Текст книги "Нелюбимая"

– А что она тут делает?

Вопрос Вики помог Костику мыслить дальше: «Наверное, Надюха обиделась и сейчас уйдет, – догадался он. – Это хорошо. Придет позже, куда ей деться?»

Увидев, что Надя держится за ручку сковородки, Костик встревоженно спросил:

– Ты сковородку берешь, да? А на чем я утром яичницу пожарю?

Не отвечая, Надя отодвинула сковородку и, засунув руку в угол шкафчика, наконец вытащила, что искала: алюминиевая кружка, с нацарапанной на стенке пятиконечной звездой, потемневшая от времени, сопровождала Надежду все пять лет ее студенческой жизни.

Эта кружка – еще ее прадеда, Ивана Григорьевича. В войну он был в партизанах – кружка с тех времен. Люба-мама, как большую ценность, отдала ее Наде, напомнив ей: кружка – лечебная. Любу-маму, еще маленькой, поили из нее чаем с малиной, когда заболевало горло. И ее, Надюшку, мама тоже поила, когда та была совсем крохой. Помогало.

Надежда бережно положила кружку, предварительно обернув ее полотенцем, в сумку. Вика, глядя на Костика, снисходительно бросила:

– Коть, да дай ты ей нормальную чашку, не жмотничай! У нас их много стоит.

Костик молча отмахнулся, он во все глаза следил за действиями Надюхи. А она, достав чемодан, прошла в комнату и стала упаковывать свою одежду. Затем отцепила из связки ключ и положила на стол. Посмотрев на Вику, подошла, аккуратно сняла с ее плеч рубашку и вытерла ею свои мокрые от дождя туфли. Подтерла около порога пол и положила скомканную рубаху перед дверью вместо коврика.

Вика и Костик ошалело глядели на действия Надежды, и девица утвердительно сказала:

– Она хоть и троюродная, но вывихнутая точно! – Поглядев на Костю, предложила: – Может, моему папаньке позвонить, пусть охрану пришлет?

На что Костик отрицательно качнул головой.

Надя в это время подошла к столу и положила рядом с ключом деньги, буднично бросив Костику:

– Моя часть за квартиру!

Обрадованный Костик (возможно, не все потеряно!) благодушно ответил:

– Да можешь и попозже отдать, еще рано. До конца месяца целая неделя.

Она, не обращая внимания, взяла собранные вещи и вышла, тщательно прикрыв за собой дверь, стараясь не хлопнуть.

Да, Надя была расстроена, но не обижена. Обидеть может только равный. Они с Костиком никогда не были равными.

* * *

Идти Надежде было некуда. Невдалеке от дома располагался парк, и она направилась туда. Все скамейки оказались заняты молодыми парами или мамашами с детскими колясками. Надя с чемоданом и сумкой устала и принялась выискивать глазами, где бы можно присесть? Ага! Вон на скамейке сидит пожилая женщина, и девушка направилась туда. Вежливо спросила: «Можно присесть?» – и устроилась на конце скамейки, поставив рядом чемодан и сумку. Вспомнила сцену с Костиком и равнодушно хмыкнула: «Как в анекдоте, муж приезжает раньше с командировки… Только у меня наоборот – жена приезжает».

Сейчас ей надо решать, что делать дальше? А в голове – пусто. То, что с ней недавно случилось, будто ее не касалось. Произнес бы кто слово «Костик» – она спросит: «Кто это?»… Надежда потерла пальцами виски, вспомнив – ей надо найти жилье. Сделать это срочно – ночевать негде! Мысли ее неожиданно прервались вопросом старушки, сидящей рядом:

– Тебе, наверное, нужна квартира?

Надежда вздрогнула, удивившись прозорливости женщины, и ответила:

– Да, так получилось, что мне негде ночевать.

– Это, красавица, может случиться с каждым. Жизнь такая. Пиши адрес – моя приятельница берет квартирантов. Две девушки у нее жили – уехали, закончили учебу.

Надя записала адрес, заверив старушку, что доберется легко, город знает – прожила здесь пять лет – и поднялась со словами благодарности.

– Спасибо вам, помогли мне!

Старушка в это время рылась в своей огромных размеров сумке, перебирая какие-то вещи.

– За это ты у меня купи что-нибудь. Сегодня ничего не продала. Никому ничего не надо – все стали богатые! – Неодобрительно жаловалась она.

Надежда с удивлением заглянула в сумку, наполненную самыми неожиданными вещами – от металлического зазеленевшего чайника до кожаного мужского ремня со звездой на пряжке. Не желая обидеть старушку, но помня, что денег в кошельке в обрез, она извиняющимся тоном ответила:

– Но мне ничего не надо!

Старушка, не слушая отказа, вытащила из глубины сумки тряпичную, явно самодельную, куклу. Плоская, пришитая грубыми стежками к туловищу голова болталась. На предполагаемом лице были неумело наведены, почему-то синим, брови и круглые глаза. Губы, задуманные сердечком, получились кружком. Там, где должен быть нос, проходили две толстые линии…

– А вот это тебе подойдет в самый раз! Можешь нарядить ее в другое платье или юбку. На голову платочек повязать… Красота будет! Бери. Если нету денег – бери так. Она мне в сумке мешает! – Затем, внимательно взглянув на Надежду, утвердительно продолжила: – Ты молодая, детей еще нету. Ну так вот – первый твой ребенок будет девочка. Запомнила?

Старушка сунула в руки девушке самодельную куклу и, пока Надя растерянно глядела на презент, куда-то исчезла. Когда девушка опомнилась и машинально произнесла в пространство «спасибо», дарительницы уже не было.

Зато кукла осталась. Более безобразной поделки Наде видеть не доводилось. Она огляделась в поисках мусорного ящика. Поблизости его не было. Оставить эту красоту на скамейке? Она попыталась натянуть на голову куклы подол то ли юбки, то ли платья, чтобы было похоже на свернутую тряпку. Тогда можно просто здесь бросить.

Под этим одеянием оказалась еще одна юбка…

Надя не могла оторвать взгляд от маленького клочка материи в мелкий деревенский цветочек. У Любы-мамы была блузка точь-в-точь такой расцветки! Маленькая Надюшка всякий раз просила сделать ей из блузки куклу. Очень полюбились ей мелкие синие цветочки… В ее чемодане, рядом с алюминиевой чашкой, в пакетике лежал свернутый старенький лоскуток от маминой блузки. Точно такой же, как на подаренной кукле…

Девушку охватило волнение. Будто получила от мамы послание. Только о чем оно говорит – не знала. Единственное, в чем уверилась, – куклу ни за что не выбросит! Она бережно поправила одеяние на кукле и засунула ее поглубже в сумку. Вскочила, заметалась в поисках старушки – может, та еще недалеко ушла… поблагодарить бы ее по-настоящему! Вокруг никого не было.

И о какой девочке эта странная бабулька говорила? Чудно как-то все…

* * *

На ближайшее будущее Надежда наметила для себя огромное дело. Его надо начать и довести до победного конца! Она доберется до своего папаши (не важно, под каким видом), увидит его семейку, такую успешную и счастливую и… поквитается!

Девушка еще не знала как, потом придумает. Так, чтобы за Любу-маму и за себя отомстить! Видит Бог, она не думала этого делать! Но последние события, в том числе и омерзительная сцена с Костиком, подтолкнула ее именно на такие действия. Надежда, решительно подхватив чемодан, устремилась по записанному адресу. Как проехать – знала, в том районе снимала комнату ее сокурсница.

Хозяйка встретила девушку приветливо. Показала комнату, где Надежде предстояло жить в ближайшее время, не преминув спросить:

– Тебя, наверное, Светка ко мне направила? Она месяц как съехала и обещала свою знакомую прислать. Будешь одна жить. Раньше я брала двух девушек, но хлопотно с двумя-то. Как сороки трещат, спать не дают. Пробовала свет вырубать, так они и в темноте гогочут! Так что тебе повезло. Платить будешь, как Светка платила.

Хозяйка прошла в глубь комнаты, открыла шкаф, поправила походя на окне занавеску.

– Звать меня Антонина Дмитриевна. Можно тетя Тоня.

Надежда хотела было представиться, но тетя Тоня опередила:

– А ты мне покажь паспорт, я и узнаю, как тебя величать!

Девушка суетливо достала паспорт и со словами: «Да, конечно!» – подала хозяйке. Та вслух прочитала «Горчихина Надежда Петровна», взглянув в лицо Наде, кивнула – «похожа» и вернула документ. Прежде чем оставить Надежду одну, тетя Тоня уточнила:

– Паспорт я у тебя не забираю, а вот денежки за месяц вперед дашь. Такой у меня порядок.

Надя спросила сумму, отсчитав деньги, подала хозяйке и наконец осталась в комнате одна… За хлопотами по устройству жилья забылся весь кошмар, свалившийся на нее в последнее время. Сидя на единственном стуле, облокотившись на стол, девушка мысленно подбивала итог своим бедам. Горько было со всех сторон. Попыталась найти хоть одно светлое пятнышко в череде событий… А, ну да – диплом. Она – образованный человек с дипломом!

Поэтому должна все одолеть. Горе от утраты Любы-мамы затаилось где-то в глубине сердца и даже будто притупилось…

Определить бы, где она, Надежда, наделала ошибок, что оказалась в таком положении? Или Люба-мама при жизни что-то не так сделала?

Надя поднялась, прошлась по комнате, заглянула в пустой шкаф, напомнив себе – надо разбирать вещи. Рядом со шкафом висело небольшое зеркало. В нем отразилась девушка с серьезным лицом, нахмуренный лоб выдавал крайнюю озабоченность, но… растерянности в лице не было! И Надежда вдруг улыбнулась своему отражению: она все сможет, у нее получится!

Первое, что надо сделать, устроиться на работу. Правда, сейчас в учебных заведениях начались каникулы. Но можно попытаться в школу-интернат или спецшколу… Ей должно повезти!

Чтобы пробиться в областной город, нужен стаж хотя бы один год. А туда ей надо обязательно! В областном городе живет ее отец Вихряков Платон Федорович. Он же депутат областного совета. Дела его идут успешно, у правительства на хорошем счету. Надежда в курсе всех новостей: регулярно заходит на областной сайт. Шесть лет назад депутат Вихряков выдал «свою единственную дочь Олю замуж»… Так было сказано в «Городских новостях». И фото поместили. Впервые Надежда увидела эту – «единственную». Лучше бы и не видела вовсе!

А слышать о ней слышала, еще маленькой. Тетя Наталья маме рассказывала. С того времени Надя возненавидела это имя! Во дворе играла девочка Оля, младше Нади. Девочка тихая, безответная… И Надя, опекающая всех малышей, мечтающая стать учительницей, безжалостно третировала ни в чем не повинную Олю, перенося на нее обиду на родную по отцу сестру. Бедняга, увидев свою мучительницу, убегала со слезами домой.

Возможно, посторонний человек и не обратит внимания на их схожесть, но Надя, взглянув на фото сестры, покрылась холодным потом!.. Похожи, очень. Прежде чем переезжать туда, придется менять внешность. Но сейчас это легко: изменить цвет волос, прическу. Косметики разных оттенков – полно, проблем не будет. А дальше…

Девушка еще не выстроила четкого плана, что именно будет делать, как мстить. Она не могла разобраться в своих ощущениях – старалась погасить в себе злобу, подспудно чувствуя – это нехорошо. Хотя нет-нет да и появлялась шальная мыслишка – втереться под любым предлогом в это уютное гнездо и… разорить его, разрушить их спокойный быт.

Короче, жизнь покажет, как действовать. Даст Бог день, даст и пищу. А пока – поиск работы. Не хватало компьютера, он остался у Костика, хотя заплатила за него Надежда. Но забирать – значит встречаться, а этого даже представить невозможно! Омерзительно. Она как-нибудь перекантуется, с работодателем все равно нужен личный контакт. А с первой получки купит себе новый.

На второй день Надежда, с особым вниманием к своей внешности, оделась, продумав все до мелочей. Сначала хотела надеть строгий костюм, но в последний момент, непонятно почему, передумала и выбрала легкое крепдешиновое платьице в любимый голубой цветочек.

Платье когда-то сшила деревенская портниха, Валька Сидориха. Фасон оказался удачным. Подруги просили адрес ателье, где Надя шьет одежду.

Предварительно записав на бумажку два адреса – школы-интерната и, на крайний случай, – спецшколы, Надежда направилась на соседнюю улицу, где находился интернат. Признаться, работа в спецшколе отпугивала девушку. По дороге она придумывала умные ответы на предполагаемые вопросы, готовилась к обязательному при приеме на работу интервью.

Незаметно подошла к зданию с прикрепленной высоко над дверью вывеской, гласившей, что здесь находится детская школа-интернат. Чтобы не робеть, Надя постоянно твердила себе: «У тебя диплом об окончании института. И не какой-нибудь купленный в переходе метро, а настоящий. Пусть проверяют!»

Зайдя в помещение, Надежда вспомнила – именно в это заведение в конце прошлого года она со своей группой целую неделю ходила на практику. Сейчас в этой половине здания (а это была учебная часть) царила тишина, начались каникулы.

Девушка поднялась на второй этаж, вспомнив, там находился кабинет директора интерната. Постучалась и, не дождавшись ответа, открыла дверь. В приемной никого не было. Надежда подошла к заветной двери директорского кабинета и снова постучала. Услышав: «Войдите!» – зашла.

Директор – женщина средних лет, довольно симпатичная – приветливо пригласила Надежду садиться.

– Вы по какому вопросу?

– Я была у вас на практике в прошлом году. Сейчас закончила учебу и ищу работу.

– Коллега, значит? Приятно слышать. Что касается работы, а вы, я так думаю, преподаватель, так сейчас ничего не могу вам ответить. На данный момент штат у нас укомплектован. А вот в начале учебного сезона, возможно, что и откроется. Так что есть смысл немного подождать. Какое у вас направление?

Надежда, несколько расстроенная, без энтузиазма ответила:

– Педагогика и методика начального образования.

Директор приятно оживилась.

– Ну, коллега, вы будете востребованы в нашей школе, точно. Только в начале учебного года. Приходите, я вас запомню и обещаю – найдется вам работа.

Но Надежда совсем поникла: для того чтобы ехать в город, где живет семья ее папаши, у нее нет денег. Даже на дорогу не хватит, не говоря уже о других расходах. Да, вполне возможно, что директор найдет ей место осенью. Но сколько времени уйдет просто так, впустую? Ну и надо на что-то жить… И совсем непроизвольно у Надежды вырвалось:

– А может, найдется для меня что-нибудь сейчас, не ожидая осени? – Помолчав, добавила: – Пожалуйста!

Что-то в ее глазах директор усмотрела такое, что захотелось девице помочь. Про себя подумала: «Еще успеет насидеться без денег с этой профессией. Сама помню, как, имея диплом учителя, мыла полы на лестницах!»

– Сейчас могу предложить только место уборщицы. Прежняя уволилась, пошла нянчить внука к дочери. – Директрисе было стыдно глядеть на девушку, и она перебирала какие-то бумажки возле компьютера. – Если согласитесь, доработаете до осени, а там что-нибудь прояснится. Больше, к сожалению, ничем не в силах помочь.

Надежда понимала, что такой же ответ, разве что без предложения работы уборщицы, ее ожидает и в других учебных заведениях.

На ум пришла совсем безрассудная мысль сказать директору, что она – дочь их депутата, Платона Федоровича Вихрякова… Может, нашлось бы и более престижное место? Потом вспомнила, что фамилии разные и отчество другое, еще примет за больную.

Мысли Надежды менялись – побыла униженной, потом – гордой… Гордой была не долго, потому как вспомнила, что в кошельке денег осталось – кот наплакал. Если переезжать в областной город, где живет отец, билет купить не на что. Она запретила себе вспоминать о деньгах, оставленных Любой-мамой. И Надя решилась:

– Я согласна! Если можно – завтра выйду на работу.

– Вот и хорошо! – Директор с облегчением отложила бумажки в сторону и попросила: – Дайте свои документы, посмотрю!

Когда Надя подавала диплом, ее рука дрогнула – не для такой работы его получала! И она снова, лишний раз, недобро подумала о Вихрякове Платоне Федоровиче.

* * *

Перед выходом на работу она почти не спала. Лишь слегка, уже под утро, подремала. Размышляла о своей дальнейшей жизни. То, что запланировала первоначально, не получалось. Не предвидится у нее пока преподавательского стажа. Она не ожидала такого удара, как ей казалось – ниже пояса! Тогда переезд в областной город нечего откладывать. Уборщицей она может и без стажа устроиться. Да-а, уборщица с дипломом преподавателя – во как! Хотя сколько их сейчас, с дипломами, торгуют на рынке картошкой и помидорами? «Ничего, это временно!» – успокоила себя Надежда и постаралась взять себя в руки.

Она должна заработать денег на дорогу и на первое время на прожитье – квартиру, питание. Вчера Надя даже забыла спросить, сколько платят уборщице? Понимая, что не уснуть, девушка взяла лист бумаги, провела посредине вертикальную линию и, как заправский бухгалтер, озаглавила две колонки – «приход» и «расход».

Сразу поставила в колонку прихода то, что оставалось в кошельке. И это была пока единственная запись. К сожалению, расходная колонка заполнилась почти до половины. Утешением было то, что Надя внесла в расход суммы, которые понадобятся уже на новом месте жительства – квартира (которая будет явно дороже, чем здесь), питание на время поиска работы, пусть даже уборщицы (но в это время что-то надо есть), оформление всевозможных бумаг и так далее.

Утро наступило, и Надежда пошла зарабатывать деньги для выполнения задуманного плана. Отныне бумажка с расходом и приходом будет для нее единственным руководством к действию.

Не учла Надежда еще одного важного расхода. Она о нем на то время не подозревала. Лишь через пару недель узнала – ей предстоит сделать аборт.

Это сообщение отключило ее на какое-то время от жизненного процесса. Сидела и глядела в одну точку. По утрам машинально подымалась, кажется, что-то ела, шла на работу. Так же машинально мыла полы в кабинетах, на лестницах. Чего-то она ждала. Позже поняла чего: осознания случившегося. Оно пришло, лучше бы не приходило. Осознала – ей придется убить своего ребенка…

Закрывшись в комнате, дала волю слезам. Громко рыдать было нельзя, не хотелось, чтобы слышала хозяйка. Поэтому рот прикрывала ладонью, и слезы лились сами по себе. Удивительно – она совершенно забыла о человеке, с которым жила и который имеет прямое отношение к этой зарождающейся жизни. Имела в виду только себя. И если бы кто сострил, напомнив о «непорочном зачатии», она бы вполне серьезно согласилась.

Люба-мама привила Наде убеждение, что дети рождаются от любви.

Надя любила этот комочек внутри себя. И просила прощения – у нее нет возможности позволить ему явиться в этот мир. На поверку она оказалась ни к чему негодной. Разве что полы мыть…

Но за то долг ее папашки увеличился еще на один, чуть ли не самый весомый, пункт.

* * *

Заходя в операционную, она провела рукой по животу, шепнув: «Прости!»

Надежда уже лежала на операционном столе, когда медсестра спросила:

– А вы будете за обезболивающий платить? У вас за укол не заплачено.

У Надежды денег не оставалось совсем. Она на операцию заняла у напарницы по работе. Поэтому ответила:

– Мне не нужен укол!

Медсестра удивленно качала головой, а пожилой доктор, натягивая перчатки, благодушно проворчал:

– Молодец, девушка! Немножко потерпит, но зато – никаких последствий. В смысле – деток еще нарожает… А то обколются этими уколами и не чувствуют ничего, что там у них выскребают. Вот и получается – все почистят, а потом плоду не за что зацепиться!

Доктор говорил и говорил, ловко орудуя инструментами, заодно отвлекая пациента. Медсестра стояла рядом, держа Надежду за руку. Наде казалось, от боли у нее вылезут глаза. Из закушенной губы текла струйка крови… Но кричать она не имеет права: боль – это самое малое, чем она может заплатить за убийство…

* * *

После операции Надя резко ощутила свое одиночество. Ей казалось, ее окружают одни враги! Значит, рассчитывать можно только на себя. Даже в малом ей никто не поможет. Хотя для Нади сейчас малого нет, все – по-крупному.

Собирала деньги буквально по копеечкам. Радовалась, когда напарница предлагала «халтуру». Экономить можно было только на питании. Она не ходила никуда вечерами, закрывалась у себя в комнате. Съев скудный ужин, состоявший из чашки чая и ломтика намазанного маслом хлеба, Надя садилась за газеты, просматривая статьи о депутате их края, Вихрякове Платоне Федоровиче, иногда попадались фотографии. Наде хотелось найти хоть какое-то известие о его семействе.

Видимо, в последнее время таких подробностей пресса не печатала.

Однажды, когда Надя пришла вечером с работы, ее встретила квартирная хозяйка, Антонина Дмитриевна. Она держала в руках развернутую газету «Городские новости», которую любезно разрешала Наде читать, и взволнованно зачастила:

– Вот, Наденька, жизнь всех равняет, если кто забылся! И не спрашивает, какого звания человек, ей, жизни, без разницы. И что у кого богатства много – тоже не интересует. Вот, полюбуйся – соболезнование нашему депутату Вихрякову.

У Надежды враз онемели кончики пальцев на руках. Она неожиданно для себя испугалась. Затем сама же удивилась – чего ей пугаться? Как могла, равнодушно спросила:

– Кто-то умер у него, раз соболезнования?

В голове крохотной птичкой трепыхалась мысль, что Оленька ушла в мир иной… А тетя Тоня продолжала:

– Жена умерла у депутата. Уж если таких богачей не вылечили доктора, так что нам, горемычным, ожидать? – И, положив газету на стул, добавила: – Бери, читай. Я уже все просмотрела. Нам читать там нечего, все про богатых.

Надежда зашла в свою комнату, села за стол, развернув газету, и, не читая, тупо уставилась в нее. Ей не хотелось ничего читать, она все еще прислушивалась к себе. И было к чему: узнав, что умерла не Оля, как она сразу подумала, Надя почувствовала… облегчение. Почему?! Ей-то какая разница – пусть они там все вымрут! Затем, взбодрившись, успокоила себя: ей, Наде, есть разница. Кто-то должен из этой семейки расплатиться. По самым скромным подсчетам – за три жизни. Любы-мамы, не родившегося ребенка и ее, Надежды. Изувечил эти жизни Вихряков. Приблизиться, достать его у Нади шансов мало. Значит, будем искать на расстоянии его чувствительные места. Оленьку он считает, впрочем, как и все остальные, единственной дочерью. Это самое дорогое, что у него есть. Особенно после смерти супруги. Значит, по этому дорогому и ударим!

Надя даже знала как. Конечно же, не в прямом смысле. Она постарается создать для сестрицы ситуацию, схожую с судьбой Любы-мамы. Пусть от нее также уйдет муж к другой женщине. Помнится, в газете была фотография со свадьбы дочери депутата Оли с перспективным молодым человеком, инженером по образованию. Кажется, имя у него Виктор. Вот и проверим любовь Виктора то ли к Оленьке, то ли к положению депутатской дочки.

Надежда подсчитала свои мизерные финансы. После покупки билета до Ейска и платы за квартиру у нее на все про все оставалось тысяча двадцать рублей. Надя перевела мысленно в доллары – получилось тридцать с чем-то долларов. А что? Звучит! И она решила, не откладывая в долгий ящик, ехать навстречу выбранной участи.

Собралась быстро. На работе еще числилась на испытательном сроке – уволилась легко. Вещи поместились в чемодан и небольшую сумку. Особенно бережно завернула, в отдельный пакет, алюминиевую чашку, поместив в нее лоскуток в синий цветочек от маминой блузки. Положила в этот же пакет подаренную старушкой тряпичную куклу. Не признавалась себе, но она полюбила эту куклу. Придумала сама – это ей подарок от Любы-мамы, оттуда…

Расплатилась с Антониной Дмитриевной за квартиру и, получив от хозяйки заверения, что та в любую минуту примет такую порядочную девушку обратно, отправилась в крупный город.

Только отъехав с десяток километров, Надежда осознала – едет она в никуда, ни одного знакомого человека у нее здесь нет…

План наметила такой: первое – найти жилье, второе – работу, хоть какую. Немножко успокоившись, стала просматривать свои бумаги. Паспорт, диплом. Свидетельство о смерти мамы она по какому-то непонятному наитию оставила у соседки, тети Анюты. На отдельных клочках, помимо записной книжки, телефоны бывших сокурсников. Вот какой-то адрес… А это интересно: город Ейск, Октябрьский район, улица Речная, дом 32, Трубникова Капитолина.

Надежду бросило в жар, она почувствовала, как горят щеки. Вспомнила, как подписывала тете Наташе конверт с письмом племяннице. И тайком от мамы переписала себе адрес. Так, на всякий случай. Вот он и явился, его величество случай!

Это же удача! Выигрыш в лотерею! В самом начале ее пути.

Затем себя остудила – прошло много времени, этой Капы там может не быть – вышла замуж или сменила место работы. Да, но причина-то есть, прийти по этому адресу!

Приехав в город, Надежда оставила в камере хранения вещи, спросила в информации, как добраться по данному адресу, все тщательно записав. Общественным транспортом предстояло сделать три пересадки: автобус, трамвай, троллейбус. Эх, были бы деньги на такси, мигом бы добралась!

Но, наверное, ей пришлось бы отдать за такси все свои наличные. А этого она не могла себе позволить.

* * *

Был полдень. Щедро светило солнце, обогревая и уравнивая всех. Надя подошла наконец к заветной двери, на медной пластинке которой были выгравированы цифры «32». Хотела было нажать кнопку звонка, но в последнюю минуту испуганно отдернула руку и стала осматривать то, что было видно из-за высокого забора. А оттуда виднелись две башенки, выполненные с претензией на средневековье, со шпилями и узенькими окошками. Постройка тянулась дальше, исчезая в зелени экзотических деревьев и кустов… «Сколько же здесь живет людей?» – дивилась про себя Надежда, забыв, что надо позвонить.

Неожиданно калитка открылась сама по себе, и перед девушкой предстал парень в защитного цвета форме. На фуражке красовалась непонятная для Надежды эмблема. На рукаве охранника была повязана черная траурная ленточка. От неожиданности Надя испугалась, затем поняла – перед нею охранник. Мысленно подтрунила над собой: «А ты думала просто так зайти и спросить, а где мой папа?»

Тем временем парень внимательно ее рассматривал, а Надя ждала – ей терять нечего. Охранник спросил:

– Вы кого-то ищете, девушка?

Надежда решила говорить по возможности правду, потом будет легче.

– Да, я ищу Трубникову Капитолину. Ее тетя Наташа дала мне этот адрес и попросила зайти к ней, узнать, как живет.

– Трубникова, Трубникова – кто же это? – пробормотал охранник и обрадовался, сообразив: – А-а, так это баба Капа! Так бы и говорили, девушка! Вы здесь постойте, пока уточню, может ли баба Капа с вами поговорить.

Он ушел, прикрыв за собой калитку. Надежда в жизни никогда не видела бабу Капу, но понимала, что сейчас от встречи с этой женщиной зависит чуть ли не вся дальнейшая ее жизнь. Попыталась было наметить, что и как будет говорить – ничего не получилось. Стояла, ждала, пусть идет как идет.

И вновь калитка открылась неожиданно. Вышел тот же парень, за ним поспешала пожилая женщина, на ходу вытирая полотенцем руки. Голова женщины была повязана черным платком. Со словами: «Кто же это ко мне пожаловал?» – с интересом стала разглядывать Надежду.

– Капитолина Ивановна, вы знаете эту девушку? – последовал официальный вопрос от охранника.

Женщина отмахнулась от парня:

– Володя, не пугай людей! Ты уж так строго: «Капитолина Ивановна, знаете…» Сейчас вместе с тобой и узнаем, от кого она, что скажет. Правда, девушка?

«Говорить правду, чтобы потом не путаться. Меня здесь никто не видел и не знает», – пронеслось в голове Надежды.

– Меня зовут Надежда Горчихина. Я приехала из поселка Раскольное. Наша соседка, Наталья Николаевна, дала мне этот адрес. Сказала, что здесь работает дочка ее сестры Веры, Капа. Ее племянница, значит. Попросила меня зайти к вам, узнать, как живете.

Взгляд Капитолины Ивановны потеплел, и она радушно предложила:

– Ну так и заходи, Надя, в гости ко мне, поговорим, чайку попьем. Наталья Николаевна – моя двоюродная тетя. Давненько от нее весточки не было. А мама моя, Вера, умерла давно. Тетя Наташа знает. Заходи, давай! Что мы здесь, у ворот стоим?

Охранник сделал шаг вперед перед Надеждой и извиняющимся тоном произнес:

– Девушка, раскройте вашу сумочку! Извините, такой порядок.

Надя, ликующая в душе (все идет хорошо!), с готовностью щелкнула замком, открыв сумку. Там в пакете лежали документы. Охранник, вытащив паспорт, проверил. Картинно прочитал вслух: «Горчихина Надежда Петровна, 1987 год рождения». Косметичку только открыл, просматривать не стал. Еще лежала шоколадка, ее купила Надя на вокзале, по задумке – для бабы Капы.

Охранник еще раз извинился, возвращая девушке сумку, и отступил в сторону, давая дорогу.

Баба Капа шла впереди, с достоинством ведя гостью в свои апартаменты. Ее комната была просторная, уютная, на первом этаже. Дом оказался двухэтажным, успела отметить Надя, пока шли.

Поставив на стол чашки с ароматным, явно с травами, чаем, а перед Надеждой – тарелочку с пирожными, баба Капа села сама, подвинув к себе чашку. Разговор сразу потек в нужном для Нади русле.

– А ты, наверное, приехала работу искать? Все сейчас едут сюда с деревень да поселков. Молодые не хотят жить, где их родители жили, всех манит столица области. Хотя я сама тоже из деревни…

Баба Капа погрустнела и продолжила:

– Но я очень давно приехала. Тогда еще не было такого паломничества. – Женщина опять замолчала, затем добавила, вроде для себя. – Была причина уехать из дому… Меня взяли няней. Тогда наша Ольга Платоновна, Оленька, только родилась. Ее мама, Зоя Борисовна, долго болела после родов. Я и ее выхаживала и ребеночка смотрела.

Надежда, затаив дыхание, сжала под столом руки и ловила каждое слово. А баба Капа с грустью продолжала:

– Схоронили мы хозяйку, царство ей небесное! Добрая была женщина, теперь таких не сыскать. Совсем не кичилась своим богатством. Умерла моя Зоя, можно сказать, у меня на руках. Это она настояла, чтобы я называла ее Зоей… Когда умирала, взяла слово с меня, что не уйду никогда из семьи. – Она вздохнула: – Я и сама не думала никуда уходить. Оленьку с рождения вырастила, роднее ее нет никого. Да и хозяин меня уважает, Платон Федорович. Строгий он, правда, но справедливый. – Капитолина Ивановна задумалась, устремив взгляд в окно, видимо вспоминая далекое прошлое, и добавила: – Но нанималась я не к нему, а еще к отцу Зои Борисовны. И эта вся усадьба перешла к нашему хозяину от его тестя. Тот был состоятельный человек.

Услышав о справедливости, Надежда вся внутренне подобралась, боясь выдать обуревавшие эмоции. А Капитолина Ивановна, отхлебнув чая, закончила:

– Что же это я разболталась? Извини, Надюша, не с кем поговорить, вот и отвела душу. Давай, теперь ты рассказывай!

Сначала Надя рассказала, что знала, о тете Наташе. Когда перешла к рассказу о себе – говорила, словно двигалась по минному полю. Сказала, что схоронила маму, отца не было, как и сестер да братьев. Закончила институт, получила диплом преподавателя. Ну и, поскольку одна в «белом свете», ничто ее не держит, решила и себе попытать счастья.