Текст книги "Дизайн сегодня"

3D-печать

Аддитивные технологии и самая распространенная среди них – 3D– печать – для современного дизайна наиболее востребованы и перспективны. Дизайнер, а в будущем и обычный человек, рисует в компьютерной программе трехмерную модель, потом засыпает полимерный порошок (сейчас это пластик с добавлением металлической стружки) в принтер и печатает сумку, стул, стол или прочие предметы.

Но удивительным образом технология, позволяющая большому количеству людей самостоятельно придумывать и создавать вещи, в широкие массы пока не пошла. Эксперты, отслеживающие развитие технологий, утверждают, что 3D-печать получила наибольшее распространение лишь в производстве украшений и бижутерии. Многим интересно сделать дизайн кольца, браслета или сережек по своему усмотрению.

Если распечатывать файлы на принтере научились все, то чтобы придумывать вещи, до сих пор необходим специально обученный человек. Конечно, и сами принтеры все еще довольно дороги. В конце концов, есть мастерские, куда можно прийти с файлом и распечатать предмет. Допустим, чашку определенной конфигурации, нарисованную вами или дизайнером. Однако в магазинах – европейских, азиатских, американских – еще настолько много самых разнообразных чашек, что тратить время и деньги на их трехмерную печать не кажется рациональным.

Технокрафт и тренды предметного дизайна

Откуда появилось слово «технокрафт»? Это отличный термин, описывающий стремление современного дизайна соединить 3D-принтер или любую другую передовую технологию с кистью, иголкой, рубанком или гончарным кругом. Слово ввела в обиход британская галеристка, историк дизайна, консультант, автор книг о коллекционном дизайне Либби Селлерс.

Работая в лондонском Музее дизайна, Либби Селлерс по долгу службы знала абсолютно всех участников процесса. Она могла дотянуться и до звезд мировой величины, и до абитуриентов Центрального колледжа искусства и дизайна имени Святого Мартина, и до любого производителя. Таким образом, в течение нескольких лет с близкого расстояния она следила за последними тенденциями мирового дизайна и самими передовыми инициативами.

В книге «Зачем? Что? Как?» (Why? What? How?) Селлерс сформулировала семь основных трендов предметного дизайна последних десяти лет. Разумеется, речь не идет о тех мимолетных и скоротечных тенденциях, считываемых нами, когда мы ходим по магазинам. Мода то «снизойдет» до бионики, то поднимет на щит 1950‐е, то полюбит красный цвет или леопардовый принт, но все это – быстро проходящая пена дней.

Либби Селлерс поставила задачу сформулировать семь магистральных направлений, глобальных тенденций, позволяющих тем, кто привержен систематизированному подходу к дизайну, ориентироваться в потоке новых предметов. Базовые правила, по которым играли и большие фабрики, нацеленные на серийное производство, и дизайнеры, создающие только лимитированные коллекции и музейные предметы, объединенные понятием «коллекционный дизайн».

Первая тенденция – «Переизобретение типологий». Эта увлекательная и интеллектуальная стратегия заключается в том, что дизайнер, получая заказ или ставя себе задачу на проектирование какой‐то функциональной вещи, ищет форму для нее в других типологиях.

В 2001 году братья-французы Ронан и Эрван Буруллеки спроектировали «Закрытую кровать» (Lit Clos). В Нормандии существует традиционная садовая кровать для отдыха на природе. Она приподнята над землей, чтобы не заползали змеи и насекомые, поверх кровати натянута сетка, защищающая от мух и комаров. Ее ставят в саду под деревьями и наслаждаются послеобеденым сном. Дизайнеры, по сути, не придумывали новую форму, они переместили предмет из одной типологии в другую: садовая мебель превратилась в лежанку для гостиной. В конце концов эта смена типологий стала стандартным упражнением в дизайнерских колледжах.

Вторая важная тенденция – «Энтропия». В широком смысле энтропия означает меру сложности, хаотичности или неопределенности системы: чем меньше элементы системы подчинены порядку, тем выше энтропия. Все изменяется и соответствует евангельскому выражению: «Тепл, а не горяч и не холоден». Материалы, формы, типологии перестают быть самими собой. Раньше общество обходилось двумя основными гендерными идентичностями (цис-мужчина и цис-женщина), сейчас многие причисляют себя к гендерквиру. Нет четких полюсов, и все теряет определенность – по сути, по форме и по смыслу.

К этой тенденции прежде всего относятся вещи без структуры, нарочито антиконструктивистские. К мастерам энтропии, безусловно, относится итальянский дизайнер Гаэтано Пеше, выпускник Венецианского университета архитектуры, начинавший карьеру в 1960‐е, в разные годы выпускавший коллекции для B&B Italia, De Padova, Vitra, Cassina, Meritalia. Он до сих пор полон идей: проектирует, изумляет публику художественными выставками (Пеше – не только архитектор и дизайнер, но и художник), привлекает внимание как герой аукционных торгов.

За свою жизнь Пеше придумал очень много мебели. Среди самых энтропийных его коллекций – «У всех свои недостатки» (Nobody’s Perfect): на кровати с полиуретановым изголовьем можно спать, на кресле – сидеть, в комоде открываются дверцы, выдвигаются полки. Но вид у них – как у оплывших леденцов, предельно антиконструктивистский.

Действительно в дизайне очень много ироничных вещей, говорящих нам: «Вы ждете от меня функции? Пользы? Я вам продемонстрирую такую форму, что вы в функции не просто усомнитесь, вы забудете о ней». На этом строится энтропия.

Третья тенденция – «Наука, природа и дизайн». По сути, это то, что мы называем биомимикрией. Дизайн постоянно смотрит, как и что устроено в природе: например, как раскрывается цветок или как в морских глубинах светятся микроорганизмы, и повторяет это в конструкциях, силуэтах, фактурах вещей.

Японец Токудзин Йосиока свое кресло «Паучья нить» (Spider Thread, 2013) вырастил из кристаллов: в резервуаре с соляным раствором он подвесил семь нитей, на которых постепенно наросли кристаллы. «Паучья нить» – предмет мебели, придуманный под влиянием традиционной истории японского писателя Рюноскэ Акутагавы. Акутагава описывает, как Будда берет нить паука на небесах и опускает ее в ад, чтобы преступник мог выбраться из ада в рай. В этой истории нить паука – символ хрупкости и слабой надежды.

Стул «Венера» (Venus Chair, 2008) также образован соляными кристаллами, выращенными на губчатой подложке. Предмет был показан на очень важной для этой тенденции выставке Токудзина Йосиоки «Вторая натура» (Second Nature, 21_21 Design Sight, Токио). Cтулья, выращенные из кристаллов, достаточно прочны, но не технологичны. Серийное производство пока под сомнением, однако вектор движения дизайнерской мысли любопытен.

Четвертая тенденция – «Перформативный дизайн» – разнообразна по воплощениям, при том, что ее образцов пока не так много. На мой взгляд, один из лучших – коллекция часов «Настоящее время» (Real Time), проект Мартена Бааса 2009 года. Это абсолютно функциональные часы, придуманные с фантазией и изобретательностью.

«Настоящее время» – одна из самых эффектных дизайнерских идей десятилетия, концепт, в рамках которого могут производиться часы разного размера и формы. Мартен Баас выбирает для них нарочито винтажную или упрощенно деревенскую форму корпуса: часы бывают напольные, каминные, настольные. На полупрозрачном циферблате крутится фигура парня – это видео безостановочно воспроизводится в течение двадцати четырех часов. Парень – это сам Мартен Баас – стирает минутную стрелку и рисует ее заново. Когда бы вы ни взглянули на часы, он либо уже нарисовал стрелку, либо стирает, либо только собирается нарисовать – настоящий перформанс. Часы «Настоящее время» украшают Рейксмузеум в Амстердаме и аэропорт Cкипхол и уже представлены в постоянной коллекции MoMA в Нью-Йорке.

Еще одним ярким примером перформативного дизайна считается коллекция «Скетч» (Sketch) шведской студии Front Design – кресла и стулья выглядят как наброски, сделанные фломастером. Создательницы коллекции сняли видео, показав, как рисуют предметы в воздухе.

К перформативному дизайну также относятся проекты с фиксацией процесса создания вещей. Например, этим увлечен британец Макс Лэмб: он подробно заснял все этапы создания «Оловянного стула» (Pewter Stool, 2006) на пляжах родного Корнуолла.

Пятый тренд – «Критический дизайн». Что критикуется чаще всего? Потребление. Например, избыточное, неконтролируемое потребление нуворишей, которые хотят иметь все самое дорогое, обязательно с бриллиантами и позолотой. Но это может быть и потребление лентяев, желающих получить вещь «все в одном». Или, например, дизайн может критиковать европейцев за то, что они, забыв о своей многовековой культуре, начинают пользоваться предметами низкого качества.

Испанский дизайнер Марти Гише в проекте «Утверждение стула: долой предвзятое отношение к дешевой мебели» (Statement Chair: Stop Discrimination of Cheap Furniture, 2004) писал на пластиковых стульях лозунги, часто с политическим подтекстом. Гише всегда славился способностью мыслить нестандартно – недаром он оказался среди немногих иностранцев, присоединившихся к голландскому объединению Droog Design, – но большие бренды обходили его стороной. Среди немногих коммерческих удач Марти Гише – концепция интерьеров магазинов компании Camper. Продолжением стала инсталляция «Уважайте дешевую мебель» (Respect Cheap Furniture, 2009). Дизайн может не только критиковать потребление, он иногда занимается политикой. Однако он, конечно, сильно уступает в этом современному искусству.

Шестая тенденция определена как «Франкенштейн-дизайн». Смысл ее прост: многие дизайнеры, особенно европейцы, любят делать новые вещи из старых. Помимо уже упомянутых выше Стюарта Хейгарта и Пита Хайн Эйка, есть много знаменитых дизайнеров, следующих принципу доктора Франкенштейна. Например, культовое кресло 1981 года «Ровер» (Rover Сhair) Рона Арада – просто автомобильное кресло, найденное на помойке. К нему Арад приварил металлические дуги и таким образом переделал в предмет интерьера. Часто принцип Франкенштейна порождает оригинальные концепты, где важна идея, а конкретное воплощение может видоизменяться. Например, нидерландец Тейо Реми в 1991 году придумал, как из старых ненужных ящиков разной формы, цвета и назначения сделать комод, перевязав груду ящиков ремнем. В результате получился его знаменитый опус «Ты не можешь сложить свою память» (You Can’t Lay Down Your Memory). Теперь эти комоды находятся в пятнадцати знаменитых музеях дизайна по всему миру – от лондонского Музея Виктории и Альберта до Художественного музея Индианаполиса. Конструкция достаточно устойчивая, потому что ящики дополнительно скреплены между собой. В 2013 году в Москве гастролировала выставка «Новая роскошь. Голландский дизайн в эпоху аскетизма» (New Luxuries: Less + More in an Age of Austerity), на которой был показан шкаф с ящиками Тейо Реми, и куратор выставки, соосновательница объединения Droog Design Ренни Рамакерс, с удовольствием демонстрировала, что один из ящиков, использованных в предмете, приспособлен для хранения вина.

И наконец, седьмой тенденцией как раз был «Технокрафт». В его основе лежит стремление сочетать в одном предмете ремесленные техники с передовыми технологиями.

Каким бывает технокрафт?

Интересующий нас технокрафт множество раз проявил себя в современном нидерландском дизайне. Одним из первых насущную потребность в разнообразии уловил дизайнер Марсель Вандерс. В 2015 году в амстердамском Стеделике большой монографической выставкой он отметил одновременно и собственное пятидесятилетие, и двадцатипятилетие творческой деятельности. Его творчество было и остается интенсивным. Вандерс хорошо известен по обе стороны Атлантики, хотя сами нидерландцы относятся к его работам неоднозначно. Он охотно вербализирует свои концепции, дает подробные интервью и пропагандирует свое кредо. По словам Марселя Вандерса, он устал от последовательной функциональности нидерландского дизайна ХХ века и сделал ставку на разнообразие форм, фактур, мотивов.

Ваза для тюльпанов из коллекции «Одна минута». Марсель Вандерс, 2006. Фарфор, делфтская глазурь. Courtesy: Marcel Wanders

Серийное производство, стремясь к стандартизированной форме, игнорирует наши эмоциональные переживания. Можно ли в серийных вещах апеллировать к фантазиям, снам, страхам и прочим эмоциональным переживаниям? В середине 2000‐х Марсель Вандерс выработал свой фирменный стиль. В его основе – принты с историческими или псевдоисторическими, фантазийными мотивами, придающие серийным изделиям художественное разнообразие, причудливость и даже шик традиционных многодельных вещей: Вандерс научился в декоре поверхностей имитировать делфтскую плитку, кованый металл, витражи и брабантское кружево.

Помимо имитаций ремесленных техник, у Вандерса были эксперименты, которые смело можно отнести к технокрафту. Например, коллекция делфтского фарфора «Одна минута» (One Minute). В ее основе лежит любопытный принцип: на подчеркнуто историчные традиционные формы нанесен авангардный декор – синие разводы мажутся вручную, спонтанно, в течение одной минуты. Не Джексон Поллок, конечно, но что‐то близкое к нему. Важно и то, что в предметах, произведенных на Королевской мануфактуре в Делфте, вы чувствуете прикосновение пальцев Марселя Вандерса.

Вандерс – дизайнер-универсал. Сохраняя свой фирменный стиль и подход, он проектирует всё: обои, ковры, кресла, светильники. В максимальной концентрации этот стиль воплощен в амстердамском отеле Andaz Amsterdam. В здании 1970‐х годов, возведенном на месте публичной библиотеки XVIII века, исторические цитаты в декоре более чем уместны. Издали кажется, что все интерьеры плотно покрыты делфтской плиткой, старинными коврами, причудливыми витражами, ручной росписью, вышивками, кружевами и так далее. На стены туалетных комнат в номерах наклеены обои с принтами из старых книг, посвященных самому Амстердаму. Лампы, кресла, стулья перенеслись то ли из антикварной лавки, то ли из какого‐то головокружительного сна, где над ними поработали мириады вышивальщиц, стекольщиков, художников. Но все это сделано машинным способом.

Вандерс – мистификатор, провокатор и выдумщик, он постоянно грешит против хорошего вкуса. Предметы, как правило, сделаны добротно, но вся эта художественная тонкость, кажущаяся ручной работой, – обман и чудеса печати.

Однако технокрафт в творчестве Вандерса заявил о себе еще раньше. Его «Веревочный стул» (Knotted Chair, 1996) также сделан по технологии, стирающей грань между ремеслом и промышленностью. Сначала стул формируется из армированной веревки, содержащей сердечник из углеродного волокна. Стул плетется вручную в традиционной технике макраме. Затем нити пропитываются эпоксидной смолой и подвешиваются на каркас таким образом, чтобы под собственной тяжестью затвердеть и обрести правильную форму. Марсель Вандерс гордился необычной техникой и считал стул романтичным, декоративным, нарочито демонстрирующим ручной труд. На фоне вещей середины 1990‐х он выглядел весьма необычно и занял достойное место в коллекциях крупнейших музеев.

В ХХ веке сложилось понимание того, что материал должен выглядеть и вести себя определенным образом: стеклу подобает быть прозрачным, волокнам – мягкими, бетону – прочным. Однако привычное восприятие материалов в последнее время сильно изменилось, поскольку в широкое обращение вошли композиты из военной, авиационно-космической и автомобильной промышленности. А эксперименты в области технокрафта еще сильнее размывают эти границы.

Кресло «Шов» (Seam). Крис Кейбл, 2007. Полипропилен. Courtesy: Chris Kabel

В 2007 году англичанин Крис Кейбл сделал кресло «Шов» (Seam). Оно выглядит настолько мягким и легким, что кажется, его можно смять руками. На самом деле кресло прочное и крепкое настолько, что выдержит человека массой больше ста килограммов. «Шов» сделан из материала pure, разработанного в лаборатории Делфтского института аэрокосмических исследований. Свойства этого материала позволяют ткать его и сделать предмет любой формы. При охлаждении материал становится прочным, однако, если его подогреть, форму можно изменить, – и как только он остынет, то снова затвердеет. «Шов» дает понять, что эпоха материалов с «однозначными» характеристиками уходит в прошлое, бросает вызов предрассудкам относительно использования материалов и заставляет нас думать о них непредвзято.

Неожиданно много ручной работы используется в эффектных проектах нидерландской студии Drift, которую в 2006 году основали Ральф Наута и Лоннеке Гордайн. Работа дизайнеров обычно строится так: они разрабатывают уникальную технологию для изготовления световой инсталляции, выпускают ограниченную серию и в рамках придуманного концепта готовы производить инсталляции разных размеров и конфигураций на заказ.

Стул «Фибоначчи». Себастьян Брайкович, 2015. Патинированная бронза, вышивка металлической нитью выполнены фирмой Jean-François Lesage. Courtesy: Carpenters Workshop Gallery

Световая конструкция «Хрупкое будущее» (Fragile Future). Студия Drift, 2014. Головки одуванчиков, бронзовый провод со световыми элементами. 31-я Биеннале в Сан-Паулу. Courtesy: Carpenters Workshop Gallery

Среди первых работ студии – «Хрупкое будущее» (Fragile Future) —, где на бронзовых конструкциях сложной геометрии укреплены светодиоды. Каждый из них находится внутри головки созревшего одуванчика. «Хрупкое будущее» – уникальный образец работы с живыми растениями в серийном дизайне, но не менее удивительна здесь и ручная работа: в амстердамской мастерской студии Drift целые стеллажи заполнены коробками с обработанными вручную пушистыми соцветиями. Монтаж одуванчиков и светодиодов также требует кропотливого ручного труда. Неудивительно, что инсталляции «Хрупкое будущее» не только полны поэзии, красивы и символичны, но и довольно дороги.

Одним из лучших образцов технокрафта может служить техника, придуманная дизайнером Себастьяном Брайковичем. Он берет за основу исторический предмет – например, изысканную антикварную вещь XVIII или XIX века – и подвергает ее эффектной трансформации. Если вы посмотрите сбоку на предмет, то увидите безупречный классический силуэт. Но традиционный предмет мебели в результате компьютерного моделирования меняет форму – он растягивается в пространстве: этот прием Брайкович подсмотрел в программе Photoshop, позволяющей растягивать пиксели. Также дизайнер черпал вдохновение в известной живописной серии американского художника Дэвида Салле[18]18
  Здесь имеются в виду известные работы Дэвида Салле – Float, 2005; Threesome, 2004; Snow White, 2004; The Inside, 2005; Funny Face, 2004.


[Закрыть].

В чем здесь технокрафт? Дело в том, что детали этих компьютерных моделей реализуются вручную. Для создания предметов Брайковичу необходимы бронзовое литье, резьба по дереву и ручная вышивка, которую выполняют для него вышивальщицы известной французской мастерской Жана-Франсуа Лесажа. Дизайнер охотно использовал старые выброшенные вещи. Среди самых известных его работ – «Токарный станок, I–VIII» (Lathe, I–VIII), стул «Фибоначчи», названный в честь знаменитого пизанского математика (спинка стула сделана в форме спирали Фибоначчи). Диван «Предмет для разговора» (Сonversation Piece) представляет собой вариацию на тему козетки – французского диванчика для беседы; составленная из нескольких сидений скамейка «Слейпнир» названа в честь восьминогого коня скандинавского бога Одина. А серия «Точка схождения» (Vanishing Point) объединяет мебель разной типологии единым приемом: форма постепенно сворачивается и упирается в пол. Материалы во всех предметах одни и те же: патинированная бронза, кашемир, вышивка металлической нитью. При ближайшем рассмотрении сложносочиненные узоры напоминают сложные композиции в стиле голландского художника-графика Маурица Корнелиса Эшера.

Шкаф «Амстердам» (Amsterdam Armoire). Студиия Scholten & Baijings, 2009. МДФ, принт, выдувное стекло. В декоре шкафа использованы фотографии студии Maurice Scheltens and Liesbeth Abbenes. Photo: Scheltens & Abbenes

Еще один замечательный пример – шкаф «Амстердам» (Amsterdam Armoire), спроектированный нидерландским дуэтом Scholten & Baijings и представленный компанией Established & Sons на Миланской неделе дизайна в 2010 году. Вещь суперсовременная, но с привкусом традиции: в ней сочетаются печать, станок и выдувное стекло. Снаружи на дверцы шкафа нанесена фирменная сетка дуэта, внутри на створки из прессованного ламината – принты черно– белых фотографий: это стилизованные натюрморты, изображающие работы Scholten & Baijings. При этом весь шкаф стоит на двух розовых стеклянных шарах, выполненных нидерландскими стеклодувами вручную.

Либби Селлерс причисляет к технокрафту и «Углепластиковую лестницу» (Carbon Ladder, 2009) Марка Ньюсона. Дизайнер хотел спроектировать лестницу элементарной формы, поставив себе три задачи: она должна была быть эстетичной, прочной и суперлегкой. И он это сделал – углепластиковая лестница весит менее двух с половиной килограммов при высоте около двух метров. Для изготовления шедевра во Франции нашлась фабрика, специализирующаяся на аэрокосмической продукции. Ограниченный тираж лестницы (восемнадцать экземпляров, три авторские копии и два прототипа) продается в парижской галерее Kreo.

Иногда технические ограничения принтеров для быстрого прототипирования подталкивают дизайнеров искать и заимствовать приемы у ремесленников. Примерно так случилось с высокотехнологичным креслом «Бриллиант» (Diamond), которое спроектировал японский дизайнер Оки Сато (студия Nendo).

Оки Сато – выпускник Миланского политеха, офисы его студии Nendo открыты в Милане, Токио, и Сингапуре. Nendo проектирует очень много: интерьеры магазинов и кафе, мебель, посуду, детские кресла – при этом все проекты Nendo минималистичны и несут отпечаток азиатской тонкости восприятия материального мира.

Стул-кресло «Бриллиант» состоит из двух сеток. Они вставлены друг в друга так, как в старину в деревнях вставляли друг в друга две прохудившихся в разных местах корзины. Негодные по отдельности, вместе они образуют функциональную вещь. Почему Оки Сато применил этот принцип? Потому что на аппарате быстрого прототипирования нельзя распечатать модель такого размера, а два составных элемента – можно. Материал печати сложный, в композит вмешана бриллиантовая крошка, то есть вещь получилась абсолютно люксовая, естественно с ручной работой: дизайнер сам вставляет элементы друг в друга, чтобы в итоге предмет выглядел идеально.

В активе британцев Эдварда Барбера и Джея Осгерби – безусловно, одних из самых ярких проектировщиков десятилетия, – тоже есть интересный вариант технокрафта. Их коллекция столов «Ирис» обошла мировую прессу, уже попала в эффектные интерьеры и перепродается аукционными домами. Стеклянные столешницы держатся на основаниях, набранных из крашеных алюминиевых пластинок: есть в розовом цвете, в желтом, зеленом и так далее. Вроде бы ничего особенного, если не знать, что весь градиент собирается вручную из алюминиевых пластинок, каждая из которых окрашена в свой тон.

Йерун Верхувен (его студия в духе технокрафта называется Demakersvan, что в переводе с нидерландского означает «Создатели») – экспериментатор и новатор, работающий вместе с братом. В 2004 году он сделал стол «Золушка» (Cinderella), украсивший обложку книги английского исследователя Гарета Уильямса[19]19
  Гарет Уильямс – известный критик и историк дизайна, в прошлом куратор отдела современной мебели и промдизайна ХХ века в лондонском Музее Виктории и Альберта, преподаватель Королевского колледжа искусств.


[Закрыть] «Мебельная машина: мебель с 1990 года» (The Furniture Machine: Furniture Since 1990). Для предмета и для дизайнера это большая честь. Для данной книги Уильямсу удалось отобрать наиболее характерные вещи конца ХХ – начала ХХI века. «Золушка» очень быстро оказалась в постоянной коллекции MoMA в Нью-Йорке.

Для создания «Золушки» дизайнеры студии Demakersvan использовали эскизы двух старинных предметов. Они перевели их в цифровые рисунки, а затем совместили оба предмета с помощью компьютерной программы, получив совершенно необычную модель стола. С одного бока виден силуэт французского комода XVIII века, с другой – контур богато декорированной венецианской консоли. Вещь будто говорит нам: «Я рассказываю об истории европейской мебели», – но придумана и сделана эта вещь в начале XXI века. «Золушка» изготовлена из тонких листов березовой древесины, вручную наложенных и приклеенных друг к другу.

Безусловно, элементы технокрафта встречаются и в современной архитектуре. Самым очевидным примером может служить павильон Испании – проект архитектора Бенедетты Тальябуэ (EMBT), возведенный в рамках международной выставки «Экспо-2010» в Шанхае. В основе постройки – стальная конструкция, закрытая со всех сторон множеством полотен, сплетенных из ротанга. Технику плетения Тальябуэ заимствовала у испанцев, а плели элементы павильона местные китайские умельцы.

Однако еще чаще технокрафт в архитектуре проявляет себя в технике обработки деталей. Например, французский архитектор Жан Нувель спроектировал для Копенгагена концертный зал (DR Konсerthuset, 2002–2009), прозванный из‐за синих фасадов Синим кубом. Это во многих отношениях чрезвычайно интересная и концептуальная постройка, но нас интересует лишь один момент. Внутри просторного холла архитектор использовал бетон типа «слоновья кожа», который льют с характерными наплывами, а потом полируют вручную оливковым маслом.

На территорию технокрафта вышли и мастера, обладающие многолетним опытом работы в традиционных техниках. Англичанин Майкл Иден – авангардный керамист (или, как он сам себя называет, мейкер). Вряд ли все его вещи функциональны: в его вазы никто воды не нальет, цветов не поставит, но они производят сильное эстетическое впечатление. Работы Майкла Идена находятся на стыке ремесла, дизайна и искусства, он увлечен редизайном исторических, важных для истории культуры объектов. Их форму он меняет при помощи цифровых технологий.

Стол «Золушка» (Cinderella). Студия Demakersvan, 2004. Courtesy: Demakersvan/Verhoeventwins

Павильон Испании на международной выставке «Экспо-2010» в Шанхае. Бенедетта Тальябуэ. Photo: Shen Zhonghai/KDE

Вазы «Романеско» (Romanesco Vase). Майкл Иден, 2017. Нейлон с мягким минеральным покрытием. © Michael Eden. Photo: Adrian Sassoon

В рамках проекта MPhil в Королевском колледже искусств Майкл Иден исследовал возможность объединения аддитивных техник с ремесленными гончарными традициями. Сам он считает себя представителем поколения, совершившего переход к цифровому дизайну – от гончарного круга к 3D-принтеру; поколения, способного аналитически сравнивать жизнь и проектирование до и после изобретения компьютера. Как и многие его современники, Майкл Иден в начале XXI века получил более широкий выбор инструментов, с помощью которых можно реализовывать идеи и концепции.

Cреди фешен-дизайнеров, сделавших ставку на аддитивные технологии и технокрафт, наиболее интересной представляется нидерландка Айрис ван Херпен. Она делает фантастические коллекции, сочетая 3D-печать с ручной работой искусных мастериц. Кажется, что ее наряды синтезированы в научно-исследовательских лабораториях или сброшены на Землю инопланетянами.

Платье из коллекции «Воплощение дикой природы» (Wilderness Embodied). Айрис ван Херпен, 2013. Courtesy: Iris van Herpen

Ван Херпен была одной из первых, кому пришло в голову и у кого получилось применить метод быстрого прототипирования в моде. Дизайнер знает толк в материалах: использует либо сверхпередовые, либо подчеркнуто архаичные, создает платья из латекса, плексигласа, золотой фольги, лакированной телячьей кожи, хлопка, золотых нитей, углеродного волокна и разного рода термопластиков, а обувь – например, из яшмы и агата, спаянных стеклопластиком.

Среди ее известных моделей – платье из коллекции Hybrid Holism (2012), сделанное в сотрудничестве с архитектором и специалистом в области вычислительной техники Юлией Кернер. Платье изготовлено с помощью 3D-печати из полимера ультрафиолетового отверждения. Платье из коллекции «Напряжение» (Voltage, 2013) сделано совместно с художником Филиппом Бизли и уже упоминавшейся исследовательницей Нери Оксман. В модели использованы кружева, вырезанные лазером из прозрачной пленки, микрофибры. Более ранняя модель – корсет из коллекции Сapriole, совместный проект с архитектором Исайей Блохом и компанией Materialize – весь будто собран из тазобедренных костей. Ван Херпен использует обычный для себя головокружительный набор материалов: в корсете соседствуют акриловые листы, полиуретановая смола, хлопок, плюс модель целиком собрана вручную.

Мы рассмотрели разные грани современного технокрафта: приверженцев этого направления и наиболее выразительные плоды их экспериментов. Двигаясь в едином русле, дизайнеры, мейкеры и производители каждый по‐своему трактуют союз технологии и ремесла, формируя сложный образ тенденции, которая, безусловно, еще будет развиваться и трансформироваться.

Объекты выставки «Это не копия. Дизайн между инновацией и имитацией»: Carbon chair, Марсель Вандерс и Берт Пот; Carbon Fibre Eames Sofa, Мэтью Стронг. © CID au Grand-Hornu – Cliché David Marchal