Текст книги "Скорби Сатаны"

XI

Не помню, как протекли часы между этим ужасным эпизодом и рассветом: все впечатления умерли для меня. Наконец я проснулся, вернее, пришел в себя, увидев, что лучи солнца проникают сквозь полузадернутые занавески, и обнаружил, что лежу в постели в таком спокойствии, как будто и не покидал ее.

Было ли случившееся всего лишь видением, жутким кошмаром? Если так, то, значит, я видел самую отвратительную из иллюзий, когда-либо возникавших в стране грез! И дело было не в состоянии здоровья: я чувствовал себя как нельзя лучше. Некоторое время я лежал неподвижно, размышляя над этим и не сводя глаз с той части комнаты, где ночью стояли три Фигуры. В последнее время у меня развилась привычка к хладнокровному самоанализу, и к тому времени, когда камердинер принес мне чашку кофе, я решил, что все это произошедшее было ночным кошмаром, порождением моего воображения, которое было, несомненно, чрезмерно взволновано самоубийством виконта Линтона.

Вскоре я убедился в реальности смерти этого несчастного молодого дворянина. Краткое сообщение поместили утренние газеты – без подробностей, поскольку трагедия произошла поздно ночью. В одной публикации промелькнул смутный намек на «денежные затруднения», но, помимо этого, а также указания, что тело доставлено в морг в ожидании следствия, никаких деталей не приводилось.

Я нашел Лусио в курительной, и именно он указал мне на короткую заметку, озаглавленную «Самоубийство виконта».

– Я же говорил вам, что он был хороший стрелок! – заметил князь.

Я кивнул. Не знаю почему, но интерес к этой теме у меня вдруг исчез. Буря чувств, разразившаяся накануне, по-видимому, исчерпала весь мой запас сочувствия и оставила только холодное равнодушие. Поглощенный собой и своими заботами, я заговорил с Лусио и вскоре дал ему полный и обстоятельный отчет о видении призраков, которое так неприятно обеспокоило меня ночью.

Князь слушал, странно улыбаясь.

– Вижу, что старое токайское оказалось слишком крепким для вас! – заключил он, когда я кончил свой рассказ.

– Вы угощали меня старым токайским? – переспросил я со смехом. – Что ж, тогда тайна раскрыта! Я и без того был переутомлен и не нуждался в спиртном. Однако как шутит с нами воображение! Вы не представляете, как отчетливо виделись мне эти три призрака! Впечатление было необыкновенно ярким.

– Не сомневаюсь! – сказал князь, не отрывая от меня взора темных глаз. – Впечатления часто бывают яркими. Взять, например, этот мир: какое удивительно реальное впечатление он производит на нас!

– Да! Но ведь мир на самом деле реален! – ответил я.

– Реален? Вы принимаете его таким, каков он есть. И, осмелюсь сказать, вещи таковы, какими кажутся каждому отдельному человеку. Однако нет двух людей, которые думали бы одинаково. Следовательно, возможны противоречащие друг другу мнения относительно реальности или нереальности этого мира. Давайте не будем погружаться в бесконечный вопрос о том, что существует и чем отличается от того, что кажется. Я принес вам несколько писем. Вы недавно говорили о покупке загородного поместья. Что скажете об Уиллоусмир-корт в Уорикшире? Я присмотрел для вас это место, мне оно кажется вполне подходящим. Там есть превосходный крепкий старый замок, часть его построена еще в елизаветинские времена. Дом в отличном состоянии, и территория живописнейшая: прославленная классиками река Эйвон изгибами течет через парк. И все это вкупе с большей частью мебели продается за бесценок: пятьдесят тысяч фунтов наличными. Я думаю, вам стоит приобрести это поместье; оно как нельзя лучше соответствует вашим литературным и поэтическим вкусам.

Не знаю, было ли это снова игрой моего воображения, но мне послышалась легкая ирония в музыкальном голосе князя, когда он произнес последние слова. Однако я не позволил себе даже допустить такую возможность и тут же ответил:

– Все, что вы рекомендуете, достойно внимания, и я обязательно отправлюсь посмотреть это имение. Описание звучит прекрасно, а шекспировские края всегда мне импонировали. Но разве вы не хотели бы оставить его за собой?

Он засмеялся:

– Нет, это не для меня! Я не живу нигде подолгу. Я бродяга по натуре и почувствую себя несчастным, если окажусь привязанным к какому-то одному уголку земли. Но я предлагаю вам Уиллоусмир по двум причинам: во-первых, имение очаровательно и прекрасно обустроено; во-вторых, такая покупка произведет сильное впечатление на лорда Элтона.

– Отчего же?

– Дело в том, что это его бывшее имение, попавшее впоследствии в руки евреев, – спокойно ответил Лусио. – Он заложил им Уиллоусмир под некую ссуду, и недавно они сделались владельцами. Евреи уже распродали значительную часть картин, фарфора, безделушек и других ценностей. Кстати, вы замечаете, что легендарный Бог до сих пор явно стоит на страже дома Израилева? Особым его расположением пользуется «подлый ростовщик», которому в девяти раз из десяти позволяется захватывать в свои лапы несчастного христианина? И никакая кара не поражает его с небес! Еврей всегда одерживает верх. Вам не кажется, что это довольно непоследовательно со стороны справедливого Бога?

Глаза князя сверкнули странным презрением, и он продолжил:

– В результате неудачных спекуляций лорда Элтона и замечательного хитроумия евреев поместье Уиллоусмир, как я сказал, теперь выставлено на продажу, и пятьдесят тысяч фунтов – половина настоящей стоимости – могут сделать вас его завидным владельцем.

– Мы ведь сегодня ужинаем у Элтонов? – задумчиво спросил я.

– Совершенно верно. Вы ведь не могли так скоро забыть об этой встрече и о леди Сибил? – ответил он со смехом.

– Нет, я не забыл, – произнес я после паузы. – И я покупаю этот Уиллоусмир. Надо немедленно отправить по телеграфу инструкции моим стряпчим. Не могли бы вы дать мне имена и адрес агентов по продаже?

– С удовольствием, мой дорогой мальчик!

И Лусио вручил мне письмо, содержащее подробности о продаже имения и обстановки.

– Но не слишком ли вы торопитесь? – спросил он. – Не лучше ли сначала осмотреть поместье? Там может обнаружиться то, что вам не понравится…

– Даже если бы это был барак, кишащий крысами, – решительно возразил я, – я бы все равно его купил! Я хочу решить этот вопрос немедленно. И пусть лорд Элтон сегодня же вечером узнает, что я – будущий владелец Уиллоусмира!

– Прекрасно!

Мой спутник взял меня под руку, и мы вместе вышли из курительной.

– Мне нравится ваша решительность, Джеффри. Она достойна восхищения! Я всегда уважал это качество. Даже если человек вознамерился отправиться в ад, я преисполнюсь к нему уважения за то, что он сдержал слово и попал туда без промедления!

Я рассмеялся, и мы расстались в приподнятом настроении: он поехал в клуб, а я – на телеграф, чтобы отправить Бентаму и Эллису распоряжение о немедленной покупке на мое имя поместья, известного как Уиллоусмир-корт в графстве Уорик, за любую цену, с любым риском или обременениями.

В тот же вечер я оделся тщательнее, чем обычно, доставив Моррису почти столько же хлопот, как если бы я был капризной дамой. Однако он прислуживал с образцовым терпением и, только когда я был вполне готов, осмелился высказать то, что, по-видимому, уже давно не давало ему покоя.

– Простите, сэр, – сказал он, – но, смею предположить, вы заметили, что в слуге князя, Амиэле, есть нечто неприятное?

– Ну, он довольно угрюмый малый, если вы это имеете в виду, – ответил я, – но полагаю, в нем нет ничего дурного.

– Не уверен, сэр, – серьезно ответил Моррис. – Позвольте заметить, что он совершает много странных поступков. Там, внизу, в помещениях для слуг, он творит удивительные вещи. И поет, и играет, и танцует, словно целый мюзик-холл.

– Да неужели? – удивленно воскликнул я. – Вот ведь никогда бы не подумал!

– И я тоже, сэр, но это так и есть.

– Тогда он, должно быть, довольно забавный парень, – продолжал я, удивляясь, почему мой лакей воспринял способности Амиэля как личную обиду.

– О, я ничего не имею против его забав, – ответил Моррис, с сомнением потирая себе нос. – Пусть балуется и веселит публику. Но меня удивляет его лживость, сэр. Глядя на него, можно подумать, что это порядочный и туповатый малый, который ни о чем не думает, кроме своих обязанностей. Но поверьте мне, сэр, дело обстоит иначе. Разрезвившись, он начинает говорить на каком-то жутком языке. И клянется, что научился этому у джентльменов на скачках, сэр! Прошлой ночью разыграл целый спектакль, передразнивал важных господ, а потом занялся гипнозом. И честное слово, у меня кровь стыла в жилах!

– Что же он делал? – поинтересовался я.

– Ну, сэр, он усадил на стул одну из посудомоек и просто показал на нее. Показал на нее пальцем и ухмыльнулся, прямо как черт из пантомимы. И хотя она, вообще-то, девушка порядочная и спокойная, тут она вскочила с визгом и давай плясать, как сумасшедшая, а он все показывал на нее пальцем. А она вдруг начала прыгать и задирать юбки, да так высоко, что это было уже совсем возмутительно! Кое-кто из нас пытался ее урезонить, но не смог. Она была как сумасшедшая, пока вдруг не звякнул двадцать второй звонок – это из комнаты князя. Тогда Амиэль взял ее в охапку, усадил снова на стул и хлопнул в ладоши. Она тут же пришла в себя и не помнила, что делала. Потом снова прозвенел тот звонок, и тогда этот тип закатил глаза, как пастор, и сказал: «Помолимся!» И ушел.

Меня разбирал смех.

– Похоже, он не лишен чувства юмора, – сказал я наконец. – Никак не ожидал от него ничего подобного. Но неужели вы считаете эти его выходки опасными?

– Так ведь посудомойка наутро оказалась больна, – ответил Моррис. – Ей, должно быть, придется оставить место. Будто бы у нее внутри все прыгает, и никто из нас не смеет рассказать ей, отчего это пошло. Нет, сэр, хотите верьте, хотите нет, а в этом Амиэле есть что-то очень странное. И еще хотел бы я знать, что он делает среди других слуг…

– Что он делает среди других слуг? – недоумевал я. – Что, черт побери, ты имеешь в виду?

– Вот поглядите, сэр, у князя ведь есть собственный повар, так? – начал Моррис, загибая пальцы. – И еще два личных лакея, помимо Амиэля, – тихие ребята, они прислуживают за столом. Потом есть кучер и конюх. Всего получается шесть слуг. Теперь смотрите, сэр: никого из них, кроме Амиэля, на кухне в гостинице не увидишь. Повар присылает все блюда откуда-то в подогретой посуде, а двух других видели только прислуживающими за столом, и они не живут в своих комнатах, хотя могут там спать. И где стоит карета с лошадьми, и где кучер с конюхом ночуют – тоже никто не знает. Понятно, что они и повар проживают где-то в другом месте. И все это загадки какие-то, сэр.

Я вдруг почувствовал совершенно необоснованное раздражение и сказал:

– Послушайте, Моррис, нет ничего более бесполезного и вредного, чем привычка совать нос в чужие дела. Князь имеет право жить так, как ему заблагорассудится, и делать со своими слугами, что ему угодно. Я уверен, он оплачивает их услуги по-королевски. И живет ли его повар в отеле или где-то еще, на небе или где-нибудь в подвале, меня не касается. Князь заядлый путешественник и, без сомнения, приобрел за время странствий особые привычки. Очень возможно, что его предпочтения в еде весьма своеобразны и изысканны. Но я ничего не хочу знать о его домашнем хозяйстве. Если вам не нравится Амиэль, держитесь от него подальше, но, ради Бога, не выдумывайте тайны там, где их нет.

Моррис посмотрел вверх, вниз и принялся тщательно складывать один из моих фраков. Я понял, что доверительных разговоров с ним больше не дождусь.

– Слушаюсь, сэр! – только и сказал он.

Меня скорее позабавил, чем рассердил серьезный рассказ Морриса о привычках Амиэля, которые тот выказывал в среде себе подобных, и когда вечером мы отправились к лорду Элтону, я рассказал кое-что из этой истории Лусио.

Князь посмеялся.

– Амиэля часто распирают чувства, которых он не может сдержать, – сказал он. – Это сущий чертенок, он не всегда может совладать с собой.

– Однако как неверно я о нем думал! – воскликнул я. – Мне казалось, что у него чрезвычайно серьезный и даже угрюмый нрав.

– Вы, конечно, знаете старую поговорку о том, что внешность обманчива? Это в высшей степени верно. Профессиональный комедиант в жизни почти всегда человек неприятный и тяжелый. Что же касается Амиэля, то он похож на меня: как и я, он не тот, кем кажется. Единственный его недостаток – склонность выходить за рамки общепринятого, в остальном он служит прилежно, и я не требую большего. А что, Моррис встревожен или рассержен?

– Ни то ни другое, – ответил я со смехом, – он просто хотел выступить передо мной в роли оскорбленной благовоспитанности.

– Ну, тогда вы можете не сомневаться, что он с чрезвычайным интересом следил за пляской посудомойки, – сказал Лусио. – Благовоспитанные господа всегда внимательны в таких случаях! Успокойте его, дорогой Джеффри, и объясните ему, что Амиэль – сама добродетель! Он состоит у меня на службе давно, и я не могу сказать ничего дурного о его характере. Он не притворяется ангелом. Странности в его словах и поступках – результат постоянного подавления природной веселости, но, в сущности, это славный малый. Он занимался гипнотизмом, путешествовал со мной по Индии. Я предупреждал его об опасности применения этой силы к непосвященным. Но – посудомойка! – о Небо! – в мире столько посудомоек! Если одна из них оказалась одержима какими-то прыжками, то в этом нет ничего страшного. Вот мы и приехали к лорду Элтону.

Карета остановилась перед красивым особняком, находившимся немного в стороне от Парк-лейн. Нас встретил внушительного роста швейцар в ливрее из красного плюша, белых шелковых чулках и напудренном парике. Он торжественно препоручил нас своему близнецу, хотя, возможно, чуть более свободному в обращении слуге, а тот отвел нас наверх с видом, словно бы говорящим: «Поглядите, до какого позорного состояния жестокая судьба довела столь почтенного человека!»

В гостиной мы увидели лорда Элтона, он стоял на коврике у камина спиной к огню. Напротив него в низком кресле полулежала элегантно одетая юная леди с крошечными ножками. Я упомянул именно ножки, поскольку именно они привлекали внимание: дама вытянула их по направлению к огню из-под юбок с оборками. В комнате находилась еще одна леди, сидевшая с аккуратно сложенными на коленях руками. С ней первой мы и познакомились сразу после того, как иссяк бурный поток приветствий графа Элтона.

– Шарлотта, позвольте мне представить вам своих друзей. Князь Лусио Риманес, мистер Джеффри Темпест. Джентльмены, моя невестка, мисс Шарлотта Фицрой.

Мы поклонились, а дама с достоинством кивнула в ответ. Это была импозантная старая дева, на ее лице застыло выражение, которое трудно описать: оно было благочестиво и чопорно, но в то же время наводило на мысль, что эта леди, должно быть, увидела однажды нечто крайне неприличное и никак не может про это забыть. Поджатый рот, круглые водянистые глаза и постоянный вид оскорбленной добродетели (чувство, которое, казалось, пронизывало ее с головы до ног) – все это усиливало первое впечатление. Невозможно было долго смотреть на мисс Фицрой, чтобы не задаться непочтительным вопросом: что именно в далекой юности нарушило ее понятия о приличиях, оставив столь неизгладимый след на ее лице? Но мне не раз приходилось наблюдать англичанок, чьи лица выражали точно такие же чувства, в особенности среди «благородных», немолодых, невзрачных и принадлежащих к «сливкам общества» дам.

Совсем иное впечатление производило хорошенькое личико молодой дамы, которой мы были представлены следом. Лениво приподнявшись со своего ложа, она задорно послала нам в ответ на приветствия ободрительную улыбку.

– Мисс Диана Чесни, – представил ее граф. – Вы, должно быть, знаете ее отца, князь. Или хотя бы слышали о нем: знаменитый Никодимус Чесни, один из крупнейших железнодорожных магнатов.

– Разумеется, я его знаю, – радостно ответил Лусио. – И кто же его не знает! Мы не раз встречались. Обаятельный джентльмен, одаренный замечательным чувством юмора и жизнелюбием, – я прекрасно его помню. Мы часто виделись с ним в Вашингтоне.

– Вот как? – улыбнулась мисс Чесни с некоторым равнодушием. – По моему мнению, отец странный человек: что-то среднее между билетером и таможенником. При разговоре с ним возникает ощущение, что он вот-вот отправится в путешествие: железные дороги, кажется, отпечатались у него на лице. Я говорю ему: «Папа, если бы у тебя не было рельсов на лице, ты бы лучше выглядел». И что, вы действительно находите, что у него есть чувство юмора?

Посмеявшись над оригинальностью и свободой, с которой эта молодая особа критиковала своего родителя, Лусио ответил, что действительно находит господина Чесни остроумным.

– А я так не считаю, – призналась мисс Чесни. – Впрочем, это может быть оттого, что я слышала все его рассказы многократно и, кроме того, читала большинство из них в книгах, – так что на меня они впечатления не производят. Некоторые из них он рассказывает при каждом удобном случае принцу Уэльскому, но на мне он их больше не опробует. Еще он очень ловок и сделал свое состояние быстрее многих. И вы совершенно правы насчет его жизнелюбия. Боже мой! Услышав его смех, вы не сможете забыть его целую неделю!

Она поглядела на наши веселые лица, и ее яркие глаза весело сверкнули.

– Наверное, вы думаете, что я непочтительна? – спросила она. – Но вы ведь знаете, что мой отец не играет роль «благородного отца» на сцене. Знаете, такой персонаж с прекрасной седой шевелюрой, всех благословляющий. Папа – всего лишь железнодорожник, и ему не хотелось бы, чтобы перед ним благоговели. Не хотите ли присесть? – Она кокетливо повернула свою хорошенькую головку к хозяину: – Усадите их, лорд Элтон, – я ненавижу, когда мужчины стоят. Сильный пол, знаете ли! Кроме того, вы такой высокий, – добавила она, с нескрываемым восхищением осматривая красивое лицо и фигуру князя, – что смотреть на вас все равно что взирать через вершину яблони на луну!

Лусио от души рассмеялся и уселся рядом с ней. Я последовал его примеру. Старый граф по-прежнему стоял, широко расставив ноги, на коврике у камина и лучился благосклонностью по отношению ко всем нам. Да, Диана Чесни была очаровательное создание: одна из тех поверхностно-умных американок, которые всегда привлекают внимание мужчин, нисколько не возбуждая в них страсти.

– Так это вы знаменитый мистер Темпест? – спросила она, критически меня оглядывая. – Да ведь это же просто прекрасно – получить наследство в ваши годы! Я всегда говорю, что без толку иметь кучу денег, если вы не молоды. В старости ими можно только набивать карманы врача, пока он пытается помочь вашему бедному изможденному организму. Я была знакома со старушкой, которой досталось наследство в сто тысяч фунтов, когда ей стукнуло девяносто пять. Бедная бабушка, как она плакала! У нее оставалось достаточно здравого смысла, чтобы понять: хорошо провести время она уже не сможет. Она не поднималась с постели, и единственной роскошью, которую могла себе позволить, была смоченная в молоке булочка к чаю ценой в полпенса. Это было все, в чем она нуждалась.

– Нужно много времени, чтобы потратить сто тысяч фунтов на булочки! – улыбнулся я.

– Не правда ли? – и прекрасная Диана засмеялась. – Но я думаю, вам захочется потратить свои деньги на что-нибудь посущественнее, мистер Темпест? Когда человек в расцвете сил, состояние многое значит. Я полагаю, вы сейчас один из самых богатых людей в Англии?

Она спрашивала наивно и откровенно и, казалось, не замечала, что в вопросе заключено излишнее любопытство.

– Может быть, один из самых богатых. – И пока я это произносил, у меня вдруг мелькнула мысль о том, что недавно я был одним из беднейших. – Но мой друг князь, который присутствует здесь, гораздо богаче меня.

– Вот как? – И она уставилась на Лусио, который встретил ее взгляд снисходительной, отчасти саркастической улыбкой. – Ну что ж! Рядом с вами мой папа почти нищий! Весь мир уже у ваших ног!

– Почти что так, – хладнокровно ответил князь. – Но ведь, дорогая мисс Чесни, мир так легко склонить к своим ногам. Вам наверняка это известно? – И он подчеркнул эти слова выразительным взглядом.

– Это, должно быть, комплимент, – спокойно отозвалась она. – Вообще-то, я не люблю комплименты, но на этот раз я вас прощаю!

– Отлично! – сказал Лусио с ослепительной улыбкой, которая заставила ее на мгновение приостановить болтовню и вглядеться в его лицо со смешанным чувством очарования и изумления.

– Но вы тоже молоды, как мистер Темпест… – продолжила она после паузы.

– Прошу прощения, – перебил ее Лусио, – но я старше моего друга на много лет.

– Действительно! – воскликнул лорд Элтон. – Князь выглядит очень молодо, не правда ли, Шарлотта?

Мисс Фицрой поднесла к глазам свои элегантные очки в черепаховой оправе и критически осмотрела нас обоих.

– Я бы сказала, что князь несколько старше мистера Темпеста, – заметила она с истинно дворянским произношением, – но совсем ненамного.

– Во всяком случае, вы достаточно молоды, – продолжила свою мысль мисс Чесни, – чтобы наслаждаться богатством, не правда ли?

– Достаточно молод или достаточно стар – как вам будет угодно, – ответил Лусио, небрежно пожав плечами. – Но как бы то ни было, богатство не доставляет мне удовольствия!

На лице мисс Чесни выразилось живейшее изумление.

– Что могут сделать для вас деньги? – продолжал Лусио, и глаза его приняли то странное и задумчивое выражение, которое так часто привлекало мое внимание. – Быть может, весь мир действительно окажется у ваших ног. Но что это за мир? Пустячный комок грубой материи, который можно пнуть! Богатство действует как своего рода зеркало, отражающее человеческую природу в худших ее проявлениях. Люди пресмыкаются и лебезят перед вами, лгут ежечасно в надежде получить выгоду от вашей благосклонности. Князья крови унижают самих себя и свое звание только для того, чтобы одолжить у вас денег. Ваши истинные заслуги, если они у вас есть, совсем не ценятся, зато ваши набитые карманы служат верительными грамотами для королей, премьер-министров и советников! Вы можете говорить как дурак, смеяться как гиена и выглядеть как бабуин, но если звон вашего золота достаточно громок, вы сможете пообедать с самой королевой, если только захотите. Если же, напротив, вы окажетесь воистину благородным, смелым, мужественным и непреклонным, отмеченным искрой того огня, который укрепляет жизнь и делает ее лучше, если у вас есть мысли, претворяющиеся в художественные произведения, которые останутся в веках, когда нынешние королевства развеются, словно прах по ветру, и если, однако, вы бедны – то вас отвергнут все коронованные болваны этого мира! Вас будут презирать все, включая производителя крахмала и того Крёза, который торгует патентованными пилюлями. Торговец, у которого вы покупаете кровати или кухонную утварь, может смотреть на вас свысока, с барским презрением – ибо разве не благодаря своему богатству он имеет четверку лошадей и непринужденно, едва ли не покровительственно болтает с принцем Уэльским? Богатые обитатели страны Снобландии испытывают истинное наслаждение, выражая презрение по отношению к избранным Природой дворянам.

– Но если предположить, – заговорила мисс Чесни, – что вы сами избранный Природой дворянин и, кроме того, обладаете таким преимуществом, как богатство, то вы же согласитесь с тем, что это весьма неплохо?

Лусио рассмеялся:

– Я отвечу вам вашими же словами, прекрасная леди: «Это, должно быть, комплимент». Однако осмелюсь заметить, что когда на долю одного из этих «природных аристократов» выпадает богатство, он завоевывает общественное признание отнюдь не благодаря своему природному благородству, а просто потому, что богат. Вот что злит меня в высшей степени. У меня, например, есть множество друзей, которых можно назвать друзьями не столько моими, сколько моего кошелька. Они не утруждают себя расспросами о моем происхождении: кто я и откуда явился, не имеет никакого значения. Им нет дела до того, как я живу и чем занимаюсь, болен я или здоров, счастлив или нет, – все это им одинаково безразлично. Если бы они узнали обо мне побольше, то в отдаленной перспективе это было бы к лучшему. Но они не хотят знать. Их цели просты и ясны: они стремятся получить от знакомства со мной как можно больше пользы. И я делаю для них все, что им нужно: они получают то, что хотят, и даже больше!

Его мелодичный голос замер на последнем слове со странной меланхолией, и на этот раз не только мисс Чесни, но и все мы смотрели на него не отрываясь, словно притянутые каким-то неодолимым магнитом.

На краткое время воцарилась тишина.

– Настоящие друзья есть у немногих, – заметил после паузы лорд Элтон. – Мы в этом отношении ничем не хуже Сократа, который держал у себя в доме только два стула, приговаривая: «Один для меня, а другой для друга, если я его найду!» Милый Лусио, вы пользуетесь успехом повсюду, где бываете, и я полагаю, что вы слишком строги к окружающим. Людям приходится заботиться о себе, понимаете?

Князь склонил голову с серьезным видом.

– Да, действительно, – ответил он, – тем более что, согласно последним данным науки, Бог отказался о них заботиться.

Мисс Фицрой, похоже, не понравилась эта фраза, зато граф громко расхохотался. В этот момент снаружи послышались шаги, приближавшиеся к открытой двери гостиной, и мисс Чесни уловила этот звук. Она тут же приподнялась в своем кресле и села прямо.

– Это Сибил! – объявила она отчасти весело, отчасти виновато и, сверкнув карими глазами, оглядела всех нас.

Мое сердце забилось быстрее, когда вошла женщина, которую поэты назвали бы богиней своих грез, а я рассматривал теперь как прекрасную вещь, выставленную на продажу на законном основании. Она была в простом белом платье без всяких украшений, если не считать золотого пояса старинной работы и букетика фиалок, приютившегося среди кружев на ее груди.

Выглядела леди Сибил еще прелестнее, чем когда я впервые увидел ее в театре. В ее глазах сиял более глубокий свет, а на щеках играл более розовый румянец. Улыбка, которой она приветствовала нас, была просто ослепительна. Ее присутствие, движения, манера держаться вызвали во мне такой прилив страсти, что на мгновение голова моя закружилась. Холодный расчет позволял мне готовиться к тому, что она должна стать моей женой, но ее чудесное очарование, утонченное достоинство и неприступность заставили меня на мгновение устыдиться и усомниться в способности богатства лишить эту изысканную лилию девственности ее уединения. Ах, как безумны мы, мужчины! Как мало думаем мы о страданиях этих женщин-лилий, выглядящих столь чистыми и изящными!

– Ты опоздала, Сибил, – строго проговорила ее тетя.

– Правда? – ответила та с томным равнодушием. – Тогда мне очень жаль! Папа, вы что, играете роль ширмы?

Лорд Элтон поспешно отошел в сторону, только теперь осознав, что он весьма эгоистично заслонял от всех камин.

– Вам не холодно, мисс Чесни? – продолжала леди Сибил тоном нарочитой учтивости. – Не хотите перейти поближе к огню?

Диана Чесни имела весьма подавленный и даже робкий вид.

– Благодарю! – пробормотала она, и ее глаза опустились вниз с девичьей скромностью, хотя характер мисс Чесни явно не вписывался в рамки этого банального определения.

– Сегодня утром мы узнали потрясающую новость, мистер Темпест, – сказала леди Сибил, глядя при этом больше на Лусио, чем на меня. – Полагаю, вы уже прочли о ней в газетах: вчера ночью застрелился наш знакомый, виконт Линтон.

Я не смог сдержать дрожи. Лусио бросил на меня предостерегающий взгляд и взял на себя труд ответить:

– Да, я читал заметку об этом случае. Это поистине ужасно! Я немного знал покойного.

– А, так вы его знали? Он был помолвлен с моей подругой, – продолжала леди Сибил, – и я считаю, что ей повезло. Линтон был приятный человек и принадлежал к порядочному обществу, но он отличался страстью к игре и экстравагантностью и после женитьбы очень быстро растратил бы все ее состояние. Но моя подруга ужасно расстроена и не хочет взглянуть на случившееся с этой точки зрения. Ей ведь так хотелось стать виконтессой…

– Еще бы, – скромно заметила мисс Чесни с лукавой искоркой в глазах. – Ведь не только американки гоняются за титулами. С тех пор как я здесь, мне встретились несколько очень хороших девушек, которые стремятся выйти замуж за откровенных негодяев только затем, чтобы их называли «миледи» или «ваша светлость». Мне и самой очень этого хотелось бы, однако мне нравится и человек, которому принадлежит титул.

Граф подавил смешок. Леди Сибил, словно не услышав этих слов, продолжила, задумчиво глядя на огонь:

– Конечно, моей подруге представятся и другие возможности для замужества, ведь она молода и красива. Но если оставить в стороне мнение общества, то мне кажется, что она была немного влюблена в виконта…

– Чепуха, полная чепуха! – раздраженно вмешался ее отец. – У тебя вечно в голове романтические бредни, Сибил, хотя уже пора было бы излечиться от сентиментальности. Ха-ха-ха! Твоя подруга всегда знала, что он беспутный негодяй, и собиралась выйти за него замуж, не теша себя никакими иллюзиями. Когда я прочитал в газетах, что он вышиб себе мозги в наемном экипаже, я подумал: «Вот пример дурного вкуса! Испортить пролетку бедному кебби ради своей эгоистической прихоти!» Но я тут же подумал и другое: слава Богу, что мы от него избавились! Он сделал бы несчастной любую женщину.

– Несомненно, так оно и было бы, – апатично ответила леди Сибил. – Но все же существует и такая вещь, как любовь.

Она подняла свои прекрасные влажные глаза и поглядела на Лусио, но князь не смотрел в ее сторону, и вместо этого ее пристальный взгляд встретился с моим. Не знаю, что выражал мой взгляд, но я увидел, как кровь прилила к ее щекам и дрожь, казалось, прошла по всему ее телу. Она сильно побледнела.

В этот момент в дверях появился лакей в роскошной ливрее.

– Ужин подан, ваше сиятельство!

– Отлично! – И граф начал выстраивать нас в пары: – Князь, вы отправитесь с мисс Фицрой! Мистер Темпест, поручаю вашим заботам мою дочь, а я пойду с мисс Чесни.

В этом порядке мы и направились вниз по лестнице. Следуя за Лусио, взяв под руку леди Сибил, я не мог не улыбнуться тому, с какой чрезвычайной важностью и серьезностью князь обсуждал церковные дела с мисс Шарлоттой, и тому внезапному волнению, которое охватило почтенную старую деву от его замечаний о духовенстве. Эти замечания имели характер самых деликатных и почтительных восхвалений и были совершенно противоположны мыслям, которые князь высказывал мне по тому же вопросу ранее. Какой-то озорной дух, очевидно, заставлял его подшучивать над знатной дамой, которую он сопровождал, и меня изрядно позабавило его поведение.