Текст книги "Орелинская сага. Книга первая"

– А я и сам не знаю, – улыбнулся Старик через плечо.

Он стер со стола последние крошки, отряхнул руки и сел напротив Нафина. Тот смотрел на него злой, надутый и немного растерянный, но Старика это не тронуло. Он словно смотрел внутрь себя, что-то прикидывая, взвешивая и решая, и, наконец, сказал:

– Хорошо. Я расскажу тебе то, что знаю, хотя, ничего нового ты, возможно, и не услышишь. Давным-давно, мой отец, а твой прадед, жил на Сверкающей Вершине среди Летающих орелей, но был незаслуженно проклят и изгнан. Кем и за что – не знаю. Но думаю, получилось это из-за детей Дормата. О них мне тоже ничего не известно и, хотя кое-какие догадки имеются, это не главное. Главное – проклятие! Оно осталось висеть над нашим родом, и отец дал обещание очень могущественным женщинам – служительницам Судьбы, что найдет детей Дормата и снимет его. Отец пытался сдержать слово, но ничего не вышло, и, в результате, появилось предсказание о том, кто сможет снять проклятие вместо отца, но, за то, что слово не было сдержано, исчезнет Гнездовище. Вот и все. Как видишь, нового мало. Записи, которые делал Генульф, по словам моей матери – Рофаны – лишь пересказ этих событий. Ну и еще, возможно, истории о Дормате, но чем это может быть тебе полезно? Да, ты действительно тот, о ком говорится в предсказании, ты действительно увидел то, что должен был увидеть, и теперь твоя обязанность – найти детей Дормата и привести их на Сверкающую Вершину. Но, как только ты это сделаешь, Гнездовище исчезнет. – Старик развел руками в стороны. – Неужели нужно еще что-то говорить?

Нафин не ответил. Он хмурился и смотрел себе под ноги.

– Скажи, мой мальчик, – голос Старика сделался, по-отечески, ласков, – ты любишь кого-нибудь?

– Маму, – буркнул Нафин.

– Нет, кроме неё. Какую-нибудь девушку?

– Еще чего! – Нафин фыркнул и залился краской. – Все девчонки предательницы! За что их любить? Есть тут одна… Я с ней по-хорошему, по-дружески, про орелей рассказал, в сосуд дал заглянуть, а она только насмехается…

– Понятно, – тихо обронил Старик.

Он опять, словно бы ушел в себя, но Нафин не унимался:

– А почему ты думаешь, что Гнездовище погибнет? – упрямо спросил он. – В предсказании говорится, что оно только исчезнет. А вдруг это означает, что Летающие орели, когда получат своих детей, заберут нас всех на Сверкающую Вершину! И мы не погибнем, а будем жить там с ними, и носить такие же красивые сверкающие одежды! По-твоему, это невозможно?

Старик печально покачал головой.

– Как же ты еще юн и… неопытен.

Он смягчил слово, не желая обижать Нафина определением «глуп», но тот понял и снова надулся.

– Ладно, – примирительно сказал Старик, – не обижайся. Лучше ответь мне еще на один вопрос: что ты теперь собираешься делать?

Нафин, для вида обиженно посопел, подумал немного, закатив глаза к потолку, и сказал:

– Ну-у, раз в Генульфовых записях нет ничего полезного, то, я думаю, для начала, можно было бы поискать Сверкающую Вершину и познакомиться с Летающими орелями.

– Зачем?

– А пусть расскажут, кто такой этот Дормат, и что за дети у него были. Может, их вообще не стоит искать! Или они сами их давно нашли… Точно, – обрадовано воскликнул Нафин, – столько лет прошло! Они сами давно нашли этих детей! Просто мы ничего не знаем! Вот я и слетаю на разведку, и все наладится!

– Нет, – твердо сказал Старик, – не нашли.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Нафин хитро посмотрел на Старика и спросил вкрадчиво:

– А, что ты еще знаешь?

– Что говорю с глупцом! – Разозлился вдруг тот. – Что ты все выпытываешь! Думаешь хитрее меня?! Нет! Ты сперва подрасти и поумней, как твой отец, вот тогда и поговорим. А сейчас не лови меня на слове. Вижу, ты уже решил, что делать – вот и делай! Все равно, какие бы я разумные доводы ни приводил – толку не будет!

– А вдруг будет, – залопотал испуганный гневом Старика Нафин. – Ты же даже не пытаешься со мной поговорить! Вместо этого только напускаешь еще больше таинственности. А мне любопытно! Мне хочется узнать все-все!.., – и, видя, что Старик все еще сердится, жалобно заканючил: – Ну, пожалуйста, можно мне их поискать! Мне так скучно здесь! Я не хочу всю жизнь копаться на огороде и учиться плести веревки из листьев. У меня крылья, у меня много сил… Пожалуйста! Тебе ведь только и нужно – указать мне направление, куда летал Генульф, и все! Дальше я уж сам как-нибудь…

– Делай, как знаешь, – устало вздохнул Старик, – ничего я тебе показывать не буду. Раз ты избранный – лети куда хочешь, Судьба сама тебя выведет. Но, поверь, – он посмотрел прямо юноше в глаза, – настанет день, когда ты обретешь мудрость своего отца, ту, которая дается сердцем, и захочешь вернуться в родную гнездовину. И тогда я больше всего на свете хочу для тебя одного: чтобы ты не увидел её заваленной пылью, потому что там, где нет любви и нет памяти, растет только пыль! Сейчас ты меня, конечно, не поймешь. Ты слишком юн, и нет в твоем сердце подлинных чувств, на которые можно опереться. Но они придут, и тогда, держись, мой мальчик, как бы твое сердце не разорвалось от тоски! Тебе скучно в Гнездовище, потому что ты не понимаешь его сущности. А оно построено на любви и ею же живет! Наши женщины умирают, не в силах жить без ушедшего мужа, а если что-то их и удерживает, то это любовь к детям и к его памяти. И в последних словах мужчин всегда любовь, всегда забота о тех, кто остается! Убери это из нашей жизни и, тогда, действительно, останутся только огороды, да веревки из листьев… Подумай об этом, Нафин, подумай хорошенько. И, может быть, тогда ты перестанешь задавать глупые вопросы… Вот все, что я могу сказать. Помешать тебе я не в силах, да и Метафта с крыльями несколько погорячилась. Все это бессмысленно, если ты уже принял решение. Но, если еще не уверен, если можно.., подумай над моими словами.

Нафин молчал, совсем как мать, покусывая нижнюю губу.

– А ты любил свою жену? – Спросил он вдруг.

– Очень, – просто ответил Старик. – Я помню, как увидел её первый раз, сидящую у костра, в Долине, такую юную и такую прекрасную! Помню, как принес её в Гнездовище после свадьбы,… она была очень смешлива… Помню, как просыпался по ночам и смотрел в её лицо, сам не веря своему счастью… Но ты ведь верно хотел спросить, почему я не умер от тоски по ней? А вот потому и не умер, что из всех детей Генульфа я остался один, кто все помнит, с самого начала и до сегодняшнего дня. Гнездовище для меня все: мои родители, мои братья и сестры, моя жена и моя жизнь… Может, я и жив до сих пор, потому что должен все это тебе сказать. С одной стороны – мои слова, а с другой – слова предсказания. Судьба дает тебе право сделать выбор. Решай, мой мальчик, только решай спокойно, обдуманно, не делай ничего сгоряча…

– Ладно, – ответил Нафин, – я подумаю. Но ведь ты сам сказал, что знаешь далеко не все. И про Генульфовы записи тоже… Ты же их не видел, и что там было – точно не знаешь. А я уверен, там есть способ, как нам спастись. И отец в это верил, потому и рылся в обвале до последнего дня…

– Ты не сможешь их прочесть, даже если и найдешь…

– А вот для этого и нужны Летающие орели, – наставительно, как маленькому, пояснил Старику Нафин. – Уж они то читать умеют. Я раскопаю записи, отнесу их на Сверкающую Вершину и попрошу прочесть! Орелинский язык я выучил, общаться смогу, так что это будет несложно…

Старик горько засмеялся и опустил голову.

– Дурачок, – пробормотал он, – какой же дурачок! Так ничего и не понял… «Отнесу записи».., как будто их так легко поднять! Особенно тот, большой.., – тут он осекся, вскинул на Нафина глаза и поспешил поправиться: – Их наверняка раздавило обвалом.., я так думаю…

Еле заметная усмешка пробежала по губам юноши.

– Ладно, – легко согласился он, – нет, так нет. Пойду, поразмышляю над твоими словами. А если вдруг мама затеется меня искать, скажи ей, чтобы не волновалась. Крылья связаны, и я никуда не денусь…

* * *

«Он что-то знает!»

Нафин ликуя, выскочил из гнездовины Старика, в несколько больших прыжков пересек его огород и, через заросли деревьев, помчался к своему тайнику.

«Конечно, я подумаю над твоими словами, Старик, – говорил он сам себе, – но потом, когда придумаю, как выудить из тебя все, что ты знаешь! Но, каков хитрец! Ясно, что он раскопал обвал, а все, что нашел – перепрятал. Интересно, куда? Он старый – далеко унести не мог.., или тогда мог? Надо подумать»…

Давным-давно Нафин отыскал у подножия скалы довольно глубокую и просторную нишу, о которой рассказал только Сольвене. Здесь всегда было тепло и сухо, потому что ни дождь, ни ветер в эту нишу не залетали. А, поскольку юноша заботливо разгреб все мелкие и крупные камни, и застелил пол сухими листьями и травой, то здесь было еще и чисто, и уютно. Но, разве девчонки в этом что-нибудь понимают!.. И теперь, сидя на мягкой подстилке, Нафин блаженствовал и размышлял. Он проследил, сквозь листву, весь путь солнца, неумолимо двигавшегося к закату, но так ничего и не придумал. Пожалуй, пора было отправляться домой, успокоить Метафту. Однако, едва Нафин поднялся на ноги, как снаружи донесся нарастающий звук хлопающих крыльев, а затем, тяжелое дыхание.

Затаив дыхание, и больше всего на свете боясь ошибиться в своей догадке, юноша осторожно выглянул и чуть не вскрикнул от восторга. В двух шагах от него стоял Летающий орель! Он был в пол-оборота и спиной, но Нафин легко угадал в нем одного из тех двоих, которых видел утром. Не имея силы больше сдерживаться, он выскочил из своего укрытия и, раскинув руки, радостно заорал:

– Ты вернулся!!!

Орелин вздрогнул, отскочил, но, зацепившись ногой о камень, упал навзничь.

– Не бойся, – затараторил Нафин, – я не причиню тебе вреда! Я очень даже рад! Только, пожалуйста, не улетай, как утром. Я вас так ждал!.. Ты ведь вернулся за мной? Потому что узнал меня, да?… Ну, что ты так смотришь? Я же не чудовище, я такой же, как ты… Видишь!

Юноша распахнул крылья, но орелин только попытался отползти еще дальше. Он, похоже, не собирался улетать, но смотрел со страхом и словно бы к чему-то прислушиваясь. «Не понимает, – догадался Нафин, – ну, конечно, я же говорю на своем языке!».

– Не бойся, – повторил он на орелинском и, с радостью, отметил, что страх в глазах ореля сменился изумлением.

– Ты говоришь на нашем языке? – спросил гость. – Ты – орель?

– Ну да, – гордо ответил Нафин, – я – тот самый избранный. Разве ты вернулся не за мной?

– Нет.

Летающий его, похоже, все-таки не понимал. Он сел, потер лоб и тяжело привалился к скале.

– О чем ты?

– Как о чем! – опешил Нафин, – о предсказании, о чем же еще? Ты что, ничего об этом не знаешь?

Орелин отрицательно покачал головой.

– Ничего себе! – Нафин был искренне изумлен. – Зачем же ты тогда к нам прилетел?

– Я.., – гость замялся. – Это долго объяснять. В общем, я не могу вернуться к своим, поэтому вернулся к вам… Хотите, можете меня убить. Я не возражаю, – устало прибавил он.

– Зачем же, убить, – пробормотал разочарованный Нафин. – Мы не злодеи. Мы даже очень рады… Но, как же так?! Я думал, ты вернулся за мной, думал, мы вместе полетим к вам, чтобы я мог исполнить свое предназначение… А выходит, ты ничего не знаешь и даже вернуться не можешь…

Летающий снова потер лоб и сморщился. Похоже, у него болела голова.

– Прости, – слабым голосом сказал он, – я плохо тебя понимаю. Наверное, устал… Скажи, это ты забрал наши сосуды сверху?

– Да.

– А не мог бы ты… Я очень голоден… Принеси их, пожалуйста, сюда. Это все запасы еды, которые у меня есть.

– Вы едите эту воду? – сморщился Нафин. – Но, зачем же сюда? Пойдем, я отведу тебя. Сосуды у нас в гнездовине. Там и отдохнешь.

– В гнездовине.., – прошептал орелин, закрывая глаза, – вы их так же называете… Нет, я не дойду. Очень ослаб. Принеси сюда. Потом, когда наберусь сил, тогда пойдем.

– Ладно, принесу. Заползай в ту нишу и жди. Только никуда, пожалуйста, не улетай.

Нафин с сомнением осмотрел орелина, который пытался встать, но, казалось, готов был вот-вот свалиться без чувств.

– Пожалуй, я сам тебя в нишу затащу.

– Нет, нет! – Летающий поднял руку, – не надо. На это у меня сил хватит.

Он кое-как поднялся и, шатаясь, побрел к нише.

«Задохлик какой-то, – подумал Нафин. – Кажется он прав – не стоит его сейчас нашим показывать. Пусть поест, отдохнет, приведет себя в порядок и явится во всей красе. Не то совсем засмеют».

– Имя у тебя есть? – спросил он перед тем, как уйти.

– Тихтольн.

– А я – Нафин. Будем знакомы.

* * *

К своей гнездовине юноша подобрался со стороны огорода. Осторожно, бесшумно ступая, пробрался внутрь, вытащил сосуды, отнес их подальше и вернулся, как обычно, с шумом.

– Мам, я зашел сказать, что еще немного погуляю!

Где-то в глубине послышался шум, и Метафта выбежала из своей комнаты.

– Ну, как ты, сынок, – спросила она встревожено. – Вы поговорили? Я заходила к Старику, но он ничего толком не сказал, только «посмотрим», и показался мне каким-то расстроенным.

– Да, нет, – Нафин неопределенно помахал в воздухе рукой, – мы нормально поговорили. Я обещал подумать. А Старик, наверное, из-за жены расстроился. Он её все вспоминал… Жаль, конечно, что он ничего не знает про Генульфовы записи, но, видно, ничего уж не поделать. В общем, все хорошо, мам. Ты не волнуйся, я уйду ненадолго. Просто хочу побыть один.

– Ладно, иди, – закивала Метафта. – Иди, только возвращайся не слишком поздно.

– Хорошо.

Нафин вышел из гнездовины с печальной неторопливостью, но, едва оказавшись вне поля зрения матери, резво подхватил сосуды и помчался обратно к нише.

Солнце уже почти село, оставив под деревьями таинственный сумрак, и Нафин весело петлял между ними, предвкушая предстоящую беседу с Летающим. «Задохлик он, или не задохлик, а говорить может. И, значит, может рассказать что-нибудь интересное. Обязательно расскажет! Пожалуй, стоит его какое-то время попрятать. Вдвоем, между собой, мы что-нибудь выясним, а потом придем к Старику и поставим его перед выбором: или он нам все рассказывает, или мы немедленно улетаем сами, куда сочтем нужным. Он испугается и, если так сильно любит Гнездовище, как говорит, то обязательно нам все расскажет и покажет, где спрятал Генульфовы записи! А там посмотрим…» Нафин даже подпрыгнул от радости, что все так славно сложилось, и хотел припустить еще резвее, но тут из-за деревьев донесся тихий смех и шепот.

Нафин замер. Влюбленные! В другое время он не упустил бы случая пошалить, но теперь… А впрочем, что ему мешает сделать это теперь? Дело то минутное!

Юноша крадучись подобрался к дереву, из-за которого слышал шепот и уже открыл, было, рот, чтобы напугать уединившуюся парочку, но, в последний момент, смог только обалдело выдохнуть:

– Сольвена!

Девушка вскрикнула и подскочила. На секунду мелькнули её испуганные глаза, и она тут же исчезла за деревьями. А следом за ней, навстречу Нафину, поднялся Кантальф – первейший недоброжелатель, задиравший юношу больше других.

– Ты?! – во второй раз выдохнул Нафин.

– Я, – самодовольно усмехнулся Кантальф. – А ты-то тут, что делаешь?

Он посмотрел на сосуды в руках противника, и ухмылка на лице стала еще шире.

– А-а-а, понимаю, все носишься со своими Летающими орелями. Сольвена мне говорила. Ха-ха-ха! Ну и дурак же ты, Нафин!

Он поднял, было руку, чтобы похлопать Нафина по плечу, но, посмотрев на его лицо, передумал и неспешно пошел в ту сторону, куда убежала девушка.

Несчастный избранник Судьбы остался стоять один среди сгущающейся темноты. Она с ним!.. Здесь!.. Она ему все рассказывает!.. Значит, они тут над ним смеялись, а он… Ой, дурак! Какой же дурак! Думал она ему друг, но нет!.. Нет у него тут друзей! Одни предатели и враги! И щадить он их не станет! Даже ветер, зашумевший вдруг в кронах деревьев, не сможет остудить его злость! Будет гроза? Отлично! Весь мир хочет ополчиться против него – ну и пусть! Он себя еще покажет! Вернуться домой? Ни за что! Теперь – нет! Пусть поживут без него! Пусть поищут, поплачут, а он…

Нафин вдруг почувствовал, что каменные сосуды оттягивают ему руки.

Летающий!

Ну да, конечно! Как же это он забыл! Вот и выход!

Юноша сорвался с места и, что есть силы, помчался к нише. Ветер все усиливался, эхо доносило отдаленные раскаты грома, но он ничего этого не замечал. Перед глазами, то и дело, мелькало испуганное лицо Сольвены, и всякий раз, когда оно возникало, злость, клокотавшая в Нафине, вспыхивала с новой силой.

Тяжело дыша, он ворвался в нишу и швырнул сосуды на траву перед Тихтольном.

– Кто такие дети Дормата?!

Орелин, потянувшийся было за едой, так и застыл в изумлении.

– Что?

– Кто такие дети Дормата?! – закричал на него Нафин. – И не говори, что ты не знаешь! Знаешь – я уверен! Мне надоело, что все держат меня за дурачка и скрывают то одно, то другое! Или ты немедленно рассказываешь мне о них все, или я забираю твою еду, и оставайся здесь один, как знаешь!

В этот момент сверкнула молния, осветив, на мгновение, его лицо, и Тихтольн понял, что юноша обязательно исполнит свою угрозу.

– Ладно, ладно, я расскажу, – забормотал он, гадая, что за перемены произошли с его новым знакомым, – только не кричи и дай мне немного поесть.

– Ешь.

Нафин ногой подтолкнул к нему сосуд и сел рядом, подобрав колени и уткнув в них подбородок.

Тихтольн не спеша, сделал пару больших глотков, утерся тыльной стороной ладони и уже приготовился рассказывать, как вдруг снаружи послышались далекие зовущие голоса.

– Это тебя? – спросил орелин.

– Сольвена! – прошипел Нафин, вскакивая. – Это самая лживая и подлая девица на свете! Наябедничала таки матери, что видела меня с сосудами!.. Быстро она, однако! Теперь нам здесь нельзя оставаться. Скорее, вставай и развяжи мне крылья! Полетим в скалы, там и спрячемся. Все! Никаких больше запретов! Надоело!.. Ну, что ты там возишься? Нельзя поскорее? – поторопил он Тихтольна, чьи пальцы все время соскальзывали с узла. – Если найдут – я ни за что не ручаюсь!

– А, может, не найдут? – жалобно спросил смертельно уставший орелин, которого пугала даже мысль о том, что куда-то еще придется лететь. – Скоро начнется гроза, не лучше ли переждать её здесь?

– Не лучше, – отрезал Нафин. – В скалах наверху найдем, где укрыться, а здесь опасно. Я этой.., ну, в общем, я это место показывал. Так что, не тяни время и лети за мной!

Он первым выскочил наружу, наматывая на руку снятую веревку, а следом за ним неохотно потянулся и Тихтольн. Они долетели до первого уступа и осмотрелись.

– Пожалуй, здесь низковато, – заметил Нафин.

– Тогда, полетели на то место, где ты нас утром нашел.

– Нет, я там обычно летаю, и устроил все так, чтобы можно было добраться и пешком. Эти, – он кивнул в сторону Гнездовища, – наверняка и про то место пронюхали. Еще бы, от зависти готовы были лопнуть, что я могу летать, а они – нет, вот и выслеживали, и вынюхивали, как будто других дел нету!

– Так ты один летаешь? – воскликнул Тихтольн.

– Ну да. Хотя, есть еще Старик, но он такой древний, что едва это может… Но, хватит болтать! Летим туда…

Нафин наугад указал направление и первым поднялся в воздух.

– Ах, я дурак! – со стоном схватился за голову Тихтольн. – Трусливый, глупый дурак! Перепугался, поднял панику! «Они летают, они летают!»… А летает только этот сумасшедший, да еще какой-то старик! Ну, я и влип! Нет, видно поделом мне все это: и этот псих, и таскание за ним, когда вот-вот гроза начнется…

– Скоро ты? – крикнул откуда-то сверху Нафин.

– Лечу, не волнуйся, – зло отозвался Тихтольн и полетел следом.

Они опустились на довольно просторную площадку. От дождя, впрочем, укрыться на ней было сложновато: нигде никаких ниш или навесов. Разве что, среди груды камней, неподалеку, мог оказаться вход в какую-нибудь пещерку, но Нафин не стал этого проверять. Ему не хотелось терять время.

– Гроза от нас все равно еще далеко, – заметил он. – Видишь, молнии сверкают, а грома не слышно.

– Знаток, – усмехнулся Тихтольн, усаживаясь на камень. Он был зол на весь белый свет, едва ли меньше Нафина. – Может, пока гроза далеко, еще полетаем? Попрячемся? А то я что-то совсем не устал, мотаясь тут за тобой. – Он с силой помассировал себе шею и плечи и распахнул расслабленные крылья, отдыхая. – Устроил гонку! Можно подумать, мы удирали от врагов… Ну, я то, ладно, по собственной глупости оказался здесь без дома, без семьи, а ты то, что? Это же твой дом?

– Уже нет, – огрызнулся Нафин. – Ты, давай, рассказывай, пока дождь не пошел.

– А что ты все командуешь! – возмутился Тихтольн, до которого, наконец, дошло их положение. – Как я понимаю, мы сейчас в равных условиях, так что, сбавь тон! Иначе, я ведь тоже могу потребовать, чтобы ты рассказал, с какой стати затащил нас сюда, и почему мы прячемся?

– А я и расскажу, не волнуйся, но после тебя. – Нафин присел рядом. – Ты вообще, приготовься, разговор у нас будет долгий. А там, глядишь, и дел будет невпроворот. Так что, не тяни время, рассказывай. А потом, может и от меня, что-нибудь интересное услышишь.

Тихтольн, с сомнением посмотрел на него, но любопытство взяло верх, и он, хотя и не слишком охотно, стал рассказывать.

Поначалу выходило не очень складно, потому что приходилось отвлекаться на объяснение того, каким образом устроена жизнь на Сверкающей Вершине, кто такие Иглоны и, как им передается власть. Но Нафин слушал так внимательно, вбирая в себя каждое слово, что Тихтольн постепенно вошел во вкус и очень толково поведал всю историю о Дормате и его детях. Он так увлекся, что не заметил, как его слушатель вздрогнул при упоминании имени Генульфа, и, мимоходом помянув о проклятии и изгнании, перешел к рассказу о событиях, непосредственным участником которых являлся сам. Тут уже Нафин не стерпел! Едва узнав о том, как и когда Тихтольн их обнаружил, он подскочил к самому краю площадки, на которой они сидели, и, потрясая кулаком в сторону Гнездовища, закричал, что он был прав, что никакая это была не птица, а самый настоящий Летающий орель! Тихтольну, который с испугом смотрел на него, ничего не понимая, он пообещал объяснить все позже и потребовал продолжения истории.

– А дальше ты все знаешь, – печально сказал Тихтольн после того, как завершил повествование о Большом Совете, празднествах и их с Лоренхольдом удачном побеге. – Ночью мы осмотрели ваше поселение, а под утро заснули и проснулись, когда ты уже стоял над нами…

– Да, вы резво удирали, – горько усмехнулся Нафин.

Ему вспомнилось, с каким восторгом, еще сегодня утром, он рассказывал Сольвене… Нет! Нет! О ней он больше никогда не будет вспоминать! Кончено! Нафин, который был утром, так и остался стоять возле того дурацкого дерева, а здесь, сейчас, сидел другой, избранный Судьбой орелин, и ему нет никакого дела ни до того Нафина, ни до его.., э-э, как там её?… Вот, уже и забыл!

– Зачем же ты вернулся? – спросил он, бросая перед собой мелкие камешки, которые и не заметил, как подобрал.

– Вернулся.., – вздохнул Тихтольн, тоже, кажется, выбираясь из каких-то своих раздумий. – Понимаешь, к своим вернуться я уже не мог – мы ослушались решения Большого Совета, а это, знаешь ли… Лоренхольду ничего не будет, раз это я его сманил за собой, но мне нельзя… Вот я его и отправил, а сам решил вернуться, – он усмехнулся, – я-то думал, что вы все летаете, и испугался. Думал, вы теперь начнете нас искать, вот и хотел не допустить.., ну, или сбить со следа, что ли… В общем, сам не знаю. Понесло что-то…

– Судьба это – вот что, – сказал Нафин, отбрасывая последний камешек. – Помешал бы ты нам, как же!.. Но меня еще и другое интересует: почему ты решил, что мы наследники детей Дормата?

– А разве нет? – удивился Тихтольн. – Я еще в первый раз нашел здесь камень с рисунком: облако, а на нем орелинское яйцо, потому и решил… А ты бы, на моём месте, что подумал?

– Камень с рисунком? – оживился Нафин. – Говоришь, где-то здесь нашел? Где?

– Ну, не совсем здесь, а недалеко от того места, где ты нас с Лоренхольдом увидел.

– Камень с рисунком.., – повторил, в задумчивости Нафин, – ай да Старик!

– А, что старик? – спросил, было Тихтольн, но тут над их головами оглушительно грохнуло, и пара дождевых капель тяжело шлепнулась рядом.

– Ну и гроза сейчас начнется! – подскочил Нафин. – Бежим скорее, поищем, где спрятаться!

Он кинулся к камням, а Тихтольн, пока было можно, взлетел повыше, и там, при свете полыхнувшей молнии, увидел еще одну площадку, а на ней, что-то вроде пещерки.

– Сюда! – закричал он Нафину и спустился обратно за своей едой, но тут на них обрушился настоящий ливень.

Без конца подскальзываясь на мгновенно намокших камнях, Нафин кое-как подобрался к Тихтольну и забрал у него один сосуд.

– Что там? – проорал в самое ухо, чтобы перекрыть грохот дождя.

– Пещерка, – закричал в ответ Тихтольн. – Маленькая совсем, и камнем завалена, но мы его легко уберем. Жаль только, что взлететь не удастся…

– Ничего.

Поминутно стирая с лица воду, Нафин ловко взобрался по скале наверх и помог подняться Тихтольну с сосудами. Вдвоем они оттащили камень, заваливший вход и, согнувшись в три погибели, полезли в пещерку один за другим.

– Осторожно, тут камень какой-то, – предупредил Тихтольна Нафин, потирая ушибленную ногу. – Как будто нарочно кто-то подложил.

– Ничего, зато на нем сидеть будет удобно.

Рядом они уселись на камень, который оказался на удивление гладким, только сильно выщербленным, и стали смотреть на ливень, бушующий снаружи.

– Часто у вас такое? – спросил Тихтольн, потряхивая крыльями, чтобы скорее просохли.

– Нет, – Нафин придвинул к себе один сосуд. – Можно попробовать? А то я с утра ничего не ел.

– Попробуй, – откликнулся Тихтольн без особого энтузиазма. Еды оставалось немного, но не обрекать же нового приятеля на голодную смерть.

Нафин снял крышку, сделал крошечный глоток и сморщился.

– Нет, эта еда не для меня. Придется потерпеть, пока все это не кончится.

Он кивнул на грозу за входом и отставил сосуд.

– Ты обещал рассказать что-то интересное, – напомнил Тихтольн. – Я жду. Раз вы не потомки Дормата, то кто?

– Сейчас расскажу.

Нафин немного помолчал, собираясь с мыслями и поведал изумленному орелину о том, что все они произошли от того самого изгнанного и проклятого Генульфа, который выжил и, вместе с женой Рофаной, основал здесь Гнездовище. Рассказал про бескрылых из Долины, про пещеру с записями, про страшный обвал и Старика, живущего до сих пор, про своего отца, и, конечно же, про предсказание.

– Мой отец всю жизнь думал, что там говорится о нем, но избранным Судьбой оказался я. Я увидел цветущую траву, встретил вас, и теперь должен найти детей Дормата. Странно, конечно, неужели они могут быть до сих пор живы? Хотя, Старик-то ведь живет… Он почему-то уверен, что Гнездовище погибнет, когда эти дети найдутся, но в предсказании ничего нет о смерти. Я думаю, что «исчезнет» означает что-то другое. Я просто уверен в этом, и думаю, что прав. Я ведь избранный…

Юноша вдруг подумал, что. Говоря об этом, не испытывает больше прежней гордости. Бесконечный прошедший день, который тянулся, кажется, целую жизнь, заставил его на многое смотреть иначе. Нафину ужасно захотелось рассказать об этом. Пусть даже и Тихтольну, который все равно половины не поймет, но хоть выслушает. Обиды, разочарования – все перемешалось и искало выхода.

– Несколько лет я рылся в обвале, учил ваш язык и летал. Все представлялось мне веселой игрой, в которую никто, кроме меня, не может играть. Это было забавно, и ни о чем таком уж страшном я и не думал. Просто хотелось узнать всего побольше, куда-то слетать, что-то сделать невиданное, героическое… Чуда какого-то хотелось! А потом я увидел тебя и подумал – вот оно! Наступило! Но мне не верили, надо мной смеялись, а потом выяснилось, что и не доверяли. И все оказалось совсем наоборот: играл не я, а играли со мной. И особенно те, кого я считал самыми близкими. За один только сегодняшний день меня обидели, обманули и предали…

Тут голос Нафина прервался.

– Так вот почему ты переменился, – поспешил заполнить паузу Тихтольн. – А я-то гадал…

Он испытывал неловкость, а когда услышал, как Нафин старается бесшумно шмыгать носом, чтобы скрыть, что плачет, совсем растерялся. Тихтольну очень захотелось его утешить, но он не знал, как, поэтому лишь нарочито бодро заметил:

– А, может, ты погорячился? Знаешь, так часто бывает – сначала кажется, что все кончено, весь мир против тебя и все кругом враги, а немного остынешь, и уже не так страшно. Хочешь, расскажи мне, что произошло, и я…

– Нет, – прервал его Нафин, – не скажу! Тебе это ни к чему, а мне, хоть остывай, хоть не остывай, предательство и обман всегда будут страшны. Ведь даже Старик!.. Я же его любил, уважал больше других, думал он мудрый, он добрый, хранитель всех тайн Гнездовища… А он оказался обыкновенным лжецом! Представляешь, раскопал давным-давно Генульфовы записи и перепрятал, чтобы я не нашел. Да еще куда перепрятал! В скалы! А надо мной смеялся, обзывал дурачком, говорил, что далеко их не унести – слишком тяжелые…

– А ты их куда собирался нести?

– К вам, конечно!

– Зачем?

– Чтобы прочитали. Я-то читать не умею… Но, ничего! Теперь-то все будет по-моему! Очень хорошо, что ты вернулся. Да, иначе и быть не могло! Это только доказывает, как я был прав! Вдвоем мы быстро найдем записи, ты их прочтешь, и вместе полетим к вам. Не бойся, – успокоил Нафин Тихтольна, заметив, как тот вздрогнул при последних словах, – ничего тебе не будет, если вернешься со мной. Может еще, и похвалят, и героем сделают.

– Но мы уже искали, – сказал Тихтольн, – утром, с Лоренхольдом, перед тем, как заснуть. Все в том месте обшарили и ничего не нашли, даже того камешка с рисунком.

– Значит, поищем где-нибудь еще.

Нафин откинулся на стену пещерки, раздвинув крылья, и заговорил совсем другим тоном, мечтательным и даже, как будто радостным:

– Найдем – вот увидишь! Все ваши там, на Сверкающей Вершине, удивятся, когда мы им обо всем расскажем. Говоришь, жалели очень детей Дормата? Вот теперь и порадуются. Раз есть я, который должен их найти, значит – выжили. А там, глядишь, и Иглоны ваши что-нибудь припомнят. Они же общаются с этими.., ну, как ты их там назвал?

– С амиссиями?

– Ну да.

– Нет, уже давно не общаются. Со времен Дормата и перестали.

– Ну, так снова начнут. Слушай, а может в этом все и дело? Может, эти амиссии потому так и злятся, и выдумывают всякие страшные предсказания, что ваши правители с ними рассорились?

– Нет, они так не поступают. Амиссии очень осторожны со всем, что может навредить.

– Тогда вашим Иглонам придется начать с ними общаться заново. Дело то нешуточное. Небось, сами захотят узнать побольше. Раз эти амиссии всю кашу заварили, пусть они и подсказывают, как из нее выбраться без вреда.