит полностью. А я еще был доволен и дополнительным приобретением, окончательно опустошившим заранее приготовленный денежный запас. У многих в домах было оружие, однако обычно паршивый меч – вершина зажиточности. Остальные обходятся топорами и копьями. Еще длинные луки практически у каждого. Но эта замечательная вещь была им не нужна и валялась просто по старой привычке хранить любую мелочь, вдруг в хозяйстве пригодится.

Кто-то приволок сей лук из очередного похода ополчения к соседям в качестве ненужного трофея из чистой жадности. Непривычный и натягивается совсем не так. Настоящий мавретанский, кавалерийский. Асимметричный, небольшой, чтоб быть удобным для выстрела в любом положении, и в первую очередь с лошади, не важно, вперед или назад. При этом усилен вместо рогов металлическими упругими полосами. Из такого материала изготовляли самые мощные и дальнобойные луки или дуги для арбалетов. Мой, уже мой лук шагов с трехсот мог прошивать толстую доску, а уж кольчуга и вовсе не преграда. Стрелы летели и дальше, но такую стрельбу прицельной уже не назвать. Разве по группе.

Конечно, тетивы нет и вид убогий, но гниль отсутствует, металл в прекрасном состоянии, стоит обработать и почистить от ржавчины. Стрел соответствующих тоже не имеется. Иначе не отдали б так легко. Но это все мелочи. Я умею с ним обращаться, и практически такой же служил мне долгие годы. Даже мастер один. Если знать, где клеймо, – определяется сразу. Не из знаменитых, но добротная школа. Кругом удача. Как бы за бесконечное везение кровью харкать не пришлось в скором времени. Уж жертву на всякий случай еще раз принести не помешает. Настоящее оружие при смене хозяина должно попробовать крови. За околицей порежу левую руку и напою лук в честь мавретанского бога войны Гурзила. А арбалет можно Анне отдать. Эта не станет мучиться в сомнениях о бессмертной душе, если придется защищаться. И особого навыка не требует.

Сидеть пришлось долго, пока со всеми не расплатился, а потом еще и поставил по кружке каждому присутствующему. Идея обмыть хорошую сделку пришла явно из древности. Здесь в порядке вещей. Тут важно не перепить и после не обнаружить себя с пустыми карманами и голым задом. Хорошо хоть, теперь есть кого оставлять возле мешков с ценностями и не приходится с собой таскать. Бабы сами по себе легкая добыча, но если с ними мужчина, уже вряд ли тронут. Это пахнет местью, и даже деревенский суд будет на стороне защитника чести своей женщины. Патриархальность во всей красе.

Анна при моем появлении принялась торопливо раздеваться. Что при дочке, не особо волнует. Здесь три поколения в одной комнате живут, и нравы простые до безобразия. Не всегда женского желания спрашивать – это ничего. Бывает, женят мальца на девке, а отец мужа с ней живет. И вся деревня в курсе, откуда брюхо выросло. Но Анна ж старая и далеко не красавица. Она, безусловно, старалась. Насколько возможно. Помылась и надела чистое. Ее светлые вьющиеся волосы были расчесаны на прямой пробор и завязаны сзади ленточкой. Хотела быть привлекательной. Но зачем мне такое счастье? Сказать, что не надо, так не поймет. Кто ж просто так бабе помогать станет. Один идиот Валид на всю планету. И то по причине крайне неуместных в здешней действительности остатков земных мозгов.

– Я люблю помоложе, – останавливая жестом, говорю. И на ее быстрый взгляд в сторону девочки поясняю: – Не настолько. Не думай чего. Просто боги так решили. – Закатываю глаза, в темноте вряд ли видно, зато благочестивый жест с прижиманием ладони не потеряется. – Значит, так свыше задумано. Захотите уйти или знак какой будет, – под это дело всегда можно найти нечто, а ей понять проще, – останавливать не стану. А пока вместе спокойнее. И мне, – опять мой дурной язык лишнее сболтнул, привык, что вечно шарахаются при виде здоровяка с привычками наемника. Теперь может догадаться, что и сам не особо стремлюсь встречаться с любыми властями, – и вам.