Текст книги "Пустые Холмы"

– О, луноликая, приветствую тебя, – пробасил он без выражения.

– Приветствую, Мяндаш, – отозвалась бабуля Ябме. В руках она держала большое блюдо.

– Где странствовала?

– По небесам ходила, оленей пасла, забрела в лес, из которого родятся миры, видела море, из которого пошли все другие моря. Принесла привет от спящих богов, просят продлить чудесный сон, пока не потребуется их помощь.

– Богам мы отказать не в силах. Надо накормить их да напоить, чтобы спали они да не знали ни жажды, ни голода. Вот только кто же сможет это сделать?

– Есть у меня тарелка. В ней ягоды из небесного леса. Все кислые, а одна – сладкая.

– Есть у меня внучки… – Главный наставник обвел рукой круг. – Все сильные, а только одной будет прощена кровь. Пусть берут по одной ягоде, и та, кому достанется сладкая, пойдет кормить богов.

Полина забралась с ногами на сани, чтобы было лучше видно. Тарелку передали по кругу, кто-то из воспитанниц морщился, отправляя в рот тугую брусничину, кто-то закрывал глаза и с облегчением выдыхал.

– Та девица, которой досталась самая сладкая брусника, выйди в круг, – сказала Ябме Акка.

Из ряда девушек выступила Матреша – ее губы вздрагивали, глаза припухли.

– Я не хочу… я боюсь! – прошептала она.

– Не бойся, милая. Таков порядок. – Аристарх Назарович похлопал ее по плечу.

– Поверить не могу! – воскликнула Маргарита, хватая Полину под руку. – Неужели они за все эти годы и впрямь не смогли отделаться от такого ритуала? Называют себя Светлыми, а сами проливают чью-то кровь…

– Все не так просто, – поправил ее Ёгра.

– Кто-то здесь самый умный? – огрызнулась Маргарита.

– В этот день приносится священная жертва. Природа сама ее выбирает. – Он пожал плечами, не обращая внимания на свирепый взгляд Маргариты. – Идем, а то не увидим.

Он зашагал быстрее, девушки старались не отставать. Все шли к Черной вараке. Волхвы застыли нестройной толпой и затихли, только с боков лилось тихое пение нескольких парней.

Наконец среди рыжих стволов что-то замелькало, и на мосток вышла олениха с бархатными рогами, за ней показалась еще одна – меньше и моложе. Аристарх Назарович склонился в поклоне и стоял так до тех пор, пока обе оленихи не спустились по пологим ступенькам и не встали напротив него. Матреша всхлипнула, Полина заметила в ее руках длинный обрядовый нож с узорами на рукоятке.

Оленихи потерлись друг о друга мордами, соприкоснулись носами, и вдруг старшая развернулась, взбежала на балкончик и растворилась среди сосен. Голоса поющих мужчин набирали силу, они раскатисто плыли по рядам, многие подхватывали песню. Ябме Акка погладила молодую олениху и поманила Матрешу.

Все опустились на колени, только Полина с Маргаритой остались стоять.

– Она что, заколет ее? – Полина в ужасе глядела, как старая наставница пристраивает глубокую чашу у бархатной шеи оленихи: та не шевелилась. – Я не буду на это смотреть!

Маргарита тоже хотела отвернуться, но мешало возмущение: вся ее природа протестовала против того, что должно было произойти. Однако вокруг не находилось ни одной подсказки, как это остановить. Бессмысленно было кричать и плакать, требовать прекратить: ритуал, что повторялся из века в век, нельзя было искоренить одной ее истерикой.

Матреша подошла к оленихе и обняла ее. Та стояла смирно. Под ее мордой Ябме Акка уже держала чашу, расписанную красными лошадками на тонких паучьих ногах. Матреша утерла слезу, несколько раз всхлипнула и полоснула ножом по горлу оленихи.

Монотонная песня воспитанников стала громче. Маргарита заставляла себя не жмуриться, чтобы запомнить сцену во всех подробностях, и внезапно ее глаза начали различать еще что-то: в холодном сером воздухе над остывающим телом закрутились едва заметные вихри, словно стали собираться облака. Они принимали очертания оленя, но тут же распадались и в конце концов сложились в образ женщины. Женщина медленно, будто не веря своим глазам, разглядывала собственные руки, ноги, косы. Маргарита старалась не упустить ее из виду, не потерять в тусклых солнечных лучах. Наконец призрачная незнакомка беззвучно рассмеялась, на ее лице засияло счастливое выражение. Она закружилась и взглянула прямо на Маргариту. Улыбнулась, махнула рукой и исчезла.

– Полина! Поля! – Маргарита принялась дергать подругу. – Послушай! Я видела… Это не олениха! Они убили не олениху!

– Что? – Полина взглянула через плечо, но взгляд ее упал на чашу, полную ритуальной крови, которую Ябме Акка передавала Матреше.

– В теле оленя была заключена душа колдуньи. Возможно, она давно была за что-то наказана и не имела возможности прожить человеческую жизнь.

– Как ты узнала? – недоверчиво спросила Полина. Ее руки дрожали.

– Увидела. Как умерших предков Ульяны и Васи у них на свадьбе. Идем. Кажется, теперь мы должны обойти деревню и напоить верлиок.

Матреша несла чашу в поднятых руках. Ее босые ступни утопали в сочившейся из кочек воде, косы вздрагивали в такт шагам. Полина увидела длинный кроваво-красный след, тянущийся за ней. Там, куда она наступала, мох становился алым. Сгущались тучи, неся в себе то ли ночь, то ли снег. Наставники остались возле убитой оленихи. Краем глаза Полина успела заметить, как Ябме Акка склонилась над ней и ласково огладила рукой пятнистый бок. Парни, выбиравшие себе дорогу справа и слева от вереницы девушек, снова затянули наговор.

– Песнь зимы, – узнала Маргарита и шепнула Полине: – Ее же поют колдуны Заречья.

– Точно… – Полина вспомнила, как Светослав когда-то разучивал эту песню в Огненном чертоге.

Болота подползали со всех сторон, пропитывали окрестности стоячей темной водой. Тут и там испуганно метались потревоженные мереки и арруквы. Весь год эта земля принадлежала им одним, и никто не ходил по тихой трясине, никто не запинался о подгнившие коряги, не тревожил их сердца непонятной песней.

Уже несколько минут низ живота тянуло, и ноющая боль рождала ощущение силы, хотя в груди все еще гулял страх увиденного. Кончики пальцев покалывало. Полину окружала родная стихия. Она засасывала камни и травы, превращала крепкую землю в жидкую кашу. Здешняя сырость не дала бы разгореться огню, стоячий воздух был пропитан запахом подземных вод. И эта скрытая мощь – утягивающая, пробирающаяся незаметно в любые уголки – успокаивала Полину и вдохновляла. Она все твердила себе то, что услышала от Маргариты: в теле оленя была заключена душа колдуньи, которая обрадовалась освобождению. Конечно… не могли же Светлые просто взять и убить первое попавшееся существо? Наверняка этот круг ритуальных жертвоприношений, рождений, наказаний, смертей и освобождений был давно налажен.

Расплывающиеся очертания огромных валунов стали четче. Полина помнила, что это никакие не камни, а спины огромных верлиок, покрывшиеся мхом и вереском. И песнь зимы вместе с жертвенной кровью продлит их сладкий сон еще на один год.

Сначала холмики появлялись нечасто, лишь немного выступая над лужами, но чем дальше, тем каменные спины становились все мощнее и все плотнее прижимались друг к другу, будто одноглазые великаны спали, сбившись кучками.

Зазвучали варганы, похожие на голоса волшебных существ. Вибрирующий звук вставал над болотами и не мог сдвинуться с места, не мог улететь ввысь вместе с ветром, он пьянил, будил в душе неназванное, но успокаивал тело и мечущийся ум. Теперь запели и девушки, где-то забили в бубен. Полина переглянулась с Маргаритой. Та взяла бубен с собой, хотя воспитанники Китежа и не разрешили ей присоединиться к их игре. Наверное, стоило им поверить: у каждого в обряде имелась строго отведенная роль, и количество инструментов не должно было меняться, и только местные знали те самые нужные ритмы, чтобы усыпить верлиок. Но Полине захотелось, чтобы играла Маргарита. Ей нравилась пустота, которая затапливала мир от ударов Маргаритиного бубна. Она смежила веки, и сознание ее унеслось за пределы тела, растворилось в водах, теперь оно блуждало у бархатных спин существ, ныряло глубоко под землю… и вдруг… что-то словно ударило ее в грудь. Где-то вспыхнула жизнь. Огромное сердце застучало быстрее. Она открыла глаза и огляделась: вокруг все то же, только Матреша отделилась ото всех, приблизилась к самому плотному ряду окаменевших спин и медленно побрела вдоль него, тонкой струйкой выливая из чаши кровь.

Но то, что уловила Полина, уже невозможно было остановить. Под землей оживало нечто, нити жизни пронизывали болотную воду. Совершенно некстати вспомнилась встреча с водяным, которая случилась в последнюю Купальскую ночь. Она помнила и тошнотворный звериный страх, сбивающий с ног, и ни с чем не сравнимый восторг, когда темное, неведомое поднималось из воды ей навстречу. То существо было соткано из ночи и тины, прибрежного ила и небесных звезд. Его нельзя было объять умом, нельзя было понять и изучить. И нельзя было доказать, что оно появлялось на самом деле…

Вот и сейчас покалывание в пальцах переросло в тошноту, а удивление – в трепетное ожидание чудес. И она, словно в замедленной съемке, увидела, как тревожно один парень дергал другого за рукав, как попятились девушки, как кинулись врассыпную речные черти, как Матреша выронила чашу и подпрыгнула, будто под ее ногами кто-то зашевелился.

Маргарита не сразу поняла, что происходит. Она ступила в лужицу оленьей крови, варганы замолкли, как будто кто-то взял и оборвал звуки. По земле пробежала мелкая дрожь, вода в болотах пошла рябью.

– Это еще что? – зашептала она Полине. К ним кинулось целое семейство мереков, один схватился за Маргаритину юбку и больно царапнул по ноге. – Только пусть не говорят, что обряд пошел не по плану…

Полина молчала, Маргарита изумленно глянула на нее и отступила. Когда под ногами дрогнуло – на этот раз гораздо ощутимее – и когда зорниковцы побросали инструменты и сгрудились вокруг Матреши, глаза Полины подернулись серебристой пеленой, будто вместо зрачков там засверкали луны.

– Надо уходить! – крикнул Лёлль и грохнулся: кочка у него под ногами взбрыкнула.

– Да что вы стоите? Быстро-быстро! – приказала Аксинья, подталкивая Маргариту под локоть.

– Верлиоки проснулись? Это невозможно! Бежим! – Крики раздавались со всех сторон, воспитанники засуетились, выискивая дорожку.

Кто-то убежал, а кто-то все еще мешкал, земля под ногами ходила ходуном, и там, где еще секунду назад были кочки, теперь открывались провалы, в которых можно было утонуть.

– Что с ней? – завопила Улльна, глядя на Полину. Наконец и остальные заметили нечеловеческий блеск ее глаз.

Водяная колдунья повернулась к Маргарите и прошептала:

– Пришел час поздороваться с ними. Не бойся…

Маргарита поняла, что ничего теперь не изменить.

– Все сюда! – крикнула она, приманивая рукой оставшихся воспитанников. – Бежим, спрячемся за теми камнями. Нет, Полина с нами не идет, оставьте ее!

Вдалеке она видела наставников, бегущих через болота на помощь подопечным. Кого-то они уже успели перехватить, но, когда земля перед Водяной колдуньей буквально вздыбилась, замерли и они. Оставшиеся участники обряда кинулись за Маргаритой и упали в липкую грязь за одним из плоских камней. Прервались и музыка, и крики. Все слушали утробный рык, рвущийся из-под земли, грохот катящихся камней и писк разбуженных мереков: их хлипенькие болотные хатки рушились на глазах. Полина же стояла посреди вырастающих каменных глыб, ее окатывали грязные брызги. Земля разверзалась с влажным чмоканьем, ямы наполнялись водой, тучи прорвались ливнем. Теперь на месте мягких мшистых холмов высились настоящие горы. Они скрежетали, разгибались и превращались в двуногих великанов. Каждую голову украшал один-единственный глаз – и не звериный, и не человеческий.

Притихшие волхвы, нойды и шаманы молча наблюдали: девчонка в темной курточке с капюшоном и в перепачканном платье стояла одна среди двенадцати каменных великанов. Верлиоки утробно завыли, звук этот был похож на лязг гигантских ржавых механизмов. Когда он прекратился, крошечная фигурка Водяной колдуньи застыла в низком поклоне. Тогда верлиоки один за одним начали кланяться в ответ.

Глава восьмая
Морская царевна

Он засыпал тяжело, застревая в тревожном дребезжании мира. Сон начинался сразу с того места, на котором оборвался в прошлую ночь. Сева то и дело открывал глаза с желанием резко выпрямиться и сесть на постели, но вокруг никого не было, и тишина, разбавленная далекими звуками прибоя, снова убаюкивала. Яркая луна высвечивала на стене прямоугольник, похожий на дверь.

В голове продолжали болтать голоса. Вот Муромец только что узнал от сестры, а сестра – от Маргариты Руян, что в Китеже произошло странное. Водяная колдунья разбудила нежить, да не просто морянок или мавок, а верлиок, веками охранявших деревню на болотах. Дошли слухи, что они ей кланялись, а она – им.

– С ней все в порядке? Она здорова? – взволнованно спрашивала Лиса. – Ее никто не ранил? Приступа не было?

– Говорят, верлиоки разорили дома водяных чертей, а у тех были детеныши. Один такой теперь таскается за Водяной колдуньей, – снова раздался голос друга.

– Верлиоки проснулись? – Мила не могла поверить услышанному. – Они проснулись, и их все видели? А я здесь?

«И я здесь, – думал Сева сквозь сон. – Придумываю жалкий план с приворотом, пока там ей кланяются древние чудища».

Он вспомнил объятый дурманом Дивный сад, терпкий напиток в маленькой чашке, масло персиковой косточки, что отпечаталось у него на лбу, танцы среди лент и бессмысленное стихотворение, что рассказала ему Агата. Равноденствие на юге было праздником жизни. Да здесь все праздновало жизнь! За исключением жутких каменных статуй, появившихся на набережной… Вот они-то отлично вписались бы в ритуалы Китежа, о которых Муромец тоже поведал со слов сестры, а та – с рассказов Маргариты. Там была кровь. Много крови. И сейчас он вдруг отчетливо ощутил ее запах. В Полнолуние чутье обострилось. Металлические нотки наполнили воздух, стелились вдоль тропинок, по которым плавно ступали девушки. Это сирена где-то внутри него, откликаясь на природные ритмы, хотела выйти на охоту, но ее желания были настолько слабы, что не могли на него повлиять. Запах крови мешался с морским ветерком. Мир снова помутнел и рассыпался на осколки, и это встревожило Севу. Ветер принес неясный шорох. Сева опять открыл глаза.

На этот раз шорох не померещился: вокруг кровати застыло несколько фигур. Луна освещала их головы, но лица были спрятаны под причудливыми полупрозрачными масками, сделанными не то из ракушек, не то из перламутра. Девушки были одеты в длинные красные накидки. Озноб усилился. Перед глазами встало еще не успевшее остыть и погаснуть воспоминание о каменных изваяниях на берегу.

Одна из девушек протянула ему свернутую куколь. Сева, осознав, что это не сон, вылез из постели и спрятал наготу под шерстяным плащом – стало ясно, что никакую другую одежду ему не дадут. Другая колдунья вынула из-за пазухи платок и туго завязала ему глаза. После увиденного вчера на набережной стало по-настоящему страшно. Леля явно передала остальным, что он приблизился к тайне острова, но ведь ничего запретного он все-таки не сделал! Вряд ли они собирались превратить его в одну из каменных статуй…

Мир сузился лишь до звуков, запахов и прикосновений. Севу повели вовсе не к двери, а к той стене, на которой сверкал прямоугольник лунного света. Его правую руку держала маленькая прохладная ладонь, тонкие пальчики осторожно раздвинули его пальцы и переплелись с ними. Левая же рука оказалась во власти горячей ладони чуть побольше. Эта колдунья держала его уверенно и крепко, и именно ее воле он подчинился. Запах крови усилился. Девушки, не сбавляя шага, затянули наговор. Они покинули комнату, но не через дверь и не по короткой лестнице, ведущей к крыльцу, – словно прошли прямо сквозь стену и оказались во дворе. Ночной ветер за стенами башни был почти ледяным. Сева ловил его потоки всей поверхностью тела. Было любопытно, куда его ведут и зачем, но он ничего не спрашивал: знал, что они не ответят. К тому же мешал страх. С самого пробуждения он понял, что сопротивляться девицам не сможет и не станет. Зато завтра можно будет разыскать кого-нибудь из местных парней, кого так же посреди ночи уводили, и сравнить свои ощущения. Если, конечно, все эти парни не превратились в каменные статуи… А, черт! Снова!

Тропинка побежала вниз, с нее посыпались мелкие камни. Плеск моря становился все громче. Девушки не переговаривались, но он понимал, что на некоторых уже начали действовать его чары. Сирена в нем оказалась сильна – ее будили их кровь и его собственный страх.

Наконец, вся процессия спустилась на берег. Ветер тут стал плотным и влажным, он доносил соленые брызги и ерошил волосы. Он пах осенью. Идти по камням с закрытыми глазами оказалось больно, но пришлось-таки сделать несколько шагов: его подтолкнули в спину, но вскоре остановили. Чьи-то руки сдернули с него куколь. Сева безропотно поддался. Он, конечно, шутил о чем-то подобном, когда пытался выведать у Муромца, что с тем делали на женской магии, но не ожидал такого поворота на самом деле.

Девицы повели его по острым камням вдоль берега. Наконец его колени во что-то уперлись. Он вытянул руки: под ладонями заскользил рельефный камень. Наверное, его подвели к скале, нависавшей над морем. Повинуясь прикосновениям, он прислонился к камню спиной, устремив невидящий взгляд к морю. По звукам он понял, что колдуньи достают что-то, разворачивают и передают друг другу. В следующий миг его запястья и щиколотки обвили мягкие тяжелые путы. Его привязывали! Не сдержавшись, Сева дернул рукой, но не смог оторвать ее. По предплечью разлилась незнакомая магия. Веревка была заколдована, она казалась живой, теплой. К горлу подступила тошнота. Ему перестало нравиться происходящее. Последние капли любопытства растворились в морских брызгах.

Четыре руки обернули веревку вокруг его пояса и затянули. Ситуация принимала странный поворот: если для их ритуала он должен был стоять неподвижно, то его об этом можно было просто попросить! Сева убеждал себя, что ничего плохого случиться не может, – девушки исполняют то, что делали уже много раз. Но голос внутри предательски усмехался: «А кто тебе сказал, что они повели тебя на практику по Женской магии? И где тогда сейчас их наставница?»

Он снова дернулся, но это не помогло. Он оказался крепко привязан к скале, голый и беззащитный, ничего не видящий. Девушки смогли обмануть его. Он поддался их воле, пленился их странной игрой! О боги, да это проклятый остров!

Колдуньи проверили путы, покопошились с узлами, некоторые скользнули ладонями по его обнаженной груди, и разошлись в стороны. Он ощущал их присутствие, мог даже примерно посчитать, сколько их – по запаху крови, по пульсирующим коконам магии. Но теперь их словно что-то от него скрывало.

Зачарованная веревка была так плотно заряжена колдовством, что ослабляла его собственную магию. Море зашумело. Кожа ловила колючие брызги и дребезжащий лунный свет. Несмотря на холодный ветер, она покрылась испариной.

Зачем они раздели, привязали его и разбрелись? Что они сейчас делали? Разглядывали его, сонастраиваясь с его энергией? Он не чувствовал ни их взглядов, ни попыток прощупать его магию. Однако вокруг совершенно точно плелось колдовство. Чужая и напряженная работа мыслей, сосредоточенность и невидимая сеть чужих намерений разворачивались в пространстве, но ничего не происходило. Откликаясь на морские волны, страх то накатывал, то отступал. Сева ощущал свою уязвимость как никогда раньше. Казалось, что если кто-то захочет убить его, то сможет с легкостью это сделать.

«Как же ты собираешься забрать проклятие Темных птиц, если так боишься?» – одернул себя Сева, но напоминание о собственном решении все только ухудшило. В ушах засвистело, голова пошла кругом. Сева не сразу различил новый звук: море пенилось так, будто закипало. Казалось, что из пучины поднимается что-то большое: потоки воды срывались вниз и разбивались в пенные брызги. Наконец Сева понял, что теперь кроме него самого и двадцати спрятавшихся за камнями девушек здесь есть кто-то еще.

Колдуньи смотрели то на воду, то на привязанного на берегу парня. Каждая успела удивиться своему рассеянному вниманию и понадеялась, что такое сегодня происходит только с ней.

Наконец, случилось то, ради чего они это затеяли. Волны вздыбились и опали, из пучины показалась темная голова Морской царевны. Она двигалась медленно, перебирая ногами по каменистому дну, и ее фигура все отчетливее вставала на фоне неба. Девушки прищурились, разглядывая ее из-под своих масок. Привязанный парень почувствовал приближение Морской царевны и, возможно, даже догадался, что был оставлен на берегу для приманки. Он несколько раз дернулся, но веревка обожгла кожу, и он затих.

Морская царевна выползала на берег. На ее хребте топорщились острые пластины, с них свисали обрывки замысловатого наряда и рыбацкие сети. Лицо походило на человеческое, если не считать тонких, широко расставленных ноздрей да пасти, украшенной клыками. Можно было подумать, что волосы на ее голове заплетены в самую настоящую густую косу, но, когда эта коса самостоятельно извернулась, стало ясно – никакие это не волосы, а огромная змея.

Чудище принюхалось и поднялось на ноги. Парень замер. Он был на удивление тих: ничего не спрашивал, когда они его вели, и не кричал, когда привязывали. Вот и теперь он лишь побледнел, но не издал ни звука.

Сева не мог понять, что творится. Впереди хлюпало, будто по влажному песку шлепали огромные ноги. Воздух наполнился переливами незнакомой магии, раскалился от напряжения, и казалось, что голова просто не выдержит и взорвется. Он жадно хватал душный воздух ртом, но как будто не мог вдохнуть. Запах морской пучины был резким, йодистым.

На него плотоядно и скользко смотрели чьи-то глаза. Этот взгляд блуждал по телу, и Сева ждал, что в любую секунду до него могут дотронуться. Он заметался, но сумел лишь помотать головой. Уши продолжали улавливать звуки, которые с трудом можно было описать. Что-то клокотало и перешептывалось, ухало, рыкало, а по песку продолжали влажно переступать лапы.

Веревка на животе натянулась – за нее дернули. Послышались всхрап и тихое разочарованное шипение.

Каждый волосок на Севином теле встал дыбом, покрылись мурашками руки. То, что сопело и шлепало, совершенно точно приближалось и дергало за веревку, будто желая освободить узника.

Сева стиснул зубы и зло выругался, адресуя ругательство спрятавшимся девицам. Сквозь треск в голове доносилось их далекое бормотание – они читали наговор и, скорее всего, видели и его самого, и огромное нечто, появившееся из морских вод.

От едкого запаха водорослей дышать стало невозможно. На Севу падали ледяные капли, что-то мокрое уже касалось кожи, веревки стягивались. Зачарованные путы пока что интересовали неведомое существо больше, чем он сам, и это оставляло хоть какую-то надежду, потому что страх заставил позабыть все заклинания, что он знал, вынудил даже сирену где-то внутри него свернуться калачиком и жалобно поскуливать. Но стоило ему подумать об этом, как существо вдруг прекратило тянуть за веревку и прислушалось. Сева понял, что нечеловечье, непостижимое сознание морского гада обратилось к нему, объяло вниманием и почуяло. И в этой долгой паузе он не ощущал ничего хорошего: последняя надежда угасла. Рычание, переходящее в булькающий рев, прорезало тишину. Волны отхлынули, оборвался монотонный женский наговор. Севе хватило секунды лишь на то, чтобы вдохнуть и выдохнуть уже с глухим вскриком: кто-то ударил его наотмашь, приложив затылком о каменный выступ и разорвав кожу на плече. В голове загудело. Сквозь бой крови в висках опять послышались женские голоса – кажется, это колдуньи побежали к пляжу. Сева знал, что второй удар последует почти сразу же, и не ошибся. Что-то мокрое и зловонное задело голову и сорвало с глаз платок.

– Нет! Не-е-ет! Не смотри! Не смотри! Закрой глаза! – Визг девиц раздавался уже со всех сторон.

Сева осознал смысл слов только после того, как во все глаза уставился на чудище, оскалившее ряд острых зубов на плоском мертвенно-голубом лице. Тонкие ноздри были широко расставлены и нетерпеливо расширялись, серебристая чешуя бежала с висков к шее, а там пульсировали самые настоящие жабры. На первый взгляд существо отдаленно походило на человека, как если бы рослую и могучую женщину с длинной косой застали на середине превращения в рыбу. Что-то в ее лице напоминало хищные мордочки морянок, но в следующий миг Сева уже не мог уловить в ее облике ничего человеческого. Чудище извернулось, коса вздыбилась и вдруг обратилась самой настоящей змеей с разинутой пастью.

В эту секунду со всех сторон посыпались вспышки заклятий и замелькали красные платья.

– Глаза! Глаза! – все повторяла одна насмерть перепуганная девица, бросившись к Севе, пока подводное чудище с резким шипением отпрыгнуло в сторону. – О боги, что же мы наделали!

– Развяжи меня сейчас же! – приказал ей Сева. – Иначе эта тварь меня убьет!

– Да-да! – выдохнула девушка и с легкостью разорвала путы, будто они состояли из нескольких нитей паутины. – Ты… ты видишь? Скажи, ты правда все видишь?!

– Конечно, вижу! – огрызнулся Сева, зажав кровоточащее плечо свободной рукой.

– Слава Яриле! О! Слава Яриле! Не понимаю, как это возможно, но слава всем богам, что тебя оберегают!

– Да уж, их поддержка мне точно нужна! – Он понял, что в таком состоянии ни один его заговор для ран не подействует, и отпихнул девицу в сторону, чтобы прийти на помощь остальным. – Что это за тварь? – крикнул он.

– Морская царевна.

Чудище металось по берегу, норовя вцепиться в любого, кто окажется ближе, и отражая одну атаку за другой. При звуке Севиного голоса оно выпрямилось, он успел заметить серебристые переливы в круглых рыбьих глазах и понял, что там сосредотачивалась особенная магия. Именно поэтому все девушки смотрели на Морскую царевну сквозь полупрозрачные стеклышки, и по той же причине он сам не должен был снимать повязку с глаз. И все же магия на него не подействовала. Морская царевна во второй раз почуяла сирену: она пригнулась, окончательно потеряв сходство с человеком, и кинулась вперед, расталкивая всех на пути. Но девушки поступили на удивление слаженно. Они дружно закрыли собою Севу и ударили заклятием. Он же в этот миг увидел, как слепая Леля уверенно идет по следам морской гадины и подбирает с колючего песка точно такие же стеклышки, из которых были сделаны маски остальных колдуний – они сыпались со спины чудища при каждом резком повороте.

– Лежит в море камень, никому не нужен. Подобрал камень муж. Окаменело сердце мужа. Подобрала камень девица, подарила сестрице. Сестрица – племяннице, племянница – подружке. Вырос из камня остров, на острове сад, живут парни да девушки, каждый рад. Охраняют остров двенадцать сестер живых и тридцать три брата мертвых. Не ходи, не ходи сюда, мор и смерть. Не бери, не бери наших даров да живых мужей. Наша кровь тебе, что стена, наша кровь тебе, что мор и смерть.

Сева присел на ближайший камень и прижал руку к голове: из-под волос сочилась липкая кровь. Чтобы не потерять сознание, он вслушивался в наговор. Удивительно, но заклинание повторяло какую-то историю, по крайней мере, за его словами легко представлялись картинки. Он зацепился вниманием за мертвых братьев и вдруг вспомнил, что, по легенде, это место охраняли тридцать три воина, поднимавшихся из морской пучины. Он всегда думал, что это какие-то особые дружинники Ирвинга, наученные прятаться под водой. Но если заклинание содержало в себе хоть крупицу правды, все могло обернуться совсем иначе.

Девушки стали двигаться почти синхронно, в такт наговору. Они вскидывали руки и как будто приплясывали, плетя ворожбу. Морская царевна воспрянула, оказавшись ростом с двоих взрослых людей, и наконец нехотя попятилась к воде. Змея на ее голове извивалась и шипела, демонстрируя юркий раздвоенный язык и длинные клыки. Волны зашумели, вспенились, весело заплясали у берега, встречая свою владычицу, и в конце концов поглотили ее.

* * *

Когда верлиоки улеглись обратно и Полина вернулась к застывшим в изумлении волхвам Китежа, уже стемнело. Поэтому сначала никто даже не заметил маленького мерека, похожего на комок грязи, приставшей к сапогу.

– Потерялся, наверное, – сказала нойда Пуна, когда осматривала Полину, чтобы убедиться, что та не поранилась. Она отлепила детеныша водяного черта и со знанием дела бросила его в ближайшую лужу.

В душе Полины что-то екнуло, но она отбросила тревоги: чертенку надо было вернуться к семье.

Лишь наутро она обнаружила вокруг уснувших великанов развороченные болота. Коряги и корни, до этого десятками лет покоившиеся в стоячей воде, теперь торчали, словно кости убитого существа. С них свисала высохшая тина. Полина с Маргаритой, Айсулу и Матрешей молча бродили по месту вчерашнего обряда, с грустью глядя на перепуганных, снующих туда-сюда мереков. Кое-где им попадались покалеченные и уже неподвижные тельца морских чертей, попавшихся под ноги каменных исполинов. Спасшегося детеныша им пришлось притащить сюда, потому что всю ночь он просидел под Гнездом и бросился к Полине, едва она сошла со ступенек.

– Надеюсь, мама твоя где-то здесь, – пробормотала Полина, выпуская его из рук. Она единственная согласилась нести его, потому что выглядел он холодным, скользким и совсем неприятным.

Мерек сел возле небольшого камня, сгорбился, снова став похожим на комок грязи, и захлопал черными глазами.

– Не выживет, – сказала Матреша. – Жалко.

– Почему не выживет? – спросила Маргарита.

– Ты помнишь, Нестор рассказывал, – протянула Полина. – Детеныши мереков растут в воде и в постоянном контакте с другими мереками. Но давайте верить, что с этим все будет в порядке.

– Что ж, – пожала плечами Айсулу. – Иногда такое случается. Выходить мерека мы точно не сможем. Значит, такая у него судьба.

Маргарита с Полиной переглянулись, но спорить не стали. Они действительно никак не могли помочь существу, жизнь которого шла совершенно по иным законам. Они почти забыли про него к обеду, когда Полина, кутаясь в плащ, вдруг заметила на снегу среди снующих воспитанников что-то темное.

– Это тот же черт? – спросила она у Маргариты.

– Да, наверное, в раскуроченных болотах его не приняли.

– У меня есть еще одна идея, – спохватилась Полина. – Идем, мне понадобится помощь Огненного мага!

Подружки оставили свои похлебки, подхватили растерянного мерека, от которого уже начали шарахаться ребята, и пошли к Черной вараке.

– Я нырну вместе с ним, – делались своим планом Полина. – Помнишь, я показывала тебе семью с новорожденными чертенятами? Что, если оставить его у них? Наверняка мамаша приютит этого бедолагу!