Текст книги "Пустые Холмы"

– Марго? – Полина осторожно села рядом.

Маргарита повернулась к ней: взгляд ее был потерянный, но губы дрогнули в неловкой улыбке.

– Я должна тебе кое-что сказать. Я… – Она снова посмотрела на зажатое в руке письмо. – Кажется, я влюблена в наставника.

– Что? – шепотом переспросила Полина: в гостиной уже слышались голоса девушек. – В какого еще наставника?

– В Александра Владимировича. Мы… переписываемся. Нет, то есть… Это нельзя назвать перепиской, конечно. Я сейчас тебе все расскажу, но пообещай, что пока не скажешь Васе и Анисье. Нехорошо что-то скрывать от них, но я не хочу…

– Буду молчать! Но я ничего не понимаю!

– Если бы мне самой было что-то понятно… Если бы была возможность все прояснить… Но у меня тяжелый случай, как ты можешь догадаться. – Маргарита усмехнулась и положила голову ей на плечо.

* * *

Говорили, что именно в Осеннее равноденствие Дивный сад набирается особенной силы. Дивноморцы несли с собой подушки и пледы, музыкальные инструменты и круглый каравай в знак прощания с летним солнцем.

Сева откопал на дне сумки самую приличную рубашку, попытался даже причесаться, но волосы снова отросли, так что справиться с ними было невозможно. Он попытался настроиться на веселую ночь: планировали они с Муромцем провести незабываемое время в Дивноморье или нет, в конце концов? Тем более все вокруг твердили, что от волшебной силы сада голова идет кругом в буквальном смысле. Так что он надеялся оказаться в центре самой крутой компании, танцевать до упаду, целоваться с кем-нибудь и вдыхать запах южной осени.

Он покинул башню последним и шагнул на тропинку, чтобы срезать путь до перекрестка, когда чья-то рука вцепилась в его плечо. Перед самым носом возник перепуганный Маливиничок. Он громко шикнул, приказывая Севе молчать, и потянул его за угол башни, в тень.

– Егор Алексеевич?

– Молчи! И слушай! – Маливиничок нахмурился, отчего его лицо сделалось забавным. – Ты спрашивал у Даши про женские круги?

– Да, спрашивал…

– Так вот! Приходи на главную набережную, повернись лицом на юг и смотри на скалы. За полчаса до заката.

На этих словах он вытолкнул Севу из-за угла, потому что мимо пробежала стайка нарядных девчонок с лентами в волосах.

Митя уже ждал в условленном месте в компании братьев Романовых.

– Значит, будет что-то вроде медитации? – спросил Муромец как раз в тот миг, когда Сева вырос за их спинами. – Привет! Пытаюсь узнать, что нас ждет в Дивном саду. Ты бы только знал, каких небылиц я уже наслушался! Некоторые показались любопытными, но о таком в приличном обществе не говорят.

– Да, что-то вроде медитации, – серьезно ответил Николай.

– Вам понравится! – улыбнулся Костя. – Сознание сада просыпается, вы с ним соприкоснетесь! Сможете узнать больше о себе… О чем вы потом никому не расскажете в приличном обществе.

– Хорошо, уговорил! – Муромец хлопнул Костю по плечу. – А молчание свидетелей придется покупать?

– На некоторых магия сада действует особенно! – С боковой тропинки выскочили сестры Лора и Мира Глазатые. – Так что шутки шутками, но кое от кого бывает просто не отвязаться.

– Все в этот вечер проявляются с разных сторон! – сказала Лора.

– Агата, например, рассказывает сказки, – пояснила Мира, переглянувшись с младшим Романовым. – Из них можно узнать о своем будущем.

– По-моему, эти сказки вовсе не про будущее, – возразила ей сестра.

– Ой, знаем мы эти ее сказки! – отмахнулся Митя. – Про них болтают на каждом углу. Сама же Агата выдала Заиграй-Овражкину про колобка.

Девчонки рассмеялись, Мира потянула сестру вперед.

– Идем скорее! Успеем занять место. – Сделав несколько шагов, она обернулась к Косте: – Ты с нами?

Костя сконфуженно улыбнулся парням и, ничего не сказав, последовал за Мирой и Лорой. Сева не обратил бы на все это внимания, если бы не изменившееся выражение лица Николая. Пришлось взглянуть на ситуацию иначе: если во время разговора Лора льнула к нему, как бы невзначай дотрагивалась плечом до его руки, то Мира разговаривала только с Костей. Костя смущенно молчал и сразу же откликнулся на ее приглашение. Все ясно, эти двое были влюблены. И, наверное, именно это злило старшего Романова. Мира ведь была обычной девчонкой, а у Кости, скорее всего, намечалась партия со знатной девушкой.

– Что-то не так? – спросил он прямо.

Николай дернул плечом и придал лицу непринужденное выражение. Но пока он не успел ответить «все в порядке», Сева продолжил:

– Мне показалось, или тебе не нравится Мира?

– Дело не в самой Мире. А в том, что мой брат таскается за ней… Вы же понимаете, им не быть вместе. – Он посмотрел на Митю и Севу, но не встретил согласия.

– Надеюсь, – голос Николая зазвенел холодом, – пары свиданий моему братцу хватит, чтобы успокоиться.

Митя слегка побледнел.

– Так рассуждать нельзя, – вступился Сева.

– Но это правда жизни. И потом, забавно слышать это от тебя. Ходят слухи, что ты меняешь девушек как перчатки.

– Про меня ходят слухи и похуже, – отрезал Сева. – Но если всему верить, можно вообще потерять связь с реальностью. К тому же мы говорим про твоего брата, а не про меня.

– Вот Муромец, я думаю, меня понимает! Представьте только, что Анисья влюбилась бы в парня из ненадежной семьи! В конце концов, не всем же везет так, как Мите.

– Мне? – упавшим голосом переспросил Муромец, но Сева дернул его за локоть, чтобы он не продолжал.

– Да, конечно! Я бы многое отдал, чтобы меня обручили с Марьяной Долгорукой. Это прекрасная партия, а сама она – просто очаровательное создание. Пример красоты, благородства, силы и ума. Я знаю, она еще совсем юна, но ведь уже чувствуется, какая из нее получится непревзойденная колдунья.

Персиковый сад очень кстати прервал их разговор. Деревья росли бесконечными рядами, образовывая коридоры. Земля была усыпана разноцветными подушками. Чуть ли не на каждой веточке колыхались ленты: розовые, желтые, бледно-голубые, белые. Они вздымались вокруг крон, как разноцветные облака.

Колдуны вошли под их сень и направились к центру сада. Здесь на ветках позвякивали ракушки на тонких шнурках, трелью взрывались колокольчики.

Дальше ленты попадались белые, навязаны они были гуще и спускались почти до самой земли. Митя и Сева все шли, пока наконец не заметили целую гору шелковых подушек, на вершине которой сидели близняшки Агата и Леля. Вокруг них порхали девушки в нарядных платьях и что-то разливали по маленьким медным чашечкам, выставленным на круглых подносах.

– Останемся тут? Поближе к этим странным девицам, – предложил Сева.

– Хочешь продолжение «Колобка»? – спросил Митя, усаживаясь под дерево.

– Разве рыжие не милы твоему взору? – улыбнулся Сева, но Муромец не оценил шутку. Он продолжал хмуриться. – Романов испортил тебе настроение?

– Немного, – признался Митя. – Хотя тут нечему удивляться. Когда-то Романовы были чересчур лояльны в вопросах брака, и это привело к тому, что теперь у их рода множество ветвей. Они потеряли былую сплоченность, власть и богатство. Но память не дает им покоя, и теперь представители разных ветвей рода стремятся отвоевать обратно хоть немного влияния. Они перестали быть равными остальным представителям высшего круга. Но и превратиться в простых колдунов, живущих обычной жизнью, не смогли. Они зависли где-то посередине. Небыльцы по привычке их сторонятся как знатных и богатых. Древние семьи же не берут их в расчет, когда планируют браки и другие союзы. А все потому, что они сами не знают своего места. Они не понимают, кто они. Но вот Николай явно идет дорогой старых традиций.

– И мечтает жениться на Марьяне Долгорукой.

– Это для меня загадка, – признался Митя.

– Разве твоя мать не из рода Романовых?

– Да, – ответил Митя. – И ее союз с моим отцом – пример идеального брака, особенно в глазах всех остальных Романовых. Кажется, Николай собрался двинуться по ее стопам, только желанная невеста оказалась уже занята.

Ленты зашевелились, из-за них показалась Баба Луца с медной пиалой в руках. На ней было алое платье, напоминавшее легкий халат, второпях наброшенный на плечи и неплотно стянутый на поясе. Митя с Севой от неожиданности приоткрыли рты, забыв о теме разговора. Луца усмехнулась, присела перед ними, окунула палец в пиалу и прикоснулась к их лбам, оставив там маслянистые, пахнувшие сладким персиком следы. В следующее мгновение она исчезла, а перед глазами у обоих сад легонько покачнулся. Нонна обнесла всех маленькими чашечками. Митя глотнул пряного напитка, и в кончиках пальцев потеплело, по позвоночнику пробежал ток. Он закрыл глаза и погрузился в созерцание разноцветных переливов, вспыхивавших на фоне бескрайнего космоса. Ему показалось, что сам он вдруг стал полым и невесомым и разводы розового, персикового и бирюзового по очереди наполнили его пустую оболочку.

На подушках уже расселись другие воспитанники. Двое играли на арфах, остальные тянули мелодию голосом. Голоса приумножались, звучали громче и громче, и Митя вдруг понял, что может подпевать, словно мелодия проходила от земли к небу прямо сквозь него.

Счет времени потерялся, Мите казалось, что небо над ним давно потемнело и звезды, как в августе, сыпятся градом – хоть лукошко подставляй. Но когда он открыл глаза, среди пушистых облаков виднелась голубая лазурь. Он вспомнил себя маленьким, едва научившимся ходить. На один из первых праздников Коляды в родительском доме он был наряжен медвежонком, отец подбрасывал его на руках, а Митя рычал, приводя в восторг бабушек и тетушек. Только мама не смеялась. Маму он почему-то вообще не мог вспомнить.

Видение переменилось внезапно. Это была избушка в Заречье, его стол, заваленный книгами и берестой, его колени, руки, а перед глазами полыхало рыжим, дыхание срывалось, когда губы прикасались к обнаженному плечу, и приятная тяжесть чужого тела была такой невыносимо сладкой, что сводило живот. Под его пальцами разлетались в стороны пуговки и петельки черного платья: первая, вторая, третья, девятая, одиннадцатая. Одиннадцать пуговиц, ну что за пытка! И как это у них обоих получилось не грустить в ту ночь? Не думать о том, что наутро они расстанутся навсегда… Словно они сговорились провести последние часы так, чтобы никогда их не забыть… Да, так и вышло!

Он приоткрыл глаза. Среди лент танцевали девушки и парни в пестрых накидках. Сева лежал рядом, но голова его покоилась на коленях Милы. Мила перебирала его волосы и как будто что-то вплетала в них. Можно было принять Заиграй-Овражкина за спящего, но его выдавала рука: пальцы медленно скользили по полному бедру сидевшей рядом красавицы Нонны.

Ленты взметнулись вверх, и все семеро сестер Глазатых с хохотом повалились на гору подушек.

– Мы пришли за сказками Агаты! – заверещали они, перелезая через Муромца – кто-то из них даже умудрился чмокнуть его в нос, протискиваясь между Милой и Нонной и бросаясь подушками в танцующих.

– Вы в очереди? – спросила Мира, покосившись сначала на разомлевшего целителя, а потом на Муромца.

– Да, первые! – пробормотал Сева. – Как только она начнет принимать, мы тут же к ней.

Девчонки отпихнули подоспевшего Костю Романова и его друга Дениса и потащили Севу вниз с горы подушек. Он кое-как поднялся на ноги и очутился лицом к лицу с рыжей русалкой.

– А, чужа-ак, – протянула Агата, по-доброму сверкнув бездонными глазами. – Ну, устраивайся! Будешь слушать продолжение про колобка.

– Нет у колобка продолжения, вот что меня беспокоит, – нашелся он, и Агата хитро рассмеялась.

Она подвела его к узорчатому пледу, где в круге свечей восседала ее слепая сестра с альбомом в руках.

– Сейчас Леля нарисует то, что видит, и я расскажу тебе историю.

Сева улыбнулся, глядя, как хрупкая девчушка сосредоточенно водит карандашом по листу бумаги. Он уже видел там неровные круги, плавающие в небе над холмом, от них к земле потянулись темные штрихи. Но в конце концов она закрасила всю картинку черным. Агата взяла рисунок, покачала головой и закрыла глаза. Парни и девушки в ожидании попадали на подушки, отложили музыкальные инструменты и миски с виноградом, только продолжала плыть откуда-то из-за стволов и лент трепетная мелодия поющих чаш.

Агата подняла к Севе лицо. Глаза ее были закрыты, но между прозрачных, чуть рыжеватых бровей проступила складочка. Все вокруг подобрались, подсели ближе и навострили уши.

– Когда промолвит слово камень… – Голос Агаты дрогнул.

 
Слезами небо холм зальет.
Судьба планеты в ряд расставит.
Ты знай, что твой пришел черед.
Ты – тьма, что в страхе отвергают.
Ты – страх, что прячут под замок.
Ты – в нас, тобой душа сгорает.
Ты ветра вой и страшный рок.
 

Она расслабила пальцы, но Сева не спешил убирать руку. Он попытался мысленно повторить услышанное и с удивлением обнаружил, что слова уже застряли где-то внутри него, словно это был знакомый с детства стишок или считалочка.

Агата отстранилась.

– Не спрашивай, что это значит, – сказала она, и на ее лице появилось привычное мечтательное выражение. – Я не знаю, честно.

– Понимаю, – ответил Сева. – Ты проводник.

– Мы – проводники, – поправила Агата, показывая заштрихованную картинку. Леля довольно улыбалась, копируя выражение лица сестры.

– А для Муромца что-нибудь найдется?

Услышав вопрос, девушки подхватили под руки Митю и вытолкали вперед.

– О, найдется, конечно, – воскликнула Агата и заглянула в рисунок близняшки. – Садись, Митя. Тебя ждет сказка о Большой Медведице. Она ведь твоя покровительница, так?

На черном свитере Муромца и впрямь было вышито созвездие Большой Медведицы, но все же Севе показалось, что сестры имеют в виду другое.

– Да вроде бы… нет, – признался Митя.

– Не может быть, чтобы мы ошиблись, – ласково улыбнулась Агата. – Леля никогда не ошибается. Слушай сказку и вспоминай, кто она – Большая Медведица. Жила-была Медведица. Конечно, она не была медведицей в привычном смысле. Иногда она все же становилась человеком. Говорят, в огромном мировом лесу таких медведей рождается мало, и всем им поначалу приходится тяжело. И вот однажды Медведицу позвали на помощь. Помощь понадобилась на той стороне света, куда Медведица никогда не ступала. Говорили, там стоит вечный мрак и правят самые низменные чувства. Говорили, что люди там ради собственного величия готовы разрушить все что угодно. Они уничтожают живое, калечат природу и высасывают силы из земли. Но там родился Медвежонок, и Медведица не могла бросить его одного. Медвежонок не понимал, кто он. Не знал, как жить, будучи и человеком, и медведем одновременно. Он сходил с ума, мучил и себя, и других. Тогда Медведицу позвали на помощь. Научить его. Объяснить. Выходить. И она отправилась, хотя обещала никогда не ступать на ту сторону. Она провела долгое время в теле Медведицы, чтобы научить всему Медвежонка. Время для нее шло по-иному. Родные ждали ее и скучали. Они женились, заводили детей, даже умирали и все же надеялись на ее возвращение. Но Медведицы не бросают Медвежат, ведь это и есть их настоящие дети. Когда показалось, что она научила его всему, чему могла, и была готова отпустить его в мир, случилось непоправимое. Все это время мрак и законы другой стороны влияли на Медвежонка больше, чем слова Медведицы. Получив власть над обоими своими телами, он возомнил себя тем, кого будут бояться, за кем будут идти, кому будут подчиняться и перед кем захотят преклонить колени. Медвежонок вот-вот мог превратиться в Медведя и стать опасным. Тогда Медведице пришлось проучить его. Конечно, в драке Медведица одержала победу и дала Медвежонку понять, что, пока в ней теплятся силы, она не допустит его господства над людьми. В знак памяти о схватке она оставила себе его коготь. А еще коготь не давал ей забыть, в чем состоит ее настоящий долг. Медведица до сих пор ждет, когда же появится другой Медвежонок, чтобы она смогла передать ему свой талисман и возложить на его плечи борьбу за Свет. Она знает, как могут быть опасны Медведи, и не покинет этот мир, пока не найдет своего преемника.

Митя слушал, уткнувшись взглядом в подушку, и поднял глаза, лишь когда нежная рука сжала его ладонь. Сердце стучало и ухало, а Агата почему-то плакала. По лицу Лели тоже катились слезы. Утирали слезинки и столпившиеся вокруг девушки.

Он обернулся. Севы рядом не было.

* * *

Небо заливал медовый свет, облака розовели и казались прозрачными, как наполовину истлевшие лепестки яблонь. Голос Агаты лился плавно, и если бы не часы на длинной цепочке на груди Нонны, куда Сева опустил взгляд, то он бы напрочь забыл о том, что говорил ему Егор Маливиничок.

Он улизнул незаметно, чтобы никто за ним не последовал, но это было совсем нетрудно. Простая сказка о медведице привлекла внимание всех и казалась до того грустной, что Сева едва не всплакнул от нахлынувшей тоски. Хотелось, чтобы откуда ни возьмись появилась мама и укачала его на руках. Он соскользнул с горы подушек на траву, вслед ему никто не обернулся. Он выбрался из сада, обогнул его, держась поближе к деревьям, и наконец вышел на крутой откос, нависший над морем. Солнце стало красным и неторопливо плыло к горизонту. Тропка вела вдоль кромки обрыва, иногда прыгала вниз, ближе к воде, иногда уводила выше по лохматому склону. Вдалеке уже виднелась мачта затопленного корабля. Именно туда велел прийти Маливиничок. Набережная, с которой кельпи уносили ребят на обед, часто всплывала в его мыслях, и он вместе с Муромцем, Милой, братьями Романовыми и Майей несколько раз там гулял. Она была вымощена круглым булыжником и пестрой плиткой с красно-белыми узорами, но обрывалась внезапно: с обеих сторон ее подпирали причудливые скалистые выступы, будто море оттачивало на них искусство скульптуры. Легко представлялось, что неведомая колдовская сила выплескивается вместе с волнами и преображает скалы в резной каменный лес.

Сева сбежал по лесенке. Розы в вазонах уже превратились в пучки бурых прутиков с шипами, но воздух все еще пах уходящим летом – юг умел растягивать этот сладкий миг. На набережной никого не было. Сева дошел ровно до того места, где обычно дожидались кельпи, поглядел на обломок грот-мачты, убедился, что солнце садится ровно за ней, и стал ждать. Он повернулся к югу, как и сказал Егор Алексеевич, и теперь видел перед собой красные узоры на белой плитке и каменную стену с частыми выступами, похожими на тяжелое кружево. Море лизало берег совсем близко. Иногда волны разгонялись, набирали силу, и тогда пена долетала почти что до его ног. Казалось, что вода тянется к нему, пытается дотронуться. Он отступил, но испытал удовлетворение: вода ассоциировалась с одной колдуньей.

Он поднял голову и едва не вскрикнул! Солнце, как всегда бывает в этот час, начало стремительно падать прямо в море. Его брусничный свет жарко залил набережную, покрыл хаотичными пятнами и бликами каменный лес в ее конце, и Сева вдруг увидел: никакой это не лес! никакие не кружева, выплавленные столетними волнами! Перед ним застыли каменные человеческие фигуры – сплошь мужчины: с бородами и крупными мускулистыми руками, почти что старики и совсем юные мальчишки. Их лица были стерты временем, но на них все еще читались гримасы ужаса и разинутые в крике рты.

Сева едва не задохнулся от изумления. Он бросился к скалам, но в тот же миг все исчезло, солнце почти коснулось воды, и камень снова стал камнем, а выступы и впадины на нем – лишь выбоинами от штормов.

– Что ты здесь делаешь? – раздался испуганный голос.

Сева заметил на самой вершине лестницы Лелю. Она куталась в темную куколь, закатное солнце сделало ее волосы ярко-розовыми.

– Ты… меня видишь? – едва слышно спросил Сева. Плеск моря заглушил голос, но Леля каким-то чудом его услышала.

– Нет. Но я знаю, что ты здесь. Ты должен подняться наверх.

– Зачем? – Он не мог отвести взгляда от острых скал и теперь старался воспроизвести в памяти то, что видел.

– Здесь опасно. Мужчинам нельзя одним ходить к морю.

Он вернулся на лестницу и оказался рядом с Лелей.

– Теперь я понял, что действительно опасно.

Она хмыкнула, неуверенно дернув плечом.

– Что здесь происходит? Почему эти каменные изваяния – мужчины?

– Я же сказала, что мужчинам не стоит подходить к воде…

– А женщинам? Почему с женщинами ничего не случается?

Она подняла на него прозрачные невидящие глаза.

– Никто не знает! Говорят, что, когда остров превратился в дом для непосвященных, все уже было так. Таков порядок, понимаешь?

Сева смотрел на нее еще несколько секунд: она сказала все, что знала, или все, что могла сказать. И если бы он начал расспрашивать ее снова, то услышал бы то же самое.

– Идем… – снова послышался ее голос. – Вернемся в Дивный сад, на праздник.

На праздник… Сева представил веселившихся среди персиковых деревьев парней, и в его фантазии они превратились в каменные статуи. По спине пробежал озноб, в груди булькнуло. Неудивительно, что Маливиничок был так перепуган, когда нашептывал эту тайну! Вот только как это связано с женской магией?

– Я не хочу возвращаться в сад. Настроение пропало, – сказал Сева. Ему бы не пришло в голову врать девчонке, которая, не видя, шла за ним по пятам и ни разу себя не выдала.

– А куда же тогда пойдем? – Леля чуть замедлила шаг. – К тебе?

Сева усмехнулся. Ему казалось, что намек очевиден: он хочет побыть один. Но отказать ей почему-то не смог.

– Ну хорошо, пойдем ко мне. На веранде в нашей башне как раз есть два кресла.

– Ты сделаешь кофе?

Солнце село, стало темно. Сева хлопнул ладонью по световику на небольшой верандочке, тот вспыхнул, и за ним потянулись огоньки поменьше. Кристаллы-светильники были вложены в ажурные фонари на темных цепях и украшали весь первый этаж. В углу между плетеными креслами с выцветшей обивкой примостился стол. На нем лежал огневик и ждала россыпь крохотных чашек. На полке нашлись турка, графин с водой и банка с кофе, а еще сундучок с конфетами. Леля запрыгнула в кресло и укрылась пледом. Когда она отворачивалась и волосы закрывали часть ее лица, ее запросто можно было принять за Водяную колдунью.

– Странно, мне кажется, ты на меня смотришь, – сказала Леля. Голосок у нее был тоненький и тихий, похожий на детский.

– Так я и смотрю, – признался Сева.

– Нет. – Она рассмеялась, будто бы он удачно пошутил. – Ты смотришь на другую девушку.

От удивления он чуть не выронил банку с кофе.

– Послушай, кто ты? Вы с Агатой. Кто? – Он постарался спросить это без нажима.

– Зачем ты хочешь наложить на кого-то проклятие, чужак? – Леля подобрала под себя ноги и пощупала стол, как если бы хотела убедиться, что камень-огневик начал нагреваться и кофе скоро будет готов.

– Что?

– Морской дядька сказал, ты постоянно ищешь информацию о проклятиях.

– Да, я… ищу, – подтвердил Сева, мысленно негодуя от того, каким болтуном оказался местный библиотекарь. – Но не для того, чтобы проклясть кого-нибудь, а для того, чтобы снять проклятие.

– О, ну так есть универсальный способ снимать проклятия, – улыбнулась Леля и протянула руку – за чашкой, как понял Сева. Он все еще сжимал в руках банку с кофе и даже не насыпал его в турку.

– Подожди, не так быстро.

– Зачем искать новые способы, если есть самый простой?

– Взять проклятие на себя? – спросила Сева и вдруг бухнул ложку кофе мимо турки.

– Ну, конечно!

– Называешь это простым способом… но как ты себе это представляешь?

– О, как мило, что мы с тобой болтаем о проклятиях! – Леля довольно улыбнулась и понежилась в пушистом пледе. – Так и знала, что с тобой есть о чем поговорить. Напомни, что ты спросил? Ах да. Тебе только стоит сказать этой девушке, что ты хочешь взять ее проклятие на себя. Она согласится, если тебя не любит.

– Да не согласится, – возразил Сева, решив даже не спрашивать, с чего она взяла, что речь идет о девушке. – Она же нормальная! А ни один нормальный человек на такое не пойдет!

– Может, она тебя все-таки любит?

– Этот вариант отпадает. Если бы любила, все было бы проще. Знаешь, если бы у меня был шанс просто соблазнить ее… один раз. Я бы все провернул. Если бы знал, конечно, что за ритуал требуется.

– Да разве это сложно? Приворожи!

Сначала Сева хотел отмахнуться от этого совета, но торопиться не стал. Странно, ведь Морской дядька думал, что первый раз он пришел за инструкциями по привороту, – совпадение ли?

– И это не подходит? – напомнила о себе Леля.

– Не знаю, – медленно протянул он. – Возможно, ты поможешь мне решить эту задачу. Допустим, и правда есть у нас одна девушка…

– Да, просто допустим. – Леля сосредоточенно нахмурилась, словно приготовилась в уме умножать и делить девушек на трехзначные числа.

– Снять с нее проклятие можно, если ее приворожить. Чтобы ее приворожить, я должен знать способ, как это сделать, а еще ритуал, с помощью которого смогу забрать на себя ее проклятие. Я должен быть уверен, что приворот сработает. Потому что если он не сработает, то и провести ритуал я не сумею. Верно?

– Верно.

– Но загвоздка в том, что привороты на нее могут не действовать. Из-за… особенностей ее магии. Получается, если я найду подходящий приворот, я могу воспользоваться им лишь единожды, а это значит, что я должен быть готов к ритуалу. Но чтобы отыскать тот самый приворот, мне придется перепробовать на ней несколько. И как быть, если один из них внезапно сработает, а я еще не узнаю подробностей ритуала?

– Что тебе мешает приворожить Водяную колдунью два раза?

– Водяную ко… Ч-черт. Ладно. Если я приворожу ее, то когда колдовство спадет, всем будет очевидно, кто это сделал: во время приворота она ведь будет мной бредить. Она мне такого никогда не простит. Шанса приворожить ее во второй раз просто не представится!

– А как же хитрость? – удивилась Леля. – Попросишь кого-нибудь из друзей подсунуть ей приворотное зелье или заговоренный предмет. Пусть они ее привораживают, а ты только посмотришь, работает или нет.

– Возможно, ты права…

– Ах, какая прелесть! – Она внезапно рассмеялась. – Только мы же это несерьезно, верно? Ты ведь на самом деле не собираешься ни с кого снимать проклятие такой ценой?

– Нет-нет, как ты могла подумать! – откликнулся Сева. – Только если накладывать. За этим и хожу в библиотеку.

– Ну вот и славно. А кофе очень вкусный. Я выпью еще одну чашку и пойду спать. И ты ложись.

– Хорошо. – Он налил ей еще кофе и, когда передавал чашку, чуть задержал в своей руке ее пальцы. – Только обещай, Леля, что никому не расскажешь, о чем мы с тобой сейчас тут говорили.

– Конечно. Обещаю. Если ты пообещаешь, что никому не расскажешь то, что видел на набережной.

– Что… Вот же… – возмутился Сева и во все глаза уставился на девчонку, которая так его провела.

Она в ответ хихикнула.

* * *

Повсюду разожгли костры и танцевали под бубен старого кама – того же, который иногда появлялся в Заречье. На этот раз Маргарита махала крыльями из лент вместе с остальными – у воспитанников Китежа оказались заняты роли всех музыкантов, а вот Полина решила не участвовать и даже не смотреть на танцующих, постепенно превратившихся в огромных лохматых птиц. Она сидела на старых санях, украшавших одну из полян вместо лавок, в куче жестких подушек, и Ёгра учил ее играть на варгане. Он был молчалив, но постоянно ее разглядывал. Особенно во время обучения так всматривался, правильно ли она сжала губы и достаточно ли плотно варган прилегает к ее зубам, что могло показаться, будто от этого зависит жизнь всего Китежа. Палец ее пролетал мимо латунного язычка, и ритм сбивался, звук получался прыгающим. Рядом крутилась Матреша, похожая на веселую птичку. Полине подумалось, что она очень старалась понравиться Ёгре, но того слишком увлекла необычная Водяная магия, и он больше ничего не замечал. Хотя иногда таинственно переглядывался с Демьяном, усевшимся со своим варганом неподалеку.

Маргарита кружилась и взмахивала руками чуть резче обычного. Она злилась. На себя. И на зорниковцев. Бубен, который она взяла с собой в поездку, был прицеплен к поясу и мешал движениям: хотелось сорвать его и выстучать ритм, который так и вспыхивал в груди. Но местные заявили, что уже давно готовились к ритуалу и не рассчитывали еще на одну играющую шаманку. В Заречье не было таких жестких правил. Маргарита понимала, что традиции этого временного дома надо уважать, но все казалось ужасно глупым – ну кому помешает еще один бубен? Она топнула, подпрыгнула и топнула снова. Из-под ее пятки вырвалась золотая вспышка. Злость, как Маргарита, уже давно знала, придавала сил. Тело оживало после нескольких бессонных ночей, проведенных в тревоге: с того мига, как она развернула письмо от Странника, она перечитывала его и думала над ответом. Тон письма, слова, которые подобрал наставник, похвала ее смелости… Она хотела ответить в тот же вечер, да что там… в ту же секунду! Но все-таки остановила себя, подождала, пока спадет первый восторг: пусть лучше слова придут взвешенные, пусть то, что она расскажет, будет интересным и сможет развеселить его в это непростое время.

Она выскочила из круга лохматых птиц и примостилась на пенке. Из кармана накидки появилась береста.

«Я не стала жечь ваше письмо. Но с удовольствием сейчас сожгла бы всю поляну, на которой пляшут люди, разозлившие меня. Наставник, который остался вместо вас (вы же просили не называть имен) разрешил нам потонуть в эмоциях и узнать их разрушающую силу. После он должен был научить нас прикрывать этот вечный двигатель, но меня отправили далеко-далеко, и, боюсь, мое самостоятельное обучение принесет много жертв. Шучу! Моему самому близкому другу тоже несладко. Все ждут от нее слишком многого, и она с трудом переживает, что не соответствует ожиданиям всего магического сообщества. Ну вот, имени не назвала, а о ком пишу, будет ясно даже самому глупому старообрядцу.

Здесь я много работаю над колдовством, и кажется, что мне лучше дается полная противоположность моей стихии: не мощь, не энергия и сила, а отсутствие всего этого, словно я чувствую их, но легче могу забрать это и рассеять, чем создать. Кажется, с помощью этого умения я недавно заставила глухонемого наставника выронить посох, которым он всех тут лупит по спине. Не спрашивайте.

Поселок, который построили вопреки желанию большинства старейшин (очень тяжело обходиться без названий, очень!), выглядит сурово. Надеюсь, людям хорошо доплатили, чтобы они согласились туда переехать. По ночам им снятся кошмары про чудищ, а наутро у них нет сил. Хорошо только тому, кто затеял стройку, – он собрал уже второй урожай редчайших водорослей.

На этом заканчиваю, пока не ляпнула лишнего. Ужасно любопытно, как вы получите мое письмо? Где же его найдете?»

Шаманские пляски как раз закончились. Маргарита скомкала записку, прошептала над ней наговор и сунула в мешочек. На поляне началась суета: настал черед жребия. В центре выстроились непосвященные воспитанницы Китежа. Ябме Акка возникла в кругу, словно вынырнула из-под чьей-то накидки. А вот Аристарх Назарович как раз наоборот привлек всеобщее внимание, передвигаясь вразвалочку и что-то приговаривая себе под нос. Он раздвинул девчонок, которые столпились у него на пути, и тоже вошел в круг.