Текст книги "Частного сыщика заказывали? Последний шанс (сборник)"

Глава 7

Я прижалась к дверке машины, свернулась клубочком и начала выравнивать дыхание, готовясь к грядущим подвигам.

Если верно, что против лома нет приема, тогда остается только хитрость.

– Добрый вечер, Татьяна Александровна, – послышался слева от меня мягкий мужской голос.

Голос я не узнала, особой угрозы в нем не услыхала и осторожно покосилась на говорившего.

Увидев мужчину лет сорока в легком сером костюме, я разогнулась и осмотрелась.

На передних сиденьях «Ауди» сидели двое: шофер и тот прыгучий паршивец, очевидно, по совместительству трудящийся телохранителем.

На заднем сиденье были только мы вдвоем с боссом.

Вальяжный господин окинул меня сверху донизу полупрезрительным взглядом, прикурил длинную сигарету от золотой зажигалки и улыбнулся мне почти дружелюбно.

– Ничего доброго в этом вечере я не вижу, – проворчала я, – вы кто?

– Азбашев Рафаэль Константинович, – услышала я в ответ и едва не присвистнула: какие люди раскатывают по городу в поисках меня, грешной!

Если это и не любовь, то как минимум очень важное дело.

С ума сойти! Сам Азбашев подсуетился организовать встречу, приехал к самому моему дому, а я сижу скукожившись и вроде как и не рада!

Я оценила все величие азбашевского подвига, однако не стала сразу бросаться на шею этому крутому дяденьке.

Покачав головой, я спросила:

– У вас так принято знакомиться с девушками или только ради меня вы устроили этот спектакль?

Азбашев уже открыл рот, чтобы ответить, но тут телохранитель, сидевший впереди, показал ему мой пистолет, извлеченный из сумки.

Азбашев поступил как школьник, увидевший шпаргалку:

– Вы были вооружены, Татьяна Александровна, а у меня есть желание с вами пообщаться без сложностей. За все неудобства вам будет заплачено, а сейчас примите мои искренние извинения. Я, честно говоря, и не думал, что ребятам придется поступить с вами настолько жестко.

– Похоже, что вы вообще ни о чем не думали, – громко проговорила я, с удовольствием замечая, как изменяется холеная физиономия Рафаэля Константиновича, – или в этом тоже ребята виноваты?

Он посопел, очевидно, обдумывая лучший вариант ответа, и решил, что самым умным будет проигнорировать реплики недовольной дамы.

– Вы куда-то собрались ехать, Татьяна Александровна? – вместо ответа спросил он и тут же блеснул наблюдательностью: – Вы же вышли на дорогу явно ловить мотор.

– А давайте перейдем ближе к делу, – предложила я и села свободнее, – и прикажите своему денщику отдать мне сумку. С пистолетом он пусть пока поиграется, если ему так хочется.

Азбашев нахмурился еще больше, бросил взгляд на телохранителя и еле заметно кивнул. Тот, просмотрев еще раз содержимое моей сумки, передал ее мне.

Я тут же вынула косметичку и принялась неторопливо приводить себя в порядок. Пусть ждет, засранец, если не умеет уговаривать.

«Ауди» продолжала катиться по трассе в сторону объездной дороги, скоро предстояла развилка, ведущая или к центру города, или за него, ближе к нашей психиатрической лечебнице. Это был совсем не тот маршрут, куда мне нужно было попасть.

– Итак, Татьяна Александровна, – напористо начал Азбашев, видимо, правильно решив, что не стоит ждать, когда мое плохое настроение вдруг возьмет и само исправится, – я встретился с вами, чтобы серьезно поговорить.

– Я заметила уже, что все это серьезно.

Азбашев, не обращая внимания на мои слова, продолжил:

– Как мне рассказала Катя, вы оказали ей помощь, которая уже стоит того, чтобы с вами обращались уважительно и с благодарностью.

Я закурила и сделала вид, что думаю о чем-то своем, сама же, разумеется, быстро прикинув, решила, что Азбашев врет. Если Катя хотела что-то ему рассказать, она бы давно это уже сделала и не было бы смысла отягощать мою жизнь встречей с шантажистом.

Я оказалась права, Азбашев говорил о другом событии, в чем я тут же и убедилась.

– По ее словам, – солидно продолжил Азбашев, – те трое козлов, что напали на нее на улице, ждали именно ее, они подкарауливали…

– Ну прямо как вы сейчас, – не удержалась я и продемонстрировала свой скверный характер.

– Татьяна Александровна, – с терпеливым достоинством произнес Азбашев, – я перед вами извинился, и на этом вопрос закрыт. Вы после того, как выполните мою работу, просто добавите в счет строку за моральный ущерб. Сумма, проставленная вами, может быть сколь угодно большой – в пределах разумного, конечно же. Сейчас у нас с вами идет серьезный разговор, а вы продолжаете изображать из себя истеричную дамочку. Мое мнение о вас ухудшается.

– А не плевать ли мне на это? – вслух подумала я, и в салоне «Ауди» повисла напряженная тишина.

Водитель с телохранителем сделали вид, что ничего не слышали.

Паузу очень кстати прервал звонок сотового телефона Рафаэля Константиновича.

Азбашев, надув губы, полез во внутренний карман пиджака и отрывисто ответил в трубку:

– Да… да, я…

Несколько минут он слушал молча то, что ему говорили, потом произнес:

– Поставь это.

Потом он помолчал еще несколько минут и наконец, вздохнув, сказал:

– Достаточно, забирай все, что найдешь из той же оперы, и вези мне домой.

Медленно сложив телефон, Азбашев повернулся ко мне.

– То, что я вам сказал, Татьяна Александровна, имеет уже второстепенное значение.

Я не ответила: если мужчина решил поиграть в мудреца, то это надолго.

Азбашев коротко кинул шоферу:

– Шамиль, домой, – после чего начал говорить со мною уже повелительно и отрывисто. – Ну а первым вопросом будет вот какой. Откуда у вас записи моих деловых разговоров? И от кого вы получили задание получить их?

Я удивленно взглянула на него:

– Вы о чем это говорите, Рафаэль Константинович?

– Я о кассетах, обнаруженных моим человеком у вас в квартире.

Я спешно продумала положение. Сказать правду – подвести Катю. А не говорить правды – пожалуй, будет еще хуже.

– Я немного помогу вам, чтобы вы не стеснялись в телодвижениях, – пошутил Азбашев и сам улыбнулся своей шутке.

Телохранитель тихо засмеялся. Шамиль широко улыбнулся и поднял лицо выше, чтобы его улыбка была видна шефу в зеркале заднего вида.

Личный состав демонстрировал восхищение чувством юмора шефа, мне же было совсем не смешно.

– Итак, Татьяна Александровна, – с нажимом продолжил Азбашев, – вашим заказчиком является некто Гуселкин Алексей Павлович. Я прав?

В это время фары «Ауди» высветили впереди на шоссе одинокую фигуру постового, помахивающего жезлом, надо понимать, от скуки.

Разглядев несущуюся на него «Ауди», он заметно воспрял духом, видимо, мгновенно обретя смысл жизни и работы, и сделал повелительный жест своей палочкой сверху вниз.

Еле слышно Азбашев выругался.

– Шамиль, разберись быстро, – скомандовал он.

«Ауди», плавно сбросив скорость, затормозила, прижавшись к обочине, и остановилась в пяти-шести метрах от дорожного инспектора.

Телохранитель Азбашева развернулся и, вынув из кармана пистолет, показал мне его, словно я не знала, как выглядит данный предмет.

Шамиль быстро вышел из машины и заспешил навстречу милиционеру, вынимая из кармана пиджака бумажник.

Я сидела не оборачиваясь, решив, что нужно дать большому боссу договорить, а там видно будет.

В это время внезапно все смешалось.

Из ближайших кустов справа от машины выскочили несколько человек. Еще двое бросились к «Ауди» от машины ГИБДД. Двери «Ауди» распахнулись, и телохранитель, выронив пистолет, вывалился на асфальт, постанывая и прикрывая голову руками: ему досталось сразу и без предупреждения.

В салон заглянули двое мужчин, одетые в пятнистые комбинезоны, с рожами, закрытыми черными масками. В руках они держали короткоствольные автоматы.

– В чем дело? Что тут происходит? – повелительно произнес Азбашев и тут же как-то икнул: его совсем уж невежливо выдернули в левую дверь и уронили на землю.

Я решила не утруждать людей и собралась выскочить самостоятельно – я же не инвалидка какая-то и из машины еще в состоянии выйти сама, – но была остановлена жестом ближайшего из нападавших.

– Иванова? – отрывисто спросил у меня он.

Я кивнула и почему-то немного прищурилась. Мне на секунду показалось, что мне собираются врезать между глаз. Этого не случилось, и я не знала, радоваться или огорчаться: все-таки я ошиблась.

– Прошу вас, – так же отрывисто сказал обратившийся ко мне камуфляжник и сделал жест рукой.

Это было все-таки лучше, чем то, как его товарищи поступили с Азбашевым, и я это оценила сразу же.

Я вышла из машины и увидела два микроавтобуса «Фольксваген», выезжающих из-за поворота.

– Карета подана, – обрадовал меня все тот же камуфляжник, видимо, являющийся командиром в группе, захватившей автомобиль Азбашева, и я, не забыв забрать свою сумку, направилась к ближайшему «Фольксвагену», не имея никакого представления о том, кто же это пришел мне на помощь. И на помощь ли?

«Фольксваген», обозванный каретой, внутри оказался просторным и чистым.

Я села на крайнее сиденье первого ряда, позади меня устроились двое из нападавших, не снимая с лиц масок.

Азбашева втолкнули вежливо, но резко, и он, почти не теряя своей солидной напыщенности, присел на сиденье слева от меня.

Машины рванули вперед.

Я оглянулась. «Ауди» осталась стоять на том же месте, где ее поставил Шамиль. Сам Шамиль и охранник Азбашева с растерянным видом стояли около «Ауди» и смотрели нам вслед.

Милицейской машины и псевдопостового там уже не было.

Мавр сделал свое дело…

– Татьяна Александровна, – обратился ко мне все тот же замаскированный командир, – вы, пожалуйста, не волнуйтесь, с вами хочет переговорить один человек. После окончания беседы вас отвезут, куда вы скажете. Если не секрет, до того как вас похитил этот нехороший человек, куда вы направлялись?

– В городской морг, – честно ответила я, но получилось, что я глупо пошутила. По крайней мере, в глазах моего собеседника мелькнуло что-то вроде сожаления.

– Смешно, – одобрительно кивнул он мне, – если вы будете настаивать, вас могут отвезти и туда. Но сначала – разговор.

– Послушайте… мгм… молодой человек, – сильно смягчая свои барские интонации, произнес Азбашев, – вы кого, собственно, представляете?

Командир не обратил на него никакого внимания, хотя вопрос был интересным и я сама бы не отказалась услышать ответ на него.

Азбашев откашлялся.

– Простите, вы знаете, кто я такой? – осторожно спросил он.

– Если я тебе скажу, ты обидишься, – угрожающе ответил командир, и Азбашев, дернувшись от негодования, заткнулся и повернулся лицом к окну.

Я спокойно сидела и продолжала смотреть в окно в сторону, противоположную от Азбашева, хотя чувствовала себя почти так же неуверенно, как и он.

Почему почти – да потому, что если Рафаэлю Константиновичу откровенно нахамили, то ко мне обратились со всем уважением.

Подумав об этом, я едва не рассмеялась, представив, что людоеды на каких-то там островах перед тем, как кинуть облюбованную на обед жертву в котел, тоже наверняка заранее не расстраивают ее. Чтобы мясо не портить.

Я закурила и, наблюдая за темной дорогой, давно уведшей наши два микроавтобуса за город, едва не задремала.

Пока я боролась с усталостью, машины свернули на проселочную дорогу и запрыгали по ней, вытрясая из меня все расслабление.

– Не может быть… – вдруг негромко, но отчетливо пробормотал Азбашев и даже привстал со своего сиденья.

Я недовольно покосилась на него: надо же, джентльмен находится явно не в своей тарелке, но и тут собирается быть в центре внимания.

Наш автомобиль свернул еще несколько раз и, сбросив скорость до черепашьей, медленно вкатился в широко распахнутые кованые ворота, за которыми виднелся двухэтажный новый дом с высоким шпилем, увенчанным флюгером.

– Я все понял! – воскликнул Азбашев и, повернувшись к командиру, ткнул в него пальцем. – Я все понял! – Рафаэль Константинович уже раскрыл рот, чтобы объявить свое открытие, очень любопытное и мне самой, но командир, резко повернувшись к нему, быстро и тихо спросил:

– В рожу, что ли, хочешь, позорничек?

Азбашев проглотил свои несказанные слова, его лицо приняло какое-то по-детски обиженное выражение, и он медленно повернулся к своему окну и молчал до тех пор, пока микроавтобус не остановился.

– Прошу на выход, Татьяна Александровна, – пригласил меня командир и, выйдя сам первым, подал мне руку.

Азбашев выскочил за мною следом, но, помня предложение, касающееся его личика, громко не высказывался и только приговаривал вполголоса:

– Ну сейчас… ну сейчас… вот козел какой…

Во дворе перед домом стояло около десяти вооруженных людей – в основном все приехали вместе с нами.

Дверь дома была раскрыта, и яркий свет из нее широким треугольником ложился на вымощенную коричневой кафельной плиткой дорогу.

Повинуясь жестам сопровождающих, я прошла в дом, сзади трусцой шлепал Азбашев, не перестававший что-то бормотать себе под нос.

Глава 8

Пройдя через небольшую прихожую, отделанную итальянским мрамором, я попала в огромный зал с камином.

В центре зала стоял блестящий круглый дубовый стол с тремя придвинутыми к нему стульями.

По всему периметру зала выстроился ряд колонн, поддерживающих потолок.

Колонны располагались на расстоянии два – два с половиной метра от стен, и между ними у стен стояли кожаные кресла.

Высокие – почти от самого пола до потолка – окна довершали картину этого зала, созданного по образцам эпохи классицизма.

Посередине зала около стола стоял, глубоко засунув руки в карманы брюк, незнакомый мне мужчина приблизительно тридцати пяти – сорока лет, высокий, с весьма редкой шевелюрой и круглым обвислым животом.

Он курил сигару и посматривал на меня не очень добрым взглядом.

Я кивнула ему и, не зная, как еще подчеркнуть свою независимость, осмотрелась.

– Вы Иванова? – спросил меня хозяин дома и махнул рукой. – Подождите, девушка, сначала я хочу поглядеть в глаза этому козлу.

– Сам ты козел! – проорал у меня за спиной Азбашев.

Он подскочил к хозяину и замахал руками от избытка чувств.

– Так вот ты что творишь! – крикнул Азбашев. – Ты нанял эту бабу, чтобы подкинуть мне подлянку…

– Заткнись, я все про тебя знаю! – рявкнул хозяин и сделал знак охране, уже бросившейся к перевозбужденному Рафаэлю Константиновичу.

Охранники во главе с командиром группы захвата, доставившей нас сюда, резко затормозили и так же автоматически, как они бросились вперед, развернулись и удалились.

Вся эта сцена заняла несколько секунд.

– Это ты все придумал, сволочь, мало я тебе добра в жизни сделал? Я же тебя из такого дерьма вытащил, а ты… а ты…

– Заткнись, татарин! – рявкнул хозяин дома, переходя от эмоциональных всплесков к конструктивным объяснениям. – Заткнись и слушай сюда! – Он выплюнул сигару и в раздражении наступил на нее подошвой лакированного штиблета, оставив черный след на блестящем паркете. – Ты придумал всю эту петрушку только с одной целью: сожрать меня и выкинуть из бизнеса! Ты нанял эту… – Хозяин ткнул пальцем в меня, уже успевшую уютно устроиться в кресле.

Увидев этот жест, я даже привстала.

– Иванова! – агрессивно сказала я, собираясь тут же высказать и свое отношение к происходящему, но хозяин меня прервал, пренебрежительно махнув рукой:

– А, плевать, короче, бабу, и она…

– Леша, молчи и слушай меня! – перебил его Азбашев громовым рыком. Теперь я поняла, кого вижу перед собой, вспомнив, что имя Алексея Павловича Гуселкина мне называли и Азбашев, и Володька. – Я слышать не хочу твои версии! Это не я, а ты пытался провести всю эту хреновую операцию! Это не я, а ты поставил микрофоны под койкой у моей телки, это ты напустил на нее свою свору! Ты записал мои разговоры!

– Что за чушь?! – заорал Гуселкин. – Да мне случайно все это досталось, но когда я услышал, как ты говоришь обо мне, то я все понял. Ты, татарин, давно уже решил меня сбросить, и это за все годы нашей дружбы!

Гуселкин дернул шеей и, сбавив голос, проговорил:

– Я слышал, как ты говорил своей Катьке, что хочешь, чтобы меня убили!

– Еще бы, конечно! – Азбашев впервые за все время разговора проявил какую-то неуверенность и, решив, что больше нет смысла сотрясать воздух, тоже перешел на более тихий разговор.

Я в это время нащупала в сумке замшевый мешочек с косточками и развязала его.

– Что вы там делаете? – насторожился Гуселкин и шагнул ко мне.

– Пытаюсь понять, в какой я дурдом попала, – ласково улыбаясь, сказала я, – вы не объясните мне, для чего я здесь нахожусь?

– Вы свидетель, Татьяна Александровна, – кинулся ко мне Азбашев, – скажите нам всем: я вас нанимал?

– Нет, – ответила я, – я сегодня вас впервые в жизни увидела. И вы мне не понравились.

– Ты слышал, засранец? – Азбашев повернулся к Гуселкину, почему-то не обратив внимания на окончание моей реплики. – А ведь это она нашла микрофоны, и у нее дома мой человек сегодня забрал записи! Что все это означает? Это означает, что ты ее нанял, она поставила микрофоны, записала все мои разговоры, а потом повесила лапшу Катьке на уши, якобы только что она сама обнаружила все эти микрофоны! Твои хитрости шиты белыми нитками! Ты это сделал, чтобы проверить меня! Да кто ты такой, чтобы делать такие вещи?!

– Да знаю я все, что было, а было все не так! – махнул на него рукой Гуселкин. – Твой человек оказался и моим, иначе и не объяснишь. Я заслал к тебе варяга, и, позвонив тебе из квартиры этой Ивановой, он сразу же позвонил и мне. Анжелка забашляла кучу бабок за эти записи, боясь за семью, она думала, что ты со своей любовницей про нее говоришь какие-то глупости, а оказалось, что про нее и ни слова, а все про меня да как лучше меня выгнать из бизнеса! Но деньги заплачены не зря, и я уже вчера все слышал! Я не знаю, кто нанял эту Иванову, хотя считаю, что это сделал ты и нарочно состряпал всю эту провокацию. Эта детективщица собрала на тебя достаточно материала, чтобы я понял про тебя все, что мне нужно. Ты меня решил сбросить, но ни хрена у тебя не получится, понял, да? Ты вез эту Иванову, чтобы ее спрятать, а потом всем доказать, что ее нанял я, а я тебе говорю, козел, что я ее впервые вижу сегодня! И век бы ее не видеть! Я нарочно приказал тебя привезти ко мне, чтобы…

Я, внимательно выслушав весь бред, которым обменивались два дружка-компаньона, решила, что мне пора перестать быть статистом в чужой пьесе и нужно вмешаться.

Я встала с кресла.

– Господа! – проникновенно произнесла я. – Как я вижу, в моем присутствии здесь нет никакой необходимости.

Два красных лица повернулись в мою сторону, два рта уже раскрылись, чтобы рявкнуть какую-то очередную мужскую глупость, но тут крики и выстрелы, раздавшиеся со двора, прервали милую беседу.

При первых же звуках стрельбы я предусмотрительно отшатнулась от окна, рядом с которым так неудачно встала.

Когда кто-то где-то и непонятно зачем начинает стрелять, самое умное, что можно сделать, это не отсвечивать.

Я снова упала в кресло, в котором пребывала раньше, и утонула в его сиденье, сползая даже ниже, чем требовалось для сохранения собственного шарма.

Если уж кому-то должно не повезти, то надо постараться, чтобы это была не ты.

– Это что еще такое? – тихо спросил Гуселкин и быстрым шагом направился к двери, вынимая из кармана пистолет.

Азбашев с посеревшим лицом остался стоять на месте.

Не успел Гуселкин дойти до двери, как она распахнулась, и вбежавший охранник, едва не сбив его с ног, крикнул хриплым от волнения голосом:

– Азбашевские ребята, шеф!

Гуселкин оглянулся на Азбашева, и тут все вокруг меня содрогнулось, мгновенно перед глазами поплыл туман, и я, перемахнув через подлокотник кресла, очутилась уже почти под ним.

Расстояние от пола до днища кресла было маловато, а то бы я на самом деле залезла под кресло.

Грохот мощного взрыва, раздавшегося прямо в зале, где я находилась, накрыл все остальные звуки.

Мне показалось, что я оглохла, тучи пыли осыпали мою бедную, но предусмотрительную головку.

После прогремевшего взрыва я поняла, что пауза продлится недолго и всеобщее обалдение тоже, выскочила из-за кресла, подхватила свою сумку и бросилась к выходу.

Промчавшись между двух симметрично сидевших на полу с открытыми ртами и зажатыми ладонями ушами охранников, я выскочила во двор и, сразу же свернув не к воротам, а в противоположную от них сторону, петляя между деревьями, добралась до кованого металлического забора, перемахнула через него и приземлилась по ту сторону.

На этом мое преодоление полосы препятствий и закончилось.

Я подвернула ногу и поняла, что бегать мне больше не хочется.

Вытянув травмированную конечность, я раскрыла сумку и выудила из нее сотовый телефон, данный мне для общения с шантажистом.

Очень резонно подумав, что если со мною во время взрыва не произошло ничего из ряда вон, то почему должна пострадать какая-то железка, я развернула сотовый и, нажав кнопку, прислушалась.

Прибор работал.

Сев поудобнее на холодную землю, я набрала домашний номер телефона Володьки Степанова.

– Алло, слушаю вас! – бодро ответил он после второго гудка.

– Это Иванова, – обрадовала я его, – ты живой или как?

– Работаю по второму варианту! – таким же бодрым голосом ответил мне Володька, что означало наличие рядом с ним жены и не очень приятную обстановку в доме, характеристика которой была зашифрована в моем вопросе «или как».

– А я почти жива, – грустно призналась я Володьке, – представляешь, Володь: сижу на голой земле со сломанной ногой под забором дачи некоего Гуселкина где-то на Волконской трассе. А здесь и перестрелка была, и взрыв страшенный… чуть дом не рухнул, я еле-еле успела выскочить. И я сейчас совсем одна, и даже «макаров» отняли… Ты случайно не футбол по ящику смотришь? Я тебя не отвлекаю? И какой там счет?

– Танька! – взревел Володька диким голосом. – Ты не шутишь?! Кто стрелял? Где?!

– Я так поняла, что охрана Азбашева поругалась с гуселкинскими в доме Гуселкина на Волконском тракте. Да ты не волнуйся, Володь, они почти уже поубивали друг друга… а я вот пока жива почему-то.

– Держись, Танька, держись, я еду! – рявкнул Володька, и я отключилась от разговора и бросила сотовый в сумку.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны дома, я поняла, что взрыв, похоже, примирил обе враждующие группировки, если от них осталось хоть какое-то приличное количество бойцов.

Я закурила и стала ждать обещанного скорого Володькиного визита.

Чтобы не сильно скучать, я вынула из сумки свой замшевый мешочек и спросила у косточек прогноза на ближайший час или два.

Ну, на этот раз они постарались.

Они не стали предсказывать мне обычные свои гадости, а высказались коротко и ясно:

21+2+25.

«Пора любовных увлечений».

Я довольно улыбнулась и, тихонько поблагодарив их, ссыпала обратно в мешочек.

Незаметно протекли пятнадцать минут, прерываемые редкими вскриками и стонами со стороны дома, и вдруг в одну секунду все изменилось.

Послышались резкие команды, где-то раздался испуганный возглас «менты, атас!», и вслед за этим два одиночных выстрела.

Я поняла, что подоспела обещанная Володькой помощь.

Закурив новую сигарету, я предалась приятным мечтам о том, как добрый молодец с майорскими погонами примчится ко мне на лихом «уазике» и вынесет на своих сильных руках подраненную красавицу из грязных кустов.

Грубая проза жизни прервала все мои сказочные мечты.

Топот по ту сторону забора никак не походил на легкую поступь влюбленного опера, а хамский голос, прозвучавший почти у меня над ухом, вообще был не из той оперы.

– Руки вверх! – рявкнул мне из-за забора молодой парень в камуфляже с автоматом в руках.

Я лениво покосилась на него.

– А больше вы ничего не хотите, мужчина? – спросила я нарочито спокойным голосом, и парень, собравшийся что-то выкрикнуть еще такое же грозное, словно захлебнулся своим собственным рыком.

– Вы что там делаете, девушка? – хрипловато, но строго спросил он и подошел ближе.

– Жду майора Степанова, – ответила я, – он должен был с вами приехать по вызову.

– Что там такое, Петруха? – крикнули парню от дома, и он, обернувшись, громко крикнул в ответ:

– Тут баба сидит в кустах! Говорит, что ждет майора Степанова!

В ответ раздался дружный хохот.

Я вмиг обозлилась на весь мир и на Володьку в особенности и вскочила на ноги, хотя до этого момента была уверена, что без посторонней помощи у меня это получится только завтра утром.

Однако жизнь постоянно своей грубой лапой вторгается в самые наши замечательные мечты и безбожно опрощает их.

– Подайте руку, молодой человек, – сказала я невоспитанному омоновцу и, перекинув сумку ему прямо на голову, перелезла через забор и упала в подставленные руки. – Мерси, – пробормотала я сквозь зубы и опустилась на землю.

– Татьяна Александровна! – Володька, проламываясь сквозь кусты, предстал перед моими очами пыльный, взъерошенный и злой как… опер. Короче говоря, совсем непохожий на ожидаемого принца. – Вы в порядке, Татьяна Александровна? – обратился ко мне Володька с дежурным голливудским вопросом.

Я пожала плечами:

– Если не считать ограниченности в движениях, – проговорила я и, сделав шаг вперед, едва не упала.

– Все понял! – моментально отреагировал Володька. – Сейчас принесем носилки!

Я промолчала только из уважения к его дурацкому майорскому званию, чтобы не опозорить его перед подчиненными, но мое лицо выглядело таким многообещающим, что Володька, лицемерно хихикнув, поднял обе руки вверх и быстро прокричал:

– Шутка! Юмор! Вы можете сами идти, Татьяна Александровна?

Не удостоив его ответом, я фыркнула, оперлась на его руку и таким способом добралась до машин ОМОНа, стоящих во дворе дома Гуселкина.

Володька исчез в доме, оставив меня наблюдать грустное зрелище выноса останков Азбашева.

Машины «Скорой помощи» запоздало свистнули тормозами уже после того, как Володька, выбрав для перевозки раненого товарища – меня то есть – один из автомобилей, принадлежащих охране Гуселкина, проводил меня к нему и аккуратно посадил на переднее сиденье.

– Кто будет рулить? – спросила я у него, устраиваясь удобнее.

– Угадай с трех раз, – весело ответил Володька, садясь за руль и захлопывая дверку.

Мы выехали на трассу, нам навстречу мчалось еще несколько машин «Скорой помощи».

Володька уступил им дорогу и поехал к городу.

– Азбашева я уже видела, – сказала я ему, – а как Гуселкин?

– Так же, – ответил Володька, – посередине комнаты очень приличная воронка, можно подумать, что авиационная бомба грохнула. Ты сама-то где была в этот момент?

– В кресле сидела, – тихо ответила я, – за колонной.

– Можешь считать, что у тебя сегодня день рождения, – объявил мне новость Володька и свернул на объездную дорогу.

Видя, что трасса впереди пустая, как ей и положено быть в такое время, он вжал педаль газа в пол и помчался на предельной скорости.

Я улыбнулась, вспомнив предсказание костей, и потянулась на сиденье, размышляя о предстоящей терапии. Моя короткая юбка абсолютно непреднамеренно задралась выше, чем ей положено, а я и внимания не обратила на эту мелочь.

Володька, несколько раз покосившись на приоткрывшиеся возможности и, видно, решив, что дружба дружбой, а табачок врозь, решил прокачать информацию.

– Как ты там оказалась? – спросил он то, что давно уже нужно было спросить.

Совершенно непонятно, о чем он думал, поглядывая на мою задранную юбку, но я согласилась поиграть в его игру.

– Меня похитили, Володя, как «кавказскую пленницу», – призналась я и хлопнула себя по лбу, – бли-ин, забыла!

– О чем же это?

Володька слегка сбавил скорость и посмотрел на меня с беспокойством. Было заметно, что он уже готов прикусить себе язык за излишнее служебное рвение, ведь если из-за моей плохонькой памяти нам придется возвращаться обратно, то Володька имеет шанс лишиться законного приза спасителя: ему же всегда не хватает времени. Таковы уж условия жизни угнетенных женатиков.

– Мне сегодня вечером нужно было в морг, но теперь я в этом уже сомневаюсь, – сказала я, и Володька, поморщившись, согласился.

– Я вообще-то тоже в этом сомневаюсь, – улыбнулся он, поглядывая на меня.

– Ты не понял меня, опер, – отмахнулась я от его игривого настроения, – я не собираюсь шутить, пока, по крайней мере, – пояснила я. – Меня вызвали из дома телефонным звонком, очень ловко разыграв свои роли. Мне сказали, что, возможно, моя клиентка поступила к ним уже как их клиентка.

– Ловко, – кивнул Володька, – и ты купилась?

– Нет, конечно, – с негодованием отвергла я подозрения в своей неразумности, – я просто поехала посмотреть, кто так глупо шутит, ну и в результате произошла вся эта веселенькая история.

Я вынула из сумки сотовый.

– Возьми, опер, позвони и узнай. Тебе, наверное, скажут.

– Спасибо, у меня есть свой.

Володька выудил из кармана кителя телефон и задумался.

– Очень рада за тебя, – улыбнулась я, – но с этим телефоном тебе предстоит поработать. Бери, сейчас все объясню, и кроме того, позвони все-таки в морг, нужно убедиться, что это была лишь тактическая хитрость, а не грустная правда.

Володька ухмыльнулся, но, ничего не ответив, натыкал на трубке номер и отдал команду дежурному по РОВД.

– Сейчас проверят, – сказал он мне. – Так кто же тебя похитил, кавказская пленница? – спросил Володька, сворачивая на дорогу, уже напрямую ведущую к моему дому.

– Азбашев Рафаэль Константинович, а труп, якобы обнаруженный и нуждающийся в моем опознании, принадлежит любовнице Азбашева, Кате Фроловой.

– Надеюсь, не ты ее убила?

– Черный юмор, – ответила я, – кстати, у охраны Азбашева остался мой пистолет, его изъяли еще до того, как я попала в тот дом. Ты бы проследил его движения, а то навесят на него неизвестно что, так ведь потом не докажешь, что его просто отняли невоспитанные хулиганы.

Володька нахмурился и покачал головой.

– Вот-вот, – поддержала я его, – если из моего пистолета стреляли после того, как я его лишилась, каковы мои шансы отмазаться?

– Хреновые шансы, – признался Володька после молчания, – в таких ситуациях очень долго никто не говорит правды и все спихивают друг на друга: кто стрелял, зачем стрелял и прочие радости.

Я почесала затылок и, морщась, переставила вывихнутую ногу удобнее вперед.

Юбку я поправлять не стала. А зачем?

Мы добрались до моего дома сравнительно быстро, и Володька помог мне добрести до лифта.

– Ну что ж, юноша, – гордо спросила я, – вы так и бросите беззащитную девушку умирать в подъезде, не дав ей даже возможности принять душ и выпить кофе? Я одна вряд ли буду способна сама себя обслужить…

Володька уже открыл рот, чтобы что-то сказать неумное и не к месту, но промолчал, махнул рукой и поехал со мною в лифте ко мне в квартиру.

По пути я наконец-то начала ему подробно рассказывать все, что со мною произошло.

– Подожди-ка, – сказал он, останавливаясь перед моей дверью и забирая у меня ключи.

– Маловероятно, что кто-то меня ждет внутри, – заметила я, подчиняясь Володькиным требованиям.