Текст книги "Наследники"

Папа откашлялся и попросил Полли принести ему воды. Она тут же сорвалась на кухню.

– Сначала докажи, что достойна быть в ряду участников. И не только мне.

Криста. Студентка

Соседка уехала на дачу к парню, а я погасила свет в небольшой комнатушке и теперь наслаждаюсь темнотой, тем, как она поглощает, опускается на руки, плечи, щекочет кожу и шевелит волосы. Воображение рисует странные картины. Всегда повторяющиеся. Пасмурный день. Машина мистера Грина на стоянке. В забрызганном дождем стекле детские ручки. Окно приоткрыто. Крохотные пальчики, сгибаясь, тянутся к отцу. Мистер Грин улыбается, почти касается коленями влажной земли, чтобы дочка смогла как следует напутешествоваться в его шевелюре. Оклик жены… Поцелуй… Короткое прощание. Мистер Грин уходит.

«Он» как бы рядом, но его и нет. Вчера мы случайно встретились, и я сказала себе – не судьба быть вместе. И жена у него – красавица. Умеет ходить на каблуках—шпильках, и все в карман учительского пальто фотографию дочки сует, а потом откинет густые кудри, соберет в хвост, загадочно посмотрит, схватит его галстук, притянет к себе и отпустит. «Он» любит свою семью, ценит, уважает. Как и я в нем – каждую черточку на лице, поседевшую от ссор бровь, полузакрытое веко и вечно падающую на лоб челку. А сегодня… Сегодня мистер Грин прошел в паре миллиметров. Наши локти почти соприкоснулись. Он держал портфель перед собой – молния сломалась, и боялся обронить бумаги… Нет, нет… Спокойно. Он лишь наваждение, мечта, «предмет обожания»…

Настойчивый стук. Первая мысль, кто? Все разъехались на выходные. Неохотно поднимаюсь с колен. Вытираю рукавом соленые от слез губы и, хлюпая тапками, бегу открывать. На пороге Морган и Фома. Друзья просят впустить их, но я не позволяю войти.

– Идем на кухню.

– Альби передала?

– Передала, – я спрятала в нагрудном кармане джинсового сарафана конверт и взяла чайник из навесного шкафа.

В полуосвещенном коридоре выкрашенные в темно—зеленый цвет стены эхом отражают голос Моргана. Он с воодушевлением расхваливает трехнедельные каникулы в стране, где много солнца, песка и моря. Фома «приземляет» друга – живописными картинами они будут наслаждаться в студии, которую арендует Альберта.

– Тихо у вас, – заметил Фома.

– Выходные. А у меня работа.

Хочу сказать – книгу пишу, да Альберте же сдадут.

Фома включил свет, Морган занял единственный стул с кривой спинкой и увидел исчерканное студентами объявление, приклеенное прозрачным скотчем к мусоропроводу. Я поставила на плиту чайник, и синее пламя вспыхнуло под ним.

– Вахтерша подсказала, в какой комнате ты живешь, – Морган покачнулся на своем стуле и чуть не упал. – Местная знаменитость, оказывается. Статьи печатают. За порядком следишь – всех на этаже построила. Бездомных животных подкармливаешь. Ежемесячно унижаешься и просишь богатеньких отщипнуть от родительских кошельков крохи, чтобы в праздничное воскресенье порадовать детей в приюте сладкими пряниками…

Время вдруг остановилась… В нашу тесную кухоньку зашел мистер Грин. У него рабочая комната на этом этаже. Не знаю, что думал мистер Грин в тот момент о друзьях Альберты, кем посчитал, я не смогла определить, что творилось в учительской голове, но Морган осекся, закашлял. Фома заторопился выскользнуть из кухни, а мой «предмет обожания» геройской хваткой из раскрашенного комикса схватил бедного гитариста за горло и, прижимая к грязной стенке, велел выкладывать правду – кто они такие и что забыли поздним вечером в студенческом городке.

– Мы никто, – сдвинув брови пробормотал Фома.

– Прекратите, мальчики билеты на самолет ждут, – вступилась я за друзей. – Альберта попросила им купить. Помните, она приходила к вам на лекции? Только Альби улетела в Южную Страну. Морган и Фома поедут туда же.

Мистер Грин отпустил Фому, и бедный бармен отскочил от него на безопасное расстояние.

– Я с вами, – вдруг промолвил мой «предмет обожания». – Ваша подруга, Криста, обещала интересный материал. Хотелось бы его получить.

Свисток закипевшего чайника завыл в кухне с прокуренным потолком. Не могу шевелиться, но все же я протянула руку к выключателю, и синие огоньки погасли. Лицо Моргана вытянулось, Фома как—то обмяк, а я пылала от ярости, прекрасно понимая, зачем «предмету обожания» туда ехать.

– С директором о командировке по телефону договорюсь – в понедельник ждите замену. А вы! – обратился он к Моргану и Фоме. – Быстро скинули номер рейса и время вылета.

Нетерпимая боль засела внутри. Она жгла, разлагая все вокруг. Помню первые занятия с обручем. Пластмассовые шипы впивались в кожу и живот синел на глазах. Но я отказывалась останавливаться. Закрывала глаза и крутила, крутила до последнего, хотя по щекам рекой бежали слезы. Но секунда… минута… Я выполняла упражнение до победного конца.

Альберта. Наследница

Писклявые гудки разбудили в половине девятого. Одеялко сползло с моего лица. В полудрёме я нажала на клавишу «ответ». Помню, что с нетерпением ждала рассвет, а сейчас – вдруг ощутила холодок. Страх сковывал изнутри. Что нас ждет?..

Совсем расслабилась в компании папы! Особенно, когда поняла, что он не утратил способности удивлять публику. На вчерашнем ужине в ресторане отец спокойно «поглощал» горячее и вдруг бросил вилку, нож, встал и, приметив рояль, спрятанный от глаз посетителей пальмочкой, направился туда. Он выгнал изумленного пианиста и заиграл свою мелодию. Сентиментальные дамочки отвлеклись от душевных бесед, одновременно раскрыли ридикюльчики, вынули оттуда белоснежные платочки и принялись вытирать влажные от слез щечки. Папа захлопнул крышку рояля внезапно. В зальчике воцарилась мертвая тишина. Охранник привел управляющего. Отца хотели вывести, но он лишь ухмыльнулся и напомнил, что его ждет остывшее горячее…

В детской комнате раздражающие звуки – черно-белая кошечка ходит по клавишам отцовского пианино. Сгоняю ее. В углу пустая двухэтажная кроватка с синим матрасом, у желтых шкафов скрипят распахнутые дверки, у стеллажа лесенка. Поднимаюсь на последнюю ступеньку, снимаю с верхней полочки коробку. Внутри письмецо на мое имя. Рассматриваю подозрительный конверт, хочу прочитать адрес отправителя, но распечатать послание не удается – дверь в комнату резко открывается. На пороге мама. В фартуке? Странно…

Концертный зал с отличной акустикой. Зрительских мест меньше, чем обычно бывает и амфитеатра с балконом нет. Струнный оркестр исполняет старинную сонату. Вдруг Туртан выводит из-за кулис певицу Жюли, свою женушку. Опустившись на согнутое колено, он громко ей аплодирует.

Над оркестром гаснет свет, скрипки молкнут. В черных колонках звучит запись популярного радио-хита. Жюли улыбается и как бы «поет». В темноте зала крик недовольства:

– Хотим музыку. Музыку хотим!

Жюли не меняется в лице, только головкой дёрнет, глазками сверкнёт, вот-вот засмеется. Подходит к пианисту и выгоняет его, та же участь постигает скрипачей, трубача, дирижера…

Зрители в растерянности покидают зал, а Жюли бегает и вопит:

– Куда же вы? Только начало!

Падает занавес, будильник…

– Альби, ты встала? – кричит папа.

Такой сон не досмотрела из—за него! Я переоделась и вышла в гостиную. Отец завтракал – уплетал пиццу, которую испекла Полли. С виду кажутся более счастливыми, чем властная маман и ее паук-сожитель. Полли подала ему еще один кусочек, а заметив меня, вздрогнула, оторвалась от папочкиных губ и выпрямила закутанную в пледик спинку.

– Завтрак? – спросил отец и двинул подносик на край стола.

– Нет, пусть она сварит мне кофе и приготовит творог со сливками. И положит туда свежих ягод.

Полли приподнялась, но папа не позволил ей уйти.

– Морган и Фома прилетели. Друзья. Ты помнишь, что играл вчера? Сможешь повторить? Я им доверяю.

Папа бросил недоеденный кусок пиццы и, кажется, собрался меня игнорировать.

– Хорошо. Я не способна к красноречию, как дядя Мон. Подождем. Мне повезло, что твой лучший друг страстно желает возродить Группу в золотом составе.

– Ты и Мона позвала?

– Отправила ему письмо от твоего имени.

Папа схватил руку Полли. Одета она была в тёмные джинсы и серый свитер. Русые волосы были распущены и слегка касались плеч.

– Объясняю для непонятливых – время Группы ушло, – упрямо заявил мой папулечка. – Если вздумала записать пластинку – студия и инструменты в полном распоряжении. Отныне я живу по новому расписанию – обед с Полли, футбол, хоккей, выступление в баре или казино. Оказывается, я азартен. Грешу, делаю ставки и выигрываю. Хоть бы раз проиграть! Нет. Мне везёт!

– Почему ты отказываешься принять удачу как данность?

– Пока Пен там… ничего не изменится. С ним легче же коварные планы по захвату власти вершить… Знаешь, я с радостью подпишу бумаги. Устал играть на публике счастливого безмолвного муженька в лентах!

Папа втолкнул Полли в спальню и хлопнул дверкой так, что у меня волосы поднялись. Я бросилась к телефону. Наследник поднимет страну, голосят журналисты. Хорошо, что Эдди мой брат и я могу просить о большем, чем просто голословно требовать опустить ценник на продукты.

– Слушаю, – сонным голосом ответил мой брат.

– Мне нужна помощь! Совсем запуталась! – воскликнула я. – Пока мама носит титул, папа не вернется.

– Не понимаю, – голос брата оживился.

– Что непонятного! – удивилась я. – Группа поможет с записью диска. Отошлю его. Ты проследишь, чтобы маман послушала, прослезилась, вспомнила о былых чувствах и забыла о «муженьке номер два».

Мне показалось, что Эдди усмехнулся.

– Альби, пусть родители сами разбираются.

– Они ведут себя, как дети, – я решила попробовать пиццу. Взяла кусок, теплый и аппетитный. Пиццу не люблю, но домашняя показалась мне довольно вкусной.

– Ты в Городе?

– У папы…

– А как же лекции? Мать не перестает восхищаться тобой. Всем подругам грамоту показала. И газету со статьей.

Кусок пиццы едва не застрял в горле. Я откашлялась, быстро попрощалась и бросила трубку.

Эдвин. Наследник

Элис требует оценить наряды, которые ей подобрали на закрытую вечеринку магната Джона из Южной Страны. А у него, наследника, совершенно другие мысли в голове. Навязчивые, доводящие до внутреннего протеста, истерики.

– Как тебе? – прощебетала Элис и показала поясок очередного платья. Эдвин поднял глаза, пышная юбка вздулась куполом, так сильно растянула ее Элис. Он похвалил длину, фасон, расцветку, качество ткани…

– Модные репортеры оценят, – сказала Элис и закружилась по комнате.

Знала бы, что ему дела нет до мнения журналистов.

– Путеводители и программа мероприятий, – вдруг произнес он. – Элис, я хочу побывать у скал. Здесь пишут о легенде – поющие скалы с острыми вершинами открываются людям честным и добродетельным…

– О, – Элис отпустила юбку и теперь тянет руку. – Дай гляну…

Легкий смех, шелестят глянцевые страницы, приятное касание… Элис задела мягкой тканью запястье… Кеннет Пен подал матери бумаги. Она за столом. Щелкнула колпачком ручки и взглянула на него, «врага». Пен прищурился. Мать поставила подписи – враг ликует, прячет документы в тяжелом портфеле.

Утром Эдвин решил говорить с матерью. Нашел ее в парке. Было тихо. Он шагал по каменистой дорожке к оранжерее. Прозрачную крышу недавно отремонтировали. Солнце нагревало стекло. Под присмотром садовника в голубой панаме мать перекладывала в плетеную корзину цветы, отобранные для посадки в клумбы. Заметив его, она обронила разноцветную охапку на деревянный стол.

– Здравствуй, сынок, – поздоровалась мать, подошла ближе и стянула перчатки. – У вас званый обед, не забыл?

– Успею, – ответил Эдвин. – Нужно поговорить прежде.

– Завтракал?

– Перекусил.

Они расположились на скамейке в тени раскидистого дерева. Эдвин мучился. Напряженно думал, как подступиться к деликатной теме. Сомнения не позволяли задать один единственный вопрос прямо.

– Как самочувствие, сынок? – спросила мать и ласково погладила его покрытый испариной лоб. Эдвин грубо оттолкнул ее. Она сбила его с мысли.

– Почему не прогонишь его?

Легкий ветерок шевельнул кудрявый волосок у нее за ухом. А она как сидела, выпрямившись и теребя точеными пальцами ткань юбки, так и сидит.

– Много лет назад я вытягивала из бабушки правду. Пришло время, я получила ответы. Кеннет Пен ЕЩЕ нужен нам. Почему? Узнаешь вскоре сам. Фрэнсис Бойл учил тебя, наставлял, оказывал влияние. Ты познавал теорию, а реальное… что ж смотри, наблюдай. Давить не стану.

«Что она несет!»

– Как скажешь, мама. Альберта собрала группу. Смотри, как бы она не перешла дорогу НУЖНОМУ человеку.

– Я ездила в Университет осенью – директор на чай приглашал. Мы беседовали, сестра твоя ведет колонку в студенческой газете. Редактор хвалит. Надо же, а о группе не сказала! Хороша, и на учебе умудрилась найти друзей-музыкантов. Или вы, дети, что—то недоговариваете?

Мать смотрела на него как—то настороженно, с подозрением. Убрала руки с колен, повернулась… Еще немного, и он выдаст сестру, скажет, где Альберта пребывает на самом деле.

– Да, мама. Представь, остались молодые люди, которых интересует гитарная музыка и на субботних дискотеках специально для них крутят отцовские пластинки. Прежде ремиксуют, конечно. И слухи о фестивале в Южной Стране с участием Группы ходят, как и о якобы распроданных билетах. На Остров не поедут даже жители Страны Королевы. Премьер подумывает о серии… Столько желающих… В легенду уже никто не верит, мама.

– Позвоню директору, – жестко сообщила она. – Пусть разберется, пресечет подобные «объединения». Альберте придётся соблюдать правила. Совсем от рук отбилась. О, – глаза ее вновь заблестели. – Нет, сынок, у меня другой план. Познакомь Альберту с кем—нибудь, пусть отвлечётся от гитар, барабанов, статей и переключит внимание на романтику. Подумай пока, а после скажешь мне.

– Магнат Джон.

Губы матери расплылись в улыбке. Но Эдвин успел уловить на ее лице едва пробежавшую тень недоверия.

– Мы будем жить у Джона во время визита в Южную Страну. Приглашу туда и Альберту.

Эдвин встал.

– И еще… Тебе тоже непременно нужно побывать в Южной Стране.

– Зачем? – удивилась мать. – Премьер ждет наследника.

– Отец?

Мать теребила юбку. Колени под плотной тканью дрожали.

– Не говори ерунды… Осенью он был здесь… В зале кружились незнакомые люди. Им только и нужно ласковое слово. И он научился льстить… Дама в алом платье у окна. Отец твой не прячется, подходит ближе, шепчет любезности. Гостья расправляет плечи и на губах ее, покрытых блеском, уже улыбка, а не сморщенная грусть… Нет, ты не прав…

– Прав, и ты это знаешь, – сказал Эдвин и зашагал к калитке.

***

Где искать тайник, Эдвин знал – когда ему было двенадцать, он прятался в комнате с белым роялем и видел, как мать открывает сейф, вынимает тетрадки в старых переплетах, листает желтые, пропахшие пылью страницы, кладёт на место, закрывает сейф, возвращает на место картину, гасит свет, выходит и забывает запереть дверь. А он выжидает пару минут и бежит прочь.

Разговор в парке оставил осадок. Эдвин вспомнил о тайнике и решил проверить догадку. Как открыть сейф – ему известно. Цифры кода – день его рождения, месяц – Альберты и дата крестин Анабель. Ничего сложного. Он вошел в просторную комнату. Утреннюю уборку не закончили, и юная горничная отскочила к стене, едва заметила его.

– Доброго дня вам, мисс, – приветливо сказал Эдвин.

Девушка опустила голову, подобрала пылесос. Споткнулась на пороге, тяжелый агрегат для уборки мешал идти быстрее, но она шла к лестнице в конце коридора и не оглядывалась.

Эдвин закрыл дверь и потер влажные ладони – у него появился шанс не только «поглядеть» на документы, но и ознакомиться с их содержанием. Он обошел спальню, гардероб, ванную и после проверки сдвинул портрет Маргариты. Улыбнулся, его бабушкой была «старая королева», умершая не так давно. Эдвард единственный, кто по-настоящему тосковал по ней. И утешала старика Кларисса. Бывшая няня заботилась об отце Клауса, готовила, гуляла с ним в липовом парке. Недавно она поделилась наблюдениями – если Эдвард пребывал в реальном мире, то много шутил.

– Я смотрю новости по телевидению два раза в сутки. Мне нужен информационный баланс для подпитки, иначе совсем отупею среди грушевых деревьев под присмотром миленькой охраны.

Но если в уголке памяти всплывало морщинистое лицо королевы, то он просил Клариссу запереть двери, окна, требовал гасить свет и оставлять его одного в безмолвном молчании.

Эдвин набрал на электронном табло код доступа и вложил в круглое отверстие ключ – подарок матери. Тетради в кожаных обложках с вышитым позолоченной нитью гербом семьи Андре были сложены в две стопки слева и справа, по порядковым номерам. От одного до тринадцати. Эдвин взял верхнюю, с заголовком «первый справа», и пролистал до середины. Он нашел вырезки из газет, журналов, черно—белые фотографии и оригиналы финансовых документов. Синие печати почти померкли на пожелтевших листах. На последней странице было имя человека, который скрывался под кличкой «первый справа». Эдвин встречался с ним. Его семья когда—то имела огромное влияние. Мать и Кеннет Пен относились к этим людям уважительно и доброжелательно. Потом они исчезли. Бесследно. Поговаривали – уехали, но друзья семьи не смогли указать точное место.

Тут Эдвин насторожился. Заметил свежий документ. На белой бумаге. Это был договор. Похоже, его вклеили недавно. Эдвин быстро пролистал оставшиеся страницы, и глаза его радостно заблестели. Он закрыл первую тетрадку и вынул из сейфа стопку других. Разложил их все на крышке рояля, внимательно просмотрел каждую и поразился «черной» информации, которую собрал его прадед об этих важных людях. Он увидел их истинную натуру – на что они готовы пойти, чем рискнуть – и даже смертью близкого, родного человека – лишь бы получить желаемую власть или урвать кусок капитала. И с их правнуками он учился в Университете! Элис приглашает их на вечеринки, смеется, катается на лыжах, обсуждает моду! Жак Силано. Идеологический противник. Теперь магнат-строитель зависит от желаний Кеннета Пена и матери! Вот договор и растянутая подпись—подтверждение.

«Свежие бумаги» отсутствовали только в тетрадях – «шестой справа», «третий справа» и «тринадцатый по центру». Эдди прочитал фамилии – Конли, Пен, Андре.

Часы на стене отбили двенадцать раз! Он закрыл тетради и вернул их на место, в сейф, затем затворил дверь, выбежал в коридор и спустился на лифте в парк. Хотел снова навестить мать в оранжерее и как следует расспросить, но раздумал, свернул с гравиевой дорожки и поспешил коротким путем к машине. Он опаздывал!

У центральных ворот, рядом с будкой охраны, прохаживался Кеннет Пен и все поглядывал на ручные часы. Эдвин не спешил заводить мотор. Внимательно смотрел в лобовое стекло. Калитка открылась. Кеннет Пен отвлек охранника, что—то сказал ему. Привратник отвернулся и не видел вошедшего гостя в облегающих штанах, кепке и сумкой через плечо. Пен быстро сунул ему под мышку пакет и парень выбежал на улицу. Калитка бесшумно закрылась. Эдвин жалел, что опаздывает, иначе не удержался бы и поехал за визитером «врага». Сожитель матери был в одной с ней упряжке, и кажется, подумывал о главных поводьях. Но он, наследник, не позволит. И готов заплатить любую цену.

Криста. Студентка

Мистер Грин больше не снится. Сознание мое беспокоит не «предмет обожания», а иные сны и видения. Мне кажется, что я живу в далекой зачарованной стране у подножия голубых холмов. Вершины в пасмурную погоду прячутся в облачной дымке. А если углубиться в лес и преодолеть труднопроходимые тропки, скрытые от глаз путника густыми ветками, то можно выйти к залитой солнцем поляне. В стороне озеро с прозрачной водой и пятнистые олени наслаждаются дикой свободой, вдыхая чистейший воздух. Но в этом сне нет солнца, нет голубого озера, нет тоскующих оленей. Серая дымка тянется по кронам дремучих деревьев. И тихие, четкие голоса, слитые в один, призывают:

– Криста, торопись, иди!

Я поднимаюсь в гору по узкой тропинке, увитой засохшими кустарниками. Цепляюсь дрожащими пальцами за густые ветки и отдергиваю руку – острые колючки царапают кожу. Холодный голос ведет меня. Неплохо бы закутаться в серую мамину шаль, а еще лучше вновь оказаться в теплой постели. Подумала, и вязаная крупным узором ткань покрыла худые плечи. А распущенные волосы украсил сплетённый из первоцветов венок.

– Криста, иди, не останавливайся! Ты не можешь вернуться!

– Да иду я! – кричу в ответ. – Кто вы?

Голос не ответил. Под ногами замершая земля. Страшно, и я вздрагиваю от треска веток позади.

– Криста, я жду тебя! – голос прозвучал у самого уха. Я обернулась…

Посреди поляны – деревянный дом с затемнёнными стеклами. Одинокая черная птица, взмахнув большими крыльями, пролетела над головой и белое перо необычной формы, большое и украшенное драгоценными камнями, упало к ногам. Я наклонилась, подняла перо, стала рассматривать…

– Криста, входи в дом! – настойчиво просил голос.

Я спрятала перо под камнем и решительно направилась к крыльцу. Первая ступенька скрипнула… Затем вторая, третья. Ладонь легла на деревянные перила. Я зачарованно смотрела на оставшийся позади лес, на его золотистое одеяние. Вдруг поднялся ветер и закружил сухие листья в воздухе. Стволы диких деревьев раскачались и с треском опустили тяжелые ветки. В темноте зашуршали по земле первые капли дождя.

Я толкнула плечом незапертую дверь и вошла в дом. Снаружи ударила молния. Яркие вспышки осветили единственную комнату, а из темноты, прямо на меня, наступала тень высокой женщины в кружевном платье. Она словно соткана из снежного пуха. Голову ее украшал венок. Женщина улыбнулась, взмахнула рукой и на столе в углу комнаты появилась свеча с ярким, согревающим в столь сырую погоду огоньком, а потом и большая книга. Желтые страницы перелистывались без чьей-либо помощи.

Женщина протянула руку. Я заглянула в ее глаза. Она смеялась. Неведомая сила подтолкнула меня и заставила опуститься на жесткий стул.

– Криста, верь мне, – попросила обитательница дома.

– Вы кто? Я сплю?

– Почти. Тело твое в кровати, а сознание здесь, со мной, – женщина коснулась моих ладоней и дом осветила яркая вспышка. Холодное дуновение сквозняка проскользнуло по ногам. Скрипнула дверь, ставни черных окон захлопнулись, минуту спустя открылись и впустили отблески света круглой луны, сменившей грозовые тучи и плотную стену ливня.

– Кто вы? – вновь спросила я.

– Называй меня Магдаленой, женщиной из сна, – попросила незнакомка.

– Я хочу домой, опустите меня, – я затряслась, пыталась высвободить кисти рук, но женщина крепко сжимала мои пальцы.

– Успокойся Криста!

– Я хочу домой!

– Еще десять минут, дорогая, и я отпущу тебя, дай мне сказать, а потом ты вернешься. Слушай Бетт, и не бойся. Иди к нему, если он позовет. Покажи свой мир. Прими его!

У меня получилось освободиться. В одно мгновение снежная женщина растаяла, исчез лес, исчезла избушка. А я летела в глубокую бездну и глазами, полными ужаса, искала отца и мать, а родители тянули руки, чтобы успеть поймать.

Гудит сигнализация припаркованного в ночи автомобиля. Сердце учащенно стучит. Голова разрывается от боли, и нервное напряжение льется по рукам к кончикам пальцев. Понимаю, что нахожусь дома, в собственной кровати, и лунные блики пляшут по стенам. И обнимаю я плюшевого зверька с пуговками вместо глаз.

Эдвин. Наследник

Утром, после завтрака, горничная принесла перевязанную черным шнурком папку для бумаг.

– Ваше пожелание исполнено, – услужливо проскулила девушка.

Эдвин тут же отбросил скучную газету с «горячими» новостями. Маятник часов на стене отбил одиннадцать равномерных ударов, а пальцы его судорожно развязали черный узел. Титульный лист… Имя объекта наблюдения. Оказалось, что «школьница» родом из Города, и зовут ее Криста. Эдвин тихо выговорил буквы странноватого имени. На первой странице, в углу, портретная фотография кареглазой девушки. Снимок показался ему вполне удачным. И глаза у нее глубокие, выразительные, смотрят уверенно, прямо. А бледноватые губы застыли в полуулыбке. Криста – студентка первого курса. Но взгляд Эдвина зацепила пометка в скобках (Альберта Смит Андре). Кто—то приписал на полях имя его сестры и короткий отзыв.

«Способная. Активистка, борец за справедливость».

На последней странице список контактов: адреса общежития и дома родителей, где временно проживал объект наблюдения в связи с ремонтом на этаже.

Эдвин закрыл папку и вздохнул. «Школьница» знала, кто он. Догадалась, когда увидела в магазине? Эдвин решил поговорить с ней и позвонил. Криста ответила после второго гудка, словно поджидала звонок. Голос ее не был сонным или не решительным. И звучал, как будто капля росы падает на лист, едва уловимо и бархатно.

– Да.

Слова потерялись. Эдвин минуту молчал, и после второго «да» уверенно произнес:

– Вы искусны в том, чтобы оставлять опознавательные знаки.

– А, это вы, – пробормотала она. – Не думала, что ваши люди так быстро справятся. С заданием.

– Хочу вас повидать…

– И удивить?

Теперь «школьница» говорила с ним насмешливо, играючи.

– Знаете, быть подружкой наследника не входит в мои планы. Когда встретила вас в магазине, удивилась. А на фотовыставку и званый обед командировала важная дама. Не волнуйтесь, начальница не узнает, чем занимается элита после фуршета. Доложила, что было скучно. В любом случае мне было приятно поболтать. Так что пока…

– О чем вы? – насторожился Эдвин.

– О, наследник даже не заметил меня. А я была в красивом кружевном платье.

– Оставим. Пустое, – заволновался Эдвин и подошел к окну. – Я хочу быть вашим другом. И как лучшему другу мне есть, что сказать. Где я могу повидать вас?

– Другом? – Криста засмеялась. – Хорошо, давайте дружить. У меня сейчас пара. А ровно в четыре жду у главного входа. И желательно с цветами.

– Какие вы любите?

Она задумалась.

– Белые хризантемы, сто штук.

Эдвин снова услышал смех в трубке. Криста играла с ним, и эта игра подбодрила и раззадорила его. Он вернулся за стол и нашел в папке подшивку газет.

– Так, так. И о чем же вы пишете? О, день музыки в доме культуры, спасем лес… Хорошо… На Острове ждут рекордно малое количество туристов… Фестиваль в Южной Стране… Книжная фотовыставка… Пожары в Южном Городе… Жена магната Лоиса открыла приют для беспризорных… «Деток насильно отбирают у матерей, неспособных обеспечить их. Каждый день проверка холодильника», – жалуется жительница горного поселка.

– Кэт разливает вино в тару на заводе. Получает минимальное жалование. Все свободное от работы время она борется со службой опеки. Они хотят забрать близняшек. Муж «ошивается» по притонам, живет у матери.

– Откуда столь познавательные сведения?

– Темы подкидывает отец. Он любитель посмотреть социальные передачи после работы.

Эдвин хмыкнул.

– А я, по—твоему, золотой мальчик, раз не знаю.

Но так тихо, что Криста не услышала его.

– О, странноватая новость. Поможет ли визит наследника Эдвина Премьеру Южной Страны привлечь посетителей в Дом культуры. В минувшем году там побывало рекордно малое количество зрителей.

– Издеваетесь?

Эдвин спрятал подшивку.

– Ждите меня с сотней хризантем в руках. Обещаю, что не опоздаю.

– А ваша невеста? – вдруг заволновалась Криста. – Мисс Элис не станет возражать?

– Не станет, – отрезал Эдвин. Мнение Элис его волновало меньше всего. – Мы же с вами друзья и ничего больше?

– Да, конечно, так что до встречи?

– Ждите меня, подруга, – высокопарно произнес Эдвин и отсоединился.

В столовую вошла горничная убрать посуду.

– Мисс Элис встала? – спросил он.

– Мисс Элис уехала. Около десяти утра. Велела передать вам записку. Совсем запамятовала. – Девушка вынула из кармана передника сложенный вчетверо лист бумаги и протянула Эдвину. Эдвин смял листок и выбросил в корзину.

– Передайте мисс Элис, когда она вернется, что не знаете, куда уехал я и когда вернусь.

– Да, конечно, – ответила горничная.

А Эдвин, юный мечтатель, уставился в потолок. Белый, с лепниной. Такой же был в доме на Острове. Фамильный особняк в Южном Городе строился во времена его прапрадеда, и Эдвин иногда удивлялся, как же крепки и прочны стены Резиденции.

– Как и моей семьи, – тихо прошептал он.

Альберта. Наследница

Таксист, мужчина с вздернутыми по-южному черными усиками недавно устроился на работу, и ему было трудно найти затерявшийся в сумеречном переулке двухэтажный домик. Морган и Фома опоздали. Друзья, удерживая спортивные сумки, не двигались. Кто—то третий прятался за их спинами.

Патрик? Я уловила недобрый взгляд на лице Моргана.

– Альби! Он поймал нас на лжи, грозил Кристе пересдачей и не отставал, пока мы не рассказали, где ты, – верещал он. – Фома сдвинулся первым. Я пригляделась и узнала третьего. Мистер Грин. Глазки учителя смотрели на меня, изучали. Как реагировать на его внезапный приезд после случившегося в подсобке? Не совсем понимаю.

Учитель поставил дорожную сумку на ступеньку. Его рука, большая, крупная, с длинными пальцами, легла на спинку стульчика. Он пытался сформулировать объективные причины, побудившие купить билетик на самолет. При этом он расхаживал по комнате с важным видом, как хозяин, и не переставал теребить эмблемку с логотипом известного бренда на объемном преподавательском портфельчике.

Я вдруг вспомнила, что не предложила друзьям горячий завтрак. Поздно. Фома распустил волосы и тайком перебежал в студию папы. Морган последовал его примеру.

В комнате за стеклянной перегородкой, на потолке, болталась одинокая лампочка, выключенная, а в углу были инструменты: ударная установка, гитарная стойка и раритетный киборд. Морган пришел в восторг, едва сдернул запыленные чехлы и освободил устаревшие модели от спячки.

– Не ругайте Моргана и Фому, – вдруг сказал учитель.

– Прошу, сядьте уже!

Учитель прижал к груди портфель и неуверенно опустился на стульчик. Загремела музыка. Учитель зажал уши. Фома раскопал в шкафу кожаную курточку с железными шипами, кудрявый паричок и теперь изображал гитариста—виртуоза. Морган захныкал от восторга. Он руководил паузами и просил Фому прибавить «живости», энергии или, наоборот, расслабиться в умиротворении. Учитель замолк, потому что говорить стало невозможно, он прижал портфель к коленкам. Электрические звуки грохочут. Наши взгляды пересекаются. Он надевает затемнённые очки. Опускает портфель на пол, чертит в воздухе указательным пальцем кружочки, корчится в ритме на своем стуле. Я вспомнила лица толпы на отцовских концертах и увидела явного поклонника в лице учителя. Он желал прыгать, словно ему шестнадцать. Но полусогнутая фигурка «учителя-фаната» замерла в моем воображении, а мистер Грин, задумавшись, вернулся на место. И ногу на ногу закинул.