Текст книги "Мохнатый ребенок. Истории о людях и животных"

Часть третья
Тот самый котенок

Истории, одновременно грустные и веселые

И все хорошо кончается

Булочка и папа Римский

Папа, мама, Гришка и Костик решили завести котенка. Вместо собаки. Вместо консервированных рыбок и кормовых тараканов. Все очень радовались этому решению, но не знали, как лучше это сделать.

– Котенок – как ребенок, – говорила мама. – Он будет членом нашей семьи.

– Котенок – это ответственность, – добавлял папа. – Ведь речь идет не просто о каком-нибудь котенке! Таких котят тысячи. Речь идет о нашем котенке!

Костик, в общем-то, был с ними согласен: где-то существовал или готовился появиться ТОТ САМЫЙ котенок, который только и мог жить с ними. Но нужен был знак, чтобы его распознать.

Гришка, как всегда, держался особого мнения. Он предлагал поехать на Птичку. (Это такой специальный рынок, где продают животных.) Там на каждом углу стоит бабка, у каждой бабки – корзинка, в каждой корзинке – котята, всех возможных цветов и размеров. Плати пять рублей и бери любого. Хочешь – рыжего, хочешь – черного или белого. Даже розовые встречаются. Гришка сам видел. С бантиками на шее. «Ты что, чувак, не веришь? Да в мамином справочнике посмотри!» И Гришка совал Костику под нос страницу, где крупными буквами было написано: «Породы кошек».

– Смотри! Это что, по-твоему?

– Что-что? «Голубая кошка».

– Ну! – с видом победителя восклицал Гришка. – Если есть голубые, почему бы не быть розовым? Может, им просто места на картинке не хватило.

Но мама на Птичку ехать не хотела. Она, как и Костик, ждала, что котенок – случится. «Котята, – говорила мама, – в отличие от всего другого, валяются даже на дороге. Давайте немного подождем! Может, нам придется кого-то спасать». И все ждали. Ждали, пока ТОТ САМЫЙ котенок где-нибудь обнаружится.

Однажды папа вернулся домой в приподнятом настроении. Он ходил в книжный магазин. А там у него всегда поднималось настроение.

– Помнишь, мы были на вечере поэта О.? Вот новый сборник ее стихов, – папа достал из сумки толстую книжку и с почтением выложил ее на стол. – Ты согласна, что О. – замечательный поэт? – обратился он к маме.

Мама была согласна. И хотя у поэта О. были трудные стихи, мама даже выучила два наизусть: она до сих пор совершенствовалась в умении читать папины мысли.

Но папе было мало простого признания поэта О.

– Да что там замечательный! О. – гениальный поэт. Ее стихи читает на ночь сам Папа Римский! А еще, – тут папа сделал загадочное лицо, – у поэта О. есть кошка. И, по сведениям из авторитетного источника, эта кошка недавно родила котят. Ты понимаешь, что это значит?

– У нас что – будет котенок от Папы Римского? – встрял случившийся рядом Гришка.

По лицу папы пробежала тень, и Костик поспешил исправить ситуацию:

– Дурак! У нас будет котенок от гениального поэта!

Ни гениальные поэты, ни даже папы римские не способны производить на свет котят, – отвергла мама гипотезы Гришки и Костика. – Мы возьмем котенка, который появился у кошки поэта О. Для папы это хороший повод поближе с ней познакомиться. Не с кошкой, а с О. Быть может, О. даже захочет прийти к нам в гости – посмотреть, как живет ее котенок. Мы, так сказать, породнимся: у нас появятся родственные связи по линии кошек. – Тут мама поняла, что может запутаться, и перешла к делу: – Когда ты собираешься ехать?

– Завтра, – ответил папа. – Только не знаю, что надеть. По судьбоносному значению визит к поэту О. не мог сравниться ни с одним из событий папиной жизни. Ну, разве что с первой встречей папы и мамы.

– Может быть, костюм? – папа пошарил в шкафу и вытащил пропахший нафталином зеленый вельветовый костюм.

Мама засомневалась:

– Последний раз ты надевал этот костюм на нашу свадьбу. Это было шестнадцать лет назад.

– И кто виноват в том, что у меня нет другого костюма? – возмутился папа. – Видимо, кто-то проявляет полнейшее равнодушие к моему внешнему виду.

– Но ты никогда не любил костюмы. Они тебя стесняют. Может, ты наденешь свитер? Это для тебя привычней.

– Ты хочешь сказать, мне привычней чувствовать себя маргиналом?

Древние римляне обожали оставлять на полях книжек пометки. Их за это никто не ругал. Пометки назывались маргиналиями и считались признаком мыслящего человека. А в наше время маргиналами стали называть людей, которые не похожи на остальных – внешним видом, занятиями и взглядами на жизнь. Когда папа имел в виду свои занятия творчеством, ему нравилось считать себя маргиналом. Но когда речь шла о его внешнем виде, походить на маргинала он совсем не хотел: с таким же успехом можно было походить на чучело. А мама ему как раз это и предлагала – отправиться в гости к гениальному поэту одетым как чучело.

– Но ведь поэт О., кажется, живет в деревне?

– Поэт О. живет в деревне временно – пока пишет стихи. А потом уезжает в Англию, читать лекции лучшим студентам Европы. Поэт О. еще и ученый, специалист по похоронному обряду.

– Тогда тебе лучше всего нарядиться в черную мантию и в парик с буклями, – рассердилась мама. – Так ты точно не будешь выделяться из толпы.

Папа неожиданно смирился и вытащил из шкафа свои свитера – старый-престарый, просто старый и новый старый свитер. Новый в том смысле, что папа надевал его только в гости. А старый – потому что мама подарила его папе на день рождения три года назад.

– Не модничай, – сказала мама. – Ты повезешь котенка. Он будет цепляться за тебя когтями. Вот этот свитер (мама показала на просто старый свитер) тебе очень идет. И в нем ты действительно выглядишь как человек, который занимается творчеством.

– Но я надену брюки от костюма, – твердо заявил папа и на следующий день, нарядившись, отправился в гости к поэту О.

У поэта О. было много гостей. Гости сидели за столом в большой комнате и поздравляли О. с выходом новой книги. А в маленькой комнате сидела кошка Дуська со своими котятами.

– Сколько котят у вашей кошки? – спросил один из гостей – папин знакомый, который привез с собой папу.

– Сначала было пять, – сказала О. – А теперь восемь.

– Как восемь? – зашумели удивленные гости.

– Пять котят – собственные дети Дульсинеи. (Так поэт О. называла Дуську в приличном обществе.) А три котенка у нее приемные. Неделю назад соседская кошка отказалась кормить своих новорожденных котят. Соседи попросили подложить малышей Дульсинее – чтобы они не погибли. Я принесла бедняжек домой, и наша заботливая мамочка их приняла. Так что теперь мы живем большой веселой компанией, – О. едва заметно вздохнула.

– А вот Александр! – сказал папин знакомый, который привез его к О. – Он занимается творчеством. А еще он хочет взять у вас одного котеночка.

– Правда? – оживилась О. – А каким творчеством вы занимаетесь? Хотя об этом мы еще успеем поговорить. Хотите посмотреть котят?

– Конечно, хочет! – закричали гости вместо папы (который совсем смутился от оказанного ему внимания). – Пойдемте смотреть котят!

Все подхватили папу под руки и потащили в маленькую комнату. Кошка Дуська сидела на стуле и вылизывалась, отдыхая от своих многочисленных детей. Но можно ли мечтать о настоящем отдыхе при таком большом семействе? Вот и сейчас под стулом сидел один котенок и пытался передними лапами ухватить Дуську за кончик хвоста. Еще два котенка возились в кресле. А посередине комнаты стоял большой картонный ящик, тоже полный котят. Такая кошачья кучка, из которой в разные стороны торчали ушки, лапки и животики. Кучка частично дремала, а частично шевелилась.

– Вот, – О. сделала широкий жест руками. – Выбирайте. Какой вам нравится?

– Ты кого хочешь – кота или кошечку? – спросил папин знакомый.

– Кошечку, – сказал папа. – Когда я был маленький, у моей бабушки была кошка Нюська. Так что я хочу кошечку.

– Странно, – заметила О. – Обычно все хотят котиков. Хотя я – видите! – тоже предпочитаю кошек.

Папу изнутри захлестнула теплая волна солидарности с великим поэтом.

– Да-да, кошечку, – подтвердил он. – Может быть, вот эту, – папа показал на котенка в кресле.

– Слушай, тебе предлагают выбирать, – возмутился папин знакомый. – А ты верен своим маргинальным принципам. Что-нибудь попроще, понеказистей. Чтобы не было сомнений: котенок с помойки!

– Это из приемных, – прокомментировала О.

Папа совсем смутился, замолчал и уже не знал, куда смотреть и что делать.

– А вот эта темненькая кошечка, Александр, вам не нравится? – одна гостья указывала в ящик, на кошачью кучку. – Смотрите, какая яркая. Белые лапки на темном фоне. И на шейке жабо. Вы только взгляните, какие у нее усики, какие бровки!

Папа посмотрел в ящик. В самом центре сонного царства на боку лежал лохматый бурый котенок, легонько пихая лапками и покусывая за ухо дремлющего собрата. На секунду котенок отвлекся, взглянул на людей круглыми желтыми глазами и принялся старательно вылизывать соседа своим крохотным язычком.

– Какая заботливая! Ласковая, – продолжала расхваливать гостья свою пассию. – И, судя по всему, будет пушистой.

– Вы уверены, что это кошечка? – робко спросил папа, понимая, что выбор уже сделан.

– Конечно, кошечка, – закричали все. – С такими повадками. Берите скорее, Александр! Пока дают.

Поэт О. сама достала из коробки котенка и передала папе.

– Ну, Булочка, иди к хозяину, – сказала она и добавила, прощаясь с папой. – Надеюсь, у нас с вами еще будет возможность побеседовать о творчестве.

Счастливый папа посадил котенка за пазуху, на свой старый свитер, и отправился домой.

* * *

– Вот, – сказал он, – извлекая котенка. – Приехали!

Все столпились вокруг папы.

– Ой, какой маленький! – воскликнула мама. – Подождите тянуть руки. Дайте ему опомниться.

И тут же встревожилась:

– Что это с ним? Почему он на ногах не держится?

Папа опустил котенка на пол, и тот сразу же завалился на бок, некоторое время повозился, а потом поднялся на лапки, с трудом удерживая равновесие.

– Его, наверное, в дороге укачало, – догадалась мама. – Ведь вы долго ехали. Сколько времени?

– Часа три.

– Ничего удивительного. Ну-ну, давай, приходи в себя! Он уже умеет сам есть?

– Не знаю, надо попробовать.

– А как его зовут?

– Это кошечка. Ее зовут Булочка.

– Булочка?

– Дурацкое имя, – заявил Гришка. – Небось, кошку этого знаменитого поэта как-нибудь нормально зовут.

– Кошку поэта зовут Дульсинеей, – сказал папа. – О. написала цикл стихов, посвященных Дон Кихоту.

– Она что, похожа на Дон Кихота?

– Кто – поэт О.?

– Нет, кошка.

– Не на Дон Кихота, а на его прекрасную даму, – поправила мама. – Ну, наверное, есть что-нибудь общее. В повадках.

– Ну, ладно: стихи про Дон Кихота написала. Но ведь про батоны и булки у нее стихов нет? – Гришка явно нарывался.

Но папа еще не до конца оправился от переживаний, связанных со судьбоносным визитом, поэтому не мог так сразу рассердиться на Гришку. Он сидел на корточках рядом с котенком. А котенок, несмотря на подкашивающиеся лапки, уже делал попытки отправиться на разведку в какую-нибудь интересную щель – например, под буфет.

– Может, правда назовем по-другому? – Костик решил поддержать Гришку. – Булочка – какое-то не кошачье имя.

– Я тоже так считаю, – согласилась с нами мама. – Все-таки это НАШ котенок. Мы должны назвать его так, как нам нравится.

– Ну, давайте придумывать имя, – папа проявил невиданную уступчивость.

– А чего тут думать? – заявил Гришка. – Я давно уже придумал. Еще когда папа туда поехал. Надо назвать котенка Риммой.

– Риммой?

– Ну, да. Риммой. В честь Папы Римского, который читает на ночь стихи поэта О.

Папа вдруг громко захохотал. И все захохотали. От Гришкиных слов и от счастья, что ТОТ САМЫЙ котенок наконец нашелся.

* * *

Котенок оказался необычайно воинственным. Пока он бодрствовал – в течение минут пятнадцати, ну, может быть – двадцати, то воевал со всем, что попадалось ему на глаза и до чего могли дотянуться его лапки. Поэтому все ходили в кошачьих метках. Затем котенок в изнеможении падал на диван, откидывался на спину, засыпал – часа на два – и тут становился похожим на ангелочка в шубке, за которого его приняли гости поэта О. Спящего котенка можно было гладить: в это время он не дрался. Правда, гладить, по большому счету, было нечего. Котенок состоял из косточек, покрытых пухом. Поэтому приспособились водить указательным пальцем между ушками и по спинке, а еще двумя пальцами щекотали круглый животик. Потом котенок просыпался и снова начинал воевать.

И вот в один прекрасный момент котенок побрыкался и уснул. Мама полюбовалась на него в ангельском обличии и ушла на кухню, а папа стал его гладить. Гладил-гладил, смотрел-смотрел – и УВИДЕЛ. И тут же почувствовал, как сердце неприятно подпрыгивает и, того гляди, упадет прямо в живот или еще ниже. И внутри у папы стало очень холодно. Он некоторое время прислушивался к этому внутреннему холоду и смотрел на котенка, а потом пошел к маме на кухню.

– Ты знаешь, я должен тебе что-то сказать, – папа выглядел очень смущенным. – То есть, что-то показать… Я тут кое-что обнаружил. У нашей Риммы, – и папа на некоторое время замолчал, подбирая слова. – Ну, в общем, я, знаешь, обнаружил у нее то, чего быть не должно.

– Что? Что такое? – испугалась мама.

– Ну, нет, ничего такого особенного. Просто это самое, оно бывает только у котов. А у кошек не бывает. Короче, я думаю, это никакая не Римма. Скорее уж Ромул. Или Рем.

– Ты хочешь сказать, что это не кошечка?

– Да, именно это я и хочу сказать.

– Ты уверен? Но ведь ты сам ее выбирал. И твои друзья тебе помогали.

– Она, то есть он… Он такой лохматый, и у него в пуху ничего не было видно. К тому же он так заботливо облизывал другого котенка… Как хорошая будущая мать.

– Так вот почему эта заботливая «мать» такая драчливая! Да ты просто Ахилл в юбке! – обратилась мама к котенку с разоблачением.

Ахилл был героем древнегреческих мифов. По замыслу богов, он должен был стать великим воином. Но Ахиллова мама, которая к тому же была богиней, боялась, что подвиги не доведут Ахилла до добра. Поэтому она его спрятала: нарядила в женское платье и поселила вместе с девушками. Это не помогло: в один прекрасный день Ахиллу все же пришлось стать героем.

– Теперь понятно, откуда у тебя такие усики и бровки!

– Вот именно! Кошечек с такими бровями в природе не бывает. И вообще – это не бровки, а бровищи. Не усики, а усищи. Ты посмотри: торчат, как боевые стрелы. – Папа опять помолчал. – И как я дал заморочить себе голову? Я думаю… Может, мы его поменяем? Пока мало времени прошло?

– Как ты можешь так говорить? Ты вез этого несчастного котенка три часа, так что он почти опьянел от качки. А теперь хочешь везти его обратно? Это просто невозможно! И вообще… Я лично очень рада, что это котик.

Тут котик проснулся, увидел мамин палец, вцепился в него своими маленьким, но цепкими когтями, а потом и зубами.

– Эй, полегче! – закричала мама, высвобождая руку. – Вот, держи веревочку!

Ахилл в мохнатой юбке напал на веревочку и стал ее убивать. Мама дергала веревочкой и продолжала убеждать растерянного папу:

– Котик – это очень, очень хорошо. Я с тоской думала про будущие проблемы с котятами. А с котиком – никаких котят.

– С котами – другие проблемы, – попробовал возразить папа. – Они метят территорию, постоянно дерутся и выясняют с хозяевами отношения самым неприятным образом. Это совсем, совсем другие животные. Не такие, как кошки.

– Вот и хорошо. Если следовать справочнику, проблемы с этими животными решаются очень просто. Ну пожалуйста, посмотри на него! Разве у тебя поднимется рука менять его на кого-то?

Папа глубоко вздохнул и погладил котенка. Котенок тут же решил, что веревочка уже убита, а вот папина рука – нет. Папа получил новую метку и вынужден был согласиться с мамой: выбор сделан бесповоротно.

* * *

– Наша Булочка, того, – сказал Гришка, когда Костик вернулся из школы, – Пирожком оказалась.

– Каким пирожком? Ты что мелешь?

– А то, что настоящим Пирожком, с котовскими причиндалами. Папа обнаружил. Настоящий Шерлок Холмс! Представляешь, если бы мы так ничего и не узнали? Наломали бы дров, дали котенку женское воспитание… А потом бы все удивлялись: почему эта кошечка такая странная? А она не странная. Она просто кот.

– И как теперь будут звать нашего кота? – спросил Костик, переваривая новость.

– Ну, Римом его вряд ли будут звать. Римма – это да. Женское имя. А Рим – это же город! Столица к тому же.

– Давайте снова придумывать имя, – сказал Костик маме с папой. – Нормальное имя для кота.

– Может, так и назовем – Ахиллом? – спросила мама.

– В кошачьем имени должен быть звук «С», – сказал папа. – Я читал, что кошки только этот звук по-настоящему воспринимают.

– А как же Римма?

– Римма – это было исключение. К тому же мама наверняка стала бы звать котенка «Римусик».

– Сами вы «римусик», – обиделась мама.

Тут Гришка предложил назвать котенка Бегемотом. Это предложение было дружно отвергнуто.

– А зря, – заявил Гришка. – Не нравится – ну и пожалуйста. Я знаю еще одно кошачье имя: Базилио. И Чеширский кот.

– Последнее точно не годится. А вот первое… – папа задумался. – Предлагаю другой вариант – Марсилио.

– Это что за имя?

– Марсилио похоже на Базилио. Вроде по-кошачьи звучит. К тому же – красиво. Необычно. С итальянским оттенком. И еще содержит воинственную составляющую: бога войны древних римлян звали Марсом.

– Так может, Марсом и назвать? – предложил Костик более простой вариант.

– Я согласна, – заявила мама.

– На что?

– На Марса и на Марсилио.

– Одновременно?

– Да. Потому что я буду звать котика Марсиком. А вы можете упражняться, как захотите. Хоть Марсельезой зовите. Но, даю слово, очень скоро вы все будете звать его, как я, – Марсиком.

– Лично я буду звать Марсилио, – настаивал папа.

– А я Марсом, – заявил Костик.

– Представляете, я тут на днях обнаружил, что наш котенок-то, оказывается, не кошка, а кот! – рассказывал папа по телефону своим знакомым. – Пришлось для него срочно новое имя придумывать. Марсилио назвали… Эй, Марсик, а ну, отцепись от штанины! Порвешь!

– Марс, Марс, Марс, иди сюда, – звал Костик. Но когда котенок, развалившись на кровати, выставлял напоказ круглый, похожий на шарик животик, Костик щекотал его и приговаривал: – Марсик, Марсик!

Так что мама оказалась права. Котенок получил свое настоящее имя – Марсик.

Какой породы Марсик?

Марсик величиной с ладошку не просто занял место собаки. Он занял место целого человека. С утра до вечера все только и говорили: «Где наш Марсик? Что он делает? Иди сюда, котик! Ах ты, пушистик! Ах, Марсюлик! Ах, Пусюлик!»

А Марсюлик-Пусюлик рос, как князь Гвидон. Через неделю он уже был размером с две ладошки. Еще через неделю – с три ладони. А потом, глядя на Марсика, расположившегося на диване кверху пузом, лапы – в разные стороны, все всерьез задумались: если дело и дальше так пойдет, диван скоро будет ему мал.

– Может, его папа был лев? – с испугом спрашивала мама. – Как ты думаешь, насколько он еще вырастет?

– Не думаю, чтобы под Загорском водились львы, – говорил папа, но смотрел на Марсика очень задумчиво.

Незадолго до майских праздников мама сказала папе, что с зарплаты осталось немного денег и можно купить в дом какую-нибудь не очень дорогую вещь – чтобы обновить обстановку.

– Я тоже об этом думал, – сказал папа. – Об одной вещи.

Взял деньги и уехал в магазин.

– Вот, – торжественно сказал папа, вернувшись с покупкой. – Новая вещь для обновления обстановки.

– Что это? – изумилась мама.

– Догадайся с трех раз!

– Похоже на корыто. Ты думаешь, это то, что нам надо?

– Без сомненья, – твердо заявил папа и развернул сверток. – Туалет для Марсика. Импортный.

– Ой, – сказала мама. – Этот туалет займет половину нашего коридора. Он похож на бездонную бочку. Ты правда думаешь, что Марсик будет ростом со своего папу-льва?

– Лучше перестраховаться, – уверенно заявил папа и насыпал в туалет три килограмма наполнителя «Чистые лапки».

Марсик заинтересовался происходящим, тут же влез в свое новое импортное корыто, стал там вертеться и все обнюхивать.

– По-моему, он с комфортом мог бы тут жить, – заметила мама.

– Но ведь он еще подрастет! Быть может, и этот туалет скоро будет ему мал.

Марсик, судя по всему, был согласен с папой. Он обновил покупку и стал закапывать следы содеянного. «Чистые лапки» полетели во все стороны.

– Вот видишь, – удовлетворенно заметил папа. – Как раз то, что нужно! Бортики загнуты внутрь. По крайней мере, большая часть содержимого будет оставаться внутри.

Мама вздохнула и пошла за веником.

– Только не прикидывайся самым чистоплотным котом на свете, – сказала она Марсику. – Вот скажи, когда ты в последний раз умывался? Наверное, когда изображал «заботливую мать».

Марсик и правда не любил вылизываться. Лизнет пару раз свою манишку – и дело с концом.

– А кто будет содержать в чистоте попку? – безрезультатно взывала мама.

К мохнатой заднице Марсика постоянно прилипали какашки. Он бегал по дому с этим неэстетичным довеском, а следом за ним с ножницами в руках бегал папа. Настигнув котенка, папа лишал его сомнительного украшения вместе с некоторым количеством шерсти. Но это было не особенно заметно. И в какой-то момент папа, рассчитывая на более эффектный результат, предложил коротко подстричь Марсика сзади. Но мама не согласилась. Тогда, сказала она, Марсик станет похожим на обезьяну из зоопарка, которая шокирует посетителей своим голым задом, а ей, маме, этого не хочется. Для обезьяны голый зад – признак вида. А для Марсика будет просто уродством. К тому же, по маминым наблюдениям, и папе, и котенку мероприятие по освобождению от какашек приносит взаимное удовольствие. Марсик думает, что с ним играют. А папа вносит в свой сидячий образ жизни хоть какое-то разнообразие. Поэтому пусть и дальше бегает за Марсиком – вместо зарядки, в перерывах между занятиями творчеством.

* * *

Как только Марсику купили новый туалет, он перестал расти с такой катастрофической быстротой. Мама сказала, что импортное корыто, наверное, заговоренное. А папа сказал, что качественные вещи облагораживают хозяев.

Но тут в жизни Марсика начался новый этап. Окружающие стали подозревать его в странном происхождении.

Не успела утихнуть тревога в связи с появлением львов под Загорском, как возникла новая гипотеза о происхождении котенка.

Костик мечтал о фотоаппарате, и бабушка Аня сделала ему подарок. Точнее, Костик этот подарок выпросил. В счет будущего дня рождения. До дня рождения было целых три месяца. Но Костик сказал бабушке, что фотоаппарат нужен срочно, прямо сейчас. Кто знает, что случится через некоторое время? Может, через месяц-другой любимый бабушкин внук уже умрет – от тоски по несбывшейся мечте? И подарок просто некому будет дарить. Тогда только и останется, что снимать новеньким фотоаппаратиком памятник на его могилке. Бабушка решила не испытывать судьбу и выдала Костику деньги на покупку.

Несколько дней Костик щелкал все вокруг: маму, папу, Гришку, столы, стулья, стопочки книг, цветы на подоконнике, вид за окном, вид под окном, носки в тазу, немытую посуду на кухне. Но почти на всех снимках – на фоне книг, носков, посуды и цветочных горшков – оказывался Марсик. Вот Марсик сидит, вот лежит, вот лежит кверху животом, вот Марсик крупным планом, вот крупным планом Марсиковы усы, вот Марсикова лапа на столе. Изведя кучу пленок, Костик сдал их в мастерскую и стал ждать результата. Результат оказался неожиданным.

Девушка, выдававшая фотографии, взглянула на номер квитанции, заговорщически кивнула и скрылась за черной занавеской. Скоро оттуда появился длинный тощий парень с пакетом в руках.

– Это твои фотографии? С котенком? – очень учтиво, с подчеркнутой внимательностью обратился он к Костику.

– Да, – Костик почувствовал смутную тревогу. – Плохо получились?

– Да нет, нормально. Я тут знаешь что подумал? Может, эти фотографии послать куда-нибудь? В журнал какой или в научное общество?

Костик встревожился еще больше.

– Вы не отдадите мне мои фотографии?

– Да нет, бери, – парень с явной неохотой протянул Костику конверт. – Просто я думал, может, у вас кот породы какой особой? У него взгляд необычный.

– Необычный?

– Ну, да. Волчий взгляд. Особенно вот тут, на этом снимке. Может, это не простой кот, а гибрид какой-нибудь?

Костик пожал плечами и обещал поточнее узнать у мамы с папой.

– Узнаешь – заходи, расскажешь. Может, его на выставку куда послать? Я имею в виду, фотки? Редкость все-таки. Можно денег заработать.

По дороге Костик несколько раз останавливался, вытаскивал фотографию из конверта и с подозрением на нее смотрел. Марсик на ней выглядел злобным и взъерошенным, с заостренной мордой и круглыми близко посаженными глазами. Глаза обещали при первой же возможности разорвать вас на кусочки. «Правда, на волчонка похож», – с удивлением подумал Костик.

* * *

– Вот, – сказал он дома, вынимая фотографии, – говорят, Марсик – гибрид.

– Гибрид? Какой гибрид? – не поняла мама.

– Вроде как кошки с волком.

– Что за глупости? С чего ты взял?

– Это не я. Это парень из мастерской. Хотел послать мою фотографию в какой-нибудь журнал. Или в книгу рекордов Гиннеса. Говорит, у Марсика волчий взгляд.

Гибрид кошки с волком в это время прокрался на кухню, воспользовался общим замешательством и стянул со стола салфетку.

Марсик был совершенно уверен: все существа вокруг были созданы для того, чтобы с ним играть – в прятки, в догонялки, в веревочку (нечто среднее между ужом, мышкой и птичкой). Чтобы лишний раз убеждаться: Марсик храбрый, страшный, хищный. Он дыбил шерсть, прижимал уши, выгибал спину, чтобы до смерти напугать противника – в смысле, веревочку, чью-нибудь руку или ногу. Он прятался за холмиком из покрывала, выслеживая беспечную добычу, скачущую в десяти сантиметрах от его носа. Марсик был уверен, что добыча (веревка) глупа и наивна, а его, Марсика, из-за холмика совершенно не видно, потому что он уткнулся носом в одеяло и наружу торчат только треугольнички его маленьких ушей и круглые желтые глаза – как у Гришкиного крокодила, часами стерегущего добычу в воде. Все остальное – бурое, мохнатое и весьма заметное – не в счет. Минуты две-три Марсик лежал тихо-тихо, прижавшись животом к дивану. Потом его задние лапы начинали выплясывать на месте странный танец. Остальной Марсик был как спортсмен, застывший в низком старте в ожидании команды «Марш!» Эту команду Марсик давал себе сам, прыгал на веревочку, затем отскакивал и несся из одной комнаты в другую, топая по паркету своими толстыми, короткими, разъезжающимися в стороны лапами и рискуя не вписаться в поворот. В этот момент ему очень подходила кличка Бегемот.

Когда Марсик хотел играть, он выбирал кого-нибудь из домашних, вставал на задние лапы, а передними мягко, лишь слегка выпуская коготки, похлопывал избранника по руке. Избранник в это время мог есть, или мыть посуду, или сидеть за компьютером. Не было никаких уважительных причин, освобождавших от обязанности дергать за веревочку.

Откупиться от Марсика можно было только салфетками. Бумажные салфетки были его страстью. Из салфетки скатывали шарик и подбрасывали в воздух. Марсик взвивался вслед за шариком, конечно же, промахивался и делал вид, что все так задумано: он с самого начала планировал схватить шарик после того, как тот приземлится. А прыгнул он с единственной целью – навести на жертву (на салфетку) ужас. После этого Марсик бросался на шарик и катал его по полу, пока тот не переставал быть шариком. После этого он еще некоторое время таскал остатки салфетки в зубах, как мышь, пойманную во время трудной охоты в полевых условиях.

Но Марсик не всегда ждал, пока ему кинут шарик. Иногда он добывал салфетки без спроса. Например, приходил, когда все обедали или ужинали, усаживался на свободный стул и некоторое время делал вид, будто ему очень нравится сидеть в такой приятной компании. Настолько приятно, что он даже позволит себе положить передние лапы на стол – только кончики в белых перчатках. Все видят, что они белые? Вот и хорошо. А на них можно устроить голову. Вот так. Против этого компания, конечно, тоже не будет возражать. Хотя Марсик отлично знал: залезать на обеденный стол лапами – теми же самыми, которыми он ходит по полу, – ему категорически запрещено. И поскольку других лап у него не было, это правило почти никогда не нарушалось. Даже сейчас появление передних лап на обеденном столе не могло в полной мере считаться нарушением, потому что Марсик клал их на самый краешек. А компания следила за ним с притворным спокойствием и любопытством. Через некоторое время Марсик намечал себе жертву – недалеко лежавшую салфетку, быстро вытягивал лапу, молниеносным движением подцеплял ее когтем, спрыгивал на пол и затевал с салфеткой борьбу, ради которой и было устроено все представление.

Однажды ночью Марсик самым разбойным образом стащил со стола и растерзал на полу недельный запас новеньких разноцветных салфеток. Приглушенный шум битвы заставил маму подняться раньше обычного. Она вышла в кухню и обнаружила, что весь пол усыпан рваными бумажками. И еще мелкие клочки висят у Марсика на манишке, и несколько клочков – у хвоста. А он очень доволен жизнью.

– Ах ты, безобразник, – сказала мама, еле сдерживая смех, и принялась убирать мусор. Но салфетки на ночь больше не оставляли. А на кухонный стол некоторое время ставили три больших кастрюли – вместо ночных сторожей, охранявших его поверхность.

* * *

И вот Марсик стащил со стола салфетку и принялся ее трепать. А все поглядывали на него и рассматривали фотографию.

– Ну, да. Что-то есть, – папа с интересом вертел снимок в руках. – Взгляд действительно волчий. Я, правда, думаю, это случайный эффект. Так сказать, результат качества аппаратуры, помноженный на мастерство фотографа.

– Сынок, поставь фотографию на видное место, – сказала мама. – Все-таки это один из первых твоих снимков. Да еще такой оригинальный!

Костик прислонил фотографию к полке для дисков и подумал, что Марсик – даже с таким взглядом – получился довольно выразительным.

Пришел Гришка.

– Пойдем, я тебе кое-то покажу. Фотку с волчонком. На Марсика похож, – позвал его Костик.

Гришка заинтересовался. Но удивить его Костик не смог: фотографии на столе не было.

– Слушай, что-то не пойму: я сегодня получил из мастерской фотографии. Одну – с Марсиком – вот сюда поставил.

– Ты же говорил, с волчонком?

– Там Марсик на волчонка похож. В фотоателье мне даже не хотели фотографии отдавать. Сказали, редкий зверь – гибрид волка с кошкой.

– Да ну? – восхитился Гришка. – Может, правда? – и стал искать Марсика.

Марсик сидел под столом, повернувшись ко всему остальному миру задом, и был чем-то очень занят. Наружу торчал только хвост – молчаливое свидетельство того, что у Марсика дело серьезное и не стоит беспокоить его по пустякам.