Текст книги "Смертельный эликсир"

4

На следующий день Франсуа отправился в центральное отделение «Банка де Франс», располагавшееся в самом центре городка и занимавшее небольшое двухэтажное здание времен герцога де Морни, по инициативе которого на Цветущем берегу построили Довиль. А уже мода этого дорогого курорта позже перекинулась на более провинциальные городки, каким и был Понтабери. Франсуа хорошо помнил, как в детстве, на прогулках, ходил мимо этого здания, похожего на дворец в окружении зелени, и как его дядюшка Лаке, показывая на банк, говорил, что в нем покоится состояние самого Франсуа.

Не без трепета ступил взрослый Франсуа под своды особняка, надеясь, что их с мадам Эммой затея выгорит и у него наконец-то появятся деньги. Он не задумывался над тем, почему мадам Додар помогает ему. Франсуа верил, что она просто хороший человек.

Правда, себя он не чувствовал сегодня хорошим. Утром, когда его тетушка отправилась на базар за свежей рыбой, он зашел в ее спальню и долго перебирал бумаги в секретере, ключ от которого взял в граненой синей вазочке, стоящей на окне. Франсуа знал, где мадам Лаке хранит бумаги, и без особого труда нашел то, что искал. Это была старая папка с частично стершейся надписью «Ф. Т.». Видимо, его покойный дядюшка много лет назад написал инициалы племянника на новой картонной папке, куда и вложил все документы по банковскому вкладу на имя Франсуа Тарпи.

Поскольку Франсуа было велено следовать прямиком к директору, он, минуя клерков в зале, явился в дообеденный час в приемную. За небольшим столом возле окна сидела женщина лет сорока, в строгом синем костюме и черных крепких туфлях. Своими прилизанными волосами, собранными в пучок на затылке, и круглыми очками она напомнила Франсуа суфражисток времен Первой мировой войны, ратовавших за равные права мужчин и женщин. Секретарша подняла на него выцветшие рыбьи глаза. Франсуа показалось, что ей даже лень задать ему вопрос, настолько хорошо она знает ответ.

– Добрый день, я мсье Тарпи, хотел бы увидеть господина директора по личному делу, – как можно мягче улыбаясь, сказал он.

Секретарша кивнула и, не говоря ни слова, скрылась за мягко открывшейся массивной дверью. Через минуту она вернулась в приемную и, мельком взглянув на Франсуа, сказала: «Вас ждут, мсье».

Франсуа вошел в кабинет директора с волнением школяра, ощутив себя маленьким мальчиком, гуляющим с дядей Пьером. Он понимал, что после этого визита его жизнь может коренным образом измениться.

Директор банка, мсье Ив Мурье, оказался маленьким человечком с яйцеобразной лысой головой и желтым лицом, на котором выделялись печальные, притушенные жизнью глаза и длинный сизый нос. Франсуа обратил внимание на руки чиновника – белые, холеные, с тонкими пальчиками. Рука могла показаться почти детской, если бы не массивный перстень с ярким синим сапфиром на безымянном пальце правой руки.

Мсье Мурье приветливо встретил Франсуа, за которого вчера просила его знакомая – мадам Додар. Честно говоря, ему было неловко отказать ей, хотя вопрос, который она просила решить, был все же щекотливым. Неловкость отказа заключалась в том, что много лет назад он спал с Эммой, и когда об этом узнал его лучший друг, а по совместительству муж мадам, он умер от сердечного приступа. Поэтому многие годы мадам Додар вила веревки из этого маленького человечка, удобряя и взращивая его чувство вины. А как известно, чувство вины – прекрасная вещь для манипуляций. Щекотливость вопроса Франсуа Тарпи, по мнению банкира, была обусловлена его желанием пользоваться вкладом без ведома основного вкладчика, то есть его тетушки, мадам Лаке.

Мсье Мурье заранее обдумал свой разговор с клиентом, поэтому, пригласив Франсуа присесть в кресло рядом с маленьким шахматным столиком, бойко начал рассказывать ему о структуре банка и истории банковской системы. Он поведал о том, что до Первой мировой банком активно осуществлялось накопление ссудных капиталов, увеличивались суммы депозитов. Поскольку история вклада Франсуа берет свое начало из тех времен, то родственники, открывшие вклад, – его достопочтимые дядюшка и тетушка – разместили все деньги в облигациях внутреннего займа. Сейчас, когда Франция встала на ноги, когда интенсивно развивается промышленность, политика банка изменилась и отошла от прежних «ростовщических» традиций.

Франсуа внимательно слушал директора, хотя слабо понимал, зачем ему вся эта информация.

– Прошу прощения, мсье Мурье, – перебил он банкира. – У меня маленькое частное дело, не имеющее отношения к финансовой политике нашей страны.

Банкир замер и, мило улыбнувшись, изрек:

– Так всем кажется, мсье Тарпи. У каждого в этом здании свое маленькое частное дело, которое заканчивается выдачей наличных в кассе. А представьте все эти ручейки выдач по всей Франции! Вот вам и политика государства.

– Но позвольте, эти ручейки бегут не только из банка. Насколько я понимаю, они бегут и в банк тоже.

Директор кисло улыбнулся:

– Вы правы, конечно. В наши кассы тоже бегут ручейки. Ну, так чего же вы хотите? Забрать весь вклад?

– Нет, что вы! – ответил Франсуа. – Мне необходима определенная сумма. Весь вклад я забирать не буду. И еще я хочу, чтобы все банковские операции были конфиденциальными. Я принес свой паспорт.

Вздохнув, банкир взял паспорт Франсуа, повертел его в руках, затем сел за свой стол и нашел в стопке папок нужную. Открыв ее, он несколько минут в полной тишине что-то читал, а затем, неприятно пожевав губами, сказал:

– Я изучил ваше дело. Вклад сделан на ваше имя до востребования двадцать семь лет назад. В тот момент было внесено через кассу пять тысяч франков. Через шесть лет все деньги были переведены в ценные бумаги внутреннего займа.

Директор замешкался, перевернув в деле какой-то листок, потом продолжил:

– Учитывая, что франк пережил за это время несколько девальваций и что послевоенное переустройство в значительной степени обеспечивалось за счет эмиссии новых денег, а в послевоенные годы покупательная способность франка сократилась на семьдесят процентов… мы имеем ценных бумаг на пятнадцать тысяч.

– Это немного… – удивленно произнес Франсуа. – Я думал, сумма гораздо внушительней.

Мсье Мурье улыбнулся:

– Если бы этими деньгами пользовались, играли на бирже, вкладывали их под вздутые проценты в рискованные дела и быстро изымали из оборота, то сумма могла быть гораздо больше той, что я озвучил. Но деньги много лет назад были переведены в государственные бумаги, которые не приносят большого дохода. К тому же вы не должны забывать, что ценные бумаги нужно продать, а это также будет в убыток, поскольку сейчас их неохотно покупают.

– Сколько же может реально оказаться на счету, которым я смогу свободно пользоваться? – уже с раздражением спросил Франсуа.

Банкир пожевал губами, что-то прикинул, пощелкав костяшками счётов, и изрек:

– Не больше тринадцати тысяч франков, мсье.

Франсуа смотрел в окно кабинета, соображая, что этой суммы может хватить не больше чем на год, да и то если сильно экономить. Он был разочарован и не скрывал этого. Тетушка всегда подчеркивала, что он обеспечен до конца своих дней, однако сумма счета не впечатлила Франсуа.

– Итак, ваше решение, мсье Тарпи? – директор банка выжидающе смотрел на своего клиента.

– Я хочу иметь живые деньги на счету и возможность им управлять, – ответил Франсуа.

– Для этого понадобится несколько дней. Но мой вам совет: переговорите с тетушкой и упредите конфликт, который может разыграться в вашей семье, – добавил мсье Мурье. – Знаете, денег всегда и всем мало, а ссоры из-за них – самый грустный повод расставания с близкими. Хотя знаю, что сейчас вы мне не поверите. Ну что ж… Приходите через два дня, и вы сможете получить то, что хотите. А сейчас прошу меня извинить, очень много срочных дел.

Директор вышел из-за стола и, следуя впереди Франсуа, открыл двери и вышел в приемную, где уже сидели на стульях несколько человек с папками и бумагами.

Франсуа поклонился мсье Мурье и быстрым шагом направился через операционный зал к выходу. На пороге банка он нос к носу столкнулся с портным мсье Пулем, который, конечно же, узнал Франсуа.

– Ведете дела с банком, мсье Тарпи? – услужливо спросил он. – Конечно, банк в наше время – это самый надежный способ хранения капитала. Приходите, ваш новый костюм из английского твида готов. Думаю, и вам, и вашей тетушке он понравится. Постарались вам угодить, материал заказывали у оптового продавца в Руане.

– Хорошо-хорошо, – торопливо отвечал Франсуа, пытаясь прошмыгнуть мимо мсье Пуля, как провинившийся школьник мимо директора школы. – Обязательно придем, обязательно!

Тетушка уже была дома, когда Франсуа, сделав лицо поприветливей, вошел в кухню, где решалась судьба очередной огромной рыбы. Новая кухарка, мадам Карбье, закатав рукава, разделывала палтуса, чтобы приготовить его с розовым вином и пряными травами.

Франсуа, как в детстве, схватил из стеклянной вазочки сливочную карамельку с морской солью, но тетушка даже не взглянула в его сторону, хотя раньше с улыбкой пожурила бы. Она, как и все природно-интуитивные особы, чувствовала, что с Франсуа что-то происходит. Ей была неприятна их недавняя размолвка, но первой заговаривать она не хотела. Франсуа заметил, как задрожала при его появлении крышка от кастрюльки в ее дряблых руках. «Ого, как я на нее нынче действую!» – подумал он. А затем представил, в каких судорогах она билась бы, если бы узнала о его разговоре с банкиром. Впрочем, Франсуа и сам не был расположен к нежностям, которые они еще совсем недавно проявляли друг к другу. Их отношения действительно изменились. Денежный вопрос, вечная семейная тема – кто кому чем обязан и обязан ли – висел в воздухе как меч. И этот меч готов был рухнуть в любую минуту с высоты их частного мнения о сложившейся ситуации. И каждый из них знал, что не уступит, поскольку за этим стояли их жизненное пространство и привычки, которые никто не собирался менять в угоду другому. Но ссориться все же было нельзя, поэтому Франсуа обошел стол и стал дружелюбно расспрашивать о базаре, новостях в городке, здоровье приятельниц мадам Лаке и других малозначащих вещах, которые могли послужить спайкой при крупном разногласии в денежном вопросе.

Мадам Лаке сначала неохотно, а затем все активней стала рассказывать племяннику о прошедшем дне, о том, что знакомые и родственники расспрашивали ее о Франсуа: какие у него планы, почему он редко появляется на набережной и в городе на праздниках. Например, через неделю будет так называемый фестиваль, летние гуляния. Это так интересно! Женщины-швеи надевают национальные костюмы с высокими белыми кружевными головными уборами-прадезами, дети пляшут под музыку в больших хороводах, а мужчины-сыровары вывозят и выставляют на всеобщее обозрение в тележках свои изделия – сыры ярко-желтого цвета. Хорошо было бы поучаствовать в шествии… А еще у них есть один очень печальный праздник. Но это уже позже, ближе к осени, когда весь городок и все лодки украшаются гирляндами бумажных цветов, и местные рыбаки на украшенных лодках ровным строем выходят в море, где в воду бросают букеты. Так вспоминают и благословляют тех, кто не вернулся с рыбной ловли…

Рот у мадам Лаке не закрывался, и она тараторила без умолку, пытаясь навести хрупкий мостик перемирия с племянником, но даже не замечала, что Франсуа это глубоко безразлично. Он стоял рядом, подкидывая в руке небольшую луковицу, а мысли его были далеко.

«Кстати, нужно сказать тетушке, что их приглашал портной, чтобы забрать костюм», – вдруг вспомнил он. О боже! Опять речь зайдет о деньгах. Нет уж, лучше повременить с этой новостью, тем более что сейчас для него важнее реторты и химпрепараты, нежели новый костюм.

Пока тетушка и кухарка колдовали в кухне, Франсуа вышел через боковую дверь в сад и присел на пенек от срубленного дерева. Что же это было за дерево? Вспомнить он не мог, но вдруг в его голове, как на экране, появилась картинка, на которой он, маленький мальчик, запихивает в рот крупные сладкие сливы почти янтарного цвета. По его лицу, рукам, матросскому костюмчику течет обильный липкий сок, какая-то женщина в переднике вытирает его и целует в сладкое личико. И ему так хорошо и спокойно.

Это было так давно! Каким уверенным и защищенным он чувствовал себя в детстве! Какие розовые дали открывались в перспективе жизни!

Франсуа пришлось усилием воли прервать поток мыслей, чтобы совсем не скатиться в депрессию. Забежав в кухню и поймав запах начинавшей прожариваться рыбы, он схватил еще пару карамелек и помчался в лабораторию. Он ощутил это состояние резкого перехода от полной апатии и сумрачного взгляда на мир к просветлению, когда в мозгу появляются одновременно десятки мыслей, среди которых нужно уметь уловить главную, ту, что приведет к поворотному моменту в исследовании. Франсуа знал за собой эту особенность, поэтому, когда появлялось подобное состояние, он со всех ног мчался к рабочему столу или хотя бы к листу бумаги и ручке, чтобы успеть записать проносившиеся кометами мысли.

И в этот раз он не ошибся. Новая схема серии опытов была блестяща! Он не копировал Броун-Секара, но, чтобы не копировать гения, нужно в подробностях знать, чем тот занимался! И если Броун-Секар вводил себе под кожу экстракты, полученные из тестикул морских свинок и собак, то он, Франсуа, попробует впрыскивать подкожно субстраты, приготовленные из вытяжек мужских половых желез, женских менструальных выделений или… Тут его как током ударило! А если… использовать плаценту после родов?

«О, держитесь, гении зарождающегося гормонального омоложения! Королем здесь буду я!»

У Франсуа даже закружилась голова, так ярко он представил себе возможные результаты опытов и их применение. Если методики Броун-Секара давали кратковременные улучшения работы органов, увеличение общей мышечной силы и усиление умственной деятельности, то он добьется длительного эффекта, за что ему и отвалят миллионы!

Вот только как добиться отсутствия боли при введении субстрата? Да и вообще, чистый ли субстрат нужно вводить или разбавлять его спиртом либо чем-то еще? Здесь пока ум Франсуа был бессилен. Эх, если бы рядом были советчики, его университетские кумиры… Франсуа представил себе их лекции, обсуждение проблематики в узком кругу друзей и себя, слушающего учителей с прилежанием и благоговением вдумчивого студента. Но увы, он давно встал на самостоятельную дорогу в науке. Здесь рядом, пожалуй, уже не советчики, а конкуренты! Его тетради с записями следовало бы хранить в сейфе, а не в затхлых от старости ящиках дядюшкиного конторского стола!

Пообедав вкуснейшей рыбой, Франсуа попросил Дениз найти Шарля Орсэ и пригласить к нему. Он захватил с собой в лабораторию бутылку вина, печенье, и когда Шарль, сжимая в сильных красных руках кепку, осторожно вошел под низкие своды комнат, Франсуа, поздоровавшись, предложил ему выпить домашнего вина и поговорить.

Разговор их был долгим и откровенным. Франсуа коротко рассказал Шарлю о своей работе, и, к его изумлению, рыбак быстро ухватил суть того, над чем работал ученый. Шарлю было вменено в обязанность два раза в неделю доставлять в лабораторию лягушек, крыс или морских свинок. А еще лучше – собак. За все это он будет получать хорошую плату. Ну и за молчание, конечно же. Шарль согласно кивнул, но сказал, что с собаками, по всей видимости, будут трудности, поскольку бродячих псов сейчас немного, а домашние все наперечет. В Понтабери любят своих домашних питомцев. Франсуа понимающе кивнул и снова пообещал платить хорошо, но по факту. Когда ему понадобятся живые существа, он сообщит Шарлю. Они прикончили бутылку старого доброго сидра и, пожав друг другу руки, разошлись, оба весьма довольные.

Франсуа, несмотря на выпитое вино, в тот день спланировал исследования на целый год вперед! Опыты он решил ставить совсем не такие, как прежде. Его эксперименты были для него любимым делом, которое превратилось в поток наблюдений, расцвеченный неожиданно вспыхивающими новыми идеями, выстраданными проблесками беспокойного разума и годами изнурительного учения и труда. Хотя пока что эти эксперименты были всего лишь разрозненными лоскутками большого пестрого ковра, который ему еще предстояло собрать с помощью своего таланта, прилагая немалые усилия.

5

Так прошла половина лета. Изо дня в день Франсуа склонялся над лабораторным столом, пробирками и микроскопом, осуществляя ювелирной сложности эксперименты: извлекал тестикулы из тел мелких животных, которых поставлял ему Шарль Орсэ. Приготовлял тот живой материал, который требовался для изготовления субстрата. Часто Франсуа отвлекался на обдумывание дальнейшего пути своих исследований с помощью образов. И все чаще ему приходило на ум, что взаимодействие гормона и клетки похоже на замо́к и ключ. Замок – это клетка, а ключ – это гормон. Стоит подобрать ключ, и молодость клетки откроется. Он хорошо помнил лекции в университете, посвященные гормональной терапии. Предположения о том, что существуют особые вещества, способные регулировать различные функции организма, делались давно. Не было тайной и то, что еще в древности в лечебных целях применялись различные органы, ткани и выделения животных. Но он уже не довольствовался только животными.

Франсуа должен был торопиться, поскольку в последнем оксфордском журнале «Медицина и здоровье» было опубликовано сообщение об открытии гормона роста. Ему нужен был не гормон роста, а гормон, влияющий на внешний вид и общее здоровье. А до открытия этого интегрального по действию гормона еще далеко. Нужно было не только знание, но и везение. Франсуа хорошо помнил историю Кендалла, который, забыв в лаборатории пробирку со спиртовой вытяжкой щитовидной железы, утром обнаружил чистый гормон в кристаллическом виде, а всего-то – испарился спирт! Это была не просто удача, это был настоящий фарт, о котором втайне мечтает каждый ученый.

Франсуа решил начать охоту за человеком. Но не в плане убить его и извлечь тестикулы, гипофиз или яичники, а опосредованно, то есть неким легальным или полулегальным способом получать биоматериал, необходимый ему для исследований. Он понимал, что очень рискует, что это опасная затея, но назад для него пути уже не было. Нужны были новые знакомства и связи в Понтабери, чтобы получить возможность изымать биоматериал из трупов.

Он наладил отношения с Ивом Мурье, личностью внешне ничем не примечательной, но имевшим большие связи в округе. Банкир, как и обещал, перевел ценные бумаги в живые деньги на личный счет Франсуа и предоставил ему небольшой кредит, пользоваться которым оказалось выгоднее, чем снимать деньги со счета. К тому же банкир умел держать язык за зубами, и мадам Лаке ничего не знала об операциях с вкладом.

Франсуа завел еще одно нужное знакомство с местным патологоанатомом, мсье Жоржем Лемаром. Познакомились они за стаканчиком сидра, когда оба укрылись от послеполуденного зноя в кафе на набережной. Потягивая напиток глубокого янтарного цвета с яблочным привкусом, мужчины читали медицинские журналы, что и послужило поводом завести разговор. Лемар был приезжим, поэтому о Франсуа и его семье ничего не знал. Он работал с жандармерией, местным доктором Каррати и лекарями из близлежащих городков, удаленных от побережья на несколько миль.

Франсуа новый знакомый понравился. Живой, общительный, с длинными растрепанными волосами, в мятом летнем костюме и светлых парусиновых туфлях, он производил впечатление скорее богемное, нежели формалиново-медицинское. Кстати, формалином от него попахивало. Это Франсуа отметил в самом начале. Конечно, прямо приступить к делу и вывалить на патологоанатома просьбу о биоматериале Франсуа не мог. Но он хитро подошел к вопросу и уже на следующий день пил кофе из мензурки в подсобке местной больницы, которая находилась в старом бенедиктинском монастыре. Мсье Лемар благодушно дремал рядом в потертом кресле, поскольку работа в этот день была только у хирургов. Франсуа даже успел краем глаза увидеть помещение, где Лемар препарировал трупы, и с удовольствием отметил, что на стеллажах стоит большое количество сосудов с человеческими органами в формалине. В общем, они стали приятелями, и спустя некоторое время Франсуа пригласил своего нового друга к себе в усадьбу. Тетушка обрадовалась новому гостю, поскольку в ее понимании врачебные деятели – это сливки общества. Лемара накормили до отвала пирогами и запеченным мясом, напоили различными наливками, показали сад и вид на пролив. Но в свою лабораторию Франсуа его не позвал и даже не упомянул о том, чем он занимается здесь, в провинциальной глуши. Как только мадам Лаке сворачивала на скользкую тему занятости своего племянника, он сразу же переводил разговор на местные сплетни и интерес тетушки без усилий переключался на злободневные темы жизни Понтабери. Лемару понравилась мадам Лаке, понравился дом Франсуа, понравилась Дениз, которая вилась возле нового гостя, как муха вокруг вазочки с вареньем, и прислуживала ему так мило, что даже мадам Лаке была удивлена. Франсуа только посмеивался, наблюдая, как Лемар таял от прикосновений дерзкой служанки.

Через пару дней, вечером, Франсуа, прогуливаясь по центральному бульвару Понтабери, увидел, как его новый друг флиртует с Дениз. В лучах заходившего солнца это выглядело весьма романтично. Девушка была в красивом светло-карамельном платье с глубоким декольте, с юбкой, по-крестьянски пышной. Ее волосы, собранные в пучок с помощью перламутровой заколки, растрепались и выглядели естественно и мило. Франсуа залюбовался девушкой и смотрел на эту странную пару до тех пор, пока они его не заметили. Лемар смутился, а Дениз только смело рассмеялась в лицо хозяину.

На самом деле Франсуа был рад тому, что служанка переключилась на патологоанатома. В последнее время она стала досаждать ему своим чрезмерным вниманием и интимно-кокетливыми взглядами из-под густых ресниц. Франсуа не хотел понимать и принимать эти знаки, поскольку никогда ничего не обещал девушке, а их соитие в первый день после его приезда было скорее физиологическим и чувственным, чем обещающим продолжение.

К тому же тема сексуального удовольствия все больше отходила на второй, а то и на третий план в жизни Франсуа. Его всерьез увлекла работа, а секс во время напряжения умственных сил, серьезного обдумывания напоминал ему ходьбу по дороге спиной вперед: ничего не видно, кроме своих старых следов.

Что касается его исследований, то все шло своим чередом: особых прорывов не было, но рутинная работа выполнялась в срок. Да, он осознавал, что если бы ему сразу привалила удача, то стоило бы задуматься. А почему? Он не привык быть везунчиком. Тетушка, когда-то произнеся нечто подобное, разозлила Франсуа, но он-то понимал, что сказанное мадам было, что называется, не в бровь, а в глаз. Он действительно не считал себя любимцем фортуны, и все его успехи в жизни были связаны только с планомерным и титаническим трудом.

Денежный вопрос его не беспокоил. Франсуа не транжирил свои тысячи франков, но кое-что себе прикупил: микроскоп он выписал по дешевке из Парижа, перехватив его у старого товарища, который уехал в Южную Америку начинать новую жизнь. Термостат и экстрактор он выписал из Лондона, пришлось взять по первой цене от производителя. Мелкие приборы и инструменты типа пинцетов, лопаток, термометров он купил давно. Ни на что другое не тратился. Вообще он был далек от повседневной жизни семьи, и все бытовые вещи, о которых заботилась тетушка, воспринимались им как должное.

Когда портной мсье Пуль при встрече в четвертый раз напомнил ему, что нужно выкупить костюм, Франсуа пришлось сказать об этом тетушке. Мадам Лаке удивилась. Чтобы она забыла об обновке для любимого племянника?! И тетушка приняла решение немедленно отправиться в Понтабери, отдать деньги портному и забрать костюм. Франсуа с утра был предупрежден, что они едут в город, чтобы выкупить заказ. Это было сделано специально, чтобы он не смог отвертеться от поездки, поскольку в последнее время тетушка и племянник все реже выходили в город вместе и все меньше времени проводили в одной комнате.

Мсье Пуль встретил их в этот раз менее любезно. Видимо, это объяснялось его недовольством задержкой оплаты за работу.

И, как два месяца назад, все повторилось. Из-за бархатной зеленой портьеры в ателье выбежал маленький человечек.

– Мадам Лаке, здравствуйте, проходите и присаживайтесь, – пришепетывая, быстро говорил он. – Ваш костюм давно готов и ждет владельца. Твид и пошив роскошные. Мсье Тарпи будет выглядеть весьма импозантно в этом костюме.

Он громко хлопнул в ладоши, и в комнату, торжественно шагая, вошел его помощник, держа на весу отлично сшитый твидовый костюм-тройку.

Франсуа внимательно осмотрел костюм и остался доволен. Тетушка вывернула пиджак наизнанку и пристально разглядывала швы, обработку карманов, воротника и петель застежки.

– Ну что вы, мадам, – прыгал вокруг нее мсье Пуль. – У нас только высшее качество, можете не сомневаться.

– А я и не сомневаюсь, – отвечала старая грымза. – Я просто проверяю вашу работу.

Мсье Пуль кисло улыбнулся, но не нашел что возразить престарелой сплетнице. Он знал, что злой язык мадам Лаке вмиг может увести у него десяток заказчиков, а при хорошем обслуживании столько же привести. Поэтому он вытерпел все изощренные попытки мадам Лаке найти изъян в костюме. После тщательной проверки тетушка дала знать Франсуа, что костюм можно мерить. Франсуа удалился в примерочную вместе с помощником мсье Пуля, и через какое-то время раздался его веселый смех и недовольное ворчание портного.

– В чем дело, дорогой? – спросила мадам Лаке, без тени смущения заглядывая за бархатную портьеру.

Мсье Пуль, уже, видимо, поняв причину смеха заказчика, опередил мадам Лаке. Влетел в примерочную, задернул перед ее носом портьеру и принялся разглядывать Франсуа. Без тетки он надеялся уговорить клиента забрать костюм, поскольку сразу понял, что за несколько месяцев сытой жизни в Понтабери Франсуа прибавил в весе и костюм был ему тесен.

– Так и есть, – приглушенным голосом сказал мсье Пуль, – вы поправились, мсье Тарпи, на хлебах своей милой родственницы.

– Да, вы правы, – ответил Франсуа. – Пиджак еще так-сяк, а вот брюки и жилет маловаты. Брюшко выросло на тетушкиных вкусностях.

– Ну, тут один выход – худеть, – немного подумав, сказал портной.

Он хотел еще что-то прибавить, но тетушка, имевшая в нужных случаях весьма чуткий слух, ринулась в примерочную, чуть не сбив всех троих мужчин с ног и при этом пребольно задев Франсуа острым локтем.

– Как это – худеть? Как это – худеть? – только и вопрошала она, приглаживая ткань костюма на спине и боках Франсуа. – А мерки вы верно снимали? Может, вы ошиблись? Он же носит свой парусиновый костюм, и ничего? А помните, ведь костюм был маловат, когда мы его покупали у вас? Платить за переделку мы не будем…

– Но, мадам, – начал мсье Пуль, – вы вовремя не пришли забрать костюм, вы задержали оплату, хотя я несколько раз просил мсье Тарпи прийти к нам. Помните, еще в банке я вам сказал, что костюм готов? – и он повернулся к Франсуа, ища подтверждения своим словам.

Мадам Лаке тоже повернула голову к Франсуа и посмотрела ему в глаза.

– Ты был в банке и ничего мне не сказал?

Франсуа молчал, придумывая, что ответить. Мсье Пуль понял, что сболтнул лишнее, поэтому сделал вид, что у него дело в другой комнате и, увлекая своего помощника, юркнул за тяжелую портьеру, которая еще долго колыхалась от его резкого движения.

– Да, я был в банке, тетушка, – наконец ответил Франсуа. – А это криминал – зайти в банк, сопровождая мадам Додар?

– Так ты был там с Эммой? – удивилась тетушка. – А почему я об этом не знаю?

– Это была случайная встреча на улице, – уже спокойнее ответил Франсуа. – Мадам Додар просто попросила сопроводить ее в банк.

Некоторое время тетушка раздумывала. Видимо, в ее старческом мозгу складывались какие-то головоломки и фигуры, которые нельзя было узреть людям, далеким от склеротического мышления. Наконец она, пожевав губами, изрекла:

– Я рада, что ты поддерживаешь с ней отношения. Она умная и практичная женщина, – и опять пожевала губами.

Судя по всему, с ее губ чуть не сорвалась какая-то фраза, которую она все же не рискнула произнести вслух. По крайней мере так показалось Франсуа, который понял, что опасность миновала. Все же познание жизни местного общества и возможностей его членов не прошло даром. Он правильно сделал, сославшись на эту тайную понтаберийскую Мессалину, которая пользовалась у местных святош непререкаемым авторитетом. Однако он рисковал. Нужно будет обязательно предупредить банкира и мадам Додар. «Надеюсь, что они меня поймут», – вздохнув, подумал Франсуа. Почему эти чужие люди должны были его понять, а тем более поддержать его ложь, он не стал объяснять сейчас даже сам себе. Просто так было удобнее, нежели признаться своему «я», что обманул самого близкого человека, что безосновательно записал в друзья самых опасных людей городка, что занялся манипуляциями с кредитом без особой на то надобности. Так было легче. Легче.

Видимо, портной мсье Пуль находился где-то неподалеку, а скорее всего, даже слышал весь разговор, потому что сразу после его завершения влетел в примерочную, как пущенная умелой рукой стрела.

– Ну, что мы будем делать? – ласково спросил он. – Отказываться от костюма, платить неустойку или брать и носить?

– Возьмем, – сказал Франсуа, которому не нравилось свое брюшко новоявленного буржуа.

Он уже решил, что больше не станет злоупотреблять тетушкиными кулинарными шедеврами, а то так недалеко до габаритов местной знаменитости, завсегдатая закусочных, который еле передвигал слоноподобными ногами, перекатываясь от столика одного кафе до столика другого.

Он обернулся в сторону мадам Лаке и вдруг увидел в ее глазах такой лед, что ужаснулся в предчувствии предстоящего объяснения.

И он не ошибся. Мадам Лаке сперва пропустила ложь Франсуа о банке мимо ушей, но затем, в обострившейся ситуации с оплатой костюма, который, по ее мнению, им уже был не нужен, интуиция вдруг подсказала ей, что не все так просто, как это представил племянник. Она перевела злой взгляд на мсье Пуля и изрекла непререкаемым тоном:

– Мы подумаем. Через два дня сообщим наше решение. Свои права я знаю, – и, не прощаясь, как фурия, выскочила из примерочной, оставив Франсуа одного.

Портной только вздохнул.

Франсуа, по-своему истолковав его вздох, сказал:

– Не волнуйтесь, костюм я выкуплю.

– Да разве дело в костюме… – отозвался портной. – Вы заметили, в каком настроении ваша родственница покинула мое ателье? Я работаю на совесть, и клиенты мне благодарны. Мое имя и авторитет создавались многие годы, и вести себя так непристойно… не позволено даже вашей тетушке. Надеюсь, она не побежала трепать мое доброе имя по гостиным своих подружек.