Текст книги "Жемчужина дракона"

Глава 7

В себя я приходила тяжело. На задворках со-знания крутилась мысль о том, что как-то часто я начала отключаться в самый ответственный момент. Во рту пересохло, горло саднило, голова болела; казалось, одно неловкое движение, и она расколется пополам.

Кажется, я невольно застонала, пытаясь повернуться на другой бок, когда кто-то осторожно приподнял меня, а моих губ коснулся влажный камень. И далеко не сразу я поняла, что мне предлагают попить из глиняной кружки. Не раздумывая с жадностью потянулась за предложенной влагой. Пожалуй, это был самый сладкий глоток воды в моей жизни… И только в этот момент я наконец вспомнила, где я и что, собственно, произошло. Я резко села, отчего содержимое кружки оказалось у меня за шиворотом, но это было совершенно неважно, поскольку у моей постели сидел Рэби – не тот старик, которого я только что пыталась спасти, а Рэби, кого я знала всю жизнь. Да, он все еще выглядел как человек на пороге пятидесяти оборотов или около того, но не как глубокий старец, что недавно лежал почти при смерти!

Я смотрела на него, понимая лишь то, что не понимаю ровным счетом ничего! Рэби точно так же смотрел на меня, продолжая стоять на коленях у изголовья. Его золотисто-карие глаза излучали давно знакомое мне тепло и странную грусть. Он несмело улыбнулся и глубоко вздохнул:

– Прости меня…

– Что?

Сказали мы одновременно, и вновь повисла неловкая пауза. Окно было распахнуто настежь. Камин он, слава Парящим, погасил, и я наконец начинала мыслить более-менее здраво.

– Рэби, сын кузнеца из Пхармы… – строго сказала я, называя его тем самым именем, каким он всегда представлялся. И хотя я хотела потребовать от него объяснений, вместо этого вдруг почувствовала ком в горле и то, как по-детски дрожит моя нижняя губа, а взгляд стремительно теряет фокус из-за влаги, которую я не могу контролировать. Я не помню, когда я так плакала последний раз. Но я точно знаю, когда делала это впервые спустя столько лет, потому что кое-кто очень для меня дорогой был жив.

Все было совсем как в детстве. Есть девушки, которые умеют плакать красиво и достойно. Опытным путем выяснилось, что я не из их числа. У меня текут сопли, я вою и, как оказалось, еще и хрюкаю, а под конец захожусь в икоте. Может быть, если бы Рэби все это время не гладил меня по голове и не приговаривал, какая я у него хорошая и прочие глупости, я успокоилась бы быстрее. Но его слова вгоняли меня в отвратительную пучину жалости к самой себе.

– Т-ты, – икая и в то же самое время пытаясь сделать глоток воды, заговорила я, – что с т-тобой произошло?

Рэби глубоко вздохнул, вставая передо мной на колени. Так обычно общались слуги со своими хозяевами, но, несмотря на мой так называемый статус, между нами такого никогда не было.

– Прости меня, – вновь заговорил он о прощении, – но я думал, что так будет правильно.

Он вновь задумался о чем-то своем, и я, не выдержав, спросила:

– Что, Рэби? Парящих ради, просто расскажи мне. Что в этом сложного? Ты ведешь себя так, будто мы с тобой чужие!

– Ты знаешь, – начал он, отводя взгляд и вперив его в стену, – что означает «сын кузнеца из Пхармы»?

Вопрос показался мне донельзя глупым и странным.

– Это означает, что твой отец был кузнецом в Пхарме, городе на юге империи.

– Нет, – покачал он головой, – это означает, что именно кузнец из Пхармы высек ту самую искру, что спустя годы стала мной.

– Что? – смысл нашего разговора резко ушел от моего понимания.

– Много-много оборотов тому назад я родился в пламени кузнеца, – улыбнулся он. – Ив, эвейи ищут своего дракона за Полотном, чтобы стать одним целым со своей стихией в этом мире, но иногда крошечные частички энергии, что парит за Полотном, просачиваются в этот мир – это крупицы живой магии, энергии и силы. У них нет разума, нет плоти. В моем случае это была жалкая искра, которая поселилась в неугасаемом пламени кузни на окраине Пхармы. Я нежился на раскаленных углях, лелеемый заботливыми руками своего отца, который не позволял мне угаснуть. В жаре его печи рождалось лучшее оружие империи, потому как и я отвечал ему своей силой взамен за заботу. Я рос и становился сильнее и в один прекрасный момент почувствовал, что моему пламени тесно в этой крошечной кузне. Я мог сжечь свой дом. Не со зла, а потому что у огня нет чувства меры в его жажде и голоде. Тогда у меня не было мыслей, одни только чувства и порывы. Я всего лишь пламя, пришедшее с той стороны Полотна.

– И… что было потом?

– Потом меня услышал твой прадед. Он услышал зов пламени, толком не понимая, кто или что его зовет, но, увидев, решил забрать меня с собой, пока не случилась беда. Я правда мог послужить причиной того, что Пхарма исчезла бы с лица земли, а мой голод так и остался бы неутоленным.

– Но как тогда?.. – Я все еще не могла поверить, но понимала, что Рэби говорит правду и ждет от меня понимания.

– Как он смог совладать со мной? Он же был настоящим эвейем, а сердце огненного дракона… – Он перевел дыхание. – В его огромном сердце нашлось место и для меня. Лишь когда он передал меня твоему деду, я обрел свой первый облик. Помнишь, на всех портретах рядом с ним есть один и тот же рыжий пес?

– Ты был псом? – выпучив глаза, пробормотала я. Не то чтобы мне надо было повторять дважды, но сейчас хотелось повторить, чтобы точно признать этот факт.

– Псом, кошкой, мышью, – засмеялся он, – какая разница? Тогда я мог быть только животным. Человеческий организм и сознание сложнее, до него я дорос только рядом с твоим отцом.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Я пыталась осознать то, что он сказал. Одна мысль о том, что Рэби не человек, выбивала меня из колеи, превращая реальный мир, в котором я привыкла существовать, в нечто, сотканное из иллюзий и моих собственных заблуждений. Непривычное чувство. В то же самое время я думала о том, как могла быть настолько слепой и не замечать того, что творилось рядом. Но Рэби… Я видела его кровь! Это была кровь человека! Он ел, спал, дышал… Да демоны меня побери, он старел!

– Но как же?.. – снова пробормотала я, проводя рукой по спутанным волосам. – Я не знала! Я ничего не замечала! Столько оборотов… Как же? – Я подняла на него взгляд.

Рэби немного грустно улыбнулся. Я кожей ощущала его сочувствие, но ненавидела, когда на меня так смотрят. Он обманывал меня! Столько оборотов лгал мне! Вопреки всем доводам разума в глубине моей души поднимали голову вечно голодные гнев и ярость. Они требовали, чтобы я отпустила их. Только так мне будет легче! Только так я смогу вновь мыслить здраво.

В этот самый момент Рэби осторожно взял мою ладонь и положил себе на щеку. Глубоко вздохнул, лицо его вдруг стало таким расслабленным и умиротворенным; когда я попыталась отпрянуть от него, он продолжал удерживать мою руку. Секунда, две – и я с удивлением поняла, что все прошло. Ни гнева, ни ярости, лишь спокойствие и умиротворение.

– Ты питаешься мной, – прошептала я.

Сама мысль была пугающей. Человек, который был мне отцом, братом, другом, ел меня, фигурально выражаясь.

– Хм, – усмехнулся он, – не так часто и много, как хотелось бы. – Он расплылся в счастливой улыбке, от которой у меня мороз пошел по коже. – Знаешь, – сказал он, – сейчас очень важно, чтобы ты правильно поняла, кто я и как именно это случилось. Когда погиб твой отец – а я уверен, что он погиб и все произошло не по его воле, – неожиданно резко сказал он, – и пострадала ты, меня не было рядом. Я уезжал по его поручению, а когда вернулся, то оказалось, что у меня больше нет…

– Хозяина? – предположила я.

– Носителя было бы точнее, – в ответ усмехнулся он. – Ниром не владел мной, скорее я помогал ему, а он мне. Но прежде всего он был мне другом. Именно рядом с ним мое сознание сформировалось, у меня появилась новая форма и я стал более сложным… наверное, так.

Пятнадцать оборотов назад. Турийские леса.

Молодая женщина в изысканном белоснежном кимоно, на котором единственным ярким пятном был алый шелковый пояс, стояла у распахнутого окна. Она жадно вдыхала прохладный воздух, который впитал аромат дождя, прелой листвы и гари. Цвет ее волос в лучах заходящего солнца более всего напоминал теплую карамель. Идеальная бледность кожи, изящные черты лица. В руках она держала белый ирис, то и дело поднося его к лицу и вдыхая аромат. На губах женщины играла нежная улыбка. Казалось, она никак не может решить, чего ей хочется больше: вдыхать аромат траурного цветка или продолжать смотреть на остов обгоревшей восточной башни. За нее решил резкий стук в дверь.

– Кто? – резче, чем следовало, рявкнула она.

Вместо ответа дверь широко распахнулась, а на пороге возник тот, кто теперь принадлежал ей.

– Ты? – изумленно изогнув бровь, сказала она, позволив себе улыбнуться. – Наконец-то.

– Что произошло? – то ли прошептал, то ли просипел молодой загорелый воин, переступая порог.

– Трагедия, – просто ответила Дорэй. – Сейчас работают императорские следователи, но боюсь…

Несмотря на то что Дорэй умело изображала любое нужное ей чувство так, что никто не мог устоять перед ней, ее обаяние огненного эвейя никогда не действовало на мужчину, что стоял напротив. Взгляд Рэби оставался твердым и непреклонным.

– Ты забыла, иса, я вижу истину. Не криви свой рот, я не понимаю смысла, когда слова и гримасы не несут в себе настоящее. Пламя не откликается на пустоту.

– Демоны, – усмехнулась Дорэй, – должна же я тренироваться на ком-то, чтобы изобразить истинную скорбь. – Она фыркнула, небрежно бросая цветок на стол перед собой. – Я понятия не имею, что тут произошло! Все просто сгорело, – тяжело вздохнула она. – Когда я попыталась совладать с пламенем, то ничего не вышло. Это огонь истинного эвейя. Мне он неподвластен. – Она устало опустилась на стул. – Неважно, с последствиями я разберусь. Они не посмеют уничтожить нас. Я не позволю. Если уж на то пошло, пусть забирают его дочь. Толку от нее все равно ни теперь, ни потом не будет… Что там осталось-то, Парящие, – отмахнулась она. – Ей же лучше, если так. Хоть для рода сможет стать полезной.

– Что с Ив? – напрягся всем телом мужчина.

– Без разницы, – отмахнулась женщина. – Лучше бы подумал, что будет с нами со всеми, в том числе и с тобой, если пострадаю я и мои дети!

Рэби скупо улыбнулся, прямо взглянув женщине в глаза.

– Вы мне без надобности.

– Что? – Она нахмурилась. – Искра не существует отдельно от пламени, забыл?

– Помню, – кивнул он. – Именно поэтому ни ты, ни твои дети мне не нужны. Ты не удержишь север одна, в курсе? Уже совсем скоро от тебя ничего не останется, и так или иначе, но род Игнэ исчезнет. Твои дети… для меня они пустышки. Единственный, кто сможет тебе помочь до совершеннолетия детей, – это я, и ты это знаешь.

– Ты же говоришь все это не просто так? Чего ты хочешь?

– Ив.

* * *

– Люди, эвейи – неважно. Все, кто не обрел своей целостности за Полотном, видят лишь то, что желают. Дорэй не видела смысла в том, почему я пожелал остаться с тобой, растить тебя, защищать, помогать, но она считала, что заключила выгодную сделку. Мое пламя помогало сдерживать холод, а взамен глупый элементаль нянькался с сиротой.

– Зачем же глупый элементаль выбрал для себя такую судьбу? – пытаясь проглотить тяжелый ком в горле, поинтересовалась я.

Вопреки всей своей холодности, выдержке, принятию собственной участи, я оказалась не готова к тому, что единственный человек в этом отвратительном мире, которого я по-настоящему любила, мог использовать меня. Все эти годы я думала, что достаточно хорошо защитила себя и свое сердце от лишних невзгод и разочарований, не позволяя себе и мысли о том, что однажды смогу стать кому-нибудь парой, подняться к вершинам северных гор или почувствовать приятие общества. У меня не было ничего, и я привыкла. Только я и Рэби. Но я оказалась совершенно не готова к тому, что, возможно, не было и его…

– Нет более истинного наследника Игнэ, кроме тебя. Ты пламя, рядом с которым я могу оставаться и продолжать свое существование в этом мире. Не делай этого. – Он с силой сжал мою ладонь. – Не смей отгораживаться от меня. Огонь не может существовать в изоляции. Ты не понимаешь, но я единственный путь, который ты сохранила нетронутым и по которому могла получать те крохи силы, чтобы оставаться в живых. Ты не помнишь, а я никогда не говорил тебе, потому как ты отвергала саму свою суть, но ты не человек, и законы людей не подходят тебе. Эвейю мало просто есть, спать, дышать, он должен постоянно быть в контакте со своей стихией, чувствовать ее и быть рядом. Как я мог сказать тебе, что родился в пламени? Если даже при виде обычной свечи твое сердце переставало биться, а легкие отказывались дышать. Я был для тебя тем, кем должен был быть, глупая ты девчонка! Не смей думать обо мне так, словно я твой враг. Я вижу это в твоих глазах: «Он использовал меня» – вот что ты думаешь. Но ты забыла главный закон, которому я учил тебя: мир – это замкнутый круг, сотканный из сил, которые неустанно взаимодействуют друг с другом. Я не смог бы без тебя, а ты не прожила бы и оборота без меня. Однажды ты просто угасла бы, точно пламя свечи, что просто гаснет без воздуха… Знаешь ли ты, что означает твое имя? – вдруг спросил он. – «Ив» – это «ветвь», а «лин» – «несгибаемый». Это имя придумала твоя мать, и я верю, что это было не просто так.

Он говорил и говорил, а гнев и обида уходили, и на их место пришло осознание его правоты. Его уроки, наши схватки, мой последний бой с Китарэ – именно он открыл мне глаза на то, как взаимодействовать с родной стихией.

– Тебе следовало сказать мне раньше, – все же ответила я. – Ты ведь… сильно истощен, так? Тебе стало лучше лишь потому, что я пришла к тебе сегодня. А что было бы, если бы я не сделала этого еще несколько дней? Что было бы, старый ты пень?! – уже со злостью спросила я, боясь даже представить, что нашла бы его хладный труп или, того хуже, не нашла бы ничего.

– Я не рассчитал, – промямлил он, потупив взгляд. – Даже мысли не было, что начну так быстро угасать без тебя…

– Идиот, – буркнула я, в который раз за сегодня начиная закипать ни с того ни с сего. С моей выдержкой происходило что-то неладное, и не признать это было бы просто глупо.

– Что произошло в храме? – вдруг поинтересовался Рэби. – Ты изменилась… Течение энергии внутри тебя ускорилось…

– Я понятия не имею, что это значит, а случилось то, что теперь можешь звать меня ис и тренировать вежливую форму обращения как к будущему члену Совета Двенадцати, – поджав губы, ядовито отрапортовала я. – Хотя, вероятнее всего, разговаривать ты будешь уже с урной, в которую сложишь пепел с моего ритуального костра. – Я тяжело вздохнула.

– Что? – нахмурился он.

– Неважно, по дороге объясню.

– По дороге куда?

– В храм, конечно, – вновь раздраженно ответила я. – Идем. Поздравляю, теперь ты мой личный… не знаю кто, но будешь при мне.

– Но…

– Никаких но, Рэби! Ты говорил, что людям нельзя находиться в храме. Полагаю, это не относится к элементалям. А в той ситуации, которую создала Дорэй, одна я просто не справлюсь. Мне нужна твоя помощь! – выпалила я. – Идем, нам надо еще продать лошадей…

На все необходимые сборы у нас ушло еще полдня. Обратно в храм мы возвращались, когда стемнело. За это время я успела рассказать Рэби о событиях последних дней. О том, как познакомилась с наследником, как стала частью его Ожерелья, как превратилась в парня, которого все считают психом и задавакой. Все это время он лишь задавал уточняющие вопросы, но не пытался высказывать своего мнения. А это значило лишь то, что он обдумывает что-то свое и не расскажет об этом, пока мысли его полностью не будут сформулированы. Так или иначе, но впервые за последние дни я испытывала странное умиротворение и спокойствие, потому как он был рядом со мной. Не знаю, была ли тому причиной его близость или то, что он просто впитывал в себя весь исходящий от меня негатив, мне было все равно. Сейчас, рядом с ним, я чувствовала себя уверенно, точно маленький ребенок, который искал поддержку у своего родителя – я находила ее рядом с Рэби.

– Как тебе наследник? – вдруг поинтересовался он, когда до храма оставалось всего несколько кварталов.

– Не знаю, – ответила я. – Он не выглядит плохим, но он ненавидит меня… Думаю, это нормально.

– Маленький су… – прошептал Рэби, а я так толком и не поняла, что он сказал, хотя, судя по интонации, ничего хорошего.

– Я не злюсь на него, и тебе не стоит. – Я покачала головой. – Он будущий император.

Я высказала самый весомый аргумент, почему нам обоим стоит быть терпимее. На самом деле сейчас я чувствовала себя мелкой и ничтожной букашкой, которая замерла в страхе перед несокрушимой мощью движущейся на нее волны. Еще немного, и меня раздавит, я просто исчезну так, словно меня никогда и не было. Ложь Дорэй, моя нерешительность, травма, с которой я не могу справиться, – все это подводило меня к черте, которую совсем скоро я буду вынуждена переступить. Если раньше побег казался эфемерной возможностью избежать момента, когда мне придется ступить за Полотно, то теперь я отчетливо понимала: никто не позволит исчезнуть недостающей жемчужине императора. От одной мысли о том, что все, что мне остается, – это преодолеть страх, мое сердце заходилось в бешеном ритме. Мне было страшно. Так страшно, что схватывало дыхание. Но это был единственный способ выжить и искупить вину отца. Хотя кого я обманываю, его грехи меня совершенно не интересовали. Я не помнила его. Не помнила любви к нему. Он был никем.

– Знаешь… – Задержав дыхание, я остановилась посреди шага и взяла Рэби за руку.

– Эй, ты чего? – поинтересовался он, маскируя свою растерянность под шутливым тоном.

– Помоги мне, – впервые в своей жизни попросила я о том, что этот мужчина делал для меня, не спрашивая дозволения, целых пятнадцать оборотов, – помоги мне принять огонь, Рэби.

Мужчина слегка улыбнулся, отчего вокруг его глаз расцвели лучики морщин, кивнул и сжал мою руку в ответ:

– Глупая девчонка, огонь никогда не покидал тебя. Это ты прячешься от него за иллюзией, что пламя живет лишь в свечах и каминах. Я же говорил тебе. Но я понял тебя. Если ты правда готова, я помогу.

– Не знаю, готова ли, но это уже необходимость.

Стоило нам приблизиться к воротам храма Двенадцати, как я замерла. Конечно, я была настроена решительно, но как повлиять на то, чтобы Верховный настоятель согласился на размещение Рэби, я не знала. И все же… Не успела я додумать эту мысль, как за меня перешел к действиям Рэби. Он просто открыл дверь и вошел.

– Ну конечно, вот и решение, – пробормотала я, ступая следом за ним и мысленно готовясь к тому, как буду вести себя с теми, кто все же решит нас притормозить.

– Ну ничего, мне нравится, – пробормотал Рэби, с интересом вертя головой. – Цветочки, все дела, – сведя руки за спиной, продолжал бормотать он, решительно продвигаясь вперед по тропинкам.

К моему удивлению, никто не спешил нас остановить или с позором выставить прочь.

– А кормят как? – Он посмотрел на меня. – Это важно, чтоб ты знала. Я много ем не потому, что не могу совладать с собственной утробой, просто, когда я голодный, это может быть опасно.

– Ну конечно, – фыркнула я.

– Да правда! – возмутился он. – Голодный эле-менталь – грустный элементаль, а значит, переходящий на подножный корм в прямом смысле слова. Мне нельзя расстраиваться!

Не выдержав, я все же засмеялась. Казалось, с нашей последней встречи прошел год. Так хорошо было вот так прогуливаться с ним.

– Хороший аргумент, Рэби!

Мы неспешно шли по цветущим аллеям храма Двенадцати Парящих. Время было позднее, нас окутывал свет заходящего солнца, аромат разогретых за день цветов и нежный теплый ветерок угасающего дня. Стрекот цикад казался удивительной мелодией неизвестных музыкантов.

Мы уже подошли к общежитию, в котором мне выделили комнату, как я невольно сбилась с шага. Спиной к нам стоял тот, к кому, должно быть, нам стоило обратиться в первую очередь, приходя сюда вдвоем. Ис Тарой, облаченный в уже привычное белоснежное кимоно, обернулся, словно почувствовал наше приближение. Верховный эвей слегка улыбнулся и неспешно двинулся к нам навстречу.

– Рэби, это… – попыталась я предупредить, но он поспешил успокоить меня.

– Я не слепой, Ив. – Верховный настоятель встал напротив нас. – Юная Игнэ. – Он кивнул мне и тут же обратил свой взор на Рэби. – Духи не частые гости в наших стенах, – вкрадчиво сказал он. – Но желанные…

– Еще бы, – без всяких формальностей усмехнулся Рэби, что несколько озадачило меня.

Верховный не казался удивленным или разозленным нашим вторжением, хотя этот водяной дракон в принципе никогда не выглядел злым, разве что немного пугающим. Они, улыбаясь, смотрели друг на друга, а я чувствовала себя полной идиоткой и никак не могла отделаться от ощущения, что они разговаривают между собой на языке, которого я не знала и не слышала.

– Разумеется, – вдруг вслух сказал ис Тарой. – Нет никакой необходимости переживать об этом. Все уже улажено. Собственно, вместо меня помочь с переездом должен был слуга, но пришел ты, и я решил встретить вас сам.

– С переездом? – Пожалуй, это было единственным словом, смысл которого я отчетливо уловила.

– Конечно. – Мужчина кивнул. – Все послушники, что готовятся стать частью Нити Жемчуга императора, живут в отдельном корпусе. Вы были там этой ночью…

Я продолжала слушать ответ Верховного, ощущая, как мое лицо стремительно краснеет. Хищный прищур глаз Рэби этому лишь способствовал.

– М-м, – выдавила я из себя, стараясь не замечать хитрых глаз иса Тарона и злобного прищура Рэби, – да, там ничего. Надо бы вещи собрать…

– Все уже перенесли. Что ж… – Ис Тарой вновь посмотрел на Рэби. – Храм принимает тебя.

Путь к новому месту не занял много времени. Жизнь моя стремительно менялась, как могло показаться, непременно к лучшему. Ведь сложно поспорить с тем, что теперь я буду жить в корпусе для будущих первых лиц империи, сидеть за одним столом с будущим императором, общаться с сильными мира сего на равных… Вот только меня не покидало ощущение, что все это попало ко мне в руки незаслуженно, по странной воле случая, и не более того. Я не привыкла к чудесам и везению, и любая перемена «к лучшему» в моем случае имела обычно второе дно.

Корпус Двенадцати стоял особняком от других корпусов и находился на равном удалении от храма и любого из учебных корпусов. Стоя перед входом в здание, которое утопало в зелени лиан и листвы деревьев, я не могла не отметить, что все эти разговоры о равенстве, как выяснялось, на деле не более чем разговоры. Кто-то из учеников все же равнее… И теперь я одна из них. Это было забавно. Здание отличалось еще и тем, что у каждого из тех, кто должен здесь жить, был личный вход, а сам корпус имел форму круга. Найти мою дверь не составило труда: знак Радави, выгравированный на ней, невозможно было пропустить. Стоило мне прикоснуться к ручке двери, как символ приветственно полыхнул, а дверь податливо отворилась.

Я не сразу поняла, где оказалась. Стоило нам с Рэби переступить порог, как пространство вокруг стало заполняться приятным теплым сиянием, разгоняющим полуночный мрак, и уже через несколько секунд я стояла в центре просторной гостиной. У меня язык не повернулся бы назвать это место комнатой или небольшими апартаментами: это был отдельный дом со всем необходимым и даже лишним. Панорамные окна в пол, шикарная мебель, обитая шелком, множество шкафов с книгами. Одним словом, тут было все, чтобы скоротать вечер, и даже ненавистный камин имелся. Не говоря уже о лестнице, которая, судя по тому, что я видела у наследника, вела на второй этаж в спальню, где с легкостью могли почивать десять человек.

– Мне не нравится, – буркнула я, чувствуя себя неуютно.

– Ну прости, похоже, все кладовки заняты, – ответил Рэби, просто шлепнув свои сумки на пол. – Что тебе не так? Столько места, и у каждого своя комната будет…

– Мне просто не нравится, – повторила я, намереваясь найти в этом месте одеяла и закончить уже этот день.

Я без труда нашла комнату, в которой могла бы расположиться. В конце концов, сегодня я ночевала в ее зеркальной копии, только на другой стороне этой крепости. Как оказалось, мебель у меня была чуть проще, чем в комнате наследника, но также имелись своя ванная и выход на широкую террасу.

Напротив входа была приготовлена постель, потому, не раздумывая, я тут же села на нее. Она была мягкой и так и манила в свои объятия. Белоснежные простыни, шелковая вышивка и такие воздушные подушки, точно сотканные из кусочков облаков. Я так радовалась своей первой настоящей комнате, а сейчас мне становилось тошно от одного взгляда на ту роскошь, что меня теперь окружала.

– Парящие, что же дальше? Что же дальше? – прошептала я, прижимая колени к груди и устало опуская на них голову. Ответов у меня не было.

* * *

Китарэ вынырнул из потайного хода, очутившись аккурат рядом с покоями своей матери. Он воспользовался им, не желая привлекать к себе внимания слуг или высших сановников, которые могли попасться на его пути в столь поздний час. Он пришел поговорить с единственным родным эвейем, который у него был, а не для показательных визитов. У него не было ни времени, ни желания лишний раз расшаркиваться перед подданными. Единственная причина, по которой ему приходилось это делать, – стремление показать, что именно он лучший выбор для них и всей страны. Случайных встреч с принцем во дворце не происходило даже у слуг. И дело было не столько в том, что он не признавал своего положения, скорее опасался того, что в самый неподходящий момент его безумие и ущербность станут всем очевидны, а стало быть, поставят крест на нем и на его роде в целом. Прямых наследников, кроме него, не было. Дядя, который сейчас возглавлял кабинет министров, был двоюродным братом его отца. Более слабая ветвь, но у них тоже были свои планы на Китарэ. Договорной брак с его дочерью не вызывал ни у кого никаких сомнений. Китарэ же старался пока об этом не думать. До этого надо было еще дожить.

Он тихонько постучался в личные покои матери и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь. В такой час покои вдовствующей императрицы ожидаемо пустовали. Пятнадцать оборотов назад то, что произошло с его отцом, перевернуло жизнь не только всей империи, но и его небольшой семьи. Алмэй, его всегда такая веселая и добрая мать, словно переродилась тогда, превратившись в жесткую, властную и непреклонную женщину, часто казавшуюся ему чужой. Она не смогла урезонить брата отца или отнять его место в кабинете министров, вместо этого она сосредоточилась на дворце и жизни в нем. Все здесь было в ее, и только ее, власти. Каждый уголок дворца оплетали ее защитные чары и магия, единственной целью которой было защитить ее и его.

– Не стой там, – послышался властный тихий голос, доносящийся из спальни, – ты заставляешь меня ждать.

Конечно, она знала, что он здесь. Его мать была искусным магом и щедро платила за ту силу, что черпала столь безрассудно последние годы. Китарэ медленно прошел вперед, открыл еще одну дверь, чтобы тут же оказаться лицом к лицу с женщиной, которая некогда слыла первой красавицей империи. Алмэй стояла посреди комнаты в традиционном траурном белоснежном кимоно. Ее седые волосы были собраны в тугой пучок. Прямая, порой, казалось, несгибаемая спина подчеркивала ее суровый нрав. Тонкое, словно высушенное лицо; угли черных глаз – самое яркое пятно в ее внешности – казалось, видели тебя насквозь.

– Что привело тебя ко мне в столь поздний час, сын? – предельно холодно и вежливо поинтересовалась она.

– Здравствуйте, матушка. – Привычно опустившись на одно колено, он поклонился.

Всякий раз, когда ему приходилось это делать, перед его глазами вставала совсем иная картина. Он помнил, как бежал к ней навстречу с широко распахнутыми объятиями, а она смеялась так громко и открыто, что порой ему казалось, он до сих пор слышит этот смех.

Китарэ поднялся с колен, глубоко вздохнул и сказал:

– Я замкнул круг.

На миг ему показалось, что на лице матери промелькнула тень эмоции, схожей с радостью. Но она растворилась, так и не найдя отклика на дне ее глаз.

– Хорошо. Чей род призвал Радави?

– Игнэ.

Он пришел к ней, зная, что совсем скоро об этом узнают все. Его не интересовала реакция Совета или кабинета министров. Они будут вынуждены это принять. Но он должен был позаботиться о ней. Он знал, на что способна вдовствующая императрица. Пятнадцать оборотов назад именно она настаивала на смертной казни для всего рода Игнэ, даже понимая, чем это впоследствии может обернуться для всего мира. Женщина, потерявшая свой мир, становится безумна и безжалостна в своей ненависти. Не получив желаемого, она сосредоточилась на том, что создала идеальный мир во дворце, где ни ей, ни ее ребенку ничего не угрожает. Китарэ слишком хорошо знал, что такое безумие. Он боялся, что мать, узнав обо всем, захочет разрушить его круг. Он не мог это игнорировать. Теперь Игнэ под его крылом, нравится ему это или нет.

– Нет, – точно вторя его мыслям, чуть слышно прорычала женщина. Впервые за долгие годы он видел настоящие эмоции на этом испещренном морщинами лице. Жаль, что этот первый раз был отдан ненависти.

– Так сложилось.

– Ты не можешь его предать! Не можешь! Слышишь? Не можешь так предать своего отца! – Она кинулась к нему.

– Так сложилось. – Пожалуй, он и впрямь был не готов к этому разговору, потому как не знал, как вести себя с такой реакцией матери. – Это не предательство – это мой долг. – Он положил руки на ее кулаки, которые сжимали ворот его кимоно. – Я пришел сказать тебе об этом сам…

– Сказать, что предал отца?!

– Сказать, что готов принять его наследие. – Он осторожно погладил ее по плечам.

Безумие и гнев. Он чувствовал этих до боли знакомых демонов, что сейчас овладевали ею. И он знал, как совладать с ними.

– Ты не можешь…

– Я никогда не предам его, – вкрадчиво прошептал он. – Никогда, слышишь? И ты не должна. Пообещай мне, слышишь? Пообещай памятью отца. – Он заглянул в глаза матери, стараясь говорить так, чтобы она почувствовала его искренность.

– Нет.

– Да. – Он осторожно погладил ее по спине.

Она продолжала молча смотреть на него, пока Китарэ не почувствовал ту самую нить, на которую осталось немного надавить и надломить, чтобы получить желаемое. Он еще раз погладил ее по спине, потянулся своим сознанием к этой самой ниточке и осторожно потянул. Впервые за пятнадцать оборотов мать рыдала в его объятиях. Впервые это были настоящие эмоции, которые он смог вытолкнуть из нее, вложив то, что было нужно ему, благодаря силе, использовать которую было слишком рано для него. Никогда прежде он сознательно не пользовался силой рода. Он слишком хорошо помнил, какой бывает плата, когда делал это непроизвольно. Но он должен был обезопасить свой круг от той, что не остановилась бы, узнай она о том, кто замкнул его. Он слишком хорошо чувствовал эту женщину, неосознанно пропуская ее через свой дар как самого близкого эвейя, как мать. Сейчас Китарэ заставил ее выплеснуть свой гнев и отпустить, сделав его чем-то незначительным и второстепенным. Теперь она примет необходимость того, чтобы наследник Игнэ замкнул его круг. А это было важнее всего. «Что я творю? – мелькнула мысль на задворках сознания. – Как пережить эту ночь? И все ради кого?»