Текст книги "Экономические санкции в современном международном праве. Монография"

Экономические санкции в современном международном праве

М. В. Кешнер

Монография

[битая ссылка] [email protected]

ВВЕДЕНИЕ

Современное развитие международных отношений ставит перед мировым сообществом важнейшую задачу установления господства (верховенства) права в международных делах. В итоговых документах Всемирного саммита 2005 г. главы государств и правительств подтвердили свою приверженность целям и принципам Устава Организации Объединенных Наций (далее – ООН), международного права и международного порядка, основанного на верховенстве права, что является необходимой предпосылкой для мирного сосуществования и сотрудничества между государствами[1]. Задача соблюдения международного принципа верховенства права обозначена также в Декларации тысячелетия 2000 г.[2], ежегодных с 2006 г. резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН «Верховенство права на национальном и международном уровнях», докладе Генерального секретаря ООН на 66-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН «Распространение правосудия: программа действий по усилению верховенства права на национальном и международном уровнях» 2011 г. В этой связи, как отмечает С. Ю. Марочкин, сформировавшийся в реалиях современного миропорядка принцип верховенства права обрел качество нормоустанавливающего правила международного общения[3].

Соблюдение законности имеет фундаментальное значение для обеспечения устойчивого международного правопорядка, который в значительной мере зависит от общего понимания того, когда применение мер принуждения является легитимным.

Составители Устава Организации Объединенных Наций признавали, что осуществление принуждения может оказаться необходимым для предотвращения и устранения угрозы миру, подавления актов агрессии или других нарушений мира. Применяемое законным и надлежащим образом принуждение является важнейшей составной частью любой действенной системы коллективной безопасности.

Принуждение в международном праве имеет свои особенности, предопределяемые прежде всего характером межгосударственных отношений и методами их правового регулирования. В отсутствие централизованного аппарата принуждения оно осуществляется децентрализованно (индивидуально) государствами, используя механизм контрмер, и централизованно (коллективно) – при помощи институционального механизма международных организаций посредством международных санкций.

Устав ООН определяет четкие рамки для применения принуждения. Запрещая государствам применять или угрожать применением силы друг против друга, Устав допускает лишь два исключения: действия в порядке самообороны в соответствии со ст. 51 и применение на основании ст. 41 и 42 главы VII («Действия в отношении угрозы миру, нарушение мира и актов агрессии») Советом Безопасности ООН мер «для поддержания или восстановления международного мира и безопасности»[4].

Глава VII Устава ООН предусматривает следующие виды международных санкций, предпринимаемых Советом Безопасности «для поддержания или восстановления международного мира и безопасности»: «полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений». Кроме того, «если Совет Безопасности сочтет, что указанные меры «могут оказаться недостаточными или уже оказались недостаточными, он уполномочивается предпринимать такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Такие действия могут включать демонстрации, блокаду и другие операции воздушных, морских или сухопутных сил Членов Организации». Заметим, что перечень мер, содержащихся в ст. 41 главы VII Устава ООН, не является исчерпывающим. Так, по мнению Ю. Н. Жданова, «многообразие международной жизни может вызвать новые специфические виды санкций»[5].

Таким образом, в арсенале применяемых Советом Безопасности ООН принудительных мер, учитывая их характер, направленность, механизм введения, осуществления и окончания, юридические и фактические последствия применения, можно выделить международные экономические санкции, военные санкции и санкции дипломатического характера.

Анализ современных международных отношений позволяет с уверенностью говорить о значительном применении международных санкций. Так, в течение 90-х гг. прошлого столетия ООН ввела больше режимов международных санкций, чем когда либо ранее. Этот период называют десятилетием санкций ООН[6]. Международные санкции были введены Советом Безопасности в отношении Ирака, Ливии, Ливана, Сомали, сил УНИТА в Анголе, Руанды, Сьерра-Леоне, бывшей Югославии (включая Косово), Гаити, Афганистана («Аль-Каида»/«Талибан»), Эритреи и Эфиопии, Либерии, Конго, Кот-д’Ивуара, Судана, Корейской Народно-Демократической Республики, Ирана. Из последних примеров: в 2013 г. эмбарго в отношении оружия, запрет на поездки и замораживание активов были введены резолюцией 2127 в отношении Центральноафриканской Республики, в 2014 г. резолюцией 2140 – Йемена[7].

Таким образом, если за период с начала своего существования до 1989 г. Совет Безопасности ООН применял международные санкции дважды: в отношении Южной Родезии (1966 г.) и ЮАР (1977 г.), то начиная с 1990 г. и по настоящее время режим международных санкций был введен Советом Безопасности ООН в 19 случаях. Диапазон заявленных целей введения международных санкций при этом непрерывно расширяется, охватывая отражение агрессии, восстановление демократических правительств, защиту прав человека, прекращение войн, борьбу с финансированием терроризма и поддержку мирных соглашений.

Рост числа применения международных санкций, и в первую очередь экономических санкций, обусловлен рядом причин. В первую очередь это глобализация международных экономических процессов, характеризующаяся возрастающей степенью интенсивной интеграции как рынка товаров и услуг, так и капиталов.

Следствием углубления взаимодействия национальных экономик большинства государств, интернационализации финансового и производственного капитала является усиливающаяся взаимосвязанность государств диверсифицированными связями экономического сотрудничества, от нормального функционирования которых зависят их жизненные интересы. Общеизвестно, что сегодня стабильное положение государства определяется в первую очередь уровнем развития его экономики. В этой связи прекращение или ограничение экономических отношений может иметь существенные последствия, делая экономические санкции мощным инструментом воздействия на правонарушителя. Это положение особенно актуально для развивающихся стран.

Кроме того, появление все более разрушительных средств и методов войны создает объективные предпосылки необходимости отказа от широкого использования вооруженных насильственных мер.

Существенное воздействие на изменение концепции принуждения оказывает и изменение характера угроз международному миру и безопасности. Необходимо признать, что серьезные угрозы безопасности, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время, далеко не сводятся к агрессивным войнам между государствами, в которых велика роль прямого военного принуждения. Современные угрозы включают в себя также распространение и возможность применения ядерного и других видов оружия, непрекращающиеся локальные конфликты, международный терроризм, транснациональную организованную преступность. Эти угрозы исходят как от государств, так и от негосударственных субъектов.

Учитывая данные факторы, международные санкции приобретают все большее значение, являясь определенным средством в процессе коллективной реакции на нарушение норм международного права, несоблюдение которых квалифицируется как угроза или нарушение международного мира и безопасности. Применение международных санкций призвано оказать давление на государство или образование для достижения целей, установленных Советом Безопасности, без применения военной силы.

Роль международных санкций, рассматриваемых в Докладе Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» в контексте вопросов коллективной безопасности и задач предотвращения, определена следующим образом: «Санкции являются жизненно важным, хотя и не совершенным инструментом. Они представляют собой необходимую середину между войной и словами, когда страны, отдельные лица и повстанческие группы нарушают международные нормы и когда отсутствие реакции, ослабляло бы эти нормы, ободряло бы других нарушителей или истолковывалось бы как согласие»[8].

Применение международных санкций относится к наиболее сложным и значимым вопросам современного международного права. Этот момент не раз отмечался специалистами[9]. Все более широко признается, что планирование, применение и осуществление международных санкций, вводимых Советом Безопасности, необходимо усовершенствовать. Связано это с рядом серьезных проблем, возникающих в процессе осуществления санкционных режимов, существование которых является основной причиной критических замечаний относительно их эффективности. В числе наиболее значимых: причинение так называемого сопутствующего урона гражданскому населению страны, которое не является официально провозглашенным объектом санкций («гуманитарный аспект»), и материальный ущерб, причиняемый санкционным режимом третьим государствам как следствие перерыва экономических связей с государством, в отношении которого санкции направлены.

О значении этих проблем свидетельствует тот факт, что они нашли отражение в Декларации тысячелетия ООН, выразившей желание «свести к минимуму неблагоприятные последствия вводимых ООН санкций для ни в чем не повинных групп населения, обеспечить регулярный пересмотр режимов таких санкций и исключить неблагоприятные последствия для третьих стран»[10].

Теоретической основой исследования послужили труды отечественных представителей науки международного права. Это работы В. А. Василенко, Г. М. Вельяминова, А. Н. Вылегжанина, А. С. Исполинова, Ю. М. Колосова, Г. И. Курдюкова, П. М. Куриса, Д. Б. Левина, И. И. Лукашука, С. Ю. Марочкина, Л. Х. Мингазова, Ю. Я. Михеева, А. А. Моисеева, Т. Н. Нешатаевой, Ю. М. Рыбакова, О. И. Тиунова, Г. И. Тункина, Э. И. Скакунова, М. Х. Фарукшина, С. В. Черниченко, В. М. Шумилова и др.

В ходе исследования были проанализированы работы зарубежных ученых: Г. Аби-Сааб, Д. Алланд, В. Гаулэнд-Деббас, Ф. Грюнфельд, В. Давид, Б. Картер, Дж. Кунц, Б. Котридж, А. Левенфельд, Дж. Ллойд, А. Пелле, Ш. Томушат, Б. Ференц, М. Форлати Пиккьо, Г. Хафбайер, Дж. Шотт, К. Эллиот и др.

При проведении исследования широко привлекались источники международного права, материалы деятельности ООН и в первую очередь Совета Безопасности ООН и Комитетов Совета по санкциям, Комиссии международного права ООН, иных международных организаций и конференций, международная судебная практика и законодательство Российской Федерации.

Значительную помощь в разработке проблемы оказала информационная база официального сайта ООН, содержащая обширный нормативный, справочный и статистический материал, позволившая в оперативном порядке отразить новейшую практику Совета Безопасности ООН, его вспомогательных органов и иных органов Организации.

Вместе с тем развитие международного права, новые тенденции международно-правового регулирования применения международных санкций, применение односторонних санкций рядом государств определяют необходимость дальнейшего исследования указанных вопросов, а также разработки мер по совершенствованию нормативных основ и практики применения международных экономических санкций.

Предлагаемая вниманию работа представляет многоаспектное монографическое исследование правовой природы международных санкций, их соотношение с международной ответственностью и месте в ряду иных мер принуждения в современном международном праве, вопросов применения международных экономических санкций (начиная с 1990 г. и по настоящее время), легитимности и повышения эффективности санкционных режимов.

ГЛАВА 1
Применение принуждения
в международном праве

1.1. Проблема принуждения в международном праве

Проблема применения мер принуждения к соблюдению норм международного права является одной из наиболее сложных в доктрине международного права.

Ссылаясь на отсутствие централизованного аппарата принуждения, многие мыслители прошлого отрицали юридический характер этого права, называя его позитивной моралью. Вопрос ставился следующим образом: всякое право обеспечивается принуждением, если в международном праве принуждение отсутствует, то можно ли считать его правом? Э. де Ваттель писал: «Когда нельзя прибегнуть к принуждению, чтобы заставить уважать свое право, осуществимость этого права оказывается весьма сомнительной»[11].

В настоящее время вопрос о принуждении в международном праве также сохраняет свое значение. Так, А. Н. Талалаев замечает: «Если бы в международных отношениях отсутствовала возможность принудительного государственного осуществления международно-правовых норм, то нельзя было бы говорить о существовании международного права вообще»[12].

Следует отметить, что доктрине известно и мнение, сторонники которого отрицали необходимость принуждения в международном праве. Подобное мнение высказывалось и в отечественной литературе. Г. П. Задорожный писал: «Встать на точку зрения, что международное право немыслимо без принуждения, значит отрицать международное право как таковое в основной, повседневной и наиболее обширной области его применения, а именно в области мирных и дружественных отношений между государствами»[13]. Однако данный подход не нашел широкого признания в доктрине.

Принуждение свойственно любым типам и системам права как специфичный метод правоохраны и правоприменения. Ubi jus, ibi remedies – где право, там и средства его обеспечения. В рамках каждого правопорядка всегда функционирует отражающий его особенности и организованный применительно к нему механизм принуждения. Это обусловлено природой права вообще и международного права в частности. Данное положение имеет широкое признание. В той или иной форме его поддерживают представители различных школ и направлений международно-правовой доктрины, в частности, Л. Оппенгейм[14], Г. Кельзен[15], Дж. Кунц[16], Д. Б. Левин[17], В. Давид[18].

Как известно, каждая правовая система, в рамках какого бы типа права она ни существовала, есть система юридически обязательных для ее субъектов нормативных предписаний и поэтому обладает принудительными свойствами в самом широком понимании. Одно из важнейших проявлений этих свойств состоит в том, что правовые нормы в той или иной форме предусматривают возможность применения конкретных принудительных мер по отношению к любому субъекту в случае несоблюдения им своих обязательств или злоупотребления своими правами в ущерб правам и интересам других субъектов. Не является исключением и система норм международного права, согласно которым охрана прав и интересов его субъектов может осуществляться посредством принуждения.

Понятие принуждения в международном праве самым тесным образом связано с понятием силы, но не тождественно ему. В сфере межгосударственного общения понятие «сила» охватывает насильственные меры главным образом военного, политического и экономического порядка.

Такое понимание силы подтверждают многие международные акты, в частности Декларация о принципах международного права[19]. Применение силы в межгосударственных отношениях всегда выливается в насильственные меры, которые в зависимости от обстоятельств могут иметь правомерный или неправомерный характер. Лишь дозволенное нормами международного права применение силы является принуждением в юридическом смысле. Как отмечает И. И. Лукашук, «допускаемое международным правом принуждение представляет собой не насилие, а одно из средств реализации права. Его необходимый признак – правомерность. Принуждение должно быть правомерным как по основанию, так и по методам и объему. Правомерность определяется в первую очередь основными целями и принципами международного права»[20]. Соответственно недозволенное международным правом применение силы представляет собой насильственный произвол.

Современное международное право поставило вне закона насильственный произвол в межгосударственных отношениях, и характерной его чертой является все более основательная регламентация применения мер принуждения. «Сейчас вряд ли можно обнаружить какую-либо разновидность применения силы в межгосударственных отношениях, которая бы не выходила за пределы международного права», – подчеркивает С. В. Черниченко[21].

Анализ современной международной практики позволяет говорить, что важнейшими проявлениями принуждения в межгосударственных отношениях выступают международно-правовые санкции и контрмеры, которые играют непосредственную роль в охране международного правопорядка, поскольку с их помощью субъекты международного права реагируют на международные правонарушения. В этом кроются истоки качественного юридического различия между санкционным принуждением и насильственным произволом: если конкретные меры санкционного принуждения являются правомерной реакцией на международное правонарушение, то акты насильственного произвола всегда представляют собой правонарушения, создающие предпосылки для применения международно-правовых санкций.

Санкционное принуждение является одним из проявлений соотношения свободы и необходимости, конкретизирующегося в поведении субъектов международного права и характеризующегося тесным диалектическим взаимодействием объективного и субъективного. Неправомерно реализуемая субъектом международного права свобода воли, выливающаяся в международное правонарушение, вызывает необходимость в санкционных принудительных мерах, если субъект-правонарушитель отказывается прекратить нарушение международного правопорядка и (или) выполнить обязательства, вытекающие из его международно-правовой ответственности[22].

Применение санкционного принуждения в международных отношениях обусловлено не только субъективной необходимостью защиты каждым из субъектов международного права своих прав, но и их объективной коллективной заинтересованностью в поддержании международного правопорядка в целом. Именно объективная потребность субъектов международного права в стабильности международного правопорядка заставляет их, когда это необходимо, применять санкционное принуждение.

Принуждение в международном праве имеет свои особенности, предопределяемые прежде всего характером межгосударственных отношений и методами их правового регулирования. Как равносуверенные субъекты международного права государства не подчиняются друг другу, и их отношения носят ярко выраженный координационный характер. Вместе с тем с целью повышения эффективности управления межгосударственным сотрудничеством государства создали систему международных организаций, наделив их нормотворческой и правоприменительной компетенцией. Вследствие этого, наряду с традиционно координационными связями, присущими отношениям равносуверенных государств, возникли определенные субординационные элементы, характеризующие отношения между государствами и международными организациями и между самими международными организациями. Соответственно в системе средств правового регулирования международных отношений наряду с координационными методами, которые остаются определяющими и основными, появились ограниченные по своим целям и характеру субординационные методы. В этой связи принципиально важно отметить, что пределы и содержание субординации в сфере межгосударственных отношений, равно как и ее правовое оформление, могут устанавливаться только с согласия всех взаимодействующих государств при условии соответствия сущности вводимых субординационных элементов требованиям общепризнанных принципов современного международного права.

Одна из главных особенностей механизма функционирования международного права состоит в отсутствии централизованного аппарата принуждения, способного принуждать суверенных субъектов к соблюдению норм международного права. В силу этого принуждение в случае необходимости осуществляется децентрализованно (индивидуально) – государствами, используя механизм контрмер и централизованно (коллективно) – при помощи институционального механизма международных организаций посредством международно-правовых санкций.

Необходимо отметить, что международные организации играют все более существенную роль в обеспечении уважения к международному праву. Это обстоятельство отмечается многими известными специалистами в области права международных организаций. Е. А. Шибаева пишет: «Одним из существенных направлений развития международных организаций является увеличение их роли в обеспечении принуждения к соблюдению норм международного права»[23].

До сравнительно недавнего времени в доктрине и практике существовала концепция самопомощи. Значительное внимание концепции самопомощи уделили отечественные авторы. Даже такие специалисты по вопросам международной ответственности, как П. Курис и В. А. Василенко обосновывали понятие самопомощи. П. Курис утверждал, что «самопомощь является понятием собирательного характера, объединяющим и реторсии, и репрессалии, которые, будучи отдельными видами самопомощи, не исчерпывают, однако, всего содержания этого института»[24].

Согласно этой концепции государства были вправе защищать свои права такими мерами, которые они считали целесообразными, без каких-либо ограничений. Г. Кельзен полагал, что несмотря на отсутствие механизма исполнительной и судебной власти на международной арене, международное право может обоснованно считаться правом именно потому, что оно разрешает жертве противоправного деяния брать правосудие в свои руки[25].

При этом в международной доктрине и практике, особенно до принятия Устава ООН, наблюдалась тенденция рассматривать в качестве мер самопомощи практически любые насильственные действия, применение которых обосновывалось ссылками на крайнюю необходимость и которые в юридическом плане охватывало понятие «самооборона по общему международному праву». Данное понятие также обозначали терминами «самозащита», «необходимая оборона», «законная оборона»[26]. «Независимо от того, какую форму приобретала фактическая защита и какие обоснования приводились государствами в конкретных ситуациях, межгосударственная практика того времени устойчиво объединяла все эти случаи ссылками на самооборону», – отмечает Э. И. Скакунов[27].

В соответствии с нормами международного права до 1917 г., любой вопрос, затрагивающий суверенные права государства, в сфере международных отношений мог быть разрешен с помощью фактических средств защиты, поскольку тогдашнее международное право практически не знало принципа ненападения и признавало войну хотя и крайним, но допустимым средством урегулирования межгосударственных споров. Так, еще Гуго Гроций писал: «Право народов, установленное волею, а также законы и обычаи всех народов, как об этом в достаточной мере свидетельствует история, отнюдь не осуждают войны»[28].

Кроме войны, государство имело право по своему усмотрению прибегнуть к вооруженным репрессалиям, осуществить «преследование по горячим следам» на чужой территории, предпринять превентивные вооруженные действия для ликвидации угрозы нападения, а также принудительные меры, которые чаще всего обозначали понятием «невооруженные репрессалии». Таким образом, меры принуждения носили различные наименования: «самопомощь», «ответная реакция», «репрессалии», «реторсии», к которым государство могло легально прибегнуть для решения любого спора, даже не порожденного международным правонарушением.

Положение изменилось после запрещения Уставом ООН применения силы. В результате сила перестала быть законным средством воздействия на правонарушителя. Это принципиальное положение подчеркивается как в международной практике, так и в доктрине[29].

Устав ООН, подчеркивает В. Собакин, «ликвидировал право государств на самопомощь, понимаемое как право самостоятельно и бесконтрольно прибегать к любым действиям для защиты своих прав и интересов от любых действий других государств»[30].

Необоснованность термина «самопомощь» стала особенно очевидной в свете современного международного права, предусматривающего все более широкое сотрудничество государств и повышение роли международных организаций в обеспечении уважения к этому праву. Показателен в этом плане тот факт, что Д. Б. Левин в работе 1966 г. допускал сохранение этого термина, а в публикации 1971 г. решительно занял иную позицию. «Так называемая самопомощь, – писал он, – и генетически, и семантически настолько тесно связана со старым международным правом, признававшим право государства на вооруженное насилие в различных формах, что не только понятию, но и термину “самопомощь” не должно быть места в современном международном праве»[31]. Негативную позицию в отношении самопомощи заняли и другие авторы[32]. Термин «самопомощь», констатирует И. И. Лукашук, отпал как не соответствующий юридическому характеру международного права[33].

Еще в недалеком прошлом понятие «репрессалии» (лат. repressaliae – сдерживать) охватывало все меры воздействия на правонарушителя. Такое понимание нашло отражение и в Декларации о принципах международного права 1970 г., в которой закреплено: «Государства обязаны воздерживаться от актов репрессалий, связанных с применением силы». В последние годы термин «репрессалии» стал преимущественно применяться в узком значении для обозначения военных репрессалий в условиях вооруженного конфликта. Так, в статье 60.5 Венской конвенции о праве договоров с участием международных организаций 1986 г. говорится, что положения о прекращении или приостановлении действия договора вследствие его нарушения «не применяются к положениям, касающимся защиты человеческой личности, которые содержатся в договорах, носящих гуманитарный характер, и особенно к положениям, исключающим любую форму репрессалий по отношению к лицам, пользующимся защитой по таким договорам»[34].

Сохранил свое значение термин «реторсии» (лат. – retorsio), которым обозначают не выходящие за рамки международного права меры воздействия одного государства на другое, преследующие цель побудить последнее прекратить недружелюбные, дискриминационные и тем не менее правомерные действия. Реторсии могут быть использованы и с тем, чтобы побудить правонарушителя выполнить обязанности, вытекающие из его ответственности. Тем не менее к международным санкциям они не относятся, поскольку такие меры характеризуются тем, что они были бы противоправными, если бы не применялись в качестве ответных мер. Чаще всего реторсии применяются государством в случае дискриминации его граждан, при неоправданных ограничениях экономических, культурных и других отношений.

Возможность применения реторсий в таких случаях нередко предусматривается и внутренним законодательством. Так, Гражданский кодекс Российской Федерации содержит специальную статью 1194 «Реторсии», в которой говорится, что Правительством Российской Федерации «могут быть установлены ответные ограничения (реторсии) в отношении имущественных и личных неимущественных прав российских граждан и юридических лиц»[35]. Обычно они представляют собой меры, тождественные или аналогичные тем, против которых они направлены. Право на их принятие принадлежит государству. Вместе с тем они могут использоваться и как средство побуждения государства к соблюдению правовых обязательств. В отличие от санкций и контрмер, применимых лишь в случае правонарушения, реторсии могут быть использованы в качестве превентивного средства при наличии угрозы правонарушений.

Таким образом, современное международное право, запрещая произвол и насилие в межгосударственных отношениях, вместе с тем допускает возможность и необходимость принуждения, в качестве которого выступает дозволенное его нормами правомерное применение международно-правовых санкций в ответ на международные правонарушения. Предусматриваемое Уставом ООН и уставами других международных организаций нормативное регулирование применения санкционного принуждения направлено не на ограничение возможностей государств обеспечивать свою безопасность, а на предотвращение риска злоупотреблений правом, которые, как свидетельствует международная практика, могут выливаться в насильственный произвол, грубо нарушающий нормы международного права.

Вместе с тем, рассматривая вопросы принуждения в международном праве и применения мер принуждения как средства воздействия на правонарушителя, необходимо избегать весьма распространенной в доктрине и практике переоценки их роли в обеспечении уважения к международному праву. Так, по мнению Ю. М. Колосова, «санкции являются далеко не единственным средством, обеспечивающим соблюдение норм международного права, и их абсолютизация ничем не оправдана»[36]. «Главная роль в обеспечении соблюдения норм международного права, – считает И. И. Лукашук, – заключается в том, что этого требуют интересы государств и международного сообщества в целом. От этого в конечном счете зависит не только нормальное функционирование международной системы, приобретающей растущее значение для каждого государства, но и само выживание человечества»[37].