Текст книги "Я Вас люблю всю жизнь и каждый день"

«Сегодня таяло, сегодня…»

 
Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Ум – отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.
 
 
Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.
 
 
Так простояла я – в тумане, –
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.
 
 
Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный: этот вот, –
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод.
 
 
Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пёс.
И даже нищая певица
меня не трогала до слёз.
 
 
Забвенья милое искусство
Душой освоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.
 

24 октября 1914

Подруга

1

 
Вы счастливы? – Не скажете! – Едва ли!
И лучше, – пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали.
Отсюда – грусть.
 
 
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая лэди,
Никто не спас.
 
 
Вы так устали повторять любовный
Речитатив.
Чугунный обод на руке бескровной –
Красноречив.
 
 
Я Вас люблю! – Как грозовая туча
Над Вами – грех!
За то, что Вы язвительны, и жгучи,
И лучше всех.
 
 
За то, что мы, что наши жизни – разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
 
 
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас – хоть разорвись над гробом! –
Уж не спасти.
 
 
За эту дрожь, за то, что – неужели
Мне снится сон? –
За эту ироническую прелесть,
Что Вы – не он.
 

16 октября 1914

2

 
Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? – Чья победа?
Кто побежден?
 
 
Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
 
 
Кто был охотник? Кто – добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?
 
 
В том поединке своеволий
Кто в чьей руке был только мяч?
Чье сердце – Ваше ли, мое ли –
Летело вскачь?
 
 
И все-таки – что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
 

23 октября 1914

3

 
Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Ум – отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.
 
 
Не знаю, почему. Должно быть
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.
 
 
Так простояла я – в тумане –
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.
 
 
Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный – этот вот, –
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,
 
 
Чем пролетающая птица,
И попросту бегущий пес.
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.
 
 
Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
– Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.
 

24 октября 1914

4

 
Вам одеваться было лень,
И было лень вставать из кресел.
– А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел!
 
 
Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
– А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод!
 
 
Вы это сделали без зла,
Невинно и непоправимо.
– Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.
 

25 октября 1914

5

 
Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком
Куда-то промчались санки.
 
 
Уже прозвеневший смех…
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий – рядом!
 
 
Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, –
Сильнее, чем я – желанной!
 
 
Мир – весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки…
Так мчались вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.
 
 
И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд
– Не более – вслед глядела.
 
 
И гладила длинный ворс
На шубке своей – без гнева.
– Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева!
 

26 октября 1914

6

 
Как весело сиял снежинками
Ваш серый, мой соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты, ярче всех.
 
 
Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась, – шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.
 
 
Как рыжие поддевки – парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.
 
 
Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.
 
 
Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден,
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.
 
 
Как руку Вы мою оставили,
Сказав: «О, я ее хочу!»
С какою бережностью вставили
В подсвечник – желтую свечу…
 
 
– О светская, с кольцом опаловым
Рука! – О, вся моя напасть! –
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть.
 
 
Как в монастырскую гостиницу
– Гул колокольный и закат, –
Блаженные, как именинницы,
Мы грянули, как полк солдат.
 
 
Как я Вам хорошеть до старости
Клялась, и просыпала соль,
Как трижды мне – Вы были в ярости!
Червонный выходил король.
 
 
Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.
 
 
Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой…
 

Декабрь 1914

7

 
Ночью над кофейной гущей
Плачет, глядя на Восток.
Рот невинен и распущен,
Как чудовищный цветок.
 
 
Скоро месяц, юн и тонок,
Сменит алую зарю.
Сколько я тебе гребенок
И колечек подарю!
 
 
Юный месяц между веток
Никого не устерег.
Сколько подарю браслеток
И цепочек, и серег!
 
 
Как из-под тяжелой гривы
Блещут яркие зрачки!
– Спутники твои ревнивы? –
Кони кровные легки!
 

6 декабря 1914

8

 
Свободно шея поднята,
Как молодой побег.
Кто скажет имя, кто – лета,
Кто – край ее, кто – век?
 
 
Извилина неярких губ
Капризна и слаба,
Но ослепителен уступ
Бетховенского лба.
 
 
Светло-коричневым кольцом
Слегка оттенены,
Владычествуют над лицом
Глаза, как две луны.
 
 
До умилительности чист
Истаявший овал.
Рука, к которой шел бы хлыст
И – в серебре – опал.
 
 
Рука, ушедшая в шелка,
Достойная смычка,
Неповторимая рука,
Прекрасная рука.
 

10 января 1915

9

 
Ты проходишь своей дорогою,
И руки твоей я не трогаю,
Но тоска во мне – слишком вечная,
Чтоб была ты мне – первой встречною.
 
 
Сердце сразу сказало: «Милая!»
Всё тебе – наугад – простила я,
Ничего не знав – даже имени!
О люби меня, о люби меня!
 
 
Вижу я по губам – извилиной,
По надменности их усиленной,
По тяжелым надбровным выступам:
Это сердце берется – приступом!
 
 
Платье – шелковым, черным панцирем,
Голос с чуть хрипотцой цыганскою,
Всё в тебе мне до боли нравится, –
Даже то, что ты не красавица!
 
 
Красота, не увянешь за лето!
Не цветок, – стебелек из стали ты,
Злее злого, острее острого,
Увезенный – с какого острова?
 
 
Опахалом чудишь, иль тросточкой, –
В каждой жилке и в каждой косточке,
В форме каждого злого пальчика, –
Нежность женщины, дерзость мальчика.
 
 
Все усмешки стихом парируя,
Открываю тебе и миру я,
Всё, что нам в тебе уготовано,
Незнакомка с челом Бетховена!
 

14 января 1915

10

 
Могу ли не вспоминать я
Тот запах White Rose и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком…
 
 
Мы были: я – в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы – в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.
 
 
Я помню, с каким вошли Вы
Лицом, без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.
 
 
И лоб Ваш властолюбивый
Под тяжестью рыжей каски.
– Не женщина и не мальчик,
Но что-то сильней меня!
 
 
Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то, в шутливом тоне:
– «Знакомьтесь же, господа».
 
 
И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.
 
 
С каким-то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, –
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.
 
 
Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.
 
 
Я помню – над синей вазой –
Как звякнули наши рюмки!
– «О будьте моим Орестом!»
И я Вам дала цветок.
 
 
Смеясь – над моей ли фразой? –
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили – платок.
 

28 января 1915

11

 
Все глаза под солнцем – жгучи,
День не равен дню.
Говорю тебе на случай,
Если изменю:
 
 
Чьи б ни целовала губы
Я в любовный час,
Черной полночью кому бы
Страшно не клялась –
 
 
Жить, как мать велит ребенку,
Как цветочек цвесть,
Никогда ни в чью сторонку
Оком не повесть…
 
 
Видишь крестик кипарисный?
Он тебе знаком! –
Всё проснется – только свистни
Под моим окном!
 

22 февраля 1915

12

 
Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои,
 
 
И глаза – кого-кого-то
Взглядом не дарят! –
Требующие отчета
За случайный взгляд.
 
 
Всю тебя с твоей треклятой
Страстью – видит Бог! –
Требующую расплаты
За случайный вздох.
 
 
И еще скажу устало,
– Слушать не спеши! –
Что твоя душа мне встала
Поперек души.
 
 
И еще тебе скажу я:
– Всё равно – канун! –
Этот рот до поцелуя
Твоего – был юн.
 
 
Взгляд – до взгляда – смел и светел,
Сердце – лет пяти…
– Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути!
 

28 апреля 1915

13

 
Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя…
Есть темные извилистые рты,
С глубокими и влажными углами.
 
 
Есть женщины. – Их волосы, как шлем.
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. – Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?!
 

Вознесение, 1915

14

 
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать – куда Вам путь,
И где – пристанище.
 
 
Я вижу: мачта корабля,
И Вы – на палубе…
Вы – в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе…
 
 
Вечерние поля в росе,
Над ними – вороны…
– Благословляю Вас на все
Четыре стороны!
 

3 мая 1915

15

 
В первой любила ты
Первенство красоты,
Кудри с налетом хны,
Жалобный зов зурны,
Звон – под конем – кремня,
Стройный прыжок с коня,
И – в самоцветных зернах –
Два челночка узорных.
 
 
А во второй – другой –
Тонкую бровь дугой,
Шелковые ковры
Розовой Бухары,
Перстни по всей руке,
Родинку на щеке,
Вечный загар сквозь блонды,
И полунощный Лондон.
 
 
Третья тебе была
Чем-то еще мила…
– Что от меня останется
В сердце твоем, странница?
 

14 июля 1915

«Легкомыслие! – Милый грех…»

 
Легкомыслие! – Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
и мазурку мне вбрызнул в жилы.
 
 
Научив не хранить кольца, –
с кем бы Жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.
 
 
Быть как стебель и быть как сталь
в жизни, где мы так мало можем…
– Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!
 

3 марта 1915

«Мне нравится, что вы больны не мной…»

 
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
 
 
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе…
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
 
 
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами, –
За то, что вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не вами!
 

3 мая 1915

«Бессрочно кораблю не плыть…»

 
Бессрочно кораблю не плыть
И соловью не петь.
Я столько раз хотела жить
И столько – умереть!
 
 
Устав, как в детстве – от лото,
Я встану от игры,
Счастливая не верить в то,
Что есть еще миры.
 

3 мая 1915

«Милый друг, ушедший дальше, чем за море!..»

 
Милый друг, ушедший дальше, чем за море!
– Вот Вам розы – протянитесь на них! –
Милый друг, унесший самое, самое
Дорогое из сокровищ земных!
 
 
Я обманута, и я обокрадена, –
Нет на память ни письма, ни кольца!
Как мне памятна малейшая впадина
Удивленного – навеки – лица.
 
 
Как мне памятен просящий и пристальный
Взгляд, поближе приглашающий сесть,
И улыбка из великого Издали, –
Умирающего светская лесть…
 
 
Милый друг, ушедший в вечное плаванье,
– Свежий холмик меж других бугорков, –
Помолитесь обо мне в райской гавани, –
Чтобы не было других моряков.
 

5 июня 1915

«И все вы идете в сестры…»

 
И все вы идете в сестры,
И больше не влюблены.
Я в шелковой шали пестрой
Восход стерегу луны.
 
 
Вы креститесь у часовни,
А я подымаю бровь…
– Но в вашей любви любовной
Стократ – моя нелюбовь!
 

6 июля 1915

«Спят трещотки и псы соседовы…»

 
Спят трещотки и псы соседовы, –
Ни повозок, ни голосов.
О, возлюбленный, не выведывай,
Для чего развожу засов.
 
 
Юный месяц идет к полуночи:
Час монахов – и зорких птиц,
Заговорщиков час – и юношей,
Час любовников и убийц.
 
 
Здесь у каждого мысль двоякая,
Здесь, ездок, торопи коня.
Мы пройдем, кошельком не звякая
И браслетами не звеня.
 
 
Уж с домами дома расходятся,
И на площади спор и пляс…
Здесь, у маленькой Богородицы,
Вся Кордова в любви клялась.
 
 
У фонтана присядем молча мы,
Здесь, на каменное крыльцо,
Где впервые глазами волчьими
Ты нацелился мне в лицо.
 
 
Запах розы и запах локона,
Шелест шелка вокруг колен…
О, возлюбленный, – видишь, вот она –
Отравительница! – Кармен.
 

5 августа 1915

«Мне полюбить Вас не довелось…»

 
Мне полюбить Вас не довелось,
А может быть – и не доведётся!
Напрасен водоворот волос
Над тёмным профилем инородца,
И раздувающий ноздри нос,
И закурчавленные реснички,
И – вероломные по привычке –
Глаза разбойника и калмычки.
 
 
И шаг, замедленный у зеркал,
И смех, пронзительнее занозы,
И этот хищнический оскал
При виде золота или розы,
И разлетающийся бокал,
И упирающаяся в талью
Рука, играющая со сталью,
Рука, крестящаяся под шалью.
 
 
Так, – от безделья и для игры –
Мой стих меня с головою выдал!
Но Вы красавица и добры:
Как позолоченный древний идол
Вы принимаете все дары!
И всё, что голубем Вам воркую –
Напрасно – тщетно – вотще и всуе,
Как все признанья и поцелуи!
 

Сентябрь 1915

«С большою нежностью – потому…»

 
С большою нежностью – потому,
Что скоро уйду от всех, –
Я всё раздумываю, кому
Достанется волчий мех,
 
 
Кому – разнеживающий плед
И тонкая трость с борзой,
Кому – серебряный мой браслет,
Осыпанный бирюзой…
 
 
И все записки, и все цветы,
Которых хранить невмочь…
Последняя рифма моя – и ты,
Последняя моя ночь!
 

22 сентября 1915

«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»

 
Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
Видно, пока надо мной не пропоют литию,
Буду грешить – как грешу – как грешила: со страстью!
Господом данными мне чувствами – всеми пятью!
 
 
Други! Сообщники! Вы, чьи наущения – жгучи!
Вы, сопреступники! – Вы, нежные учителя!
Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, –
Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!
 

26 сентября 1915

«В гибельном фолианте…»

 
В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. – Ars Armandi[1]1
  Ars Armandi («Искусство любви») – так Цветаева переиначила название поэмы Овидия «Наука любви».


[Закрыть]
Женщине – вся земля.
 
 
Сердце – любовных зелий
Зелье – вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех.
 
 
Ах, далеко до неба!
Губы – близки во мгле…
Бог, не суди! – Ты не был
Женщиной на земле!
 

29 сентября 1915

«Отмыкала ларец железный…»

 
Отмыкала ларец железный,
Вынимала подарок сле́зный:
С крупным жемчугом перстенек,
С крупным жемчугом.
 
 
Кошкой выкралась на крыльцо,
Ветру выставила лицо.
Ветры – веяли, птицы – реяли,
Лебеди – слева, справа – во́роны…
Наши дороги – в разные стороны.
 
 
Ты отойдешь – с первыми тучами,
Будет твой путь – лесами дремучими,
Песками горючими.
Душу – выкличешь,
Очи – выплачешь…
 
 
А надо мною – кричать сове,
А надо мною – шуметь траве…
 

Январь 1916

«Ты запрокидываешь голову…»

О. Э. Мандельштаму

 
Ты запрокидываешь голову –
Затем, что ты гордец и враль.
Какого спутника весёлого
Привёл мне нынешний февраль!
 
 
Позвякивая карбованцами
И медленно пуская дым,
Торжественными чужестранцами
Проходим городом родным.
 
 
Чьи руки бережные трогали
Твои ресницы, красота,
Когда, и как, и кем, и много ли
Целованы твои уста –
 
 
Не спрашиваю. Дух мой алчущий
Переборол сию мечту.
В тебе божественного мальчика –
Десятилетнего я чту.
 
 
Помедлим у реки, полощущей
Цветные бусы фонарей.
Я доведу тебя до площади,
Видавшей отроков-царей…
 
 
Мальчишескую боль высвистывай
И сердце зажимай в горсти…
– Мой хладнокровный, мой неистовый
Вольноотпущенник – прости!
 

18 февраля 1916

«Откуда такая нежность?..»

О. Э. Мандельштаму

 
Откуда такая нежность?
Не первые – эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала – темней твоих.
 
 
Всходили и гасли звезды
(Откуда такая нежность?),
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
 
 
Еще не такие песни
Я слушала ночью темной,
(Откуда такая нежность?), –
На самой груди певца.
 
 
Откуда такая нежность?
И что́ с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий, –
С ресницами – нет длинней?
 

18 февраля 1916

«На крыльцо выхожу – слушаю…»

 
На крыльцо выхожу – слушаю,
На свинце ворожу – плачу.
Ночи душные,
Скушные,
Огоньки вдали: станица казачья.
 
 
Да и в полдень нехорош – пригород:
Тарахтят по мостовой – дрожки,
Просит нищий грошик,
Да ребята гоняют кошку,
Да кузнечики в траве прыгают.
 
 
В черной шали, с большим розаном
На груди, – как спадет вечер –
С рыжекудрым, розовым
Развеселым озорем
Разлюбезные – поведу – речи.
 
 
Серебром меня не задаривай,
Крупным жемчугом материнским,
Перстеньком с мизинца.
Поценнее хочу гостинца:
Над станицей – зарева!
 

23 марта 1916

«В день Благовещенья…»

 
В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, –
Благовещенье, праздник мой!
 
 
В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно:
Не надо мне ручных голубей, лебедей,
орлят!
Летите – куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!
 
 
В день Благовещенья
Улыбаюсь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
– Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!
 

23 марта 1916

«Коли милым назову – не соскучишься!..»

 
Коли милым назову – не соскучишься!
Богородицей – слыву – Троеручицей:
Одной – крепости крушу, друга – тамотка,
Третьей по́ морю пишу – рыбам грамотку.
 
 
А немилый кто взойдет да придвинется,
Подивится весь народ, что за схимница!
Филин ухнет, черный кот ощетинится,
Будешь помнить целый год – чернокнижницу!
 
 
Чорт: ползком не продерусь! – а мне едется!
Хочешь, с зеркальцем пройдусь – в гололедицу?
Ради барских твоих нужд – хошь в метельщицы!
Только в мамки – не гожусь – в колыбельщицы!
 
 
Коль похожа на жену – где повойник мой?
Коль похожа на вдову – где покойник мой?
Коли суженого жду – где бессонница?
Царь-Девицею живу – беззаконницей!
 

6 апреля 1916

«То-то в зеркальце – чуть брезжит…»

 
То-то в зеркальце – чуть брезжит –
Всё гляделась –
Хорошо ли для приезжих
Разоделась.
 
 
По сережкам да по бусам
Стосковалась.
То-то с купчиком безусым
Целовалась.
 
 
Целовалась, обнималась –
Не стыдилась!
Всяк тебе: прости за малость!
Сделай милость!
 
 
Укатила в половодье
На три ночи.
Желтоглазое отродье!
Ум сорочий!
 
 
А на третью – взвыла Волга,
Ходит грозно.
Оступиться, что ли, долго
С перевозу?
 
 
Вот тебе и мех бобровый,
Шелк турецкий!
Вот тебе и чернобровый
Сын купецкий!
 
 
Не купецкому же кудеяру –
Плакать даром!
Укатил себе в Самару
За товаром!
 
 
Бурлаки над нею, спящей,
Тянут барку. –
– За помин души гулящей
Выпьем чарку.
 

20 апреля 1916

«Я пришла к тебе черной полночью…»

С. Э.

 
Я пришла к тебе черной полночью,
За последней помощью.
Я бродяга, родства не помнящий,
Корабль тонущий.
 
 
В слободах моих – междуцарствие,
Чернецы коварствуют.
Всяк рядится в одежды царские,
Псари царствуют.
 
 
Кто земель моих не оспаривал?
Сторожей не спаивал?
Кто в ночи́ не варил – варева,
Не жег – зарева?
 
 
Самозванцами, псами хищными,
Я дотла расхищена.
У палат твоих, царь истинный,
Стою – нищая!
 

27 апреля 1916

«Искательница приключений…»

 
Искательница приключений,
Искатель подвигов – опять
Нам волей роковых стечений
Друг друга суждено узнать.
 
 
Но между нами – океан,
И весь твой лондонский туман,
И розы свадебного пира,
И доблестный британский лев,
И пятой заповеди гнев, –
И эта ветреная лира!
 
 
Мне и тогда на земле
Не было места!
Мне и тогда на земле
Всюду был дом.
 
 
– А Вас ждала прелестная невеста
В поместье родовом.
 
 
По ночам, в дилижансе, –
И за бокалом Асти,
Я слагала вам стансы
О прекрасной страсти.
 
 
Гнал веттурино,
Пиньи клонились: Salve!
Звали меня – Коринной,
Вас – Освальдом.
 

24 июля 1916

«И взглянул – как в первые раза…»

 
И взглянул – как в первые раза́
Не глядят.
Черные глаза глотнули взгляд.
 
 
Вскинула ресницы и стою
– Что, – светла́? –
Не скажу, что выпита дотла.
 
 
Все до капли поглотил зрачок
И стою.
И течет твоя душа в мою.
 

7 августа 1916

«Бог согнулся от заботы…»

 
Бог согнулся от заботы
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть с огромными крылами,
А бывают и без крыл.
 
 
Оттого и плачу много,
Оттого –
Что взлюбила больше бога
Милых ангелов его.
 

15 августа 1916

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…»

 
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,
Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою – как никто другой.
 
 
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я закину ключи и псов прогоню с крыльца –
Оттого что в земной ночи́ я вернее пса.
 
 
Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя – замолчи! –
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
 
 
Но пока тебе не скрещу на груди персты, –
О, проклятие! – у тебя остаешься – ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, –
Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!
 

15 августа 1916

«Соперница, а я к тебе приду…»

 
Соперница, а я к тебе приду
Когда-нибудь, такою ночью лунной,
Когда лягушки воют на пруду
И женщины от жалости безумны.
 
 
И, умиляясь на биенье век
И на ревнивые твои ресницы,
Скажу тебе, что я – не человек,
А только сон, который только снится.
 
 
И я скажу: – Утешь меня, утешь,
Мне кто-то в сердце забивает гвозди!
И я скажу тебе, что ветер – свеж,
Что горячи – над головою – звезды…
 

8 сентября 1916