Текст книги "Пленник порока"

Страшная, пугающая и невозможная догадка опять посетила его сознание, но он тут же ее отогнал. Не хотел даже думать о ней. Ведь они и ему сказали сразу, что убьют, ежели он свою миссию не выполнит. Смерть для них не что иное, как переход из одного состояния в другое. Они даже не хоронят своих. Просто оставляют на земле – и все.

…Ярослава не умерла. Ей удалось бежать, да еще и оружие с собой прихватить. Об одном она только молилась, чтоб ребенок, зачатый Сергеем, остался жив. Как могла берегла в чреве своем единственное, что еще удерживало ее на земле и давало силы.

В 1852 году у нее родился сын Борис, отцом которого был Сергей Юзов.

* * *

Сергей приближался к дому. Времени среди этих непонятных последователей Кроули он провел достаточно много, и был отчасти только рад этому, надеясь, что за это время человек, которому принадлежит золото, мог уже давно отойти в мир иной. И еще недавно мучившие его угрызения совести по поводу несправедливого обладания чужим добром, полностью исчезли, искупившись всеми опасностями, которым он подвергся, везя золото домой.

«Да мало ли что могло случиться с тем человеком? – успокаивал свою совесть Сергей, – может, помер уже, и золото ему совершенно ни к чему. А я молод и, возможно, смогу поставить на ноги свою семью. Тогда уж точно я смою с себя этот грех, помогая калекам и нищим».

Глава 11

– Наверное, вернется скоро сыночек мой, – тихо проговорила Варвара, штопая носки у окна.

Вечерело. Гаврила сидел за столом и просматривал бумаги. Он только поднял глаза и со вздохом посмотрел на жену:

– Ты б его на улице ждала еще, – серьезно и по-деловому сказал он ей. Евдоким и Вероника занимались упаковкой готовой мебели, и не могли слышать этого разговора, а послушать следовало бы…

– Я, Варвара, вот что тебе скажу, – начал Гаврила, отложив бумаги в сторону и взглядом приглашая жену к серьезному и обстоятельному разговору. Она посмотрела на него, но шитье не отложила. – Я завещание на днях составил.

На лице Варвары не отразилось ничего, кроме замешательства из-за порвавшейся нити.

– И? – спросила она, занимаясь куда более важным по ее мнению делом.

– Я свою артель Евдокиму и Веронике завещал. Со всеми деньгами, – он ожидал чего угодно, только не этого холодного и насмешливого взгляда жены.

– Ты думаешь, что, обделив Сергея, повлияешь на него? Я всегда тебе говорила, что он сам никогда не примет твоих подачек. И спасибо тебе, что мне не пришлось просить тебя об этом. Знай он, что ты заботишься о нем так, как и об остальных, не знаю, что бы с ним случилось! – она резко поднялась и, одарив мужа самым презрительным взглядом, удалилась, гордо неся голову.

Гаврила долго сидел, потрясенный. Он начал вспоминать свою жизнь от самых первых сознательных дней, стараясь вспомнить: где он ошибся? Почему так сложились отношения между ним и Сергеем? Что сделало их с Варварой чужими людьми?

Не найдя ответа, он завещание свое посчитал сущими недоразумением. Сергей ведь тоже его сын, и не удивительно, что Варвара так отреагировала. Ведь она любит его всей душой, зная, что отец не воспринимает его. И почему он не изменил своего решения после того, как Сергей показал себя лучшим мастером и приличным человеком?

«Потому что не верил до конца и пока нет оснований поверить. Ведь он уехал в нелегкий для нас момент, и не подает о себе вестей. Значит, не дороги мы ему…» – сказал сам себе Гаврила.

…Приближаясь к родным местам, Сергей все больше радовался встрече с домом, но вместе с тем сердце его не покидало чувство тревоги.

«Только вот как объяснить присутствие золота?» – спрашивал себя Сергей, а вскоре нашел и ответ.

* * *

Встретили его дома с настоящей радостью. Гаврила закатил пир, на котором и непьющий никогда Евдоким напился до чертиков. Мать была на седьмом небе от счастья.

– Господи, чуяла! Сердцем чуяла, что воротится скоро! – радостно поведала она соседке. Та лишь завистливо поджимала губки и старалась выдавить из себя улыбку. Завидовать было чему. По словам Сергея, тот старец, которому завещано было золото, помер перед самым его приездом, не оставив наследников. Пришлось ему вернуться в Новгород, и тот брат, который золото завещал, подарил ему половину, принадлежащую покойному. Об этом свидетельствовало письмо от сына покойного – Андрея Тишки, который и написал, что золото по праву принадлежит Сергею Юзову.

– От командира ихнего Ефима Смирнова узнал я о Семене нашем вести дурные, – закончил Сергей. Они несколько минут посидели в тишине, поминая Семена и жалея бедного Никанора.

– И у нас новости есть для тебя интересные, – сказал Гаврила Сергею. Тот посмотрел на отца и Евдокима.

– Хорошие иль дурные? По лицам вижу, с артелью связано, – отложив ложку, сказал Сергей.

Гаврила встал:

– Лиговской Кирилл тоже открыл ремесленную мастерскую. С нашей-то не сравнить! И платит много, всех хороших мастеров забрал и половину заказов, – вместо отца ответил Евдоким.

Сергей понимал, что это значило для семьи. Как бы ты богат ни был, а родное дело прежде всего. Хоть и приехал Сергей богатеем, но никто и подумать не мог, чтобы забросить мастерскую и заняться чем-то другим. Да, они теперь богаты! Но добро надо приумножать, а не растрачивать.

– Та-а-ак, – протянул Сергей, – значит, решил дорогу нам перейти.

– Видел он, что доход постоянный мы с того имеем и заказы пошли дорогие, вот глаза и загорелись. Быстро отстроился и уже приезжал, хвастал! – Гаврила со злостью смел со стола крошки.

Его чувства понятны. За двадцать с лишком лет работы никогда у него не было конкурентов или равных в деле. Люди полагались на него, верили, ценили, и он привык к этому.

А теперь что же? Ведь с появлением артели Лиговского заказов стало меньше у Юзовых, а главное – люди ушли. Работники! Его работники, Гавриловы, которых он пуще детей любил и уважал.

– Ничего, отец, Бог даст, как-нибудь выкрутимся. Хотя, конечно, таких людей потеряли! – сокрушался Сергей. Он знал, что никакие деньги не заменят мастеров. Даже друзья которые столько лет были бок о бок с Гаврилой, и те польстились на деньги Лиговского.

– Отец, – продолжил утром разговор Сергей, – ты не переживай. В нашем деле главное – организатор и глава. А Кирилл Лиговской такому не обучен. Недолго его артели существовать! Вот увидишь, скоро они все к тебе прибегут!

Гаврила лишь вздохнул. Редко его теперь можно было увидеть радостным или довольным. Слухи о разрастающейся мастерской Лиговского и вынужденный простой собственной артели сильно подкосили его. В доме где протекали радостные и безбедные дни, поселилась печаль. Тихая, безутешная. Гаврилу не радовали ни обновы, ни по-настоящему интересные планы сыновей, которые решили начать новое дело.

«Мое дите помирает», – с тоской глядя на пустые станки и осиротевшие плотницкие столы, думал Гаврила. Он часто приходил в артель и засиживался там часами. Там и нашел его Сергей. Гаврила помер. Сидя в своем кресле, сложив руки на груди. Казалось, что он просто спит. Летнее солнышко еще не заглянуло в окна, и Гаврила сидел в тени.

– Отец! Батя! – крикнул Сергей, а потом, присев у ног отца, горько заплакал. Вспоминал его слова, плакал, прощал и просил прощения.

– Я уничтожу Лиговского! – воскликнул он, – клянусь тебе, отец, он пожалеет, что связался с нами!

* * *

На похоронах отца Сергей увидел Андрея Петковского, будущего владельца фабрики по изготовлению бумаги, с которым Сергей и Вероника познакомились на балу.

– Вероника, как этот молодой человек появился здесь? – спросил Сергей.

Вероника лишь смущенно опустила глаза и ответила тихо:

– Покуда тебя не было, он свататься приезжал, мать решила тебя дождаться. Ты не сердись, что раньше не сказала. Стыдно что-то было.

– Я вот что тебе скажу. Ты с этим делом не затягивай, хочешь под венец, так и скажи. Приданое у тебя будет не хуже, чем у других. Определяться нам пора всем.

На этом их разговор о будущих планах на жизнь закончился. Много людей прибыли проститься с Гаврилой Юзовым.

Приехавшие не сразу подходили к дому Гаврилы. То были в основном его бывшие работники и ученики, перешедшие к Лиговскому.

– Что ж вы у порога топчетесь? Или держал бы вас отец мой так? Заходите проститься, так уж сам Бог велел, – Сергей был сдержан и холоден. Смерть отца наложила свой отпечаток на его характер и внешность. Это навсегда останется с ним.

«Я не прощаю своих врагов!» – вспомнил он слова Андрея Тишки и решил, что это правильно. Нельзя их прощать, если ты дорожишь своей честью, а когда дело касается твоего отца, тем более следует помнить об этом.

Люди, которые бросили отца, другого отношения не заслуживали. Ни сейчас, ни завтра не будет упрекать их Сергей. Даже взглядом не показали Юзовы, насколько сильна их обида.

– Мама, Бог им судья. Может, они и жалеют сейчас, но это уже их личное, – говорил Сергей, когда мать утирала слезы, катившиеся от обиды, приведшей к смерти мужа.

– А я по малолетству их всех за родных принимала и не думала никогда, что чужие они нам, – рассеянно глядя сквозь предметы, говорила Вероника, – мне себя жаль, что уверовала в то, чего и нет по-настоящему.

* * *

Прошло больше месяца. Настало время собирать богатый урожай с полей и огородов. Всего уродилось много, и будущая зима не казалась такой долгой и ненавистной. Но за домашними хлопотами Сергея не покидали мысли о Екатерине, он не знал, как с ней увидеться. Случай помог. Лиговские прослышали о его возвращение и сами приехали, чтобы узнать о судьбе Семена Мордвинова. Очень не хотела семья Сергея видеть в доме Лиговского, но не могли они указать ему на порог.

– Что ж, ты поговори, только мне позволь с ним не встречаться, – сказала мать и вышла.

Пока визитеры шли из кареты к дому, Сергей не мог найти места и метался по комнате словно безумный.

– Можно войти? – раздался голос Екатерины. Сергей повернулся и встретился взглядом с женщиной, которую безумно любил и желал.

– Да-да, – ответил он и, увидев Лиговского, сразу пришел в себя.

– Вечер добрый! – сказал Лиговской и как ни в чем не бывало уселся на лавку.

– Кому как… – ответил Сергей и предложил жестом Екатерине присесть.

– Знаешь, с какой проблемой мы к тебе пришли. Никанор и видеть никого не желает, разговор с ним никудышний, так что ты один в этом деле что-то разумеешь. Скажи по чести и по совести – что с Семеном? Правда ли то, о чем народ толкует? – Лиговской был не на шутку озабочен.

– В общем-то, говорить нечего. Будучи во Франции, он познакомился с молодой привлекательной француженкой и сошелся с ней. А недавно уехал к ней опять. Единственный человек, знавший обо всем, Ефим Смирнов, и поведал мне эту историю, когда я встретился с ним в пути. Он ехал в Москву, домой, так мы случайно и столкнулись, ну а потом, как водится, разговорились. Рассказал потому, что боялся: вдруг, что случится, так хоть я буду знать. Вот в общем-то и все, – сказал Сергей. Он стоял, оперевшись спиной о посудный шкаф и, не отрываясь, смотрел на профиль Екатерины.

– Дай Бог ему!.. – Лиговской встал и, заметив, какие взгляды бросает Сергей на Екатерину, решительно взял дочь под руки, так как от услышанного она сидела словно истукан, и вывел из дома.

– Постойте! – Сергей в робкой надежде окликнул Екатерину.

Она обернулась. В ее глазах Сергей увидел беспредельную тоску и щемящую душу боль.

– Некогда нам, извини, – скрывая прорывающую грубость сказал Лиговской и усадил дочь в карету. Сам же, нахлобучив шляпу, приказал кучеру гнать.

Не отъехав и за поворот, карета остановилась и из нее выбежала Екатерина. Сергей кинулся навстречу.

– Я не могу без тебя! – сказал он обняв девушку за талию и целуя ее в губы.

– Нет, нет! Папенька… он не позволит! – ее голос, глаза, дрожащие губы говорили о безысходности положения.

– Но! Екатерина, ты вольна в своих поступках! Неужели он?

– Внезапно он отстранился от нее и посмотрел прямо в душу, угадывая то, что она сказать не имела сил. – Я… ведь я не подхожу тебе… потому что не?.. Это правда? У меня нет родословной? Я не приближен к императору? – он заглядывал в ее глаза, надеясь, что она ответит отрицательно, но она застыла.

– Прости, но… это воля матушки и ее мечта. Со мной никто не считается и я обязана… Я говорила о знаменитой фамилии твоей матери, но…

– Замолчи! Я знаю! Я все прекрасно знаю! Есть у нас фамилия, но нет надлежащего наследства, дабы угодить твоему батюшке?!

Лиговской никогда не считал Юзовых семьей, достойной внимания, даже после того, как выяснилась родословная их матери. Это не изменило его мнения о них, как, впрочем, и еще некоторых.

– Сереженька! – взмолилась Екатерина. – Я… я пыталась… по всякому, но…

– Тогда откажись от этой глупой затеи замужества с богатым и знатным, а выходи за меня! Екатерина, мы уедем, у меня есть сбережения, мы начнем…

– Катя! Катерина!!! – раздался позади них злой и властный голос Лиговского. – Какого черта ты цепляешься за этого безродного?!

Сергей метнул ненавидящий взгляд в сторону Лиговского и Екатерине стало жутко. Таких гневных глаз она еще не видела никогда. В страхе она отступила на шаг. Потом еще и еще.

– Да, папа, да… я сейчас… – тихо произнесла она, отступая от Сергея.

– Да папенька? – зашептал он тихо, медленно следуя за ней. – Да папенька? И это после всего, что ты мне сказала и пообещала? – он остановился.

– Я… я ухожу, прости, – сказала она и развернулась.

Когда она села в карету, Лиговской презрительно оглядел Сергея с головы до ног и зло плюнул на землю, растаптывая слюну грубым кожаным сапогом.

– И с вами надо так! Безродные, – сказал он напоследок и грузно сел в карету.

Сергей долго еще стоял, тупо уставившись перед собой, пока его не позвала мать.

* * *

Еще через месяц сгорела артель Гаврилы от молнии, попавшей прямо в деревянную стружку, которая во множестве скопилась во время прошлогодних работ и не была вовремя уничтожена.

– Господи! Я должен был это предусмотреть! – корил сам себя Сергей.

– Ты не мог обо всем сразу думать, это моя вина, – возразил Евдоким.

Так они бы и спорили, пока мать не расставила все по местам.

– Это знак свыше, он говорит о том, что вы должны чем-то заняться. Чем-то, кроме наследного ремесла.

Тут братья призадумались. С чего начать? Кроме своего дела, они не знали более ничего. Угрюмый и молчаливый Евдоким вообще осунулся и стал еще нелюдимее. Сергей носился с мыслью о мести. И только сгоревшая мастерская их встряхнула.

– Я открою бумажную фабрику, буду скупать у Лиговского лес и производить бумагу, – решил Сергей.

Домашние поддержали его идею, и Сергей крепко задумался о дальнейших планах на жизнь. Теперь его сознанием и существом полностью овладело упорное чувство борьбы. Борьбы с Лиговским.

– Сынок, ни одно дело не остается безнаказанным, не надо мстить Лиговскому, – просила Сергея мать, – может, с Екатериной у тебя еще что-то выйдет, как ты тогда поступишь?

– Ты еще надеешься на его благосклонность? Нет, мама, ты не видела его лица, когда он покинул нас месяц назад. Этот человек презирает нас и никогда не позволит мне и Екатерине быть вместе, – грустно произнес он.

Варвара села за стол и склонила висок на шершавую ладонь.

Как ей были близки и понятны испытываемые сыном чувства!

– Еще не все потеряно, Сережа. Если она любит тебя, то согласится быть твоей! Ты поговори с ней еще раз, попробуй убедить, – мягко настаивала мать.

Сергей задумался. Ведь и вправду, в последний раз они толком и не поговорили, отец Екатерины был помехой.

«Надо встретиться с ней! Надо все точно узнать от нее, а не строить напрасных выводов!» – мысли его лихорадочно блуждали, и вскоре, уставший и полностью измотанный ими, он уснул.

Ему приснился старый-старый дед. Во сне они много гуляли по полям, по берегу реки, по пещерам.

«Везде ты будешь защищен и в безопасности, но помни, что и у самых сильных стихий мира есть соперники. Может, не такие сильные, но хитрые».

«О чем ты говоришь?» – спросил Сергей во сне. Старик лишь ухмыльнулся и ответил:

«Для того Бог и даровал тебе жизнь, чтобы ты познал ее с самого начала и до конца – ошибаясь, спотыкаясь, любя и ненавидя. Ты силен, но твоя сила может убить и тебя, если ты не воспользуешься ею разумно! Огонь, вода и толпа могут быть как защитниками, так и убийцами».

И все. Старик исчез, туман, окутывающий их, рассеялся и Сергей проснулся.

Он рассказал сон матери, та лишь недоуменно покачала головой и сказала, что этот сон – просто болезнь его смятенного ума. Артель погорела, любовь его не находит выхода, вот и сны теперь снятся непонятные.

Глава 12

Между тем время поджимало, пора было определяться с делом, чтобы растерять капитала. Сергей собирался в отъезд, и думал, как же успеть побывать везде, где он наметил.

– Я останусь с матерью и пока поговорю с губернатором о земле под фабрику. Надеюсь, он меня примет, – сказал Евдоким.

– Если он помнит отцову выставку, то не должен прогнать, – добавил Сергей, надеясь, что губернатор действительно примет Евдокима и поможет выкупить землю у городских властей. Дело было не в цене земли, а в бумажной волоките и времени, которое теряется в процессе хождения по инстанциям. Конторские чиновники, делая вид, что всецело кладут себя на алтарь труда, доводят людей до бешенства своей ненужной, тупой и длительной бюрократической пристрастностью ко всяческим справкам, а за всем этим скрывается только желание выдоить из просителя взятку или же покуражиться над ним.

* * *

– Это я вам говорил, прийти в понедельник? М-м-м, странно, а я не помню, – говорил круглый, с лысеющей головой администратор Арнет Боркович беременной женщине.

– Ну как же так? Ведь мне скоро рожать, а обещанного угла я так и не дождусь! – она в отчаяньи закрыла лицо руками. Арнет стоял в растерянности и с чувством легкого отвращения и явного равнодушия смотрел на женщину. Он поставил свой стакан на стул и подошел к женщине:

– Милочка, давайте договоримся. У вас есть где пожить до рождения ребенка?

Она покачала головой:

– Нет.

– М-м-м, да, – было видно, что ему совершенно наплевать на нее. Он просто не находил таких слов, услышав которые, женщина ушла бы сама.

Евдоким невольно засмотрелся на нее. Если бы не заплаканное лицо и спутанные волосы, она показалась бы хорошенькой. Запомнились ему и ее руки. Огрубевшие от мозолей и обветренные, они тем не менее были изящны, а движения выдавали некий аристократизм. Руки жили сами по себе. Они не смирились с тем, что их постигла такая тяжелая участь. Они продолжали играть и творить по-своему. Так, как было в них заложено много веков назад.

– О чем же вы раньше думали, милочка?! – взорвался наконец Арнет, – Надо было до пуза думать об угле своем! А то глянь, пришла. А если родишь мне тута? Я, что ли, отвечать за тебя буду!

Женщина посмотрела на Арнета сквозь спутанные волосы и властно произнесла:

– Я хожу к вам уже полгода! И не забывайтесь, с кем вы говорите! Я вам не милочка! – женщина поднялась и смерила этого маленького и гадкого человека таким взглядом, что даже сильному и большому Евдокиму стало не по себе.

– Это раньше ты была кем-то! А теперь? Теперь вы все от меня зависите! И не забывайте об этом! Ясно? – он вопросительно осмотрел сидящих и не нашел согласных с его мнением.

– Ты, крыса бумажная, – как накатывающий гром, раздался голос Евдокима, – если эта женщина и вправду упадет здесь, я заставлю тебя принять роды! И ты никуда не денешься, хоть мы все от тебя зависим, не так ли?

– А ты кто таков?

– Иван Попов! – передразнил его Евдоким, – У меня к тебе депеша от губернатора. Я мог бы сразу тебе ее отдать, да только попросил меня сей господин проследить, как вы тут работаете, да оправдываете ли содержание, которое на вас тратится. Вот я и посмотрел, – Евдоким, сложив руки на груди, встал позади беременной женщины, которая оказалась между ними, и заметила, как задрожал стакан в руке Арнета.

– Что вы? Помилуйте! – начал Арнет, извиняясь и ругая себя за неосмотрительность.

Дальше они уже не могли продолжить беседы. Женщина и вправду начала рожать.

– Доигрались! – закричал на Арнета Евдоким, – вы этого хотели? Вот и получите!

– Люди? Да что же это? – Арнет стоял, растерянно разводя руками и глядя на окружающих молящим взглядом водянистых глаз. Евдоким помог Арнету уложить женщину на лавку, и через несколько мгновений в кабинете Арнета появился усатый и худой врач Николай Сухов.

– Помогите, прошу вас! – взмолился Арнет, – Я все… я составлю полный отчет и… женщина… – он, размазывая слезы по щекам, обращался то к Евдокиму, то к Николаю, которому, ко всему прочему, мешал своими нервными криками и перебежками.

– Да, женщина должна получить то, чего требует! Вы довели ее до такого состояния, и я не думаю, что губернатор простит вас!

Арнет уронил маленькую, круглую головку на стол и начал тихо подвывать. Ох! Как не хотелось ему терять такое нагретое и прибыльное местечко.

Евдоким отвез женщину в больницу, а потом поехал к губернатору. Тот принял его хорошо, а когда Евдоким рассказал о произволе, творимом такими чиновниками, как Арнет, губернатор решительно пообещал вышвырнуть этого зарвавшегося негодяя.

* * *

Со временем Евдоким стал разговорчивее и общительнее, нежели раньше. Сам он не мог объяснить такую перемену, но вот остальным она была понятна и ясна. Раньше Евдоким являлся тенью своего покойного отца и никогда не шел против его воли. Теперь же ему приходилось принимать решения и их же осуществлять. А его природная молчаливость не могла помочь делу, наоборот, вредила.

Евдоким решил навестить женщину. Сам не понимая своего порыва, он пришел к больнице и поинтересовался ее здоровьем у няни, смотревшей за роженицами.

– Дак ты прошел бы к ней, чай, баба одна, от тоски замучилась совсем! Пойди, поговори хоть, может, хандра и пройдет у нее, – с присущей всем добрым людям простотой предложила няня.

И Евдоким вдруг решил: а почему бы и нет? Ведь это он привез ее в больницу, и интересно узнать от нее самой, что да как?

– Спасибо тебе, мил человек, – благодарила его Дарья Коновалова. Не мог не заметить Евдоким, как она обрадовалась его приходу.

«Во дурак, а я сомневался еще, раздумывал, как мальчишка!» – ругал сам себя Евдоким.

– Если бы все так поступали, – глаза Дарьи выражали благодарность и грусть.

Дома он рассказал всем о Дарье. Ему-то и незаметно было, с каким проникновением и чувством он говорит об этой женщине, но остальные поняли это с первых же слов. Сергей молча улыбался, подмигивая сестренке, да и мать отводила глаза, пряча смешок. Удивительно было ей, что Евдоким так разоткровенничался, да еще о женщине, которую знает без году неделя, даже не неделя, а день. Но и она поняла, что серьезно это.

– Ты бы, сынок, поинтересовался, где она жить будет, да как жить-то собирается с дитем малым на руках, – деловито и искренне предложила мать.

Евдоким насупился и опустил глаза в пол.

– А что тут думать? – вместо него ответил Сергей. – Сразу же понятно, женщина без угла. Но, видно, хорошая, коль… – он откашлялся, не рискуя называть истинные чувства брата перед всеми, – ну, короче, Евдоким, вези ее пока к нам. Я так думаю, помощницей матери будет, после свадьбы Вероникиной с матерью останется, а там решится все, – он встал и, поблагодарив за ужин, пошел спать.

Что творилось в душе Евдокима, можно было только догадываться.

«Как все быстро и просто, а я голову ломаю, не зная, как семье сказать. Ну, Сергей, все ему удается без труда», – удивлялся Евдоким, лежа в постели.

Во второй раз он пришел навестить ее уже с серьезным намерением, но совершенно не знал, как сказать об этом.

«Надо было Сергея попросить, уж он-то наверняка быстро уладил бы все», – думал Евдоким, приближаясь к больнице.

– А-а! Здравствуйте, Евдоким Гаврилович, никак пожаловали опять к нам? Рада, очень видеть вас! – встретила его Дарья чистым голосом и приятной улыбкой. Она вся сияла и была такой красивой и нежной, что у Евдокима закружилась голова и вспотели ладони.

– Ну, что же вы на пороге-то застряли? Я не кусаюсь, дочка тоже, проходите, – она подошла к нему так близко, что Евдоким невольно отшатнулся.

– Вы… это… – Евдоким растерялся. Дома, когда говорили о ней, все казалось так легко и просто, а на деле – тяжело.

– Да говорите, не бойтесь, – поддержала его Дарья, резко изменившись в лице. Она стала серьезней и печальнее, – если не хотите ходить больше – не надо. Я пойму. Вы просто сразу уходите, отплатить вам я не смогу ничем, сами видите…

– Да помолчишь ты наконец! – не выдержал Евдоким. Дарья от испуга рот открыла. С виду Евдоким не казался таким вспыльчивым.

– Знаю, что бедствуешь ты, и потому предлагаю пожить в моем доме. Не надо на меня смотреть так! Хочешь работать и дите воспитывать? Соглашайся! Не содержанкой беру! Выкинь мысли плохие сразу. У меня есть брат – ремесленник, сестра, которая вот-вот замуж выйдет, и мать. Нам помощница матери нужна. Мы с братом не женаты, а сестрица отчий дом скоро покинет, – наконец выговорил Евдоким.

Дарья, присев на кровати, раздумывала над его словами. То ли наказание это Божье, то ли награда? Понять никак не могла.

– Я… даже и не знаю, – тихо ответила она.

– А чего знать-то тут! Мы из семьи не знатной, но не бедные! Скоро фабрику откроем с братом! А ты с матерью нашей будешь рядышком, чтоб на старости лет ей не скучать. Да еще с дитем!

Дарья вдруг поняла, что не только забота о матери руководит им. Она нравилась ему. Не удивительно. Дарья Коновалова – дочь гречанки Мии Ликидис и русского аристократа Григория Коновалова, была очень красива и так же горда. Из-за любви к простому гвардейцу Петру Фоменко покинула она отчий дом два года назад, где все принадлежало ей одной, и стала странствовать по свету. Муж ее был в опале, и потому решили они уплыть в Грецию, но там он умер от лихорадки, а она, не признанная родней матери, вернулась назад, к отцу.

Ее отец, Коновалов Григорий, женившись на молоденькой гувернантке своего сына, неохотно принял беременную дочь в дом, и пришлось Дарье уйти, чтобы не быть занозой в отцовом сердце и бревном в глазах мачехи. Сама зарабатывала на хлеб насущный, забыв навсегда о родном доме.

– Ну что, решила ты, али нет? – спросил Евдоким, – Ты давай скорей. Мне в полдень по делам уехать надо, а за тобой братец мой приедет. Ты его сразу угадаешь, на меня не похож, красив дюже и норовом крут – сразу предупреждаю! – уже улыбаясь, закончил свою речь Евдоким.

Дарья недолго раздумывала над его предложением. Больше такой возможности у нее не будет, и она прекрасно об этом знала. Она ходила из угла в угол и не могла начать сборы. Какие могут быть сборы у бедной женщины? Да если еще и мысли не в порядке. Она была в глубокой растерянности.

Около часу дня на улице послышался стук копыт, запряженная карета подкатила к дверям больницы. Дарья выглянула в окно и стала внимательно разглядывать высокого, красивого мужчину, ловко выпрыгнувшего из кареты.

В комнату Дарьи через несколько минут вбежала маленькая, полноватая няня.

– Ох, доченька! Тебя ведь Сергей Гаврилович спрашивает! Повезло тебе, коли к Юзовым жить поедешь. Люди они хорошие и живут – не бедствуют. Это Гаврила у них норовом был спесив, а Варвара – чистый ангел!

Она ловко пеленала новорожденную девочку Дарьи, у которой даже имени еще не было, и поторапливала молодую мать.

– Ты уж побыстрей, негоже Сергею Гаврилычу ждать тебя! У них в городе, чай, дела важные! А ты ждать его заставляешь!

– Твоя правда, нянечка, – спохватилась Дарья и стала торопливо одеваться. Хотела спросить, откуда она так хорошо семью их знает, да потом передумала. Разве это важно? Главное Дарья услышала, что люди они добрые и примут ее даже с ребенком.

Она вышла на крыльцо, держа в руках сверток с дочерью. Сердце ее сильно билось, и малышка, чувствуя волнение матери, тоже начала беспокойно вертеться.

– Здравствуйте, – поприветствовала она встречающего ее мужчину.

– Здравствуй, Дарья! – он мигом осмотрел ее и жестом пригласил в карету. Она в нерешительности не могла и шагу ступить.

– Ну, – сказал он, в недоумении глядя на Дарью, – милости прошу в дом, но прежде надо туда приехать… – он замолчал, глядя на растерянную женщину, – а если вы будете так стоять, мы с вами, думаю, не скоро куда-то попадем вообще.

Дарья как в столбняке слушала его речь и вдруг рассмеялась. Она поняла, что Сергей растерян и таким путем старается скрыть свое смущение. Няня, смотревшая на них из окна, тоже улыбнулась.

– Ну, что же вы? – он опустил руки и подошел ближе, а потом хлопнул себя по лбу, – Ах, да! Можно было сразу же догадаться, – он схватил в охапку новорожденную, предложил Дарье руку и повел смеющуюся женщину к карете.

– Вы необычный человек! – сказала Дарья.

– О вас я такого же мнения, – заметил Сергей и натянул поводья. Из больницы сразу же поехали за Евдокимом, который все ходил по кабинетам чиновников, и, наконец, отправились домой. Братья всю дорогу из Каменска до подмосковных Снегирей обсуждали дела. Что удалось купить, а что – подписать. Дарья только дивилась их цепкости и деловитости.

– Надо бы привал совершить, – проговорил Евдоким, когда до дома осталось пару часов пути.

– Я не против, – Сергей свернул с дороги на опушку леса и привязал лошадей к одинокой осине. Дарья с помощью Евдокима вышла из кареты и со вздохом села на траву. Пока братья накрывали самодельный стол, Дарья нашла ручеек и решила немного ополоснуть лицо.

Евдоким подошел к спящему на земле ребенку и тихо откинул одело. Золотые реснички спокойно лежали на розовых щечках. Маленькие алые губки смаковали пустышку. Евдоким залюбовался ею и позвал Сергея.

Дарья застала такую картину. Сергей и Евдоким склонились над ребенком и умиленно о чем-то рассуждали. Девочка проснулась, но не плакала, а смотрела на них весьма спокойно.

– Извините, мне надо бы ее накормить, – сказала Дарья братьям. Те послушно поднялись и удалились к ручью.

– Как ты думаешь, стоит ли расспрашивать ее? Ведь мы ее как будто нанимаем, ей покажется странным, что мы ее не выспрашиваем, как остальных слуг, а с другой стороны – жалко ее, да и неловко сейчас тревожить вопросами. Как ты считаешь? – спросил Евдоким Сергея.

– Думаю, ты прав. Насколько я могу судить о таких женщинах…

– Каких это таких? – спросил Евдоким.

– Да не кипятись ты! Я говорю о ее прирожденных качествах!

Или ты не видишь сам, что не простолюдинка она?

– Так ты тоже заметил? – удивился старший брат.

– Мне с моим опытом это несложно! А вот до тебя-то как дошло? А-а-а! Понимаю, в тебе наконец проснулось мужское. Странно, ведь у тебя такие девки в невестах были, а ты и ухом не вел. А ведь теперь-то, я вижу, как занозила тебя Дарья!

– Ну, хватит! Будешь мне тут, старшему брату… – дальше он не договорил, а рассмеялся, так как гримаса полного повиновения у Сергея вызвала бы хохот у самого черта.