Текст книги "Путь Тарбагана"

Марина нашла себя в глупейшем положении. Она пришла сюда за Томой, возможно, даже нашла ее, но отчего-то боялась войти и в этом убедиться.

– Тома!

Молчание в ответ.

«Кто знает, что у нее на уме?»

Марина знала: чтобы включить свет, придется дойти до середины комнаты и повернуть лампочку в цоколе. Или повернуться спиной к середине комнаты и открыть ставни. Второй способ короче, поэтому предпочтительнее. Марина на цыпочках дошла до ближайшего окна, вытолкнула удерживающий прут, и распахнула его. И сразу прямо у себя за спиной увидела Тому. Девушка неподвижно сидела на кровати и с укором смотрела ей в глаза.

– Прив-вет… – раздельно сказала Марина и уже на втором слоге рассмотрела: Тома здесь черно-белая.

Павел приклеил ее фотографию в натуральную величину на стену за кроватью. На фото Тома словно сидела на черно-белом продолжении той же кровати. Стало холодно. Марина почувствовала тоску и неприютность в чужом доме, куда она пришла незваной. Ее нелепый страх был бесследно раздавлен этим чувством. Марина вспомнила о фонаре, достала его из сумочки и спокойно осмотрела все вокруг. Барак был пуст. На полу в беспорядке валялись книги. Она поняла, что это они, до этого сложенные кривой стопкой, упали от сквозняка не закрытой ею двери.

Она была готова уйти, когда раздался телефонный звонок. Марина остановилась в растерянности. Может, что-то важное? Может, нашли Тому и звонят об этом Павлу? А, возможно, и ей самой?

Она решительно сняла трубку.

– Слушаю.

– Паш? А, то есть, Тома? Ну да, ну да. Здравствуй. Павел там?

– Его нет.

– Так я и думал. Да, это Давыд из МЧС. Узнала?

– Конечно…

Марина представила доброе усатое лицо богатыря-коротышки, начальника районного подразделения МЧС.

– Не видел вас давненько. – продолжал он. – Тут вот какое дело. Ваших ребят мы в на станции не застали, а работы вал. Их, наверное, кто-то уже сграбастал. Так ты это, попроси его, как вернется, чтоб прямиком ехал на сельхозполигон к главному входу. Пусть захватит там, третье-десятое, что нужно. Требуется медицинская помощь. И прошу, пусть поторопится, и остальных подтягивает ребят. Дело найдем всем. Буря в этот раз не пошутила… Ну, бывай, Том. Здоровья.

– Да-да, – рассеяно сказала Марина и нажала клавишу.

Не опуская трубку, она набрала телефон дежурки станции и несколько минут ждала ответа сквозь холостые гудки. Никто не подошел. Значит, Тому не нашли.

Нужно было разбить эту стальную цепочку обстоятельств-неудач и вырваться наружу. Сыграть против правил, или вовсе выйти из игры. Хоть ненадолго.

Марина прошла вглубь барака, в отсек за книжными полками, служившими Павлу рабочим кабинетом. Вытащила и проверила его сумку для неотложной помощи, вернулась с ней в машину и поехала по вызову Дениса Петровича Давыдова, или Давыда, как звали его все в округе.

Через двадцать минут не в меру агрессивного вождения на пустой, правда, дороге, Марина подъехала к воротам забора из колючей проволоки. Это была ограда полигона сельхозакадемии. К ней подбежал охранник в костюме химзащиты, переписал данные ее удостоверения, выдал маску и проводил за турникет. По ту сторону ограждения ее встретил сам Денис Петрович и забасил приветливо:

– А, невеста. Больше всех тебя люблю. Тебе Тома позвонила? Ну вы, бабы, молодцом. Этих ваших шалопаев ищи-свищи…

– Что у вас тут стряслось? По голосу слышу, ничего ужасного…

– Да как сказать? Пойдем, сама посмотришь.

Путь был неблизкий, въезд на территорию был строго воспрещен. С шутками и болтовней Денис Петрович пятнадцать минут вел Марину через поля академии. Так они добрались до участка с табличкой 263–12. Потом резко свернули, и пошли по соседнему участку с гигантскими стеблями кукурузы, как по низкорослому лесу. Растения были истрепаны, вывороченные из початков нити-рыльца перепутывали стебли, как паутина. Внизу она тянулась, белесая и полупрозрачная, как живая, а ближе к прямому солнцу уже начала чернеть и скручиваться. Марина поймала себя на том, что давно не слушает собеседника. Растерзанная гигантская кукуруза вызвала в ее памяти еще ребенком виденные кадры дореволюционной хроники с места падения тунгусского метеорита. Однонаправленно поваленные обгоревшие деревья… Странно, она и не подозревала, что помнит об этом. Сердце колотилось от быстрой ходьбы. Марина углубилась в собственные мысли, когда в очередном шаге чуть не наступила на Тому.

От непонятного себе самой чувства Марина оглушительно взвизгнула. Поле с шорохом вернуло ей эхо. Денис Петрович опешил.

– Ну что ты, девочка. Старый дурак, надо было тебя предупредить. Вот-с, так и лежит. Черт его знает, кто, откуда. Дежурный нашел. Но ты не бойся, она живая.

Посреди поля были вырваны, а точнее, выкорчеваны несколько растений. В глубокой нише, развороченной их массивными корнями, в позе эмбриона лежала девушка. С подветренной стороны ниша вровень с землей была занесена белой пылью. Она почти засыпала спину девушки. На Томе была та же ветхая рубашка, только теперь она была разорвана и имела невообразимый землистый цвет. Тома была босая, с изодранными руками и ногами. На голове ее был противогаз, его шланг она сжимала руками и коленями.

Марина присела и прощупала пульс на артерии. В норме. Девушка не шелохнулась. Чуть срывающимся голосом, скрывая волнение, Марина резко спросила:

– Дезактиватор?!

Денис Петрович распрямился и ответил тоном обращения к старшему по званию:

– Четыре дозы по схеме через каждые двадцать минут. Все записали, как положено.

В доказательство он приподнял ветхий рукав сорочки, и на коже Томиного предплечья Марина увидела надпись шариковой ручкой. Столбик из четырех строк: объем – время.

– Почему не перенесли ее в помещение?

– Она… сопротивляется. Ты не думай, ребята не испугались, что она там какая-нибудь бешеная. Могли и скрутить. Да боялись, сама зашибется. Слов не слушает. Чуть тронешь – воет и дерется отчаянно. Локоть свежий, вишь? – Давыд пальцем показал на длинную бордовую ссадину на чумазой истощенной руке. – О Витькину бляху разодрала… Что с ней, думаешь?

– Шок. Попала в бурю в ночь. Возможно, отравилась.

– Так я и думал. – В его голосе слышалось облегчение. – Знать, отойдет. Бедняга. Дите дитем, видно ж. Намучилась… откуда взялась, как думаешь?

– Не знаю… готовьте носилки, я ее забираю.

– Ну что ты… Мы сами ее доставим. В лучшем виде, ты только ей успокоительного какого-нибудь вколи. Если можно. Мы и сами могли, да боялись напортить. Странная она. Худая какая-то… Мало ли, может, наркоманка. Руки у нее, гляди, колотые. Все ж бывает. Тогда успокоительным и навредить могли, сама понимаешь… Вот и ждали специалиста…

Марина в ответ сосредоточенно кивала, а думала о своем. «Внимательный. Сквозь такую грязь руки колотые рассмотрел… только ли руки?» Она будто невзначай отогнула Томе ворот, и незаметно осмотрела красный, едва заживший шрам от подключичного катетера. Воспаления не было.

«Будем надеяться, только руки».

Срочно нужен был повод забрать Тому с собой. Никто не должен узнать ее. Никаких посторонних, никакого сопровождения, иначе у Павла могут быть неприятности. Марина делала вид, что ищет что-то в сумке, а сама судорожно выдумывала причину.

– Районная больница переполнена, – наконец уверенно сказала она. – После бури там полно травмы, шоковой больной сейчас никто заниматься не будет. Упустят время… Я не хочу ее бросать, выведу из шока в лаборатории. Я врач, Давыд, доверьтесь мне.

– Ну, что. Действуй, невеста. Смотри, лечи хорошенько. Приду проведать.

– Я дам вам знать. Просто так ее нельзя будет тревожить.

– Что ж. Пойду, пришлю тебе носилки.

Марина торопливо набирала в шприц снотворное и повернулась в момент, когда молодой лейтенант МЧС осторожно склонился над Томой и раздельно спросил:

– Кто ты? Слышишь? Как Тебя Зовут?

Девушка простонала в противогаз, повозилась в своей яме и доверчиво протянула ему маленький брелок странной формы на грязном шнурке.

Он осторожно взял предмет.

– Что это у нее? – настороженно спросила Марина.

– Игрушка детская. Тамагочи.

16

Если долго идти на северо-запад вдоль Второго морского побережья, придешь в Ахтангу. Ахтанга – это заброшенный город. В прошлом крупнейший порт западного Изморья. Есть к нему другой путь, вдоль основного берега Мертвого моря, но он гораздо длиннее, пусть и значительно проще. По прямой от Кытгыма и в три дня не добраться. Путь по долине преграждают четыре расщелины длиной километров двенадцать и с полсотни метров глубиной, будто оставленные гигантской кошачьей лапой.

Когда-то Ахтанга была одним из главных транспортных узлов на юге страны, объединявшим морское и железнодорожное сообщение. Двенадцатиколейная станция, расположенная вплотную к грузовому порту, давала начало Иштыр-Кытгымской железной дороге. Все работающие жители молодого города-дитя комсомольской стройки были так или иначе связаны с морем.

Порт располагался в бухте с искусственно углубленным под большегрузные суда дном. На рейд их выводили катера береговой службы по регулярно уточняемым лоциям. Бухта переходила в ровное как струна городское побережье с естественными пляжами малой глубины.

Год от года море мелело. Проступали новые шельфы, поднимались гряды островов. Особенно заметным было падение уровня воды в местах с полого уходящими под воду берегами. Но был год страшнее других. Про Ахтангу ходила легенда, что море покинуло ее в несколько часов.

Было майское праздничное утро. Город порошил снежный цвет молодых садов, волна качала лепестки, мешая их с пеной прибоя. В порту играл военный оркестр, в стройных трубах плескалось солнце. Набережную украшали шары и флаги. Белоснежные лавки, окрашенные к празднику, все еще немного прилипали к рукам; вездесущий аромат сладкой ваты едва заметно оттенялся запахом свежей краски.

По пирсу прогуливались пары. Теплый ветер толкал прибой. Раз он отхлынул, и назад не вернулся. Горожане с детьми и мороженым гуляли по набережной, под которой с тихим шепотом уходило море. Те, кто понял, сошли к воде.

Ветер окреп, развалился оркестр.

Люди пешком пошли вслед за морем, догоняя все отступающую воду. В мокром прибрежном песке увязали патрульные машины, пытавшиеся остановить бредущих по дну людей. В рупоры многократно звучали предупреждения, что налицо все признаки цунами. Внезапно вернется огромная волна, и накроет идущих. Никто их не слушал. Женщины плакали. Люди на километры ушли по пологому обнаженному дну. Ждали воду. Она не вернулась.

Со стороны порта сильнее потянуло копотью и машинным маслом. Здесь и там в мелких заводях билась рыба, хвостом раскидывая жидкую песочную кашу. Прорыв носом короткое русло, наконец обессиленно валилась набок, становясь легкой добычей детворы, чаек и собак.

Детский восторг по поводу грандиозного события нельзя было сравнить ни с чем. Ну разве с тем, как если сложить несколько Новых годов вместе. Море жило здесь вечно, всегда-всегда, дольше всех. А теперь – не будет! Все изменилось насовсем. Радость ключом кипела в их душах. Взрослые им не мешали. Лица этих были растерянными, как у больных детей.

В первый день катастрофы, казалось, порт выдержал испытание. Работа кипела, не останавливаясь ни на минуту. Часть судов была спешно выведена из бухты на рейд, «мокрые» доки опустели. Но успокоение было преждевременным. В ту же ночь притихший город потряс долгий взрывоподобный скрежет толстого рвущегося металла. В порту лег набок большегрузный танкер «Сибирь». Но сначала он осел на корму и раздробил вздыбившимся форштевнем грузовой причал порта, отчего получил пробоину сам и повредил борт соседнего балкера с зерном. Это судно оказалось по соседству случайно, из-за спешно проводимой рекогносцировки.

В своем перемещении нефтетанкер порвал рельсы, проложенные на грузовой платформе, и опрокинул два стоявших на них грузовых крана. Один из них рухнул в воду и привел в негодность ходовой винт третьего большегрузного судна. Тем временем команда танкера полным составом участвовала в эвакуации других судов из мелевшего порта. Рук не хватало, дежурные были сняты с вахты. Ни предотвратить, ни даже предупредить служащих порта о грозящей опасности было некому. До трети экипажей, отпущенных в увольнение по случаю праздника, не удалось экстренно собрать для эвакуации собственных судов. Ошибки в действиях моряков и служащих порта не было. «Сибирь» стояла в предположительно безопасном месте, в сегменте для судов большой осадки. Эта часть порта рассматривалась как самая надежная. Но быстрый отток воды переместил массу донных отложений под киль судна. Танкер был после разгрузки, тем не менее остатков нефти в его трюмах хватило, чтобы замарать черным золотом пристань и пол акватории порта.

Если легенда была правдой, в одночасье люди лишились смысла и цели своей жизни. Фактически тот день стал началом конца Ахтанги. Попытки спасти порт, создавая одно за другим ступенчатые заглубления дна, чтобы сохранить приемлемый уровень воды для хотя бы некоторых судов с небольшой осадкой, не выдержали ускорения. Море мелело проворней. За пару лет таких «отступлений» окончательно разорвалась связь порта с все отдалявшейся железной дорогой. Когда встал вопрос о переносе ее полотна, было уже очевидным: это временная, дорогая и бессмысленная мера. Порт в прошлом. И не ясно, что ждет город.

Подтвердить или опровергнуть легенду теперь невозможно. Как выживали жители парализованного города без работы, средств к существованию, в эпицентре нефтяной экологической катастрофы, здесь вспомнить некому. Спустя десяток лет молодой город исчез. Тотальная безработица и бессмысленность надежд на лучшее согнали горожан с их мест. Где-то строят они новые города, ходят в другие моря и возвращаются в другие порты.

В конце концов руководством края эвакуация порта Ахтанги была признана нерациональной. Море отступало повсеместно, твердо выяснить, где в будущем выживет порт, не удалось.

Сообщения с Ахтангой больше не требовалось. Рельсы начали использовать предприимчивые граждане, которые разбирали оборудование и механизмы города, пригодные для сдачи на переплавку. Металл вывозили вагонами, на этом сколачивались состояния. Вскоре власти взорвали железную дорогу на выезде из Кытгыма в Ахтангу. Теперь Кытгым стал тупиковой станцией, Иштыр-Кытгымская железная дорога укоротилась. Так последняя связь с Ахтангой была прервана. Что там сейчас, не знает никто.

Как не крути, путешествие в Ахтангу сложно спутать с увеселительной прогулкой. Карт, соответствующих настоящему положению дел, не существовало. Дорога по дну Мертвого моря чревата разными неожиданностями.

Например, немногие знали, что у Мертвого моря двойное дно. Небольшое второе море словно вложено в первое, приблизительно повторяя его контуры, как неточная копия. Его ложе отличается от основного по структуре и состоит из гладкой твердой породы с блестящими гранями, похожей на молодые горы. Во время низкого солнца оно до краев залито отраженным светом, как стеклянная ваза. Дно глубокое с жидким мутным содержимым. Возможно, там бьют источники.

На этот раз Тихон не стал подходить близко, потому что счетчик Гейгера проснулся за километр от внутреннего побережья. Он приблизился еще на несколько сот метров, и машинка зашлась в непрерывном щелкающем сигнале. Этого следовало ожидать, направление ветра не самое удачное. Обходя по пологой кривой внутреннее малое побережье, Тихон понял, что засветло не доберется. Придется заночевать здесь, в долине Мертвого моря. Он не особенно беспокоился по этому поводу, ночевка планировалась в любом случае, и прогноз был чистый, но все же старался быть на чеку. В прошлый раз он не знал о радиации и шел вплотную к Малому морю, по кромке скалистого берега. Теперь приходилось давать большой крюк, такой путь был незнаком и мог таить сюрпризы. А определяться на ночлег в зоне радиационного загрязнения было совсем уж глупо.

Долина Мертвого моря необитаема. Пересечь ее без дороги впору специально подготовленному человеку и исключительно пешком. Надежда на четырехколесного железного друга сгубила здесь немало жизней, когда вояжер, чаще турист, внезапно осознавал себя у застрявшей наглухо машины одиноким, слабым и, самое главное, не подготовленным к пешему передвижению. Сотовой связи в долине не было. При этом, как правило, телефон вероломно демонстрировал полную шкалу сигнала. Жизнь здесь шла по цене стакана воды, пучка крепких нервов и пары таких же ботинок. Была, впрочем, одна проезжая дорога, петлявшая между горных хребтов и расселин и каким-то чудом соединявшая Кытгым с Мокрым морем на северо-востоке. Но для пешего путника следовать по ней означало смерть. Проезжали по ней довольно редко. Надежда на то, что тебя заметят и найдут живым – лотерея, а попытка дойти пешком – авантюра, никакого запаса воды не хватит. Путь извивался, и в угоду автомобильной проходимости давал такие круги, что всемеро превосходил расстояние между пунктами назначения. Проехать же его на автомобиле, наоборот, труда не составляло, а потому для исследователя он был неинтересен.

Поток любителей экстрима был скуден, но не иссякал. Часть его регулярно оставалась в долине навсегда. Иным она дарила совершенное чувство белого одиночества, похожего на наркотический приход. Километры и километры вокруг не знали присутствия человека. Его здесь не было никогда, ни в далеком, ни в обозримом прошлом. Это ложе скрывала вода, десятки метров воды, миллионы тонн. Осталось ли на планете еще одно столь же нетронутое место? Прямо здесь плавали рыбы, охотились морские твари… Над твоей головой, только немногим раньше. Еще четверть века назад. Этот миг обнаженности в пересчете на возраст Земли был глобальным и потрясающим. Раз позвав, долина не отпускала.

В свое время Тихон поставил цель обследовать зону Мертвого моря и его побережья и создать пусть неточную, но читабельную карту района. Не для некоей великой миссии. Его провоцировала мысль, что никто не знает, как выглядит здесь все на самом деле. Слишком быстро все меняется. Море продолжает отступать, непредсказуемо перечерчивая береговую линию и обнажая все новые чудеса и тайны. Потом внутри его дна что-то изгибается, или наоборот, распрямляется, и местами вода возвращается ненадолго, чтобы все снова исковеркать, изменить, сбить расчеты, одурачить геодезиста и отступить вновь. Годами высыхающее дно трескается расселинами многометровой глубины, очень напоминающими тектонический рельеф. Но стоит воде ненадолго вернуться, и они бесследно исчезают, оставляя монотонное ровное дно. В такой момент готовую карту этой территории проще всего использовать для реализации естественных отправлений организма. Больше она ни на что не пригодна.

Наверняка существуют спутниковые снимки. Но их не публикуют, тем более не печатают. Их данные устаревают раньше, чем остынет тираж.

Тихону страшно нравилась эта погоня. Его собственные карты были живые. В них он вносил данные предположительных изменений рельефа, уровня воды, границ присутствия живых организмов и других, только ему известных, показателей за определенные промежутки времени. Это могли быть месячные или сезонные колебания. Разноцветных линий, штрихов и пунктиров было так много, что человек непосвященный мог не рассчитывать что-либо понять в манускриптах Тихона. Посвященный был один. Сам Тихон.

Прихватить с собой счетчик Гейгера поначалу казалось дурацкой идеей. Он подвернулся по случаю. На блошином рынке Кытгыма Тихон купил его у старика. Тот продавал счетчик как поломанный портативный радиоприемник. Покупка грозила сорваться, продавец потребовал неожиданно высокую цену за «совершенно целый корпус, ни царапины». Минуту назад Тихон и не помышлял о такой экзотической покупке, как вдруг понял, что приложит все усилия, чтоб завладеть им. Среди усилий присутствовали вежливый торг, восхищение старинной рыболовной снастью старика и честные глаза. Не без успеха. В конце концов счетчик под псевдонимом радиоприемника сменил хозяина. И вот, пожалуйста. Быть может, эта случайная покупка спасла ему жизнь.

Солнце устало. По результатам сопоставления данных календаря и хронометра оно зайдет через сорок восемь минут. Тихон замедлил шаг: пора было присмотреть место для ночлега. Оно все не показывалось. Не в его правилах было ночевать на дне, прямо на поверхности, без защиты какой-либо расселины или гряды. Но, судя по окружающему пейзажу, правилам тоже пора было измениться. Вокруг стелилось ложе пустынного гладкого дна, монотонное, как белая простыня на новом матраце. Деваться некуда…

Почти стемнело, когда он разглядел справа вдали продолговатое пятно чуть темнее всего остального. Трещина? Тихон включил фонарь, не отстегивая его от пояса, и пощупал лучом поверхность земли. В пятне луч провалился. Он вздохнул с облегчением, свернул и бодро направился к месту ночлега.

Тихон внимательно обследовал потенциальную спальню. Расселина была узкой и довольно пологой. Идеальное укрытие от бури, лучше не придумаешь. Мини-палатка встала от стены до стены трещины. Правда, выход остался чересчур доступным для внешнего нападения, являя собой продолжение удобного почти прямого хода, ведущего к поверхности. Но долгий опыт странствий однозначно показывал: в этом сегменте нападать особенно некому. Тихон раскидал нехитрые пожитки, вполз на четвереньках в свой мобильный дом (который не позволял проникнуть в себя ни одним другим способом из-за чрезвычайной своей компактности) и улегся на резиновый коврик. Повернулся на живот, зажал фонарик зубами и достал карту.

Ну вот, так и есть. Ничего живого поблизости ни разу не обнаружилось. Несколько лет назад двадцатью километрами ближе к Главному побережью на дне одной из расселин Тихон нашел сухой белоснежный скелетик некрупной крысы, и уже собирался внести зверя в пустой пока перечень обитателей, когда вдруг передумал. Нетронутый целый скелет говорил о том, что крыс здесь не было. По крайней мере, других крыс. Крысы всеядны. В этом голодном, можно сказать, стерильном от пищи месте, никто не тронул крысиный труп. Не нарушил скелет, он был полным. И если пойти в своих выводах дальше, здесь нет не только крыс. Но и любых других плотоядных.

И все же находка есть находка. Проигнорировать ее недопустимо, тем более, что после можно не найти ничего интересного в течение многих дней, даже недель. Тихон снова взглянул на карту. Он поколебался и в конце концов вынужден был врисовать крысу в карту пунктиром. Если задуматься, ничего общего между крысой и этой штрихпунктирной кучкой не было. Но на самом деле достаточно того, что Тихон знал: это – не остров, не цирк и не чайник. Это – она и есть, подозрительная крыса.

Он удовлетворенно вздохнул, осторожно скрутил карту и вложил ее в тубус. Потом перевернулся с живота на спину, закинул руки за голову и задумался. Миссию последнего похода уже сейчас можно назвать сорванной. Захватывающее исследование морского дна Малого моря отменяется из-за зашкаливающей радиации. Бесполезное теперь тяжеленное альпинистское снаряжение придется переть на себе до самого дома. Можно, конечно, припрятать и здесь, но, как уже не раз было, оно понадобится в самый неожиданный момент.

Тихон высунул голову из палатки и убедился, что снаружи ночь окончательно загустела. Бескрайнее небо валилось во тьму, сыпь звезд на его теле проступала все ярче. Ветер быстро остыл и заставил Тихона застегнуть входной замок. Тонкая зеленая палатка, освещенная изнутри небольшим фонарем, теперь казалась такой же надежной, как любое другое жилище с фундаментом и крышей. В ней быстро потеплело, и стало так уютно, что Тихону непреодолимо захотелось снять ботинки с усталых, искореженных долгой дорогой, ног. Но он не поддался искушению. Твои ботинки – это те, что в данный момент надеты на твои ноги. Остальное здесь принадлежит Мертвой долине, и не стоит с этим шутить. Также Тихон не позволил себе ни глотка воды. Он проверил: остались только синие бутылки, неприкасаемый запас завтрашнего дня. А путь ждал не близкий. Давненько он не был в Ахтанге… Все эти напряженные раздумья проносились в голове, внешняя часть которой включала довольную, совершенно блаженную физиономию. Тихон закрыл глаза, и вместо воды на десерт позволил себе подумать о самом приятном.

Новый квест созрел! Карта животных, карта морского дна… Все это прекрасно, но вряд ли так же полезно, как карта радиоактивности. Или, как ее там, карта радиационного загрязнения. Та-дам!!! Тихон создаст карту, которая будет содержать постоянные данные. Радиация постоянна более или менее, не то что дно… Или ему так казалось? Короче, лучше бы так. Тогда картой можно будет пользоваться при работе специалистов, когда они, наконец, найдут способ прекратить отток воды и начнут восстанавливать море. Рано или поздно это непременно произойдет, нет никакого сомнения! Не все же сразу сообразят прихватить с собой счетчик Гейгера! Может, это кого-нибудь спасет от лучевого поражения, или даже от смерти. Или хотя бы повлияет на способ, которым все это будет восстанавливаться… Терпение! Для начала надо добыть соответствующую экипировку и обойти Внутреннее море вокруг. Тихон сначала назвал его «Малым», но «Внутреннее» показалось ему значительнее. Похоже, эпицентр загрязнения как раз в его границах. В районе полно химзащиты на любой вкус, наверняка есть и специальная против радиации. Дух захватывает, если подумать. О такой удаче Тихон не мог и мечтать.

Отмечтавшись, Тихон задумался, стоит ли надеть противогаз перед сном. Счетчик молчал, да и ветер дул юго-восточный. Но место новое, и экспериментировать в одиночку над составом атмосферы поводов маловато. По всему выходило, что стоит надеть, но он даже не расстроился. Заснуть в нем, конечно, сложно. Пот под резиной выступил сразу, лицо зачесалось. Но никто и не говорил, что исследовательская деятельность – это сплошные цветы под сенью лавров. А сразу за цветами зеленая трава и море, глубокое и синее, невообразимой чистой синевы, когда светлое дно… и лапы лавра над ним качаются, очень почему-то похожие на клетчатые иглы кипарисов… такие с шишечками… Тихон крепко спал.

Сон стал неспокойным… нет, скорее, не своевременным… то есть не подходящим и чему-то не соответствующим… Тихон исхитрился проснуться и сквозь нейлон неосвещенной палатки увидел огонь. Замершими широко раскрытыми глазами он глядел в потолок и видел сквозь него колышущиеся всплески света. Горело. Довольно близко. Только быть этого не могло. Пустыня. Здесь нечему гореть!

За секунду стремительной эвакуации из палатки Тихон успел придумать несколько объяснений этому природному феномену. Наиболее обоснованными казались пункты об ударе молнии или самовозгорании где-то поблизости органических донных отложений, не выветрившихся каким-то чудом, или выход природного газа из более глубоких слоев. Действительность, между тем, располагала третьей версией. Феномен оказался не природным.

Тихон вылез, но сначала ничего толком не рассмотрел. Высокие борта расселины закрывали обзор, и только мутное небо на юге отражало мерцающие световые вспышки. Зато добавился низкий гул и звонкий ритмичный стук металла по металлу. Звук возник в недрах сна, но только теперь Тихон окончательно проснулся и воспринял окружающее в полном объеме. Все ясно: ночью сменился ветер. Так таинственные соседи дали себя обнаружить.

Он поднялся из своего укрытия на равнину, и перед ним предстало неожиданное зрелище. В нескольких километрах к югу на земле и высоко над землей горели сотни огней, и на таком расстоянии больше ощущалось, чем было видно непонятное движение. Мощные фонари боковым светом цепляли небо и уходящие ввысь клубящиеся столбы пыли или пара, которые мерцали и создавали видимость открытого огня. Все это очень странно. Проворно Тихон вернулся за биноклем. В него удалось рассмотреть строительную площадку, хорошо освещенную фонарями на высоких мачтах, много специальной тяжелой техники и людей в касках. Если судить по размеру площадки и высоте кранов, возводилось нечто грандиозное. Но что?!!

«Интересно. Очень интересно. Вероятно, это будущая исследовательская станция, которая погрузится под воду, когда вернется море. Стоит подойти поближе».

Через полчаса Тихон подошел так близко, как только мог без страха быть обнаруженным. Характер строящегося объекта не прояснился. На огромном, с аэропорт, гладком бетонном основании правильной сеткой горела люминесцентная разметка. Многометровые клетки были расчерчены так точно, что напоминали неполную виртуальную шахматную доску. Тут и там шевелились малюсенькие люди-муравьи. Платформу пронизывал вскрытый тоннель-траншея, который лабиринтом обвивал группы блоков разметки. Стрела гигантского подъемного крана зачеркнула половину горизонта. Если Тихон не ошибся, и тоннель предназначен для закладки коммуникаций, то их объем поражал воображение. Машин, моторов и механизмов работало так много, что звук сливался в грохочущий ровный гул. В нем отчетливо выделялся дробленый на равные куски звон металлического удара. Периметр площадки был защищен массивной многометровой насыпью.

Все равно ничего не ясно. Тихон пополз вверх по осыпающейся гравийной насыпи, окружавшей стройку. Дополз до верха, но край ограждения все еще перекрывал обзор. Тогда он поднялся во весь рост и приник к биноклю, как к бутылке с водой.

Все возникло так близко, что Тихон различал выражения лиц людей. За бетонным ограждением из блоков была установлена компактная вышка для бурения скважин. Ее окружала бригада строителей в комбинезонах… Бой колокола шел с того же направления. Корпус установки забоя свай возвышался точно над перекрестьем разметки, в него, удар за ударом, медленно входила свая. На заднем плане подъемный кран поднимал очередной фрагмент белой мачты высотой несколько десятков метров. Тихон начал понимать, что за объект здесь возводится, когда прямо под собой услышал крик:

– Ребенок! Смотрите, там! На насыпи ребенок!!!

Тихон рухнул вниз и юзом съехал по гравию до подножия ограждения. Прятаться негде, сплошная гладкая далеко просматриваемая долина да череда плотно пригнанных бетонных блоков, присыпанных гравием. Если хотя бы один человек с фонарем поднялся на них, Тихона немедленно схватили бы. Но голос заглушил промышленный гул, и на забор так никто и не поднялся. Очевидно, кричавшему не поверили.

«Сволочи. Сволочи, сволочи. Сволочи…»

Тихон на бегу перетягивал шнуром ободранную при спуске руку и мысленно повторял одно и то же слово.

Действительно, так глупо он никогда еще не попадался. Если поймали бы, на этот раз уж точно передали в исправительный интернат. И все же речь не об этом. Он понял, что там строят. Он узнал мачту и понял, зачем разметка. Здесь не будет научной подводной станции. Здесь будет ветряная электростанция. Ветряная!