Текст книги "Welcome to Трансильвания"

Крещенская рукопись

Это верно, что настал тогда светлый праздник Крещения Господня.

Плыл над заснеженной Москвой колокольный звон.

Год стоял на дворе 1483-й.

Жарко натоплено было в просторной палате с низким крестовым сводом. Печи вдоль стен пожирали щедрые порции дров – сгорая, сухо трещали поленья.

Однако – негромко.

Тихо в палате и безлюдно.

Не сидят бояре по лавкам, важной, неспешной беседой разбавляя вечную дворцовую скуку.

Праздник – понятно.

Но не только.

Свадьбу – богатую, пышную, царскую – справляют сегодня в Первопрестольной.

Царь Иоанн женит сына Василия на дочери молдавского господаря Штефана – Елене.

Радуется православный люд – два праздника нынче в Москве. Большое гулянье.

Потому и пусто в палате.

Пусто – да не совсем.

За большим дубовым столом одиноко примостился дьяк Федор. Быстро пишет что-то, пристроив бумагу на колене.

Праздник ему не в радость – обида гложет сердце. Хотя, если разобраться по совести, грех обижаться дьяку Федору на судьбу.

Царскими милостями он не обделен, напротив – награжден и обласкан.

Впрочем – заслуженно.

В минувшем году сильно озабочен был Иоанн коварством польского короля Казимира, много потратил сил в поисках возможных союзников в предстоящей борьбе со шляхтой.

И нашел.

Быстро столковались меж собой русский и венгерский государи, Иоанн и Матфей. А послом ко двору Матфея направлен был дьяк Федор. С делом своим он справился.

Отсюда – слава и милость царская.

Но и теперешняя обида дьяка – тоже отсюда.

В то же самое время, едва ли не день в день с его посольством из Москвы отправилось другое. Боярин Михайло Плещеев послан был государем ко двору молдавского господаря Штефана IV.

Позже летописцы назовут его Великим, за то, что один из немногих дерзнул противостоять самому Магомету II – непобедимому турецкому султану.

В том Россия видела свой интерес.

И немалый.

Посольство Плещеева тоже было успешным, и не просто успешным – в том же 1482 году боярин Михайло сосватал для царского сына Василия дочь Штефана – Елену.

Свадьбу справляли теперь в Москве, радовались новому родству великих московских князей, а заодно хвалили Михайло Плещеева на все лады.

Можно сказать, славили его чуть ли не наравне с молодыми.

Обидно было дьяку Федору.

Дело, решенное им, было ничуть не меньшим.

Однако ж звон свадебных колоколов заслонил все прочие дела. И про дьяка забыли.

Кроме того, знал Федор нечто, о чем умолчал боярин Плещеев.

Штефан IV, конечно, не друг был султану Магомету. Но и врагом был он не слишком яростным. Если ж и следовало ныне говорить о чьей-то беспримерной дерзости и храбрости в борьбе с ужасным султаном, то не о Штефане вести речь.

Двоюродный брат его, валашский господарь Влад Дракул – вот кто воистину костью в горле застрял у проклятого турка.

Только был он давно убит.

И забыт.

И оклеветан многократно.

Выходило, что обида у бесстрашного господаря Влада и царского дьяка Федора вроде как общая.

И писал теперь Федор, забытый всеми в опустевших царских палатах, о деяниях мятежного валашского князя.

Вспоминая все, что слышал о нем во время странствий.

Не лукавя и не утаивая ничего.

«Прав и славен был Влад. И в бесстрашии своем, и в суровом обхождении с врагами и подданными. Иначе нельзя тому, кто правит».

Вот что думал теперь Федор – а потому не кривил душой.

Верил – потомки рассудят по совести.

С тихим скрипом бежало перо по бумаге.

«Был в Мунтьянской земле воевода. Христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракул, а по-нашему – Дьявол. Так жесток был и мудр, что каково имя, такова была и жизнь его.

Однажды пришли к нему послы от турецкого царя и, войдя, поклонились по своему обычаю, а колпаков своих с голов не сняли.

Он же спросил их: «Почему так поступили: пришли к великому государю и такое бесчестье мне нанесли?»

Они же отвечали: «Таков обычай, государь, в земле нашей».

А он сказал им: «И я хочу закон ваш подтвердить, чтобы следовали ему неуклонно».

И приказал прибить колпаки к их головам железными гвоздиками, и отпустил их со словами: «Идите и скажите государю вашему: он привык терпеть от вас такое бесчестье, а мы не привыкли, и пусть не посылает свой обычай блюсти у других государей, которым обычай такой чужд, а в своей стране его соблюдает».

* * *

Царь был очень разгневан этим, и пошел на Дракулу войной, и напал на него с великими силами.

Дракула же, собрав все войско свое, ударил на турок ночью и перебил множество врагов. Но не смог со своей небольшой ратью одолеть огромного войска и отступил.

И стал сам осматривать всех, кто вернулся с ним с поля битвы. Кто был ранен в грудь, тому воздавал почести и в витязи того производил, а кто в спину – того велел сажать на кол, говоря: «Не мужчина ты, а баба!»

А когда снова двинулся против турок, то так сказал своим воинам: «Кто о смерти думает, пусть не идет со мной, а здесь остается». Царь же, услышав об этом, повернул назад с великим позором, потеряв без числа воинов, и не посмел выступить против Дракулы.

И отправил царь к Дракуле посла, требуя от него дани.

Дракула же воздал послу тому пышные почести, и показал ему свое богатство, и сказал ему: «Я не только готов платить дань царю, но со всем воинством своим и со всем богатством хочу идти к нему на службу, и как повелит мне, так служить буду. И ты передай царю, что, когда пойду к нему, пусть объявит он по всей своей земле, чтобы не чинили зла ни мне, ни людям моим, а я вскоре вслед за тобой пойду к царю, и дань принесу, и сам к нему прибуду».

Царь же, услышав от посла своего, что хочет Дракула прийти к нему на службу, послу честь воздал и одарил богато.

И рад был царь, ибо в то время вел войну на востоке.

И тотчас послал объявить по всем городам и по всей земле, что когда пойдет Дракула, никакого зла ему не причинять, а, напротив, встречать его с почетом.

Дракула же, собрав все войско, двинулся в путь, и сопровождали его царские приставы, и воздавали ему повсюду почести.

Он же, углубившись в Турецкую землю на пять дневных переходов, внезапно повернул назад, и начал разорять города и села, и людей множество пленил и перебил – одних на колья сажал, других рассекал надвое или сжигал, не щадя и грудных младенцев. Ничего не оставил на пути своем, всю землю в пустыню превратил, а всех, что были там, христиан увел и расселил в своей земле.

И возвратился восвояси, захватив несметные богатства, а приставов царских отпустил с почестями, напутствуя: «Идите и поведайте царю вашему обо всем, что видели. Сколько сил хватило, послужил ему. И если люба ему моя служба, готов и еще ему так же служить, сколько сил моих станет».

Царь же ничего не смог с ним сделать, только себя опозорил.

И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет – не избегнуть тому смерти. Пусть будет он знатный вельможа, или священник, или монах, или простой человек, пусть он владеет несметными богатствами, все равно не откупится он от смерти.

Так грозен был Дракула.

Был в земле его источник и колодец, и сходились к тому колодцу и источнику со всех сторон дороги, и множество людей приходили пить из того колодца родниковую воду, ибо была она холодна и приятна на вкус.

Дракула же возле того колодца, хотя был он в безлюдном месте, поставил большую золотую чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и ставил ее на место.

И сколько времени прошло – никто не посмел украсть ту чару.

* * *

Однажды объявил Дракула по всей земле своей: пусть придут к нему все, кто стар, или немощен, или болен чем, или беден.

И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг, ожидая от него щедрой милостыни.

Он же велел собрать их всех в построенном для того хороме и велел принести им вдоволь еды и вина.

Они же пировали и веселились.

Дракула же сам к ним пришел и спросил: «Чего еще хотите?»

Они же все отвечали: «Это ведомо Богу, государь, и тебе: что тебе Бог внушит».

Он же спросил их: «Хотите ли, чтобы сделал я вас счастливыми на этом свете, и ни в чем не будете нуждаться?»

Они же, ожидая от него великих благодеяний, закричали разом: «Хотим, государь!»

А Дракула приказал запереть хором и зажечь его, и сгорели все те люди.

И сказал Дракула боярам своим: «Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдают они на этом свете от нищеты или болезней».

Пришли как-то к Дракуле два католических монаха из Венгерской земли собирать подаяние.

Он же велел развести их порознь, позвал к себе одного из них и, указав на двор, где виднелось множество людей, посаженных на кол или колесованных, спросил: «Хорошо ли я поступил, и кто эти люди, посаженные на колья?» Монах же ответил: «Нет, государь, зло ты творишь, казня без милосердия; должен государь быть милостивым. А те на кольях – мученики!»

Призвал Дракула другого и спросил его о том же. Отвечал тот: «Ты, государь, Богом поставлен казнить злодеев и награждать добродетельных. А люди эти творили зло, по делам своим и наказаны».

Дракула же, призвав первого монаха, сказал ему: «Зачем же ты вышел из монастыря и из кельи своей и ходишь по великим государям, раз ничего не смыслишь? Сам же сказал, что люди эти – мученики, вот я и хочу тебя тоже мучеником сделать, будешь и ты с ними в мучениках».

И приказал посадить его на кол, а другому велел дать пятьдесят золотых дукатов, говоря: «Ты мудрый человек». И велел его с почетом довезти до рубежа Венгерской земли.

Однажды прибыл из Венгерской земли купец в город Дракулы. И, как принято было у Дракулы, оставил воз свой на городской улице перед домом, а товар свой – на возу, а сам лег спать в доме.

И кто-то украл с воза 160 золотых дукатов.

Купец, придя к Дракуле, поведал ему о пропаже золота.

Дракула же отвечал: «Иди, этой же ночью найдешь свое золото».

И приказал по всему городу искать вора, пригрозив: «Если не найдете преступника, весь город погублю».

И велел той же ночью положить на воз свое золото и добавить один лишний дукат.

Купец же наутро, встав, обнаружил золото и пересчитал его и раз, и другой, все выходило, что один дукат лишний.

И, придя к Дракуле, сказал: «Государь, нашел золото, но вот один дукат не мой – лишний».

В это время привели и вора с похищенным золотом.

И сказал Дракула купцу: «Иди с миром! Если бы не сказал мне о лишнем дукате, то посадил бы и тебя на кол вместе с этим вором».

* * *

Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и разодранную рубашку и спросил его: «Есть ли у тебя жена?»

«Да, государь», – отвечал тот.

Дракула повелел: «Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть».

И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: «Разве ты не сеял льна?»

Он же отвечал: «Много льна у меня, господин».

И показал ему множество льна.

И сказал Дракула женщине: «Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить ему нарядные праздничные одежды. А ты и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват».

И приказал ей отрубить руки, а труп ее воздеть на кол.

Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их золотом и погрузил в реку.

А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не узнал о его коварстве, кроме тезки его – дьявола.

Однажды пошел на него войной венгерский король Матьяш.

Выступил Дракула ему навстречу, сошлись и сразились, и выдали Дракулу изменники живым в руки противника.

Привели Дракулу к королю, и приказал тот бросить его в темницу.

И провел он там, в Вышеграде на Дунае, в четырех верстах выше Буды, двенадцать лет.

А в Мунтьянской земле король посадил другого воеводу.

* * *

Когда же тот воевода умер, послал король к Дракуле в темницу сказать, что если хочет он, как и прежде, быть в Мунтьянской земле воеводой, то пусть примет католическую веру. Если же не согласен он, то так и умрет в темнице.

И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму.

Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое…»

В развалинах замка Поенари

Тихо было здесь.

Так тихо, что тишина казалась осязаемой.

Правда, ощутить ее было непросто.

Едва уловимой была тишина.

Легкой.

Прохладной и свежей.

Все, впрочем, фантазии.

Прохладным и свежим на самом деле был ветер, слабые порывы которого иногда достигали зеленых отрогов Тихутского перевала.

Собственно, не порывы даже, так – осторожное, чистое дыхание проносилось порой, играя раскидистыми кронами деревьев.

Отзываясь, ласково шелестела листва.

И снова наступала тишина.

Иногда в ее прозрачное безмолвие вплеталась канва заливистых птичьих трелей – или, совсем уж редко, слабо звенел вдали одинокий колокольчик. Незадачливая буренка, отбившись от стада, бродила, неприкаянная, в поисках обратной дороги.

Ночами тишина была особенной.

Такой, что треск сухих веток, сгоравших в жарком пламени костра, казался оглушительным. И, надо полагать, слышен был далеко.

Однако к гостеприимному огню никто особенно не спешил.

Здешние крестьяне обходили стороной развалины старинного замка.

Туристы редко забредали в эти места.

Что казалось странным.

По крайней мере доктору Эрхарду, немецкому археологу, возившемуся над раскопками замка с начала лета.

Природа была восхитительной, погода не оставляла желать лучшего, а сами развалины представлялись подлинным историческим Клондайком.

Впрочем, стоял уже август.

Летние дни стремительно шли на убыль, растворяясь в летних же прохладных ночах, но похвалиться существенными – да и вообще сколь-нибудь примечательными – находками экспедиция не могла.

Доктор Эрхард тем не менее источал оптимизм.

Возможно, небезосновательно.

Поенарский замок был построен в XV веке и едва ли не сразу разрушен до основания.

Дальнейшая судьба его была загадочной.

Никто за пять с половиной столетий, минувших со дня трагедии, не пожелал восстановить крепостные сооружения.

Не говоря уже о том, чтобы поселиться в этих местах.

К тому же – еще один труднообъяснимый фактор! – серьезные археологические экспедиции будто и не ведали ничего о древних развалинах. Изредка лишь – коротко и трусовато – набегали сюда «черные копатели», одиночки, искатели древних сокровищ или просто отчаянные авантюристы.

Но и тем, судя по всему, удача не улыбнулась ни разу.

Совокупность этих обстоятельств позволяла отнести Поенарский замок к категории уникальных археологических объектов.

Она же питала честолюбивые надежды доктора Эрхарда и его спутников.

Однако лето таяло, надежды – тоже.

Настроения, царившие в экспедиции, полностью соответствовали светлому минору ранней осени.

Слабый эмоциональный всплеск поутру, когда яркое по-летнему солнце золотит буйную карпатскую зелень, а свежий горный воздух полнится дурманящими лесными ароматами.

Тихая, задумчивая меланхолия вечером и отрешенность на исходе дня.

Ранние сумерки ощутимо дышат прохладой, со дна ущелья, из низины поднимается густой белый туман, пламя костра уже не согревает и не спасает от тьмы.

Хочется домашнего уюта, тепла, прочной крыши над головой и крепких стен, окружающих жилище.

Хочется защищенности.

Ее-то как раз не хватает людям в преддверии осенней хмари, унылой остуды долгих ночей.

Внезапно подкрадывается странное уныние, порой – тоска и смутный, необъяснимый страх перед грядущим ненастьем.

Здесь, на мрачных развалинах, все ощущалось острее.

Люди жались к костру, образуя вокруг огня плотный живой круг. Выходило похоже на древний мистический обряд, призванный оберечь от темных сил и пугающей власти ночи, неумолимо подступающей со всех сторон.

Вслух, разумеется, никто не согласился бы с подобным замечанием.

Но – мысленно?

Возможно, кое-кто всерьез подумывал о чем-то… странном.

Разговор упорно возвращался в одно и то же русло.

– Похоже, здесь действительно не слишком счастливое место.

Джилл Норман, англичанка, решившая вопреки сложившимся традициям получить образование в Германии, в недавнем прошлом – студентка Рихарда Эрхарда, теперь – его секретарь и ассистент, была единственной женщиной в экспедиции.

Ей прощались эмоциональные всплески и рассуждения о «потусторонней» подоплеке проблемы, которую доктор Эрхард с твердокаменным упорством – если не сказать упрямством! – рассматривал исключительно с материалистических позиций.

Того же требовал от прочих участников экспедиции: двух студентов-немцев – Карла и Густава, молодого аспиранта-историка из Бухареста – румына Григориу, переводчика и проводника – Мирчи, уроженца здешних мест, сотрудника одной из туристических компаний в Тырговиште, грека Костаса – морехода и врача по образованию, неожиданно увлекшегося историей и археологическими раскопками.

Все семеро провели на развалинах в Поенари в общей сложности около трех месяцев и, вероятно, готовы были продолжать работу еще некоторое время – до наступления холодов.

Однако «мистические» пассажи Джилл, вызывавшие прежде сдержанную добродушную иронию, теперь воспринимались иначе.

В этот момент – именно в этот почему-то! – Рихард Эрхард ощутил настроение сподвижников особенно остро.

Он пытался возражать.

Впрочем, довольно слабо.

– Ты снова за старое, Джи? Скажи просто, что любишь страшные сказки на сон грядущий.

– Совсем не люблю. И это не сказка, к сожалению.

– Что «это»?

– Все. Замок – на костях. Река, в которой утопилась несчастная женщина. И вообще… Разве не вы утверждали, что Поенарский замок Дракула предпочитал всем прочим резиденциям?

– И что с того?

– Вам – ничего, разумеется. Многие, однако, считают – он и теперь предпочитает эти места…

– Тебе не стыдно, Джи? Последний пассаж не стоит даже краткого возражения. Что же до костей и утопленницы, готов объясниться. В сотый, мне кажется, раз. Замок на костях? Какие страсти! И посмотрите, кого именно они сразили наповал?! Ученых! Историков, между прочим, коим, как никому другому, должно быть ведомо: большинство крепостных сооружений возведено исключительно на костях. А как иначе? Как, скажите на милость, возвести неприступные стены, не угробив при этом сотню-другую безответных работяг, часто – пленников? Строительной техники человечество еще не изобрело, а пудовые камни каким-то образом нужно было доставить на место и вознести на высоту. Сколько человек было задавлено, надорвалось, покалечилось, разбилось оземь, сорвавшись со строительных лесов? Кто считал? Вас, однако, смущают исключительно поенарские жертвы. Очень логично.

– Не очень. Согласен. Однако согласитесь и вы: поенарская легенда – заметное звено в цепи сказаний… скажем так… не слишком благодушных.

– Сказаний, Костас! Заметьте, это не я, а вы произнесли – сказаний. Впрочем, любое сказание можно препарировать с точки зрения здравой логики и исторической объективности. Истина от этого не пострадает нисколько, но ничего и не выиграет. Проверено многократно. Выходит – пустая трата времени. Но я готов. Ради спокойного сна Джилл, в конце концов! Итак, сказание! Не будете ли вы столь любезны, чтобы напомнить его всем присутствующим?

– Думаю, все и без меня…

– Нет уж, пожалуйста! Я настаиваю.

– Хорошо. Однажды Дракула собрал своих бояр на пасхальный пир и в разгар застолья задал гостям коварный вопрос: скольким господам служили они в своей жизни? Подвыпившие бояре в большинстве своем сказали правду: многим. Понятное дело – феодальная неразбериха. Однако Влад Дракула принять этого во внимание не пожелал – тут же на пиру велел схватить бояр и отправить на каторжные работы. Замок в Поенари был построен их руками всего за один год. Когда строительство было закончено, те из пленников князя, кто остался жив, были почти нагими – одежда, в которой они пировали, истрепалась в клочья, другой рабам Дракулы не полагалось.

– Так-так. У вас все, Костас?

– Вроде да.

– Дополнения?

– Говорят, что эту расправу он учинил в первый год своего правления, бояре еще не успели проявить непослушание…

– Очень даже успели. Они, между прочим, убили его брата Мирчу. Влад воцарился после него и первым делом наказал обидчиков.

– Выходит, поступил справедливо?

– Но сначала обманул, затеяв пир!

– К тому же на Пасху – великий праздник.

– В связи с Пасхой, кстати, существует более мрачная версия. Якобы захвачены были не купцы и не бояре, а богомольцы, собравшиеся в Тырговиште на праздник. Они и построили замок, а к концу строительства действительно оказались почти голыми – праздничная одежда превратилась в жалкие лохмотья.

– И потому проклятый Поенарский замок не простоял долго и не защитил ни Влада, ни его несчастную жену, которая, как известно…

– Про жену – позже. К тому же не жену вовсе… Но дело не в этом. Прежде разберемся со строительством. Итак, время постройки. Тут легенды не лгут – действительно, замок построен во второй половине пятидесятых годов, когда Влад окончательно воцарился на валашском престоле. И это обстоятельство сразу же отвергает версию мести за убитого брата. Мирчу действительно убили бояре, и Влад действительно узнал об этом, приказав вскрыть свежую могилу и обнаружив следы от ран на свежем трупе брата. Но было это в 1448 году, когда впервые и совсем ненадолго он занял престол. Ни пировать, ни карать супостатов-бояр, ни тем более строить замки в то время Влад не мог – попросту не успел бы. На престоле он удержался совсем недолго. Вторая попытка оказалась более удачной – он пришел к власти надолго и, вполне возможно, не раз пировал по этому поводу и, вероятнее всего, чинил расправу над инакомыслящими. Но – Господь свидетель! – при чем здесь Пасха?! Это было на исходе лета 1456 года. До ближайшей Пасхи оставалось никак не меньше восьми месяцев…

– Однако все легенды говорят именно о Пасхе и о людях – не важно, купцах, боярах или простых богомольцах, – которые были вероломно захвачены за праздничным столом.

– Вы сами ответили на свои вопросы, Джилл! И благополучно не заметили этого. Легенды упорно говорят о Пасхе, при том, что возникает хронологическая нелепица, о которой я сейчас говорил… Вас это не настораживает? Странно. Когда что-то слишком упорно пытаются вколотить в общественное сознание вопреки здравому смыслу, следует немедленно задаться вопросом: зачем?

– И зачем же?

– Пасха, Джилл! Великий христианский праздник. Самый главный. Поправший его святость не рядовой злодей, но – очевидно! – порождение преисподней, если не сам дьявол. Что и требовалось доказать!

– В этой части я, пожалуй, соглашусь с доктором. В свое время Влад действительно перешел дорогу слишком многим. Не знаю, как другими искусствами, но искусством наживать врагов он владел в совершенстве. Объявить дьяволом? Совсем не плохая идея. И совсем не безобидная по тем временам. Но – «покинутая принцесса»? Это родилось в здешних местах, а врагов Влада здесь не сыскать, поверьте. Его побаиваются, конечно, но никак не ненавидят…

– Верно, Мирча. Сказание о юной княгине, обреченной на растерзание кровожадными турками, – исключительно ваш, местный фольклор. Сюжет, впрочем, не слишком оригинален. Таких несчастных, покинутых мужьями или возлюбленными, отданных на поругание – пруд пруди в каждой уважающей себя местности. И, к слову сказать, известна ли вам достоверно хотя бы одна река, в которой кто-нибудь да не утопился однажды? Нет, полагаю. Почему же такой трепет вызывает вполне симпатичный Арджеш? Но – согласен, тема существует! – давайте разбираться по порядку. Итак, легенда. Мирча, раз уж вы проявили заинтересованность, соблаговолите напомнить в общих чертах.

– Ничего оригинального, как и сказал доктор. В проклятом – невзирая на историческую объективность, в наших краях Поенарский замок никак иначе не называют – замке господарь Влад, как с женой, жил с некой молодой особой. «Как с женой» – добавляю от себя, желая соблюсти все ту же историческую объективность. Известно, что женат Дракул был лишь однажды, на сестре венгерского короля Матьяша, от нее же имел детей. Известно также, что во время трагедии, развернувшейся у стен Поенари, эта дама находилась далеко за пределами Валахии, под защитой и опекой брата, и, следовательно, речь в предании идет о какой-то другой женщине. Однако все это известно нам с вами из источников, которые принято называть «заслуживающими доверия». Местным крестьянам про то неведомо. Да и вообще самым достоверным источником здесь по старинке считается память, а она сохранила и донесла до нас историю про жену Влада Дракулы. Без всяких «как бы». Но не в этом суть. В 1462 году турки, для которых Влад был, без сомнения, врагом номер один, наконец умудрились загнать мятежного рыцаря в его же собственный Поенарский замок и намертво, как им казалось, блокировать его в осажденной крепости. Не тут-то было! Дракула бежал. Каким образом? Существует несколько версий. Самая мистическая – князь был чернокнижником, владел тайными знаниями, позволяющими проникать сквозь стены. Самая достоверная – в подземелье замка имелся потайной ход. Кстати, в этом случае где-то рядом с нами, возможно, в двух шагах, позади или сбоку, в кустах, до сих пор существует лаз, пробравшись по которому можно попасть под развалины замка.

– Или выбраться из-под них…

Негромкий, мягкий голос вкрадчиво прозвучал из темноты.

Глубокий и вроде бархатный, он исподволь полнился уверенной силой, давшей себя знать в тот же момент, как прозвучали первые слова.

Чувство, испытанное в этот миг всеми, кто сидел у костра, не поддается описанию.

Назвать его невозможно.

А испытать? Не приведи Господь никому!

И никогда.

Безмолвие воцарилось в прохладном сумраке ночи.

Вечное и абсолютное безмолвие небытия.

Никак не иначе.