Текст книги "Тайное становится явным"

– Нет, нет, я ничего не продаю. – Я вдруг начинаю чувствовать себя ужасно глупо, потому что держу в руках футболку, которую протягиваю ей, словно волхв, принесший дары. – Я просто хотела отдать футболку Элли.

– Элли?

– Ну да, Элли.

Я уже успела посмотреть на номер дома – 1812 – и внимательно изучила гараж. Это был точно тот дом, в который вчера вошла Элли.

– Простите, но кто такая Элли?

Я чувствую, что ничего не понимаю.

– Я вчера привозила сюда девочку… – объясняю я и потерянно смотрю через плечо на улицу. – Это же Ларчвуд, да?

– Да, это Ларчвуд-авеню.

– Девочка-подросток… Блондинка, зовут Элли. Она тут не живет?

– Я совершенно точно называла своих детей сама, и Элли среди них нет, – вздыхает женщина. – А можем мы решить, что Элли – это имя моей свекрови, и вы ее отсюда увезете?

Я даже не знаю, что мне на это сказать. Поэтому решаю переключить свое внимание на детей.

– У вас такие чудесные дети.

Я вообще очень люблю детей, особенно маленьких. У них такие крошечные ручки и ножки, маленькие пухленькие личики – просто воплощение невинности.

Женщина передо мной постепенно начинает терять терпение и, кажется, подумывает о том, чтобы просто захлопнуть дверь прямо перед моим носом. Она смотрит назад, в дом, всем своим видом показывая – она очень занята. А тут еще и старший ребенок начинает щипать ее за ногу.

– Ладно, ясно – Элли тут нет. Может быть, вы знаете какую-нибудь Элли на этой улице? Я могла ошибиться с адресом.

– Нет, – сразу отвечает женщина и морщится. – По крайней мере, я такого не помню. Мы тут уже семь лет живем, и я никогда не слышала ни о какой Элли.

– Но я видела, как она заходила внутрь… – начинаю возражать я и замолкаю под ее убийственным взглядом.

– Во время вчерашнего шторма? Мы все были дома, даже мой муж.

– Черт. Наверное, я вчера неправильно разобрала адрес…

– Ничего. Вчера была тяжелая ночь, еще и это торнадо. Я думала, нам вообще подвал затопит.

– Было так темно, – бормочу я, – наверное, я просто запуталась. И дом был очень похож.

– Попробуйте на соседней улице. Там есть парочка похожих. Может, на самом деле это был Ларчмонт, а не Ларчвуд.

Я благодарю ее за уделенное мне время, даже не пытаясь спорить, что улица совершенно точно была именно эта, да и дом тоже. Я видела, как Элли входила в эту самую дверь. Но в чем смысл спорить с вымотавшейся матерью о чужом подростке, которого тут даже нет? Элли здесь не живет, вот что важно.

Но почему она мне соврала? И если настоящие хозяева дома о ней не знают, то куда она вообще пошла?

Я забираюсь обратно в машину и снова аккуратно складываю футболку, прежде чем положить ее на заднее сиденье.

Может быть, Элли испугалась, что чужая женщина узнает, где она живет.

Да, конечно, так и было. Чувствую себя идиоткой. Пусть я и предложила ее подвезти, она вряд ли хотела, чтобы я заявилась к ней домой. Но если тут она не живет, то где ее искать?

В конечном итоге выходит, я застряла с чужой футболкой – футболкой с логотипом группы, о которой я даже никогда и не слышала.

Глава 7

Элли

Будильник разражается веселой музыкой в стиле кантри. Я кантри ненавижу, а потому это идеальный выбор мелодии: хочешь не хочешь, а встать придется – хотя бы чтобы вырубить будильник.

Сегодня это, правда, не срабатывает. Мои глаза закрываются сами собой, и я ожесточенно их тру. Потом потягиваюсь и скатываюсь на пол с комковатого матраса. Его мне приходится засовывать в шкаф, когда я ухожу в школу.

Это просто ужас, а не место. Впрочем, даже тут лучше, чем жить на улице, а я не дочь олигархов, так что выбирать не приходится.

Внимательно смотрю на часы и понимаю, что снова опаздываю. Видимо, я несколько раз подряд нажала на кнопку «поспать еще десять минут» – и в конце концов проспала. Что ж, еще одно замечание в мое личное дело. У меня выпускной год, и в школе почему-то совсем не рады, что я пропускаю первое занятие минимум раз в неделю. Особенно, когда появиться нужно всего на четырех, три из которых – полнейшая ерунда. Физкультура. Изобразительное искусство. Самоподготовка.

Я вздыхаю, представляя, как директор Митчум набросится на меня, стоит мне только появиться. Он и эта его склочная секретарша.

К счастью, Дианы уже нет дома, так что отчитывать она меня не будет. Обычно она проверяет мою успеваемость, но мне откровенно плевать. Скоро служба опеки не сможет больше за мной следить, а у нее кроме меня и так уже двое подопечных. Они мои младшие братья – одному десять, другому одиннадцать, и мне пришлось отдать им свою двухъярусную кровать, потому что Диане вдруг стукнуло в голову получать соцвыплаты за трех сирот сразу, а не за одну меня. Так что месяца два назад они объявились, и я переехала на диван, а скоро и вообще не смогу тут остаться. Я просто устала просыпаться от боли в спине, так что поспрашивала в округе, нет ли у кого ненужного матраса. Оказалось, о чудо, наш сосед как раз собирался вывозить свой на мусорку. Так у меня появилось хоть немного нормальное спальное место.

Главное – плотно застилать его простынями. Я вообще стараюсь не думать, чем на нем занимались прежние владельцы. Есть вещи, которым следует оставаться тайной.

У нас же у всех есть тайны, верно?

Диана самозабвенно предается трем порокам – пьянству, курению и азартным играм. В принципе, ей весьма успешно удается заниматься всем этим одновременно – и только в перерывах она иногда работает в магазине на кассе.

Вся квартира давно пропахла сигаретами и кошачьим лотком – при этом кошки давно не видно, а когда она еще была с нами, я понятия не имела, как ее звали. Скорее всего, никак.

Словом, из Дианы никудышная домохозяйка и еще более никудышный повар. Как мать, она тоже не выдерживает никакой критики. Но зато она хорошо притворяется, когда надо изобразить, что ты все это отлично умеешь.

Еды у нас никогда не бывает, так что я даже не пытаюсь ее искать. На прошлой неделе решила все же испытать судьбу, но после тщательных поисков на кухне обнаружились только упаковки из-под лапши, пара банок консервированного супа и дохлая крыса. Мальчикам я тогда разогрела суп, и на этом вся еда кончилась, а тем, чтобы прикупить новой, так никто и не озаботился.

Сейчас они в школе – уезжают каждое утро на автобусе. Диана-то в это время обычно на работе или в казино.

Я проверяю, не звонил ли мне кто-нибудь, пока я спала. Телефон у меня вообще появился только потому, что Диане так удобнее. Когда в казино начинается самая жара и она не хочет уходить, она звонит мне, чтобы я забрала детей из школы. Ну и еще, конечно, я забираю ее, когда она напивается и не может вести машину сама.

В общем, выгодно это в первую очередь ей, да и телефон у меня старый, но все же лучше, чем совсем ничего.

К счастью, Шарлотта дала мне в дорогу печенья и эти свои мятные корочки, так что я накидываю на плечи спасительный желтый плащ (тоже доставшийся мне от Шарлотты) и принимаюсь за завтрак, пока жду следующего автобуса. Она ведь сама мне отдала плащ, так? Так что я буду им пользоваться. В конце концов, он ведь действительно очень теплый и удобный. Сейчас мне это нужно. Да и вообще, учитывая, сколько проблем она нам доставила, плащ – это меньшее, что она может для меня сделать.

Наконец-то я все-таки добираюсь до школы. Теперь надо незаметно проскользнуть мимо кабинета директора. Школьный секретарь, миссис Марш, с успехом могла бы сделать карьеру тюремного надзирателя. Она пристально следит за тем, как я пробираюсь вперед по коридору – точь-в-точь ястреб, выслеживающий мышь. В какой-то момент тишину коридора разрывает гнусавый голос:

– Элизабет?

Вот же блин! Я порываюсь сбежать, но поздно – она меня заметила. Мне ничего не остается, кроме как развернуться и потащиться назад, к ней.

– Элизабет? – повторяет она и упирает руки в бока, прямо поверх своих огромных бедер. Диана бы назвала их «детородными».

– Да? – откликаюсь я, пытаясь прикинуться, что только-только вышла из класса и уже возвращаюсь назад.

– Ты опоздала, – оповещает Марш и стучит пальцем по наручным часам. – Второй урок начался полчаса назад!

– Я в туалет вышла. Вы же понимаете, – я поднимаю брови. – Проблемы по женской части.

– Мистер Робертс про тебя уже сообщил. Ты не пришла на первый урок. Это еще одно замечание в твое личное дело.

Я только глаза закатываю.

– Спасибо, что держите в курсе.

– Вечно ты свой норов показываешь.

– Миссис Марш, Диана постоянно встает слишком поздно, так что мне приходится ехать на автобусе. Что вы от меня-то хотите? Она у нас взрослая.

– В таком случае мне придется снова вызвать ее в школу.

– Ну и отлично.

– Иди со мной, – приказывает она тоном, с которым просто невозможно спорить. Так что я с неохотой отправляюсь за ней – совать голову в пасть льву. Она снимает трубку телефона и заносит палец над клавишами набора.

– Ее номер телефона?

– Вы что, ей сейчас звонить собрались?

– Естественно, – она бросает на меня мрачный взгляд поверх очков в крупной оправе. – Или она слишком занята, чтобы следить за тем, чтобы ты не прогуливала занятия в выпускном классе?

– Она на работе, – вздыхаю я. – Странно, что у вас ее номер телефона на быстром наборе не записан.

– Может быть, если ее разок оторвать от работы, она наконец-то найдет время решить вопросы с твоими прогулами, – говорит Марш, понижая голос, и я даже слышу в нем некий намек на человечность. – Элизабет, ты же такая умная. У тебя столько возможностей. Я хочу, чтобы ты чего-то добилась. В колледж поступила. Директор Митчум говорит, что ты даже не подала заявление на обучение.

– У меня нет денег.

– Ты можешь получить стипендию, – предлагает Марш, – взять образовательный кредит.

– Да кто мне даст стипендию? Я еле-еле на двойки не скатываюсь. А влезать в долги – нет, спасибо.

– Я же знаю, что ты можешь постараться все исправить.

– Ничего я уже не могу исправить. Я безнадежна.

– Тебе семнадцать, Элизабет. У тебя вся жизнь впереди.

Я слишком устала с ней спорить, а к горлу подкатывает тошнота. Меньше всего мне хочется, чтобы меня стошнило прямо перед кабинетом директора. Вся эта ситуация нервирует меня все сильнее и сильнее. У меня даже возникает странное, ирреальное ощущение, что на самом деле я стою где-то в стороне и наблюдаю за разворачивающимся разговором издали.

– А чем Джастин планирует заниматься после окончания школы?

Джастин Пенс – это мой парень. Насколько мне известно, у него, как и у меня, вообще нет никаких вменяемых планов. Если точнее, то я надеюсь найти работу и как-нибудь себе жить потихоньку, ничего необычного. А у него в голове грандиозные идеи – в частности, уехать на другой конец Америки и стать новым Тони Хоуком.

– Все еще размышляет, – говорю я и с трудом сглатываю тошноту.

– По крайней мере, он такой красавчик, что точно нигде не пропадет.

Марш пытается улыбнуться, но в итоге лицо у нее выходит такое, будто она страдает от запора.

Джастин действительно невероятно красивый парень. Такой, образно говоря, типичный серфер с берегов Калифорнии. Длинные светлые волосы, зеленые глаза и дьявольски привлекательные черты лица. Как будто с рекламы белья от Кельвина Кляйна сошел. Добавьте к этому еще рост за сто восемьдесят сантиметров и телосложение человека, который привык работать на свалке металлолома.

Больно даже думать о том, что он собирается бросить меня и уехать жить своей прекрасной жизнью. Он – та скала, за которую я отчаянно цепляюсь, пытаясь пережить кораблекрушение под названием «жизнь». Без него я бы давно пошла ко дну.

Я выпрямляюсь на стуле и подношу руку ко рту, пытаясь сдержать тошноту. Марш начинает смотреть на меня с беспокойством.

– С тобой все хорошо? – осведомляется она и подталкивает ко мне мусорную корзину. – Тебя тошнит?

Уголком глаза я вижу замершую в дверном проеме женщину. Я могу разглядеть ее одежду, богато выглядящую даже на беглый взгляд, и отлично уложенную прическу. Наверное, какая-нибудь председательница родительского комитета. Мне откровенно плевать, так что я даже не оборачиваюсь.

И хорошо, потому что в этот самый момент я вываливаю весь свой завтрак на всеобщее обозрение. Ну, по крайней мере, печенье было вкусным. Пока оно не пошло не в ту сторону.

– Я могу вам чем-то помочь? – строго спрашивает Марш у посетительницы.

– Нет, я уже нашла то, что искала.

Голос. Это ее голос.

Теперь я уже просто боюсь оглядываться назад и закрываю глаза, молясь, чтобы она исчезла. Я не хочу видеть ни содержимое мусорной корзины, ни эту женщину.

Какого черта Шарлотта вообще делает в этой школе? И как она меня нашла? Я же сказала ей, что хожу в совершенно другую школу! Я вообще не сказала ей ни слова правды о своей жизни!

– Ты в порядке?

Кто-то сует мне в руки платок. Я вытираю лицо, киваю и наконец рискую открыть слезящиеся глаза, смело встречая ошеломленный взгляд Шарлотты. Та вертит головой, словно сова, и никак не может решить, на кого ей смотреть – на меня или на миссис Марш.

– Элли, – шепчет Шарлотта.

Не на шутку встревоженная, я покрепче вцепляюсь в свой потрепанный рюкзак.

– Вы что, знакомы? – спрашивает миссис Марш, которая выглядит совершенно сбитой с толку. Я даже рада слышать удивление в ее обычно сухом тоне голоса. Марш вообще довольно любопытная дама. По крайней мере, пока мы будем разбираться, все забудут, что меня только что стошнило прямо у них на глазах.

Шарлотта улыбается, и выражение ее лица сменяется на облегчение. Я нечасто такое наблюдаю – Диана всегда демонстрирует мне только свое презрение.

– Это моя тетушка, – мрачно бурчу я Марш.

– И с каких это пор у тебя есть тетя?

– Это сестра Дианы. Тетя Шарлотта.

– Да ну? – удивляется она и вздергивает подбородок. – Они же не похожи.

– Наполовину сестра, – быстро поясняю я, чтобы сгладить ситуацию. И с ухмылкой добавляю: – По-моему, очевидно, кому из них достались хорошие гены.

– Выглядит она довольно молодо, – подмечает Марш, постукивая пальцем по своему бугристому подбородку.

– Э-э, – пытается что-то сказать Шарлотта, но тут же замолкает, будучи не в силах закончить фразу. Актриса из нее не очень. Я думала, она неплохо врет – учитывая, как она смогла извратить правду, будучи свидетелем.

– Наполовину сестра, – повторяю я. – Диана на работе, так что она решила занести мне обед.

Я опускаю тот факт, что ни разу не видела, чтобы Диана приносила хоть какие-то деньги с работы, а у Шарлотты, судя по тому, что я о ней нарыла, есть и работа, и деньги.

– Я забыла деньги на обед, – продолжаю я и поворачиваюсь к Шарлотте. – Ты же мне обед принесла?

Все, что она может сделать под пристальным взглядом Марш, – это кивнуть.

– Надеюсь, ты принесла имбирный эль и крекеры.

Шарлотта делает неуверенный шаг навстречу мне.

– Ты в порядке?

– Нет. По-моему, я заболела.

– Иди-ка ты лучше домой, – неожиданно предлагает Марш. Она, конечно, регулярно видит учеников, которые пытаются придумать какую угодно историю, лишь бы слинять с уроков, но даже она не может считать, что я притворяюсь, после того как меня вывернуло прямо у нее на глазах. – Если хочешь, то можешь идти, а я пока обсужу твою посещаемость.

Я начинаю активно мотать головой, выражая свое несогласие.

– Ну уж нет.

– Тогда я скажу то же самое, что уже говорила тебе. – Марш поправляет очки, и ее глаза за их линзами кажутся просто огромными. – Пожалуйста, передайте Диане, что если Элизабет продолжит опаздывать, то школу она не закончит. И передайте Диане письмо. Она должна его прочитать и подписать.

Шарлотта молча смотрит на нас, не в силах что-либо сказать.

– Так продолжаться не может, – не успокаивается Марш. – Очень важно, чтобы она приходила на занятия вовремя, это…

– Это напрямую отражается на ее успехах, – заканчивает Шарлотта. – Разумеется.

Она неловко хлопает меня по плечу. Ну уж нет, дамочка. Я абсолютно инстинктивно вырываюсь из ее хватки.

– Еще одно опоздание или прогул – и ты будешь отстранена от занятий на неделю, – заявляет Марш и печально демонстрирует нам пестрящие отметками записи о моей посещаемости. – Это последнее предупреждение, юная леди.

Марш отдает мне конверт с письмом для Дианы – к счастью, он запечатан, так что Шарлотта никак не сможет в него подглядеть. Я встаю на шаткие ноги и запихиваю конверт в рюкзак.

– А что насчет болезни? – интересуется Шарлотта и с беспокойством разглядывает мою больную физиономию.

– Я вижу, что ей нехорошо. Если завтра не станет лучше, надо будет позвонить в школу и предупредить до начала первого урока.

После этих слов Марш поворачивается ко мне и голос ее смягчается.

– Поправляйтесь, юная леди.

Затем она снова переводит взгляд на Шарлотту и открывает рот, чтобы что-то сказать, но, к счастью, быстро его закрывает. Прежде чем Шарлотта начнет снова мямлить, я вылетаю из кабинета и слышу за спиной ее торопливые шаги.

– И что это было? – шепчет она мне, пока мы идем по коридору.

– Ничего, – угрюмо отвечаю я. – Обычный школьный день.

– Мне жаль, что тебе стало плохо, – отмечает Шарлотта и снова касается моего плеча, а я морщусь от ее прикосновения. – Мы можем поговорить?

Я продолжаю идти, не обращая на нее внимания, и останавливаюсь только возле нашего с Джастином школьного шкафчика.

– Что вы здесь делаете? – шиплю я, резко разворачиваясь и глядя ей в лицо.

– Ты не хочешь объяснить, что происходит?

– Вы про школьного секретаря? – уточняю я и жму плечами. – Я опоздала в школу. Мне тяжело вставать в последнее время, а сегодня я вообще отвратно себя чувствую.

– Нет, я не про это. Я пыталась тебя найти, и…

– Найти меня? – в крайнем удивлении спрашиваю я, просто отказываясь в это верить. – Где?

– В доме…

– В каком еще доме?

– На Ларчвуд-авеню.

Я начинаю говорить тише.

– А, ну да. Это мой дом. Вы бы сначала позвонили, – говорю я, прекрасно зная, что у нее нет никаких способов со мной связаться.

– Да, конечно, – не возражает она, но на ее лице написано непоколебимое упорство. – Но я поговорила с женщиной, которая там живет, и она тебя не знает.

– И что?

– То, что я высадила тебя у порога и видела, как ты входишь в заднюю дверь.

– И?

– Ты заставила меня привезти тебя к дому, в котором ты не живешь.

– Это дом друзей.

– У них нет детей твоего возраста. Только младенец и ребенок совсем чуть-чуть постарше.

– Я у них няней работаю.

Шарлотта окидывает меня взглядом.

– Хорошо. Как их зовут?

Я лишь молча смотрю на нее.

– Это была третья по счету школа, которую я посетила за сегодня. Если бы ты совершенно случайно не стояла в том кабинете, я бы тебя вообще не нашла.

– Вы что, серьезно? – опять крайне удивляюсь я, чувствуя, как меня заливает краской. – Да это просто нелепо! Я вас даже не знаю!

– Ты сама объявилась на пороге моего дома!

– Да. Потому что мне нужна была помощь. Если бы я знала, что вы меня выслеживать начнете… – Я в отчаянии запускаю руку в собственные спутанные волосы. – Я не хочу, чтобы меня преследовала сумасшедшая!

Лицо Шарлотты меняется, когда я называю ее сумасшедшей. Наверное, задето ее больное место. Она осторожно протягивает мне полиэтиленовый пакет.

– Я ее постирала.

– Да о чем…

– Твою футболку. Подумала, что ты будешь рада получить ее назад.

– Вы могли бы ее себе оставить, но спасибо, – упрямо говорю я.

– Почему у тебя в шкафчике нет плакатов «Джонас Бразерс»? – выдает она и не обращает никакого внимания на мой удивленный взгляд.

– Потому что это шкафчик моего парня. Мы им вместе пользуемся.

– Ты всегда называешь свою приемную мать по имени?

– Знаете, это вообще не ваше дело, – возмущаюсь я и прикусываю губу. – Но спасибо, что вернули футболку.

– Я беспокоилась, что с тобой что-то случилось, – громко говорит Шарлотта. – Я видела, как ты вошла в этот гараж! А потом ты словно в воздухе испарилась…

Учитель высовывает из кабинета лысую голову и мрачно на нас смотрит.

– Говорите потише.

– Я испугалась, – переходит на шепот Шарлотта. – Просто ты такая юная и хорошенькая, и я… Мне не следовало сюда приходить, это было неправильно, – вздыхает она. – Ты права, это совсем не мое дело.

Она похожа на воздушный шарик, который только что лопнул, и теперь она мягко обмякает, теряя всякую форму.

– Шарлотта…

Она впихивает пакет мне в руки, разворачивается на каблуках и идет в сторону выхода, а я просто стою и смотрю, как ее фигура медленно удаляется, растворяясь в ярком солнечном свете.

Глава 8

Шарлотта

Я вылетаю на улицу и спешу к своему джипу, на ходу утирая злые слезы. Устроившись на водительском сиденье, еще некоторое время не двигаюсь с места, только расстроенно смотрю на парковочную площадку, все еще мокрую от луж после вчерашнего дождя.

Будучи женщиной, я, конечно же, понимаю, почему Элли хочет скрыть свою жизнь от незнакомого человека. Да я лучше всех могу это понять. Но чувство обиды никуда не уходит – я предоставила ей убежище, помогла ей, а в ответ она весь вечер вешала мне на уши лапшу.

Чего вообще может так бояться семнадцатилетняя девушка, что ей приходится врать в ответ на самые банальные вопросы? Многие подростки делятся в интернете каждой подробностью своей жизни – как будто им интересен сам процесс, привлекает само занятие. Чуть ли не каждый час их жизни задокументирован и выставлен на публику. И даже самые обыденные моменты их существования обязательно должны быть прокомментированы, будь это фотография тыквенного латте, который он взяли в Старбаксе, или селфи в каком-нибудь необычном месте.

Может, у Элли проблемы дома? Она упомянула, что ее отец женился на медсестре, с которой вместе работал. Может, дело было в плохо закончившейся интрижке, которая в итоге разлучила ее с родной матерью?

Ну да, я понимаю, для нее я совершенно чужой человек. Но я чувствую к ней что-то вроде материнского инстинкта – ощущение, которое сложно правильно описать. Я вижу боль в ее голубых глазах. Что-то в ней кажется мне очень знакомым, но я не могу точно сказать, что именно.

Конечно, странно так говорить, но может быть, на самом деле мы похожи больше, чем кажется, и дело в этом?

Звонит телефон, и я беру его в руки, чтобы ответить.

– Шарлотта, это доктор Эверетт. Хочу узнать, скоро ли вы приедете.

Черт. Совсем забыла, мне же сегодня на прием. Бросаю быстрый взгляд на часы.

– Пожалуйста, можете подождать двадцать минут?

– Конечно. Камилла ушла по делам, так что заходите сразу в кабинет.

– Спасибо.

Я бросаю телефон и спешно завожу машину. Разворачиваясь и выезжая на улицу, понимаю, что мои движения слишком уж суетливые и отрывистые.

Ну же, Шарлотта, соберись!

Вскоре я подъезжаю к невзрачному зданию медицинского центра, небольшому домику, которые активно строили по всему городу в середине прошлого столетия, и торопливо иду к кабинету доктора Мередит Эверетт. Камиллы действительно нет на посту, так что я прохожу мимо и рывком распахиваю приоткрытую дверь.

– Заходите.

– Здравствуйте, доктор Эверетт.

– Добрый день, Шарлотта. У вас все в порядке? – спрашивает она, а ее бледно-голубые глаза смотрят на меня с явным беспокойством. – Кажется, вы очень спешили.

Волосы у доктора Эверетт уже поседели, что явно контрастирует с ее смуглой кожей, но не делает ее старой, – скорее, придает ей исполненный достоинства вид.

Я падаю на кожаный диван и киваю.

– Непредвиденные обстоятельства.

– Сейчас я к вам вернусь, – обещает доктор Эверетт, закрывает ноутбук и отходит к окну, чтобы опустить жалюзи. – Вы не против?

– Нет, – отвечаю я, опускаю голову на спинку кресла и закрываю глаза.

– Я знаю, что вам не очень нравится темнота, – с этими словами она щелкает выключателем, и рядом со мной загорается лампа.

– Все в порядке. У меня все равно голова побаливает.

– Как вы себя чувствуете на лекарствах?

– День на день не приходится. Но учитывая, сколько у меня фобий, то, что я хоть что-то могу делать, уже здорово.

Я все еще держу глаза закрытыми и могу только слышать, как доктор Эверетт пробирается к своему креслу и начинает шелестеть страницами блокнота.

– Как вы считаете, лекарства помогают вам снизить тревожность?

– Мне кажется, что да.

– Я знаю, что в вашей жизни было много потрясений, – говорит она. – Но вы продолжаете терапию и посещаете все сеансы. Я очень горжусь вами и очень вам признательна.

– Это мне следует вас благодарить, – отвечаю я. – И думаю, у нас с Ноем все налаживается… Ну, то есть, все было хорошо до сегодняшнего дня.

Ручка Эверетт зависает над бумагой.

– Вы хотите рассказать подробнее?

– Мне кажется, я беременна.

– Это же чудесная новость! – Ее голос становится выше на октаву, хотя она пытается скрыть радостное возбуждение. Доктор Эверетт вообще не позволяет эмоциям брать верх над рассудком, и за это я ее очень уважаю. Она сдержана, но очень приветлива. – Мы начали заниматься месяца два назад, так? И вы уже успели упомянуть, что хотели бы завести ребенка.

– Это еще не точно. – Я боюсь, что звучу слишком легкомысленно, и я точно чувствую себя именно такой. – Но все признаки налицо.

– Вы уже рассказали Ною?

– Он сказал, что будет, то будет.

– И что вы сейчас чувствуете? – спрашивает она. – Воодушевление? Уязвимость? Надежду?

Я неожиданно смущаюсь и прячу лицо за руками.

– Наверное, все это вместе. Ной часто в разъездах, но я надеюсь, что он сможет чаще бывать дома, если у нас появится малыш. Поэтому я не так сильно эмоционально отстранена, как в прошлый раз.

– В прошлый раз в вашей истории были ведь еще и другие отношения, верно? – осторожно спрашивает она, сверяясь с записями.

Согласно киваю, но развивать тему не хочу. Я рассказала хорошие новости и не хочу портить их, вороша воспоминания, которые выворачивают душу. Пусть хотя бы раз хорошие и плохие эмоции не осаждают меня одновременно.

– В конце сессии мы обсудим, что делать с вашими препаратами: как они могут повлиять на вашу беременность и что вам вообще следует принимать. И очень важно, чтобы вы продолжили посещать наши сессии, – у вас будут скакать гормоны и крайне вероятно, что ваши фобии и страхи из прошлого могут усилиться.

– Да, конечно.

– Пока что давайте вернемся к тому, почему вы опоздали.

– Я… Оказалась в затруднительном положении.

– То есть?

– Я поняла, как сильно не доверяю людям. И они мне тоже, – сообщаю я, затем некоторое время молчу, собираясь с мыслями. – Я совершенно необоснованно обвинила Ноя в измене… По крайней мере, в этот раз.

– Так? – поощряет меня доктор Эверетт.

– Эта женщина… выкинуть ее из головы не могу.

– Вы сейчас, – начинает доктор Эверетт и еще раз сверяется с записями, – про Лорен говорите?

– Да, – вздыхаю я.

– И почему вы вспомнили ее сегодня, и как это связано с потерей доверия к вашему мужу?

– Я думала, она была в нашем доме.

– Внутри вашего дома?

– Да.

Я вдруг представляю, как она роется в моих шкафчиках, как прикасается к нашим с Ноем личным вещам, и во мне просыпается гнев. Я неловко ерзаю на месте.

– Меня посетило такое угнетающее чувство… Как будто мы вернулись к тому, с чего начали, и неясно, смогу ли я вообще снова пройти через все это, – делюсь я и пожимаю плечами. – Я ощущала себя беспомощной.

Она указывает на мое обручальное кольцо.

– Он ваш муж.

Я тоже перевожу взгляд на кольцо и некоторое время рассматриваю, как свет от лампы искрит в его бриллиантовых гранях.

– Но…

– Почему все время какое-то «но»? – мягко прерывает меня доктор Эверетт.

– Она отобрала у меня Ноя, когда я отчаянно нуждалась в нем.

– Вы это так видите?

– Нет, не я это так вижу. Это так и есть, и это основано на фактах, а не на моем личном мнении.

Я смотрю, как она перелистывает записи.

– Вы вините Лорен больше, чем Ноя?

– Да, – я смахиваю с рукава несуществующую пылинку. – Это она тут агрессор.

– Давайте обсудим это событие. Почему Лорен единственная, кто в нем виноват? – Доктор Эверетт пристально смотрит на меня своими бездонно-голубыми глазами. – Почему Ной не ответственен? Я не хочу быть грубой, он все-таки ваш супруг. Просто пытаюсь понять.

– Это нормальный вопрос, – слабо улыбаюсь я. – Мы были пьяны, и Ной, и я. Мы тогда праздновали, и Лорен должна была остаться у нас. Так что я думала, что все будет нормально, и просто сказала им идти домой, а я проверю, чтобы наш друг благополучно уехал. Я их обоих знаю еще с колледжа и доверяла им – пока не вошла в спальню и не увидела их в постели.

После этих слов я понимаю, что плачу – это все еще слишком тяжело для меня. Тот момент быстро воссоздается в моей памяти: я вхожу в темную спальню, на моем лице написан ужас, потому что я слышу, как стонет Ной, и еще слышу этот странный гортанный звук. И понимаю, что этого не должно быть, этого не должно происходить в моей кровати. Ошеломленная, я говорю себе, что ошибаюсь, что Лорен, наверное, привела кого-то с собой, – я просто отказываюсь это принимать. Потому что это в итоге подрывает мое доверие, мою собственную преданность и верность. Это не говоря об эмоциональном ущербе, который мне тогда нанесли.

Доктор Эверетт наклоняется, чтобы передать мне салфетку. И снова дежавю – я вспоминаю, как давала салфетку Элли.

– Вы чувствуете, что Лорен сделала это вам назло?

– Да, – соглашаюсь я, утираю мокрые щеки и нервно тру нос. Затем продолжаю: – Еще тогда она пыталась приударить за Ноем, а я просто игнорировала все признаки. Друзья мне сказали, что он ей нравится, что я должна за ними приглядывать, но мне казалось, она никогда так со мной не поступит. Даже если это правда. Господи, да мы же в одной комнате жили. Мы были подругами.

– И сейчас вы боитесь, что история повторится, что она каким-то образом снова окажется у вас дома, в вашей кровати, претендуя на вашего мужа?

– Честно? Да. Я не хочу, чтобы она вообще больше появлялась в моей жизни. В наших с ним жизнях.

– Но почему вы вспомнили об этом сегодня, Шарлотта? – спрашивает Эверетт. – Вам показалось, что возможная беременность как-то вернет ее в вашу жизнь?

– Я знаю, как много для нее значат дети.

– И у нее их нет?

– Насколько мне известно, у нее не может быть детей. Что-то с яичниками.

– Хорошо, вернемся к моему вопросу, – настаивает она и кликает ручкой. – Как это все связано с вами?

– Я боюсь, что у нее все еще есть чувства к Ною.

– Или, может быть, у Ноя все еще есть чувства к ней? – мягко спрашивает доктор. Я пытаюсь разобраться в своих ощущениях и понимаю, что ее слова отзываются во мне болью правды.

– Что вам нужно, чтобы вы снова начали доверять своему мужу? – задает доктор следующий вопрос и наклоняется ко мне. – Я хочу, чтобы вы сказали это вслух. Подведите для себя черту, Шарлотта.

– Мне нужно знать, что они не общаются.

– А еще?

– Чтобы он чаще был рядом со мной, – отвечаю я, осознаю, что это довольно расплывчато, и уточняю: – и физически, и эмоционально.

– И учитывая беременность, вы нуждаетесь в том, чтобы чувствовать себя уверенно. Так?

– Да, конечно, – соглашаюсь я и расстроенно зарываюсь руками в волосы. Голова теперь болит так, словно кто-то расколол мне череп и стучит прямо по полушариям мозга. – Я должна знать, что моя семья в порядке. Что не произойдет ничего, что может ее снова разрушить. И я понимаю, что ничего вечного нет, но уже слишком устала чувствовать себя одинокой.