Текст книги "Лунные хроники. Мгновенная карма"

Двенадцать

В кухне я застаю папу. Он сидит в одиночестве за столом с чашкой кофе и свежим номером журнала «Роллинг Стоун».

Папа поднимает на меня глаза и переводит взгляд на часы на плите.

– Еще и восьми нет! Разве ты не на каникулах?

– Папа, ты когда-нибудь видел, чтобы я вставала позже восьми, даже на каникулах или в выходные?

Я закидываю ломтик хлеба в тостер. На рабочем столе лежит гроздь бананов, но сегодня мне не хочется возиться с блендером.

– Знаешь, у меня есть дела.

– Серьезно? – слегка усмехается папа. – Надеюсь, их не слишком много. У нас с мамой появились кое-какие идеи насчет того, чем занять вас этим летом.

Тотчас настораживаясь, я хмуро поглядываю на него.

– Например?

– Ну… – Он вставляет вместо закладки подписную открытку и закрывает журнал. – Мы хотели подождать и обсудить это с вами за ужином, но, раз уж ты спросила. Мы думаем, что вам с Джудом пора начать помогать в магазине.

Я пристально смотрю на него.

Помогать в магазине?

В музыкальном магазине?

Я живо представляю себе ближайшие три месяца: толпы невежественных туристов, для которых олдскульный магазин виниловых пластинок – это вау, какая экзотика. Несносные aficionado[23]23
  Фанат, любитель (исп.).


[Закрыть], разглагольствующие о том, что у цифровой музыки нет души, дружище. Желающие продать коллекцию деда – недоумевающие, почему мы платим всего пятьдесят центов за убитый экземпляр «Отеля Калифорния».

Я смотрю на отца и понимаю, что рассмеяться в голос – неверная тактика, поэтому просто восклицаю:

– Ха!

Это все, что приходит в голову. Ха.

Отец чувствует полное отсутствие интереса с моей стороны, и его бодрый и веселый тон сменяется упреком.

– Ты же знаешь, это семейный бизнес. И вы – часть семьи.

– Да нет, я знаю, – быстро отвечаю я. – Просто…

Я замолкаю, подыскивая оправдание. Любое, кроме того, что у меня нет никакого желания все лето торчать за прилавком вашего убогого, пропахшего нафталином магазина, и говорить завсегдатаям, что нет, извините, мы не получали ничего нового из «хэйр-метал»[24]24
  Поджанр глэм-метал (или «металл волосатых»), отличается экстравагантной, вызывающей внешностью исполнителей и более миролюбивыми текстами песен – о любви и сексе. Термин введен MTV за любовь глэм-музыкантов к пышным ухоженным гривам.


[Закрыть]с прошлой недели.

– Просто… я… подумываю о волонтерстве, – слышу я свой голос.

Постой-ка. Что?

Папа приподнимает бровь и сардонически усмехается:

– Волонтерство? И где же? На променаде?

Во мне вспыхивает негодование. Что такого удивительного в моем желании посвятить себя достойному делу? Еще в средних классах я занималась репетиторством с парой детсадовцев и первоклашек, после уроков, два раза в неделю. Пусть это сводилось к тому, что я просто читала им книжки с картинками, но все же. Я верю в добрые дела и благотворительность. Возможно, в последнее время мне было не до этого, но сама идея филантропии не должна вызывать подозрений.

– Нет, не на променаде, – укоряю я его за насмешку. – Это место называется… э-э… Центром спасения животных Фортуна-Бич. Там принимают и лечат несчастных и раненых животных. Морских львов и прочих. Возвращают их к полноценной жизни.

По крайней мере, я так думаю. Я лишь бегло просмотрела большую часть доклада Квинта и пока имею лишь смутное представление о целях и задачах этого Центра.

– О! – восклицает папа.

Мне знакомо это «о». В нем столько всего намешано. О, я и не знал, что ты любишь животных. О, ты так давно не заговаривала о волонтерстве. О, я думал, ты планируешь провести все летние каникулы с Ари, поедая мороженое и считая дни до того момента, когда можно начинать зацикливаться на поступлении в колледж. (Очевидно, не раньше начала одиннадцатого класса, хотя у меня уже готов контрольный список колледжей.)

Но папа ничего из этого не говорит. Звучит совсем другое:

– Никогда о нем не слышал.

– Я тоже. Мне о нем друг рассказал. – Я заметно вздрагиваю при мысли о том, что Квинт – мой друг, но возвращаюсь к своему хлебу, который только что выскочил из тостера, и сосредоточенно намазываю его арахисовым маслом.

– Это для школы?

Я медлю.

– Вроде того. И еще, просто… ну, понимаешь, я подумала, что было бы неплохо сделать что-то для общества и наших местных… морских… обитателей.

Я бросаю нож в раковину.

– Хотела сегодня съездить туда, узнать, нужна ли им моя помощь. – Я робко улыбаюсь. – Как ты на это смотришь?

Он задумчиво сдвигает брови.

– Ну… – тянет он медленно, неуверенно.

Я представляю себе, как крутятся шестеренки в его голове, пока он пытается выработать наилучший родительский подход. Настаивать на том, чтобы ребенок помогал в семейном бизнесе, чтобы сформировать личную ответственность и крепкую трудовую этику, или поощрить этот неожиданный интерес к альтруизму и спасению животных? Наконец он откашливается.

– Вот что я тебе скажу. Ты съезди к ним сегодня, посмотри, подходит ли тебе это, а я поговорю с твоей мамой. Мы встретимся за ужином и еще раз все обсудим.

Он заканчивает это заявление довольным кивком. Я практически вижу, как он поздравляет себя с тем, что очередная родительская дилемма разрешена. Или, по крайней мере, отложена до тех пор, пока мама не скажет своего слова.

– Отвезти тебя туда?

– Нет, спасибо. Я поеду на велосипеде. Это всего в паре миль отсюда.

Он снова кивает, но потом, кажется, что-то обдумывает.

– Знаешь, Прю, я просто пошутил про шатание по набережной. Ты много трудилась в этом году. И заслуживаешь того, чтобы отдохнуть во время каникул. Так что… волонтерствуй в этом спасательном центре или приходи потусоваться со мной в магазине. В общем, на твое усмотрение. Но не забывай, что иногда нужно бывать и на солнышке, ладно?

Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. Его голос звучит абсолютно невинно, но я не могу не уловить скрытого смысла в его словах: «Не усердствуй в работе настолько, чтобы забыть о развлечениях».

Почему все так обеспокоены тем, что я не умею развлекаться? Расслабляться? Да, я много работаю. Да, я верю в практический смысл и эффективность и стараюсь быть лучшей в любом деле. Что в этом плохого?

Но я ничего этого не говорю, а вместо этого натянуто улыбаюсь папе.

– Спасибо за совет. Приму к сведению.

Он вздыхает:

– Сделай милость. – И снова утыкается в журнал и кофе, наслаждаясь последними мгновениями покоя, прежде чем проснутся все остальные.

Я беру свой бутерброд и иду к дверям.

Надевая велосипедный шлем и запихивая в рот последний кусочек тоста, я еще не знаю, как отнестись к этой маленькой лжи во спасение.

Никогда в жизни я не думала о том, чтобы провести летние каникулы, волонтерствуя в какой-нибудь некоммерческой организации – по крайней мере, я предполагаю, что центр некоммерческий, хотя даже это пока загадка.

В любом случае, если бы я намеревалась стать волонтером, то выбрала бы что-нибудь вроде написания информационных бюллетеней для нашего местного отделения YMCA[25]25
  Young Men’s Christian Association – «Юношеская христианская ассоциация». Молодежная волонтерская организация. Основана в Лондоне в 1844 г. Джорджем Вильямсом, насчитывает около шестидесяти четырех миллионов участников в более чем ста двадцати странах мира.


[Закрыть]. Или открытия небольшой бесплатной библиотеки на Мейн-стрит. Или организации распродажи выпечки, чтобы собрать деньги на учебу для ребенка из бедной страны третьего мира, или… что-нибудь в этом роде. Но морские черепахи и каланы… Или с кем они там работают? Я ничего не имею против морских животных. И мне действительно нужно переделать наш проект для мистера Чавеса, а это, похоже, самый верный путь к цели.

Но все же. Не могу сказать, что иду работать туда по зову сердца.

Возможно, если сегодняшняя вылазка пройдет неудачно, я смогу подыскать другой вариант. Волонтерскую организацию, более соответствующую моим интересам. Тогда скажу родителям, что планы изменились.

А что? Курировать небольшую бесплатную библиотеку – это прикольно…

Я хмурюсь от этой мысли. Что-то подсказывает мне, что очень немногие согласились бы с таким мнением. Возможно ли, что мои представления о развлечениях, отдыхе и приятном времяпрепровождении совершенно не соответствуют общепринятым?

Но значит ли это, что со мной что-то не так? Или все-таки с остальными?

Я качаю головой. Где бы я ни решила трудиться, волонтерство, по крайней мере, украсит мое заявление на поступление в колледж. Лето в Центре спасения морских животных, возможно, и не входило в мои планы, но я вижу в этом долгосрочную выгоду. Я представляю себе трогательное эссе, приложенное к заявлению, с рассказом о том, как самоотверженной преданностью благому делу мне удалось сделать мир лучше. Мое резюме побьет всех других кандидатов, поскольку я посвятила себя столь впечатляющей работе.

Это хорошо, – мысленно повторяю я снова и снова, нажимая на педали.

Это к лучшему.

Во всяком случае, это не идет ни в какое сравнение с летними каникулами в музыкальном магазине.

Соленый ветер освежает мои щеки, треплет волосы. Утро теплое, но приятное. Я проезжаю мимо многочисленных собачников, выгуливающих своих питомцев, мимо детей, резвящихся под струями разбрызгивателей на лужайках перед домами. Какой-то старик косит траву, бригада маляров устанавливает строительные леса. Мне навстречу едут велосипедисты – кто в костюмах, кто в пляжных шортах. Мы по-соседски улыбаемся друг другу.

Я останавливаюсь у круглосуточного магазина, ожидая зеленого сигнала светофора. Окна машины рядом со мной открыты, и я улыбаюсь, когда из динамиков доносится «Добрый день солнечному свету». Я постукиваю пальцами по рулю, напевая себе под нос. Я даже представляю, как исполняю эту битловскую песню на вечеринке караоке – если мы когда-нибудь вернемся туда.

Если не считать хулиганов и пролитых напитков, это было довольно весело.

Я все еще размышляю, подумывая о том, чтобы спеть дуэтом с Ари, когда светофор на перекрестке загорается желтым. Я уже собираюсь тронуться с места, но мой взгляд падает в сторону парковки у магазина, куда заезжает сверкающий внедорожник.

Я прищуриваюсь.

Это парковочное место для инвалидов. Но ни на номерном знаке машины, ни на зеркале заднего вида нет эмблемы с инвалидной коляской.

Я поворачиваю переднее колесо велосипеда к обочине. Осматриваю машину более внимательно, выискивая любой признак того, что водитель по праву занял удобное место у самого входа. Оно предназначено только для тех, кто действительно в этом нуждается.

Водительская дверь открывается, и я вижу, как из машины выходит мужчина средних лет и спешит в магазин. Насколько я могу судить, у него нет никаких увечий. Он даже не прихрамывает.

И пассажира нет.

Я возмущенно качаю головой. Кем он себя возомнил? Кто-то, кому действительно нужно это место, может появиться в любую минуту! Неужели он собирается заставить какую-нибудь бедную старушку пробираться через парковку с ходунками или тростью?

Я шевелю пальцами, чувствуя покалывание. В какой-то момент закрадывается мысль: ты обманываешь себя, Пруденс, ничего не выйдет.

Но я отбрасываю сомнения и крепко сжимаю кулак.

В тот же миг чайка роняет идеально белое пятно экскрементов на лобовое стекло внедорожника, прямо в поле зрения водителя.

У меня вырывается удивленный хриплый смешок, и я прикрываю рот ладонью. В яблочко.

Мужчина выскакивает из магазина секундой позже, в руках у него лишь банка энергетика. Он бросает взгляд на свою машину и чертыхается.

Я разворачиваю велосипед и вылетаю обратно на улицу. Все тело покалывает от удовольствия.

После этого поездка становится еще интереснее. Я, как радар, выискиваю несправедливость. Моя новообретенная сила подрагивает на кончиках пальцев, готовая вырваться наружу. Я жажду еще одного шанса увидеть ее в действии, и возможности внезапно появляются повсюду.

Пара мальчишек-подростков крушит торговый автомат у гастронома «Айкс».

Я сжимаю кулак, и украденные банки газировки взрываются у них перед носом.

Маленькая девочка кидает камешки в белку. В следующее мгновение она спотыкается, ударившись пальцем на ноге, и с плачем убегает к матери.

Я вижу, как мужчина на автобусной остановке отпускает скабрезные шуточки в сторону пробегающей мимо женщины. Она игнорирует его, сохраняя полную невозмутимость. Когда он подается вперед, чтобы полюбоваться ее задницей, джинсы на его собственном заду лопаются по шву.

Я вся горю. Дрожу от восторга. Чувствую себя всемогущей. Я не просила об этом даре и думаю, что, должно быть, чем-то его заслужила.

В нескольких кварталах от Центра спасения морских животных мне на глаза попадается рекламный щит, мимо которого я наверняка проходила сотни раз, не обращая внимания. Но теперь к нему приставлена лестница, и на верхней площадке стоит человек в мешковатой толстовке и зеленой кепке, с баллончиком краски в руках.

Я останавливаюсь, озадаченная тем, что вандалы осмеливаются портить билборд средь бела дня.

На щите размещена реклама закусочной «Блюз Бургерс», самого популярного заведения в нашем городке с шестидесятых годов. Справа крупным планом изображен их фирменный чизбургер с солеными огурчиками и салатом-латуком, истекающий сливочным соусом. На заднем плане – зеленое пастбище с парой пятнистых черно-белых коров, мирно жующих траву. Слоган «Блюз» написан в речевых пузырях над их головами: МЫ СЧАСТЛИВЫЕ КОРОВЫ, А ВАШЕ СЧАСТЬЕ В БУРГЕРАХ!

Но вандал уже перечеркнул крестом слоган и разрисовывает краской самих коров.

Во мне вспыхивает негодование. Это местный бизнес. Это общественная собственность. И теперь кто-то должен отчистить эту мазню или оплатить замену рекламного щита.

Я возмущенно фыркаю и сжимаю кулак.

Вандал тянется за баллончиком краски другого цвета… и оступается.

Лестница качается. Я слышу вопль и с удивлением осознаю, что кричит девушка.

А потом она падает.

Все происходит как в замедленной съемке. Ее руки шарят в поисках опоры и ничего не находят. Она летит с высоты не меньше десяти футов[26]26
  Около трех метров.


[Закрыть]. Внизу клочок травы, заросшей сорняками – не асфальт, но все же падение сопровождается противным хрустом.

У меня внутри все переворачивается, желчь подступает к горлу от этого ужасного звука и крика боли.

Кепка сваливается с ее головы. У девушки блестящие черные волосы, собранные в два хвостика за ушами.

Сердце колотится. Это же Морган, подружка Квинта.

Я прислоняю велосипед к дереву, готовая броситься через дорогу ей на помощь, но у обочины тормозит машина, и женщина уже бежит с мобильником в руке.

– Господи, вы в порядке? Я вызову «скорую»!

Я сглатываю и отступаю назад. Меня все еще мутит. Шея покрылась холодным потом, и велосипедный шлем кажется слишком тяжелым, слишком тесным. Я стараюсь не думать об ощущениях и сажусь на велосипед.

Я стартую и кручу педали так быстро, как только могу.

Тринадцать

Я заезжаю в ближайший парк, бросаю велосипед и буквально падаю на деревянную скамейку. Сорвав шлем, я прижимаюсь к нему лбом. Перед глазами одна и та же картинка – момент, когда соскальзывает нога девушки. Когда она теряет опору. Когда вскрикивает и летит вниз.

Это моих рук дело. Я это сделала.

Я могла убить ее.

Мне нескоро удается успокоиться.

Наконец сердце перестает колотиться, и я могу рационально обдумать то, что произошло.

Но проходит еще больше времени, прежде чем мне удается убедить себя в том, что не я, конечно же, не я это сделала.

Наказания, которые я раздавала, исходили не от меня. Возможно, я думала о том, что могло бы случиться с этими людьми, но мироздание само решает, кого и как покарать. Я никогда бы не толкнула человека с лестницы, пусть даже он нарушил закон. Возмездие приходит свыше.

К тому же, если кого и следует винить, так только саму Морган. Она подвергала себя опасности, забираясь на лестницу. Скорее всего, она даже не подумала ее закрепить. А может, она от природы неуклюжая.

И, видимо, она получила по заслугам, поскольку своими действиями причиняла вред кому-то другому. Наносила ущерб владельцу местного бизнеса. Разрушала красоту нашего милого прибрежного городка. Да и вообще она какая-то заносчивая – в «Энканто» только и делала, что пялилась в свой телефон, даже когда люди выступали на сцене.

Мироздание знает, что делает. Так и должно быть. Это мироздание.

Постепенно дрожь в руках стихает.

Я знаю, что пытаюсь найти оправдание случившемуся, но что еще мне остается? Приходится верить, что мироздание меня прикрывает.

Наконец, после недолгой медитации, выдохнув всю негативную энергию, я снова сажусь на велосипед.

Оказывается, я ближе к цели, чем думала, и оставшаяся часть пути проходит по двухполосной улице, обсаженной кипарисами и разросшимися кустами ежевики. Я не только не вижу, чтобы кто-то вел себя неподобающе – я вообще никого не вижу. Это тихая дорога, и, похоже, я никогда здесь не ездила. Она находится достаточно далеко от Мейн-стрит и пляжа, чтобы привлекать туристов. За деревьями мелькают редкие дома – фермерского типа, с курами, козами и земельными участками.

Я едва не проезжаю мимо Центра. В последнюю минуту успеваю нажать на ручной тормоз и убрать ногу с педали.

Я и сама не знаю, что ожидала увидеть. Но передо мной оказывается здание, не соответствующее никаким ожиданиям. Теперь понятно, почему Квинт не удосужился включить в отчет фотографии этого реального «туристического» объекта по спасению животных. Наверное, мое воображение рисовало аквариум. Что-то стильное и современное, с громадным паркингом, способным вместить школьные экскурсионные автобусы. Я представляла себе образовательный центр с табличками, рассказывающими о хрупких экосистемах наших океанов и о том, как люди могут им помочь, покупая меньше бутилированной воды и выбирая рыбу, выловленную по экостандартам. Я представляла себе огромные стеклянные аквариумы, полные тропических рыб, среди которых мелькают и редкие представители фыркающих морских львов; может быть, даже гигантские вольеры для китов и дельфинов. А еще бассейн, где можно потрогать шершавые спины морских звезд и позволить ежам обернуть свои колючие иглы вокруг вашего пальца.

Сворачивая на гравийную стоянку, я вдруг понимаю, что представляла себе Институт морской жизни из пиксаровского[27]27
  Pixar Animation Studios – американская киностудия, работающая в жанре компьютерной анимации.


[Закрыть] мультфильма «В поисках Дори». Хай-тек. Мир фантазий. Поучительные комментарии Сигурни Уивер, звучащие из динамиков каждые несколько минут.

Но это было нереалистичное ожидание. В конце концов, если бы в Фортуна-Бич существовало такое учреждение, я бы об этом знала.

Но реальность такова, что Центр спасения морских животных Фортуна-Бич такой… крошечный. И – по крайней мере, внешне – совершенно непримечательный.

Вонь дохлой рыбы ударяет в нос прежде, чем я перестаю крутить педали. Не найдя велосипедной стойки, я прислоняю велосипед к перилам лестницы у входа. Снимаю шлем, вешаю его на руль и осматриваю небольшое двухэтажное здание. Длинное, но узкое, с плоской крышей и бетонными стенами. Стиль индустриальный. Утилитарный. Весьма неприветливый. Хорошо хоть кто-то попытался оживить фасад, выкрасив его в коралловый цвет.

На гравийной парковке два белых фургона с названием Центра и номером телефона. Надписи на боковых панелях призывают звонить, если кто-то видит застрявшее в сетях или раненое животное. У забора куча ящиков, а рядом – большие клетки вроде тех, что можно увидеть в собачьем приюте. Немного поодаль – пара временных складских навесов, запертых на висячие замки. Слышен лай, и до меня не сразу доходит, что я нахожусь не на псарне. Должно быть, эти звуки издают тюлени или морские львы.

В какой-то момент всплывает вопрос, что я здесь делаю. Мне нужно написать доклад – лучший, чтобы утереть нос мистеру Чавесу с его дурацкими правилами, – и еще утром я убедила себя в том, что это место – мой шанс выполнить поставленную задачу. Я смогу выяснить, как Квинт связан с Центром, и переделать свою часть презентации, чтобы привести ее в соответствие с его докладом. Если все сделать с умом, возможно, мне удастся представить переработанный проект как совместную работу, и мистер Чавес не догадается о том, что я обошлась без Квинта. В конце концов, он все же… участвует в этом деле. Ну, разве что не впрямую.

Думаю, у меня получится.

Я снова оглядываю здание и морщу нос, когда вонь тухлых морепродуктов перебивает запах соли и рыбы.

Но я пока еще ни на что не подписывалась. Просто пойду, посмотрю, что и как, поговорю с людьми, выясню, кто такая Роза Эриксон, кем она приходится Квинту, соберу все, что смогу, для будущего проекта. Потом уйду отсюда, и на этом все закончится. А что рассказать родителям о своей новой волонтерской работе… придумаю, когда дойдет до этого.

Я наношу свежий слой помады, разглаживаю складки на рубашке и иду к главному входу – выцветшей желтой двери с щелью почтового ящика. Я медлю, раздумывая, стоит ли постучаться. Конечно, это учреждение, но, насколько я могу судить, закрытое для публики.

Я все-таки постукиваю костяшками пальцев по двери. Жду, но все, что я слышу – непрекращающийся рев какого-то морского зверя.

Потеряв терпение, я нажимаю на ручку. Дверь открывается, и я заглядываю в небольшую комнату, которая, наверное, могла бы сойти за вестибюль, хотя она меньше, чем моя спальня. Над единственным деревянным столом, заваленным бумагами, жужжат мухи. Одна стена отделана фальшпанелями под дерево, почти как у нас в подвале, отремонтированном в семидесятых. Тут же целая коллекция фотографий в рамках – мужчины и женщины, со шлангами и метлами в руках, улыбаются в камеру; взявшись за руки, позируют на пляже; рассматривают морскую черепаху на металлическом столе.

Напротив – открытая дверь, ведущая в длинный узкий коридор. Беглый взгляд наводит меня на мысль о конюшне – те же ряды невысоких перегородок, отделяющих животных друг от друга. Но на полу вместо сена – линолеум, и пахнет здесь не навозом, а рыбой.

Рядом с дверью висит знаменитый постер к фильму «Челюсти».

Однако приблизившись, я вижу, что это пародия. Гигантская акулья голова, высовывающаяся из глубин, на самом деле – серая быстроходная лодка, снятая сверху, а вместо девушки в море плавает безобидная на вид акула. Под заголовком «Законы» подпись: ЛЮДИ УБИВАЮТ ОДИННАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ЧЕТЫРЕСТА АКУЛ В ЧАС. АКУЛЫ УБИВАЮТ ДВЕНАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК В ГОД. ПЕТИЦИЯ ОБ ИЗМЕНЕНИИ ЗАКОНА ОБ ОТЛОВЕ АКУЛ.

– В час? – бормочу я. Неужели это реальная статистика?

Я не могу не содрогнуться и от второй цифры. Мысль о том, что меня схватит в океане огромная белая акула, буквально не дает мне спать по ночам, и я даже ни разу не смотрела «Челюсти».

Мне бросается в глаза лист белой офисной бумаги. Кто-то распечатал еще один пародийный плакат в стиле «Челюстей» и прикрепил его рядом с постером. На этот раз заголовок гласит «Соломинки». Купальщицу заменяет морская черепаха, а «монстр», поднимающийся из глубин, чтобы сожрать ее, – пучок пластиковых трубочек для коктейлей в форме акульей головы.

Я хихикаю. На самом деле, довольно остроумно.

Лай морских животных внезапно усиливается, и я поворачиваюсь к сетчатой задней двери. За ней открывается просторный двор с проволочными заборами, голубыми пластиковыми бассейнами и… Ага, я нашла источник шума.

Я осторожно огибаю стол, стараясь не задеть шаткие стопки документов, и подхожу к сетчатой двери.

Во дворе нет никаких причудливых ванн. Никаких гигантских аквариумов. Зато чертовски много тюленей. Или, может, морских львов? Или каланов? Я не знаю. Но все они блестящие и довольно милые. Они по очереди плещутся в пластиковых бассейнах и гоняются друг за другом по бетонному покрытию, залитому водой.

Кроме небольших пластиковых детских бассейнов, наподобие тех, что продаются в магазине на Мейн-стрит, вдоль дальней стороны двора тянутся большие бассейны, вкопанные в землю. Множество навесов, откидных тентов и брезентовых накидок, привязанных сверху к забору из сетки-рабицы, создают пятнистую тень, когда солнце поднимается над стеной здания. Мотки шлангов вьются от платформы к платформе, и в каждом углу громоздится оборудование: холодильники, сетки для бассейнов, щетки для мытья полов, а пластиковых ведер больше, чем в местном хозяйственном магазине.

Справа от меня хлопает дверь, и я вздрагиваю от неожиданности. Из задней двери Центра выходят две женщины в одинаковых желтых футболках. Они подходят к одному из детских бассейнов, где сидит одинокий зверек. Он наблюдает за женщинами, смешно подергивая усами.

– Прошу прощения? – Я толкаю сетчатую дверь, и она со скрипом открывается.

Женщины поворачиваются ко мне. Одна из них похожа на ровесницу моей мамы, с тонкими черными волосами, заплетенными в растрепанную косу. Другая постарше и коренастее – лет семидесяти, наверное, – с седыми волосами, убранными в пучок, и ниткой жемчуга на шее, которая совсем не сочетается с обычной футболкой.

– Добрый день, – говорит женщина помоложе. – Я могу вам помочь?

– Да, наверное. Меня зовут Пруденс Барнетт, и я занимаюсь проектом по местному экотуризму. Я хочу узнать больше о вашем Центре. Чем вы здесь занимаетесь, какую пользу это приносит местной дикой природе и нашей общине. Может, я даже могла бы… поработать у вас? Скажем, волонтером? Неполный рабочий день… или задать вам несколько вопросов, если вы не слишком заняты?

Пожилая женщина смеется и засовывает под мышку планшет.

– О, милая. Мы всегда заняты. – Она вздыхает и смотрит на коллегу. – Попробую откопать прошлогодние брошюры, чтобы отдать ей.

Но темноволосая женщина не слушает. Ее взгляд прикован ко мне, брови сдвинуты к переносице.

– Ты сказала – Пруденс?

– Да, мэм. – Я осмеливаюсь отойти на несколько шагов от двери и поглядываю в сторону ближайшего бассейна за одним из ограждений. Животные там, кажется, не замечают приближения чужака. Или им просто все равно.

– Я не отниму у вас много времени…

– Ты учишься в школе Фортуна-Бич? – перебивает она.

Я останавливаюсь.

– Да.

– Хм. – Женщина окидывает меня взглядом с головы до ног, но я не могу понять, что она пытается оценить. – Думаю, ты знаешь моего сына. Квинта.

Я замираю. Выражение лица остается профессионально невозмутимым, но в душе разгорается пожар. Так это мама Квинта? И он что же… рассказывал обо мне? Своей маме?

Черт. Могу только представить ужасные обвинения, которые он бросал в мой адрес. Если он говорит обо мне хотя бы половину того, что говорю о нем я, мне предстоит долгая и тяжелая битва за то, чтобы завоевать расположение этой женщины.

На мгновение я решаю извиниться и уйти, но что-то меня останавливает. Нет, буду стоять на своем. Моя улыбка становится ярче, и я пытаюсь забыть, что мы с Квинтом в течение последних девяти месяцев были смертельными врагами. Может быть, пусть только может быть, он упомянул лишь о том, что мы были в одной команде по лабораторным работам и вместе готовили итоговый проект.

– Да, верно, – говорю я, добавляя голосу уверенности. – В этом году мы были партнерами по лабораторным работам по биологии. Вы, должно быть, Роза?

– Да-а, – тянет она. И выглядит растерянной. – А это наш офис-менеджер, Шона.

Шона улыбается мне, и на ее круглом лице появляются ямочки.

– Так приятно познакомиться с подругой Квинта. Мне всегда было интересно, когда же он начнет приводить сюда девушек. Надеялась, что это только вопрос времени.

Я неловко усмехаюсь. О, если бы она только знала!

– Приятно познакомиться с вами обеими.

– Ты должна выполнить задание на лето? – спрашивает Роза.

– О, нет. Просто… – Я замолкаю. Как много можно ей рассказать? – Я просто хочу написать кое-какую дополнительную работу. Все говорят, что нельзя быть такой неутомимой, но я ничего не могу с собой поделать! И… курс мистера Чавеса помог мне иначе взглянуть на местную морскую жизнь. Мне ужасно хочется узнать об этом побольше.

Впервые мой ответ, кажется, порадовал маму Квинта.

– Но ты ведь знаешь, что у нас не государственное учреждение? – вступает Шона. Она достает авторучку и постукивает ею по планшету. – Но мы, конечно, можем запланировать встречу. Роза, пойду, проверю твое расписание на неделю. – Она возвращается в здание, бормоча себе под нос.

– Простите, – говорю я Розе. – Я не хотела вам мешать. Если бы я могла задать лишь несколько вопросов, скажем, о местной морской среде обитания и, возможно, о том, как туризм влияет на жизнь этих замечательных животных?

У Розы вырывается невеселый смешок.

– Ну, по этой теме я могла бы предоставить тебе массу информации, – сухо говорит она. – Но Шона права. Сегодня не самый удачный день. Извини. Один из наших волонтеров не явился, а мы только что едва привели в чувство морскую львицу – ее уже второй раз привозят, и это… – Стон, который она издает, полон разочарования.

Она взмахивает рукой, словно отгоняя печальные мысли.

– Не обращай внимания. Это грустная история. Может, мы запланируем разговор по телефону? Или вот, я дам тебе свою визитку, и ты просто пришлешь свои вопросы по электронной почте?

– Конечно, – соглашаюсь я. Роза проходит мимо меня в вестибюль и начинает рыться в ящике стола. – Это подойдет. Вообще-то, это было бы замечательно.

Она находит визитку и протягивает ее мне, затем отступает назад, прижимая два пальца к губам. На ее лице снова появляется озабоченное выражение.

– Знаешь, – неуверенно произносит она, – Квинт, наверное, мог бы рассказать тебе об этом месте столько же, сколько и я. Может, ты с ним поговоришь?

Я смеюсь. Просто не могу сдержаться. Если она предлагает это, значит, ей неизвестны подробности нашего далеко не звездного партнерства.

– Нет. – Я жалею о том, что позволила себе рассмеяться. – В смысле, я уверена, что он… просто думаю, что для моего проекта будет лучше, если я смогу поговорить с… – я опускаю взгляд на карточку. – Владельцем и директором. А не с ее сыном.

– Ну, как бы то ни было, я знаю, что ваш учитель биологии очень поддерживал Квинта в его работе здесь. Если ты все-таки решишь вернуться, может быть, мы обсудим возможность волонтерства, о котором ты упоминала. Честно говоря, мы давно не привлекали новых помощников, и я даже не знаю, что с тобой делать. Разве что после некоторой подготовки. Вообще-то нам пригодилась бы лишняя пара рук.

– Хорошо. – Я кладу карточку в карман. – Волонтерство. Да. Мне очень жаль, что никого нет рядом, чтобы… обучить меня? Я уверена, что это требует много времени и усилий. Знаете, наверное, мне не стоит задерживать вас. Но я обязательно отправлю вам по электронной почте несколько вопросов. Спасибо.

Она улыбается, и лучики морщинок собираются в уголках ее глаз. Как странно, что, улыбаясь, можно выглядеть одновременно и моложе, и старше. Я ловлю себя на том, что ищу в ее лице сходство с сыном. Волосы и кожа у нее темнее, а брови достаточно аккуратные… хотя, полагаю, тут дело не только в уходе, но и в генетике. Она красивая женщина, и я вижу, что в молодости она была еще красивее. Думаю, тогда у них с Квинтом было больше сходства. Но нельзя не отметить, что выглядит она усталой, измотанной. Как будто на ее плечах лежит тяжелый груз, и она тащит его на себе уже очень давно. В то время как Квинт излучает беззаботную уверенность, будто ничто в мире его не волнует.

– Спасибо, что заглянула, – говорит она.

– Конечно. Я дам вам знать… – Я благодарно киваю, пятясь к двери, и врезаюсь спиной в кого-то, кто хватает меня за предплечье, чтобы удержать от падения.