Текст книги "Черная невеста"

Рядом с Элизабетой стояли три лакея, готовые исполнить любой ее каприз, а вокруг были глубокие кадки со свежесрезанными цветами. Один из лакеев держал в руках опахало, которым отгонял от госпожи и от цветов опасных насекомых. Впрочем, работы у него было немного: в траве у шатра стояло несколько курительниц с благовониями.

– Герр Охотник! – Элизабета улыбнулась и протянула Ронану руку – под тонким кружевом сверкали кольца, а запястье обвивал браслет из серебра. – В этот солнечный день вы выглядите еще мрачнее, чем я вас помню!

Ронан осторожно сжал ее пальцы и поклонился, следуя протоколу.

Ее Высочество только выглядела как хрупкая фарфоровая статуэтка, но было в ней что-то почти опасное. Принцесса снова улыбнулась – кармин на ее губах делал зубы ослепительно-белыми:

– Эдвард сказал, у вас ко мне дело, – проговорила она и подала лакеям какой-то знак.

Двое вышли, третий занялся цветами в кадках: начал перебирать их, вытаскивая те, которые, видимо, находил несовершенными.

Ронан снова поклонился. В Мировере, он слышал, правила этикета куда строже, чем в Логрессе: сложная иерархия и система титулов, жесткий дворцовый протокол. Он догадывался, что, выйдя замуж, Элизабета была вынуждена принять чужой уклад. Но Ронан сейчас очень нуждался в ней как в союзнице и очень старался показать свою приязнь. Так, чтобы это выглядело естественным почтением, а не попыткой подольститься.

– Да, Ваше Высочество. – Он протянул ей сложенный вдвое лист со сломанной сургучной печатью. – Я бы хотел обсудить этот вопрос наедине.

– Это будет сложно, – ответила она, лениво взяв письмо.

Кодекс ловцов запрещал принимать анонимные жалобы на злое колдовство: тот, кто обвиняет другого в столь тяжелом преступлении, должен обвинять открыто. Исключения делались для жертв, чей обидчик оставался на свободе. Но в таком случае личность скрывали лишь от публики и лишь до тех пор, пока шло следствие. Кто-то из фрейлин Ее Высочества не знал об этом и был достаточно нагл, чтобы написать донос на сеньору дель Розель, адресованный Ронану и преподобному Томасу Льосскому – человеку, который отвечал за работу ловцов при дворе Логресса.

– Какое… интересное письмо, – задумчиво сказала принцесса.

На ее кукольном личике появилось что-то похожее на скрытый гнев.

Интересно, злилась она на бедняжку-фрейлину, написавшую донос, на Ронана, который показал ей письмо, или на Глорию дель Розель, которую попытались обвинить в использовании черной магии.

– Оно пришло в двух экземплярах, Ваше Высочество, – тихо сообщил Ронан.

Лакей за его спиной сложил неугодные цветы в охапку и, подхватив ее, вышел из шатра.

– Мне и одному из моих начальников, – добавил он. – У которого содержание этого письма вызывало лишь восхищение потрясающей фантазией его автора.

– А у вас? – спросила принцесса, все еще разглядывая аккуратную, словно на станке отпечатанную, вязь букв.

Ронан не сомневался, что ее фрейлины владели каллиграфией.

– Я не совсем понял вас, Ваше Высочество.

– Мне интересно, герр Охотник, что вы думаете про это письмо?

Она жестом попросила налить ей еще чая – и Ронан подчинился.

Пузатый чайник был тонкостенным, белым, с узором из розовых и сиреневых лепестков и золотых листьев. А еще он был теплым, почти горячим. Скорее всего, внутри лежал камушек, сохраняющий тепло.

– Я, несомненно, тоже оценил богатую фантазию автора, – признался Ронан. – Но мне, в отличие от Его Святейшества Томаса Льосского не было смешно. Через две недели я должен представить сеньору дель Розель перед Комиссией Ордена ловцов, которая выдаст ей лицензию и закрепит за ней право использовать магию на территории Логресса, – спокойно и обстоятельно объяснял он, стараясь не думать о том, что Элизабета смотрит не на письмо и не на него, а куда-то в сторону розовых кустов. – Но Комиссия, Ваше Высочество, будет искать любой повод, чтобы эту лицензию не дать. Они не доверяют иностранцам и женщинам, обладающим способностями к магии. Анонимного доноса, тем более содержащего такой набор суеверий, недостаточно, чтобы арестовать сеньору дель Розель. А вот для Комиссии он может стать тем, что позволит затянуть решение. Особенно если за одним таким письмом последуют другие.

Она кивнула, все еще не смотря в его сторону.

– Кто-то из моих девочек хочет, чтобы моя стригоя попала под нож охотника, – произнесла она задумчиво.

Ронан промолчал, не зная, что ответить. Он боялся, что Ее Высочество фыркнет или отвернется, спросит «Ну и что мне с того, герр Охотник, что ваша работа усложнилась?» или что-то в этом духе. Хотя сеньора дель Розель, если верить ей, хотела получить лицензию в первую очередь ради интересов принцессы, с которой приехала в эту страну.

– Может быть, это кто-то со стороны, Ваше Высочество, – сказал Ронан. – Кто-то желает подставить одну из ваших фрейлин. Тот, кто знает то же, что знают они, живет во дворце и вхож в ваш близкий круг. Этот человек куда умнее и опытнее служанок, горничных или лакеев. И осведомлен о содержании нашего разговора за утренним чаем. Выводы, Ваше Высочество, довольно просты и сужают круг подозреваемых.

Принцесса кивнула и нахмурилась.

– У вас есть способы узнать, кто написал письмо? – спросила она.

– Несомненно, Ваше Высочество.

– Но вы хотите чего-то еще, так? – Она наконец подняла на него взгляд – совершенно не кукольный, взрослый и серьезный.

Ронан чуть не вздрогнул и еще раз напомнил себе, что фройляйн Элизабета из Мировера не фарфоровая статуэтка в кружевном платье.

– Если вы дадите разрешение, Ваше Высочество, я бы хотел побеседовать с каждой из ваших фрейлин, – снова поклонившись, сказал он. – Со мной будет секретарь из Ордена, который запишет их показания. Если ни одна из них не даст повода усомниться в честности и верности сеньоры дель Розель, хорошо. Если же нет и у нас с секретарем возникнут подозрения, что сеньора не так чиста, как хотела бы казаться…

– То я буду очень разочарована, – хмуро произнесла Элизабета.

«Я тоже», – подумал Ронан, но сказал другое:

– Кроме того, я смогу вычислить автора доноса, если он среди ваших фрейлин. Немного напугать его и объяснить остальным, что Кодекс ловцов работает… не так, как кто-то из них думает.

– А если нет? – Принцесса снова посмотрела на него, но в этот раз взгляд у нее снова был по-кукольному стеклянным и наивным. – Что вы будете делать, если это не кто-то из них, герр Охотник?

Способов было много, и они с Эдвардом не испробовали ни одного лишь потому, что боялись навлечь на себя гнев принцессы: мало ли как она воспримет попытки прощупать ее ближний круг без разрешения.

Разрешение Ронан сейчас получил.

– Есть способы найти его, Ваше Высочество, – сухо заверил он и помолился, чтобы принцесса не стала выпытывать подробности.

С чутьем ловца он мог бы начать поиск прямо сейчас.

Интересно, спрашивала ли Элизабета о ловцах? Интересовалась ли, на что они способны? Даже если так, она пока ничем не выдавала своей осведомленности.

– Понимаете, в чем дело, – принцесса аккуратно поставила чашку на фарфоровое блюдце, – я очень не люблю предателей.

– Я тоже, Ваше Высочество.

– Прекрасно! – Она снова улыбнулась – идеальной, правильной улыбкой. – Найдите крысу, которая решила позариться на мою любимую куколку, герр Охотник, и я найду способ выразить вам свою благодарность!

В шатер зашел лакей, который возился с цветами: в руках у него была свежая охапка пионов, пахнущих так оглушительно, что Ронан чуть не чихнул.

– Обязательно, Ваше Высочество. – Он поклонился и снова пожал протянутую ему руку. – Сделаю все, что могу.

Когда он вышел из шатра, дышать стало легче.

Принцесса Элизабета сидела в креслице и смотрела, как фрейлины обрезают розовые кусты.

Ронан поймал себя на мысли, что все прошло куда лучше, чем он надеялся, а еще теперь он был уверен, что они с принцессой играют на одной стороне. Только вот обещание награды почему-то тревожило.

Кто знает этих заграничных принцесс, что они почтут за награду, а что – за наказание.

Принцесса выполнила обещание быстрее и точнее, чем Ронан ожидал. Они получили ее официальное письмо уже на следующий день, а встречу назначили на ближайший понедельник, чтобы фрейлины могли беспечно провести выходные, не думая о том, что их ждет нечто не слишком приятное.

В другом письме, менее официальном, она напомнила, что встреча фрейлин с ловцами не допрос, и попросила быть с ее девочками помягче. «Мера вины, герр Охотник, невелика, а моя обида имеет свойство быстро вспыхивать и так же быстро гаснуть, если не подбрасывать ей еще пищи, как огню в сухое лето. И если так сложится, что крыса завелась в моей стае, я прошу вас: позвольте мне самой разобраться с ней!»

Ее Высочество Элизабета умела быть по-своему жестокой. Ронан подумал, что стоит предупредить Эдварда об этом, но такой разговор лучше было вести с глазу на глаз, а Эдвард с головой ушел в семейные дела.

День рождения Клары близился, Имоджена Милле переживала, и сыновний долг требовал от Эдварда быть опорой и поддержкой для матери. Поэтому то он появлялся в Ведомстве с букетом цветов, отдавал распоряжения на бегу и исчезал, то на его столе между письмами агентов и отчетами, о которых должны были знать три человека во всем Логрессе, попадалась папка с образцами тканей, цветного картона для карточек или меню.

Не знай Ронан друга давно, подумал бы, что Эдвард Милле теряет хватку. Но и цветы, и карточки легко могли быть пылью, пущенной в глаза тому, кому стоило думать, что Эдвард вдруг начал превращаться из королевской гончей в маминого сына. Лезть в это не стоило, и Ронан не лез, сосредоточившись на собственной работе.

Утро понедельника выдалось суетным и свежим. После дождя, прошедшего перед самым рассветом, город словно притих, замедлился и казался чище, чем обычно. К полудню Ронан и секретарь Ордена, мистер Янг, уже прибыли во дворец.

Стены большой гостиной были выкрашены в белый и розовый; камин из розового мрамора был декорирован пионами, зеркала сияли серебряным блеском, а из окон тянуло запахом цветов, зелени и влажной земли. Широкий стол – столешница была из того же мрамора, что и камин, – отдали в полное распоряжение ловцов.

Пока мистер Янг, обманчиво хрупкий молодой человек со взглядом въедливого юриста, раскладывал приборы для письма и стопки бумаг, Ронан подошел поближе к окну. Маленькие форточки были раскрыты, чтобы впустить в комнату, которой редко пользовались, свежий воздух. Ронан прислушался: снаружи не долетало ни звука. Ни пения птиц, которые обитали в королевском саду и несли свою маленькую птичью службу, услаждая слух придворных, ни голосов слуг – два подмастерья садовника как раз шли невдалеке по тропинке, прихватив корзины и инструменты. В просвете деревянной рамы воздух рябил, как бывает над костром.

– Кто-то благополучно оградил нас от лишних ушей, – сказал Ронан мистеру Янгу.

– Если это переговорная, то заклятие могли заложить еще на этапе проекта, – отозвался тот равнодушно.

Максимиллиан Янг вообще редко чему-то удивлялся или сочувствовал. Работа на Орден превратила некогда восторженного юношу, влюбленного в философию и считавшего право основой справедливости, в сухого педанта. Юристом Макс был прекрасным – с блестящей памятью и подвешенным языком. А вот был ли он хорошим человеком? Ронан не мог ответить на этот вопрос.

Пока Макс проверял, не высохли ли вдруг чернила, которые еще утром были в полном порядке, и затачивал гусиные перья, Ронан осмотрелся пристальнее. Нежная розовая комната скрывала несколько секретов, созданных для безопасности тех, кто сюда заходил. Только зеркало над камином выглядело подозрительно.

– Принцесса надеется подсматривать за нами, – сказал он.

– Словно у тебя были сомнения в этом. – Макс даже не оторвался от перьев. – За зеркалом наверняка тайный кабинет, в котором оно лишь прозрачное стекло. Интересное будет представление.

– Очень, – согласился Ронан.

– Не боишься, что с принцессой рядом будет кто-то еще? – Взгляд мистера Янга поверх очков был настороженным. Острым, как ножик в его руке. – Кто-то, кому скажут, что ты жесток и злоупотребляешь своими полномочиями?

Ронан покачал головой.

– Это не допрос, – напомнил он. – Мы пришли сюда запротоколировать показания близких знакомых кандидата. Никто не собирается давить на них или запугивать.

– Конечно. – Тонкие губы Макса растянулись в ехидной усмешке. – Только проверять кристаллом истины и сверять отпечаток ауры со следом на анонимном доносе. Не много ли чести для одной ведьмы? – проворчал он.

Ронан хотел ответить, что за эту ведьму и ее право использовать колдовство в Логрессе открыто попросила сама принцесса Элизабета, но не успел. Дверь, ведущая в коридор, открылась, впуская Эдварда Милле, сияющего, как июльское солнышко после дождя, и двух лакеев.

– Ваш ланч, господа, – сказал Эдвард голосом церемониймейстера на приемах.

– Что ты тут делаешь? – спросил Ронан, пожимая руку друга.

– Узнал, что кое у кого возникла небольшая неприятность. – Эдвард сделал знак лакеям выйти. – И решил, что полдюжины мироверских красавиц – это слишком даже для такого опытного ловца, как ты. Поэтому пришел на помощь. Мистер Янг. – Он с улыбкой пожал руку секретарю, спокойному и ни капли не удивленному. – Предлагаю выпить кофе и начать. Лиззи уже устроилась на своем месте в первом ряду.

Он повернулся к зеркалу и с самодовольным видом поправил шейный платок.

На одном из подносов стояло шесть одинаковых тонкостенных кофейных пар с узором из роз.

Фройляйн Аннабета, первая из девушек, которая появилась в дверях, была очень похожа на госпожу: те же светлые локоны, та же внешность фарфоровой статуэтки, разве что платье попроще и другой взгляд – было в нем что-то неуловимое, из-за чего фройляйн Аннабета казалась если не старше принцессы, то грустнее и серьезнее.

Она прошла к своему месту – обитому розовым шелком стулу с удобными подлокотниками, и Ронан, застывший за плечом мистера Янга, осознал, что столешница не просто так была столь широкой. Хрупкая девушка на другой стороне казалась очень одинокой и беззащитной; полупустая комната за ее спиной и мраморный зев камина, настолько большого, что фройляйн Аннабета при желании могла бы спрятаться в нем, лишь усиливали это ощущение. Усадив их всех в эту комнату, Ее Высочество поступила хитро: Ронану казалось, что она проверяла его на способность сочувствовать.

Он видел, как в зеркале отражаются острые плечи фрейлины, ровная спина и серебряная заколка, скрепляющая на затылке узел из тонких кос. Камни в ней поблескивали, когда Аннабета качала головой.

Хрупкая мироверская красота вызывала желание защищать ее и беречь. Но Ронан хорошо помнил о том, зачем он здесь, а еще о том, как посмотрела на него принцесса в саду: кукольная внешность была обманчива, и наверняка это касалось не только Элизабеты, но и ее приближенных.

Вряд ли она взяла с собой бесполезных нежных дев.

Фройляйн Аннабета поблагодарила за кофе, но пить не стала.

– Я так понимаю, это будет деловой разговор, господа ловцы? – спросила она с легким акцентом и коротко посмотрела на Эдварда. – И лорд Милле. Вы же не ловец.

Это было утверждение, а не вопрос. Удивление на лице фрейлины показалось Ронану искусно сыгранным – еле заметным, проявленным настолько тонко, что его можно было бы принять за искреннее.

– Нет, миледи, – ответил Эдвард со светлой улыбкой. – Я немного в другом ведомстве.

На полных губах, подкрашенных кармином, мелькнула улыбка. Фройляйн Аннабета положила руки на стол.

– Я готова.

– В таком случае мистер Янг коротко расскажет вам о сути дела. – Ронан заложил руки за спину и посмотрел на Аннабету свысока. Сегодня ему предстояло отыграть роль Черного ловца со всем старанием, на которое он был способен. – А также уведомит вас о том, что грозит вам в случае, если вы нам соврете.

В этот раз удивление у нее получилось наигранным, а сквозь него еле заметно проступил страх.

– Право слово, подозревать кого-то из нас в лукавстве…

Ронан приподнял брови. Он мог бы сказать, что уж в чем в чем, а в лукавстве он бы заподозрил придворную даму в первую очередь, но говорить это сейчас было недипломатично.

– Это формальность, фройляйн, – произнес он.

Макс передал ему завернутый в черный бархат кристалл – большой кусок чистого горного хрусталя на серебряной подставке, и Ронан, обойдя стол, положил его перед Аннабетой.

– А это – гарантия того, что вы действительно не соврете, фройляйн Аннабета, – сказал он вкрадчиво, нависая над девушкой, как коршун.

Плечи под тонким шифоном цвета лепестков розы напряглись. Сейчас страх Аннабеты можно было почувствовать, как запах пионов в букете. Для Ронана он ощущался как что-то терпкое на самой границе обоняния – легкий, тщательно обернутый в самоуверенность и острую, пахнущую сталью и морозом злость. Если взять девушку за руку, кожа к коже, ловческое чутье развернется в полную силу: Ронан считает ее всю, не мысли, конечно, – такого он не умел, и никто не умел, – но чаяния и стремления – легко.

– Кристалл истины, миледи, – сказал он. – Снимите перчатку и кольца и положите на него руку. И назовите нам свое полное имя.

– Правую руку, милорд? – спросила она с мурлыкающей интонацией, словно флиртовала. Скрывала страх, как умела.

– Совершенно все равно, миледи, – мягко ответил Ронан и с легким поклоном отстранился.

Фройляйн Аннабета была похожа на свою госпожу не только внешне: лукавство и взрослый расчет прятались за маской хрупкой нежности. Но письмо точно написала не она.

Все шло куда лучше, чем Ронан рассчитывал. Аннабета и следующая за ней девушка, Грета, темноволосая красавица с оленьим взглядом, отвечали на вопросы ровно и четко. Кристалл под их пальцами оставался спокойным: не искрил, не обжигал кожу, не начинал светиться, выдавая сомнения или беспокойство. Если бы одна из них солгала, грани изменили бы цвет на красный. Но и Аннабета, и Грета не сказали ни слова лжи – по крайней мере, намеренной. И ничего плохого о сеньоре дель Розель они тоже не сказали: обе опасались ее, но не испытывали неприязни, тем более злобы.

– Фройляйн Глория держится отстраненно, – сказала Грета Бак. Она говорила медленно, потому что логресский, кажется, давался ей с трудом. – Я не знаю, что у нее на уме, господа, но я не слышала о ней ничего дурного. По крайней мере такого, что звучало бы правдиво.

– А неправдиво? – переспросил Ронан.

Перо в руке мистера Янга замерло. Грета задумалась.

– Некоторые фрейлины верят, что фройляйн Глория стригоя, – сказала она. – А значит, летает на помеле в полнолуние и пьет кровь младенцев.

– Кто так считает, фройляйн Бак?

– Я слышала это от Юстины, – не моргнув, выдала она другую девушку. – Она младше всех и верит в сказки, герр Макаллан. В этом нет преступления, только глупость.

Сказано это было беззлобно, но даже сквозь акцент Греты пробивалась колючая ирония.

Юстина оказалась четвертой в очереди. Ронан узнал ее – та самая маленькая злючка, которая следила за Глорией, когда они все вместе пили чай. Сейчас Юстина казалась искренне напуганной, и чутье Ронана потянулось к ней – проверять, не она ли написала донос.

Чутье говорило, что ее след где-то рядом.

Ронан осторожно подал знак Эдварду и Максимиллиану.

Макс отложил перо в сторону, на хрустальный валик, и размял руку.

– Сколько вам лет, фройляйн? – сухо спросил он, рассматривая девушку.

Та потупилась и ответила едко:

– Негоже спрашивать девицу о возрасте.

Голос был тоненьким, почти детским. И прическа – мелкие кудри, присобранные голубыми бантиками, – и платье с подолом чуть ниже колен, из-за которого Юстина еще больше напоминала фарфоровую пастушку, и маленький вздернутый нос – все наводило на мысль, что перед ними вдруг оказался ребенок.

– Буква закона требует от меня попросить присутствие опекуна, если мы имеем дело с несовершеннолетним, фройляйн Гримм, – так же сухо сказал Макс. – Кристалл перед вами распознает ложь. Положите на него руку и назовите свой возраст. Только снимите перчатку.

На ее лице отразилась злость – почти неприкрытая. Предыдущие девушки отлично скрывали свои чувства, но Юстина, кажется, не овладела этим искусством на должном уровне. Она с обиженным видом сняла перчатку и коснулась пальчиками кристалла, осторожно, словно боясь обжечься или дотронуться до чего-то противного.

– Я Юстина Гримм, – произнесла она совершенно четко. – Третья виконтесса Шейбон из Мировера. В возрасте семнадцати лет я примкнула к свите моей принцессы, Элизабеты Франциски Сесилии Мироверской, и через два года оказалась при дворе Логресса, после того как моя госпожа вышла замуж за принца-регента.

Кристалл остался прозрачным и холодным. Фройляйн Гримм посмотрела на мистера Янга с плохо скрываемым злым торжеством.

– Вполне доходчиво, виконтесса Шейбон, – сказал тот, не меняя тона, разве что голос звучал более устало, чем в начале их беседы с фрейлинами. – Значит, вы совершеннолетняя и звать опекуна нам не потребуется. В таком случае я считаю своим долгом напомнить вам, что ложь представителям Ордена ловцов считается преступлением против интересов общества, а в вашем случае – против интересов Короны. Будьте предельно честны перед святыми и перед лицом представителя Ордена, а главное – перед собой. – Он достал чистый лист бумаги с гербом Ордена и отдал Ронану, чтобы тот положил его перед Юстиной. – Если вы боитесь, что сказанное вами может навлечь беду на вас или ваших близких, у Ордена есть способ защитить вас. Также, пока мы не начали, фройляйн Гримм, напомню, что в случае, если вы что-то вспомните или решите донести до нас новую информацию после того, как мы закончим, вы сможете сделать это письменно. Но учитывайте, что Орден не принимает анонимные доносы и обвинительные письма.

Плотный лист бумаги и новое перо легли перед девушкой. Ронан придвинул поближе чернильницу.

– Что это? – спросила она и посмотрела на Ронана снизу вверх.

– Формальность, фройляйн Юстина, – заверил ее Ронан спокойным голосом, словно ловческое чутье сейчас не сходило с ума от близости нужного следа. – Просто напишите все то, что вы только что сказали. Ваше полное имя, возраст, титул. Чтобы в дальнейшем у нас не возникло недопонимания.

Алек Макаллан учил сына, что врать нехорошо и недостойно того, кто родился на землях Эйдина. Поэтому Ронан мысленно попросил прощения и у отца, и у Эйдина, и у тех богов, в которых верили у него на родине. А Юстина Гримм послушно, пусть и с некоторым раздражением, написала то, что он просил. Почерк у нее был хороший, каллиграфически четкий, похожий на работу печатного станка. Таким пишут, к примеру, имена на пригласительных карточках – сплошное искусство и никакой личности за ним. Для анонимных доносов тоже пригодится.

Ронан поймал взгляд Эдварда и кивнул.

Крысу они нашли.

Только вот прежде, чем сдавать ее в ласковые, но цепкие руки хозяйки, стоило понять, что именно произошло.

– Спасибо вам, мистер Макаллан, но дальше мы разберемся сами.

Улыбка принцессы была сладкой, как сахарный сироп.

Комната за камином оказалась маленькой и тесной, с одним узким окном, сверкающим мелкой сеткой стекол. Света проникало достаточно, а вот разглядеть что-либо внутри или снаружи было невозможно. Зато сквозь изнанку зеркала все было прекрасно видно: и розовую гостиную, и то, как мистер Янг проверяет бумаги и сортирует их, и серебряный поднос с шестью чашками из тонкого фарфора.

Одна из них так и осталась чистой.

– Ваше Высочество. – Ронан низко поклонился.

Элизабета была недовольна – это читалось в поджатых губах, в том, как она нервно дергала виноградины с веточки, лежащей рядом на столе, в том, как откидывала голову, – она не скрывала недовольство, наоборот, демонстрировала его Ронану. Недовольство, к счастью, было направлено не на него. Но он все равно радовался, что здесь, в этой полутайной комнате, предназначенной для слежки, оказался вместе с лордом Милле. И пока Эдвард не нервничал, пока он сиял спокойной солнечной улыбкой, Ронан тоже ничего не боялся.

По крайней мере, боялся не за себя.

– Позвольте вступиться за леди Гримм…

– Фройляйн, – поправила она мягко.

– За фройляйн Гримм. – Он снова поклонился. Ее Высочество милостиво кивнула, но глаза остались холодными, совсем не кукольными, с той пугающей взрослой силой в глубине. – Я подозреваю, Ваше Высочество, что она действовала не из желания навредить сеньоре дель Розель, а из страха перед ней. Возможно, и это мое предположение, а также, если позволите, мое ощущение как ловца, кто-то запугал фройляйн Гримм. Она суеверна. На этом могли сыграть.

Принцесса выслушала его внимательно, лишь один раз позволив иронии проступить на лице, – когда Ронан упомянул ловческое чутье.

– Вы подозреваете кого-то из моих девочек, герр Охотник? – спросила она.

Ронан переглянулся с Эдвардом. Тот помотал головой.

– Пожалуй, нет, Ваше Высочество. Мы с лордом Милле склонны считать, что за этим должен стоять кто-то, скажем, выше по возрасту или по статусу.

– А ваше чутье, герр Охотник? – Уголок губ принцессы дернулся вверх. На секунду. – Оно тоже подсказывает, что мою детку надоумил побыть крысой кто-то поумнее ее?

– И мое чутье, Ваше Высочество, и мой опыт. – Ронан заставил себя еще раз поклониться принцессе. – Позволите дать вам совет?

Элизабета посмотрела на него удивленно и медленно кивнула, отправив в рот еще одну виноградинку.

– Тот, кто ее надоумил, может чувствовать в сеньоре дель Розель конкурента. Просто решил устранить его чужими руками. Понаблюдайте за фройляйн Гримм, прежде чем наказывать ее. Может быть, она сама выведет вас к нужному человеку.

Лицо принцессы никак не изменилось.

– Знаете, герр Охотник, какие советы полезны? Те, которые повторяют очевидное, когда гнев или обида мешают нам это очевидное разглядеть, – сказала она ровно. – Благодарю вас. И за совет, и за милосердие, проявленное к Юстине. Хотя, на мой взгляд, трусость и спесь подобного не заслуживают.

Принцесса встала. Каблучки ее туфель стукнулись о паркет. Она злилась, эта злость витала в воздухе, похожая на запах далекой грозы.

Ронан очень не хотел, чтобы эта гроза вдруг обрушилась на его голову, но выяснить, куда делась еще одна девушка, шестая, чашка которой осталась нетронутой, было необходимо. Потому что на чаепитии, куда привела его Глория, девушек вокруг принцессы тоже было пять, а имя Жанетты Альбы сегодня несколько раз прозвучало.

Эдвард спас положение.

– Ваше Высочество, – мягко позвал он принцессу, поправлявшую оборки на юбке. Как самая обычная маленькая девочка, которая хочет выглядеть опрятно.

– Что, герр Милле? – Элизабета на него даже не посмотрела.

– А шестая фрейлина, – сказал Эдвард с той же солнечной улыбкой, с которой смотрел на своих сестер в саду. – Она заболела?

– Жанетта? – Элизабета Мироверская бросила на них рассеянный взгляд, и тут же ее глаза превратились в щелочки. – Да, герр Милле, Жанетта больна. Но она не сказала бы ни слова против моей стригои, герр Охотник, и не стала бы ей вредить ни при каких обстоятельствах. – Принцесса повернулась к Ронану. – Потому что только сеньора дель Розель способна унять ночные кошмары бедной девочки. Я позволила фройляйн Альбе сегодня не прийти. – Плечи принцессы дернулись, она будто вспомнила что-то неприятное и содрогнулась. Или пыталась показать им двоим, что произошла ерунда, ничего не значащее событие. – Вряд ли встреча с вами в подобных обстоятельствах улучшила бы ее самочувствие. У нее есть причина опасаться мужчин.