Текст книги "Паркер Джонс, помоги"

Свет вспыхивает ровно в девять. Лучом бежит по головам зрителей под нарастающий гул электрогитары.

Фанаты, уловив знакомые ритмы, подпрыгивают и визжат.

– Пак! Пак! Пак! – доносится со всех сторон.

Крики усиливаются. На сцене из ниоткуда материализуется Паркер Джонс. У него короткие светлые волосы и черный, сверкающий стразами, пиджак. Очень медленно и неторопливо кумир идет по дорожке, соединяющей сцену и подиум, и вдруг замирает. Тысячи рук тянутся к нему, пытаясь ухватить его за лодыжки. Неудержимо ревет обезумевшая толпа, готовая стянуть его к себе в бушующую бездну.

– Начинаем! – говорит Пак и, покрасовавшись, возвращается на сцену.

Разноцветные огни вспыхивают у него над головой. Пак берет акустическую гитару и наигрывает воркующее вступление какой-то песни из последнего альбома. Воркование Максиму ни о чем не говорит. Он ждет «Silence of Sound» и проборматывает заученные наизусть строчки, как молитву. В каждом сыгранном аккорде он пытается уловить родственное сходство с любимым хитом. Но нет, Пак-музыкант прячется за веселенькой аранжировкой пустоты. Все это похоже на разноцветные шарики его фанаток в розоватых перьях. Вот они довольны и разницы между старыми и новыми альбомами не замечают. Прыгают, раскачиваются в такт, визжат. Бесятся и лезут друг на друга, когда видят Пака.

Кто-то бородатый и в панаме с трудом выбирается из людского месива. У него разбита губа и кровь на руках. Испуганный Максим приобнимает Леру, удерживая ее возле себя. Но она всеми фибрами души стремится поближе к сверкающему на сцене кумиру.

– Макс! Пусти! – просит Лера, выпутываясь из его объятий. Но Максим держит ее крепко, пока кто-то не наступает ему на ногу. От неожиданности он ослабляет хватку. Лера тут же вырывается и, расталкивая всех, пробирается в бурлящую гущу.

Она несется по кругу вместе с сотней таких же беснующихся фанатов. Она то врезается грудью в спину здоровенного парня с мокрыми от пота волосами, то смеется, запрокинув голову, то прыгает в обнимку с Маринкой, попадая каждым прыжком в свирепый ритм барабанов, то сама получает толчки в плечо. Отпихнув Леру с Мариной, трое татуированных влетают в круг и, пьяно шатаясь, начинают мутузить друг друга. Один падает, корчится на земле.

– Макс! Ты лучший!

Запыхавшаяся Лера, устав от прыжков и бега, падает Максиму в объятия. Только Максим не чувствует радости. Никакой. Особенно, когда Пак садится за синтезатор и наигрывает мотив главного сегодняшнего хита, основанный на долгих трезвонящих нотах. На экран выводят картинку крупным планом. Пальцы Пака судорожно бегают по липким клавишам. В кульминационный момент, когда гитары устремляются вверх, синтезатор вдруг умолкает, а Пак произносит:

– Is there anybody in there?

В фан-зоне кричат. Зрители на трибунах топают.

– I can’t hear! Is there anybody in there? – повторяет Пак и закрывает глаза.

Теперь топают и в фан-зоне, а на трибунах пускают волну. Начинают справа и так по рядам. По кругу. Поднимают руки. Встают. Опускают руки. Садятся. Поднимают руки. Встают. Опускают руки. Садятся.

– Loudly! – Пак ставит руку на клавиши…

Теперь топают и кричат абсолютно все, в один голос. Техник приносит Паку гитару. Но Пак не берет инструмент. В одном прыжке он пролетает до подиума и падает на колени. Зловещая партия соло-гитариста вступает в диалог с его мягким и простодушным вокалом.

Лера вопит. Подпрыгивает. Пак направляет микрофон в зал. Откуда–то справа доносится сначала «вау», а после восторженный свист.

Максим не выдержал, увел Леру к будке звукорежиссёра, где можно было стоять, а не тереться о чужие тела. Она обняла его, такого надежного и горячего, и зашептала на ухо, что он подарил ей лучший вечер на свете.

– Не он, Пак. А ты, Макс. Мой Макс.

Откуда-то потянуло сухим варшавским воздухом. Захотелось тишины… Нет, когда Пак на сцене, тишины быть не может. Как и спокойствия. Застоя. Только подумаешь об одиночестве, о поцелуе…

В толпе мелькнула Маринка. Лера вывернулась и побежала к своей подружке и к своему развеселому кумиру.

Только Пак веселье изображает. Все сегодняшние песни – на какой-то темной подкладке. И почти все мелодии «VictoryGA» на ритмичные биты не ложатся совсем, или ложатся плохо. В прошлом и в настоящем. И ноги не пускаются в пляс. Поднимать руки и прыгать тоже не хочется. Хотя лица у всех в фан-зоне потные, глаза затянуты пеленой, и многие, самые активные и преданные, скучиваются в толпу и напирают на ограждение, тянутся к кумиру. А Пак высоко–высоко. Над ними. И на его голову падают звезды из фольги. И тогда – будто бы замедленная съемка. Лера выхватывает звездочки, сердечки и ленточки из подсвеченного красным воздуха, запихивает затоптанную бумагу в правый карман джинсов и вдруг теряет свое письмо. На бледный конверт тут же наступает чей-то каблук.

Над стадионом вспыхивает фейерверк. Фанаты в экстазе или орут, или тянут распевку:

– «О–Оа–а, О–Оа–а, О–Оа–а»

А у Максима звенит в ушах. Несуществующая тень Пака отделяется от Пака танцующего, от Пака реального. Тень Пака присаживается на краешек подиума и поглядывает на телесную копию заплаканно, с сожалением. Максим видит второго Пака, и ему жаль его. Именно этого Пака боготворила Лера, писала ему и хотела, чтобы ее муж был таким же. Таким же.

Максим улучил момент и бросился к затоптанному конверту. Сгреб с пластика и засмотрелся и на кодовое слово «dream», и на голубые слезки, и на красные сердечки, и на отпечатки чужих подошв на столь дорогой для Леры бумаге.

А Лера прыгала, Лера танцевала. Вдруг бросилась толкаться в более опасный круг. Внутри этого круга фанаты, не стесняясь, колотили друг друга. Леру задели по носу, но она не скорчилась от боли. Лера вытянула руки, видимо, хотела затащить к себе и его, Макса, только Максим отстранился. Не мог отвести взгляда от конверта. В синем луче прожектора он казался серым, неоновым. Максим, не раздумывая, стряхнул приставшую к письму грязь и спрятал его в кармане куртки.

Как же хорошо им было после концерта. У Маринки кровоточила коленка после падения, у Леры вспухла ссадина на скуле. И к выходам не пробраться. Никто не спешил. Многие пели, а они… Они упали на пол и закопались в бумажные ленточки, звездочки и думали каждый о своем. Звезда Паркера Джонса осветила их, признал Максим. Был вынужден признать, когда услышал «I’am trying…», хит со второго альбома «VictoryGA».

Лежа навзничь, Максим смотрел на варшавское небо, где из-за электрической подсветки не было ни одной звезды. Белый навес простирался будто крыло. Он взял Леру за руку и ощутил исходившее от ее пальцев тепло.

– Тебе что музыка Пака разонравилась? – спросила она уже в номере отеля. – Весь концерт стоял столбом.

Шумела за окном ночная Варшава. Там, на темных улицах старого города, гуляли бессонные счастливчики. Они сбивались в компании и распевали хиты Пака.

– Не желаю прыгать и скакать, подобно Паку, или звездить с фанатами, – ответил Максим, откинув одеяло на кровати. – Но в технике у него есть чему поучиться. Жаль, играют мало старых вещей. Вернее, почти не играют. Из первых двух альбомов три песни! И то хиты. А о «Silence of Sound» будто забыли. Как можно было не сыграть «Silence of Sound»?

– Эта песня мрачная и тяжелая. Бе–е–е, – протянула Лера. – Веселье, слэм, мош… Петарды… Хлопушки! Незабываемый вечер!

– Да понял я уже. Ты передала письмо?

Лера взяла со стула свои джинсы и ощупала карманы. Внутри было все: и согнутые пополам сердечки, и мятые звезды, и крылья бумажных бабочек.

А письма для Пака не было.

– Потеряла, – сказала Лера упавшим голосом, бросила джинсы обратно на стул и нехотя забралась в постель. – Надеюсь, охранники найдут конверт, передадут Паку и он узнает то, что я хотела сказать.

Максим не ответил. Промолчал. Просто лег рядом и обнял ее.

– Что было в том варшавском письме? – спросил Максим, едва Славик показал всем пришедшие на почту электронные билеты.

Лицо Леры стало белым как мел. Она подошла к нему. И заглянула прямо в глаза.

– Я уже плохо помню, – явно соврала Лера. – Я напишу новое, слышишь, встречусь с Паком и лично отдам в руки. И ты не отговоришь меня!

Лера схватила сумку и выбежала из репетиционной. Максим взглядом указал друзьям на инструменты. Музыка спасет от дум. Не дребедень от Пака, а его собственная музыкальная мысль.

III

– Лерочка, проходи, проходи!

Маринка за руку втащила Леру в тесный зальчик со стенами из необожжённого кирпича и прикрыла за ней дверь. В этой кофейне Маринка работала администратором и потому маленькая комнатка, украшенная в честь кумира, была в полном распоряжении фан–сообщества.

Все стены покрывали плакаты с Паком. На полу были рассыпаны бумажные звездочки, вырезанные из цветной бумаги, вперемешку с сердечками. На полках разместились фотографии в позолоченных рамочках с концерта в Варшаве. По диванам были разбросаны новенькие сувенирные подушки. Лера выбрала черную, с аппликацией желтого парашюта, того самого, с обложки первого диска «VictoryGA».

– Вот, недавно на «Store» заказала, моя любимая эта, – Маринка прижала к груди мягкий валик с зеленой бабочкой.

– Лучший альбом – четвертый? – Лера повесила сумку на крючок и заняла единственное свободное место в обнимку с желтым парашютом.

– Не всем по вкусу пришелся первый, как тебе, Лерочка… Ты вот с Ириной скооперируйся, она, такие же как, ты хотела. Точно знаю. Доставка в два раза дешевле обойдется. Только Ирина опаздывает. Как всегда.

Лера тратить деньги по пустякам не планировала. Она копила на одну редкую кассету «VictoryGA». Британский критик писал об этой демке в релизе – «Гитара Джонса звучит грязно, гаражно, но как! Минутное вступление на акустике и сквозь темноту на свет прорывается умиротворенный голос певца и околдовывает».

На сайте группы продавали диски в любых обложках и форматах – японское издание с бонусами, британское с би–сайдами, американское с ремиксами. А демо–кассету, о которой мечтала Лера, надо было ловить на e–bay за немалые деньги.

– Лер, чего смурная? Где же радость и счастье от Валерии Осиповой?

Маринка сунула Лере под нос крошечную шоколадку, которую получила вместе со своим кофе. Лера положила шоколадку за щеку и потянулась к салфетнице, повертела пластмассовую штуковину, и увидела на ней приклеенную скотчем картонку с названием главного хита Пака – «I’m trying…». Маринка в восторг приходила от распевки после припева, Лера тоже. Да и все в активе фан–сообщества были к этой песне неравнодушны.

На встречу в кофейне пришли все, кроме вечно занятого Собирателя новостей и Ирины. Лера редко встречала сидящих за столиками людей в реале, чаще всего она общалась с каждым в сети, а вместо лиц привыкла видеть аватарки.

Зазывала вообще склеил себя и Пака. Пак высокий, смуглый, глаза горят. Зазывала ниже, не такой загорелый, и стоит, держа кумира под локоток.

Зазывала в онлайне постил фотографии с концертов «VicktoryGA», а в обычной жизни трудился на должности топ–менеджера в строительной компании.

– Угощение, угощение, – пропел он голосом Пака, предлагая всем разноцветные миндальные печеньки, лежавшие на общем блюде.

– Лер, я тебе кофе заказала, – радостно воскликнула сияющая Марика.

Лера кофе не любила, но ей нравилось снимать ложкой густую молочную пенку.

– Ого! – восхитилась Поющая, вторая активистка, забирая с блюда горсть печенья. Платья для встреч в кофейне Поющая подбирала в тон помаде. Сегодня ее оттенок – ярко–бордовый.

В группе Поющая отвечала за составление плей–листов и рецензирование музыкальных новинок, а в реальности пела на караоке–вечеринках и много путешествовала.

– Радость! Радость! – вдруг воскликнула Доночка Жана, вскакивая со стула. Она подняла хлопушку, дернула за нитку и цветные ленточки посыпались на ее окрашенные в платиновый цвет волосы. Во время прямых онлайн–трансляций концертов «VictoryGA» эта няшная девочка отвечала за непрерывный поток комментариев, а в обыденной жизни училась на филфаке

Лера подумала и удивилась: тоже семья. Третья по значимости. Макс, дети, мама. Потом Пак… Теперь и они, актив.

По сигналу Доночки Жаны все собравшиеся сорвались с мест. Они пели и прыгали, как дети. Поднимали с пола бумажные звездочки и бросали их в воздух. И радость активистов буквально наполнила кирпичный закуток до потолка. Маринка сбила с ног Поющую. Обе засмеялись. Зазывала сдернул с шеи дорогой, запачканный кофе, галстук и надел его на разгоряченную Доночку Жану, а та ничего не сказала в ответ – просто обняла.

– Лерочка! Ау?

– Что?

– Как что? – надула губы Маринка… – Пак приедет в Москву! Пак! А тебя нет с нами. Нет!

Лера не могла со всеми танцевать и веселиться. Двумя часами ранее Максим обозвал Пака конченым придурком и спросил о письмах. Или… Какую он там характеристику прицепил Паку? Нет… Лера напряглась и не смогла вспомнить, но она помнила, как муж смотрел на нее. Максим даже репетировать не мог. Все ходил по сцене и тер свой подбородок.

– Что тут у вас? – чужой голос ворвался в душный закуток кофейни и вывел и Леру, и остальных из виртуального блаженства. – Я прикрываю тебя, Марин, но всему есть предел!

– Знаю, – успокоила Маринка мужчину в форме охранника, покрасневшего от злости. – Еще час и мои друзья уйдут. Обещаю. Клянусь…

Тут Марина бесцеремонно вытолкнула мужчину обратно в коридор и закрыла за ним дверь. Коротко стриженая брюнетка одобрительно кивнула. На шелковом вороте ее белой блузки болтался бледно–зеленый бейдж с именем и фамилией, но брюнетка предпочитала, чтобы ее называли Улыбкой Счастья, ником в сети.

В стеклянной башне–высотке Улыбка Счастья работала ведущим инженером проектного отдела и была серой мышью без семьи и друзей. В сообществе Маринки эта девушка расцветала.

– Всем счастья! – обычно говорила она и хлопала в ладоши.

Разгоряченная от прыжков и танцев Маринка рухнула на стул рядом с Лерой, схватила со стола плохо заточенный карандаш и заявила:

– Особенный, неземной прилив радости, как в свежем треке Пака. Все слышали? Будто из пушек воздушные шары выпускают и будто внутри головы хлопушки взрываются.

Лера понимала Маринкины ощущения. Наверное, дни Пака наполнены счастьем, звездами и радостью, как в его последних песнях. Пак танцует и поет для друзей, и он душа компании. Его белоснежный особняк в два этажа полон гостей, и гости восхищаются Паком – любимцем публики, молодым Паком – шатеном. Они знают о кумире что–то недоступное, таким как, Лера. Знают, где у него спальня, где балкон или какого цвета обивка мебели в гостиной, из какой ткани шторы, и что Пак готовит на кухне, умеет ли он жарить мясо и растапливать камин… И прочее… Прочее…

Лера могла бесконечно любоваться кумиром в его сказочно–игрушечной жизни. Каждый вечер она заходила в специальное приложение и палец сам тянулся к закладке «недавнее». Тот же белоснежный особняк. Паркер Джонс стоит на каменных ступеньках. На нем широченные штаны. На голове вытянутая шапка, похожая на чулок. Пак смотрит куда–то вдаль. На лужайку. И лужайка в жизни кумира залита солнцем, и трава зеленая–зеленая. Свежая.

А бывало, что фотографии в приложении меркли и Лера переносилась в мир своего воображения. В мрачном средневековом замке Пак–шут перекатывался на руках колесом, смеялся, и бубенчики на тряпичной шапочке звенели. А она, Лера, стояла на галерее со смычком. На худом плече покоился инструмент, подобный скрипке. И смычок от каждого прикосновения к сияющим струнам пел и осыпал небесными звуками людей в большом зале под каменными сводами.

А еще Лера видела Пака по ночам. Во сне. Утром она мало что помнила, разве только размытые силуэты и приспущенную штору на окне. Почти всегда занавеска колыхалась на странном сквозняке.

– Эй, Лерочка! Ты с нами?

От голоса Марины Лера очнулась.

– С вами. Вот бы увидеть Пака воочию, – вздохнула она. – Слушай, Марин, а meet в Москве планируется?

– Билеты плохо разобрали на старте. Скорее ближе к событию организаторы проведут розыгрыш в нашей группе. Ну, репост на страницу. Может в качестве приза meet и будет. Ну, если Пак пожелает. Наш Паркер стал нелюдим. Уже лет пять как.

– Откуда ты знаешь? – Лера вцепилась Маринке в руку, а та с удивлением моргнула и раскрыла блокнот.

– Ну, имеется один агент, не здесь, там, за бугром. В Варшаве в очереди обменялись контактами. Свеженький его зовут. Ни одного концерта «VictoryGA» не пропустил!

– Богач?

– А то. Самолеты, особняки, выставки и с Паком в обнимку за кулисами, не липа, как у Зазывалы на стене.

– И на московский концерт Свеженький приедет?

– А то… Слушайте все! – Марина стукнула кулаком по столу и в закутке воцарилась тишина. – Предлагаю во время концерта Пака подиум шариками закидать, или цветами, а на табличках написать слова из «I’m trying…» и встать так, чтобы получился куплет, припев, куплет.

– А какие цветы купим Паку? – спросила Поющая.

– Нарциссы! – предложила Доночка Жана.

– Георгины! – Зазывала продемонстрировал на экране айфона пышный цветок ярко–алого цвета.

– Незабудки! – высказала свое мнение Улыбка Счастья.

– Хризантемы, – не слушая никого стала записывать Марина в графу «цветы».

– Постой, Марин! Все не то, – забеспокоилась Лера.

– Браво, Лерочка! – Маринка недовольно бросила карандаш. В графе она успела написать только «хриз…». – Оказывается, ты слушала!

– Представляешь, слушала. Нарциссы – символ победы валлийцев над англосаксами, георгины – символ неразделенных чувств. Хризантемами, цветами скорби и печали, закидали тут у нас одного земляка Пака, Макс рассказывал. Но артист цветам не обрадовался.

Маринка прикусила губу. Зазывала перестал улыбаться. Даже в глазах Улыбки Счастья Лера не заметила прежнего огонька, а Поющая демонстративно вынула из сумки круглое зеркальце, помаду и принялась подкрашивать губы.

– Какие же цветы предлагаешь купить ты, мисс всезнайка? – поинтересовалась Маринка. – Думала муж у тебя выскочка. Считает себя лучше Пака. Надо же, и к тебе дурость прилипла.

– Марин…

– Не Марин, а предложение. Мы слушаем. Внимательно.

Зазывала смотрел на Леру недоверчиво, Доночка Жана с подозрением, а Лера боялась озвучить свою мысль. Она все еще обнимала подушку с желтым парашютом. В нетронутой кофейной чашке молочная пенка осела, а кофе давно остыл…

– Розы, – тихо произнесла Лера. – Паку следует дарить розы.

– Банально, – засмеялась Марина и схватила карандаш. – Розами московские помойки переполнены. Всем надоели уже.

– Розы – национальный символ его страны, – стала защищаться Лера. – Розы – олицетворение страсти и любви. Мы Пака любим, а не скорбим о нем.

– Я в символы не верю, Лерочка, – хмыкнула Марина и дописала в графе «цветы» – «…антемы. Закупить сто штук».

– И я не верю, – поддержал Марину Зазывала. – На западе букеты рок–звездам дарить не принято. Решено, хризантемы. Их бросать проще, не поранишься.

– Ребята, без разницы, какие цветы, главное, чтобы Пак понял: мы не хуже европейцев умеем петь и веселиться. И чтобы пообещал нам вот прямо со сцены заехать в Москву в следующем туре.

– Да!..

Лера не расслышала, кто выкрикнул «да». Маринка… Зазывала… Поющая… Доночка Жана… Неважно… Активисты смеялись, проживали вторую жизнь в виртуальном сообществе, были на одной волне и пели песни Пака. Пак своей музыкой убаюкивал или радовал. Фортепианными балладами выбивал слезу, а в экстазе был способен превратить спичку в воздушный шарик.

Сейчас по телевизору в кофейне крутили клип «VictoryGA». Из динамиков не доносилось ни звука. Лера наизусть знала текст песни, но этого мало. Ей хотелось услышать голос. Мелодичный, чувственный. Она подумывала как бы ей незаметно стащить со стола пульт и прибавить громкость. Голос Пака заглушил бы смех Маринки, заставил бы говорить тише Зазывалу и Доночку Жану. Улыбка Счастья перестала бы раскидываться радостными репликами, от которых подташнивало.

Смелости не хватило. Другой голос зазвучал совсем рядом. Отголосками. Максим… Словно муж перенесся из репетиционного зала ДК в кирпичный закуток кофейни и смеялся над Паком.

– Да, Зазывала, желтый парашют в памяти застрял навечно, чтобы там рокеры ни писали в крутых журналах, – рассуждала Маринка. – Но только после четвертого альбома частота в моем приемнике всегда 95,2 или 103,7 вместо 106,2. Отстойные станции больше не слушаю. Сначала Пак, потом брит–поп и гранж, постпанк и новая волна, нью–метал и треш, психоделика и хард–рок.

– Маринка! Да ты крута! – Поющая докрасила губы и щелкнула колпачком помады.

– Конечно! Я бы еще с Паком выпила. Знаю, кто поможет ящик с бутылками на площадку протащить. Главное первый ряд занять. Лерочка, с тебя яблочный пирог, дорогая…

– Ну, в родной Москве мы хозяева. Иностранцев вперед не пустим. С оргами спишемся, договоримся, – сказал Зазывала. – Марин, скинешь контакты агентства в чат?

– Как узнаю, кто занимается привозом Пака, обязательно, – Маринка пометила в блокноте – «найти орга…».

Дописать не получилось. Карандаш затупился совсем. Маринка бросилась искать в кармане запасной. Не нашла. Простую шариковую ручку Маринке одолжила Улыбка Счастья, а Лера вдруг улыбнулась. Она уже знала, кто ей поможет встретиться с Паком.

– Лерочка преподносит пирог и желает Паку доброго дня. Поющая ответственная за распевку.

– Здорово! Как раз серебристую помаду в kiko прикупила, а платье… До сентября вагон времени. В Милане подберу что–нибудь броское…

Тем временем Лера, уткнувшись в телефон, листала ленту в facebook.

– Лерочка, да что с тобой? – окликнула ее Маринка. – Ты вообще меня слышишь?

– Марин, прости, срочное дело! – Лера поспешно сорвалась с места, сняла с крючка сумку и понеслась прочь из кирпичного закутка, из кофейни.

Снаружи было дождливо, пахло прелыми листьями и дышалось легко. Прохлада освежала. Идея Леры была ясной, разумной и реальной. Больше часа Маринка и активисты обсуждали, как будут выслеживать Пака. А у Леры есть вариант, о котором никто не знает. Никто. Даже Максим.

Одноклассник… Олег… Вот кто поможет.

Лера дружила с Олегом в сети и лайкала его фотографии на стене. Олег каждую неделю постил снимки с вечеринок. По пятницам он тусовался на коктейльных пати, по субботам – в клубе «Поднебесный». И Олег был владельцем успешного детективного агентства. Лера читала его интервью. Олег сидел за большущим столом и, улыбаясь, рассказывал как легко он и его партнер разоблачают неверных друзей и подруг.

Лера вздохнула.

Олег…

Олег поможет найти Пака. Лера снова вошла в messenger facebook, нашла в контактах Олега и нажала на звонок.

IV

Всю дорогу от кофейни до бывшего завода, где Олег арендовал помещение под офис, Лера представляла, как будет умолять одноклассника: «помоги выследить Пака, помоги, ты моя последняя надежда». И как Олег встретит на проходной, выслушает и не откажет, будет говорить: «Лерочка, я так рад, заходи, заходи. Пак? Паркер Джонс? Все сделаю, не переживай, не волнуйся».

И неважно, что они не виделись с выпускного, и что Олег до девятого класса забывал здороваться, если Лера проходила мимо него. И что за слезы на уроках он подсыпал в яблочный сок слабительное и смеялся, если Лера тянула руку и отпрашивалась в туалет.

А Лера была влюблена в Олега. И даже событие одно произошло. Одна ночь. Но об этом лучше забыть.

Вздохнув, Лера толкнула плечом обшарпанную дверь и вошла в просторный холл, где пол был выложен протертым кафелем и вдоль стен стояли стулья с низкими спинками, на которых никто не сидел.

И в душной проходной в разгар рабочего дня тоже никого не было. Совершенно безлюдно. Олег не спустился, не встретил. И куда идти дальше, Лера не знала.

Она повернулась к стене и увидела доску с объявлениями.

«Стильная стрижка за пятьсот рублей», – гласила надпись на самой большой бумажке.

«Тайский массаж и спа–услуги. Недорого», – значилось на втором.

«Хастл, постановка свадебного танца. Четвертый этаж», – было написано на третьем.

Не найдя объявления нужного ей агентства, Лера подошла к стеклянной будочке вахты и постучала. Темноволосый мужчина с пунцовым от жары лицом отвлекся от развернутой газеты и приглушил громкость радиоприемника.

Лера пригнулась к окошку и спросила:

– Как мне найти детектива Олега Ермошина?

Охранник, не торопясь свернул газету и положил в лоток. С полки стащил толстую книгу в картонной обложке, полистал разлинованные страницы, дошел до буквы «Е» и дежурным голосом произнес:

– Пятый этаж, комната пятьсот шесть.

– Спасибо, – Лера улыбнулась.

– Только обед у них, – предупредил мужчина и снова извлек газету из лотка. – У всех обед. Еще сорок минут.

– Ничего, – Лера посмотрела на экран телефона. Двадцать минут третьего. А у нее три свободных часа, пока дети на занятиях в музыкальной школе. И она решила ждать Олега.

Окошко стеклянной будочки захлопнулось. Охранник закрылся газетными страницами и вернулся к чтению, а Лера завернула за угол и пошла по коридору, в конце которого стояло пальмовое дерево в пластмассовом горшке.

Кругом царила сырая тишина. Только кофейный автомат гудел. Возле него стояла высокая девушка, стильно причесанная и ярко накрашенная. Она сунула в щель купюру и стала давить на кнопку, но автомат упрямился, хихикал, а кофе не давал.

Лера вызвала лифт. Едва раздвижные двери сомкнулись, а она нажала на цифру «пять», как единственная лампа замигала и погасла. И от железных содроганий кабины бросило в нервную дрожь, а после резкой остановки вообще показалось – все, застряла.

Но нет, лифт открыл двери на пятом этаже. Лера выбежала из кабины в коридор и, следуя указателям на стене, свернула направо. Она шла мимо одинаковых обитых темным ламинатом дверей, на которых номера менялись в порядке возрастания. Пятьсот, пятьсот один, пятьсот два…

Лера искала офис с номером «пятьсот шесть».

«У Пака есть песня с таким названием».

Леру кольнуло. Песня, где нет припева и где замедленная струнная партия переходит в сверхбыстрое агрессивное соло гитариста, а Пак, под негромкие звуки фортепиано в самом конце, томным голосом просит ангела с небес услышать его.

«Это знак», – подумала Лера и ускорила шаг.

Пятьсот три, пятьсот четыре…

Пак… Призрак Пака соткался из воздуха и бледным пальцем указал на желтую ручку и на криво прибитые к двери офиса цифры – пять, ноль и шесть. Лере показалось, что ноль скорее на букву «О» похож, чем на цифру. Слишком широкий, округлый.

Постучать она забыла и нажала на ручку. Дверь поддалась и приоткрылась. Лера увидела сидящего на краешке стола Олега. Мраморный бюст Пака будто бы ожил, получил тело, ноги, руки, оделся в скроенный по фигуре костюм, сбежал из ДК и устроился на работу в детективное агентство.

Те же волосы, кучерявые и модно зачесанные, как у Пака. Те же глаза, только карие, такой же длинный нос, но без волнующей воображение горбинки, тот же длинный рот и мускулистые плечи. Казалось, что Олега, как и бюст Пака, изваяли из лучшего мрамора на свете. Настолько одноклассник был гладок и безупречен.

И вполне себе живой Пак–Олег жестикулировал, улыбался, сиял и весь был обращен к неподвижной спинке черного кресла. Кто сидел в нем, Лера не видела, но лицо Олега после каждой произнесенной им реплики таяло от нежности, во взгляде читалась чувственная сладость, а мягко звучащий голос был столь участливым, что Лера на минуту подумала, что Олега пришла проведать жена или возлюбленная.

Лера погрустнела, посчитав себя лишней. Уже собиралась тихонько попятиться и подождать в коридоре. Но тут увидела, что на высокий подлокотник черного кресла опустилась мужская рука, гладко выбритая как у манекена.

– Ой! – прошептала Лера и поняла, что поцелуй Олега с молодым лейтенантом во время выпускного не был забавной шуткой.

Она попятилась и споткнулась. Но ее никто не услышал. Олег так и не повернулся, а сидящий в кресле лениво смял конфетный фантик и бросил в чистейшую пепельницу.

– Да, да, – произнес он. Приподнял два пальца с безупречным маникюром и на полусогнутом мизинце блеснуло золотое кольцо. – Только Европа, страну выберем, когда она официально подпишет отказ. Ты же звонил? Договаривался?

– Конечно. Представляешь, сама позвонила!

Собеседник Олега рассмеялся и сказал:

– Желание желанием, а реальность реальностью.

Лера сглотнула слюну.

– Она зайдет сегодня.

– Ну, ну.

– Все будет гуд, Костик.

Тут Костик повернулся в своем кресле к Лере и, весь такой ухоженный и холеный, замерцал под светом ламп. Темные волосы были выстрижены острыми прядками, а на высокий лоб падала длинная челка и лезла в янтарные глаза, выразительно подведенные черным карандашом.

А Олег говорил и говорил. И Костик, моргая длинными, накрашенными ресницами, слушал его, лениво вращался в кресле и не замечал стоявшую за дверями Леру.

Уставшая, обессиленная Лера засмотрелась на них, машинально переступила порог и прижалась к стеллажу, где стояли золотые и серебряные кубки, грамоты в деревянных рамочках и всякие затейливые безделушки. Вдруг от одного неловкого движения Леры керамическая статуэтка грохнулась на пол.

– О, ты уже тут? – спросил дёрнувшийся Олег и прищурился. – Проходи.

– Олежек, недолго только, мы клиента ждем, – напомнил Костик, покачивая красивую кожаную сандалию на кончике большого пальца. На узкой щиколотке блеснула золотая цепочка.

Лера неохотно подошла к столу и присела в ярко-желтое гостевое кресло напротив Костика.

– Про Ниро Вульфа читала? – самодовольно спросил Олег. – Там тоже кресла для посетителей желтые.

Лера поежилась. Стало холодно. Невидимый Пак, ее защитник, который беззвучной песней помогал справиться с волнением, куда–то пропал.

– Вот видишь, Костик, – с нежностью сказал Олег. – Я же говорил шнеле все будет. Вот и гуд. Зачем пожаловала? – обратился он к Лере.

– Я? – переспросила Лера, опешив от недоброжелательного тона.

– Ну не я же!

Олег переглянулся с Костиком и Лера уловила в их взглядах подтекст. Эти двое будто бы мыслями обменялись. Олег кивнул, а Костик улыбнулся и по–особенному посмотрел на друга.

– Мне… мне помощь нужна…, – невнятно пробормотала Лера.

– Помощь?

Олег с важностью занял хозяйское место за большим письменным столом. Взгляд Олега мазнул по Лере, и она спрятала под сумку обе руки. Олег свои не прятал. Уперся локтями в подлокотники. Лера глаз не могла отвести от длинных пальцев, как у Пака, и пальцы барабанили по ярко-синей коже кресла в ритм песни с последнего диска «VictoryGA». На мизинце Олега поблескивало кольцо, такое же, как у Костика.

Леру от недомолвок бросило в озноб.

– Значит вы Лера? – спросил Костик и сложил обе ладони домиком.

– Да.

– Так вот, Лера. Что мы хотим вам предложить…

Костик не успел договорить. Олег резко стукнул кулаком по обширной столешнице и перебил его:

– Костик, я сам!

– Нет, Олежек. Не стоит упускать момент. Раз Лера пришла. Олег рассказал, в какую ситуацию мы попали?