Текст книги "Время последних"

На столе защелкал телеграфный аппарат: старинный технический монстр, подобными на Земле уже лет четыреста не пользуются, но во Внеземелье, с вечным колониальным стремлением к экономии, и не такое попадалось.

– Результаты генетической экспертизы пришли. По убитому и по мальчишке, – сказал староста.

– Читай, – нетерпеливо велел инспектор. – Потом подошьешь к протоколу.

– Ну, значит, это, – староста нацепил очки. -

«Клетки мозга убитого идентифицированы и полностью совпадают с генетической картой Отто Мария Генриха фон Рудольфштат де ла Жансо, авантюриста, выдающего себя за баронета Гюнтер-Иллирийского, 2039 года рождения, место рождения – Тантрен в Иллирийском…»

– Что?! – поразился инспектор. – То есть что же это – убитый – баронет?

– Не. Не баронет. Пишут же: «авантюрист»…

– Да неважно! Убитый-то, получается – Жансо! А старик сбежал?!

Вместо ответа староста пожал плечами и прочитал дальше:

– «Волос неизвестного идентифицирован по основной клинической базе Пелиды – см. генетическую карту Симона Кротофф, номер…» Трясти-колотить. Поцелуйте мою задницу!

– Я ничего не понял, – страшным тихим голосом сказал детектив-инспектор. – Волос-то мальчишки. А ты говорил, Кротофф – старик.

Староста молчал, тяжело дыша, пялясь во все глаза на затихшего туземца.

– А чего тут понимать? – сказал он вдруг. – Грязь молодильная на этом хуторе. Не врут, значит, ихние сказочки-то, а? Интересно б только узнать – где же это… Но вот же сука этот Кротофф!? Он и деньги прикарманил, и участок за собой сохранил. На Землю смыться думал, вторую жизнь прожить в холе и достатке.

– Погоди, – сообразил вдруг инспектор. – Так, выходит, минь-чи этот на мальчишку выл – «убийца, убийца»? Ведь он-то видел, кто убил? Был там, видел. И нам сказал. А мы… А? А говоришь – придурки? Как же – придурки, если…

Но староста не склонен был рассуждать об отвлеченных предметах. Его интересовало другое.

– Молодость себе вернул. Вот гнида! – пыхтел староста, лихорадочно разыскивая ключ от клетушки, где был заперт туземец. – А мы тут, как лопухи, ни черта не знаем. Получается, не врали туземные сказки-то, а? Про принца этого, Гаушу! Который три дня в грязи сидел…

И вдруг заржал:

– А мы-то с мужиками еще в баре гуторили: и че эти туземцы-страхолюды все на одну морду?! Ядрить-колотить!.. Скоко их есть в ихнем поселке – столько и остается, вон уж скоко лет! И все одинаковые. Ну, а с другой стороны – кому оно надо – рыла их грязные разглядывать? Верно? Эй, ты! Братишка… Как там тебя… Черт… Не сдох ли?

Отомкнув замок, староста вытащил, наконец, обмякшее тело минь-чи из клетки и теперь хватал туземца за лапы, за голову, дергал и тряс.

– Эй ты, очнись давай! Ты мне еще нужен. Покажешь, как там этот ваш Гауша в грязи перевоплощался… Вставай, шкура!

Видя, что ничего не помогает, староста от души пнул туземца.

– Да тише ты! – не выдержал инспектор. – Будешь с ним так обращаться – он же тебе ничего не скажет.

Староста глянул из-под бровей и улыбнулся. Инспектора кинуло в дрожь от его улыбки.

– Скажет, – сказал староста. – Человек, как известно, венец творения. Я сейчас. Ребят только свистну!

Князья мира сего, подумал про себя инспектор. И придержал слова, которые намеревался произнести вслух. Не стоит, пожалуй. А то мало ли чего.

Не все сказки хорошо заканчиваются. Бывают иной раз очень злые сказки…

Особенно, если речь идет о вечной жизни.

У человечества этакая любовь к жизни… что бог знает, сколько народу готовы они ради нее перебить – хоть всех.

Мортис Сангрефлёр

Мария Артемьева

Когда в порту А-Тики появился космофрегат принцессы Никхат, пятой дочери Правителя Системы Двойной Звезды, двоюродной сестры графа Монтойя, по городам и весям захолустной планеты поползли слухи, один другого страшнее. Подобно ядовитым испарениям Пурпурных болот они отравили души простых атикийцев и наивных гийнаков.

И вот уже о Проклятии судачат торговки на рынке; об ужасной Чуме рассказывают рыбаки; о Кровавом Цветке поют уличные певцы и музыканты. Никто не понимает, что происходит, но все ждут беды. Напуганы даже богатые и знатные. Сам губернатор потерял покой.

«Мортис сангрефлёр» – загадочные два слова, от которых кровь стынет в жилах и мутится разум.

Пытаясь удержать людей в границах закона, губернатор разоряет казну. Балы, приемы в честь принцессы и ее свиты следуют один за другим. Но это забавы для аристократов, этого мало. И тогда городская магистратура объявляет недельный карнавал: пейте, веселитесь все подряд. Любой, кто способен из клочка материи изготовить маску, волен присоединиться к празднеству, карнавальному шествию.

В столицу А-Тики стекаются крестьяне с близлежащих ферм, мастеровые и менялы, кузнецы и торговцы, воры-карманники из соседних городов, инвалиды и матросы. Город наполняют пришлые фокусники, гадалки, шпагоглотатели, звездочеты, танцовщицы, знахари и колдуны – мошенники всех мастей, вымогатели и попрошайки. Все готовы праздновать неизвестную радость перед незваной бедой, а в ожидании того и другого – поживиться, если удастся, ибо деньги всегда в цене.

И вот улицы, набережные, закоулки, и каждый дом в городе – всё взвихрено карнавалом.

На городской площади палят костры и ночью, и днем. Запахи гари и смолы от факелов пропитали воздух, одежды и пищу, наполнили чадом легкие. Но никто не бежит из города.

Зачем?

Плясать! Пить! Смеяться до боли под вздохом. Орава нищих разнесла старинный склеп на кладбище – чтобы обменять найденные в могиле золотые побрякушки на выпивку.

И, напялив маски, нечестивцы присоединяются к праздничному шествию.

Гигантской змеей вьется карнавал вдоль главной улицы, затекая в переулки ручейками осатанелой радости, выплескиваясь в тупики драками и потасовками из-за женщин. Сверкают в прорезях масок безумные глаза. Визг роговых дудок сводит с ума.

Ревут фальшивые драконы с чудовищными мордами, ржут конептицы, танцуют люди в огненных плащах из кожи гигантских саламандр. Пылают распаренные жаром тела… Бам. Ба-бам. Звук гонга сотрясает каменные стены.

Черные жницы с ближайших к городу ферм несут на плечах охапки благовонных орхидей. Мужчины-бонгосерро, сидя с веселыми лицами вдоль улиц, ускоряют темп своей бешеной музыки – как крылья колибри мелькают их руки, блестящие от пота. Бом. Бо-бом.

Мягко вступает маримба, урча, как голодная кошка. Пестрые гийнаки, разумные шестирукие ящерки – местные аборигены, похожие на кротких маленьких детей в узорчатых одеждах, извиваются, приплясывая, размахивая лапками. Но кому они интересны?

Нет, все взоры притягивает высокий золоченый балдахин на носилках, который несут два рогатых квазиброненосца. В носилках – принцесса Никхат.

Как она оказалась здесь, в этой глухой провинции, в удаленном от всех торговых путей и почти забытом уголке Галактики? Что за нужда привела ее сюда?

Укрыв лицо гривой белокурых волос, Никхат смотрит на толпу глазами цвета спелой сливы. Глаза принцессы так темны, что зрачка не разглядеть. Маленькие малиновые губы жестко сомкнуты.

Ни вооруженные телохранители под предводительством могучего Зумрата, опытного воина, ни дрессированные пумы, которых слуги ведут на цепях перед толпой, не дают принцессе ощущения безопасности. Никхат смертельно напугана. Ее страшит этот дикий мир, почти отрезанный от цивилизации. Никхат дрожит, но она горда. Никто не увидит ее страха.

Разве только тот, кто смотрит сердцем.

Среди беснующейся толпы, среди пьяных воплей, песен, криков и жестоких перебранок, Никхат замечает серые глаза, неотступно следящие за ней. Высокий смуглый юноша. Он один спокоен посреди безумия. Взгляд его лучист, глаза наполнены светом, а на открытом лице нет маски. Вся его стройная фигура – как бокал свежей воды в угаре полночного пира.

Никхат узнала его. Он был во дворце губернатора А-тики, на приеме в честь ее прибытия. И с тех пор повсюду ходит за ней. Никхат хочет окликнуть юношу, но звук взорвавшейся шутихи отвлекает ее. Миг – и юноша затерялся в толпе.

Впереди раздаются крики. На дорогу перед процессией выскочил какой-то сумасшедший. Он кричит и пляшет, судорожно дергая руками и ногами. Сумасшедший наряжен Кровавым Цветком.

– Разве бывало такое раньше, чтоб люди знали, какой смертью им умереть?! Нет, не бывало! – выкрикивает безумец. – А вот мы знаем!

Все, все! Никому не будет пощады! Все погибнут: дети и старики, мужчины и женщины, воины и торговцы, атикийцы и гийнаки! Никого не пощадит Кровавый Цветок!

Сумасшедшего пихают в бок, толкают и щиплют, но он не замечает ничего. Он не чувствует боли в упоении восторга. Он – Кровавый Цветок, и он торжествует.

– Имя нашей погибели – мортис сангрефлёр! Так зовут нашу смерть. Это язва Кровавого цветка! Мор! Чума! От нее гаснут звезды и умирает все живое…

Сумасшедший устал. Губы его обметаны лихорадкой, в горле пересохло. Он падает на колени, и шепчет, едва дыша:

– Вот она… Пришла.

Он плачет. Воздевает худые руки и тычет ими в небеса. По впалым щекам бегут слезы. Кто-то в толпе задрал голову вверх, чтобы глянуть, куда указывает безумец. И дикий вопль разодрал глотки.

– Цветок!!! Кровавый цветок! Смотрите, там!

Дрожащий свет факелов мешает разглядеть, но вдали, у горизонта слабо светится яблочно-зеленая полоса, сменившая розовый закат, по которой рассыпаны яркие ранние звезды. Там, на этой полосе, распускаются в небе странные, невиданные многолепестковые фигуры. Огромные, полупрозрачные, они переливаются всеми оттенками крови – от алого до багрянца, от пурпура до сангины, от цвета ржавчины до глубокого терракотового цвета прошлогодней дубовой листвы. Фигуры растут и множатся, быстро теряя прозрачность. Там, где распустились кровавые цветы, звезды померкли и свет исчез. Кровь поглотила все. Мортис сангрефлёр.

Толпа ахнула. Кто-то завизжал, поскользнулся и упал перед мордой озлобленной шумом пумы. Зверь рыкнул, рванулся вперед. Один удар лапы и кровь из разорванного горла хлынула на мостовую. Поднялась паника.

– Кровь вверху, кровь внизу, – шепчет принцесса Никхат. – Азер, Зумрат! – она окликнула телохранителей. Под напором толпы носилки с золоченым балдахином накренились.

– Зумрат!!! – закричала принцесса.

Носилки опрокинулись. Никхат оказалась на мостовой, под ногами ополоумевших от ужаса людей и животных. Ударившись локтем и получив удар по спине от кого-то из бегущих, принцесса попыталась отползти в сторону. Перед ее глазами мелькнуло лицо растерзанного пумой нищего: кладбищенский вор, ограбивший могилу ради выпивки, получил по заслугам – его лицо, содранное когтями с черепа, как гнилая тряпка, прилипло к колесу карнавальной повозки и, болтаясь на нем, крутилось, разбрызгивая кровавую росу.

Еще один удар пришелся по бедру девушки, и что-то упало на нее сверху. Грудь сдавило, воздуха не осталось.

– Зумрат, Азер, – теряя силы, звала принцесса. В глазах у нее завертелись черные круги, и она покачнулась на самом краю бездонной пропасти. Но кто-то рывком вынул ее из темноты. Пропасть ушла, потерялась.

– Дыши! – велел кто-то.

– Да, – пообещала Никхат. И стало светло.

* * *

Она очнулась на мягком ложе, покрытом пушистым ковром. Просторную комнату заполняли шкафы, полки и верстаки, заваленные какими-то склянками, банками, непонятными приборами, книгами и свитками. В каменном очаге с треножником потрескивали жаркие угли. На резной подставке у ложа стояли кувшин с вином и блюдо с белым козьим сыром.

Спаситель Никхат, смуглый сероглазый юноша с сияющим взглядом, заботливо укрыл принцессу пушистым атикийским одеялом.

Никхат почти пришла в себя, только ее голос звенит, как хрусталь, от бьющего ее нервного озноба.

– Кто ты? – спросила Никхат. – Куда ты принес меня?

– Меня зовут Фархад, Фархад Лонгри, – отвечает юноша и придвигается ближе. – Не говори ничего. Сейчас я согрею тебя.

Он встал на колени перед ложем принцессы, наклонился. Так близко к Никхат никто не подходил. Она хотела закричать, но ощутила взволнованное дыхание юноши, почувствовала его учащенный пульс и неожиданно поняла, что ей тоже не хватает воздуха. Что-то взметнулось в груди, теплой волной рванулось навстречу жару его рук.

В объятиях им стало тесно, но эта теснота радовала. Им было трудно дышать, но сбитое дыхание рождало восторг. Перед глазами колыхались темные пятна и неясные блики, но в голове целый мир расцвечивался самыми яркими красками. Так бывает, когда человек ныряет в Океан, и его жизнь подвергается опасности в чуждой, агрессивной среде. И так же люди ныряют в любовь, соединяя тела, и обнаруживая в этой неестественной объединенности новую жизнь.

* * *

– Я похитил тебя, Никхат, принцесса, – Рука Фархада нежно скользит по белокурым локонам принцессы. Ошеломленная, она лежит на его смуглом плече, покрытом разноцветными татуировками и тихо смотрит на огонь в очаге.

– Я принес тебя в дом моего отца.

– Кто ты? – шепчет Никхат. – Ты смуглый, но не похож на атийца. Они потомки полинезийцев, а ты…

– Я Фархад Лонгри, сын Фархада Странника.

– Того ученого, что поднял мятеж против князя Моцумото?

По лицу Фархада пробегает тень, желваки гуляют под скулами.

– Нет, любимая. Люди Мацумото вероломно напали на наш дом, чтобы отобрать у отца его изобретение. Отец бежал. Клевета князя преследовала его повсюду. От него отвернулись друзья и знакомые. Не получив ни от кого ни защиты, ни помощи, он много раз избежал смерти от рук наемных убийц. В изгнании умерла моя мать, не выдержав лишений. Отец остался один с мной, младенцем, на руках. И только здесь мы обрели покой. Вернее, думали, что обрели его…

– Где теперь твой отец?

– Погиб. Два года назад его растерзала толпа на рынке в столице графства. Поехал купить недостающие книги… Какой-то негодяй узнал его и ткнул пальцем.

– Какая печальная участь. Бедный Фархад. Но нас тоже может растерзать толпа. Если Зумрат жив – а он жив, он сильный и умелый воин – он ищет меня. И если найдет…

– Ты видела, как гасли звезды на горизонте? Значит, Кровавый Цветок, звездная чума, о которой шептались все – это правда. Так разве решится теперь убивать какой-нибудь человек – перед лицом самой Смерти? Это нахальство – отбирать у нее добычу, – улыбнулся Фархад. И провел теплой рукой по плечу и шее принцессы, отчего по ее коже побежали теплые мурашки.

– Если бы не смерть… Если бы не чума, от которой гаснут звезды и гибнут миры… Если бы не мортис сангрефлёр… Мы бы не встретились.

– Значит, нас свела Смерть. Смерть щедрая, – сказала Никхат, целуя руки Фархада. – Мой отец отослал меня сюда, как только до нас дошли страшные слухи. Он надеялся, что хоть кто-то сумеет спастись. Смерть…

– Не смерть свела нас, Никхат. Нас соединила любовь, – возразил Фархад.

– Нас убьют, если найдут нас вместе, – сказала Никхат. Юноша нахмурился, налил вина себе и принцессе. Пригубив из своей чаши, Никхат спросила:

– Скажи, а зачем князь Мацумото оклеветал твоего отца? Зачем преследовал его?

– Мой отец сделал величайшее открытие в Галактике. Он создал Универсальный Конвертер. Князь хотел забрать его, чтобы подчинить себе Вселенную.

– Универсальный кон… вертер? – запнувшись, переспросила Никхат.

– Универсальный преобразователь. Двигатель, способный вырабатывать энергию из чего угодно. Самый сильный и вечный двигатель во всем мире. Ни ядерные, ни термоядерные котлы не сравнятся с Конвертером в мощности, надежности и долговечности.

– Но почему об этом никто не знает? – изумилась принцесса.

– Знают, но не все. И те, кто знают, молчат, потому что помыслы их нечисты. Отец боялся стать причиной большой войны. Все богатые и влиятельные люди, которые могли заинтересоваться открытием, едва отец начинал с ними осторожные переговоры, загорались идеей захватить власть над миром – с помощью универсального конвертера моего отца. Это страшно огорчало его, и он скрыл свое изобретение от всего мира. А потом он погиб…

– Как не хочется умирать! – сказала принцесса. – Я чувствую, что Зумрат идет по нашему следу и скоро настигнет. Он убьет нас, а потом придет чума и убьет всех. Ничего не останется. Только эти кровавые цветы в небе…

– Мортис сангрефлёр. Я все думаю – неужели там, за этим красным небом, никто не выжил?

– Как может выжить кто-то, если звезды гаснут и планеты остывают? – сухо пробормотала Никхат. Она встала и, пройдясь по комнате, замерла у окна, рассеянно глядя на город. – Там, внизу, люди сходят с ума от страха. Как ты думаешь, может быть, есть места, куда эта странная болезнь пространства не дойдет? Может быть, есть место, где зараза все же остановится? Если бы можно было сбежать…

Фархад очнулся от задумчивости и глянул на Никхат своим прежним сияющим взглядом.

– Мы можем. Ведь у нас есть Конвертер, – ласково сказал он.

– Разве изобретение не погибло вместе с Фархадом Странником? – спросила Никхат.

– Нет, любимая. Оно не погибло, оно…

На лестнице загрохотали шаги. Тяжелые удары обрушились на деревянную дверь.

– Именем Повелителя! Откройте!

Принцесса узнала густой бас головореза Зумрата и кинулась к Фархаду.

– Это они! Скажи скорее – ведь ты не обманул меня?! Мы в смертельной опасности! Где спрятан Конвертер, если он на самом деле существует?

Улыбаясь, Фархад обнял принцессу и указал на разноцветные татуировки, украшавшие его предплечья и грудь:

– Здесь все чертежи. Смотри, среди узоров. А опытный образец Конвертера спрятан в подвале этого дома. Не бойся смерти. Ни их, ни этой чумы, мортис сангрефлёр. Мы любим друг друга. И мы с тобой попытаемся спасти…

– Нет никакого «мы». Есть я – Мортис Сангрефлёр, – холодно сказала принцесса. Она выхватила тонкую стальную стрелку, которую скрывала в густых белокурых прядях у виска и сделала короткий выпад. Алые струйки затопили разноцветные татуировки – чертежи и схемы Конвертера украсились дополнительными мазками и пятнами. Фархад упал.

Топоры сокрушили дверь. В комнату ворвались люди.

В числе первых – могучий Зумрат, воин с уродливыми шрамами на лице и лысым черепом.

– Мортис, что-то долго возишься! – сказал он и накинул плащ на тонкие плечи девушки.

– Капитан Мортис! – одернула его «принцесса», укрывая наготу. – Хоть ты и пират, соблюдай субординацию!

Глянув на умирающего Фархада, головорез скривился.

– Дельце выгорело?

– Конвертор в подвале. Берите его, грузите на корабль. Сообщи Вигго и Акселю в пятнадцатый сектор – пусть выключат электромагнитное излучение. Конец кровавым цветам. Операция и без того влетела нам в копеечку.

– Когда мы подчиним себе Галактику – это окупится, – ухмыльнулся Зумрат, сделал знак рукой и толпа негодяев выбежала из комнаты. Хохоча и гомоня, пираты спустились в подвал.

Фархад еще дышал. Высокий лоб покрылся испариной, рот болезненно изогнулся. Только серые глаза смотрели как и прежде, лучисто и спокойно.

Лже-принцесса оделась и присела рядом с умирающим.

– Мортис, – сказала она со вздохом, – такое прозвище дала мне мать. Еще в детстве. Понимаешь, когда родные считают тебя Чумой, Язвой, и Бичом Божьим – как-то не получается вырасти доброй и снисходительной. А Кровавым Цветком – Сангрефлёр – я назвала свой корабль. Романтично. Звучит красиво.

Предводительница пиратов застенчиво улыбнулась.

– Прости, милый. Ты хороший парень, но больше всего на свете я ценю свободу. Я заберу Конвертер, завоюю Галактику. Но не волнуйся – чертежей твоего отца никому не выдам. Кожу с твоих рук и плечей сниму, засолю и выдублю. И буду одна, единолично хранить секрет Конвертера. Обещаю. Хочешь что-то сказать?

Умирающий прохрипел:

– Мы с тобой могли… спасти… спасти всех.

Кровавая пена выступила на губах Фархада. Ресницы дрогнули в последний раз и глаза его застыли, остекленели. Свет в них погас. И Мортис Сангрефлёр содрогнулась. Впервые в жизни она почувствовала, что такое одиночество и страх смерти. И поняла, что от самой себя ей уже не спастись.

Мертвые звезды

Мария Артемьева

1.

Джена лежала ничком в луже крови. Ее красивые рыжеватые кудри, нелепо взъерошенные, торчали на затылке мокрой свалянной копной, отсвечивая красным, поэтому в первый момент Ромашин решил, что ее череп размозжили, саданув по затылку чем-то тяжелым.

– Джена, – позвал Ромашин. Он сделал это машинально. Осторожно обойдя лужу, присел на корточки рядом с телом. – Джена…

С первого мгновения было понятно, что девушка мертва. Но ее тело еще долго будет сохранять право называться Дженой – пока могильные черви и гнилостные бактерии не сделают свою работу. Пока сохраняется тело – сохраняются и сущность, и название. Только полное разложение переведет Джену в новое качество. Как и все предметы, и тела в этом мире…

Но в случае с Дженой до червей и бактерий дело может и не дойти. Если, согласно закону Федерации, ее решат похоронить в Пространстве. Ведь на Земле похороны запрещены. Для всех, кроме членов правительства и тех, кто был на Земле рожден. А таких с каждым годом все меньше. Остальному человечеству кладбищами служат их собственные планеты. И один огромный крематорий для всех – Вселенная.

«Господи, о чем я?!» – подумал Ромашин. Он тронул руку Джены – словно коснулся камня. В глубине души он все еще не был уверен, что Джену убили. Кому убивать на космическом корабле? Зачем?! И тем более Джену.

Корабельный медик, стажер. Такая милая добрая девчушка. Ромашин почувствовал, как у него защипало в глазах, а к горлу подкатил комок. Ощущение трагедии выступало из небытия, двигаясь медленно, как цунами, снятое с высоты в старинном документальном фильме.

– Джена, – пробормотал Ромашин.

И тут волосы на затылке Джены шевельнулись. Словно ветерок прошел. В космосе. В корабле, закрытом от Пространства со всех сторон. В каюте со шлюзами.

– Джена?!

Снова шевеление. Что-то хлюпнуло в районе лица Джены, словно лежащая в крови девушка решила всплакнуть о своей смерти и шмыгнула носом.

Ромашин схватил Джену и, сделав усилие, перевернул.

И завопил. И вопил долго – то невнятно рыча, то подвывая…

У мертвой Джены не было лица. Из открытого провала голой черепной коробки на том месте, где оно было прежде, – вылилась желтовато-розовая слизь, словно лопнул гигантский гнойный нарыв.

В этой слизи копошились черви. Сотни длинных тонких червей, свитых клубками. Свет ламп ярко бликовал на их мокрых вертлявых тельцах.

2.

– Как такое могло случиться?! Биологическая атака? Заражение?! Но ведь никто из нас даже на планету не опускался! – капитан Фелипе Кано тяжело дышал. Сердце его бешено колотилось.

Ни разу за всю жизнь капитан не попадал в аварии, не участвовал в военных конфликтах, его судно не захватывали пираты, бунтовщики, вражеские подразделения. Кано начинал служить в космофлоте, когда человечество делало лишь первые шаги в космосе, и самыми далекими трассами для торговых кораблей были переходы Земля-Марс и Марс-Церера.

Уже после, когда возникли первые колонии в поясе Койпера, когда, выйдя за пределы Солнечной системы, человечество наткнулось на следы деятельности чужого разума, а затем встретило и самих его представителей – тогда космоплавание сделалось относительно более опасным для здоровья. Но годы службы капитана Фелипе Кано прошли в рутине.

Теперешний рейс «Аркадии» – небольшого, но быстроходного и отлично вооруженного космического корвета – под его управлением должен был стать такой же рутиной – последней перед уходом капитана Кано на пенсию.

По сути, этот рейс являлся почетной миссией – завершающим плюсом в послужной список, дающим право на поощрительную премию и Синий крест за заслуги перед человечеством. Бонус за долгую безупречную службу. Выходное пособие. Ничего экстремального…

Ну, правда, какая трудность – доставить на Землю человека? Хотя бы и с дипломатическим статусом. Посол колонии с далекой Периферии, по какому-то недоразумению или технической отсталости более 200 лет назад утратившей связи с метрополией.

Конечно, посол человек странный. Неприятный человек. Даже мало похожий на человека. Но все же человек!

Фан Гус Люсинь был отправлен на Землю своим правительством, чтобы восстановить дипломатическое общение. Чтобы занюханная планетка Чандра231b в системе Лебедя вновь вошла в так называемую Семью, в Круг Человеческих Цивилизаций.

Только-то! Но сердце капитана трепыхалось, как испуганный воробей и впервые в жизни сбоило. Злое предчувствие одолевало Кано с самого начала. И вот, почти на пороге земной Системы, когда дело уже можно было считать оконченным – кажется, сбылось…

– Объясните мне – как это могло произойти?!

Глядя на хмурые и встревоженные лица членов команды, Кано пытался взять себя в руки. – Мы же выполнили все необходимые протоколы – и дипломатические, и медицинские?

– Безусловно, – подтвердил Август Хиль, главный корабельный медик. – Мы провели все необходимые тесты и соблюдали карантин положенное время. В нашем случае это было даже легче обычного…

– Что вы имеете в виду?

– Посол Люсинь ни с кем не общался на борту «Аркадии». Он даже не ел и не пил.

– Все 65 дней?!

– Да.

– А что же он делал?

– Медитировал. Мы каждый день проверяли состояние его здоровья с помощью кибердоктора в его каюте – все показатели были в пределах нормы. Плюс-минус. Делая скидку на генетические изменения в человеческом организме, что характерно для Периферии с неземным типом радиации.

– Только не морочьте мне голову вашей медицинской галиматьей, Август! – поморщился капитан. – Вы хотите сказать, что этот чертов посол абсолютно здоров? Но ведь он мог быть носителем заболевания?

По тому, как Август Хиль отвел глаза в сторону, стало понятно, что терпеливый немец задет – соблюдая субординацию, он не мог напрямую высказывать капитану все, что о нем думает. Но предположение Кано, что главный корабельный медик мог не вспомнить о таком пути биологического заражения, привело Августа Хиля в бешенство.

Скрипнув зубами, он ответил:

– Я уже сказал: мы соблюли все медицинские протоколы. Посол прошел все необходимые процедуры. Анализы, тесты, прививки. Карантин. Он ни с кем не общался. Даже когда мы сняли карантин.

– Вы же постоянно за ним наблюдаете? – капитан Кано обратился к главному инженеру команды обеспечения, Жану Райдеру. – Что сейчас делает этот паршивец?

И Райдер, и Хиль ответили одновременно:

– Медитирует.

Теперь пришла очередь Кано скрипеть зубами. Хотя тут скрипи – не скрипи…

– Ладно. Послушайте, Август. Не упирайтесь в процедуру, – как можно мягче сказал Кано. – Я понимаю, вы все сделали, как полагалось. Я нисколько не сомневаюсь в вашей компетенции или добросовестности. Но, черт возьми, Хиль, дорогой мой! Если заражение не связано с этим вонючим послом, какие у нас могут быть еще варианты?! С чем мы вообще имеем дело, вы хотя бы немного представляете? И что насчет личности погибшей? Джен… Как ее там?

– Джен Шеффилд, капитан, – быстро подсказал старпом Климов. – Я уже просмотрел ее личное дело. Стажер-медик Дипломатического корпуса. Очень грамотная. Красный диплом Университета Марса. Рождена в Южной колонии Марса, никогда не покидала области Большого Круга. Первая миссия на Периферии. На планету, как и все мы, не спускалась.

– Я помню, что никто не спускался! – проворчал Кано. – Я еще не выжил из ума. Посол поднялся на борт в автоматическом шлюпе… Вы хотите сказать, Николай, что возможности заразиться какой-то внеземной дрянью у Джены Шеффилд не было?

– Да. Именно это хочу сказать.

– Кто ее нашел?

– Техник команды обеспечения. Андрей Ромашин. Госпитализирован в инфекционном боксе. На всякий случай.

– Как он себя чувствует?

– Не важно. Шок. Но пока… никаких изменений.

– Хорошо. Возможно, у нас есть время. Я хочу понять, с чем мы столкнулись. Давайте запросим Землю…

– Я уже сделал это, – буркнул Август Хиль, растирая свои большие ладони, которые у него все время мерзли. – Послал запрос в Большой Планетарный архив. С описанием и снимками. С минуты на минуту…

В это мгновение в командной рубке заверещал зуммер пульта связи: пришло сообщение с Земли.

Капитан включил коммуникатор и прочел сообщение. Лицо его стало багровым.

– Я хочу поговорить с послом Люсинем, – сказал он.

Присутствующие расступились, открывая капитану путь к выходу.

3.

– Как вы это сделали? – спросил Кано. Апартаменты посла представляли собой одну большую каюту, оборудованную всем необходимым и отделенную от остальных помещений корабля шлюзом со стеклянными перегородками. Проход к шлюзу тщательно охранялся согласно дипломатическому протоколу. У входа дежурили двое офицеров Звездной гвардии и техник службы обеспечения.

– Как?! – повторил Кано, едва сдерживая гнев.

Посол Фан Гус Люсинь, бледный худенький человечек с острыми, как у волка, ушами, сидел, положа ступню левой ноги на правое бедро и балансировал, опираясь на носок правой ноги. Руки он держал сложенными перед грудью в благодарственном жесте. Глаза его были закрыты.

Едва взглянув на посла, капитан Фелипе почувствовал себя неуютно: по его мнению, в такой позе ни один человек не продержался бы дольше пяти секунд. Посол Люсинь чувствовал себя в ней совершенно свободно. Если верить показаниям приборов слежения, он сидел так последние 10 часов. Он так спал.

– А как вы поняли, что это сделал я? – не открывая глаз, спросил посол Люсинь. – Кстати, что именно «это» я сделал?

– Убили Джену Шеффилд. Совершили биологическую атаку. Этой вашей дрянью… как ее там? Грибницей червей? Червивой грибницей?

– А, вы уже и это знаете, – равнодушно сказал Люсинь.

– Знаем. В Планетарном архиве Земли сохраняются все экспедиционные доклады, которые приходят с Периферии. Компьютер отыскал доклад 200-летней давности… В нем описываются похожие симптомы. Как вы заразили Джену Шеффилд?

– Плесневая грибница. Ее споры…

– Вирус?

– Нет. Не вирус. Это нечто… вроде симбионта грибов и живых организмов. Они размножаются спорами, – Посол Люсинь переменил позу – сместил центр тяжести и опустил левую ногу. Теперь он балансировал на носках обеих ног. И открыл глаза. Уголки его губ поднялись вверх. Вероятно, это было выражение радости. На сером безжизненном лице посла улыбка выглядела странно.

– Вы читали сам доклад? – спросил Люсинь.

– Нет, – капитан старался не встречаться с послом взглядом. Его потряхивало от ненависти, но он сдерживался.

– Я расскажу вам, – невозмутимо сказал Люсинь. – Доклад, о котором вы упомянули, был послан командой космического крейсера «Федерация». Все население моей планеты – потомки секты бога Мритйунджа, Победителя смерти. Идеи секты, конечно, зародились на Земле: Мритйунджа – одно из 108 имен бога Шивы, давно известного всему человечеству. Тем не менее, земное правительство того времени сочло наши идеи слишком жестокими, экстремальными для изнеженных народов Земли. Мы призывали к перерождению ради создания более справедливого мира…

– И, наверно, ради этого убивали людей тысячами?! – поморщился капитан. – Увольте, посол! Если уж начали говорить, давайте ближе к делу.