Текст книги "Сердце ведьмы"

– У вас есть сомнения в моей разумности? – герцог нахмурился.

Диалог с супругой назвать лёгким было нельзя. Она умело парировала все его доводы и даже дерзила, хотя и не слишком явно.

– Ваша Светлость, я вас абсолютно не знаю, – она подняла голову, обернувшись к нему, но по-прежнему не поднимаясь с пола. – Конечно, ваш статус и положение говорят о многом, но именно для меня это не показатель способности наставить греховную женщину, подобную мне, на истинный путь духовного совершенства.

– Удел женщины – быть опорой выбравшему её мужчине, и не более того! О каком духовном совершенствовании ты ведёшь речь? Если только о смирении гордыни, так я с этим быстро управлюсь! – он грубо схватил её за плечо, рывком вынуждая подняться с пола.

Замерев напротив него, она упёрлась взглядом в его глаза:

– Силой сломать много ума не надо, Ваша Светлость… Только какая поддержка может быть от переломанной силой опоры? Вы видели когда-нибудь, чтобы кто-то на поломанную трость опирался?

– При чём тут это?

– Вы же сами сказали, что удел женщины опорой служить. А какая опора из того, кого силой сломали? Так, не более чем половичок под ногами, да и то пока от переломов гнить не начнёт и заразу источать. Так что, если силой ломать меня намерены, лучше сразу прикончите, как только приданое получите.

– Пугаешь? – раздражённо осведомился он.

– Чем я могу напугать владетельного герцога, имеющего надо мной полную власть? – не скрывая усмешки, иронично покачала головой она. – Я лишь пытаюсь уберечь от возможных мелких неприятностей и досадных неудобств. Да и для себя понять хочется, к чему я всё-таки вам: действительно попытаться вашей опорой стать или исключительно самолюбие ваше собственными страданиями потешить.

– Вот уж не думал, что, выбрав простую селянку в супруги, получу такую остроязычную собеседницу, не лезущую за словом в карман… Где так лихо полемизировать научилась?

– Жизнь научила, Ваша Светлость. Я многое повидала на своём веку и часто смотрела смерти в глаза, поэтому мало чего боюсь и честно поговорить о жизни и её ценностях люблю.

– Так уж и смерти?

– Ваше право не верить мне… Мне даже лестно, что считаете меня слабой и смерти не видавшей. Однако она даже тогда, когда я Джона из трясины вытаскивала, рядом стояла, мы лишь Божьим благоволением с ней в тот раз разминулись. Так что не лукавлю я. Близко я с ней знакома, и не раз, даже отметины её на себе имею…

Задумчиво выдохнула Миранда, и герцог тут же властно потребовал:

– Покажи!

– Не к месту сказала… – спохватилась Миранда, прижав пальцы правой руки к губам и отводя взгляд.

– Очень даже к месту. Не пристало тебе собственного супруга стесняться, давай показывай. Это в моём праве и видеть, и знать.

Не став возражать, Миранда распустила шнуровку платья и спустила его с плеч, показывая небольшой шрам под левой грудью.

– Это как же ты выжила после такого? Это ведь не царапина, а прямой удар, – герцог коснулся его кончиками пальцев, – причём не так давно нанесённый… Меньше года назад. Это кто тебя так?

– У бестолковой женщины, говорящей в глаза то, о чём остальные предпочитают молчать, недоброжелателей много. Что вам даст имя одного из них?

– Убью!.. – с напором выдохнул герцог, и по его тону она почувствовала непреклонную готовность это сделать.

– Смысл, Ваша Светлость? Вам опускаться до мелких разборок той, что тогда не была ещё Вашей супругой, не пристало.

– Хочу знать! Скажи! – усилил он напор.

– Нет! Можете убить или пытать, но я не вправе кого-то обвинить. К тому же клинок держала я сама… Так что считайте это неосторожным обращением с оружием.

– Врёшь…

– Ваше право считать так, но это правда.

Герцог невесело усмехнулся:

– Я так понимаю, что рассчитывать ты привыкла лишь на собственные силы. Но сейчас ситуация изменилась. Я твой защитник. И ты обязана эту защиту принять.

– Наше венчание, Ваша Светлость, произошло слишком быстро, я не только в растерянности и плохо ориентируюсь в происходящем, но мне ещё и страшно… Давайте вы не будете требовать от меня в первый же день обезоруживающей меня искренности. Я, конечно же, приму и вашу защиту, и ваше руководство моей жизнью, но дайте мне немного времени, чтобы хоть чуточку привыкнуть как к новому статусу, так и к вашему контролю…

– Чего ты боишься?

– Вы совсем меня не знаете, а я не знаю вас. Мою откровенность вы можете понять неправильно, и я боюсь невольно спровоцировать вас ввязаться в ненужные вам разборки.

– Да я половину твоего посёлка перевешать могу, и никто и слова мне не скажет, особенно теперь, когда он под мою юрисдикцию отойдёт…

– Ваша Светлость, вы немного ошибаетесь относительно круга моего общения. В посёлке со мной не связываются, у меня несколько другие недоброжелатели.

– Кто?

– Вы не поверите мне…

– Кто?! – он угрожающе нахмурился.

– Мне проще умереть, чем сказать это вам… Я не могу… Не могу…

В её глазах герцог прочёл непреклонную решимость и решил не настаивать. Не тот повод, чтобы вступить сейчас с ней в конфронтацию. Он потом постарается узнать о ней все подробности. Сейчас лучше, воспользовавшись случаем, сосредоточиться на другом аспекте отношений.

Плотнее обхватив её за плечи, он прижал её к себе и губами впился в губы.

Поняв, что это способ избежать дальнейших расспросов, она расслабилась в его объятиях, отвечая на поцелуй. И герцог, не став терять времени, сделал несколько шагов вбок к стоящей неподалёку кровати и завалил Миранду на неё.

Она не сопротивлялась и дала овладеть ею, причём всё произошло настолько стремительно и быстро, что герцог был этим даже неприятно удивлён.

Чуть отстранился, опершись на локоть, нежно погладил её по груди и тихо выдохнул:

– Похоже, ты столь сильно возбуждаешь меня, что я начинаю терять самообладание. Надеюсь, ты не в претензии и понимаешь, что в первый раз удержаться сложно…

– О чём вы, Ваша Светлость? Вы в своём праве… – Миранда непонимающе распахнула глаза. – И я рада, что сумела доставить вам удовольствие.

– О том, что впредь постараюсь сначала дать возможность получить удовольствие тебе.

– Вы на полном серьёзе готовы озадачиваться подобным? Вы удивляете меня, Ваша Светлость.

– Что в этом удивительного? – озадаченно нахмурился он.

– Кто я такая, чтобы вам стараться мне удовольствие доставить? Я поняла бы, если бы вы без этого удовольствие поиметь не могли, а так… Зачем вам лишние сложности?

– Что тебе не нравится?

– Меня пугает ваше желание, Ваша Светлость… Женщины – существа непредсказуемые, вдруг я не смогу его получить столь быстро, сколь вам будет этого хотеться, и вы рассердитесь. Нет уж, давайте обойдёмся без подобных сложностей. Меня всё устраивает и так.

– Зато меня не устраивает. Мне нравится, когда моей партнёрше со мной хорошо.

– Ваша Светлость, мне хорошо и так… Мне очень хорошо, и меня всё устраивает. Вы лучший мужчина, и всё великолепно, – Миранда попыталась сдвинуться вбок и опёрлась на руку, чтобы подняться, но герцог не дал.

– Миледи, вы не встанете с кровати, пока я вам не позволю! – тут же властно потребовал он.

– Конечно-конечно, развлекайтесь, милорд, сколько желаете, не смею мешать, – Миранда откинулась обратно на высокие подушки кровати.

– Вот не надо этой обречённости во взгляде, миледи. Я же не пытать вас собираюсь. Что вы так закатываете глаза, будто я прям монахиню к себе в постель затащил? Сами же признались, что давно не девственны.

– Да, я не девственна, вы должны были это уже почувствовать, но в дополнение к этому я фригидна.

– Что? – не понял герцог.

– В переводе с латыни холодная я, милорд, в этом плане. Не получаю я от этого удовольствия. Дефект у меня такой. Поэтому не озадачивайтесь и получайте удовольствие сами.

– Ты откуда так хорошо латынь знаешь? – герцог снова отбросил церемонность в общении.

– Читать я люблю, вот и знаю…

– Начиталась ты явно не того. Ерунды всякой ты начиталась, – раздражённо скривился он. – Холодных женщин не бывает, есть не желающие утруждать себя мужчины. И если тебе попадались именно такие, это не повод искать изъяны в себе.

– Ваша Светлость, давайте я вам поверю на слово и вы не станете утруждать себя, пытаясь дезавуировать мои убеждения и доказать их ошибочность и несостоятельность. У меня и так сегодня был достаточно насыщенный день, я вся в смятенных чувствах, не надо усугублять ещё более моё непростое состояние. Проявите милосердие и снисходительность к неразумной и уставшей супруге.

– Ты в монастыре, что ли, долго жила?

– Я разве похожа на монахиню?

– Да, что-то есть… Нахваталась латинских терминов и определений и того и гляди вообще молитвами заговоришь.

– Между философией и теологией не так много общего, милорд. И богослов из меня никудышный. Поскольку именно в теологии я не сильна, даже заучить наизусть молитву для меня непосильный труд.

– Ты намекаешь, что сильна именно в философии?

– Любой человек, хоть немного интересующийся познанием мира, законов общества и изучением нравственных категорий и ценностей, уже философ, милорд. Поэтому любого более-менее образованного человека можно смело считать философом.

– И где же ты получила образование?

– Я его не получала, милорд. Я нахваталась поверхностных знаний, как вы справедливо заметили некоторое время назад, и пытаюсь их использовать в беседах с образованными людьми, чтобы произвести на них неизгладимое впечатление.

– Ах, чертовка! – в интонации герцога впервые за весь разговор явно послышалось восхищение. – Ты знаешь, что не по-женски умна и по-женски хитра одновременно?

– Это комплимент или намёк, что в связи с гендерной принадлежностью я если что умное и скажу, то только с подсказки лукавого? – улыбнувшись, иронично осведомилась она.

– Комплимент, комплимент, – не смог сдержать ответной улыбки герцог. – Мне не с руки собственную супругу в связях с лукавым обвинять. Но в связи с гендерной принадлежностью тебе придётся сейчас помолчать некоторое время…

После чего порывисто прижал её к себе и вновь жадно впился губами в её губы.

Он ласкал её долго и умело, не давая опомниться и хоть что-то начать возражать. Столь долго, что Миранда утомлённо расслабилась в его объятиях и перестала контролировать ситуацию, наконец, позволяя телу то, что длительное время находилось под запретом.

– Что ты там мне про свою фригидность вещала? – иронично осведомился он, чуть отстранившись и глядя на блуждающую на её губах улыбку.

В её глазах заискрилась нежность, и, чуть подавшись вперёд, она сама притянула его к себе и, коснувшись губами щеки, тихо выдохнула:

– Благодарю…

При этом на герцога волной обрушилось состояние такой искромётной радости и разрывающего сердце счастья, что, сдавленно охнув, он непроизвольно сначала крепко сжал её в объятиях, а потом начал неистово целовать всё её тело, разрывая остатки одежды, которую не успел снять до этого. А потом овладел ею в очередной раз и, уткнувшись в плечо и не разжимая объятий, уснул.

Глава 20

Удостоверившись, что герцог уснул, Миранда осторожно высвободилась из его объятий и, стараясь не разбудить, встала с кровати.

Подняла с пола отброшенное им в самом начале платье и разодранные части нижнего белья. Порадовавшись, что хотя бы платье не пострадало, начала одеваться. Потом подошла к окну, осторожно, чтобы не скрипнули, распахнула створки и выглянула вниз, оценивая высоту.

Её спальня находилась на втором этаже, и вдоль окна шёл неширокий карниз, по которому можно было пройти до угла, где росло высокое дерево. Побег стал казаться вполне возможным делом.

Миранда задумчиво подняла взгляд к небесам, продумывая, что станет делать потом, когда выберется из замка герцога. Тихо прошептала: «Помоги, Творец!», и, вскинув руки вверх, прикрыла глаза, ожидая привычной обратной волны.

Ответа долго не было, а потом вместо него на её плечи легли чьи-то руки.

– Первый раз вижу, чтобы вот так молились у окна… О чём просишь? – раздался над самым ухом негромкий голос герцога.

Вздрогнув от неожиданности, она опустила руки и медленно повернулась к нему, окидывая взглядом уже полностью одетого герцога:

– Вы снова напугали меня, Ваша Светлость… Я не слышала, как вы встали.

– Немудрено, ты была слишком поглощена своей молитвой, да и я постарался не шуметь… Так о чём просила?

– О чём мне просить, с таким супругом, как вы, Ваша Светлость? Вы подарили мне чувства, которых я абсолютно не ждала. Я благодарила и желала вам долгих лет и процветания дому вашему.

– Хочется верить… – задумчиво проговорил он, – Только больно уж ты напряжена была. Обычно так просят о чём-то. Будь на небе луна, вообще бы за ведьму тебя принял…

– Какая взаимосвязь между ведьмами и луной? – удивлённо поинтересовалась она, внутренне досадуя, что не озадачилась глубоким погружением герцога в сон, понадеявшись на обычную физиологию.

– Говорят, они при луне летать могут и молятся на неё.

– Молятся на луну? Зачем? Это же всего лишь небесное тело. Что оно может им дать? Да и летать люди по определению не могут.

– Ведьмы, говорят, летают. На мётлах летают и при луне.

– Вы видели?

– Я нет. Но я и ведьм не видел. Инквизиция работает хорошо.

– Это да, – не стала она спорить и, чуть отстранив рукой герцога, шагнула прочь от окна.

Он закрыл створки и повернулся к ней:

– Я как-то замотался сегодня и даже не удосужился тебе сказать. Тут в комнатах много вещей моей покойной супруги, они теперь все твои. Одежда должна подойти, у неё похожая на твою фигура была. Я потом ещё тебе закажу, но пока тем, что есть, пользуйся.

– Мне ничего не нужно.

– Что не нужно? Одежда? Ты что намерена эту тряпку и впредь носить? – герцог в раздражении дёрнул за рукав её платья. – С ума сошла? Ты моя супруга! Чтобы больше не видел на тебе подобных вещей!

– Кто-то сегодня утром говорил мне, что ему всё равно, в каком я платье… – с усмешкой проговорила она.

– Тогда ты ещё не была моей супругой, и это было неактуально, – раздосадованно бросил он ей в ответ. – А с завтрашнего дня чтобы приличную одежду носила!

– Чем неприлично это платье? – отступив от него в глубину комнаты, в свою очередь, нахмурилась Миранда, поскольку слова герцога её зацепили. – Выбирайте выражения, ваша светлость. Да, оно скромное, но не неприличное. Я никогда не одевалась неприлично! Не надо оскорблять мою одежду. Этим вы оскорбляете и меня! Вы осознанно взяли в супруги простолюдинку, так имейте мужество это не скрывать! Я не собираюсь изображать из себя знатную особу, не являясь ею по сути.

Шагнув к ней ближе, герцог схватился за ворот её платья и сильным рывком разорвал плечо и всю шнуровку, потом разодрал пояс юбки и отбросил разодранное на части платье в сторону, со злостью рявкнув:

– Теперь ты моя супруга! И знатной особой являешься по определению! Не смей меня позорить! Ясно тебе?!

Стоя напротив него абсолютно раздетая, Миранда гордо развела плечи и небрежным жестом отбросила за спину растрепавшиеся волосы:

– Вы можете заставить меня хоть в таком виде ходить, Ваша Светлость. Это в вашем праве… Только зачем оскорблять ту одежду, которую я привыкла носить, и называть её неприличной, если таковой она не является?

Пристально глядя на неё, герцог постепенно начал меняться в лице, злые складки начали разглаживаться, а в глазах появилось выражение явного восхищения, и он с чувством выдохнул:

– Кто бы мог подумать… Вы, моя дорогая, умеете выглядеть с достоинством даже раздетая… Никогда такого не видел. Ладно, я погорячился. Это платье не было неприличным, только теперь оно вам не по статусу, миледи, и видеть что-то подобное на вас я не желаю… Поэтому оденьтесь завтра во что-то более подобающее вашему положению. Служанки помогут вам с выбором. Вы можете меня порадовать подобным обещанием?

– Легко. Особенно если сейчас оставите меня и дадите возможность отдохнуть до утра.

– Как вам будет угодно, миледи. Я зайду перед завтраком, чтобы убедиться, что мою просьбу вы не проигнорировали.

– Вы, Ваша Светлость, испортили единственное платье, которое здесь принадлежало мне. При всём желании я теперь не смогу ослушаться вас и надеть что-то не принадлежащее ранее вашей супруге, – Миранда постаралась вложить в голос весь сарказм, на который была способна. – Надеюсь, свой гардероб она подбирала, учитывая и ваши пожелания, и свой статус, и я не рискую навлечь на себя ваш гнев, что бы ни выбрала.

– Чертовка… Вот смотрю на тебя и могу поклясться, что завтра ты наденешь что-то такое, что я прокляну Викторию. Миледи, я сдаюсь, – герцог с наигранной нарочитостью поднял руки, – заранее сдаюсь… Виноват, что испортил ваше платье и столь грубо отозвался о нём. Я молю о прощении и готов заказать десяток других, лишь не надо нарочито демонстрировать всем окружающим, что не желаете соответствовать статусу моей супруги.

– С чего вы взяли, милорд, что я что-то кому-то могу демонстрировать? Я всего лишь необразованная селянка. Что найду, то и надену.

– Я же попросил прощения. Тебе мало?

– Нет, милорд. Это даже слишком много для меня. Вам не за что извиняться. Вы в своём праве и в своём доме. Я принадлежу вам, и вы совершенно спокойно можете мне диктовать и что надевать, и как себя вести. Считать мои платья неприличными, а меня саму невежественной и глупой. Я, если честно, шокирована вашими извинениями и не понимаю их причины.

– Мне не хочется тебя обижать, ты слишком необычная… Ты мне заморскую диковинку напоминаешь, боюсь ненароком сломать, не зная, как работает. Вот скажи честно, что утром надеть хотела?

– Позлить вас хотелось, это правда. Вы правильно просчитали. Но до утра это желание и пройти могло. Да и не знаю я, что носила ваша супруга.

– У неё были вещи, которые нигде, кроме спальни, она не надевала…

– Нет, такое я бы не рискнула надеть, вы зря испугались, Ваша Светлость. Да даже если бы надела, никто, кроме служанок, не увидел бы.

– Ты бы испортила мне настроение перед завтраком, мы бы поругались, потом ты могла отказаться есть… Я подумал, что мне проще извиниться сейчас, чем выяснять с тобой отношения утром.

– Милорд, мне порой кажется, что я сплю. Такие герцоги только в сказках бывают. Да и молва о вас как-то не вяжется с тем, что сейчас своими глазами вижу…

– Миледи, вы не спите. Молва обо мне не лестная, знаю, но как ещё можно управлять большим пределом? Так что другой молвы и быть не может. А семья это немного другое. И, если честно, я привык, что жена это действительно опора. Я любил супругу, да и Виктория меня любила… Когда она умерла вторыми родами, решил, что больше не женюсь, поскольку такой жены больше не найду. Вас взял в супруги исключительно из меркантильных соображений, но сейчас что-то мне подсказывает, что вы женой не хуже Виктории можете стать, главное, нам сейчас с вами общий язык найти. Ведь и в Писании подобных мезальянсов примеры есть. Вы не по положению умны и обаятельны, да и Его Святейшество не иначе как по прозорливости своей своё благословение нам дал…

– Про его святейшество не надо, милорд. Вы уж извините, но в его прозорливость я не особо верю. И в то, что жена неплохая из меня получиться может, тоже не особо верю. Характер у меня уж больно непростой для этого. Рано или поздно вам захочется на колени меня поставить, а мне проще кинжал себе в сердце воткнуть, чем на них опуститься…

– Однако я уже видел вас на коленях и неоднократно… Разве не так?

– Опуститься на них по доброй воле и по приказу это большая разница, милорд… Особенно для меня.

– То есть не встанешь на колени, если я тебе прикажу?

– Может, и встану, но вот поднимусь ли и какая поднимусь – большой вопрос…

– Понял, что имеешь в виду. Ты не простишь унижения. Но я не собираюсь тебя унижать, поверь. И если когда-нибудь прикажу встать на колени, это будет лишь для твоего блага, можешь не сомневаться.

– Хочется верить…

– Дорогая моя, я поклялся на венчании, что буду заботиться и делать всё к твоему благу. А вот в чем поклялась ты, если мысль о подчинении мне вызывает у тебя такое неприятие, я не понимаю.

– Милорд, то, в чём я клялась, вы слышали. И претензий у вас ко мне быть не может, поскольку я не только безропотно подчинилась всем вашим приказаниям, но даже сейчас не возражаю, хотя вы меня держите раздетой посреди спальни уже сколько времени. И в чём тут заключается моё благо, понять я тоже никак не могу, как ни стараюсь. Если только в том, чтобы я окончательно замёрзла и побыстрее отправилась вслед за вашей усопшей женой…

– Чёрт… Извини… Извини… – он порывисто шагнул к ней, обнял и прижал к себе. – Ты так красиво стояла, что я даже забыл, что ты раздета, а ты и впрямь вся холодная. Господи, какой я болван…

Он начал растирать ей плечи, потом подхватил на руки, отнёс на кровать и набросил на плечи одеяло. После чего проговорил: «Подожди немного, сейчас вернусь», и торопливо вышел.

Кутаясь в одеяло, Миранда проводила его настороженным взглядом. Поведение герцога сбивало с толка, она никак не могла понять своё отношение к нему и выстроить хоть какую-то линию поведения.

В душе царила неразбериха. Ясно было лишь одно: сбежать сегодня ночью уже точно не удастся. При этом оставалось неясным, нужно ли сбегать, в принципе, или всё же с герцогом удастся поладить к обоюдному с ним удовольствию.

Перспектива быть герцогиней ничего кроме иронической улыбки не вызывала. Миранда не представляла, как сможет следовать строгим правилам светского этикета.

Она, конечно, следовала ещё более строгим правилам, живя во дворце инквизиции, но тогда она знала, что это временно… И это здорово её поддерживало.

Хотя что ей мешает думать сейчас так же и готовить побег? Причём намного более хорошо подготовленный, чем сегодняшняя спонтанная попытка сбежать в никуда. Ведь ей ещё продумать надо, как забрать свой амулет, заполучить кота и не подвести под удар Стива…

Нет, правильно ей Творец не ответил. Такие дела без подготовки не делаются. Ей надо перестать быть откровенной, изобразить покладистую жену, усыпить бдительность герцога, подготовить пути отступления и только после этого бежать. А то разоткровенничалась не к месту, не иначе как захотелось покрасоваться перед знатной особой, мол, я тоже не так проста, как могло бы показаться…

Идиотка!.. Как есть идиотка. То, что он приласкал её в постели и сделал вид, что готов уважать, ещё ничего не значит. Всё равно таких отношений, как с Вальдом, у неё ни с кем быть не может, и нечего о таком даже мечтать.

Тут надо быть готовой, что о тебя вытрут ноги и выкинут за ненадобностью, как тот же Альфред.

Мысль об Альфреде вызвала у неё непроизвольный озноб, она нервно передёрнула плечами и замотала головой, пытаясь её отогнать. Нет! Она не будет о нём думать, слишком больно.

Хотя хорошо, что она о нём вспомнила, славное напоминание о том, как ведут себя мужчины, когда подпускаешь их слишком близко и перестаёшь страховаться.

В это время в дверях показался герцог с большим кубком в руках.

– Вот, выпейте, моя дорогая. Это поможет вам согреться.

– Что это, милорд?

– Горячее вино. Пейте!

– Но я не хочу вина… – она попыталась отстранить его руку, но это ей не удалось.

– Пейте, миледи! Причём до дна. Это приказ! – он насильно поднёс кубок к её губам.

– Хорошо, хорошо… Я выпью, – перестав сопротивляться, она взяла кубок из его рук и залпом выпила обжигающий горло напиток.

Забрав пустой кубок из её рук, герцог отбросил его на пол, после чего уложил её на кровати, сел рядом и, приговаривая: «Закрывайте глаза, миледи, сейчас согреетесь, уснёте, и всё будет хорошо», начал ласково гладить по плечам.

Горячее вино действительно подействовало быстро, и блаженное тепло волной разлилось по всему телу Миранды. А как только она покорно прикрыла глаза, то и сама не заметила, как провалилась в зыбкую пелену сна.

***

Проснулась Миранда от того, что кто-то осторожно теребил её за плечо.

– Миледи, просыпайтесь, пожалуйста… – назойливо повторял при этом нежный девичий голосок прямо у неё над ухом, – Миледи, пожалуйста.

Миранда медленно открыла глаза, голова неприятно ныла после выпитого вчера вина. Вот не привыкла она к алкоголю.

– Что тебе? – спросила тихо, скосив взгляд на хорошенькую служанку, настойчиво её будившую.

– Меньше чем через полчаса завтрак, миледи. Милорд герцог может с минуты на минуту прийти, а вы не вставали даже… – в её глазах плескался панический ужас. – А он велел вам подходящие наряды к завтраку подыскать… А вы не выбрали ничего…

– Успеем, – поморщившись, равнодушно выдохнула Миранда и медленно приподнялась на кровати.

Девушка тут же подала ей халат и помогла надеть.

– Я вчера не видела тебя.

– Да, миледи. Меня утром милорд к вам камеристкой назначил. Меня Лидией зовут.

– Камеристка… – Миранда снова поморщилась, в голове неприятной болью отдавалось каждое слово и движение. – Чем ему прежние служанки не угодили? – кивнула на четырёх уже знакомых ей девушек, жмущихся ближе к двери и державших в руках охапки платьев.

– Им не положено вам помогать переодеваться, только если вещи какие подать. Меня специально учили этому, да и происхождение у меня другое.

– Это какое же?

– Я пятая дочь эсквайра Ленгли из Норвиля.

– Понятно… – Миранда тяжело вздохнула, понимая, что заморочки с этикетом уже начались.

– Так какое платье вы наденете к завтраку? – Лидия сделала знак служанкам подойти ближе.

– Вон то, – Миранда ткнула в первое попавшееся платье из кипы, поднесённой девушками.

– Но оно не подходит к завтраку, миледи, у него вырез и короткие рукава, это вечернее платье… – Лидия в замешательстве всплеснула руками.

– Так какого чёрта ты подсовываешь его мне к завтраку?! – головная боль сыграла свою роль, и Миранда перестала сдерживать раздражение.

– Извините, миледи… – тут же испуганно склонилась перед ней камеристка. – Мне просто Его Светлость приказал все платья вам показать.

– Просто, сложно… Ты идиотка, Лидия! Любое подходящее мне подай, и закончим на этом!

– Да, конечно, миледи… Тогда, может, это? – девушка развернула перед ней жемчужно-серое платье с кружевной чёрной отделкой и чёрной шнуровкой.

– Пусть это. Помоги его надеть!

– Да, миледи… – Лидия взмахом руки отправила служанок за двери и начала помогать ей переодеваться.

Когда она заканчивала шнуровать корсет платья, в комнаты вошёл герцог.

– Доброе утро, моя дорогая.

– Здравствуйте, Ваша Светлость. Рада вас видеть, – Миранда чуть присела в лёгком реверансе.

– Не мешайте камеристке, моя дорогая, а то она сейчас вам всё криво зашнурует. В спальне этикет ни к чему.

– Учту, – Миранда постаралась ответить максимально отстранённо, потому что боль с новой силой стала пульсировать в висках.

– А что такое настроение у вас грустное? Что случилось? Даже платье максимально траурное выбрали.

– Почему траурное? Оно же не чёрное…

– Виктория заказала его, когда у неё собачка любимая погибла. И неделю не снимала. Не почувствовать, что платье выражает абсолютно нерадостное настроение, на мой взгляд, невозможно.

– Считайте, что я оплакиваю потерянную свободу и независимость.

– Для вас так значима эта потеря?

– Не то слово, я в жуткой депрессии, и платье единственный способ её хоть как-то выразить, – иронично протянула Миранда, решив немного подыграть супругу.

– Вы огорчаете меня, миледи, – герцог нахмурился.

– Вы предпочли бы, чтобы я скрывала это?

– Конечно же, нет, просто я не понимаю, что может быть хорошего в жизни одинокой беззащитной женщины.

– Хорошее только одно, её никто не будит по утрам, пихая под нос гору платьев, в которой она не разбирается абсолютно, и не требует срочно выбрать что-то подходящее именно к завтраку, а когда она полагается на выбор камеристки, её не обвиняют, что надела она траурное платье, выражающее абсолютно нерадостное настроение. Я, милорд, не привыкла выражать своё внутреннее состояние платьями. Для меня платье – это лишь платье, и не более того.

– Но минуту назад вы сказали абсолютно противоположное.

– Я сказала то, что хотели услышать вы, и только. Но вы почему-то очень этим огорчились, и я оказалась в полной растерянности. Я не знаю, что вам говорить, чтобы в итоге вы были довольны.

Герцог обернулся к Лидии, уже закончившей шнуровать платье и в испуге сжавшейся под его строгим взглядом:

– Ты посоветовала герцогине, какое платье надеть?

– Да, Ваша Светлость…

– Вышла вон.

Герцог сделал нетерпеливый жест рукой, и камеристка быстро выскочила за дверь.

– Почему не сказала сразу?

– Что не сказала? Что ничего не понимаю в том, с какими рукавами должно быть платье, чтобы надеть его к завтраку, или что после того, как вы вчера меня напоили, голова у меня раскалывается, и я еле стою на ногах и мне абсолютно всё равно, что будет на мне надето? Что я должна была вам сказать при этой молодой особе, кичащейся своим происхождением? – выдохнула с раздражением Миранда и тут же пожалела о сказанном. Она ведь решила, что не станет спорить с герцогом, а сама снова ведёт себя как несдержанная идиотка.

– Здорово ты меня приложила. Вот даже, что ответить тебе, не знаю… Хотя знаю, тебе с самого начала надо было сказать, что плохо себя чувствуешь и болит голова, и разговор пошёл бы совсем в другом русле.

– Извините, милорд. У меня действительно она очень болит, и поэтому я не сдержалась. Я постараюсь впредь вести себя более подобающим образом.

– Да ладно… Мне впору самому у тебя извинения просить. Мог ведь и не углубляться в это обсуждение. Но не ожидал именно это платье на тебе увидеть, а потом ты действительно озвучила мои опасения, прям слово в слово.

– Извините, милорд… – повторила Миранда, удивлённая его реакцией и словами.

– Кстати, может, тебе лекаря пригласить? Голова очень сильно болит?

– Терпимо. Это от вина. Я не привыкла его пить. Надеюсь, скоро пройдёт.

– На завтраке присутствовать сможешь?

– Да, особенно если напрягать мозги будет не нужно.

– Не нужно, я постараюсь, чтобы тебе было комфортно.

– Спасибо, – она нежно улыбнулась ему и благодарно коснулась его руки кончиками пальцев.

– Чёрт, – он перехватил её ладонь и сильно сжал в своей руке, – когда ты так улыбаешься, мне становится не до завтрака и это платье хочется разодрать наподобие твоего… Давно такого со мной не было.

– Милорд, приберегите пыл до вечера, а то у меня или платьев не останется, или я научусь никогда не улыбаться.

– Я после завтрака заставлю тебя его снять. Всё равно к обеду менять будешь.

– Да вы деспот, Ваша Светлость. Я точно скоро разучусь улыбаться.

– Может, и деспот, но, если научишься так улыбаться, несмотря ни на что, не останешься в накладе…

– Я попробую, но вот обещать не могу. Женщины существа нежные и ранимые, им улыбаться, несмотря ни на что, крайне сложно. Особенно когда им пообещали комфорт во время завтрака и его же грозятся нарушить…

– Уела. Пойдём, не стану больше его нарушать. Твоё спокойствие ближайший час гарантировано.