Текст книги "За рамками Нюрнберга. Герои сопротивления в нацистских концлагерях"

В Дорнахе Озолин и его команда вовлекли в организацию полковника Михаила Тарасова, подполковника Дмитрия Шелеста, майора Михаила Красницкого и других.

В начале июля 1943 года Озолин и еще двенадцать советских военнопленных, в большинстве своем участников БСВ, попытались бежать из Дорнаха, намереваясь через Швейцарию пробиться в Россию, однако вскоре были схвачены и получили три недели строгого ареста. Через некоторое время остальные советские военнопленные были возвращены из Дорнаха в шталаг VII А, а из него как «нарушающие порядок» были переданы в концентрационный лагерь Дахау в распоряжение Мюнхенского управления государственной полиции. В чем заключалось нарушение порядка – указано не было.

6 августа Озолин вместе с большинством бежавших с ним из Дорнаха советских офицеров был направлен в штрафную команду 3370 в Вильдпольсриде, близ Кемптена, где содержались «почти исключительно такие русские военнопленные, которые уже нанесли вред или в большинстве своем были замешаны в политической деятельности». Неудивительно, что среди этих людей неугомонный майор нашел весьма пригодных для своих целей лиц. «Он постоянно продолжал там высказываться во враждебном немцам духе, – жаловался Шефер, – а также продолжал свою вербовочную работу в БСВ».

Озолину и его соратникам удалось завербовать примерно 50 новых членов Братства. Позже все они были обнаружены и, как и «старая гвардия», арестованы.

Организация тем временем жила и развивалась. Подпольная сеть действовала, несмотря на то что множество гестаповцев, полицейских и осведомителей разыскивали заговорщиков. Подпольщики печатали в типографиях, переписывали и распространяли листовки, которые «подстрекали против германской армии», призывали к саботажу и информировали об обстановке на фронтах. На заводах постоянно происходили диверсии, авиация союзников безошибочно бомбила военные склады и ангары с техникой, потому что подпольщики отмечали их крыши крестами. Была организована и отлажена система поддержки военнопленных, которые собирались бежать из лагерей: их надо было обеспечивать гражданской одеждой, деньгами и продовольственными карточками. «Восточные рабочие» – члены БСВ выполняли функции курьеров, зачастую используя фальшивые документы, слушали советское радио и распространяли услышанные новости, «вели недозволенные разговоры».

За рамками этого очерка остается огромная работа, проделанная Петрушелем, в результате которой «организация очень быстро распространилась во всех направлениях, что он очень искусно использовал»; налаживание Корбуковым и его товарищами контактов с подпольным антифашистским немецким народным фронтом в Южной Германии; ежемесячные «Фрейманские конференции» с участием представителей всех ячеек БСВ лагерей «восточных рабочих» Мюнхена; разнообразная подпольная деятельность немецких антифашистов и многое другое.

Руководители БСВ снова планировали вооруженное восстание. Они обратились 8 августа 1943 года ко всем комитетам, ячейкам и рядовым членам организации с воззванием, в котором была сформулирована следующая задача: «немедленное создание боевых антифашистских сил в гитлеровском тылу, способных перейти к решительным действиям для оказания эффективной поддержки сражающимся советским войскам и армиям союзников».

Полагая, что с приближением Красной армии и союзнических войск к Германии на ее территории возможно появление воздушно-десантных отрядов армий антигитлеровской коалиции, БСВ готовилось к взаимодействию с ними. Для этой цели в разных местах формировались боевые группы, а в Оффенбургском шталаге VC даже был создан «кадрированный свободный батальон», офицерский состав которого насчитывал свыше 60 человек. Это были молодые, физически наиболее сильные люди.

БСВ отличалось от других организаций советских подпольщиков и тем, что не только установило прочные связи с немецкими антифашистами, но и создало вместе с ними единый руководящий центр.

К концу 1943 года деятельность БСВ достигла высшей точки. Вальтер Ульбрихт, один из первых руководителей ГДР, писал: «Советские офицеры имели организацию Сопротивления, распространившуюся на всю Южную Германию от Карлсруэ до Вены, к которой примыкало несколько тысяч по-военному организованных и частично вооруженных приверженцев».

Но и имперская полиция не дремала.

Не добившись подтверждения существования тайной организации от Озолина и его товарищей, гестапо продолжало с тревогой отмечать случаи диверсий и другие доказательства функционирования масштабного подпольного движения, однако напасть на след БСВ гитлеровцы не могли.

Наконец мюнхенским гестаповцам повезло: в начале июня 1943 года «за большевистские интриги» была арестована 19-летняя восточная рабочая Валентина Бондаренко, у которой нашли письмо, свидетельствующее о существовании среди используемых для работы в империи иностранцев тайной организации. Девушка заявила, что письмо она получила от неизвестного лица из Берлина, более подробных сведений «ни в коем случае дать не пожелала» и была отправлена в концентрационный лагерь Аушвиц.

Поскольку «интриганку» склонить к сколько-нибудь правдивому признанию не удалось, гестаповцы пошли иным путем и попытались проникнуть в тайную организацию через агентов, находящихся в каждом из лагерей для иностранцев.

Десятки агентов гестапо и провокаторов лихорадочно искали членов БСВ. Однако месяцы шли, а доклады агентов все не радовали. Лишь спустя почти полгода, в ноябре 1943-го, осведомитель, подсаженный в VI Мюнхенский лагерь для иностранцев, донес, что ему удалось установить контакт с разыскиваемой организацией и что в Мюнхене на Мариенплаце назначена встреча, на которую он приглашен.

Еще через полтора месяца, в течение которых гестапо подсаживало в лагеря на юге страны новых агентов и вело тщательное наблюдение, начались аресты. И 23 декабря 1943 года забрали 24 восточных рабочих – активистов БСВ, при этом изъяли два пистолета и 200 патронов. «Проведенные вслед за тем допросы, обыски и очные ставки постепенно привели к аресту 383 человек и окончательному выяснению обстоятельств возникновения и размеров этой тайной организации, которая наверняка приобрела бы в ближайшем будущем опасные для германской империи размеры», – писал в своем докладе Шефер.

Насчет «окончательного выяснения» он, конечно, погорячился. Но механизм разрушения опасной для империи организации был запущен.

22 февраля 1944 года заместитель начальника полиции безопасности и СД Кальтенбруннера, шеф гестапо обергруппенфюрер СС Мюллер, направил срочное указание всем руководителям полицейской сети, командирам полиции безопасности и СД в Германии, «генерал-губернаторстве» и на оккупированных территориях. Оно касалось БСВ и требовало «произвести внезапный личный обыск русских в каждом из… подразделений, чтобы по возможности получить дополнительные данные об этой организации».

Мюллер обращал внимание руководителей полицейской сети «третьей империи» на то, что «среди военнопленных, особенно советских, уже возникали повстанческие организации, которые, насколько это удалось установить, действовали по единым указаниям и искали связи с восточными рабочими».

Как видно из дальнейшей полицейской переписки в связи с делом БСВ и сообщений, поступивших по этому поводу в Берлин из Гамбурга, Ганновера, Вены, Бремена, Дортмунда и Люнебурга, гестаповцам удалось напасть на следы деятельности подпольного Братства среди вспомогательного персонала службы ПВО.

В марте 1944 года полиция Карлсруэ телеграфировала, что ей удалось «проникнуть в организацию БСВ (Братское сотрудничество военнопленных). Арестовано 10 человек». В июне такие донесения поступали в Берлин в особенно большом масштабе. Гестапо Карлсруэ докладывало, что вновь занято следствием по делу БСВ, о деятельности которого уже сообщалось в марте, что новая полицейская акция была начата в мае и в итоге ее проведения «в Бадене арестовано свыше 300 человек».

25 апреля во время бомбежки в Мюнхене сгорело здание гестапо со всеми следственными документами и архивами. «Большая часть имевшихся к тому времени протоколов дознания, показаний и конфискованных вещественных доказательств была уничтожена, – докладывал Шефер, – поэтому необходимо отдельных обвиняемых допросить снова, что задерживает следствие».

В середине июня 1944 года шеф Мюнхенского гестапо штандартенфюрер СС Освальд Шефер составил и направил в Берлин подробный доклад на имя начальника Главного управления имперской безопасности Кальтенбруннера, содержащий подробные сведения о результатах гестаповского следствия по делу БСВ.

Из Берлина последовало категорическое требование скорейшего выявления всех взаимосвязей подпольщиков, причем в пределах не только одной Баварии, но и всей империи.

К сентябрю 1944 года общее число установленных гестапо руководителей, организаторов и активистов БСВ только в Баварии, Бадене, австрийских Тироле и Зальцбурге превысило 770 человек.

Следствие с применением допросов «третьей степени» длилось в общей сложности 14 месяцев. Сначала им занималось мюнхенское управление гестапо, а затем, по мере выявления масштабов организации и ее разветвленности, дело БСВ передали в Берлин.

В соответствии с особым указанием из Берлина на полигоне концлагеря Дахау были расстреляны две большие группы советских подпольщиков: первая – в феврале, вторая – в сентябре 1944 года. В концлагере Аушвиц были казнены руководительницы женской группы БСВ. Остальные арестованные участники Братства были переданы в Дахау, Аушвиц и Маутхаузен и включены в категорию узников, подлежавших «особому обращению», то есть обреченных на медленную смерть.

«История трагической гибели советских офицеров будет неполной, если не сказать, что те, кто непосредственно повинен в смерти отважных подпольщиков из БСВ и АННФ – начальник мюнхенского гестапо штандартенфюрер СС Шефер, его заместитель обер-штурмфюрер СС Лепкюхнер и баварский профессиональный гестаповский палач Рейхарт, лично казнивший 2500 антифашистов, – впоследствии были оправданы боннскими судебными властями и выпущены на свободу», – писал впоследствии Ефим Бродский.

Как указывает в своем докладе педантичный Шефер, Иосиф Фельдман (Георгий Фесенко) «несмотря на неоднократные и жесточайшие допросы, никаких показаний не дал» и «умер в лазарете концлагеря Дахау от закупорки вен» 8 или 10 марта 1944 года.

Карл Озолин был настолько искалечен эсэсовцами, что на допросы его носили на носилках или возили на тачке.

«Петрушель отличается своими способностями и, по-видимому, очень начитан, – писал в своем докладе Шефер. – Однако, несмотря на все усилия, не удалось получить данных, что он состоял в компартии или играл руководящую роль в Красной армии». Можно представить, что это были за усилия… Между тем это несоответствие очевидно не давало покоя шефу Мюнхенского гестапо – настолько, что заставило его строить предположения о действительной роли этого 29-летнего парня в деятельности подпольной организации: «Не исключено, что Петрушель намеренно выдвигался другими на передний план, чтобы сами они могли оставаться в тени».

Карл Озолин, Роман Петрушель, Михаил Конденко, Иван Корбуков были расстреляны 4 сентября 1944 года на полигоне концлагеря Дахау.

Иван Кононенко бежал из Дахау 13 августа 1944 года. Но 8 сентября был снова арестован, доставлен в Дахау и по особому распоряжению Главного управления имперской безопасности в тот же день расстрелян.

Своего сына, родившегося через 25 лет после гибели его деда, Валентина Петрушель назвала Романом.

* * *

Они могли бы, сидя в своих лагерях или работая на заводах Германии, просто ждать прихода Красной армии – в сорок третьем уже стало понятно, на чью сторону склоняется чаша весов. Или не просто ждать, а потихоньку портить станки, сыпать песок в буксы, печатать и распространять листовки, периодически организовывать побеги. Наконец, рисовать кресты на крышах оружейных складов, помогая союзной авиации.

Но ни «просто», ни «потихоньку» они не хотели. Не хотели ждать помощи и спасения, а решили сами помочь советским войскам, «взорвав» фашистское государство изнутри.

Поэтому поставили себе задачу такого масштаба и сложности, с какой не справилась бы и целая армия магистров делового администрирования. И не только поставили, но и подошли к ее решению довольно близко. Во всяком случае, отвлекли на себя значительные силы РСХА – Главного управления имперской безопасности, причем в критическое для гитлеровского режима время, в 1943–1944 годах, когда нацисты остро нуждались в концентрации ресурсов.

В настоящее время многие имена участников БСВ забыты, как и в целом его деятельность. Между тем это была крупнейшая подпольная организация Сопротивления в годы Второй мировой войны.

Настоящий очерк является лишь началом работы Фонда Печерского над увековечением памяти Братского сотрудничества военнопленных.

4. Битва за Маутхаузен

В феврале 2020 года исполнилось 75 лет со дня восстания советских военнопленных в концлагере Маутхаузен. К сожалению, история эта малоизвестна, как и имена ее героев, – и эту историческую несправедливость пытается хотя бы отчасти исправить Фонд памяти Александра Печерского.

В частности, этим очерком.

Это история о беспримерном подвиге и мужестве офицеров-военнопленных, которые смогли совершить невозможное.

О том, как в ХХ веке в центре цивилизованной Европы мирные сельские жители, добропорядочные христиане, примерные супруги и любящие родители в одночасье превратились в кошмарных монстров (а потом, видимо, обратно в почтенных бюргеров).

А еще – о героизме простой австрийской семьи, которой – в отличие от узников «блока смерти» – было что терять.

3 февраля 1945 года. 1323-й день Великой Отечественной войны

К 3 февраля 47-я и 61-я армии 1-го Белорусского фронта вышли на рубеж севернее Быдгоща – Арнсвальде – Цеден, повернувшись фронтом на север. А 2-я гвардейская танковая и 5-я ударная армии, наступавшие в центре фронта, вышли к Одеру севернее Кюстрина и форсировали реку.

К исходу 3 февраля войска 1-го Белорусского фронта очистили от противника правый берег Одера во всей полосе наступления фронта к югу от Цедена. У Кюстрина и Франкфурта немецкие части удерживали небольшие предмостные укрепления. Южнее Кюстрина войска фронта захватили второй плацдарм на левом берегу Одера. Одновременно шли непрерывные ожесточенные бои по ликвидации окруженных познанской и шнейдемюльской группировок противника.

С 1 по 3 февраля войска 1-го Украинского фронта форсировали Одер и овладели плацдармами на левом берегу в районах Олау и северо-западнее Оппельна. Завершилась Висло-Одерская операция 1-го Белорусского фронта Г. К. Жукова и 1-го Украинского фронта И. С. Конева, проходившая с 12 января по 3 февраля 1945 г.

Начались боевые действия 1-го Белорусского фронта по удержанию и расширению плацдарма на реке Одер в районе города Кюстрин, продолжавшиеся до 30 марта 1945 года.

На следующий день, 4 февраля 1945 года, в Ялте откроется конференция глав правительств СССР, США и Великобритании. Рузвельт, Черчилль и Сталин обсудят вопрос о безоговорочной капитуляции Германии и ее последующий раздел на четыре зоны оккупации.

В эти же часы в окрестностях австрийского города Линц начинается спецоперация, в которой принимают участие все местные подразделения СС, жандармы, фольксштурм (отряды народного ополчения Третьего рейха, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для отражения натиска антигитлеровской коалиции на его территорию), вермахт, верхнедунайские отделы SA, члены НСДАП, гитлерюгенд и местные жители.

Очевидно, событие, ставшее причиной такой спецоперации, нацисты посчитали чрезвычайно важным.

Концлагерь Маутхаузен принадлежал к третьей категории лагерей, предназначенных для «особо опасных преступников без надежды на исправление». Он был создан сразу же после захвата гитлеровцами Австрии летом 1938 года у каменоломни городка Маутхаузен, расположенного примерно в 160 км западнее Вены и в 30 км от чудесного города Линца, знаменитого, в частности, тем, что в нем провел детство и юность Адольф Гитлер, который считал Линц родным городом и даже хотел перенести сюда столицу.

Основной лагерь Маутхаузена делился на две части – верхний, или рабочий, лагерь, на территории которого располагались бараки, бункер, газовые камеры, крематорий, и нижний, или русский, лагерь. Назывался он так потому, что был построен «на костях» советских военнопленных.

Маутхаузен вместе с пятьюдесятью его филиалами на территории современной Австрии с 1938 по 1945 год пропустил через себя около 335 тысяч заключенных из многих стран. Около половины заключенных были уничтожены или погибли от голода, эпидемий и невыносимых условий труда.

Первые 2 тыс. советских военнопленных были привезены в Маутхаузен в ноябре 1941 года. Поместили их в холодных бараках и несколько дней не давали есть. В результате через три месяца в живых осталось не более 30 человек. В течение 1942 года, кроме военнопленных, в лагерь привозили много советских партизан, подпольщиков, а также патриотов, совершавших диверсии на фашистской каторге в Германии и приговоренных к смерти.

Авиасъемка Маутхаузена

С весны 1943 года в лагерь стали прибывать советские граждане, которые отсылались в Маутхаузен за их участие в деятельности подпольных групп в других лагерях. В первых числах июня 1944 года в Маутхаузен прибыли большие группы советских офицеров из концлагерей Штутгоф и Флоссенбург.

В Маутхаузене существовала особая группа заключенных, которую эсэсовцы называли «командой политруков». Это были военнослужащие Советской армии, собранные из различных лагерей военнопленных по обвинению в принадлежности к политсоставу Советской армии. Эсэсовцы обращались с этой командой с дикой жестокостью.

Но и в таких условиях борьба продолжалась. Вначале она была слабоорганизованной: участвовали одиночки или мелкие группы. Узники еще не знали правил конспирации, языков, чтобы установить связь с иностранными товарищами. Гестаповцы засылали в бараки провокаторов и доносчиков с целью посеять страх и подозрительность. Со временем иностранные антифашисты – австрийские, немецкие, чешские и другие, находившиеся здесь уже несколько лет, – научили советских людей ведению подпольной антифашистской борьбы и вместе с ними приступили к созданию интернациональной антифашистской организации.

Маутхаузен

В верхнем, рабочем лагере также существовало несколько национальных антифашистских групп.

Деятельность советских патриотов в лагере была самой разнообразной. Так, советские врачи из лазарета различными способами спасали тех, кому угрожала смерть. Обессиленных они старались забрать в лазарет, чтобы те не попали на тяжелые работы в каменоломню. Бывали случаи, когда советские патриоты с помощью иностранных товарищей подменяли бирки с номерами и спасали больных от верной смерти в душегубках.

Таким образом спас жизнь сотням людей советский врач Александр Моисеевич Иосилевич. Попав в плен в самом начале войны, он вынужден был взять себе имя Александра Ивановича Григорьевского, чтобы не быть убитым сразу (на евреев в рабочих лагерях даже не заводили карточек – они подлежали уничтожению в первую очередь. Кроме того, среди военнопленных находились предатели, которые выдавали немцам евреев и коммунистов за лишний сухарь). Прошел множество лагерей – Маутхаузен был девятым по счету. В 1945 году под видом больных в лагерном лазарете прятал до двухсот военнопленных, которые должны были возглавить восстание в Маутхаузене… но это уже другая история.

Еще одним активным участником и руководителем антифашистского подполья в Маутхаузене и его филиалах был Лев Ефимович Маневич – полковник, военный разведчик, Герой Советского Союза.

О нем мы непременно расскажем, – потому что невозможно пройти мимо человека, который родился в семье мелкого служащего по имени Исроэл-Хаим Абрамович, жил и учился в Черном городе, получил образование в Женеве, служил в Разведуправлении РККА, был арестован итальянской контрразведкой, руководил подпольщиками в трех концлагерях и получил звание Героя и орден Ленина через 20 лет после смерти.

Но и это другая история.

20-й блок

Наиболее героической страницей борьбы советских военнопленных в Маутхаузене является попытка массового побега узников-смертников из 20-гo блока этого лагеря. Лишь после войны стала известна тайна 20-го блока – лагеря смерти в лагере смерти, в котором было уничтожено около 6 тысяч человек.

Весной 1944 года 20-й блок был изолирован от остального лагеря каменной стеной высотой 2,5 метра с колючей проволокой, находящейся под высоким напряжением. Вне стены находились две наблюдательных вышки, оснащенные прожекторами, на которых находились эсэсовцы, вооруженные пулеметами.

Этот барак назывался «блоком смерти». Туда отправляли узников, приговоренных к уничтожению за нарушения режима (преимущественно советских офицеров за побеги из лагерей военнопленных). «Блок смерти» использовался как тренировочный лагерь для подготовки сотрудников частей СС по охране концлагерей. Узников избивали и издевались над ними. Позднее такая практика была введена на всей территории лагеря. В любое время в любой барак мог ворваться отряд «учеников» и забить насмерть сколько угодно заключенных.

Заключенные 20-го блока не получали номеров (они были зарегистрированы в политическом отделении по своему номеру из соответствующего лагеря военнопленных). Они нерегулярно получали маленькую порцию продовольствия, спали на дощатом полу. Кровати были только у администрации блока, которая состояла из старшего по блоку и нескольких дежурных по блоку. Старший по блоку – немецкий или австрийский политический заключенный, имя его не установлено. Старшими по комнатам («штубам») были двое поляков, которых звали Адам и Володька, бывший советский лейтенант кавалерии Михаил Иханов (Мишка-татарин) и два неизвестных голландца.

В декабре 1944 года в 20-м блоке находилось около 2 тысяч человек, а в январе 1945 года там осталось не более 700 узников. Это были в основном советские офицеры, среди них много летчиков. Кроме них в блоке было пять или шесть участников Варшавского восстания, несколько югославских партизан и голландцев. В январе в блок поступило 17 советских офицеров, которые были пойманы после побега из лагерей военнопленных. Среди них находились Герой Советского Союза подполковник Николай Иванович Власов, комдив полковник Александр Филиппович Юсупов, комдив полковник Кирилл Моисеевич Чубченков и капитан Геннадий Мордовцев. Также среди участников восстания были старший лейтенант Усманов, лейтенант Павел Богданов, старший лейтенант Володин, капитан Жариков, младший лейтенант Иван Писарев, младший лейтенант Николай Фурцев.

Основание 20-го блока

Обреченные на смерть понимали, что, решившись на массовый побег, они ничего не теряют.

Началась активная подготовка, которую возглавил подпольный штаб в составе Власова, Юсупова, Чубченкова, Мордовцева и других.

Подпольный штаб 20-го блока тщательно разрабатывал план побега. С большим трудом была добыта карта местности (за это поплатился жизнью капитан Мордовцев). Планировалось создать ударный отряд, задачей которого было использовать выкопанные камни, куски угля, деревянные ботинки и оба находящихся в бараке огнетушителя в качестве оружия. Для каждого огнетушителя выделялось три человека, задачей которых являлось направить пенную струю в лицо эсэсовцам, находящимся на наблюдательных вышках, чтобы лишить их возможности использовать оружие. Так остальным узникам станет возможным перелезть через каменную стену, а также захватить пулеметы.

Побег был назначен в ночь на 29 января 1945 года. Но среди заговорщиков нашелся предатель, и 27 января все инициаторы побега и активные подпольщики – 25 человек – были схвачены и казнены (по разным данным – расстреляны или сожжены заживо).

Более подробные детали предательства неизвестны. Однако можно предположить, что охрана не узнала ничего про обстоятельства планируемого побега.

Казнь Власова, Юсупова, Чубченкова и других руководителей восстания стала тяжелым ударом по планам узников, но подготовка побега продолжалась.

Восстание и побег

В ночь побега в блоке было около 570 узников. Несколько десятков тяжелобольных человек не смогли принять участие в восстании и остались в блоке, отдав свою одежду и обувь беглецам. Они понимали, что обречены.

Ночь со 2 на 3 февраля 1945 года была звездная и холодная, температура воздуха – около минус 8 градусов. Все поля вокруг концлагеря были покрыты снежным покровом высотой от 20 до 30 сантиметров. На территории лагеря снега не было.

По воспоминаниям бывших узников – Бакланова, Шепети, Битюкова, – восстание началось в час ночи. Заключенные начали выскакивать из окон барака и атаковали окружающие барак три сторожевые вышки. Охранников забросали булыжниками из лагерной мостовой, обломками разбитых цементных умывальников, собственной деревянной обувью и кусками эрзац-мыла, которое хранилось в комнате убитого блокового.

Из книги «Последний круг ада» бывшего узника Маутхаузена Юрия Цуркана: «Когда начался штурм, Виктор Украинцев, предварительно заткнув пальцем отверстие огнетушителя, ослепил часовых. Вышку захватила группа узников. Иван Битюков стал за пулемет, направил огонь в сторону других вышек, заставив эсэсовцев прекратить стрельбу».

Пока одна группа узников захватывала сторожевые вышки, вторая смогла обезопасить колючую проволоку под напряжением – на стене высотой 2,5 метра. Они устроили короткое замыкание, набросив на проволоку мокрые от снега одеяла.

Через эту стену смогли перелезть более 400 узников 20-го блока. Становились друг другу на плечи, образуя живую лестницу, и так перелезали через забор.

Уже на этом первом этапе многие узники были убиты. Более ста человек после того, как перелезли через стену, не смогли далеко убежать от лагеря. Обессиленные, они оставались лежать на снегу или медленно ползли прочь. Эти узники были убиты этой же ночью эсесовцами.

Сразу же начались мероприятия по всеобщему розыску беглецов. В процесс охоты были включены подразделения СС и вермахта, фольксштурм – ополченцы, гитлерюгенд и местное население. В документах СС эта операция называлась «Мюльфиртельская охота на зайцев».

(Выходит, выловить несколько десятков беспомощных полумертвых узников гитлеровцам почему-то было важнее, чем, например, попытаться затормозить наступление союзников.)

Оставшихся в 20-м блоке изможденных узников (по разным оценкам – от 70 до 100 человек), которые уже не могли сами передвигаться, эсэсовцы сразу же расстреляли.

«Охота на зайцев»

Обширная база свидетельств протоколов допросов и воспоминаний свидетельствует, что местное население активно помогало преследовать и уничтожать узников. Мужчины, женщины, старики и подростки объединились с СС и полицией, чтобы ловить по лесам и зверски убивать еле держащихся на ногах от голода и мороза людей.

(Необъяснимый факт – с учетом того, что Восточный фронт стремительно приближался, до конца войны оставалось три месяца, и ее исход всем уже был ясен.)

Вот что писал в хронике жандармерии Маутхаузена ее начальник Фляйшман об отношении беглецов к населению: «…должен отметить тот факт, что сбежавшие из концлагеря узники вели себя по отношению к населению очень прилично. Не происходило актов насилия или поджогов. Они стремились только к тому, чтобы достичь крова, насытить свой голод и получить гражданскую одежду для облегчения дальнейшего продвижения».

А вот что пишет в своей статье «“Операция Кугель” и «“охота на зайцев” в округе Мюльфиртель» австрийский исследователь Маттиас Кальтенбруннер: «Хотя в послевоенные годы обычной практикой было возлагать вину за убийство заключенных исключительно на эсэсовцев, документы показывают, что австрийские крестьяне и даже 15-летние члены Гитлерюгенда добровольно взялись расстреливать заключенных. Возможно, что участвовать в расстрелах население побуждал страх перед присутствовавшими эсэсовцами. Но все же у людей был выбор, и они могли отказаться от участия в казнях. Например, некоторые местные жители отказывались стрелять, ссылаясь на плохое зрение или на неумение пользоваться оружием. Никакого наказания за это со стороны СС никто не понес».

За неделю погибли почти все беглецы.

Комендант лагеря штандартенфюрер СС Франц Цирайс приказал брать беглецов только мертвыми. Тела свозили в деревню Рид-ин-дер-Ридмарк, что находилась в четырех километрах от Маутхаузена, и складывали на школьном дворе. Эсэсовцы вынесли из класса доску, на которой вели подсчет убитых узников.

Через две или три недели было объявлено, что «счет сошелся». Хотя на самом деле – нет.

Из воспоминаний Юрия Цуркана: «Среди трупов были и явно непохожие на узников 20-го блока, относительно упитанные, в гражданской одежде. Мы поняли, что это, очевидно, бежавшие с работ по благоустройству венских оборонительных сооружений».

Ответственные за «Мюльфиртельскую охоту» то ли сами ошибались, то ли просто побоялись доложить руководству лагеря о том, что от 9 до 20 (по разным данным) человек из 419 сбежавших советских офицеров поймать не удалось.

К сожалению, почти все военнопленные погибли во время побега и преследования: заключенные были слабы и умирали просто от голода, не имели оружия и подходящей для зимы одежды, в окрестностях лагеря не было лесов, в которых узники могли укрыться от преследователей.

И все же отдельные местные жители пытались помочь бежавшим: прятали их, снабжали едой и одеждой.

Известны фамилии спасшихся: летчики – лейтенант Иван Иванович Бакланов (1915–2002, уроженец Курганской области), лейтенант Владимир Игнатьевич Соседко (1917–1985, уроженец Краснодарского края), лейтенант Александр Мануилович Михеенков (1916–2004, уроженец Смоленской области), капитан Владимир Николаевич Шепетя (1913–1988, уроженец Полтавы), капитан Иван Васильевич Битюков (1912–1970, уроженец Луганской области, 4 попытки побега), лейтенант-танкист Виктор Николаевич Украинцев (1923–1985, уроженец Новочеркасска), Иван Сердюк по прозвищу Лисичка (уроженец Донбасса), киевляне Михаил Львович Рыбчинский (1915–2008) и Николай Романович Цемкало (1923–2002).

Украинцева и Битюкова спрятали земляки-остарбайтеры Василий Логоватовский и Леонид Шашеро и поляк Мечислав Карч, трудившиеся у бургомистра Хольцлайтена. Бургомистр, который много дней участвовал в поиске беглецов, не знал, что они скрываются в его доме. Слуги снабжали беглецов едой, ботинками и гражданской одеждой. Через 14 дней они покинули дом.

Украинцев был пойман через некоторое время как сбежавший остарбайтер, но в Маутхаузен не попал (по другим данным – представился польским крестьянином, его вернули в Маутхаузен, но уже в польский блок, где и дождался освобождения).