Текст книги "Степная луна белоголовых"

9

– Но ты же вернешься? – Марушка все никак не могла отцепиться от Ирри, заглядывала в глаза, не обращая внимания на слезы, непрерывно бегущие по круглым, румяным щекам.

– Не знаю… – Ирри обняла ее и подумала, что совсем в людях не разбирается. Надо же, она-то всегда считала, что подавальщица ее недолюбливала за то, что Ирри бесконечно шпыняла, не позволяла лениться и решительно пресекала все попытки дополнительного заработка самым древним из известных, неправедным путем. А, оказывается, все не так. – Держись Дождика и Ворчуна, они помогут. Они обещали.

Марушка всхлипнула сильнее, отвернулась, вытирая слезы.

А Ирри, игнорируя нетерпеливо гарцующих у порога близнецов, оглянулась на большую комнату таверны, прослужившей ей очень даже теплым пристанищем все эти месяцы… На темные от постоянно проливаемого пива столы, крепкие деревянные скамьи, пучки сушеных трав, развешанные по стенам для красоты и отбивания излишне неприятных запахов…

В груди что-то стеснилось, а на глазах выступили слезы. Ирри смахнула их, удивленно уставилась на свои пальцы. Надо же, из родного дома она не с такими чувствами уходила.

Хотя, там не было времени предаваться унынию…

И все равно. Именно здесь, в этом невзрачном месте, Ирри обрела в первую очередь саму себя, поняла, кто она на самом деле, чего стоит, на что способна…

В ладонь ткнулся мокрый нос Воронка, Ирри выдохнула и решительно шагнула в сторону двери.

Все. Эта часть ее жизни осталась позади, а впереди…

Она встретилась взглядом с Янгом, старшим из братьев Белоголовых, вздрогнула от дикого, темного голода в них, отвернулась.

Впереди будет явно непросто.

Через несколько часов, ощущая дикую ломоту в пояснице и немалую отбитость в интересной части женского тела, на которую очень даже реагируют мужчины, Ирри поняла, что «непросто» – это вообще неправильно подобранное слово. Слишком мягкое, чересчур.

Она стиснула зубы, заставляя себя не раскисать, выпрямила спину, с досадой вспоминая, что когда-то пренебрегала уроками верховой езды. Конечно, Ирри умела держаться в седле, и даже проявляла при этом грацию и изящество… Но, оказывается, в долгой дороге эти качества были не особенно востребованы. А вот выносливость, терпение и крепкая пятая точка, наоборот, помогли бы.

Ирри с досадой скосила взгляд на скачущих слева и справа от нее степняков. Надо же, до чего выносливые зверюги!

Они были в пути всего половину дня, остановившись только один раз на маленький привал, но Ирри уже выдохлась совершенно, с трудом держалась в седле, а проклятые степняки выглядели так, словно только что выехали на дорогу, свежие, бодрые и улыбчивые.

Они вообще оказались очень спокойными, постоянно улыбались, переговаривались между собой на своем варварском гортанном наречии, и как-то чувствовалось, что именно сейчас степняки – в своей стихии. Словно дикие волки в лесу, или свободолюбивые жеребцы в поле.

Ирри даже пару раз забывалась, рассматривая то одного, то второго близнеца, останавливая взгляд на лоснящихся голых руках, увитых узорами родовых, как она теперь знала, татуировок, по которым разбирающийся в этом человек мог выяснить, из какого они тейпа, как зовут их отца, как звали деда, прадеда и далее, вплоть до десятого колена. И чем славны были все эти люди. Оказывается, степняки очень серьезно относились к своим предкам, почитали их, как богов, свято веря, что именно они помогают выжить потомкам в этом непростом мире.

Все это Ирри узнала накануне, как раз после того, как близнецы спровадили восвояси офицеров и сидели в зале, перекусывая на ночь и разговаривая. Не с ней! Сама Ирри не стремилась к общению, предпочитая находиться за стойкой, или в кухне у Ворчуна, или проверяя что-то, короче говоря, занимаясь кучей ненужных дел, только чтоб занять руки и мысли.

Да и вещи следовало собрать… Пусть их мало, но кое-что было ценным, таким, что ни за какие деньги мира не купить. Мамина шаль, которой она укрывала Ирри и Рути, когда они болели… И курительная трубка отца… И первые серьги Ирри, доставшиеся ей по наследству от бабушки. Этого ничего оставлять было нельзя.

Потому разговоры близнецов с Дождиком и периодически присоединяющейся в мужчинам Марушкой Ирри слышала краем уха буквально…

И не понимала, почему ее так сильно раздражал веселый, ласковый голос Марушки, ее нечаянные прикосновения к близнецам, пальчик, водящий по темным линиям татуировок…

Ирри в такие моменты только отворачивалась, внутренне негодуя и никак не успокаиваясь.

Ее бесило спокойствие и неожиданная разговорчивость близнецов, их тяжелые предплечья на темной столешнице, увитые венами широченные запястья, светлая кожа, отливающая золотом в неверном свете огней таверны…

И темные взгляды, которыми они провожали ее каждый раз, стоило показаться в пределах видимости.

Зачем так смотрят? Тоже мне! У них, вон, ласковая Марушка под боком! Пусть на нее смотрят, раз уж так охотно рассказывают о себе и позволяют себя трогать!

Ирри ловила себя на этом кипучем гневе, переполняющем грудь, и удивлялась: что это она? Зачем так?

И вот теперь, в дороге, она нет-нет, да и гадала, утешила ли Марушка сегодня ночью братьев? Или нет?

Вчера-то Ирри спать отправилась рано, бросив на встрепенувшихся и наладившихся проводить ее близнецов косой предупреждающий взгляд. И показательно громко задвинула засов на своей двери прямо перед их непонятливыми носами.

А затем всю ночь, вместо того, чтоб спать и набираться сил перед дорогой, думала, развлеклись ли братья с подавальщицей, или нет?

Прислушивалась, боясь распознать вполне характерные звуки…

И ругала себя за эти мысли, за эти прислушивания…

Может, именно бессонная ночь была причиной того, что она так сильно устала уже к полудню? И постоянно зависала взглядом на то на одном, то на другом из близнецов? Вероятно…

А они ехали, явно наслаждаясь дорогой, периодически срываясь в галоп, скрываясь чуть ли не за горизонтом и возвращаясь обратно. Воронок, радуясь пробежке, охотно составлял им компанию, уносясь за пылящей по дороге лошадью темным мощным безмолвным вихрем.

Ему тоже нравилось путешествие.

Ирри, стискивая поводья, набиралась решимости, чтоб попросить остановиться, почему-то это казалось проявлением слабости… А она уже отвыкла быть слабой. Отвыкла зависеть от кого-то до такой степени…

И тут Раст, как раз некоторое время назад с радостным кличем унесшийся вперед, вернулся обратно, осадил лошадь рядом с братом и что-то ему коротко сказал.

Янг напрягся, ответил брату резко, гортанно, затем оглянулся на Ирри…

И она поняла, что привал, наверно, откладывается…

И что тяжести пути только начались…

10

– Нет! Я не согласна! Вы с ума сошли, что ли?

Ирри яростно смотрела то на одного близнеца, то на второго, и ловила себя на мысли, что, если б не татуировки, то в этот раз различить братьев точно не смогла бы. Упрямые выражения физиономий делали их совершенно одинаковыми.

А еще одна физиономия, смотрящая чуть снизу, мохнатая и нахальная, тоже выражала редкостное единодушие с двумя первыми.

Трое против одной. Если бы еще и жеребцы свои морды повернули и помахали ими, соглашаясь с ее спутниками, то был бы полный комплект. Единодушие по половому признаку.

Ирри неожиданно почувствовала себя немного беспомощной перед ними всеми и, вроде, слова правильные говорила, и доводы приводила разумные, но против сплотившихся в едином желании защитить ее мужчин ничего не могла поделать!

– Я не пущу Воронка! Вам надо, вы и езжайте, отвлекайте! Понятно?

– Нет, Луна, – ответил Янг, и его физиономия теперь выражала бесконечное терпение, а все остальные окружающие Ирри мужчины и особи мужского пола – такую же бесконечную поддержку говорящего, – нельзя. Воронок уведет жеребцов, а мы пешочком. Ты не волнуйся, он вернется…

– Нет! – Ирри всхлипнула и страшно удивилась этой слабости, опустилась на колени перед волком, и тот понятливо склонил к ней лобастую здоровенную башку. Ирри обняла его, зарылась пальцами в густющий мех, прижалась. От волка пахло лесом, степью и немного – жареными отбивными, которые сегодня утром готовил им в дорогу Ворчун. Такой родной, такой теплый запах… – Они его убьют!

– Посмотрел бы я на того, кому удастся хотя бы оцарапать сумеречную тварь… – пробормотал Раст, – не волнуйся, Луна, он не дурак совсем…

– Он всего лишь волк! И один! А их… Вы сами говорили, что их…

– Много, Луна, очень много… – завершил ее фразу Раст.

– А все потому, что надо было решать вопрос сразу, – проворчал Янг, – тогда, глядишь, вообще никаких остановок бы не было… А мы упустили тварей, а теперь бегай от них по всем лесам…

Ирри ничего не ответила, остро чувствуя свою вину. Ведь это она не дала убить офицеров, заставила братьев отправить их в казармы до суда. Почему-то Ирри, выросшая при гарнизоне и видевшая много соратников отца, думала, что понятия офицерской чести, долга, верности присяге – это не пустые слова для военных. И даже внезапное подлое предательство некоторых отцовских офицеров, включая личного адьютанта, не смогло ее полностью в этом переубедить.

Тем более, что эти офицеры-то – из личной гвардии императора! Это не просто набранные из сел при границе или в глубинке мужики и полу-аристократы! Это – дворянская кровь, честь и совесть армии… Они просто не могли связаться с разбойниками, которых сами же гоняли по всем окрестным лесам! Не могли так мерзко мстить!

Могли, оказывается.

И, если бы не умение близнецов видеть следы, распознавать их, читать, словно открытую книгу, то засада на одиноких путников могла бы увенчаться успехом.

Но Раст увидел поджидающих в кустах разбойников раньше, чем они его, сумел примерно прикинуть их количество, вернуться и, после краткого, но очень эмоционального совещания с братом и частично с Воронком, было принято решение отвлечь разбойников.

Пустить жеребцов с поклажей по другой дороге, делая вид, что путники передумали ехать у реки и решили свернуть, а Воронок должен был гнать лошадей как можно дальше…

И именно этот момент ужасно расстраивал Ирри.

До неожиданных слез и даже легкой, совершенно несвойственной ей истерики.

Она и не думала, что за такой короткий срок очень сильно привязалась к волку! Но, оказывается, привязалась…

– Так, все, времени нет, – окрик Янга прозвучал, словно щелканье хлыстом по потной лошадиной спине, – они сейчас поймут, что мы остановились, и придут глянуть, почему.

Раст, повинуясь жесту старшего брата, легко приподнял Ирри под мышки, а затем, когда она возмущенно завозилась, отказываясь вставать и разлучаться с Воронком, просто перекинул девушку через плечо, прихватил другой рукой ее небольшой, плотно набитый дорожный мешок и двинулся в сторону от дороги.

Янг остался рядом с Воронком, что-то ему серьезно втолковывая.

Волк понятливо скалился и иногда даже кивал здоровенной мохнатой башкой, словно человек.

– Нет, нет-нет-нет! – попыталась возмущаться Ирри, заливаясь слезами и не отрывая взгляда от двух фигур на окраине дороги, от которых ее очень быстро уносили, – пожалуйста… Пусть лошади сами! Пусть сами!

– Нельзя, чтоб сами, Луна, – миролюбиво прогудел Раст, аккуратно, бережно, но очень крепко придерживая ее за пятую точку одной лапой, – они сами недалеко убегут… А, значит, и те, кто за ними пойдут, вернутся скоро… А нам надо уйти так, чтоб не догнали, понимаешь? И не кричи, Луна, не надо…

Ирри только всхлипнула еще раз, потом еще… И в итоге, позволила себе зарыдать от беспомощности и тревоги. И понимания, что ничего, вообще ничего она не может сделать. Что все случившееся – из – за нее и ее глупых иллюзий и веры в честность людей… Какая честность может быть у тех, кто насилует женщин, пусть и стоящих ниже их по социальной лестнице? Никакой… О чем она думала, настаивая, чтоб этих офицеров отпустили?

И вот теперь ее ошибка, ее глупость может стоить жизни ни в чем не повинному Воронку… Да и Ирри сама с близнецами в опасности!

И единственное, что она может сделать в этой ситуации: не мешать мужчинам себя спасать.

Ирри перестала сопротивляться окончательно, сдавшись на милость жестких рук несущего ее неведомо куда Раста и привыкая к новой своей роли в жизни: роли груза, и, одновременно, источника возможных неприятностей.

Она тихонько и горько плакала, не забывая держаться за широкий кожаный пояс на брюках степняка и чувствуя, как от тряски и тяжести в животе, куда упиралось каменное плечо Раста, постепенно мутнеет в глазах.

Все же, переоценила она свои силы, с чего-то решила, что все выдержит… И вот оно, первое испытание, а она… Она ничего не может. Ни помочь, ни за себя постоять…

– Не плачь, Луна, – спокойно отозвался на ее сопение и слезы Раст, и тяжеленная лапа легко прошлась по бедрам, чуть крепче сжимая, словно он проверял, на месте ли она, реальна ли, – Воронок догонит… И все будет хорошо… Не плачь…

На этих словах Ирри и отключилась.

11

Сон был сладким. Таким… Волнующим, одновременно похожим на те, что иногда приходили к Ирри по ночам, особенно после первой и второй встречи со степняками, и не все же иным. Потому что в тех снах все было, пусть и крайне чувственным, но, тем не менее, немного нереальным. Фигуры, голоса, прикосновения… Сказочные, такие, как ей бы хотелось…

А этот сон отличался. В нем Ирри очень ярко ощущала тяжелое, взволнованное дыхание на своей коже, от которого мурашки разбегались волнами, и прикосновения, еле уловимые, едва заметные… Но такие остро-нежные, такие правильные, что все тело невольно начинало трясти, словно в болезненной горячке, и остановить это было невозможно.

Касания, скользящие, по рукам, обоим, одновременно вверх, затем вниз… По щекам, шее, спускаясь к груди…

И дыхание пропало. Причем, не у Ирри даже, она и без того не дышала практически, а то, чужое, тяжелое, что так будоражило и согревало одновременно.

Ирри невольно застонала, не желая терять его, вздохнула… И услышала над собой голоса, тихие-тихие, гортанные, низкие… Мужчины говорили между собой, и Ирри ни слова не понимала, просто слушала, почему-то наслаждаясь звучанием их.

А мужчины рядом с ней, судя по всему, прямо с двух сторон устроившись, ругались. Ирри не понимала смысла слов, но тон-то прекрасно распознавала.

Низкое, сдержанно-яростное рычание, резкие звуки, контрастом к предыдущему сладкому и правильному ощущению их рук на себе… До боли неприятный контраст, да. И он нарастал и нарастал.

Ирри, решив, что, если протянет еще чуть-чуть, то степняки, а в том, что рядом с ней именно они, сомнений не было, просто подерутся, открыла глаза.

Назревающая ссора тут же прекратилась, и на Ирри уставились две пары встревоженных голубых глаз.

Голубые… Такие яркие, такие пронзительные… Как она раньше не замечала?

– Луна… – ожил Янг и бережно дотронулся до ее щеки, убирая локон, – как ты?

Ирри хотела сказать, что нормально, затем хотела спросить, где они, потому что совершенно ничего не видела, кроме белеющих в полумраке лиц близнецов, но почему-то вместо этого спросила:

– А почему Луна?

Голос ее прозвучал едва слышно, но близнецы замерли, переглянулись, словно мысленно переговорили друг с другом, и затем Янг ответил, так же тихо:

– В степи луна – редко бывает… У нас очень высокое небо, знаешь… И на нем постоянно дымка. Так что степная луна – это подарок путнику. Знак того, что дорога будет легкой. Луна нам благоволит… И когда мы родились, шаман, как обычно предсказывая будущее детей тагана, увидел на нашем с братом пути необычную, очень яркую степную луну. И обещал нам великое будущее. Мы объединим под своей властью все тейпы, станем самыми великими таганами степи… Если сумеем найти и забрать себе свою луну. Он не объяснил, что это значит…

– И долгие годы мы жили, не думая об этом… – продолжил Раст, а его ладонь мягко легла на руку Ирри, согревая, даря обещание безопасности, – пока не встретили тебя, Луна.

Ирри могла бы ответить, что это бред – верить в предсказания какого-то язычника, что она, Иргерда Саввон – дочь генерала, пусть и казненного по ложному обвинению, от этого он генералом быть не перестал, и прошлое ее никуда не делось.

А еще она могла бы сказать, что будущее свое видела совершенно по-другому, и не собирается быть непонятно какой Луной для двоих степняков. И что это стыдно, порочно, неправильно, в конце концов!

Могла бы.

Но вместо этого Ирри почему-то просто протянула ладонь и легко коснулась лица склонившегося над ней Янга.

Кожа на щеках у него была колючая, заросшая жесткой щетиной, а губы – твердые, горячие, податливо разомкнувшиеся под ее лаской… Янг поймал зубами кончики пальцев Ирри, прикусил… Рядом взволнованно вздохнул Раст, а ладонь его сжала руку Ирри, потянула тоже к губам… И через мгновение кончики пальцев второй руки обожгло прикосновение зубов.

Ирри лежала, переводя взгляд с одного брата на другого, немного растерянная, напряженная… и возбужденная. Жаркая, горячая волна перетекала от тех мест на коже, где пока еще нежно и томно касались губы близнецов, ниже по телу, скапливалась в груди и жаркими приливами катилась вниз, к животу, до боли, до остроты и невозможного стыдного желания сжать бедра, чуть-чуть унять это, уже немного знакомое по недавним возбуждающим снам состояние.

Ирри, не понимая, что делает, чуть выгнулась в пояснице, запрокинула подбородок выше…

И на мгновение показалось, что оглохла, настолько острая, всепоглощающая тишина наступила… Чтобы через мгновение сорваться в бешеный ураган, закруживший Ирри в диком своем водовороте…

После Ирри, даже специально напрягая память, не сможет вспомнить ни одного отдельного мгновения этой безумной ночи… Или дня? Или вечности?

И забыть тоже не сможет.

На нее набросились с двух сторон одновременно, поглощая собой, своими руками, губами, дыханием влажным и горячим, растворяя в себе.

Ирри не успевала даже отвечать на бесконечные, жаркие, безумные поцелуи, не успевала стыдиться их порочности, закрываться от настойчивых рук и возбужденного, обжигающего кожу буквально везде, в каждом уголке тела, дыхания. Она ничего не успевала.

Словно в самом деле стихия закружила, с ума свела…

Ирри считала себя опытной, грамотной в общении с мужчинами женщиной, но сейчас весь ее опыт оказался пустышкой, детским лепетом по сравнению с тем, что происходило, что делали с ней близнецы.

Причем, делали одновременно, настолько слаженно, настолько невероятно, что Ирри не могла даже отследить, когда один брат сменялся другим, когда целовал ее в губы Янг, и шептал непонятные, но определенно горячие слова на ушко Раст.

Когда тяжеленные ладони Янга стягивали с нее одежду, легко и практически незаметно, видно, учтя прошлый не самый хороший опыт.

Когда Раст, мягко, но настойчиво разворачивал ее к себе спиной, ставил на колени… А через мгновение Ирри ахала от влажного, ужасно непристойного прикосновения языка там, где никто никогда… Таким образом… Разве это можно? Ах… Выгибаясь непроизвольно, стремясь уйти от того, что непонятно, страшно, безумно, Ирри только бессильно вздыхала, не в силах сдерживаться.

И все это время она смотрела прямо в глаза Янга, оказавшегося перед ней и жадно отслеживающего каждое изменение в ее лице, ловящего губами каждый изумленный вскрик.

Ирри в мольбе тянула к нему руки, не понимая, что с ней делает Раст сзади, и стыдливо не желая принимать эту слишком неправильную ласку, и толком не могла ничего сказать, лишь стонала и закатывала невольно глаза. Потому что невозможно соображать и говорить, невозможно вообще слова вспомнить хоть какие-то, когда такое, такое…

Янг, прекрасно понимая, что с Ирри делал его брат, явно не собирался ее спасать, а, наоборот, наслаждался ее потерянной покорностью, ее безумием, невозможностью контролировать себя… И, все так же внимательно и жадно глядя ей в глаза, взял за руку, широко лизнул ладонь, вызвав этим еще большую дрожь от недоумения и страха перед неизвестностью… И затем положил ее на себя. Прямо туда. Вниз. На то самое место, название которому Ирри знала, конечно, но никакие опытность и умение обращаться с мужчинами не позволяли ей даже в голове его хоть как-то называть.

Слишком… стыдно.

Правда, учитывая все происходящее, это был меньший из всех стыдных моментов… Что в настоящем, что в будущем.

12

– Испугалась, Луна? – голос Янга был хрипловатым, в нем тихо и сладко царапали слух еще не успокоившиеся повелительные ноты, что звучали совсем недавно здесь, в этой сухой и теплой пещере, так удачно скрывшей беглецов от погони.

Ирри ощутила, как тяжелая, горячая ладонь скользит по влажной от испарины спине, и блаженно прикрыла глаза, ничего не ответив. Потому что просто не в силах была что-то говорить и соображать.

Мыслей в голове не водилось никаких, и эта непривычная пустота не расстраивала, а дарила блаженное спокойствие и негу.

По голой лодыжке поползла еще одна рука, а затем там же прикоснулись к подрагивающей от томного, долгого удовольствия коже теплые губы… Пока еще мягко, совсем не настойчиво, но все внутри тут же отозвалось на эту ласку, такую сладкую, такую лениво-восхищенную.

Ирри никто и никогда не целовал там… Так… Ее бывший жених, память о прикосновениях которого уже окончательно выветрилась из головы после случившегося недавно, оставив лишь недоумение: как она могла принимать то, что он с ней делал, за изыканные ласки? Вообще, как такое слово связалось с ним в одном предложении?

Ее бывший жених никогда не целовал ей ноги. Руки, да, бывало, целовал… Как целуют галантные кавалеры дамам пальчики, считая, что именно в этом выражаются их чувства.

Какая глупость!

Теплые губы Раста, который, как выяснилось в процессе их… Ирри не могла даже обозначить правильным словом то, что тут происходило, не было у нее таких слов в голове… Их… общения? Пусть будет так… Невинно и, в принципе, правильно. Они же общались? Общались. Общаться можно по-разному же…

Маладший близнец, как выяснилось практическим общительным путем, очень любил вот такие, долгие, неторопливые, сладкие ласки, любил целовать, гладить, нежить… И не было для него ни одного недоступного места в теле женщины, все нравилось, все считалось достойным внимания, самого пристального.

И сейчас его ужасно заинтересовали ноги Ирри, ее лодыжки, тонкие щиколотки, ступни, пятки и даже пальчики, хотя Ирри их пугливо и стыдливо поджимала, некстати вспомнив, что больше половины дня в обуви провела…

Но Расту было, судя по настойчивости и сытому, довольному урчанию, все в удовольствие. Ирри ощутила, как крепкие, с чуть выступающими, словно у дикого зверя клыками, зубы младшего близнеца прикусывают щиколотку позади, в самой узкой, самой нежной части, и дернулась от сладкой волны острого удовольствия, прошившей ее до самой макушки, да так сильно, что даже волосы чуть приподнялись, кажется. Она и не знала, сколько у нее таких, поистине чувствительных мест в теле! Не знала, что от одного лишь прикосновения можно забиться в долгих судорогах наслаждения!

Она, оказывается, ничего про себя не знала.

Ирри чуть выгнулась, непроизвольно попытавшись дернуть ногой, но Раст одним движением широкой ладони прекратил эти попытки в высвобождение, прижал ее к в вороху одежды, на котором они все это время лежали, и продолжил свое нежное, плавное, но такое неотвратимое порабощение ее тела.

А старший близнец, оказавшийся в… общении более властным, более жестким и довлеющим, просто наблюдал за тем, что делал его брат, обманчиво мягко поглаживая Ирри, проводя сухими, чуть шершавыми пальцами по шее, затылку, а затем одним плавным движением подтянул ее повыше, себе на колени.

Ирри не стала противиться, какой в этом был смысл, теперь уже, после всего случившегося?

Просто легла полубоком, удобно расположившись так, чтоб ноги остались в доступе Раста, крайне недовольно зарычавшего, когда у него на полсекунды забрали добычу. Теперь Ирри смотрела в темные в полумраке пещеры глаза Янга. И невольно обдумывала смысл его вопроса.

Испугалась? Она? Когда? Когда была погоня? Или сейчас?

Ирри честно поискала внутри ответы на все эти вопросы… И так же честно ответила:

– Нет.

Во время погони она, конечно, испытала страх, но в основном из-за того, что Воронок мог пострадать… И сейчас ее больше кололо чувство стыда и тревоги из-за него. Ведь волк подвергался опасности, пока она тут… Ох, все же какая-то неправильная она женщина! Нельзя так… Забываться…

Но в этот момент тяжелые ладони Раста одновременно прошлись вверх по ногам, сжались на бедрах, и Ирри опять вздрогнула. Похоже, братьям было мало одного раза… Ненасытные… И она… Она тоже ненасытная… И развратная…

Янг провел пальцем по губам Ирри и прошептал:

– Это правильно, Луна наша… Тебе больше нечего бояться… Никогда в жизни ты не будешь больше бояться… Ты с нами теперь…

И почему-то эти, очень уж властные, очень подчиняющие слова отозвались в груди Ирри не негодованием и протестом, а сладким, будоражащим током крови, от которого зашумело в голове.

Она облизнула губы, стремясь собрать с них вкус Янга, его пальцев, его кожи, и зрачки у старшего близнеца еще сильнее расширились.

Он вздрогнул и молча откинул с паха ткань, выпуская на волю свое тяжелое и уже опять готовое к бою орудие.

Ирри впервые видела его настолько близко, а потому замерла, ловя себя на бесстыдном интересе.

Большой, с крупным навершием, сквозь кожу просвечивали вены…

Она опять почему-то облизнулась…

– Поцелуй его, Луна… – со странной мольбой в голосе сказал Янг, – пожалуйста… Он жаждет ласки твоих губ…

Позади послышался шорох, затем сдавленное возбужденное рычание, и Ирри опять аккуратно поставили на колени, заставив упереться ладонями в бедра Янга.

Он приподнял ее за подбородок посмотрел в глаза…

А затем ладонь его переместилась на затылок и надавила. Чуть-чуть. Не заставляя, просто упрашивая.

В ягодицу вполне однозначно впились клыки Раста, причиняя сладкую, томную боль, Ирри дернулась и подалась вперед, прикоснувшись губами к самому навершию возбуждающе пахнущего орудия. Янг в этот момент дернулся и что-то хрипло пробормотал на своем гортанном наречии.

Ирри подумала, что надо будет выучить их язык. Просто, чтоб понимать, что именно они такое ей шепчут, когда… вот так общаются…

А затем позабыла все свои мысли, потому что навершие на вкус было необычным, чуть-чуть терпким, странным. И приятным. Ирри захотелось распознать потщательней, что же это такое, и она обхватила губами побольше плоти, насадилась сильнее ртом, пробуя аккуратно, как тот изысканный десерт из замороженного молока, который когда-то привозили торговцы в гарнизон. Он тоже, помнится, был в таких вот брикетиках продолговатых…

Янг застонал громче, мучительно так, словно ему было больно, но, едва Ирри захотела выяснить, нравится ему или нет, как ладонь на затылке вполне однозначно надавила сильнее, заставляя спуститься по стволу вниз, практически уткнуться в светлые волосы в паху…

Ирри чуть задохнулась, в глазах потемнело, и одновременно с этим Раст жестко толкнулся сзади, проникая сразу на всю длину в пульсирующую влажность.

Это было уже чересур. Слишком остро, слишком!

Ирри застонала, подалась назад, выпуская изо рта орудие Янга, попыталась оглянуться на Раста, держащего ее за бедра и начавшего двигаться сразу в жестком темпе, с оттяжкой, с четким завершающим толчком в финале, от которого из глаз буквально искры сыпались…

Но Янг не позволил ей оглядываться, властно вернул обратно, провел пальцем по губам:

– Сладкие губы, Луна… Ты мне сейчас все небо подарила… Хочу еще… Дай мне еще!

И столько было в этом приказе мольбы, что Ирри, хоть и сходила с ума уже от равномерных, тяжелых толчков Раста, полностью растворяясь в этом древнем ритме, послушно раскрыла губы и обняла ими навершие, пахнущее уже ею. И Янгом.

Он сжал волосы Ирри на затылке и принялся толкаться в раскрытый рот так же ритмично и грубовато, как и его брат – в ее тело позади.

Ирри просто потеряла себя. Опять. Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь только на ощущениях: ритмичных движениях братьев, острых запахах их тел, властных ладонях на пояснице и затылке, звуках, неприличных, развратных, стонах, гортанных возгласах. Вся эта какофония складывалась постепенно в одну мелодию, волнующую, жесткую, но незабываемую. И Ирри была в ней в роли главного, ведущего инструмента…

Безумие, продолжавшееся, по ощущениям, целую вечность, а на самом деле, совсем недолго, завершилось закономерно: неудержимой волной удовольствия, прошившей Ирри от кончиков пальцев до макушки, жесткими, уже хаотичными движениями ее любовников, вкусом Янга на губах, каменеющими от напряжения и предвкушения пальцами Раста на бедрах…

Это было настолько правильным завершением, что из Ирри, кажется, весь воздух вышибло. И ее саму вышибло из тела куда-то в небо.

Без сил упав на влажную голую грудь Янга, ощущая, как гладят, гладят, нежат безостановочно, завершая мелодию, завихряя ее для них троих, ладони Раста, она услышала низкий голос старшего близнеца, уже без этих властных нот:

– Это – самое лучшее в моей жизни…

– Да… – прохрипел согласно Раст позади и потянул Ирри на себя, чтоб широко лизнуть острый, сморщенный сосок и зажмуриться от удовольствия… – в нашей жизни… Наша Луна с нами, брат…

– С нами… – эхом откликнулся Янг, возвращая Ирри обратно к себе на грудь и нежно прикасаясь губами к ее губам. Затем он заглянул ей в глаза и спросил, – с нами же?

И Ирри кивнула, вообще не понимая, что происходит сейчас.

Да и не было у нее на это сил.

– Небо и Луна, – прошептал Янг.

– Небо и Луна, – повторил за ним Раст.

– Небо и Луна, – пробормотала Ирри, просто потому, что именно это показалось сейчас правильным.

И в этот момент словно что-то прогрохотало вдалеке, закрепляя эти слова, эту неведомую Ирри клятву.

А затем в круглом проеме пещеры появилась здоровенная волчья башка, и раздался радостный тихий взвизг.

Ирри, тут же придя в себя, встрепенулась и радостно повернулась в сторону выхода.

– Воронок! Длань Матушки! Воронок!

Она торопливо принялась вставать, используя в качестве опоры своих любовников, попутно накидывая на себя одежду, а Янг, послушно помогая Ирри облачиться в свою рубаху, проворчал с досадой:

– Засранец… Не мог еще погулять…

– Сумеречный гад, – подхватил Раст, натягивая штаны и с грустью и неудовлетворенной жадностью рассматривая полуголую Ирри, уже обнимавшуюся с Воронком, – такой же, как и его братишка двуногий…