Текст книги "Четвертый Кеннеди"

Френсис Кеннеди и его ближайшие помощники собрались в большой северо-западной столовой на втором этаже Белого дома, чтобы обсудить требования Джабрила. Антикварный стол накрыли на шестерых. Френсис Кеннеди сидел во главе. Элен Дюпрей, Отто Грей, Артур Уикс, Юджин Дэззи и Кристиан Кли – по бокам.

Френсису Кеннеди удалось поставить себя на место террористов, прочитать их замысел, как открытую книгу. Прежде всего они стремились унизить Соединенные Штаты, показать всему миру, что их могущество – фикция. И Кеннеди не мог не признать, что Джабрил нанес мощный психологический удар. Кто будет серьезно воспринимать Америку, если несколько вооруженных людей и маленький султанат ткнут ее лицом в грязь? Должен ли он пойти на это ради того, чтобы его дочь вернулась домой целой и невредимой? Однако, может, интуиция, может, дар предвидения подсказывали ему, что сценарий на этом не заканчивается, что впереди ожидаются новые сюрпризы. Но говорить Кеннеди ничего не стал. Наоборот, дал высказаться другим.

Дискуссию открыл Юджин Дэззи. От усталости у него сел голос: он не спал тридцать шесть часов.

– Мистер президент, по нашему мнению, мы не можем полностью выполнить требования террористов. Ромео мы передадим, но не Джабрилу, а итальянскому правительству, что справедливо и совершенно законно. Мы не пришли к общему согласию насчет выплаты денег, и у нас нет возможности заставить Израиль освободить заключенных. В этом случае мы не проявим слабости, но и не будем провоцировать террористов. А как только Тереза вернется, мы с ними разберемся.

– Я обещаю, что в течение года проблема будет решена, – вставил Кристиан Кли.

Френсис Кеннеди долго молчал.

– Не думаю, что это сработает.

– Но это будет наша официальная реакция, – уточнил Артур Уикс. – Неофициально мы можем пообещать им, что освободим Ромео, заплатим выкуп и надавим на Израиль. Я думаю, это сработает. По крайней мере, выиграем время, чтобы продолжить переговоры.

– Хуже не будет, – поддержал Уикса Дэззи. – В таких ситуациях ультиматум – элемент переговорного процесса. Установленный крайний срок ничего не значит.

Кеннеди обдумал их советы.

– Не думаю, что это сработает, – повторил он.

– А мы думаем, – подал голос Оддблад Грей. – Френсис, ты должен быть очень осторожен. Конгрессмен Джинц и сенатор Ламбертино сказали мне, что Конгресс может попросить тебя полностью устраниться от разрешения этого кризиса в связи с личной заинтересованностью. Это чрезвычайно опасно.

– Нельзя этого допускать, – ответил Френсис Кеннеди.

– Позволь мне разобраться с Конгрессом, – предложила вице-президент Дюпрей. – Позволь мне выступать от имени администрации. Обо всех уступках с нашей стороны буду сообщать я.

Итог подвел Дэззи:

– Френсис, в создавшейся ситуации ты должен доверять коллективному мнению своего штаба. Ты знаешь, что мы защитим тебя и сделаем все от нас зависящее ради твоего блага.

Кеннеди вздохнул и долго молчал, прежде чем принял решение:

– Тогда действуйте.

* * *

Питер Клут показал себя превосходным руководителем. Он умел и эффективно организовать работу подчиненных, и в нужный момент взять инициативу на себя. Маленькие усики не смягчали выражения его худого, костистого лица. Под стать лицу была и фигура. Но при очевидных достоинствах у Клута имелись и недостатки. Ему недоставало гибкости, он слишком рьяно выполнял свои обязанности и превыше всего ставил безопасность страны. В этот вечер, очень мрачный, он протянул Кристиану стопку служебных рапортов и отдельно трехстраничное письмо.

Письмо составили из букв и слов, вырезанных из газет. Кристиан его прочитал. Еще одно из безумных предупреждений о самодельной атомной бомбе, которая должна взорваться в Нью-Йорке.

– Ради этого ты вытащил меня из Белого дома? – спросил Кристиан.

– Я подождал, пока письмо пройдет положенные проверки. Эксперты говорят, что за ним, возможно, стоит реальная угроза.

– Господи, – простонал Кристиан. – Только не сейчас.

Он перечитал письмо еще раз, уже более внимательно. Различные шрифты рассеивали внимание. Письмо напоминало картину художника-авангардиста. Кристиан сидел за столом и медленно читал его, слово за словом. Адресовалось письмо в «Нью-Йорк таймс». Прежде всего он прочитал абзацы, обведенные зеленым маркером, в которых содержалась конкретная информация:

«Мы заложили атомную бомбу мощностью от половины до двух килотонн в одном из густонаселенных районов Нью-Йорка. Это письмо направлено в вашу газету, чтобы вы могли опубликовать его и дать возможность жителям Нью-Йорка уехать из города и избежать гибели. Бомба взорвется через семь дней. Отсчет пошел от числа, указанного выше. Так что вы должны осознавать важность публикации. – Кли взглянул на дату. Взрыв намечен на четверг. Продолжил чтение: – Мы предприняли этот шаг, чтобы убедить народ Соединенных Штатов в том, что правительство нашей страны должно объединиться с остальным миром в обеспечении контроля за атомной энергией, иначе мы можем потерять нашу планету.

Нас нельзя купить ни деньгами, ни чем-то еще. Публикацией письма и содействием в эвакуации населения Нью-Йорка вы сможете спасти тысячи жизней.

В доказательство того, что письмо написано не психом, проведите проверку письма и конверта в государственных лабораториях. Вы найдете следы оксида плутония.

Немедленно напечатайте письмо».

Далее следовала лекция о политической морали и призыв к правительству Соединенных Штатов прекратить производство ядерных зарядов.

Кристиан вскинул глаза на Питера Клута:

– Что показала проверка?

– Следы оксида плутония. Слова и буквы вырезаны из газет и журналов. Автору или авторам письма хватило ума взять издания, которые печатаются в различных городах. Но бостонских газет чуть больше. Я направил в бостонское отделение пятьдесят человек.

Кристиан вздохнул:

– Нас ждет долгая ночь. Чем меньше людей будет знать об этом письме, тем лучше. И никаких утечек в прессу. Командный пункт будет в моем кабинете, сюда должна стекаться вся информация. У президента достаточно забот… не надо ему знать об этом письме. Скорее всего, оно ничем не отличается от всех остальных. Психов в нашей стране хватает.

– Как скажешь, – кивнул Клут. – Но знаешь, когда-нибудь одно из них окажется настоящим.

* * *

Ночь действительно выдалась долгой. Рапорты поступали один за другим. Шеф Агентства по контролю за исследованиями в области атомной энергии доложил, что поисковые группы готовы к работе. Эти группы состояли из специально обученных агентов, оснащенных высокочувствительным оборудованием, которое позволяло находить спрятанные радиоактивные материалы и ядерные взрывные устройства.

Кристиан и Клут читали рапорты и за ужином. «Нью-Йорк таймс», конечно же, не опубликовала письмо. Как и требовал закон, редакция направила его в ФБР. Кристиан позвонил издателю «Таймс» и попросил не касаться этой темы до завершения расследования. Также в полном соответствии с положениями закона: газеты ежегодно получали тысячи таких писем. Именно из-за обыденности ситуации письмо поступило в ФБР в понедельник, а не в субботу.

Около полуночи Питер Клут возвратился в свой кабинет, чтобы взять на себя непосредственное руководство операцией. Сотни агентов звонили из разных городов страны, особенно много звонков поступало из Бостона. Самая важная информация немедленно передавалась Кристиану Кли. Ему более всего не хотелось вовлекать в это дело президента. Несколько раз у него возникала мысль о том, что атомная бомба – составная часть плана угонщиков, но решил, что это не их почерк. И письмо написали люди, никак с ними не связанные. Самодельной атомной бомбой обществу угрожали не раз и не два. Сумасшедшие предупреждали о неминуемом взрыве и требовали выкуп в десятки и миллионы долларов. Один пожелал портфель акций ИБМ, «Дженерал моторс», «Сирса», «Тексако» и нескольких компаний, специализирующихся в генной инженерии. Это письмо показали психологам, которые сделали вывод, что никакой бомбы нет и в помине, но автор хорошо разбирается в хитросплетениях фондового рынка. На основе их заключения ФБР вышло на мелкого брокера с Уолл-стрит, который, растратив деньги клиентов, пытался получить выкуп, чтобы возместить недостачу.

Это письмо тоже написано психами, думал Кристиан, но им все равно придется заниматься. Более того, потратить сотни миллионов долларов. Хорошо еще, что редакция никому ничего не сообщила. Иной раз даже эти мерзавцы проявляют благоразумие. Потому что знают о секретных статьях закона о контроле за распространением ядерного оружия, которые пробьют брешь в стене священной свободы, воздвигнутой вокруг них Биллем о правах. Несколько часов он молился о том, чтобы эта история канула в Лету. Чтобы ему не пришлось идти к президенту и вываливать ему под нос еще и эту кучу дерьма.

Глава 6

В султанате Шерхабен Джабрил стоял у люка захваченного аэробуса, обдумывая следующий этап операции. А потом позволил себе чуть расслабиться, оглядел окружающую самолет пустыню. Султан установил вокруг ракетные установки, радары прощупывали атмосферу. Бронетранспортеры и танки обозначили периметр, сто ярдов от самолета, куда не допускались ни газетчики, ни телевизионщики. За техникой мельтешила громадная толпа. Джабрил подумал о том, что завтра он позволит всем подойти ближе, гораздо ближе. Внезапного нападения на самолет он мог не опасаться: заранее установленные мины разнесли бы и сам аэробус, и его пассажиров на мелкие клочки, которые пришлось бы собирать по всей пустыне.

Наконец, он повернулся, прошел в салон первого класса и сел рядом с Терезой. Во всем салоне они были одни: заложников держали в салоне экономического класса, пилоты, тоже под охраной террористов, находились в кабине.

Джабрил сделал все возможное, чтобы успокоить Терезу. Сказал ей, что все пассажиры в полном порядке, их кормят и поят. Разумеется, они испытывают определенные неудобства, но без этого не обойтись. И она, и он сам в таком же положении. А потом сухо добавил:

– Вы понимаете, ваша безопасность служит моим интересам.

Тереза ему верила. Несмотря на случившееся, она испытывала симпатию к этому смуглолицему, решительному человеку, знала, что он очень опасен, но не чувствовала к нему неприязни. По наивности она верила, что высокий статус делает ее неуязвимой.

В голосе Джабрила зазвучала мольба.

– Вы можете нам помочь, вы можете помочь другим заложникам. Наше дело – правое, вы сами сказали это несколько лет назад. Но американское еврейское лобби слишком сильно. И вам заткнули рот.

Тереза покачала головой:

– Я уверена, что вам есть чем оправдать свои действия. Но люди, которых вы захватили вместе с самолетом, не причинили вреда ни вам, ни вашей борьбе. Они не должны страдать за грехи ваших врагов.

Джабрила радовало, что она не только смела, но и умна. И ее лицо, типичное лицо американской красотки, ему нравилось. Он словно смотрел на радующую глаз куклу.

Вновь он подумал о том, что она ничуть его не боится, не подозревает о том, что уготовила ей судьба. Думает, что она вознесена слишком высоко, чтобы ей грозила участь простых смертных. А ведь зря. Неужели она забыла о том, что случилось с ее не такими уж дальними родственниками?

– Мисс Кеннеди, – голос завораживал ее, – мы знаем, что вы не обычная избалованная американка, что вы сочувствуете беднякам и угнетенным. Вы даже выражали сомнения по поводу права Израиля выгонять людей с принадлежащей им земли, чтобы создавать на ней свои поселения. Может, вы скажете об этом перед видеокамерой, чтобы вас услышал весь мир?

Тереза Кеннеди всматривалась в лицо Джабрила. Теплые карие глаза, улыбка, превращавшая его чуть ли не в мальчишку. Она доверяла миру, так уж ее воспитали. Доверяла людям, доверяла своей интуиции и своим убеждениям. Она видела, что этот человек искренне верит в то, что делает. А потому он не мог не вызывать у нее уважения.

И отказала она ему предельно вежливо:

– Скорее всего, правда на вашей стороне. Но я никогда не сделаю ничего такого, что может негативно отразиться на моем отце. И я не сторонница ваших методов. Я не думаю, что убийства и террор могут что-нибудь изменить.

Волна презрения поднялась в Джабриле, но он ничем не выдал своих чувств.

– Израиль создан на основе террора и американских денег. Вам рассказывали об этом в колледже, не так ли? Мы учились у Израиля, только обошлись без вашего лицемерия. Наши арабские шейхи никогда не проявляли в отношении нас ту щедрость, которую видит Израиль со стороны ваших еврейских филантропов.

– Я верю, что Израиль имеет право на существование, – возразила ему Тереза. – Как и в то, что палестинцы должны иметь собственное государство. Но я никак не могу повлиять на своего отца, мы с ним постоянно спорим. Но ваши теперешние действия ничем оправдать нельзя.

Джабрил начал проявлять нетерпение:

– Вы должны понимать, что вы – мой главный козырь. Я выставил свои требования. И определил срок их выполнения. Потом каждый час я буду расстреливать по одному заложнику. И вы станете первой жертвой.

К изумлению Джабрила, он по-прежнему не находил страха в ее лице. Неужели она так глупа? Или она отчаянно храбра? Ему очень хотелось это выяснить. Пока она видела со стороны угонщиков только хорошее. Ее держали в салоне первого класса, охранники держались очень почтительно. Теперь же на ее лице отразилась злость. Чтобы успокоиться, пригубила чай, который он ей налил.

А потом посмотрела на него. Светлые волосы обрамляли тонкие черты лица. Веки опухли от усталости. Помадой она не пользовалась, так что губы стали светло-розовыми.

– Два дяди моего отца погибли от руки таких, как вы. Моя семья сжилась со смертью. И мой отец тревожился за меня, когда его выбрали президентом. Он предупреждал, что в мире есть такие люди, как вы, но я отказывалась ему верить. И теперь меня разбирает любопытство. Почему вы действуете, как злодей? Или вы думаете, что сможете запугать весь мир, убив молодую женщину?

Может, и нет, мысленно ответил ей Джабрил, но я убил папу. Она этого не знала, пока не знала. У него возникло желание рассказать ей обо всем. Поведать ей великий замысел. Направленный на то, чтобы унизить и великие нации, и великие церкви. Объяснить, что единичными террористическими актами можно освободить человека от страха перед властью.

Но он лишь ободряюще похлопал ее по руке:

– Я не причиню вам вреда. Они начнут переговоры. Жизнь – это переговоры. Разговаривая, мы тоже ведем переговоры. Каждое ужасное действо, каждое оскорбительное слово, каждая похвала – это переговоры. Не воспринимайте слишком серьезно то, что я вам наговорил.

Она рассмеялась.

Джабрилу нравилось, что она находит его остроумным. Чем-то она напоминала ему Ромео. Выказывала ту же, идущую из души, потребность к маленьким радостям жизни, даже к игре слов. Однажды Джабрил сказал Ромео: «Бог – самый крутой террорист», Ромео захлопал в ладоши.

И теперь у Джабрила защемило сердце, голова пошла кругом. Он устыдился того, что у него возникло желание очаровать Терезу Кеннеди. Он-то считал себя выше таких слабостей. Но ему не придется убивать Терезу, если он сумеет уговорить ее выступить перед видеокамерой.

Глава 7

Вторник

Во вторник утром президент Френсис Кеннеди вошел в кинозал Белого дома, чтобы посмотреть фильм, добытый ЦРУв Шерхабене.

Кинозал в Белом доме оставлял желать лучшего. Несколько кресел, обтянутых потертым зеленым бархатом, складные стулья для всех рангом ниже министра. Аудитория состояла из высших чинов ЦРУ, государственного секретаря, министра обороны, руководства аппарата Белого дома.

Все встали, когда президент вошел в зал. Кеннеди сел в зеленое кресло, директор ЦРУ Теодор Тэппи остался у экрана, чтобы давать необходимые комментарии.

Начался фильм. К самолету подкатил грузовик. Рабочие в широкополых шляпах, защищавших лица от яркого солнца, коричневых брюках и рубашках с короткими рукавами разгружали ящики с водой и продуктами. На экране рабочие один за другим покидали самолет. Потом пленку остановили, изображение одного рабочего увеличили. Шляпа не могла скрыть смуглого лица Джабрила, его ярких глаз, легкой улыбки на губах. Джабрил покидал самолет вместе с грузчиками.

Тэппи дал команду выключить проектор.

– Этот грузовик сразу поехал во дворец султана Шерхабена. По нашей информации, султан устроил Джабрилу роскошный банкет, даже с танцовщицами. Потом Джабрил тем же манером вернулся на самолет. Безусловно, султан Шерхабена – прямой участник этого заговора.

Из темноты раздался голос государственного секретаря:

– Это известно только нам. Секретная информация всегда воспринимается с подозрением. И даже если мы будем располагать неопровержимыми доказательствами его участия, мы не сможем огласить их. Это нарушит баланс сил в Персидском заливе. Нам придется принимать меры, которые войдут в противоречие с интересами нашей страны.

– Господи Иисусе, – пробормотал Отто Грей.

Кристиан Кли рассмеялся.

Юджин Дэззи, который мог писать в темноте (он говорил всем, что на такое способен только административный гений), делал пометки в блокноте.

– На текущий момент нам известно следующее, – продолжил директор ЦРУ. – Похоже, непосредственное участие в операции принимала международная террористическая организация, называющая себя Первой сотней, а иногда Христами Насилия. Она служит связующим звеном между левацкими революционными группами элитных университетов различных стран и располагает конспиративными квартирами и материалами, необходимыми для проведения террористических актов. Действие этой организации ограничено территориями Германии, Италии, Франции и Японии, у нее есть выходы на Англию и Ирландию. Но наши источники сообщают, что даже сотня не знала, что должно произойти. Они думали, что все ограничится убийством папы. Поэтому мы приходим к выводу, что замысел всей операции известен только Джабрилу и, возможно, султану Шерхабена.

Просмотр продолжился. На экране появился аэробус, застывший посреди летного поля, изолированный от остального мира солдатами и зенитными установками. Толпу зевак и журналистов отделяла от самолета добрая сотня ярдов.

Вновь заговорил директор ЦРУ:

– Этот фильм и другие источники указывают, что штурм самолета невозможен. Если только мы не решим захватить Шерхабен. Но, разумеется, Россия этого не позволит, против, скорее всего, выступят и другие арабские страны. Кроме того, более пятидесяти миллиардов американских денег вложено в их город Дак, который, по существу, является еще одним заложником. Мы же не собираемся поднять на воздух пятьдесят миллиардов долларов, инвестированных нашими согражданами. Добавим к этому, что ракетные установки Шерхабена обслуживаются американскими наемниками, что еще больше запутывает ситуацию.

На экране возник интерьер угнанного аэробуса. Камера, которую кто-то держал в руке, двигалась вдоль одного из проходов в салоне экономического класса, показывая испуганные лица пассажиров, пристегнутых к креслам ремнями безопасности. Потом камера переместилась в салон первого класса, показала, что там только один пассажир. Появился Джабрил. В светло-коричневых брюках и коричневой рубашке с короткими рукавами. Подошел к пассажиру, сел рядом, все увидели, что это Тереза Кеннеди. Несколько минут они о чем-то разговаривали, вполне дружелюбно, с явным интересом.

На лице Терезы играла легкая улыбка, которая едва не заставила ее отца отвернуться от экрана. Эту улыбку он помнил с детства, улыбку людей, привычных к коридорам власти, которые и мыслях не допускают, что им может грозить опасность со стороны других представителей рода человеческого. Френсис Кеннеди часто видел такую же улыбку на лицах своих дядьев.

– Давно ли снят этот фильм? – спросил Кеннеди директора ЦРУ. – Как вам удалось его достать?

– Двенадцать часов тому назад, – ответил Тэппи. – Мы купили его за большие деньги у человека, близкого к террористам. Подробности я могу сообщить вам в частной беседе, мистер президент.

Кеннеди отмахнулся. Подробности его не интересовали.

– Согласно нашим данным, никто из пассажиров не пострадал, – продолжал Тэппи. – К ним относятся достаточно уважительно. Однако всех женщин, участвовавших в угоне самолета, заменили мужчины, несомненно, с ведома султана. Я считаю, что это шаг в опасном направлении.

– В каком смысле? – спросил Кеннеди.

– На самолете находятся только террористы – мужчины. Их не меньше десяти. Они хорошо вооружены. Возможно, они готовы перебить заложников в случае штурма самолета. Они могут думать, что женщины не выдержат вида такой бойни. Наши оценки показывают невозможность силовой операции.

– Они могут использовать других людей только потому, что перешли к новому этапу своего плана, – возразил Кеннеди. – Или Джабрил думает, что ему удобнее работать с мужчинами. Все-таки он араб.

Тэппи улыбнулся:

– Френсис, мы оба знаем, что эта замена знаковая. Я думаю, такое случалось лишь однажды. Наш опыт борьбы с террористами ясно показывает, что в такой ситуации прямая атака приведет лишь к гибели заложников, а не к их спасению.

Кеннеди промолчал.

Они досмотрели фильм. Джабрил и Тереза продолжали говорить, все более дружески. Наконец, Джабрил похлопал ее по руке. Он определенно давал ей какие-то заверения, сообщал хорошие новости, потому что Тереза рассмеялась в ответ. А перед тем как уйти, даже поклонился, показывая тем самым, что она под его защитой и ей ничего не грозит.

– Я боюсь этого парня, – подал голос Кли. – Давайте вытащим оттуда Терезу.

* * *

Юджин Дэззи сидел в своем кабинете, просматривая записи, прикидывая, как помочь президенту Кеннеди. Сначала позвонил любовнице и сообщил, что не сможет увидеться с ней до разрешения кризиса. Потом жене, чтобы та отменила все намеченные встречи. Наконец, после долгих раздумий, набрал номер Берта Одика, который в последние три года показал себя одним из самых жестких противников администрации.

– Вы должны нам помочь, Берт, – сказал он. – Я буду у вас в долгу.

– Послушайте, Юджин, в этом деле все американцы должны быть заодно.

Берт Одик уже присоединил к своей империи две гигантские нефтяные компании, проглотил их, как лягушка глотает мух, заявляли его конкуренты. Надо отметить, и выглядел он, как лягушка: широкий рот, тяжелая челюсть, чуть выпученные глаза. Только габариты у него были не лягушачьи: высокий, широкоплечий, основательный, как нефтяная вышка. Для него не существовало различий между нефтью и жизнью. Его зачали в нефти, воспитали в нефти, вырастили в нефти. Богач от рождения, он в сотни раз приумножил свое состояние. Его частная компания стоила двадцать миллиардов долларов, и ему лично принадлежал в ней 51 процент акций. В свои семьдесят лет он знал о нефти больше, чем любой американец. Говорили, что ему доподлинно известны все регионы, располагающие запасами нефти.

В хьюстонской штаб-квартире его корпорации компьютерные экраны образовывали громадную карту мира с высвеченными на ней всеми бесчисленными танкерами, находящимися в море или в порту. С указанием владельца танкера, стоимости и объема залитой в его танки нефти. Он мог ссудить любой стране миллиард баррелей нефти с той же легкостью, как завсегдатай дорогого ресторана дает метрдотелю пятьдесят долларов на чай.

Он значительно увеличил свое состояние во время нефтяного кризиса 70-х годов, когда картель ОПЕК, казалось, держал за глотку всю планету. Но пальцы сжимались по указанию Берта Одика. Он заработал миллиарды на нехватке нефти, так как знал, что это фикция.

Однако двигала им не жадность. Он любил нефть и приходил в ярость от того, что она стоит так дешево. Он помогал взлету цен на нефть из романтических убеждений, считая, что так он борется с несправедливостью общества. А потом большую часть прибыли тратил на благотворительные цели.

Он строил больницы, дома для престарелых, музеи. Он учреждал тысячи стипендий для студентов из малоимущих семей, независимо от цвета их кожи. Разумеется, он заботился о своих родственниках и друзьях, все они забыли, что такое нужда. Он любил свою страну, любил американцев и тратил деньги только в Соединенных Штатах. Естественно, за исключением тех сумм, которые шли на взятки чиновникам других стран.

А вот политиков и государственную машину Америки он не жаловал. Слишком часто они мешали ему своими законами, антитрестовскими исками, вмешательством в его личные дела. Берт Одик был истинным патриотом своей страны, но полагал, что и его сограждане должны платить за нефть, которую он боготворил.

Одик считал, что нефть надобно как можно дольше держать под землей. Он часто думал о тех миллиардах и миллиардах долларов, которые ждали своего часа под пустынями Шерхабена и в других местах, в безопасности и неприкосновенности. Он старался как можно дольше не прикасаться к этим подземным озерам. Он покупал нефть у других производителей, покупал нефтяные компании. Бурил дно океанов, бурил дно Северного моря, разрабатывал месторождения нефти в Венесуэле. А ведь была еще Аляска. Только он знал, какие громадные запасы нефти хранятся под ледяным панцирем.

В коммерческих сделках его отличал очень осторожный подход. Созданный Одиком мощный информационно-аналитический центр позволил ему гораздо точнее оценить нефтяные запасы Советского Союза, чем это сделало ЦРУ. Этими сведениями он не собирался делиться с правительством Соединенных Штатов. С какой стати? Он заплатил за них баснословные деньги, и ценность этих сведений заключалась именно в их эксклюзивности.

И он искренне верил, как и большинство американцев (он заявлял, что это краеугольный камень демократического общества), что свободный гражданин свободной страны имеет право ставить личные интересы выше интересов избранных государственных чиновников. Ибо не могла не процветать страна, каждый гражданин которой заботился о собственном благополучии.

По рекомендации Дэззи Кеннеди согласился принять этого человека. Газеты и даже журнал «Форчун» превратили Одика в несколько карикатурную фигуру Нефтяного царя. Но самом же деле он обладал огромным влиянием как в Сенате, так и в Палате представителей. Многие его друзья и деловые партнеры входили в число тех нескольких тысяч бизнесменов, которые контролировали все сферы деловой жизни Соединенных Штатов и являлись членами Сократовского клуба. Этот клуб объединял владельцев газет, журналов, теле– и радиовещательных компаний, компаний по покупке и транспортировке зерна, брокерских контор Уолл-стрита, ведущих компьютерных и автостроительных корпораций, крупнейших банков. А самое главное, Одик был близким другом султана Шерхабена.

* * *

Берт Одик вошел в зал заседаний, где Кеннеди проводил очередное совещание со своими ближайшими помощниками и приглашенными членами кабинета. Все понимали, что Одик пришел не только для того, чтобы помочь президенту, но с тем, чтобы предостеречь его от необдуманных действий. Именно Одик вложил пятьдесят миллиардов долларов в нефтяные месторождения Шерхабена и город Дак, ставший центром нефтедобычи. И он действительно умел убеждать. Голос его буквально завораживал, а после каждого предложения словно бил кафедральный колокол, подчеркивая истинность произнесенных слов. Одик мог бы стать блестящим политиком, если б не прискорбное неумение лгать согражданам по политическим вопросам и крайне правые взгляды, с которыми его не выбрали бы в Палату представителей даже в самом консервативном округе Соединенных Штатов.

Он выразил свое глубочайшее сочувствие со столь неподдельной искренностью, что ни у кого не могло остаться ни малейших сомнений в том, что спасение Терезы Кеннеди – основная причина, побудившая его предложить свои услуги в благополучном разрешении возникшего кризиса.

– Мистер президент, – обратился он к Кеннеди, – я связался со многими влиятельными людьми арабских стран. Все они осуждают случившееся и готовы оказать нам всемерную помощь. Я – близкий друг султана Шерхабена и постараюсь употребить все свое влияние на него. Мне сообщили о том, что имеются доказательства участия султана в заговоре, результатом которого стали захват самолета и убийство папы. Я заверяю вас, какими бы ни были эти доказательства, султан Шерхабена на нашей стороне.

Френсис Кеннеди насторожился. Откуда Одик мог знать о доказательствах вины султана? Только министры и его ближайшие помощники располагали этой сверхсекретной информацией, проходившей под грифом «особой важности». Или султан рассчитывал, что именно Одик поможет ему получить отпущение грехов после завершения этой истории? Может, разыгрывался сценарий, в котором роль спасителей его дочери отводилась султану и Одику?

Одик тем временем продолжал:

– Мистер президент, я бы рекомендовал согласиться на все требования угонщиков. Да, по престижу Америки будет нанесен удар. Но со временем мы сможем залечить раны. И позвольте мне высказать свое мнение по проблеме, которая тревожит вас больше всего. Вашей дочери не будет причинено вреда. – Кафедральный колокол бабахнул в полную мощь.

Именно уверенность, звучавшая в голосе Одика, и породила сомнения Кеннеди. Ибо он на собственном опыте знал, что в политической борьбе абсолютная уверенность характеризует любого лидера далеко не с лучшей стороны.

– Вы думаете, мы должны отдать им человека, который убил папу? – спросил Кеннеди.

Одик истолковал вопрос неправильно:

– Мистер президент, я знаю, что вы – католик. Но помните, что Америка в большинстве своем протестантская страна. И убийство католического папы не может быть главной из наших внешнеполитических проблем. Для будущего нашей страны необходимы стабильные источники нефти. Нам нужен Шерхабен. Мы должны действовать очень осторожно, руководствуясь рассудком, а не эмоциями. Позвольте вновь заверить вас в том, что вашей дочери ничего не угрожает.

Говорил он, безусловно, искренне, и его слова произвели должное впечатление. Кеннеди поблагодарил его, проводил до дверей. А после ухода Одика повернулся к Дэззи:

– Что, собственно, он сказал?

– Он просто изложил свою точку зрения, – ответил Дэззи. – И он не советует использовать нефтяной город Дак стоимостью в пятьдесят миллиардов долларов в качестве разменной монеты. – А помолчав, добавил: – Я думаю, он может помочь.

Кристиан наклонился к уху Кеннеди:

– Френсис, мне надо поговорить с тобой наедине.

Кеннеди извинился и вместе с Кристианом прошел в Овальный кабинет. Он не любил эту комнату, но все остальные помещения Белого дома заняли советники и консультанты, ожидавшие инструкций.

А вот Кристиану Овальный кабинет нравился. Свет, падающий через три высоких окна с пуленепробиваемыми стеклами, два флага, веселый красно-бело-синий, национальный, справа и президентский слева, более строгий, темно-синий.