Текст книги "Тайный преследователь"

– Понятия не имею! – воскликнула Альбина. – Хотя… Знаете, мне многие завидуют в училище, ведь мой отец – сам Павел Карбышев, гений и талантливейший из живописцев! Все так считают, – фыркнула она. – Поэтому в училище думают, что из-за моего папаши у преподавателей ко мне особое отношение. Но это – чушь собачья, я вообще не общаюсь с отцом! Не хочу ни видеть его, ни слышать о нем! Даже собиралась сменить фамилию, но потом передумала. Слишком муторно… Хотя не знаю, возможно, и сменю. Не хочу, чтобы меня считали дочуркой великого Павла Карбышева, всего собираюсь добиваться сама!

– Вот как, – протянула я. – Расскажите о себе, своей семье. Вы учитесь в училище, верно? В художественном?

– Ну да, – пожала плечами девушка. – Оно в Тарасове одно такое. Вообще, я жила в Балаково с мамой, Ольгой Карбышевой, а прошлым летом приехала в Тарасов сдавать экзамены в училище. Поступила и переехала сюда, стала снимать квартиру.

– Ваша мать осталась в Балаково? – поинтересовалась я.

Альбина кивнула.

– Да, что ей делать в Тарасове? Я иногда приезжаю в Балаково на каникулы, но летом не получилось – работу вот нашла, плюс ко всему, в августе состоится пленэр в Хвалынске, он длится две недели. То есть в Балаково я смотаться явно не успею.

– Ваш отец, как я поняла с ваших слов известный художник, верно? – уточнила я.

Альбина кивнула.

– Вы наверняка о нем слышали, – пояснила девушка. – Павел Карбышев – одна из самых популярных личностей Тарасова. Персональные выставки, провокационные картины, сотрудничество с крупными музеями… Короче говоря, мой папаша купается в лучах славы.

– Вы говорили, что он плохо поступил с вашей матерью, – заметила я. – Что он сделал?

– Нашел себе любовницу и ушел к ней, – хмыкнула Альбина. – Бросил маму и не раскаивается в этом ни капли! Катается с ней заграницу, наслаждается жизнью и особо ни о чем не задумывается. А для всех он – гений и талант, ага, как же!

– Из родственников у вас в Тарасове только отец и сестра? – уточнила я.

Альбина кивнула.

– Кристинка, как и я, учится в художественном училище. Только я первый курс окончила, а она – третий. Поступила после одиннадцатого класса.

– Вы с ней одного возраста, верно?

– Нет, – возразила Альбина. – Сестра младше меня на два года. Ей сейчас двадцать, а мне двадцать два.

– Получается, вы поступили в училище не после школы, а позже, – заключила я. – Почему? Что вы делали после окончания школы?

– А это разве имеет отношение к делу? – удивилась девушка.

– Мне важно знать абсолютно все о вашем окружении, о вашей жизни, чтобы составить представление о том, кто и почему мог бы желать вам зла, – пояснила я. – Так чем вы занимались после школы?

– Искала себя, – нехотя проговорила Альбина. – Понимаете, я ведь, как и Кристина, любила рисовать. Видимо, гены от отца достались… Но если я даже окончу училище, то как смогу пробиться в жизни? Многие считают, что мне повезло – как же, отец – выдающийся живописец! Но на самом деле все с точностью до наоборот. Я всегда буду оставаться в тени великого Павла Карбышева, и Кристинка – тоже! Я поняла это еще давно, поэтому и думала связать свою жизнь не с живописью, а с чем-то другим. Но с чем – неизвестно. Ведь кроме рисования, у меня ничего хорошо не получается! Писать статьи или книги я не умею, иностранные языки особо не знаю, математику и физику в школе ненавидела… Куда идти – непонятно. Так помыкалась несколько лет и решила готовиться к вступительным экзаменам в училище. Поэтому и поступила позже сестры. Видимо, судьба у нас такая – быть художниками. То есть художницами.

– Ясно, – кивнула я. – Почему вы не общаетесь с сестрой? Вы с ней в ссоре?

– Да в детстве, понятное дело, все сестры ссорятся, – хмыкнула Альбина. – Я старше Кристины и, естественно, ревновала родителей к ней. Казалось, что ей достается всегда все самое лучшее, а я – старшая сестра, должна быть умнее, мудрее и терпеливее. К тому же в старших классах у нас с Кристиной были разные компании, разные друзья. Лет в пятнадцать Крис сдружилась с одной девчонкой, Наташкой Борисовой, и все время с ней проводила. Мне было семнадцать, я школу заканчивала. Вот Кристинка по тусовкам бегала, а мне приходилось к экзаменам готовиться – чтобы аттестат нормальный получить. К тому же отец тогда ушел из семьи и переехал в Тарасов. Не знаю, как у Кристины, но у меня была психологическая травма. Я не понимала, почему отец так поступил, почему предал маму. Мама ведь тоже художница, но не такая известная, как отец. Когда родилась я, а потом Кристина, все заботы по воспитанию детей легли на маму. Отец организовывал выставки да писал свои шедевры, а мама гонялась с пеленками-распашонками, ей не до живописи было. Она рисовала редко, помню только, что когда мне было шесть лет, учила меня, как работать с акварелью и гуашью. Понятное дело, на примитивном уровне. Ну вроде акварельную краску густо не клади, а то некрасиво будет, и побольше воды лей. Мы с мамой делали всякие прикольные штуки – заливали красками листок и накладывали на него другой, белый, а потом смотрели, на что похожи разноцветные пятна, и дорисовывали картинку. Кристина, которая была маленькой, вечно таскала мои фломастеры и на обоях рисовала. Мама с отцом подумали и решили нас обеих отдать в художественную школу. Меня отдали раньше – в двенадцать лет, а Кристину через год, ей тогда одиннадцать исполнилось. Я закончила художку раньше сестры, а вот в училище поступила позже. И все время, пока мы жили с родителями, ссорились с сестрой. Она говорила, что лучше меня рисует, соревновалась со мной. Мне было обидно, но родители были всегда на стороне младшей дочери. Когда выросли, совсем отдалились друг от друга. Крис поступила в художественное училище и переехала жить в Тарасов, я осталась с матерью, ей нужна была поддержка. Отец ведь ушел, мама страдала и переживала. Но потом и я уехала из Балаково. Кристина быстро нашла себе бойфренда, она вообще меняет их как перчатки, но с этим Игорем она уже давно встречается. Собственно, такая вот история.

– Сестра вам завидует? – поинтересовалась я.

– Скорее я ей? – фыркнула Альбина. – Мало того что ей всегда доставалось все внимание, так еще и внешность у нее потрясающая. Я рядом с ней – просто дохлая серая мышь. У Кристины всегда были подруги, парни на нее вечно засматриваются. Не хотелось мне признаваться, но да, я завидую своей сестре. Может, поэтому не хочу с ней лишний раз видеться… К тому же когда мне действительно потребовалась ее помощь, она дала мне понять, что ей не до моих проблем.

– Но в училище вы встречаетесь с сестрой? – поинтересовалась я.

– Иногда, – пожала плечами Альбина. – Сейчас мы вместе ходим в училище – надо готовить холсты и картон к поездке в Хвалынск. Но Кристина со своими одногруппницами общается, со мной редко разговаривает. И я с ней тоже.

– А у вас как складываются отношения с одногруппниками? – поинтересовалась я. – Есть подруги, друзья? Или, наоборот, вы с кем-то конфликтуете?

– По поводу подруг – скорее нет, чем да, – немного подумав, проговорила девушка. – Мне кажется, в группе мне завидуют. Считают, что наш преподаватель, Федор Алексеевич, предвзято ко мне относится. Хвалит мои наброски, хотя многие думают, что они ужасны. Но это мой стиль, к тому же многие авангардные художники делали что-то подобное. Это новое, необычное искусство, оно свежее и поэтому вызывает столько негатива. В группе все привыкли к определенному стилю рисунка, и то, что отличается от него, воспринимается в штыки. Я считаю это глупым и консервативным подходом.

– Но преподаватель вас хвалит, верно? – уточнила я.

Альбина кивнула:

– Да. И это вызывает неприязненное отношение ко мне. У нас в группе учится одна девушка, Вероника Терехова, так она постоянно приносит кучу работ. Всякие эскизы, этюды, наброски… И я вижу, что ее задевает, когда Федор Алексеевич критикует ее рисунки. Но ведь надо не только много работ делать, а надо качественно рисовать! Но Вероника, похоже, так не думает. Она привыкла пахать как ломовая лошадь, но это же глупо! В моих же набросках есть живость и новый взгляд на вещи. Думаю, именно это и нравится преподавателю.

– А эта Вероника, она как проявляет свое недовольство? – поинтересовалась я.

– Да никак не проявляет, – проговорила девушка. – Дуется только и ходит обиженная. Постоянно выбегает покурить, так с нервным стрессом справляется. И иногда говорит, что преподаватель ее бесит.

– А с вами Вероника ссорится?

– Прям таких крупных ссор у нас не было, – заметила Альбина. – Ругаемся, и все. Но до конфликтов дело не доходит.

– А с остальными ребятами в группе у вас какие отношения? – продолжала расспрашивать я.

– Да обычные отношения, – пожала плечами моя собеседница. – У нас в группе семь человек: я, Вероника, Ксюша Лепатова, Алиса Коршунова, Света Зябликова, Ирина Федорова и Рита Тимофеева. Все после одиннадцатого класса, у некоторых есть высшее образование. Только Алисе и Рите по восемнадцать лет, остальные гораздо старше. Веронике и Ирине уже по тридцать, Свете – двадцать семь, Ксюше – двадцать пять. Ирина окончила архитектурный факультет Политехнического университета, она два дня в неделю стабильно прогуливает из-за работы. Преподает в университете. Ксюша тоже работает, она дизайнер, но занимается своими проектами по выходным. Вероника вроде Педагогический институт окончила, кажется, она подрабатывает иллюстратором. Про кого еще не сказала… А, Света замужем, у нее двое детей, ее муж содержит. Если говорить о конфликтах, то иногда мы с Ириной спорим по поводу рисунков. Ирина еще дополнительно занимается с преподавателем, Мариной Андреевной, по вечерам к ней ходит. У нас в училище проходил конкурс домашних работ, Вероника, я и Ирина решили в нем участвовать. Остальные как-то проигнорировали, ну мы и принесли свои рисунки. Так вот, у Ирины отобрали только одну копию, у Вероники – тоже один этюд, а мои наброски понравились, мне даже пришлось их на ватман крепить. Ирина возмущалась, что мои рисунки выбрали, мол, у Вероники гораздо лучше работы, да и у самой Ирины тоже. Мы с Иркой поспорили – я говорила, что работы Вероники хоть и детальные, но слишком предсказуемые. А Ирина заявила, что мои наброски похожи на детские каракули. Вот, собственно, и весь конфликт. Но я ни за что не поверю, что Ира или Вероника стали бы меня доводить до нервного срыва из-за такой ерунды!

– Для вас это, может, и ерунда, но, как я понимаю, художники – люди ранимые, их запросто может задеть успех другого человека, – заметила я. – Почему вы считаете, что никто из ваших одногруппниц не мог затаить на вас злобу?

– Да просто ерунда какая-то! – воскликнула Альбина. – Ну доведут они меня до психушки, и дальше-то что? От этого их рисунки не станут лучше!

– Если вы бросите художественное училище, у них не станет конкурентки, вроде вас, – заявила я. – Почему бы и нет?

– Не знаю… – протянула девушка. – Мне в это как-то не верится…

– Ладно, продолжим наш разговор дальше, – проговорила я. – Вы говорили, что собираетесь ехать в Хвалынск, верно? Расскажите об этой поездке!

– Как раз о ней я и хотела поговорить, – вздохнула Альбина. – Дело в том, что отъезд состоится уже через день, то есть послезавтра. Завтра, во вторник, мне надо прийти в училище – я ведь сегодняшний день прогуляла, потому что с вами договорилась встретиться. Да и после всего этого ужаса со слежкой мне страшно выходить из дома… Я мечтала поехать в Хвалынск – это пленэр, где собираются художники с разных городов страны. Не только наше училище, но и Петербургское, Московское, Пензенское, еще какие-то принимают участие. Но организаторами являемся мы, поэтому наше училище предоставляет всем холсты и картон. Там мы должны жить две недели, все это время нас будут вывозить на этюды по окрестностям. Как рассказывают другие студенты, которые уже были на пленэре, там очень красиво, и вообще, все туда рвутся. Но сейчас я даже не знаю, ехать мне или нет… Я боюсь, понимаете? Вдруг тот, кто следит за мной, узнает, что я буду в Хвалынске, и поедет следом? Нас заселят в санатории не в городе, а где-то за Хвалынском, то есть отделения полиции рядом нет, и вообще, вокруг санатория – глухой лес. А если меня похитят, затащат куда-нибудь в этот самый лес и прирежут? Мне, если честно, не хочется умирать… И что теперь делать, я не знаю. Но и отказаться от поездки я не могу, неизвестно, будет ли у меня еще такая возможность! Я еще и по этой причине к вам обратилась. Ну и, кроме того, в полиции мне вряд ли поверят – скажут, что у меня с головой проблемы, отправят к психиатру. Ведь за мной только следили, понимаете? Никто на меня не нападал, похитить не пытался. Поэтому, я думаю, в полиции этим делом заниматься не станут…

– То есть вы хотите, чтобы я вас сопровождала в поездке, верно? – уточнила я.

Альбина кивнула:

– Да, если это возможно.

– Альбина, вы в курсе моих расценок? – спросила я.

А услуги телохранителя моего класса оплачиваются высоко. Ну, и благотворительностью я занимаюсь очень и очень редко.

– Вы все-таки студентка, а не бизнес-вумен…

Девушка пожала плечами:

– Да, я в курсе, – ответила она спокойно. – У меня есть деньги на несколько дней ваших услуг. А с Хвалынском… Мне так будет гораздо спокойнее, если вы поедете. Тогда хотя бы я не стану так нервничать… У меня ведь на нервной почве уже бессонница началась, я боюсь заснуть! Вдруг, пока я сплю, этот человек, который меня преследует, проникнет ко мне в комнату и задушит подушкой? Я ведь и проснуться не успею! А в санатории проникнуть в номер гораздо проще, чем в квартиру. Как рассказывали те, кто уже был на пленэре, корпуса двухэтажные, поэтому пробраться даже на второй этаж труда не составит. А дальше – через балкон можно запросто пройти в комнату, и все! Поминай как звали!

– Я вас поняла, – сказала я. – Проблема заключается в другом. Если на пленэр едут только художники, то есть студенты и преподаватели, каким образом туда можно проникнуть и заселиться в ваш санаторий? Я должна постоянно быть рядом с вами, иначе охранять вас будет проблематично. Какие есть еще варианты поездки? Кто, помимо художников, может присутствовать на пленэре?

– Кроме художников, едут еще и журналисты, – пояснила девушка. – Мероприятие крупное, можно сказать, всероссийское. Вы же можете поехать в качестве журналиста, верно? Директор сам зовет репортеров, можно что-нибудь придумать!

– Отлично, – кивнула я. – Если журналистов тоже заселяют в санаторий, это прекрасно. Помимо вас, кто из вашей группы едет? Как вообще отбирают студентов для поездки?

– Прежде всего, смотрят по результатам летней практики и по оценкам, – проговорила Альбина. – В Хвалынске пишут этюды, то есть пейзажи, поэтому посылают тех людей, кто справился с практикой. Мне рассказывали, что на работу в Хвалынске у нас время до обеда, потом обед в школе, а после обеда – снова выезд до шести вечера где-то. В шесть мы на автобусе возвращаемся в санаторий, там у нас ужин и свободное время. Короче говоря, в день надо сделать минимум два этюда, а если человек не успевает закончить работу, придется доделывать в санатории, по фотке. Поэтому и отбирают тех учеников, кто на практике предоставил хорошие работы, плюс смотрят на количество рисунков. Из нашей группы отобрали меня, Веронику, Ксюшу и Алису. Вероника – понятное дело, штампует этюды, как конвейер, меня взяли потому, что у меня хорошие этюды и наброски, да и оценки у нас с Вероникой отличные по всем предметам. Ксюша – наша староста, у нее работ мало на летней практике, но всем нравится ее живопись, у нее неплохая манера. А Алиса считается лучшей по живописи в нашей группе. Мне не все ее этюды нравятся, но Федор Алексеевич ее хвалит, так как у нее нет ошибок. Кстати говоря, Алиска перед вступительными экзаменами занималась у моего отца, представляете? По ее словам, он открыл ей глаза на живопись, поэтому у нее такие работы хорошие. Хотя у нее нет домашних работ – а зачем, спрашивается, если все и так замечательно?..

– Ирину, получается, не взяли, – прокомментировала я. – А почему?

– У нее со здоровьем проблемы, – пояснила Альбина. – В августе у Иры начинается аллергия на какую-то траву, она сама не захотела ехать.

– Ясно, – протянула я. – А остальные девушки из группы, они по какой причине не едут?

– У Светы дети, ей не до поездок, – проговорила моя собеседница. – А Рита тоже вся больная, у нее то понос, то золотуха, вечно бегает по врачам. Даже если бы им и предложили поехать, они бы отказались. Но из нашей группы и так много людей едет, из других гораздо меньше.

– Почему? – поинтересовалась я. – Из-за плохой успеваемости студентов в других группах, или места строго ограничены?

– Не то чтобы ограничены, – немного подумав, сказала девушка. – Какого-то регламента о том, сколько человек должно поехать, вроде нет. Наверно, исходят из финансовых затрат, которые может позволить училище. В поездку ведь не только транспорт включен, но еще и наше проживание и питание в санатории. Студенты, которые едут в Хвалынск, тратят деньги только на художественные материалы – краски, разбавители, может, холсты, если размер тех, которые выдают, не подходит. К тому же в конце пленэра будет ярмарка, и свои работы там можно будет продать. Короче говоря, у студентов никаких расходов, только у училища.

– А откуда же берутся деньги на столь затратное мероприятие? – спросила я.

Альбина пожала плечами.

– Я в это особо не вникала. Думаю, у училища есть какой-то бюджетный фонд, к тому же наверняка существуют спонсоры всякие… К тому же часть студентов – платники, они учатся на коммерческом отделении, может, оттуда деньги. Но еще раз повторяю, меня этот вопрос никогда не интересовал, ответ на него может знать только директор.

– Вы на бюджете ведь учитесь? – уточнила я.

Альбина кивнула.

– Да, у нас в группе все девчонки на бюджете, – пояснила она. – В начале года были две девочки, которые учились на коммерции, но они обе отчислились в конце первого семестра. Думаю, очень мало платников доходят до диплома, все отчисляются либо уходят в академический отпуск.

– Неужели в художественном училище такая большая плата за обучение? – удивилась я, пытаясь представить себе, на какую работу может устроиться выпускник этого учебного заведения.

На ум пришло только два варианта: либо учителем в школу или студию, либо «вольным художником». Ну или дизайнером, заниматься компьютерной графикой. Сейчас это направление более популярно, нежели традиционная живопись.

– Не в этом дело, – покачала головой Альбина. – Плата за семестр, конечно, выросла за последние годы, но, помимо этого, надо покупать художественные материалы, которые стоят совсем не дешево. У нас пары пять дней в неделю, заканчиваем мы в четыре вечера, иногда занятия до шести вечера. Но после этого надо делать кучу домашней работы, задают полно всего по всем предметам. К тому же мы должны делать зарисовки, этюды и эскизы – это само собой подразумевается. С таким количеством заданий невозможно подрабатывать – если, конечно, хочешь нормально чему-то научиться в училище. Те девочки, которые работают – Ира, например, – не успевают с домашними заданиями, пропускают пары. Но у нас пропуски должны быть только по уважительной причине, сопровождаться документами. То есть, если пропустишь два дня просто так, могут исключить. Вот и получается, что на платном отделении могут учиться дети олигархов – чтобы не работать и еще платить за учебу. Естественно, те, кто поступает на платное, сразу понимают, что в художественном училище надо пахать как лошадь. Мне, может, и не нравится живопись Вероники, но могу сказать, что она молодец. Работает больше всех нас вместе взятых. Конечно, с платного отделения можно перевестись на бюджетное, но надо, чтобы не было троек, желательно вообще отличные оценки в семестре получить. Но для этого одного таланта недостаточно, в училище ценится прежде всего работоспособность. Может, потому, что гениальных учеников мало, а точнее – вообще нет. По крайней мере, я о таких не слышала. Хвалят и ставят в пример только тех, кто приносит кучу работ, не пропускает пары и участвует в различных мероприятиях. Поэтому студенты с коммерческого отделения просто не выдерживают такой нагрузки, за которую надо еще и деньги платить. Я бы, думаю, тоже отчислилась, не стоит оно того.

– Платников, выходит, на пленэр не берут? – спросила я.

Альбина пожала плечами.

– Я не в курсе. По-моему, кто-то едет с коммерческого отделения, но я не уверена… Могу ошибаться. Знаю, что из группы Кристины поедет она и еще двое – Олеся Коновалова и Саша Емельянов. У них у всех неплохие этюды, Кристинка, понятное дело, училась у отца – он сам ей уроки давал, когда она готовилась к поступлению. Я-то с папашей никаких отношений не поддерживаю с тех пор, как он бросил маму. А Кристинке на все наплевать – она с отцом общается, гадина…

– Может, ваша сестра попыталась понять и простить вашего отца? – предположила я. – В жизни ведь всякое бывает, браки рушатся, люди разводятся. По-вашему, лучше было бы, если бы ваши родители остались жить вместе, но при этом изменяли друг другу?

– Нет. Отец поступил подло, я лучше знаю! – упрямо возразила Альбина. – Вы же не знакомы с моей семьей, верно? Значит, и судить не можете о его поступке! Как вообще можно бросить жену и двух дочерей? И ради кого? Какой-то мымры, которая ничего из себя не представляет! Я видела эту новую пассию отца – у нее мозгов, как у табуретки! Да, она моложе мамы, ну и что с того? Если отец, как и все мужики, ведется на молоденьких дурочек, то зачем мне такой папаша нужен? И без него проживу! А Кристинка просто хочет получить отовсюду выгоду, и только. Нужно ей поступить в училище – она общается с отцом, тот дает ей уроки. Надо ей денег – пожалуйста, позвонила матери, а та разве откажет своей доченьке? Потребительское отношение ко всем, в этом вся Кристина. Сама она не желает никому помогать, матери звонит только когда ей что-то нужно. Я не понимаю, как можно так поступать! По-моему, у меня самая ненормальная семья, которую только можно представить!

Я могла сказать, что дочки были уже достаточно взрослыми, когда отец ушел из семьи – он не покинул жену с двумя младенцами. Могла, но не стала: не мое это дело. Свои обиды человек должен изживать самостоятельно.

Вместо этого спросила:

– С вами Кристина вообще не общается? – И внимательно посмотрела на Альбину.

Та усмехнулась.

– А я о чем говорю сейчас? Я не могу быть полезна сестре, зачем ей со мной поддерживать отношения? Деньги у меня лишние не водятся, с учебой я помочь ей тоже не могу. Поэтому Кристина не звонит мне и не ищет со мной встреч.

– А что вы можете рассказать о молодом человеке вашей сестры? – поинтересовалась я. – Вы говорили, что сейчас Кристина живет вместе с Игорем. Как его фамилия?

– Если не ошибаюсь, то Милохин, – проговорила Альбина. – Он старше Кристины, ему лет двадцать пять – двадцать семь. Лично с ним я не общалась, осенью, когда поступила в училище, видела, как он встречал сестру после учебы. Сначала решила, что это очередной ухажер сестры на пару свиданий, но, как ни странно, Кристина с ним встречалась долго. В ноябре я поинтересовалась у сестры, кто тот молодой человек, который постоянно встречает ее. Кристина заявила, что она встречается с Игорем уже полтора года, и, вообще, живет у него. Представляете? Маме она врала, что снимает квартиру, и мать посылала Кристинке деньги на жилье! Не удивлюсь, что она и у отца клянчила, якобы оплатить съемную квартиру. Родители безо всякой задней мысли кидали Кристинке деньги на карту, а она попросту съехала к своему бойфренду! Просто верх наглости и изобретательности!

– Вы рассказали матери о том, что у Кристины есть молодой человек? – поинтересовалась я.

Альбина кивнула.

– Конечно! Сразу позвонила маме и сообщила, что сестра давно съехала со съемной квартиры. Мать, конечно, удивилась, но что самое странное, она по-прежнему посылает Кристине деньги, якобы на всякие расходы. Если бы я так поступила, как Кристинка, точно был бы скандал и обида. Но сестре все сходит с рук – если мама даже и обиделась на нее, то виду не подала. Сказала, что рада за младшую дочь – маму беспокоили многочисленные романы Кристины и ее ветреность. Она очень хотела познакомиться с парнем Кристинки, но та по какой-то причине откладывает встречу своего Игоря с родителями. Может, боится, что он им не понравится – все-таки Милохин старше сестры лет на пять – семь. Хотя у Кристины были ухажеры самых разных возрастов…

– Вы знаете, где проживает этот Милохин с вашей сестрой? – спросила я.

Альбина отрицательно покачала головой.

– Нет, в гости меня не звали, – усмехнулась она. – Кристинка сперва дулась на меня – я же сообщила матери, что она живет с парнем. Заявила, что я лезу в ее жизнь, и посоветовала мне завести бойфренда, чтобы не было времени на слежку за ней. Потом остыла – просто игнорировала меня, и все. Но Игорь всегда приезжал за Кристиной на машине, вряд ли он близко от училища живет.

– Чем он занимается, где работает, вам тоже неизвестно?

– Нет, я о нем ничего не знаю… Кристина никогда меня со своими парнями не знакомила, хотя не понимаю, почему. Я ей не могу составить конкуренцию при всем своем желании. Вот почему одним достается все, а другим – ничего? Я не знаю, чего вообще может желать сестра – у нее ведь все есть! Шикарная внешность, талант, друзья, подруги, парни… Родители ее обожают, что бы она ни сделала, ей все прощается! И я – ни друзей, ни молодого человека, ничего! Вдобавок ко всему, какая-то мразь пытается свести меня с ума…

– Неужто так все плохо? – удивилась я. – Может, вы преувеличиваете? Я имею в виду не то, что за вами следят, а отсутствие друзей и личной жизни. Вы хорошо выглядите, занимаетесь творчеством, отлично учитесь… Разве этого вам мало? Наверняка у вас и романы случались!

– Были, но вспоминать не хочется, – скривилась Альбина. – Со мной не очень хорошо поступили, да и было это давно, еще в школе. Подруга в школе тоже была, вот только потом я поняла, что дружбы никакой и не было. Вообще, все мои подружки вспоминали про меня только тогда, когда им что-то было нужно. Поэтому ни в любовь, ни в дружбу я не верю.

– Ладно, не будем философствовать, давайте вернемся к преследователю, – сказала я. – Вспомните тот день, когда вы впервые заметили слежку. Заметили ли вы что-то необычное? Может, что-то произошло странное с вами или с вашими знакомыми? Восстановите в памяти тот день!

– Да ничего такого не было… – растерялась Альбина. – Сначала холсты тянула в училище, потом пошла домой, пообедала и вечером поехала на работу… День как день, самый обычный…

– С кем вы общались в тот день?

– В училище – с девчонками, которые тоже пришли на отработку. Из моей группы были Вероника и Ксюша, Алиса не пришла, у нее какие-то дела были. Единственное, что было непонятным так это поведение Вероники. Она показалась мне нервной, огрызалась, и мы с ней даже поссорились. Но скорее всего, у нее просто какие-то неприятности, она такая же ходила в конце семестра. В принципе, когда мы с ней в следующий раз виделись, она была нормальная, как обычно…

– А из-за чего вы поссорились? – спросила я.

Альбина пожала плечами.

– Да из-за ерунды, – проговорила она. – Я сказала Веронике, что надо убрать из мастерской этюды с летней практики и, вообще, ее семестровые работы. Надоел уже этот бардак – Веронике и Ирина постоянно говорит, что ее холсты и листы с композицией повсюду лежат! А Вероника не убирает за собой. Ей, видите ли, тяжело свои работы домой отнести, и дома, по ее словам, их складывать некуда. Ну пусть тогда продает или загрунтовывает холсты, выкидывает, наконец! Мы все-таки учимся в этой мастерской, и не очень хочется сидеть в хламовнике. Но когда я сказала Веронике о необходимости очистить мастерскую от работ, она взбесилась и наорала на меня. Сказала, что я ее достала, и все в таком роде. Я ей ответила, что, если она не уберет работы, я их просто вытащу в коридор. А она психанула, послала меня и ушла из училища. Не понимаю, что тут такого? Я и Рите говорю, чтобы она свои стаканы выкидывала – вечно купит кофе в автомате и оставит стакан в мастерской. Или бутылки недопитые – тоже ее, неужели трудно до мусорки донести?.. Правда, Рита редко бывает в училище, ей особо ничего не скажешь, но все равно!

– После этой ссоры вы видели Веронику? – поинтересовалась я.

Альбина кивнула.

– Конечно, она приходила еще на отработку. Не помню, когда – вроде на следующей неделе, но больше мы не ссорились. Точнее, вообще почти не разговаривали. Натягивали холсты и картон грунтовали.

– Вы часто ссорились с Вероникой? – продолжала расспрашивать я. – Она вам завидовала?

– Вы имеете в виду, скандалили мы во время семестра? – уточнила Альбина.

– И на практике, – добавила я.

– Да всякое случалось, – пожала плечами девушка. – Я всего и не помню… Ну да, размолвки были, но я как-то не придавала этому значения… А вы считаете, что это она за мной следила? Но зачем?

– Пока я только собираю информацию обо всех людях, с кем вы общаетесь, – проговорила я. – Что касается причин для преследования – Вероника, например, могла обидеться на вас за что-то, затаить злобу. Не думаю, конечно, что из-за работ в мастерской, которые вы просили Терехову убрать. Работы – это всего лишь повод для ссоры, но, быть может, был какой-то еще конфликт интересов? Вероника могла вам завидовать?

– Да, могла… – неуверенно проговорила девушка. – Помните, я рассказывала вам про конкурс домашних работ? Так вот, не только Ирина возмущалась по поводу того, что ее наброски не взяли. Веронике было очень обидно, она тогда сказала, что у нее нет отца-художника, а я, по ее словам, являюсь протеже Федора Алексеевича, и он меня везде продвигает. Я ей на это ответила, что в составе жюри был не только наш преподаватель, и раз на выставку выбрали мои наброски, а не ее, значит, в них есть то, что цепляет. А Вероника обозвала мои рисунки детскими каракулями, сказала, что и ребенок лучше нарисует. Честно говоря, я от нее такого не ожидала – надо же быть такой завистливой и мелочной! Само собой, я не удержалась и прошлась по ее живописи, которая оставляет желать лучшего. Но Ирина была согласна с Вероникой, хотя, что тут удивляться. Их работы не взяли, вот они и обозлились.

– Альбина, как давно вы преподаете в студии рисования? – Я неожиданно сменила тему.

– Я в июле туда устроилась, – сказала Альбина. – После летней практики. Надо же как-то деньги зарабатывать.

– А где вы нашли эту студию?