Текст книги "Мохнатый ребенок. Истории о людях и животных"

Крыса-пианист

История с крокодилом имела отдаленные и совершенно неожиданные последствия – в виде крысы, которая на время заняла в доме место собаки.

Точнее, не заняла, а занял, потому что крыса был мужского пола. Вообще-то для животных разных полов обычно существуют специальные слова: волк – волчица, медведь – медведица, воробей – воробьиха. Иногда такие слова звучат совсем непохоже друг на друга: пес – собака, конь – лошадь, петух – курица. Но они все-таки есть. Для крысы же никаких специальных слов придумать не потрудились. Она – «крыса», и он почему-то тоже «крыса». Полагается говорить «самец крысы» или что-нибудь в этом роде. Но маме это сочетание решительно не нравилось. Разве можно в обычной жизни так говорить о животном?

– У тебя кто?

– У меня пес (кот, хомячок). А у тебя кто?

– У меня – самец крысы.

Все были согласны с мамой. Поэтому крысу звали просто Крыса: Крыса поел, Крыса поспал, Крыса залез. Ничего страшного, говорила мама. Ведь зовут же некоторых человеческих девочек Саша или Женя. Почему же крысиных мальчиков не могут звать Крыса?

Крыса был даром любви. Так сказала мама, представляя Крысу папе. И хотя Крыса, как и многие другие, появился в доме из-за Гришки, папа не смог его отвергнуть.

* * *

К моменту начала этой истории Гришка уже заметно подрос и учился в биологической школе. Время от времени он по-прежнему ездил в гости к бабушке Ане поесть котлеток. А после этого надевал резиновые сапоги, брал сачок, трехлитровую банку, обвязанную вокруг горлышка веревкой, и отправлялся к пруду, в котором когда-то жил рак Гоша.

Во времена рака Гоши пруд был большим, с мелководными болотистыми берегами, сплошь заросшими камышом. По всему пруду были раскиданы островки, облюбованные рыбаками. Вода цвела пятнами тины. Кое-где виднелись желтые кубышки (такие цветы, которые обычно называют кувшинками) – предмет капризных желаний местных красавиц. Влюбленные смельчаки добирались до вожделенного цветочка на утлых плотиках, на бревнах или просто по дну, бредя по пояс в воде. Доставленная на берег добыча разочаровывала: венчик кубышки сидел на длинном, толстом и скользком стебле без листьев, напоминавшем о подводных чудовищах. Красавица, повертев цветок в руках, делала безуспешную попытку закрепить его в волосах. Но управляться с кубышками могли только русалки, и на берегу то тут, то там обнаруживались выброшенные цветочные головки – немое свидетельство бессмысленных подвигов и неправильно понятой красоты.

Всем своим первобытным видом пруд нарушал городской пейзаж. Поэтому в один прекрасный день сюда приехали экскаваторы и грузовики. Болотистые берега пруда засыпали песком, забили в дно сваи и построили два дома. От пруда осталась аккуратная лужица – довольно глубокая, окаймленная бетонными бортиками и металлическими перильцами.

В одном из домов теперь жила девочка Лиза. Девочка Лиза училась в гимназии, а в свободное от учебы время сочиняла стихи.

Сочинение стихов похоже на приготовление супа. Внутри у человека что-то томится, бурлит и кипит, а потом выплескивается наружу. В результате получаются стихи.

Легче всего писать стихи, когда внутри томится и бурлит неземной восторг или неземная печаль. Они, как правило, проникают в человека при шуме морских волн или при свете зари – то есть из воды и из воздуха, в чем на собственном опыте убедились многие поколения поэтов. В этом состояла некоторая сложность. На заре Лизе было не до стихов: она еще спала. А когда просыпалась, ей нужно было идти в гимназию. У моря Лиза тоже оказывалась только раз в год, во время летних каникул, когда ездила с мамой и папой в Геленджик.

Чтобы как-то восполнить недостаток природного материала для стихов, Лиза ходила гулять к пруду. Она надевала длинную юбку до пят, накидывала на плечи пеструю мамину шаль, брала изящный блокнотик в кожаном переплете, ручку с ангелочком на колпачке и выходила на асфальтовый бережок. Лиза ходила туда-сюда вдоль перил, потом останавливалась и, глядя на свое отражение, строго спрашивала:

– Ну?

Вода в пруду морщилась от напряжения, а Лиза внимательно прислушивалась к себе. Ощутив внутри что-то вроде неземной печали, она присаживалась на скамейку, доставала из сумочки блокнотик и записывала:

 
Красная роза в саду зацвела.
Красная роза с тобой нас свела.
Красная роза упала на грудь.
Ты про меня никогда не забудь!
Красную розу ты, может, погубишь,
Но про меня никогда не забудешь!
 

Вот в такой момент Гришка и появился на берегу. Он поставил банку, закинул сачок в воду и стал ждать, пока в этот сачок кто-нибудь заплывет. Но никто не заплывал. И вокруг тоже никого не было. Кроме Лизы, которая что-то писала в блокнотике. Гришка посмотрел на Лизу, на ее длинную юбку, шаль и ангелочка и понимающе спросил:

– Стихи?

– Стихи, – вызывающе ответила Лиза и дернула плечами. – А что?

– Про цветочки?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Лиза.

– Да все девчонки пишут про цветочки, – с видом знатока заметил Гришка и в качестве образца процитировал классические, с его точки зрения, строки:

 
Ромашка, ромашка,
Не будь какашкой.
Он меня любит,
В душу не плюнет.
 

Лиза возмутилась:

– А про что же пишут мальчишки?

– Мальчишки? Мальчишки пишут про крокодилов, – заявил Гришка со всей серьезностью, на которую был способен.

– Очень умно! – Лиза не могла избавиться от ощущения, что над ней смеются. – И что же такого замечательного можно написать про крокодилов? Поэму о крокодиловых слезах?

– Можно-можно, – авторитетно настаивал Гришка:

 
Игрушки, конфеты
мне не дарите.
Все это, все это
вы заберите.
Мне крокодила,
такого большого,
такого живого
лучше купите!
 

– Это кто сочинил? – удивилась Лиза.

– Я. В детстве. Мне даже нос за это сломали, – скромно признался Гришка.

– Нос? За стихи?

– За стихи. Чтоб не сочинял про крокодилов. Операцию делать пришлось. Но – не помогло. – Гришка развел руками и с прискорбием добавил: – У меня до сих пор нос кривой.

– А так незаметно. – Лиза смотрела на Гришку с неподдельным сочувствием.

– Ты вот с этой стороны посмотри. Видишь?

И Гришка стал поворачиваться то тем, то этим боком, демонстрируя Лизе трагическую неустранимость старой раны, полученной во время дуэли за честь крокодиловой поэзии.

Он заставил Лизу признать, что нос у него – действительно кривой, кривой на всю жизнь, и Лизино сердце впервые в жизни преисполнилось неземной печали без всякой помощи шума моря. После этого Гришка вытащил сачок и продемонстрировал свой улов. Состоял он из одной-единственной отчаянно извивавшейся пиявки.

Гришка посадил пиявку в банку и некоторое время наслаждался ее телодвижениями и ужасом Лизы.

– Да ты не бойся. Эта пиявка не страшная. Она даже кожу прокусить не может, не то что кровь сосать, – покровительственно комментировал он устрашающие пляски пиявки. – Хочешь, покажу?

Гришка смело запустил руку в банку, ухватил пиявку и вытащил из воды. Пиявка тут же присосалась к его ладони. Гришка посмеивался и на глазах у потрясенной Лизы покачивал ладонью из стороны в сторону, болтая пиявкой, пока та не сорвалась и не упала в пруд.

– Ладно, пусть плывет, – великодушно разрешил Гришка. – Мне тоже пора. А то завтра зачет. По химии. У нас химия знаешь какая сложная? На уровне института. – Тут Гришка очень правдоподобно вздохнул, потому что к зачету готов не был. – А в следующие выходные придешь? Стихи сочинять? Поболтаем!

Лиза пришла в следующие выходные. И еще через выходные. Но никаких стихов она уже больше не сочиняла. Вместо неземной печали и неземного восторга ее сердце, голова и какие-то другие, ранее неизвестные слои существа были до отказа забиты рассказами об опасностях и приключениях из жизни начинающего биолога. С видом менестреля, призванного завладеть чувствами толпы, Гришка повествовал о ловле тритонов в водоемах с отвесными берегами, о хищном растении под названием росянка, которое требовалось отыскивать на гиблых болотах, о личинках ручейника, обитавших среди ядовитых зарослей борщевика. Рассказывая, он выразительно качал головой, отбрасывая кудри со лба, размахивал руками, подпрыгивал, приседал на корточки и говорил, говорил, говорил – без всяких пауз, не давая Лизе опомниться. «Ой!», «Ай!» – только и могла вставить Лиза. «Да что ты!» было самой длинной фразой, которую она произнесла за все время знакомства после первой встречи.

Но в какой-то момент Лиза почувствовала: в нескончаемый поток историй о водомерках и плавунцах ей пора вставить свое слово. Иначе ее сердце просто разорвется от вполне земных, но невысказанных чувств.

– Гриша, – сказала она, собрав в кулак все свое мужество, чтобы прервать повествование об очередном насекомоядном монстре, – мне нужно тебе что-то сказать. Что-то важное. Ты должен назначить для этого место и время.

– А-а-а, – Гришка, затормозивший рассказ на всем ходу, с трудом осознал вопрос. – Знаешь, у меня через неделю день рождения. Я опять сюда приеду, к бабушке. Хочешь – приходи. Она пирог испечет. «Бедный студент». Так пирог называется. Потому что для него продуктов мало надо. Бабушка его после войны делать научилась. Но он вкусный. Она в него орехи кладет, и варенье. Так что это уже не совсем «Студент», а вроде как «Профессор». Придешь?

– Обязательно, – сказала Лиза.

В день рождения Лиза принесла Гришке подарок. Точнее, два подарка: большую черную крысу и признание в любви. Эту крысу Лизин дядя принес из лаборатории. Специально для Гришки.

Крыса сидела в клетке. А к дверце была привязана розовая ленточка с бумажным сердечком, сложенным книжечкой. Внутри было написано: «Гриша, я тебя люблю!»

Лиза вручила имениннику клетку и стала ждать, что будет дальше.

Крыса Гришке понравилась:

– Ого! – сказал он. – Крыса!

Потом повертел в руках бумажное сердечко и спросил:

– Это что? Мне, да? Хм!

Снова повертел сердечко и еще раз сказал:

– Мне, да? Хм!

После этого он понял, что ничего нового к ранее сказанному добавить уже не может. Неожиданно ему на помощь пришла бабушка. Она принесла пирог «Бедный студент», который был почти «Профессор», отрезала Лизе большой-большой кусок и стала смотреть, как Лиза будет есть. А Лиза откусила совсем немного, какую-то крошечку, и вдруг расплакалась.

Тут Гришка тоже расстроился – из-за Лизы и из-за бумажного сердца. Он утешительно толкнул Лизу в плечо и сказал: «Ну, Лизка, ты это… Не парься! Би хэппи!»

После чего Лиза вытерла слезы и ушла. Дома она достала из комода старую мамину шаль, изящный кожаный блокнотик, ручку с ангелочком и написала длинное стихотворение о печальной розе, которую грубо сломали начинающие биологи, отправляясь в поход за ядовитыми росянками.

А крыса осталась. С бабушкой Аней. Потому что Гришка на следующий день в спешном порядке уехал в биологический лагерь. На прощание он и бабушку потрепал по плечу: «Бабуль, ты это – не парься! Крыса в клетке. Она тебя не съест и по столам бегать не будет. Подливай ей из лейки воду. Прямо через прутья, раз боишься дверцу открыть. И засовывай в эту щель хлеб с сыром. Ну, все! Пока!»

* * *

Костик делал уроки, когда позвонила мама.

– Сынок! Срочно поезжай к бабушке Ане. Какая-то девочка подарила Гришке на день рождения крысу. Гришка уехал в лагерь, а крыса сбежала. Бабушка страшно напугана. Ничего не может делать. А у меня совещание. Я освобожусь только через час. Придется тебе самому спасать бабушку. Эта крыса, ты ее не бойся. Она, скорее всего, лабораторная. Должна даваться в руки. Только запомни: нельзя делать резких движений. В крайнем случае, поймай ее тряпкой… Ну, это ж надо: оставить крысу бабушке! Ба-буш-ке! – воскликнула она, возмущаясь очевидной нелепостью ситуации, и повесила трубку.

Костик никогда не имел дела с крысами. Все, что он о них знал, не внушало доверия: крыса Шушера из сказки про Буратино, Крысиный Король из сказки про Щелкунчика, Водяная крыса из сказки про оловянного Солдатика. Еще он знал, что у них в доме год назад травили крыс, которые жили в мусоропроводе. Так что в народе крысу явно не считали другом человека. Костик приготовился к худшему и отправился выручать бабушку из беды.

– Свои, бабуль, открывай! – скомандовал он как можно более бодрым голосом.

Бабушка долго возилась, стараясь не греметь: отперла сначала один замок, потом другой, сняла с двери цепочку и, наконец, впустила Костика в прихожую. Двери в комнату были плотно закрыты. Бабушка двигалась на цыпочках.

– Тсс, – сказала она и приложила палец к губам.

– Что – тсс?

– Крыса спит, не разбуди!

– Где спит? Она же сбежала?

– Сбежала, а потом легла спать, – объяснила бабушка и поманила Костика рукой.

– Вон там, на столе, – бабушка чуть-чуть приоткрыла дверь в комнату. – Видишь – клетка. А рядом спит крыса.

Костик заглянул в щелочку и перевел дух.

– Бабуля, крыса сидит в клетке.

– Как в клетке? А кто же лежит рядом с клеткой?

– Рядом с клеткой лежит тапок.

– Какой тапок? Откуда на столе тапок?

– Ну, может, ты кидалась в крысу, – предположил Костик.

– Ты что! – испугалась бабушка. – Как я могла? Чтобы ее разозлить?

– Или в Гришку, – предложил Костик другой вариант развития событий.

– Не кидалась я в Гришку тапками, – обиделась бабушка. – Он съел «Бедного студента» и уехал.

– Ну, значит, тапками кидался Гришка. В рюкзак. Один тапок попал в цель и уехал с Гришкой в лагерь, а другой пролетел мимо и остался дома.

– Да вот он, другой, гляди! Под столом лежит, – прошептала бабушка.

– Бабуль, а чего ты все шепотом говоришь? Крыса же в клетке.

– Да, да, в клетке, – расслабилась бабушка и заговорила в полный голос. – Но ты ее все-таки забери. А то вдруг она завтра сбежит?

– Сбежать отсюда невозможно, – заметил Костик, осматривая добротную клетку, сделанную по всем правилам содержания грызунов, с двумя маленькими боковыми дверцами, открывающейся крышей и встроенной поилкой. – Но крысу я заберу. Чтобы ты зря не волновалась.

Костик вполне мог увезти Крысу в клетке. Но не захотел: ведь он готовился к испытанию всю дорогу, и потому открыл крышу, медленно протянул в клетку руку и издал неожиданный для самого себя звук:

– Тц-тц-тц!

Кто-то внутри Костика знал, как разговаривать с крысами. Крыса, судя по всему, все понял, вытянул в сторону Костика мордочку, задвигал усиками, потом продвинулся вперед и наступил ему на ладонь передними лапами.

На каждой крысиной лапке было четыре пальчика. И эти маленькие пальчики теперь держались за большой палец вытянутой руки. Костик почему-то совершенно перестал бояться, вынул Крысу из клетки, придерживая второй рукой сзади, и прижал к себе. Крыса не возражал. Похоже, ему это даже понравилось. Шерстка у него была жесткая, но гладкая. И еще он был теплый, живой и какой-то… свой.

Бабушка помогла Костику надеть пальто и застегнуть пуговицы, позволив Крысе высунуть нос наружу. Потом Крыса завозился и сделал попытку залезть Костику под мышку. Наконец устроился и затих. Костик взял клетку в свободную руку и поехал домой.

Дома поджидала взволнованная мама.

– Ты справился? И она даже на руки пошла? Ну, покажи! Покажи скорее.

Костик расстегнул пальто, и Крыса высунул нос.

– Ого, какая крупная! Черная. А хвост-то, хвост. Ну, что за хвост приделали этим животным! Слушай, да это, кажется, мальчик, – сказала мама, взглянув на крысу сзади. – Я тоже хочу погладить. Хороший, хороший, не бойся. Мы тебя не обидим. Ну, пойдем его устраивать. Давай в твоей комнате. Смотри-ка, тут к клетке бумажка прицеплена.

Костик так волновался при знакомстве с Крысой, что не обратил внимания на картонное сердечко. Теперь они с мамой внимательно его разглядывали.

– Вот как все непросто, – заметила мама и обратилась к Крысе: – Оказывается, ты особенный! Как ты думаешь, наш папа это поймет?

Крыса шевельнул усиками, ухватил из только что наполненной кормушки семечко и стал грызть его с видом существа, рассчитывающего на всеобщую любовь.

«Это не просто крыса, – сказала мама вернувшемуся с работы папе. – Это дар первой любви. А ты всегда внимательно относился к человеческим чувствам!»

Папа молча смотрел на Крысу и думал о том, какие причудливые формы может принимать любовь. Костик открыл клетку. Крыса тут же влез ему на плечо, свесил хвост вниз и ухватился лапками за ворот свитера. «Надо же, какие пальцы! – удивился папа. – Как у пианиста! Ну, а хвост… Подумаешь, хвост!» И все поняли, что Крыса в своих расчетах был прав.

Крыса был гораздо меньше собаки и жил в клетке, но ему достались все чувства, которые раньше пропадали без дела. Крысу любили все. Однако, по общему молчаливому признанию, Крыса считался зверьком Костика. Даже вернувшийся из лагеря Гришка этого не оспаривал. Дело было не только в спасении бабушки. Костик с Крысой понимали друг друга. Крыса выходил из укрытия на Костиково «тц-тц-тц». Костик с самого начала совершенно спокойно брал его в руки, а другие научились этому только со временем. И это Костик обнаружил: Крысе нравится, когда ему чешут лоб, между маленькими круглыми ушками – замирал от удовольствия и смешно свешивал голову набок.

Через некоторое время Крысу стали выпускать погулять по комнате. Крыса не был шустрым, всегда двигался осторожно и обдуманно.

Он освоил маршрут из клетки через журнальный столик до большого старого кресла. В этом кресле Крыса устроил себе запасное гнездо. Костик приподнимал покрывало, чтобы зверек мог под него залезть, и клал перед входом в «тоннель» газету. Крыса высовывал мордочку, ухватывал газету передними лапами и начинал быстро-быстро резать ее зубами на маленькие кусочки. Кусочки утаскивались под покрывало вглубь кресла и использовались для строительства крысиного жилища.

Папа называл кресло «крысиной дачей». Там Крыса спал днем, а на ночь его водворяли в клетку.

Все привыкли к Крысе – такому милому и забавному. Но со временем его поведение странным образом изменилось: Крыса почти болезненно стал нуждаться в людях.

– Сегодня я зашел в комнату, и Крыса попросился на руки, – с удивлением рассказывал папа. – Сидел у клетки, увидел меня, доковылял до моей ноги и стал перебирать передними лапками по штанине. Пришлось полчаса носить его на руках.

– Он слишком часто просится на руки, – заметила мама. – Вам не кажется?

«Просто ему у нас хорошо, – думал Костик. – Крыса и раньше был ласковый. А теперь привык и стал еще ласковее».

Но мама с Костиком не согласилась.

– Ему плохо, – сказала она. – Быть может, он состарился, и ему хочется больше тепла.

Однажды, когда Крыса был «на даче», Костик позвал его привычным «тц-тц-тц». Он не вылез. Костик подождал немного и опять позвал, а потом, заподозрив неладное, поднял покрывало. Крыса лежал, свернувшись калачиком в гнезде из кусочков газеты, но бок его не вздымался вверх-вниз. Костик осторожно до него дотронулся: Крыса был совсем холодным.

– Умер, – сказала мама. – От старости. Это надо было предвидеть. Крысиный век недолог. Года три – не больше. А он, судя по всему, достался нам уже в зрелом возрасте. Мама погладила крысиный трупик и освободила обувную коробку.

– Вот, положим его сюда. Возьми огородный совок и пойди, закопай коробочку во дворе. Поглубже. Чтобы собаки не смогли отрыть.

Крысу похоронили. Через три дня Костик с Гришкой вытащили на помойку старое кресло. В нем и раньше никто не сидел, а теперь это было бы совсем неправильно. Кресло давно принадлежало Крысе и не могло использоваться для чего-то другого. Тем более что Крыса приспособил его обшивку для своих строительных работ, а один из углов стал уборной.

– Ты смотри, как все обустроил: здесь – спальня, там – кладовка… Надо было предвидеть, – опять вздохнула мама. Что мама имела в виду? Ведь Костик все равно не смог бы любить Крысу меньше? У него были такие смешные пальчики…

Война с тараканами

Пока в доме жил Крыса, никто не вспоминал про собаку. Но Крысы не стало. И пустующее собачье место должен был кто-то занять.

Незадолго до Нового года мама принесла домой сухой аквариум с ящерицами. В школе во время каникул их совершенно некому будет кормить, объяснила она папе. Пару дней ящерицы могли обходиться без пищи, но речь шла о двух неделях!

А мальчикам будет очень интересно понаблюдать за поведением этих животных. Тем более что ящериц надо кормить с пинцета. Живым кормом.

– Живым кормом? – папа почувствовал неладное.

– Да ты не волнуйся. Живой корм вот тут. В консервной банке. Технология отработана, – быстро-быстро заговорила мама. Но папа не клюнул на слово «технология». Его подозрительность возросла еще больше:

– А что там, в банке?

– Там в банке, – замялась мама, – всего лишь тараканы. Кормовые.

– Какие кормовые тараканы?

– Ну, такие редкие бразильские тараканы, которых едят вот эти самые ящерицы. А сами тараканы едят всякие отходы: картофельные очистки и гнилую капусту. Берешь такого таракана пинцетом и подносишь ящерице к носу. Надо некоторое время махать тараканом у ящерицы перед носом, чтобы ящерица его заметила и схватила. Проблем с размножением у тараканов нет. Они все время размножаются, без всякого усилия со стороны. Так что и проблем с кормлением ящериц не будет. А края банки смазаны вазелином. Ни один таракан не выберется. Хочешь посмотреть? – и мама доверительно протянула папе банку.

– Не хочу, – с тихой угрозой произнес папа. – Учти: если я увижу дома хоть одного кормового таракана…

– Ну что ты такой подозрительный? – мама поняла, что папа сдался. – Почему ты всегда предполагаешь худшее? Ящерицы – очень интересные животные. От них веет древностью. Посмотреть – просто уменьшенная копия динозавров. Знаешь, осенью мы со школьниками ходили на экскурсию в лес с биологом Митей. Помнишь, один знакомый из музея? Он привел нас к зарослям папоротника и предложил лечь на спину – чтобы лицо было ниже листьев. Вот так, говорит, выглядели первобытные леса в эпоху динозавров. Когда поедем в лес, можем вместе попробовать. Незабываемое впечатление!

– Я не буду лежать мордой в папоротниках из-за какого-то биолога Мити! – папин голос стал набирать силу. – Речь вообще не о папоротниках. И не о ящерицах. Хотя эти животные совершенно не могут вызвать у нормального человека хоть каплю теплых чувств! Речь о тараканах.

– Но мы же не можем обречь ящериц на голодную смерть, – мама решила, что против этого аргумента не сможет устоять даже папа. – А кроме тараканов подходящего живого корма для них не подобрали. Больше они ничего не едят.

Тут папа громко плюхнулся в кресло и закрылся от мамы книжкой с видом человека, которому все вокруг желают смерти. А мама отправилась устанавливать аквариум с ящерицами в мальчишеской комнате.

Она положила на подоконник широкую деревянную доску, проверила, чтобы аквариум не качался. А рядом с батареей пристроила крупную консервную банку из-под селедки, полную кормовых бесперебойно размножавшихся тараканов Гришке ящерицы понравились. Костику они понравились не так сильно. Но он понимал: кто-то должен занять место собаки. Ящерицы вылезали из своего укрытия только под вечер и застывали в неподвижной позе. Только горло у них шевелилось. Мама объясняла, как кормить ящериц.

– Каждая ящерица должна съедать по два-три таракана в день, не меньше, – объяснила она. – Но им нужно время, чтобы собраться для охоты. Поэтому процесс кормления может несколько растянуться. Тот, кто кормит, не должен торопиться.

Костик решил, что Гришке больше подходит роль опекуна ящериц. Все-таки между ящерицами и крокодилами было много общего. Поэтому он слушал мамины инструкции с праздным интересом. А Гришка воспринял возложенные на него функции с энтузиазмом и заверил маму, что все будет «о’кей». Ящерицы ни за что не помрут за каникулы с голоду! Мама была довольна: наконец-то Гришке будет о ком заботиться. Биология биологией, но уход за живыми существами наука заменить не может. Конечно, мальчику придется собственными руками скармливать одних животных другим, да еще и живьем. Но надо смотреть фактам в лицо: все в жизни устроено по принципу пищевых цепочек.

* * *

Через неделю папа сказал маме:

– Ты знаешь, что со мной сегодня случилось? Ночью я пошел в туалет.

– Ну, это бывает, – насторожившаяся поначалу мама перевела дух.

– Нет, это не все. Пока я там сидел, под ванной раздался страшный скрип.

– Неужели привидение? – удивилась мама.

– Я не знал, что думать. Никогда не слышал ничего подобного. А я – сама понимаешь – был совершенно беспомощен. Я мог потерять самообладание.

– Да, да, да, – понимающе закивала мама. Она была вполне согласна с папой, что при таких обстоятельствах легко потерять самообладание.

– И вдруг из-под ванны выполз вот такой… – папа развел руки на полметра —…вот такой таракан. Я схватил тапок и стал его бить.

– Молодец! – маме понравилось папино бесстрашие.

– Но ему было хоть бы что, – тут папа выдержал паузу и очень внимательно посмотрел на маму. – Это случайно не ваш с Гришкой таракан?

– Нет, нет, нет, – замотала головой мама. – Наши тараканы сидят в банке, смазанной вазелином. И что же – ты с ним справился?

– Мне потребовалось десять минут. Целых десять минут на одного таракана! Очень прошу тебя: проверь свою банку. Мама клятвенно заверила папу: по содержанию тараканов приняты беспрецедентные меры безопасности. На всякий случай она пошла и заглянула в их вместилище. Тараканы мирно кормились и размножались в искусственно созданной для них помойке.

Но через три дня папа снова сообщил маме о ночном госте. На этот раз таракан появился в кухне. Он был еще больше первого и напоминал черный фашистский танк. Папа расправился с ним молотком: со времени последних событий в туалете молоток постоянно находился у него под рукой.

А еще через неделю мама затеяла генеральную уборку. Она оторвала папу от творчества и попросила его минутку подержать аквариум с ящерицами.

Надо протереть подоконник!

Папа взял аквариум и прижал его к груди. А мама сняла с подоконника деревянный щит, служивший аквариуму подставкой. Она сняла его, чтобы поставить на пол, у батареи. Но тут…

– А-а-ар-рр-а! – вытаращив глаза, завопил папа. Нет, не завопил. Зарычал. Через пару секунд в его рычании уже распознавались слова, которые доказывали: папа вполне мог иметь собаку.

Мама посмотрела на подоконник и почувствовала, что сейчас грохнется в обморок.

Под щитом на подоконнике обнаружилось огромное черное-пречерное пятно. Это пятно шевелилось, многочисленные усы-антенны торчали в разные стороны. Секунда, две, три – и на папу и маму, шевеля усами, двинулись черные тараканьи танки. Каждый танк был размером со спичечный коробок. Маме даже показалось, она различает на них силуэты свастики – как в фильмах про войну, которые они с папой смотрели в детстве. Тараканы явно хотели окружить безоружных противников, а потом захватить весь многоэтажный дом.

– Держи своих ящериц, – заорал папа.

Мама схватила аквариум, а папа бросился в самую гущу тараканьего полчища, принялся прыгать, давить врагов и кидаться в них разными предметами.

– Срочно неси мне зимние ботинки и молоток, – закричал он маме.

Мама кое-как пристроила аквариум на диване и бросилась в прихожую. А папа все танцевал посреди комнаты танец смерти и извергал страшные ругательства. Пол в комнате был усеян черными трупами, у папы со лба градом катился пот, волосы торчали в разные стороны, и вид у него был страшный и отчаянный.

Мама чувствовала себя самым несчастным человеком на земле, и из глубины своего несчастья вдруг узрела страшную правду: «У Кого-то не хватило терпения трясти пинцетом у ящериц перед носом! И этот Кто-то просто выпускал тараканов в аквариум! Надеялся, что ящерицы сами с ними разберутся. А у аквариума края не были смазаны вазелином!»

Мама посмотрела на растерзанного папу, поняла, что сейчас заплачет, и пошла за веником и за помойным ведром.

– Посмотри внимательно, нет ли живых, – устало сказал папа и опустился на диван. Его локоть уткнулся в стекло. Из аквариума на папу смотрела ящерица и шевелила горлом.

– Фу ты, черт! – сказал папа и отпихнул аквариум.

Мама подметала поле боя, и слезы ее капали прямо на тараканов. Живых среди них не обнаружилось.

– Вот была бы у нас собака, – эта мысль всегда утешала маму в невыносимых обстоятельствах, – мы бы учились быть внимательными. Никто не стал бы выпускать тараканов в аквариум. Может, мы вообще бы отправили ящериц на каникулы куда-нибудь в другое место. Если бы у нас была собака… Тут папа почувствовал, что ему очень жалко маму. Она всегда хотела собаку, подумал он, – еще тогда, когда они вместе спасали лягушек. Но мама почти не умеет ругаться матом и поэтому не может воспитывать щенка. Не то что он, папа… Вот сейчас он с помощью слов, молотка и ботинок в одиночку победил целое полчище тараканов… И он почти воспитал Костика и Гришку. Он даже маму почти воспитал.

– Когда я был маленьким, – сказал папа неожиданно спокойным голосом, – меня отправляли летом к бабушке в город Покров. Там жила старая и мудрая кошка Нюська. Помнишь, я рассказывал?

– Помню, конечно, помню, – всхлипнула мама.

– Ну, вот и давай заведем котенка, – неожиданно предложил папа.

– Ой, давай! – мама еще не перестала всхлипывать, но уже улыбалась.

– Кошка – это, знаешь ли, лучше, чем собака. Она не такая возбудимая. Не лезет лизаться. Не лает на гостей. Кошка – это почти человек. Только в шубе.

– И она совсем не мешает заниматься творчеством. С ней ведь не надо гулять, когда у тебя высокая температура? – поддержала папу мама. Потом немного помолчала и добавила: – И матом совсем не надо ругаться!

Тут папа посмотрел на маму, мама посмотрела на папу, потом они вместе посмотрели на дохлых тараканов и засмеялись.