Текст книги "Галина Волчек как правило вне правил"

1971
{ЛЕНИНГРАД. ГОСТИНИЦА «АСТОРИЯ». РЕСТОРАН}

Отдельный кабинет дорогой интуристовской гостиницы. Он несколько узкий, оттого кажется тесноватым. За столом компания – наши с иностранцем. Все немного торжественны и церемонны. Волчек старается держаться как все, все больше объясняется руками из-за маленького запаса слов на английском. Ее напряжение выдает то, что она часто поправляет аккуратно уложенную прическу.

Официантка с таким видом, как будто ей доверили государственную тайну, принимает заказ.

– Закуска, – повторяет она на автомате с дежурной улыбкой, – шесть раз. На первое – солянка, шесть.

– Я присоединяюсь, – вставляет Волчек и как бы небрежно трогает волосы.

– Ну ты сегодня выглядишь!.. – шепчет ей сосед по столику.

Эту давнюю историю Волчек вспоминает теперь, когда ей сообщают, что в театр приедет телевидение. Тогда я вижу, с каким унынием она смотрит на свое отражение в зеркале, пытается навести на голове порядок и всякий раз, безнадежно махнув рукой, произносит одну и ту же фразу: «Надо бы съездить в ГУМ и купить себе парик. Говорят, там большой выбор». На этом, собственно, все и кончается, и «какая есть» она отправляется к телекамерам.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Был у меня парик – вот это вещь – мне в семьдесят первом году привез из Парижа наш общий с Табаковым приятель Алик Москович, эмигрант чуть ли не первой волны, очень колоритный тип. Он говорил о важных вещах всегда небрежно, низким красивым голосом.

Она изображает эмигранта Московича, что с ее прокуренным голосом совсем не сложно. И тут же переходит на портрет канадского режиссера, на встречу с которым она, молодой мастер, в числе нескольких театральных деятелей была приглашена на обед в «Асторию». Стояло лето, которое само, казалось, вот-вот грохнется в обморок от ленинградской адской жары и влаги.

– По портрету, по пластике это был такой человек, на которого смотришь и думаешь: «А писает-то он не из предмета, из которого писают все, а из цветка». Вот к такому человеку я надела парик от Московича и, придя в «Асторию», поняла, что шпильки, на которых он держался, стискивают мою голову все сильнее и сильнее.

Обед шел весело и непринужденно.

Официантка с таким видом, как будто ей доверили государственную тайну, принимает заказ.

– Закуска, – повторяет она на автомате с дежурной улыбкой, – шесть раз. На первое – солянка, шесть.

– Я присоединяюсь, – вставляет Волчек и как бы небрежно трогает волосы.

– Ну ты сегодня выглядишь!.. – шепчет ей сосед по столику.

Хорошо шли под закуску разговоры о русском театре. Имя Станиславского, нисколько не смущаясь, заедали языком с хреном.

– В конце концов, Константин Сергеевич свою идею пережевывал в «Славянском базаре» с Немировичем.

– Да-да, и водочкой полировал с икоркой черной.

Все довольно смеялись удачно ввернутой к месту шутке.

И вот принесли солянку. От нее валил пар и запах, заставляющий всех громко втягивать воздух. И только на лице Волчек напряжение перешло в легкую панику, и она усиливалась по мере того, как все, нахваливая повара, принялись за солянку. Пот струйками бежал по ее лицу.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Чувствую, что погибаю. Думаю – если пойти в туалет и вернуться без парика перед лицом такого персонажа, это будет ужасно пошло.

– Да почему, Галина Борисовна? Житейское же дело.

– С одной стороны, житейское, а с другой – ну не могу я тебе объяснить. Повторяю себе: «Сиди, терпи». А потом – да хрен с ним, не могу, не хочу! И не буду терпеть!

На отдыхе во время съемок «Короля Лира»

И в самый активный момент диалога она вдруг… схватила себя за волосы, и на глазах у всех те остались у нее в руке. А она, как будто ничего не произошло, продолжала что-то горячо говорить о театре, размахивая париком.

Немая сцена. Солянка, казалось, застыла в ложках.

Мокрые слипшиеся волосы упали ей на плечи. На стол, на пол посыпались шпильки. На лице канадца восторг смешался с ужасом, и он сказал переводчице:

– Мадам, такой непосредственности от русской женщины я не ожидал никогда.

Русская женщина Галина Волчек в это время снималась в «Короле Лире» у Григория Козинцева, и тот запретил ей стричь волосы в модное каре, что нескончаемо мучило ее в июльскую жару.

У нее сохранились фотографии того времени – волосы до плеч ей очень шли. Надо заметить, что с тех пор она так больше и не приобрела парика. И только однажды встретила свидетеля своего «позора». В Болгарии на каком-то театральном симпозиуме она вдруг услышала, как кто-то ее позвал:

– Галина!

Повернулась на голос и увидела своего утонченного канадского знакомца, подобного цветку. Тот улыбался и дергал на своей голове сильно поредевшие волосы.

1968
{МОСКВА. ДОМ НА УЛИЦЕ РЫЛЕЕВА}

Марчелло Мастроянни один в комнате и ведет себя как человек, которого никто не видит. Он трогает руками разные предметы. Нюхает какую-то склянку. Быстро оглянувшись, ставит на место, потому что в этот момент в комнату входит Галина Волчек с тарелками в руках. Она накрывает стол. Мастроянни берет медный чайник.

– Какой красивый, Галина, – говорит он и восхищением маскирует смущение, которое испытывал минуту назад.

Галина и Марк объединили две свои квартиры и в результате обмена переехали в полуэлитный дом на улице Рылеева. Над ними жил популярный актер Олег Стриженов, справа – знаменитый спортсмен Брумель. Молодожены открыли дом, и несколько раз в неделю, а иногда и каждый вечер сюда заваливались шумные компании из восходящих знаменитостей своего времени. Приходили из любопытства – посмотреть, за кого замуж вышла Галя Волчек. Стремились сюда и потому, что квартира на первом этаже принимала «Современник» частями и в полном составе, Владимира Высоцкого, художника Мессерера с Беллой Ахмадулиной, поэтов Евтушенко и Рождественского. Здесь останавливался Анджей Вайда. Схема коммунального общежития, так распространенная в 60-е годы, действовала с точностью хорошо отлаженной машины: друзья приводили друзей, те – своих друзей, которые, в свою очередь, хвастались своим знакомым, в каком доме они были.

Для Галины сбылась мечта о широкой жизни. Для Марка, человека не театра, много было удивительного. Как он признается, наступило время крушения мифов.

Марчелло Мастроянни с женой Флорой и дочерью Барбарой после спектакля «На дне»

– Многие актеры при ближайшем рассмотрении оказывались мелкими, жадными людьми и никак не соответствовали тому лейблу, который несли со сцены. Хотя с некоторыми я дружил и до сих пор восхищаюсь Олегом Табаковым – он всегда был большим и солнечным человеком.

Его собственная жена из театрального зазеркалья поражала его широтой натуры, временами, казалось, не имевшей границ.

– Если Галя делала подарки, то только на все деньги – не на последние пять рублей, а на пять рублей и последние пять копеек. Раздаривала вещи, как будто следовала восточному обычаю. Так было, когда у нас в доме оказался Мастроянни, не припомню, кто его привел. Он восхищался каким-то антикварным чайником, мы купили его незадолго до этого в комиссионке.

– Какой красивый, Галина, – сказал он в восхищении.

– Считайте, что он ваш.

– О-о-о!

А что он еще мог сказать на такой жест?

Лицо у Мастроянни было как после шока – вот так, запросто отдать вещь, цена которой со временем только растет?

Потом они встретились в Риме, куда «Современник» приехал с «Ревизором» на гастроли.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Он был потрясающий. Сидел и щелчком отправлял стаканчик продюсеру. Тот наливал виски. Так он отправил двенадцать раз. Говорил, что мечтает сыграть русского Тарзана, но для этого у него слишком тонкие ноги. Встал, поднял штанины и показал ноги. Они действительно были тонкие.

Это были одни из первых гастролей на Запад. Мы решили сцену театрального разъезда, которую Фокин вмонтировал в «Ревизора», играть на итальянском. Нашли какую-то женщину, умучили ее, но выучили текст на итальянском. Вот идет спектакль с синхронным переводом, итальянцы хорошо принимают, хохочут, аплодируют. Доходим до финала – тишина полная. А мы-то думали: «Вот они услышат итальянский….» А они вообще не поняли, что мы говорили, на каком языке и по какому поводу.

Когда в Москве в дом приходила компания, холодильник выворачивали наизнанку, и Марка это задевало: ему казалось, что Галя вовсе не заботится о том, осталось ли мужу что-нибудь на завтрак. Обиды он не показывал и считал все это наивной детской игрой «Тимур и его команда», в которую играл весь «Современник».

С деньгами у Галины тоже были напряженные отношения. Марк отдавал ей зарплату, на которую семья, по его расчетам, могла прожить как минимум три недели, но со временем понял, что их не хватает и на неделю.

– Галя не была мотовкой. Она просто не умела считать. С цифрами и с датами у нее всегда были нелады.

Он любил ее. Очень любил. Когда они пришли в ресторан ВТО, одна их знакомая как бы вскользь заметила Марку:

– А Галя поправилась. Фигуру не бережет.

– А я люблю каждый грамм ее жира, – ответил он и оставил добрую приятельницу стоять с открытым ртом.

1970
{МОСКВА. ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО. «СОВРЕМЕННИК»}

– Олег, что с тобой? Олежка, тебе плохо? – артистка трясет парня за плечо. Он мычит ей в ответ. Обхватывает голову руками, отчего артистка пугается еще больше.

– Ой, мальчик, что же делать?

Беспомощно оглядывается, но рядом, как назло, – никого.

– Дай я посмотрю.

Она наклоняется к его лицу.

– Сволочь!

Бьет по голове. Он неловко, сложив крестом беспомощные руки с длинными пальцами, пытается закрыться от ударов.

– Сволочь! А я-то думала… Артистка чуть не плачет.

– Нет, я не хочу говорить об этом.

Волчек решительна. В этот момент она нахохливается, обиженно поджимает губы и произносит свою спасительную фразу: «Я из этого ничего не помню». За твердыми, с отбивками произнесенными словами я читаю: «Я ничего не хочу помнить». Она закрывается, отгораживается от прошлого. Это означает, что я затронула тему, для нее неприятную до невозможности. А судя по выражению лица – до боли. Это тема Олега Даля.

Даль походил на эльфа-переростка: худой, тонконогий, голенастый… Он появился в «Современнике» в 1963 году и сразу стал всеобщим любимцем. В нем был тот необъяснимый дар, который заставлял людей любить его, несмотря ни на что. Трогательный, трепетный, веселый и бесшабашный – как раз тот тип русского актера, что сочетал талант с национальными чертами.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВА: – Он был бессребреник, добрый. Я помню, как однажды его спросили: «Олег, сколько ты получаешь?»– «А я не знаю». Он ответил так, что было понятно – не рисуется, не кокетничает, не врет. Он в самом деле не знает и, похоже, знать не хочет.

Если талант Даля требовал разгадок, как все необъяснимое, то характер был виден, как в витрине магазина. Это стало ясно на свадьбе Даля с Ниной Дорошиной. Коммунальная свадьба «Современника»… Что о ней только не рассказывали!.. Например, что невеста первую брачную ночь провела не с женихом, после чего Даль безнадежно запил и морально был сломлен…

– Это правда, Олег Николаевич? – спросила я в марте 2000 года Олега Ефремова. Хотя он уже тогда дышал через французский аппарат, это не мешало ему курить легкие тоненькие сигареты. Когда я спросила его об этой свадьбе, он чертыхнулся:

– Да зачем мне это было нужно? Зачем я стал бы?..

И потянулся к сигаретам.

Свидетели – артисты «Современника» – вносят ясность в ту свадебную историю. Нельзя забыть ее антураж – комната на Садовом кольце, которую Нина Дорошина снимала у внуков Сталина – Саши и Нади. Из комнаты тогда вынесли всю мебель, чтобы поместилась труппа. На пол постелили афиши, поставили бутылки, тарелки с закуской и начали гулять.

Как рассказывал Ефремов, он приехал чуть позже, после спектакля. Пошли танцевать. Невеста танцевала с Ефремовым, и так долго, что, казалось, забыла о супруге. Тогда Лаврова под каким-то предлогом увела Ефремова со свадьбы. Нина заплакала. Даль вспылил и ушел из дома. На следующий день она бросилась его искать, нашла, и они помирились. Но фундамент семейной жизни дал трещину, и семья Даля – Дорошиной просуществовала год.

Многое из произошедшего потеряло теперь смысл и стало поводом для перепалки мемуаристов. Факт тот, что Даль оказался человеком глубоко ранимым. Он был не просто герой, а раненый герой – его сценические и экранные образы очень соответствовали подлинному Далю.

Однажды его ввели на небольшую роль в спектакле «Продолжение легенды». Разыгрывалась сцена на троих. Артисты сказали свои реплики и ждали реплики Даля. Вместо этого он встал, поднял небольшой столик, надел его себе на голову, как шляпу, и, ни слова не говоря, ушел в кулису. Партнеры онемели. Кое-как доиграли, и артистка бросилась за сцену в ужасе: она была уверена, что молодой артист переволновался и просто сошел с ума.

За кулисами она нашла его, забившегося в угол.

– Олег, что с тобой? Олежка, тебе плохо? – артистка трясла его за плечо. Он мычал ей в ответ. Обхватил голову руками, отчего артистка испугалась еще больше.

– Ой, мальчик, что же делать?

Беспомощно оглянулась – надо бы доктора позвать, но рядом, как назло, никого не было. Попыталась ему помочь. Склонилась к его лицу, которое он прятал в ладонях, согнувшись к самым коленям. И вдруг почувствовала запах перегара.

С Олегом Далем и Владимиром Высоцким

– Сволочь!

Она задохнулась от возмущения и от обиды – на него, что сорвал сцену, и на себя, что оказалась такой наивной дурочкой, – ударила его по голове. Он неловко, сложив крестом беспомощные руки, пытался закрыться от ударов. Пальцы у него были длинные и красивые, как у пианиста.

Галина Волчек безмерно любила Олега Даля. Он был для нее как любимый ребенок, ради которого, и так казалось многим, она готова на все. «Только что грудью не кормила», – говорили актеры, завидуя положению талантливого шалопута. Ну насчет груди – это перебор завистников, но то, что она готова была ему отдать все роли – совершенно точно: так высоко ценила его актерскую индивидуальность и, надо сказать, ни разу не промахнулась с назначением Даля на роль. Даже тогда, когда все уверяли ее: случится ошибка. А она, как Вильгельм Телль, попадала в десятку. Так было с неожиданным назначением Даля на роль Васьки Пепла в «На дне». Ну какой он был вор, бандит, от которого с ума сходила Василиса, способная сломать любого? Этому субтильному впору было играть чахоточную Анну, говорили за кулисами, отрицая в нем зачатки мощного мужского начала.

А Волчек и не думала никого слушать. Даль сыграл Пепла, и с тех пор такого Пепла отечественная сцена не видела. В нем было неожиданное сочетание тонкой трепетной души, субтильной оболочки и какого-то невыразимого куража, отчаяния, переходящего в смелость, и смелости, переходящей в отчаяние.

При всей любви отношения Волчек и Даля не были безоблачными. Олег не раз уходил из «Современника» и возвращался. Как блудный сын, всегда был принят и прощен. Валентин Гафт и тут откликнулся эпиграммой «Уходит Даль куда-то вдаль…», не предполагая, как скоро случится для Даля даль невозвратная. Волчек терпела, прощала и пыталась спокойно принимать его мятущуюся душу. Смятение в душе артиста усугублял алкоголь. Олег все больше и больше пил.

ЕЛИЗАВЕТА КОТОВА, завлит «Современника»: – Галя с Володей Высоцким вместе уговаривали его зашиться. Олег, сам измотанный своим безволием, согласился. После этого нельзя было месяц пить, и он почти все это время прожил у Гали. Вроде бы стал восстанавливаться, а потом сорвался. Галя просила его ввестись в «Вечно живые» на роль Бориса, он пообещал и даже сам хотел этого, но так и не пришел за пьесой.

Волчек была вымотана его бесконечными срывами, неприходами на репетиции и спектакли. На гастролях она затаскивала его в невменяемом состоянии из гостиничного коридора в номер, чтобы никто не наблюдал Даля в непотребном виде.

Он мучился от бессонницы. Его пытались лечить в знаменитой «Соловьевке». Когда друзья из театра пришли его навестить, врачи сказали:

– Мы привели в порядок его нервную систему, но больше ничего сделать не можем.

– Почему?

– Ему постоянно приносят выпить…

У Даля был конфликт с одним человеком – с самим собой.

Последней каплей, добившей Волчек, стал уход Даля из спектакля «Вишневый сад», который уже был на выпуске. Он срывал, перечеркивал всю работу и казался глухим и бесчувственным ко всем просьбам и молениям.

– А вы общались с ним после его ухода из «Современника»?

– Почти нет. Я только помню похороны Высоцкого, мы там с Олегом встретились. Никогда не забуду его обреченной фигуры над ямой, куда опустили Володин гроб и еще не успели засыпать землей. И взгляд у него был обреченный. Я еще тогда про себя подумала: «В свою могилу смотрит». Не объяснить это.

Она замолкает. Она уверена, что давно простила все обиды Далю. Глаза ее наполняет какая-то неизбывная печаль. Есть от чего: последняя жена Олега Даля с вдовьей активностью печатала мемуары, где Волчек и весь белый свет записаны в гонители и душители артиста.

– Не хочу говорить на эту тему. Не спрашивай. Я ничего не помню, – упрямо повторяет она.

Смерть его, случившаяся спустя несколько лет, была страшной – Даля нашли в гостиничном номере в Киеве (он снимался на Киевской киностудии), почерневшего. В медицинской справке написали «острая сердечная недостаточность». Выносили его из гостиницы завернутым в покрывало. Волчек на похороны Даля не пошла. Сказала только: «Я с ним давно простилась».

1974
{МОСКВА. КВАРТИРА НА РЫЛЕЕВА}

Мужчина и подросток торопливо накрывают на стол. – Неси скатерть. Да не эту, возьми красивую, белую.

– А шампанское сейчас нести?

– Оставь в холодильнике. Пусть ждет своего часа.

Действия их поспешны, они смотрят на часы, как будто ждут прихода поезда.

– Быстрее. Да розы не забудь. Я их в ванне оставил.

Оба замирают от звонка в дверь.

– Дверь закрой. И отвлекай ее, чтобы сразу в столовую не прошла.

Мальчик спешит по длинному коридору к входной двери.

Нет, Марк Абелев был не просто хозяин в доме. Он был режиссером их жизни. Галина не уставала удивляться его фантазии и изощренным ходам его придумок. Она считала его главным специалистом по оживлению серых будней и дамским угодником – прилежным воспитанником своей бабки.

МАРК АБЕЛЕВ: – Мальчик девочке – слуга. Эй, слуга, подай карету, а я сяду и поеду, – любила поучать моя бабка, женщина с богатой биографией и всегда уверенная в том, что, если что-то не то происходит с женщиной, виноват мужчина. И по-другому не бывает.

Он смеется, и, судя по всему, он хорошо усвоил старую науку и ее результатами немало удивлял супругу.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Он умел ухаживать, как никто. Помню, меня пригласили в Тбилиси на переговоры по поводу постановки в театре, в каком, уже точно не помню. Марк категорически не хотел меня отпускать, я буквально вымолила эту поездку. В результате Маркуша отпустил меня в таком состоянии, что я в черных очках, прикрывающих заплаканные глаза, вечером вышла из самолета. Грузины со свойственным им гостеприимством стали приглашать поужинать, но я сказала, что плохо себя чувствую. Пошла в номер гостиницы, продолжала свои рыдания, уснула еле-еле.

Ее разбудил стук в дверь. После бессонной ночи, ничего не соображая, в одной ночной рубашке подошла к двери:

– Кто?

– Откройте, – произнес женский голос. Только поэтому она и открыла. На пороге действительно стояла женщина с огромным букетом, в котором виднелся белый конверт. Она вскрыла его, достала открытку и прочитала: «С добрым утром. Марк».

Много ли сильной женщине, каковой ее считали все, нужно, чтобы подкосились ноги.

– Наверное, я выглядела как дура. Или как в плохом фильме – точно: букет прижала к груди, вода с шипастых ножек стекала по одежде, а я блаженно улыбалась.

Все объяснилось позже – после ссоры Марк позвонил своему другу в Тбилиси и, пока Галина находилась в полете, организовал через приятеля букет роз в гостиничном номере.

А однажды, когда они тоже поссорились, Марк придумал… снова сыграть свадьбу с Галиной Волчек. В то время, когда она была в театре, он сговорил Дениса, и они на скорую руку накрыли роскошный стол с продуктовым дефицитом.

Галина вернулась из театра усталая и не в лучшем расположении духа. Денис позвал ее:

– Мама, зайди в комнату.

Та, ничего не подозревая, открыла дверь, а там – Марк с цветами на фоне накрытого стола с шампанским делает ей предложение:

– Свадьбу сыграем и начнем жить по-новому.

Так эффектно он закрыл тему ссоры и открыл шампанское.

Она шутила, что ему место в театре, а не в исследовательском институте. Но похоже, что именно технический склад ума позволял Марку строить неожиданные комбинации и добиваться невозможного.

Для него не существовало преград, и дерзость его предприятий восхищает Волчек и сейчас. Она вспоминает, какой трюк проделал Марк, чтобы узнать фамилию владельца автомашины со спецантеннами. По номерам можно было делать выводы о засекреченности ее владельца. Зачем это ему было надо? Марк просто увидел, как однажды Галина села в эту машину.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: – Это было что-то потрясающее. Марк купил коробку конфет, приехал в ГАИ и дежурившим девушкам наплел удивительную историю. По ней выходило, что он – ученый, торопился на самолет, сел в машину, но в спешке на заднем сиденье оставил диссертацию, на которую ушли годы, силы и здоровье…

Артистизм, с которым эту легенду Марк проиграл перед младшим составом ГАИ, сработал безошибочно, и он получил желаемые сведения. На этот раз его подозрения оказались небезосновательными.

Но вообще, как все счастливые семьи, они были похожи – ссорами и примирениями, гостями, шумными компаниями, бытовыми проблемами и воспитанием детей. В данном случае единственного сына Галины от Евстигнеева.

ДЕНИС ЕВСТИГНЕЕВ: – Я был, вообще-то, домашним мальчиком, четырнадцать лет, зажатый. А Марк хотел, чтобы я вырос нормальным, с изрядной долей самоиронии (он сам был таким, такими были его потрясающие друзья) и в меру пофигистом.

Педагогика Марка носила радикальный характер. Чтобы снять зажатость с Дениса, он заставлял его… подворовывать. В овощном магазине Денис получал задание – украсть помидор или яблоко.

– Не украдешь, не выпущу, – говорил ему Марк и занимал место у дверей.

МАРК АБЕЛЕВ: – Когда у нас не было денег, такое иногда случалось, я говорил Денису: «Пойдем на рынок питаться». Мы ходили по рядам, пробовали у бабок соленую капусту, огурцы и так перекусывали.

Время проявило в Денисе многое от Марка – сдержан, не выносит сентиментальностей и лирики в отношениях. Самоирония для него – лучший способ существования и суть бытия.

Все, казалось, было хорошо. Но так ли хорошо, если прочности брака хватило лишь на девять с половиной лет?